ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ДИАЛЕКТИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ ГОРОДА

Если какой-нибудь урбанист, сторонник теории постепенной прогрессивной эволюции, попытался бы изложить нам историю городов, начиная с древнейших городов-крепостей и вплоть до современного Лондона, как некий непрерывный процесс роста и усложнения, согласно закону интеграции и дифференциации Герберта Спенсера, то он потерпел бы решительную неудачу.[65] На самом деле город появлялся в одной типичной своей форме, развивался и исчезал, чтоб уступить свое место городу с совершенно иными существенными признаками, и так несколько раз, в зависимости от диалектической смены эпох, ибо город как социальное явление есть прямой результат данного преходящего экономического базиса.

дикое состояние, в которое включается как первобытный коммунизм, так и первобытная родовая община; 2) азиатское (кастовое) хозяйство; 3) античное (рабовладельческое) хозяйство; 4) средневековое (феодально-крепостное) хозяйство; 5) современное (капиталистическое) хозяйство и 6) будущее (социалистическое) хозяйство. Всем этим типичным эпохам, если не считать дикого состояния, в котором город как оседлое скопление людей возникнуть не может, соответствует и своеобразный тип города: 1) азиатский город (город-крепость), античный город (город-государство), 3) средневековой город (город цехового ремесла), 4) современный город (город торгового, промышленного и финансового капитала) и 5) будущий город. Как ни опасно строить схемы в вопросах социальных, но перечисленные типы городов выступают так ярко и выпукло в своих существенных признаках и формах, что научный исследователь был бы не прав, если бы он в данном случае отказался от типизации. Если вообще возможна история десятков тысяч городов, существовавших на земном шаре, то она мыслится только в пределах такой упрощающей классификации.

Учитывая индивидуальные особенности, связанные с национальными различиями, историческими случайностями и ролью личности, мы все же можем синтетически описать этот тип города, разбив его впоследствии на две категории: город чисто потребительный и город полупроизводительный.

Этот город есть не что иное, как военная резиденция деспотического главы племени - его жилище, а также орудие защиты и господства. По общему правилу - "сколько деспотов, столько и городов". Чуть ли не каждый глава племени, фараон, сатрап, хан, султан и т.п., основывая царство или полу

чив наследство, приказывал строить себе свой собственный город, приноровленный к его вкусам и планам. Как уже указывалось выше, прежде всего строился укрепленный дворец для самого деспота и затем многочисленные постройки для его жен, телохранителей и несчетного количества рабов, а также храмы национальных божеств. Все это обносилось крепкой стеной, и отсюда, по удачному выражению Б ю х е р а, вождь господствовал над окрестным населением, "как хищный зверь, живущий в берлоге, в которую он стаскивает добычу".

В экономическом отношении такой город не имел производительного характера. Он жил, во-первых, натуральной данью и оброками, которые приносило вождю подвластное население, и, во-вторых, плодами военных набегов, периодически предпринимаемых вождем. Хотя в древнем городе-крепости, по описаниям исследователей (Мейера, Эрмана, Брэстеда), часто находилась площадь для "рынка", но этот рынок был чисто репартиционного характера, и с в о и х продуктов город там не обменивал.

Все это бесспорно, но много разногласий до сих пор возбуждает вопрос оплощади рассматриваемых городов. Одни приписывают им иоистине баснословные размеры, опираясь на рассказы путешественников о сохранившихся еще развалинах стен, на свидетельство старинных летописцев и библейских легенд; другие, наоборот, настаивают на весьма скромных размерах примитивного города-крепости. Упомянутый вопрос, однако, далеко не так трудно разрешить, как это кажется на первый взгляд.

Громадное большинство описываемых городов были действительно весьма невелики, хотя они и поражали подчас грандиозностью и великолепием дворцовых зданий и храмов, построенных рабским трудом. Поселение, имеющее чисто потребительный характер, возникшее в эпоху примитивной техники и варварских путей сообщений и к тому же весьма недолговечное, живущее, как мы можем это наблюдать и теперь на примерах патриархальных народностей, лишь в течение одного поколения (до смерти вождя или разрушения на войне), не могло быть, как п р а в и л о, ни чрезмерно людным, ни слишком обширным. Э р м а н,[68] описывая самый старый египетский город, о котором мы имеем отчетливое представление, а именно Кахун, резиденцию Сезостриса И, основанную за 2000 лет до нашей эры, говорит, что площадь его была равна только 350-400 квадратным метрам, причем рабочий (рабский) квартал города, занимавший V4 его территории (около 105 кв.

