На протяжении 1991-2012 гг. развитие многогранного, разноуровневого, взаимовыгодного сотрудничества с государствами Центральной Азии неизменно провозглашалось одной из приоритетных задач внешней политики Российской Федерации. Центральная Азия, обладающая выгодным географическим положением, богатыми и разнообразными природными ресурсами, ценным демографическим потенциалом, сравнительно развитой и диверсифицированной экономикой, имеющая крупную русскоязычную диаспору, издавна поддерживающая с Россией самые тесные связи в различных областях сотрудничества, традиционно представляет для нашей страны особый интерес, и подобное положение имеет долгосрочный, а не конъюнктурный характер. В данном контексте особую значимость приобретает всестороннее и комплексное изучение особенностей внешней политики Москвы в центральноазиатском регионе. К настоящему времени по соответствующей тематике сформировалась внушительная источниковая база, охватывающая практически все аспекты двустороннего и многостороннего взаимодействия России и стран Центральной Азии. Данные источники представлены разнообразными международными соглашениями, нормативно-правовыми актами и материалами органов государственной власти Российской Федерации, каждого из государств изучаемого региона, третьих стран, документами международных организаций, печатными трудами и текстами выступлений политических деятелей России и центральноазиатских республик, публикациями периодической печати и электронных средств массовой информации. При этом наибольшим богатством и разнообразием отличаются источники российского, казахского и киргизского происхождения, а также документы органов государственной власти западных стран и различных международных организаций. В то же время, данные по внешней политике Таджикистана, Узбекистана и Туркмении являются труднодоступными, а сообщения в средствах массовой информации данных республик подвергаются тщательной цензуре и регулярной ротации. При изучении особенностей внешней политики России в Центральной Азии несомненную важность имеет проведение тщательного историографического анализа соответствующей тематики. К настоящему времени по вышеозначенным и смежным вопросам были опубликованы сотни научных трудов (индивидуальные и коллективные монографии, разнообразные отчеты и доклады, кандидатские и докторские диссертации, тезисы и статьи). По критерию содержания, данные работы следует разделить на четыре группы: публикации, предлагающие общий обзор российской дипломатии в изучаемом регионе, без выделения ее страновых особенностей; научные труды, анализирующие вопросы двустороннего взаимодействия России и центральноазиатских республик; публикации, выявляющие проблемы международных отношений в Центральной Азии; исследования, посвященные российскому направлению внешней политики государств изучаемого региона. По критерию происхождения, соответствующие труды следует разделить на две большие группы: работы отечественных и зарубежных авторов. Последние, в свою очередь, представлены трудами исследователей из центральноазиатских республик, стран Запада, государств Ближнего, Среднего и Дальнего Востока. С хронологической точки зрения, в развитии историографии внешней политики России в Центральной Азии возможно выделение трех этапов: периода становления (1992-1995 гг.); периода нарастания интереса российских и зарубежных исследователей к центральноазиатскому региону и соответствующему направлению внешней политики Москвы (1996-2001 гг.); периода активного развития центральноазиатских исследований как в России, так и за рубежом (с 2002 г.). С течением времени работы по внешней политике России в Центральной Азии становились все более сложными и оригинальными, а их тематика — все более диверсифицированной. Однако по своей методологии большинство из них не являлись историческими исследованиями и склонялись в сторону политических, экономических и социологических наук. Отдельные труды не опирались на широкую источниковую базу, страдали излишней эмоциональностью и тенденциозностью при освещении событий, не отличались научной новизной и глубиной содержания. Наибольшим богатством и разнообразием отличались публикации российских, казахских, американских, австралийских и европейских экспертов; значительную осторожность при изучении тех или иных вопросов проявляли ученые из Таджикистана, Туркмении, Узбекистана и Китая; работы киргизских авторов и исследователей из стран Ближнего и Среднего Востока являлись сравнительно немногочисленными, но весьма необычными по своему содержанию. Хотя в 1991-2012 гг. Российское государство прошло в своем развитии очень длинный и тернистый путь, на протяжении всего рассматриваемого периода процесс формирования его внешней политики, в том числе — в отношении стран Центральной Азии, оставался практически неизменным. Важнейшую роль в нем играло руководство страны (президент и министерство иностранных дел), а в 2000-2010-е гг. — также крупный российский бизнес. В отдельных областях (протокольная часть, контроль над вооружениями, военно-техническое, гуманитарное сотрудничество) заметное влияние на него оказывали Администрация Президента и военные круги России. Воздействие на развитие российско-центральноазиатского сотрудничества таких органов, как Г осударственная Дума и Совет Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, в основном ограничивалось процедурой ратификации международных соглашений. Роль политических партий, общественных организаций, субъектов Российской Федерации в формировании ее внешней политики в изучаемом