РУССКО-АНГЛИЙСКИЕ ОТНОШЕНИЯ И МЕЖДУНАРОДНАЯ ПОЛИТИКА второй половины XVI в.

Вопрос о роли России в борьбе за политическую гегемонию в Европе во второй половине XVI в., и, в частности, в англоиспанской борьбе этого периода почти не привлекал внимания исследователей.

В советской историографии международное значение Русского государства оценивается совершенно иначе. В особенности привлекали внимание исследователей внешняя политика Русского государства и его место в общеевропейских

1 Ю. Толстой. Первые 40 лет сношений между Россией и Англией). СПб., 1875, предисловие, стр. 18; С. Платой о в. Борис Годунов. Пгр., 1921, стр. 49.

2 К. Н. Ruffmanrt. Das Russlandbild in England Shakespeares. G?ttingen, 1952, S. 24.

3 M. S. Anderson. Britain's discovery of Russia 1553—1815. London. 1958, p. 4, 8, 30, 32.

419

27*

конфликтах XVII в.: ряд работ, в частности, посвящен роли России в Тридцатилетней войне4. Связывают внешнюю политику России с международными отношениями и авторы, пишущие о XVI в.5 В советской историографии в последние годы появилось несколько работ, специально посвященных русско-английским отношениям XVI — начала XVII в.6 Однако в этих работах мировое значение русско-английских связей, их роль в общей системе международных отношений учитывается в очень незначительной степени.

Характерным примером недооценки роли русско-английских отношений в международной политике XVI в.

XVI века» и что «в нашей историографии не уделено достаточного места всестороннему и глубокому освещению данного вопроса», Н. Т. Накашидзе ставит своей целью «вскрыть настоящие причины и цели, которыми руководствовались правительства России и Англии в этих сношениях»7.

Как же решает автор поставленную им проблему? Говоря о переговорах относительно русско-английского союза, Н. Т. Накашидзе указывает, что переговоры эти длились «в про-

4 Ср., например: Б. Ф. П о р ш н е в. Московское государство и вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну. «Исторический журнал», 1945, № 3; его же. Русские субсидии Швеции во время Тридцатилетней войны. ИАН, серия истории и философии, 1945, кн. 2, № 5; его же. Густав-Адольф и подготовка Смоленской войны. ВИ, 1947, № 1; О. Л. В а й н-штейн. Россия и Тридцатилетняя война 1618—1648 гг. Очерки из истории внешней политики Московского государства в первой половине

XVII в. Л., 1947; его же. Экономические предпосылки борьбы за Балтийское море и внешняя политика России в середине XVII в. «Уч. зап. ЛГУ», 1951, № 130, Серия исторических наук, вып. 18.

5 Ср., например: Л. А. Д е р б о в. К истории падения Ливонского ордена. «Уч. зап. Саратовского гос. ун-та», 1947, т. 17; В. Д. К о р о л ю к. Ливонская война. М., 1954; его же. Глава в кн.: «Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV в.—начало XVII в.», М., 1955, стр. 369—393.

6 Ю. А. Соколов. К вопросу о причинах лровала английских устремлений в Восточную Европу, Среднюю Азию и Персию. «Труды Среднеазиатского гос. ун-та», вып. XVIII, 1955, востоковедение, кн. 9; А. С.

7 Н. Т. Накашидзе. Указ. соч., стр. 3.

420

должение всего царствования Ивана IV», но «никогда не шли успешно в XVI столетии»8. Но почему все-таки возникали эти переговоры, чем объясняется их неуспех? Ответов на эти вопросы Н. Т. Накашидзе не дает. Мало того, он и сам недоумевает вместе с читателем. «Можно было подумать, что хоть на сей раз Елизавета пойдет на уступки, заключит с Россией договор о взаимопомощи, столь нужный для России»,— предполагает он, рассказывая о переговорах 1567—1570 гг., и возмущенно восклицает: «Но, конечно, королева и не соби* ралась делать этого»9.

При этом рассуждения автора страдают странным нарушением логики. Категорически отвергнув мнение буржуазных историков об отсутствии у Англии политических интересов в России и указав на то, что «за торговыми интересами» Англии в XVI в.. «несомненно, скрывались и политические», Н. Т. Накашидзе заключает: «Исходя из всего сказанного, нет необходимости говорить о желании, даже больше, о серьезной позиции английского правительства в вопросе о договоре. По тем же изложенным причинам проект договора о взаимопомощи и дружбе не получил сочувствия у Елизаветы» 10. Но из наличия у Англии политических интересов в России странно выводить «несерьезное» отношение Елизаветы к проекту договора о союзе. Скорее наоборот, эти интересы могли определять «серьезную позицию» английского правительства в этих вопросах.

Взгляд Н. Т. Накашидзе на историю русско-английских отношений, несомненно, связан с его общими методологическими позициями. Англо-русские отношения в его представлении— это отношения между государством-колонизатором и государством, которому грозит колонизация.

8 Там же, стр. 18.