укрепления, 2) недолговечность, 3) скромные размеры городской территории и населения и 4) чисто потребительный его характер. Все эти связанные между собой признаки прямо вытекают из особенностей древнефеодальной рабовладельческой эпохи, создающей город "по своему образу и подобию".

Однако на протяжении веков всегда бывают исключения из общих правил, и если эти исключения более ярки и любопытны, чем правила, то на них подчас и направляется все внимание. Наряду с описанным типом древнейшего города, как он возникал и исчезал в разных странах в сотнях и тысячах случаев, оставляя за собой лишь развалины, развилось в ту же эпоху и несколько всемирно прославленных грандиозных центров (Вавилон, Мемфис, Ниневия), к созданию которых, при особом стечении обстоятельств, были экономические и политические предпосылки. Представим себе специальное сочетание счастливых условий: особенно удачно выбранное местоположение города в отношении климата, почвы, рельефа местности, густоты соседнего производящего населения, а также длительное и сравнительно мирное процветание как царства, столицей коего является город, так и династии, его возглавляющей. При таких условиях выбирать новое местоположение и строить новый город нет смысла, и город приобретает признак сравнительной долговечности. Этот признак неизбежно влечет за собой и другие. Долговечный город, столица процветающего царства, имеет внутреннюю потребность становиться более людным и застраиваться, но этому препятствует чисто потребительный характер города и крайне экономное распределение территории, заключенной в стенах, "как в панцыре" (выражение Геродота). Тогда город теряет свой потребительный характер и постепенно приобретает новый полу- производительный характер. Однако единственным производством того времени является экстенсивное земледелие и единственной его формой - натуральное (ойкосное) хозяйство.

У последней категории городов остается лишь один отличительный признак, свойственный типичным городам примитивных деспотий, а именно их стены и укрепления. Во всем остальном они отличаются от своих "собратьев". Размеры их поистине колоссальны, хотя и можно допустить, что первые летописцы, легенды и позднейшие путешественники несколько преувеличивают, т.е. принять объяснение Богданова, утверждающего, что только развитие обмена создает "точный счет", а натуральное хозяйство "мерит на глаз", который может и ошибаться. По Геродоту, например, Вавилон имел в

окружности 480 стадий, т.е. 88 километров;[69] согласно пророку Ионе (Ш, , Ниневия была протяжением в три дня пути, а по рассказу Аристотеля, когда Вавилон был взят, то часть его населения узнала

о              том только через три дня. Однако эти города не имели ничего общего с нашими современными городами-гигантами. Они представляли собой в сущности целые простейшие государства, обнесенные стенами, и своеобразное сочетание города и деревни. Поражают также в них, судя по описаниям, и ненужные, но великолепные затеи, вызванные расточением тяжелого труда, - пирамиды, башни, грандиозные храмы, высокие набережные, искусственные бассейны, даже отводы рек - при одновременной грязи, вони и скученности рабских кварталов и, конечно, в общем, полном отсутствии современной техники благоустройства.

Итак, общий вывод ясен: конъюнктура древнейшей эпохи, т.е. деспотическое самодержавие на основе примитивной техники, рабского труда, натурального хозяйства и экстенсивного земледелия, только и могла создать описанные нами типы потребительного и, как исключение, полупроизводительного большого города.

Некоторые урбанисты и историки (Анциферов,[70] Henry М а г - t i n,[71] Zi m m e г n и др.), наряду с городом-крепостью примитивных деспотий, выдвигают как особый тип города древнейшей эпохи так называемый первобытный город-село, застроенный землянками, деревянными хижинами и населенный чисто земледельческим, полудиким населением, едва вышедшим из периода родовой общины, а также жрецами примитивных культов. Такие сельскохозяйственные "города", описанные еще Г о м е р о м, встречались, например, у галлов, бриттов, иберийцев до их покорения римлянами, но они едва ли заслуживают зачисления в особый тип города в научном смысле этого слова, так как отличаются от деревни разве только несколько большей людностью. Равным образом нельзя считать городами староиндийские крупные общины, вроде Калькутты, которые представляли группы деревень, имеющих "в городе" только общее пастбище,[72] или же те обнесенные стенами "города" Средней Азии с их пашнями и обширными загонами для скота, которые служат местом спасения и питания людей в случаях неприятельской осады.[73] Вторым, по времени возникновения, основным типом городского строя является, несомненно, "город-государство" античного мира (по-древнегречески n6Xiq, по-немецки Stadtstaat, по-английски citystate). Это в высшей степени интересное явление, впервые описанное Fustel de Coulanges в его классическом труде "La спё antique",[74]