регионе представлялась минимальной, хотя в целом их позиция способствовала развитию сотрудничества России с ее южными соседями. В настоящее время приходится констатировать, что, помимо особенностей географического положения, общности исторических судеб и до определенной степени — этнического и культурного родства, между странами Центральной Азии практически не существует точек соприкосновения. В политическом, экономическом, лингвистическом плане данный регион не представляет собой монолитного образования. Расположенные здесь государства имеют конфликтующие интересы и проводят несогласованную внешнюю политику. Большинство из них сохраняет натянутые отношения со своими соседями. Вероятно, подобная ситуация во многом обусловила тот факт, что в 1991-2012 гг. внешняя политика России в Центральной Азии также не имела внутреннего единства и де-факто распадалась на пять векторов, соответствовавших межгосударственным отношениям Российской Федерации с каждой из стран изучаемого региона. Данные векторы жили своей собственной жизнью и, соединяясь, не формировали какой-либо стройной системы. Так, Москва постоянно меняла приоритетных партнеров в Центральной Азии, и тенденции ее взаимодействия с ними не подчинялись какой-либо логике. В то время как с одними государствами региона она шла на активное сближение, в отношениях с другими у нее возникали существенные противоречия, после чего положение дел могло меняться на диаметрально противоположное. В подобных обстоятельствах попытки разработать единую периодизацию внешней политики России в Центральной Азии представляются нам нецелесообразными, поскольку соответствующая хронология сможет дать предельно усредненное и даже некорректное представление о региональных особенностях отечественной дипломатии. Следовательно, на повестку дня выходит несколько иная задача: предложить периодизацию сотрудничества России с каждой из центральноазиатских республик, при этом вместе данные периодизации позволят составить более адекватное представление об общих тенденциях внешней политики России в изучаемом регионе. При выполнении указанной задачи становится очевидным, что чем более сложными и неоднозначными являлись отношения Москвы с тем или иным государством, тем большее число этапов представляется возможным выделить в истории их взаимодействия. Так, самую простую периодизацию имеют российско-казахские и российско-киргизские отношения, в развитии которых присутствует лишь два основных этапа (условно досоюзнический и союзнический периоды межгосударственного партнерства). В российско-таджикских отношениях, в первые годы своего развития отягощенных гражданской войной в Таджикистане, а с конца 2005 г. — нежеланием руководства республики переходить на новые принципы взаимодействия с Москвой, требуется выделение трех этапов. Аналогичная ситуация наблюдалась и в российско-туркменском сотрудничестве, но там она была вызвана резкими переменами в отношении к России у руководства Туркменистана. Наиболее лабильными и непредсказуемыми в 1991-2012 гг. являлись российско-узбекские отношения, которые неоднократно меняли векторы своего развития; в результате в них следует выделить пять основных этапов. При этом подчеркнем, что, вопреки распространенной точке зрения, заметные перемены в отношениях России с ее южными соседями, и, как следствие, — выделение в истории их взаимодействия новых этапов, — обычно были вызваны объективными факторами, а не приходом к власти в нашей стране новых руководителей. На протяжении рассматриваемого периода важнейшим партнером России в Центральной Азии неизменно выступала Республика Казахстан, являвшаяся ближайшим союзником нашей страны не только в изучаемом регионе, но и во всем мире. Москву и Алма-Ату / Астану связывали самые стабильные, прочные и тесные контакты во всех областях двустороннего взаимодействия, при этом их интересы, как правило, не противоречили друг другу. В 1991-2012 гг. стороны успешно урегулировали вопросы, связанные с распадом СССР, согласовали условия российской аренды стратегических объектов на территории Казахстана (комплекса «Байконур», испытательных полигонов), провели делимитацию границы, разделили зоны ответственности в северной части Каспийского моря. В политической сфере они поддерживали самые интенсивные контакты на высоком и высшем уровнях; в военном плане — сохранили общее оборонное пространство и стали наиболее активными участниками ОДКБ; в области экономики — далеко продвинулись по пути формирования таможенного союза и единого экономического пространства, наладили эффективное межрегиональное сотрудничество, добились впечатляющих результатов во взаимной торговле; в гуманитарной сфере — сохранили тесные связи в области культуры, науки, образования. Граждане одного государства получили право беспрепятственного въезда на территорию другого государства и нахождения там в течение длительного промежутка времени. Также стороны, как правило, оказывали взаимную поддержку в международных делах и эффективно взаимодействовали в рамках интеграционных объединений на постсоветском пространстве. В то же время, в российско-казахских отношениях присутствовали определенные противоречия. Так, в течение долгого времени Россия не могла свыкнуться с мыслью, что Казахстан является суверенным государством и требует к себе равноправного отношения. В ответ руководство республики диверсифицировало свою внешнюю политику и взяло курс на преодоление односторонней зависимости от Москвы. Весьма негативное воздействие на динамику российско-казахского сотрудничества