9 Там же, стр. 89.

10 Там же, стр. 120.

11 Там же, стр. 153—155.

421

Сходная оценка русско-английских отношений встречается и в статье Ю. А. Соколова: «Побуждаемые жаждой наживы, представители английской буржуазии увидали, как им казалось, пути к обогащению в Восточной Европе за счет ограбления русского государства и порабощения русского народа»12. «Английская политика в отношении Московского государства сохраняла экспансионистский характер...» ,3.

Английская политика по отношению к России в XVI в. отнюдь не была бескорыстной; она всецело определялась практическими интересами господствующих классов. Если бы английские купцы, ездившие в Россию, нашли здесь слабое, политически раздробленное государство, они не упустили бы случая выступить в качестве колонизаторов (в начале XVII в.. в период крестьянской войны и польско-шведской интервенции, у некоторых англичан возникали планы захвата северных русских земель). Но в XVI в. им пришлось иметь дело с централизованным и достаточно сильным государством: английские политические деятели не могли не считаться с этим фактом. Исследователи, рассматривающие английскую политику по отношению к России XVI в. как «колониальную», явно недооценивают силу Русского государства того времени.

Если Н. Т. Накашидзе (в меньшей степени и Ю. А. Соколов) склонен преуменьшать роль России XVI в.

12 Ю. А. Соколов. Указ. соч., стр. 9.

13 Там же, стр. 13.

14 Б. Ф. Поршнев. К вопросу о месте России в системе европейских государств в XV —XVIII вв. «Уч. зап. Академии общественных наук», вып. II. М., 1948, стр. 7.

422

которого Б. Ф. Поршнев считает Габсбургов (германских императоров), был преобразован и укреплен. «Старая триада — Ливония, Польша, Литва — в ходе Ливонской войны была заменена новой, тремя более мощными броневыми плитами, которыми отныне вплоть до XVIII в. и закрылась Европа на Востоке: в центре — объединенное ливонско-польско-литов-ское государство (Речь Посполитая), на севере — Швеция, на юге — Турция (постепенно подчинявшая себе и Крымское ханство)» 15. Вне этого сплошного антирусского союза не оказывается, по мнению Б. Ф. Поршнева, ни одна из политических сил Западной Европы; если английские моряки и нашли «торговый путь в Россию в обход «барьера» — через Белое море», то они выступали в этом случае не как представители английского государства, а как «далекие от политики западноевропейские купцы» 16.

Такое представление о прямом антагонизме между Россией и всей Европой может основываться только на взгляде на Россию как на силу, равную по величине силам всех остальных государств, как на основного претендента на европейскую гегемонию.

Одной из целей габсбургских дипломатов в России уже с конца XV в. было стремление натравить «Московита» на «Турка». По мере роста турецкой опасности в XVI в. интерес Габсбургов к России, как к крупнейшей восточноевропейской державе, способной противостоять Турции, непрерывно возрастал. Б. Ф. Поршнев неправ, когда, считая, что «значение Турции с XVI в. постепенно падало», он склонен уже

15 Там же, стр. 11. 18 Там же, стр. 9.

423

со времени Ливонской войны, следовательно, с середины XVI в., видеть в Турции только одну из «броневых плит» «восточного барьера», воздвигнутую «Европой» против России. Агрессивность и могущество Турции отнюдь не уменьшились во второй половине XVI в. В руках турок находилась основная территория Венгрии; граница их владений проходила у европейских земель Габсбургов; Турция все более усиливала свои позиции в Средиземноморье, и даже поражение при Лепанто в 1571 г. не помешало султану присоединить Кипр и Тунис.

О том, какое влияние имел на развитие русско-габсбургских отношений турецкий вопрос, очень красноречиво говорят так называемые «летучие листки» — «Fliegende Bl?tter», «Zeitungen» — весьма своеобразный памятник общественной жизни Европы того времени. Этот источник представляет немалый интерес для истории международных отношений XVI в., так как «листки» были в сущности прессой того времени, рас-читанной на обработку широкого общественного мнения 17. С начала Ливонской войны «Московит» выступает на страницах немецких «летучих листков» (как и других печатных и рукописных сочинений) в качестве своеобразного пугала, двойника другого страшилища — «Турка». «Жесточайший», «ужасный» («sehr grewliche, erschreckliche») — вот типичные эпитеты «Московита». Так продолжается до середины 70-х годов XVI в.

Но с этого момента картина резко меняется. К 1576 г. относятся три «листка», специально посвященных «Московиту»: два — обычного типа («Zeitungen») и один — в виде роскошного изображения русского посольства к императору со стихотворным текстом 18. В этих «листках» (составленных, как и большинство, в официозном прогабсбургском духе) зловещий «Московит» переживает метаморфозу: он превращается в «дружественного государя», чью «дружественность и любезность» «не может достаточно восхвалить» вернувшийся из Руси габсбургский посол. Причину этой метаморфозы мы узнаем из тех же «листков» — все они стараются убедить

17 Цитируемые дальше «листки» принадлежат к фонду «Rossica» Ленинградской публичной биб-ки им. M. Е. Салтыкова-Щедрина. Замечательная коллекция «листков», содержащаяся в этой библиотеке, ни разу не была предметом исследования историков. Имеются только две библиографические заметки — в «Отечественных записках» (1858 г., т. 118) и во французском журнале «Bulletin du bibliophile et biblioth?caire». S?rie 14, Paris, 1859.