возникло также в рабовладельческую эпоху, но в значительно более поздний ее период, когда, вместо повсеместного, однородного натурального хозяйства и застывших каст древнего Востока, мы встречаем уже значительное разделение труда, некоторое развитие торгового капитала и связанную с ними оживленную борьбу классов. В это время ликвидируются грубые типы господства и простейшие единоличные формы власти, а закладывается новая дифференцированная система политического управления, опирающегося на города как на социально-энергетические центры и на возникшее в них своеобразное классовое расслоение. Эта эпоха служит богатейшим историческим источником и для современной ’’муниципальной науки”: самые понятия ’’городского хозяйства”, "городского благоустройства" возникли там; оттуда же вышли и такие термины, как "коммунальный", "муниципальный", "куриальный". Более того: все важнейшие проблемы муниципально-общинного управления и самоуправления впервые зародились в "городе-государстве" греков и римлян.

Сущность рассматриваемого понятия - в отожествлении государства и города. Греческое слово "я6А,ц" и латинское "civitas" значат одновременно и государство и город. Всякий город с окружающей его территорией есть уже государство, каждое же государство сводится к городу или к союзу городов. Это тесное сплетение двух различных по существу понятий объясняется поглощением деревни городом в античном мире. Из двух составных частей "государства" "город, - по выражению Н. М а г t i n, - в древнем мире был в с е, а деревня ничто". Город, как экономический "паразит" деревни, как средоточие политической, юридической, научной, художественной, религиозной жизни и как военно-административный центр, совершенно не считается с деревней, смотрит на нее как на "варвара", которого надо использовать. Афины ведут свою политику, войны, переговоры, заключают договоры за всю Аттику. То же делает и Рим, навязывая деревне свою волю. Полноправный гражданин (civis) - это член гражданской общины (civitatis), т.е. горожанин. И за все время господства города-государства, т.е. в течение многих столетий, деревня и сельское население поражает своей чисто служебной ролью, своим неустройством и бесправием: она посылает в город всех своих энергичных людей, военных рекрутов, платит ему подати, доставляет хлеб, но не получает взамен никакого эквивалента. Город даже не управляет ею, а только приказывает. Прежняя роль единоличного деспота в отношении деревенского населения перешла к городскому общежитию и к городским союзам, т.е. к гражданской общине.

Этот типично городской характер античной цивилизации объясняется теми же экономическими и политическими предпосылками эпохи. Деревня в то время продолжала вести свое домашнее натуральное хозяйство и была чужда какой бы то ни было политической интеграцйи. Стройная и сложная политическая система греков и римлян в процессе организации только в городах могла находить свои опорные пункты: с невежественной и политически-пассивной деревней ей делать было нечего. При распространении господства на варварские страны Риму не могло хватить и государственных агентов для

осуществления своей власти на всей территории: естественно поэтому, что древняя история Европы была эпохой развития союзов между отдельными городами на началах гегемонии, а Римская империя оказалась в конце концов, по выражению проф. Н.И. К а р е е в а,[75] "громадной федерацией муниципиев, урбанизировавшей и те области, в которых раньше не было городов".

К тому времени, когда греки начали осуществлять свой "синой- кизм", т.е. слагать густо населенные пункты Эллады в города-государ- ства, города-крепости восточных деспотий уже отжили, по-видимому, свой век как экономически, так и политически. Центр тяжести цивилизации и социальной энергетики переносится в бассейн Средиземного моря, и постепенно все народы и даже небольшие племена, живущие в том районе - от Малой Азии до Испании и Галлии - собираются в городах.[76] Города этой новой цивилизации (Афины, Спарта, Рим, Карфаген, Виена, Массилия) постольку отличались от примитивных городов- крепостей, поскольку различались две эпохи. Социальная структура, быт, темп жизни и даже внешний вид античных "полисов" имел весьма мало общего с примитивными городами, и эти различия, по мере исторического развития греко-римского мира и усиливающейся борьбы классов, все время продолжают углубляться. Городские укрепления и стены понемногу перестают играть свою первостепенную роль, единоличный деспотизм заменяется коллективным муниципально-политическим самоуправлением знати и затем демоса; под влиянием усиленного роста обмена крепнут гавани, распространяется наука и искусство, города застраиваются разнообразными зданиями, служащими новым потребностям, и начинают заботиться о своем благоустройстве (водоснабжение, термы). В то же время, наряду с отличиями между упомянутыми типами городов, нельзя не отметить и черт глубокого сходства, коренящегося в неликвидированном еще рабстве. Прежде всего следует констатировать тот факт, что города-государства продолжали носить все тот же потребительный характер. Они жили тем, что создавали для них окружающие их сельские местности или что получалось со стороны, от покоренных народов или союзников. Не производя в сущности ничего, кроме культурной роскоши, и с помощью того рабского труда рассматриваемые города были, с одной стороны, проводниками греко-римской культуры, а с другой - эксплуататорами в полном смысле слова. На этот паразитический характер античных городов, осуществляв-ших свое накопление и свое развитие за счет сельского хозяйства деревни и рабского труда, неоднократно указывали и К. Маркс и Энгельс. Эти же эксплуататорские и паразитические свойства, как коренное противоречие античного мира, постепенно усиливаясь, повели к разложению и упадку городов-государств и их федераций, к их полнейшей внутренней деморализации, и волны нашествий более молодых кочевых орд с Востока, встречая все меньше сопротивления, в конце концов смыли античную культуру. На развалинах этой последней возникает новая,