оказывали внутренняя нестабильность и экономические проблемы в обоих государствах, притеснение в Казахстане прав русскоязычного населения в начале 1990-х гг., деятельность в республике русского казачества, сепаратистские устремления жителей северных областей страны. Однако главным просчетом России в ее отношениях с Казахстаном, вероятно, стала неспособность предложить ему такую модель развития двустороннего сотрудничества, которая вызвала бы у него реаль- ныи и долгосрочный интерес. В данном случае приходится констатировать, что большинство совместных проектов сторон имели узкий и частный характер, реализовывались с существенным опозданием и зачастую в измененном виде. Также Москва не смогла найти инновационных форм партнерства с Астаной и перестала играть роль силы, обеспечивающей модернизацию казахской экономики, науки и культуры. На фоне неизменного стремления России доминировать в интеграционных объединениях на постсоветском пространстве, это вызвало у Казахстана опасения за свое политическое будущее и спровоцировало у него отторжение к Москве. Вторым по значимости партнером Российской Федерации в Центральной Азии в рассматриваемый период выступала Республика Узбекистан. Ее сотрудничество с Москвой являлось не столь насыщенным и многогранным, как взаимодействие между Россией и Казахстаном; оно отличалось нестабильностью, постоянно меняло свои приоритеты и испытывало сильное воздействие различных негативных факторов. Тем не менее, Россия и Узбекистан в сжатые сроки прошли путь от стойкой взаимной антипатии до формирования военно-политического союза. И хотя их отношения имели весьма специфический характер, а образованный ими альянс являлся скорее декларативным, это свидетельствовало о том, что их политический диалог находился на довольно высоком уровне и стороны осознавали важность друг друга в системе своих внешнеполитических координат. В области экономики Россия и Узбекистан наладили взаимовыгодное сотрудничество в отраслях топливно-энергетического, машиностроительного, агропромышленного, инфраструктурного комплексов, добились высоких показателей во взаимной торговле, начали развивать межрегиональные связи. Несколько отставало по масштабам и темпам развития двустороннее взаимодействие в культурно-гуманитарной и военной сферах. Последнее обстоятельство было вызвано тем, что авторитарный режим И. А. Каримова всячески ограничивал контакты своих граждан с внешним миром, особенно с демократически ориентированными государствами; при этом Узбекистан делал ставку на защиту свей безопасности собственными силами и, претендуя на роль регионального лидера, не желал попадать в зависимость в столь важном вопросе от внешних партнеров. В то же время, по обоим указанным направлениям сотрудничества Москва и Ташкент сформировали необходимую нормативно-правовую базу, которая могла быть использована ими при возникновении соответствующей необходимости. К сожалению, российско-узбекские отношения не были лишены существенных проблем. Весьма негативное влияние на них, особенно на стадии становления, оказывали историческое наследие и пренебрежение, демонстрируемое Ташкенту российским руководством в начале 1990-х гг. На этом фоне Россия не смогла оказать Узбекистану реальной экономической помощи, не желала поддерживать И. А. Каримова в борьбе с радикальной оппозицией и религиозным экстремизмом, не признавала за Ташкентом право проводить самостоятельную внешнюю политику, стремилась удержать его в орбите своего влияния. Это вызывало у президента Узбекистана исключительное раздражение; в результате он долгое время действовал наперекор России и проявлял особую жесткость при проведении политики этнократизации своей республики. С приходом к власти В. В. Путина отношения между нашими странами начали улучшаться, однако период их активного сближения оказался довольно кратким, причем даже тогда, в 2003 г. — начале 2008 г., российско-узбекское сотрудничество не преодолело конъюнктурного характера и было лишено прочного политического и экономического фундамента. Подобная практика двустороннего взаимодействия и его излишняя зависимость от субъективного фактора (дружеских отношений и взаимопонимания, сложившихся между В. В. Путиным и И. А. Каримовым) привели к тому, что с избранием президентом Д. А. Медведева темпы развития российско-узбекского сотрудничества резко снизились. При этом Узбекистан, как и соседний Казахстан, не воспринимал Россию в качестве надежного партнера, способного гарантировать ему необходимую поддержку на региональной и мировой арене и обеспечивать уверенное развитие его экономики, культуры и технологий. В итоге отношения между нашими странами приобрели ярко выраженную цикличность, при которой в дипломатии Узбекистана чередовались периоды пророссийской и антироссийской ориентации, тогда как Москве оставалось лишь наблюдать за происходящим, не имея реальной возможности оказывать на него значительное воздействие. Немаловажным партнером России в Центральной Азии традиционно выступала Республика Таджикистан. К сожалению, отечественное руководство далеко не сразу пришло к пониманию, что именно это государство является наименее стабильным в изучаемом регионе и нуждается в постоянной поддержке со стороны Москвы. В итоге здесь разразилась гражданская война, и до лета 1997 г. главной задачей России в Таджикистане было примирение конфликтующих сторон и создание условий для прекращения кровопролития. Таким образом, становление отношений между нашими странами происходило в крайне неблагоприятных условиях, что нанесло на них неизгладимый отпечаток. Уже в 1992 г. Москва стала военным союзником Душанбе, исполняя данную роль со всей ответственностью и обеспечивая само выживание таджикского государства. Именно в Таджикистане Российская Федерация в полной мере проявила себя как миротворец: до 2008 г. межтаджикское противостояние являлось единственным конфликтом на постсоветском пространстве, полностью урегулированным при посредничестве Москвы. Здесь же располагалось крупнейшее российское воинское формирование в Центральной Азии — 201-я дивизия, впоследствии преобразованная в военную базу. В 2000-е гг. Москва и Душанбе приступили к реализации масштабных экономических проектов, необходимых для возрождения народного хозяйства Таджикистана и способствовавших проникновению российского капитала на местные рынки. Довольно активное развитие получило двустороннее взаимодействие в культурно-гуманитарной сфере. Вместе с тем, в российско-таджикских отношениях присутствовали различные проблемы, зачастую имевшие фундаментальный характер. Так, система взаимодействия между нашими странами, утвердившаяся в годы гражданской войны в Таджикистане, была сугубо обременительной для Москвы, поскольку предполагала оказание Душанбе широкомасштабной материальной и финансовой помощи. Если в годы межтаджикского конфликта подобная практика была оправдана политическими соображениями, то по мере урегулирования ситуации в республике она потребовала пересмотра. Однако Таджикистан не пожелал переходить на новые принципы сотрудничества с Россией и передавать ей часть своих предприятий в обмен на получение инвестиций и погашение задолженности перед Москвой. Соответствующие переговоры заняли несколько лет и завершились в октябре 2004 г., после чего Таджикистан в одностороннем порядке начал ревизию соглашений, подписанных с Россией. В результате в отношениях между нашими государствами возник глубокий кризис, с перерывами продолжавшийся до 2012 г. На этом фоне официальный Душанбе заметно диверсифицировал свою дипломатию и приступил к развитию контактов с альтернативными Москве партнерами. Стремясь оказать давление на российское руководство, он инициировал новую волну дерусификации республики, развязал антироссийскую пропаганду в своих средствах массовой информации и совершил ряд политических демаршей в адрес России. Таким образом, двусторонние отношения начали стремительно ухудшаться, и ранее достигнутый ими статус стратегического партнерства и союзнического взаимодействия фактически был поставлен под вопрос. При этом экономическое и гуманитарное измерения российско-таджикского сотрудничества по-прежнему не получили должного развития, и взаимодействие между Москвой и Душанбе оставалось предельно ограниченным. Еще одним стратегическим партнером и союзником России в Центральной Азии являлась Киргизская Республика. В отличие от других государств региона, в рассматриваемый период она не представляла для нашей страны особой ценности: ее экономика оставалась чрезвычайно слабой, она не имела общих границ с Афганистаном, возможности для развития ею контактов с Россией были минимальными. Тем не менее, здесь сформировалась довольно многочисленная русская диаспора, а руководство республики было ориентировано на поддержание привилегированных отношений с нашей страной. Уже в 1990-е гг. Москва и Бишкек сформировали относительно богатую нормативно-правовую базу двустороннего сотрудничества. Киргизия принимала активное участие в интеграционных процессах на постсоветском пространстве и одной из первых отказалась от дискриминации своих русских граждан. В 2000-е гг. на территории республики была открыта российская авиабаза в Канте, отечественный капитал начал активное проникновение в стратегические отрасли ее экономики, русский язык в Кыргызстане повысил свой конституционный статус до уровня официального, при любых внутренних потрясениях новые власти республики не дезавуировали ее прежних обязательств перед Москвой. Тем не менее, между нашими странами периодически возникали серьезные противоречия. Как в 1990-е, так и в 2000-е гг. они были вызваны различными причинами: высокомерием России по отношению к Кыргызстану; ее нежеланием оказывать ему необходимую экономическую помощь и в то же время — стремлением удержать его в орбите своего влияния; неспособностью Москвы обеспечивать в республике внутреннюю стабильность, предупреждать проникновение на ее территорию исламских экстремистов. В 1998 г. Киргизия испытала на себе воздействие охватившего Россию экономического кризиса, а в 2001 г. ухудшила отношения с Москвой, предоставив свою территорию в пользование войск НАТО. С этого времени Кыргызстан начал играть на противоречиях великих держав, что вызвало у Москвы раздражение. В результате она признала итоги «революции маков» и не оказала А. А. Акаеву ожидаемой им поддержки. Однако новое руководство республики не только продолжило балансировать между интересами своих партнеров, но и отказалось выполнять договоренности о погашении задолженности Киргизии перед Россией, ликвидации американской авиабазы «Манас» и открытии в стране второй российской военной базы в Ошской области. Это вызвало у России закономерное возмущение, и темпы развития сотрудничества между нашими странами заметно снизились. После свержения К. С. Бакиева, Временное народное правительство Киргизии обратилось за поддержкой к Москве и получило у нее экстренную помощь. Однако вместо благодарности, оно, как и его предшественники, заблокировало выполнение своих обязательств перед нашей страной и санкционировало нарастание в