германская культура, а с нею и новый тип средневекбвого европейского города. Нам думается, что, при всей схематичности и обобщенности нашего краткого изложения вековых процессов, диалектическое развитие города на основе меняющейся экономики эпох выступает достаточно рельефно.

Остается сказать несколько слов о населении и размерах города- государства.

"Национальный эллинизм, - говорит Б ю х е р,[77] - не выдвинул совсем больших городов. Греки считали свои маленькие государства-города, - в которых голос оратора на базаре слышен собранью всего народа и граждане лично знают друг друга, - за выражение величайшего политического смысла. То, что описано Платоном и Аристотелем, в существенных чертах своих взято из этой действительности. Самый большой город древних греков - Афины - в период его расцвета, по последним исследованиям, не имел более 100 тысяч и в крайней случае - 150 тыс. жителей. И даже это сравнительно небольшое количество населения могло питаться, при незначительных собственных источниках дохода, лишь благодаря господству Афин в Делосском союзе над сотнями обложенных податью городов, островов и местечек и благодаря гавани Пирею, из которой по укрепленной стенами дороге доставлялся хлеб. По общему правилу, при неразвитых путях сообщения и потребительном характере города, больших центров создаться не может. В смысле классового расслоения население городов-государств было довольно разнообразно. Знать, т.е. владельцы латифундий и помещики, жившие, как все "благородные" граждане, вне деревни, всадники, ростовщики и торговцы, квалифицированная интеллигенция и специалисты (особенно скульпторы, зодчие, философы, адвокаты), ремесленники, преимущественно из чужеземцев и рабов, и, наконец, вся масса рабов, составлявшая большую половину населения, - рабов бесправных и очень часто непроизводительных, занимавшихся в городе только личными услугами, - таково в общем и целом население гдродов-государств.

Италийские города, не говоря уже о городах Галлии, Испании, были также относительно скромны по размерам людности. Исключение составлял Рим, как господин, культуртрегер и экономический паразит мира, к которому стекался весь цвет сотен народностей и все их богатства. Раскинувшийся на семи холмах, блещущий мрамором и в первую пору своей жизни "гражданскими добродетелями", он имел, по-видимому, не менее миллиона жителей, живших плодами нескончаемых и победоносных войн. В эпоху империи, развращенный рабским трудом, даровым хлебом и кровавыми зрелищами, он падал ступенью ниже с каждым поколением и погряз в чудовищной беспринципности, сделавшись наконец сам легкой добычей варваров. Впрочем, Рим, как первоисточник государственных систем правотворчества, сложной техники городского благоустройства в целом ряде областей (водопроводов, купален, шоссированных путей) и муниципальной терминологии, остается для современ

ного городского хозяина в высшей степени интересным объектом изучения. Без достижений Рйма у нас едва ли могло бы существовать современное муниципальное хозяйство. Третьей ступенью в диалектическом развитии городов был средневековой город, о начальном генезисе которого мы уже говорили с достаточной подробностью. Созданные Римом города были как в Италии, так и в Галлии, Британии, Испании разорены, сожжены, обезлюжены, вследствие набегов готов, гуннов, вандалов, норманнов, сарацын, сарматов, венгров и других кочевых орд Востока и Юга. Городское строительство начинается сызнова, на новых основах, предопределенных экономическими отношениями новой эпохи. Разыгрывается третий акт муниципальной истории, который настолько сложен, что его изложение приходится выделить в особую главу.