республике националистических настроений. В Киргизии произошла серия нападений на русских граждан, их жилища, на христианские церкви, в Ошской области вспыхнул конфликт между этническими киргизами и узбеками. Россия потребовала у Кыргызстана защитить права своих соотечественников и отказалась вмешиваться в ошский конфликт, что вызвало у Р. И. Отумбаевой глубокое недоумение. Наконец, избранный президентом Киргизии А. Ш. Атамбаев, не получивший от Москвы очередного транша финансовой помощи, занял в отношении нее подчеркнуто независимую и даже вызывающую позицию, дойдя до выдвижения в ее адрес различных обвинений и угроз. К счастью, подобное поведение киргизского лидера не привело к отказу Москвы и Бишкека от принципов стратегического партнерства и союзничества, но свидетельствовало о нарастании между ними взаимного недоверия и отчужденности. На протяжении 1991-2012 гг. чрезвычайно специфический характер имели российско-туркменские отношения. Благодаря хорошей обеспеченности природными ресурсами и в силу особенностей своего политической режима, Туркменистан менее других центральноазиатских республик был ориентирован на сохранение тесных связей с Россией и сразу после обретения независимости взял курс на дистанцирование от нее и самоизоляцию. Поэтому возможности для развития сотрудничества между нашими странами изначально оказались крайне узкими: до конца 1995 г. они поддерживали контакты преимущественно в военной и политической областях, а с принятием Туркменией постоянно нейтрального статуса — практически прекратили взаимодействие друг с другом. Лишь в 2006 г. Москва и Ашхабад активизировали сотрудничество в газоэнергетической сфере, что означало выход их отношений из «ледникового периода». Однако реальное расширение двустороннего взаимодействия началось после смерти С. А. Ниязова и прихода к власти в Туркмении Г. М. Бердымухамедова. В 2007-2012 гг. отношения Москвы и Ашхабада достигли уровня стратегического партнерства; стороны активизировали контакты в экономической сфере, расширили взаимную торговлю, наладили межрегиональное сотрудничество, обратились к укреплению мер взаимного доверия, установили диалог в областях культуры, науки и образования. В Туркмении несколько расширилась сфера применения русского языка, республика избавилась от перекосов периода президентства С. А. Ниязова. Тем не менее, масштабы российско-туркменского сотрудничества неизменно оставались весьма ограниченными. В 1990-е гг. руководство Туркменистана видело в России главный источник нестабильности на постсоветском пространстве и стремилось ограничить ее влияние на свою республику. В Туркмении в наиболее жесткой форме стала проводиться политика дерусификации, ее контакты с Россией в гуманитарной сфере были практически прекращены, а экономическое и политическое сотрудничество — сведено к минимуму. Туркменистан фактически не принимал участия в работе интеграционных объединений на постсоветском пространстве и ранее других государств региона установил неофициальные контакты с талибами. Между лидерами России и Туркмении возникла стойкая взаимная неприязнь, и до конца своего президентства Б. Н. Ельцин так и не наладил конструктивного диалога с С. А. Ниязовым. С приходом к власти В. В. Путина Ашхабад отверг инициативы Москвы по расширению двустороннего сотрудничества, и на фоне сползания туркменского общества к нормам средневековья это привело к замораживанию отношений между нашими странами. Даже в годы президентства Г. М. Бердымухамедова взаимодействие между Россией и Туркменией сохранило несомненную специфику. Перечень отраслей двустороннего сотрудничества оставался предельно узким. Ашхабад не пошел на расширение диалога с Москвой в политической и военной сферах и продолжил диверсификацию своей дипломатии, не желая видеть в России приоритетного партнера. Взаимодействие сторон в гуманитарной сфере пребывало в зачаточном состоянии, хотя и демонстрировало тенденцию к некоторому расширению. В юридическом плане Туркменистан остался единственной центральноазиатской республикой, не заключившей с Россией договоренностей о союзническом взаимодействии. При этом Москва по-прежнему имела минимальные возможности для оказания воздействия на политику Ашхабада. Таким образом, как и в случае с Узбекистаном, характер стратегического партнерства между Россией и Туркменией резко отличался от характера взаимодействия между Россией и Казахстаном, Киргизией, Таджикистаном. В целом, приходится констатировать, что в 1991-2012 гг. внешняя политика России в Центральной Азии была недостаточно эффективной. В доказательство данного тезиса приведем следующие факты. Во-первых, руководство нашей страны не смогло четко сформулировать основные цели и принципы отечественной дипломатии в изучаемом регионе. На концептуальном уровне Центральная Азия неизменно рассматривалась им как составная часть более широкого ареала, именуемого «странами СНГ» или «постсоветским пространством». В частности, в Российской Федерации не было опубликовано ни одного программного документа, непосредственно касающегося вопросов ее взаимодействия с центральноазиатскими республиками. Данный факт представляется особенно удивительным на фоне того, что в ЕС подобные документы были приняты еще в 2006-2007 гг.1927. Во-вторых, внешняя политика России в Центральной Азии отличалась значительной непоследовательностью. В конце 1991 г. — середине 1992 г. Россия стремилась «уйти» из данного региона, оставив расположенные здесь государства и миллионы проживавших в них соотечественников на произвол судьбы. Осознав ошибочность подобного решения, в конце 1992 г. российское руководство расширило свое участие в региональных процессах в Центральной Азии, однако его дипломатия оставалась довольно пассивной (исключение составило лишь взаимодействие с Таджикистаном). С января 1996 г. Москва взяла курс на скорейшее восстановление своих позиций в регионе, стремясь к расширению военно-политического сотрудничества с расположенными здесь государствами. Однако подобные устремления не подкреплялись необходимой финансовой поддержкой, при этом страны Центральной Азии не пожелали возвращаться к роли «младших сестер» России. К концу 1998 г. стало очевидным, что три ведущих государства региона — Казахстан, Туркмения и Узбекистан — не согласятся на формирование тесного союза с Россией, а еще одна республика — Киргизия — не простит ей последствий ранее объявленного дефолта; в итоге отечественным дипломатам вновь пришлось перестраивать стратегию своего поведения в Центральной Азии. В последний год президентства Б. Н. Ельцина в центральноазиатской политике Москвы обозначилась некая неопределенность. В 2000-2001 гг. Россия предприняла новую попытку усиления своего влияния в Центральной Азии, однако она встретила сопротивление со стороны Узбекистана и Туркмении и была окончательно сорвана продвижением в регион стран НАТО. В конце 2001 г. Москва решила придать центральноазиатскому направлению своей дипломатии экономическую детерминированность, что нашло положительный отклик со стороны большинства ее партнеров. Однако в действительности подобного перехода не произошло, и, по мере ослабления позиций США в Центральной Азии, Россия вернулась к широкому взаимодействию со странами региона в политической и военной сферах (исключение составил Туркменистан). С избранием президентом Д. А. Медведева и началом мирового экономического кризиса активность отечественной дипломатии в Центральной Азии заметно снизилась. Москва отказалась от реализации ряда совместных проектов с государствами региона, не оказав им необходимой помощи в столь сложное время. Подобной ситуацией воспользовался Китай, выделивший центральноазиатским республикам крупные долгосрочные кредиты и постепенно превратившийся в их ведущего экономического партнера. На основании вышеизложенного следует заключить, что в 1991-2012 гг. Россия неоднократно меняла свои подходы к центральноазиатским делам, и соответствующее направление ее дипломатии отличалось высокой степенью нестабильности. В-третьих, политика России в Центральной Азии выстраивалась не только (и не столько) с учетом объективной реальности, но и под сильным воздействием субъективных представлений, в разное время присутствовавших в российском руководстве. В результате в те годы, когда у власти в нашей стране находились прозападные политические элиты, соответствующему направлению ее дипломатии не уделялось должного внимания. Кроме того, каждый из президентов России (а в годы руководства Б. Н. Ельцина — каждый из министров иностранных дел) по-своему оценивал внутриполитическую ситуацию в странах Центральной Азии, международную обстановку в регионе, делал ставку на развитие привилегированных отношений с различными государствами. Например, А. В. Козырев видел главным союзником России Казахстан, а Е. М. Примаков и И. С. Иванов — Таджикистан. В. В. Путин, напротив, отказался от развития привилегированных отношений с Душанбе и избрал своими основными партнерами Астану и Ташкент, выстраивая взаимодействие с ними на принципах паритета. Д. А. Медведев разрушил установленный В. В. Путиным баланс в отношениях России с Казахстаном и Узбекистаном, определив в качестве ключевого партнера Москвы Астану. В годы его президентства достигли апогея противоречия между Россий и Киргизией, Таджикистаном, Туркме- нией, а влияние Москвы на страны Центральной Азии стало стремительно ослабевать. Подобные перемены имели непредсказуемый характер и свидетельствовали о незрелости российской дипломатии в изучаемом регионе. В-четвертых, с течением времени заметно менялась активность внешней политики России в Центральной Азии. Так, в годы кризисов, накануне и после президентских выборов в нашей стране темпы развития российско-центральноазиатского сотрудничества существенно снижались. Для партнеров Москвы в изучаемом регионе подобная практика являлась вполне объяснимой, но вряд ли могла вызвать одобрение с их стороны. В-пятых, в отношениях со странами Центральной Азии России традиционно не хватало тактичности. В годы президентства Б. Н. Ельцина это проявлялось со всей очевидностью: Москва не желала признавать в своих партнерах суверенные государства и видела в них «младших братьев». С приходом к власти В. В. Путина, а затем и Д. А. Медведева Россия стала разделять центральноазиатские республики на «приоритетных» и «второстепенных» игроков. С первыми она поддерживала подчеркнуто дружественные отношения, зачастую идя им на уступки и стремясь вести себя с ними на равных. С последними она вела переговоры преимущественно с позиций силы, оказывая на них политическое и экономическое давление и всячески демонстрируя им свое превосходство. Очевидно, что подобное поведение являлось не вполне корректным и имело контрпродуктивный характер. Малые государства Центральной Азии (Киргизия и Таджикистан) все более разочаровывались в России и обращались к поиску иных союзников. У более крупных республик (Казахстана, Узбекистана и Туркмении) позиция Москвы вызывала опасения, что аналогичные меры воздействия могут быть применены и к ним. В результате доверие стран Центральной Азии к России, пошатнувшееся еще в начале 1990-х гг., оказалось практически подорванным, показателем чего служило их стремление диверсифицировать свою дипломатию и максимально дистанцироваться от Москвы. В-шестых, на протяжении рассматриваемого периода российско-центральноазиатские отношения не были сбалансированы по направлениям сотрудничества. Наиболее активные темпы роста демонстрировали их политическая и военная составляющие, тогда как взаимодействие сторон в экономической и гуманитарной сферах не получило должного развития (исключение составили лишь российско-казахские отношения). т~ч и и В-седьмых, с методологической точки зрения при реализации своей дипломатии в Центральной Азии от России требовалось эффективное решение следующей дилеммы: с одной стороны, она стремилась к укреплению своих позиций в регионе, а, с другой стороны, — к минимизации связанных с этим расходов. Б. Н. Ельцин и В. В. Путин предложили два противоположных варианта решения указанной задачи, но оба оказались далеки от оптимальных (при этом Д. А. Медведев продолжил курс В. В. Путина). В 1990-е гг. российское руководство делало ставку на сохранение своего влияния в регионе и практически не считалось с соответствующими затратами. Однако размер финансовой помощи, предоставленной им центральноазиатским республикам, оказался довольно незначительным и на порядок уступал их реальным потребностям. В результате Москве не удалось укрепить свои позиции в регионе, и выделенные ею средства были потрачены впустую. В. В. Путин, напротив, исходил из того, что странам Центральной Азии требуются не дотации, а инвестиции, выделяемые Россией в ограниченных объемах в обмен на повышение статуса ее политического и военного присутствия в соответствующих государствах и проникновение ее капитала на местные рынки. Очевидно, что подобный подход являлся более выгодным для Москвы, однако страны Центральной Азии увидели в нем угрозу частичной утраты своего суверенитета, особенно в условиях форсирования Россией интеграционных процессов на постсоветском пространстве. В итоге они расширили взаимодействие с альтернативными партнерами, и степень из зависимости от Москвы продолжила уменьшаться. В-восьмых, в годы руководства Б. Н. Ельцина и Д. А. Медведева Россия не уделяла должного внимания развитию отношений с ключевым государством Центральной Азии — Республикой Узбекистан. Между тем, именно эта страна играла особую роль в региональных делах, и ее влияние на соседние государства значительно превосходило масштабы ее территории и экономики. Отказавшись от активного взаимодействия с Ташкентом и противопоставляя его Алма-Ате / Астане, Москва существенно ослабила возможности своего продвижения в Центральную Азию. Более грамотной в данном контексте следует признать политику В. В. Путина, совершенно верно оценившего соотношение сил в изучаемом регионе. Несмотря на указанные недостатки, в 1991-2012 гг. внешняя политика России в Центральной Азии имела свои сильные стороны. Во-первых, России удалось с наименьшими потерями перевести свое взаимодействие с центральноазиатскими республиками с внутригосударственного на международный уровень. Это представлялось особенно важным, учитывая внутреннюю неоднородность изучаемого региона, обилие в нем различных противоречий, низкий уровень его социально-экономического развития, широкое распространение в нем в начале 1990-х гг. антирусских настроений. Во-вторых, на протяжении двадцати лет ни с одной из центральноазиатских республик у России не возникало по-настоящему серьезных конфликтов. Все противоречия между ними урегулировались в рабочем порядке и, как правило, не имели далеко идущих последствий для дальнейшего развития их сотрудничества. В-третьих, ни одно из государств региона не проводило подлинно антироссийской политики. Максимум, что позволяли себе отдельные лидеры, — это совершение демаршей в адрес Москвы, в которых они впоследствии зачастую раскаивались. Страны Центральной Азии не стремились к вхождению в НАТО или полной переориентации своей дипломатии на развитие сотрудничества с Вашингтоном. При проведении своей внешней политики они неизменно учитывали интересы России, в результате чего она стала строиться на принципах многовекторности. В-четвертых, нормативно-правовая база российско-центральноазиатских отношений развивалась исключительно по восходящей. С какими бы проблемами ни сталкивались наши государства, они неизменно дорожили накопленным потенциалом своего сотрудничества и не предпринимали попыток понижения статуса своего взаимодействия. В итоге к началу 2012 г. четыре из пяти государств Центральной Азии (Казахстан, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан) являлись военно-политическими союзниками и стратегическими партнерами России, а одна республика (Туркмения) — стратегическим партнером нашей страны. Подобный расклад в отечественной дипломатии представлялся совершенно уникальным и не имел аналогов в других регионах. В-пятых, несмотря на то, что в 1990-е гг. во всех центральноазиатских республиках проводилась жесткая политика этнократизации, в регионе сохранилась многочисленная русская диаспора, а русский язык остался главным средством межнационального общения. При этом во всех странах Центральной Азии он фактически использовался в качестве официального: на нем публиковались документы органов государственной власти, издавались материалы периодической печати, велось телерадиовещание, работали электронные СМИ. В-шестых, Российской Федерации удалось обеспечить широкое военное присутствие в странах Центральной Азии. В разные годы граждане России несли военную службу и участвовали в военных учениях во всех государствах изучаемого региона. После распада СССР Россия сохранила контроль над космодромом «Байконур» и военными полигонами, расположенными на территории Казахстана, 201-й мотострелковой дивизией в Таджикистане. В 2003 г. она открыла военную базу на территории Киргизии, в 2004 г. — военную базу на территории Таджикистана. Там же, в горах Памира, она получила в долгосрочную аренду оптико-электронный узел «Нурек» системы контроля космического пространства. Это укрепило безопасность ее южных границ, а также значительной части ее воздушного пространства. В-седьмых, Россия осталась одним из главных экономических партнеров центральноазиатских республик, тогда как Астана играла особую роль во внешнеторговых связях Москвы. Россия и Казахстан взяли курс на формирование Таможенного союза и Единого экономического пространства, практически с первых лет независимости наладив тесное интеграционное взаимодействие. Со всеми странами Центральной Азии Россия развивала межрегиональное сотрудничество, для трех государств региона — Киргизии, Таджикистана и Узбекистан — она стала главным рынком сбыта излишних трудовых ресурсов. Хотя Москве не сохранила монополию на транзит центральноазиатских углеводородов, она осталась одним из главных потребителей казахской нефти, узбекского и туркменского природного газа. Ее позиции на урановом, энергетическом рынках и в сфере высоких технологий стран региона представлялись весьма стабильными. В-восьмых, большинство центральноазиатских республик активно взаимодействовали с Россией в рамках интеграционных объединений на постсоветском пространстве (СНГ, ДКБ / ОДКБ, «Таможенной тройки» / «Таможенной четверки» / «Таможенной пятерки» / ЕврАзЭС / Таможенного союза ЕврАзЭС). Исключение в данном случае составили Туркменистан и, отчасти, Узбекистан. В-девятых, Россия оказывала заметное влияние на интеграционные процессы в Центральной Азии. Если поначалу они развивались как некая альтернатива сотрудничеству с Москвой и до определенной степени имели антироссийскую направленность, то уже во второй половине 1990-х гг. Россия стала проявлять к ним интерес, а в 2004 г. вступила в ОЦАС в качестве полноправного члена. Последующее слияние ОЦАС с ЕврАзЭС, свидетельствовавшее о прекращении интеграционного взаимодействия государств региона без участия Москвы, также следует отнести к числу достижений отечественной дипломатии, поскольку отныне Россия превратилась в главного интегратора центральноазиатских республик. В-десятых, на территории стран Центральной Азии Москве удалось успешно реализовать крупные политические и экономические проекты, многие из которых имели уникальный характер. Так, именно здесь Россия научилась эффективно взаимодействовать со своими соседями в области безопасности, поскольку в местных реалиях соответствующая проблематика являлась одной из наиболее востребованных и имела не теоретический, а практический характер. Именно в Центральной Азии российскими военнослужащими выполнялись реальные задачи по охране внешних границ СНГ. Неоценимую помощь странам региона Россия оказала при создании их Вооруженных сил. Значительным достижением отечественной дипломатии стало урегулирование межнационального конфликта в Таджикистане. На примере Киргизии Москва научилась адекватно реагировать на революционные потрясения на постсоветском пространстве, а на примере Узбекистана — создавать условия для подавления «цветных революций». В экономической сфере Россия участвовала в сооружении крупных промышленных объектов на территории стран Центральной Азии, в освоении их природных ресурсов, осуществляла масштабные инвестиции в различные отрасли их хозяйства, разрабатывала сложные схемы погашения их внешней задолженности. Подобный опыт межгосударственного сотрудничества представляется совершенно беспрецедентным и чрезвычайно полезным для нашей страны. В-одиннадцатых, несмотря на присутствие центробежных тенденций в российско-центральноазиатских отношениях, к 2012 г. ни один из внешних акторов не смог заместить позиции Москвы в изучаемом регионе. Россия осталась ведущим политическим и одним из главных экономическим партнеров стран Центральной Азии. Таким образом, процесс эволюции внешней политики России в Центральной Азии в 1991-2012 гг. оказался довольно болезненным и противоречивым. Развитие соответствующего направления отечественной дипломатии происходило в сложных политических, социально-экономических условиях и под сильным, зачастую неблагоприятным, воздействием внешних факторов. Рассуждая объективно, приходится констатировать, что не во всем она была эффективной, и российское руководство зачастую совершало серьезные просчеты в отношениях с центральноазиатскими республиками. Тем не менее, следует признать, что данные государства оказались весьма непростыми партнерами для Москвы. При этом в каждый конкретный момент внешняя политика России в Центральной Азии не воспроизводилась по ранее созданным лекалам. Выработка новых принципов, поиск ключевых направлений сотрудничества между нашими странами, попытки достичь компромисса между максимизацией национальных интересов России и удовлетворением законных потребностей ее южных соседей представляли собой труднейшие задачи, стоявшие перед каждым из трех поколений российских руководителей. И, следует отдать им должное, в рассматриваемый период достижения во внешней политике России в изучаемом регионе существенно превалировали над очевидными просчетами.