18 «Warhaffte newe Zeitung Weichermassen die R?mische Keys. Maiest zu einem K?nig in Polen declarirt... worden». Leipzig (другое издание — Fr. a. M), 1576 (известие о турецких послах — из этого листка); «Warhaffte newe Zeittung auff dem Reichsstag zu Regenspurg». C?ln, 1576; «War-hafftige Contrafactur der .Legation oder gesandten des Grossf?rsten aus* Moscaw...». Prag, 1576.

424

читателя в том, что «Московит» может стать удобным союзником против «Турка». Захлебываясь от восторга, автор одного из «листков», сообщает, как Иван IV из любви к императору прибывших к нему турецких послов частью «разрубил на куски», а некоторым «приказал отрезать носы и ущи и в таком виде послал к их господину». ( :

После приезда к императору Максимилиану II летом 1576 г. (в один из наиболее острых периодов борьбы за польский престол) русских послов Сугорского и Арцыбашева, на?-дежды на осуществимость антитурецкого союза становятся еще крепче. Стихотворный листок обещает даже приезд самого «великого князя» к императору для войны с «Турком». Постоянное стремление Габсбургов к разжиганию вражды между Россией и Турцией было хорошо известно Ивану IV и другим русским политическим деятелям: в тех случаях, когда им важно было возобновление русско-германских связей, они неизменно ставили вопрос о «соединении» против «Турка» (хотя вовсе не помышляли о действительно серьезной войне с Турцией).

Этот пример с достаточной ясностью говорит о том, что борьба с «Московией» вовсе не была единственной и постоянной целью западноевропейских держав (в том числе и Германской империи, с прямой враждебностью относившейся к русскому наступлению в Ливонии), что отношение их к России постоянно связывалось с другими политическими вопросами. Международное значение Русского государства определялось не только его способностью противостоять Турции. Германские дипломаты неоднократно пытались добиться союза с Россией и против других важнейших противников империи; интерес к «Московии» обнаруживали и их соперники. Еще в конце XV в. габсбургские дипломаты запрашивали Ивана III о возможности русской помощи против французского короля и «изменников» во Фландрии: «Еще аще в Фи-ландрию или в иных его земель запада будет надобе от твоих людей на изменников его величства или на их пособников, аще будет король Франъчьский или иные, твое велич-ство имать послати некое число людей и на колко время?» 1Э. В 1519 г., во время борьбы за императорский престол, противник Габсбургов бранденбургский маркграф Альбрехт сделал попытку завязать связь между Василием III и французским королем Франциском I, испросив у великого князя спе-

19 «Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными», ч. I. СПб., 1851, стб. 30. Приведенные здесь и ниже примеры косвенных связей между Россией и Францией не учтены в весьма добросовестном исследовании Г. Жордания «Очерки из истории французско-русских отношений конца XVI — начала XVII в.», ч. 1. Тбилиси, 1959.

425

циальную грамоту к королю20. В 70-х годах XVI в., во время борьбы за польский престол между Габсбургами и французским принцем Генрихом Валуа, император Максимилиан II обратился к Ивану IV с целой декларацией против Франции, где упоминалось даже «безчеловечество» французского короля во время Варфоломеевской ночи21.

Вопрос о русско-английских отношениях также не может быть отделен от общих проблем международной политики XVI в.

Характернейшая черта, бросающаяся в глаза при изучении русско-английских сношений в XVI в.,— строгая последовательность и целеустремленность, которую обнаруживала в этих сношениях русская сторона, и несравненно менее ясная и последовательная позиция противоположной стороны. Уже с 1558 г. Россия вступила в Ливонскую войну, и это обстоятельство в значительной степени определило ее внешнюю политику: поддерживая оживленную торговлю с англичанами, неоднократно предлагая Англии военный союз, правительство Грозного стремилось прежде всего к получению английской помощи (в первую очередь военного снаряжения) для борьбы за Балтийское побережье. Цели английского правительства в этом случае были менее определенными. Англия едва ли опасалась появления русских в Восточной Прибалтике (поскольку это не означало еще сколько-нибудь близкого соседства и Россия не стала еще морской державой); напротив, установление прямых торговых связей через Нарву было в интересах английских купцов, но идти ради укрепления русско-английских отношений на прямой разрыв с такими государствами, как Швеция и Польша (с которой Англия поддерживала не менее оживленную торговлю, чем с Россией), втягиваться в серьезный конфликт на востоке Европы, имея опасных соперников на западе, английские политики не хотели. Отсюда — безрезультатность переговоров о союзе, несколько раз возникавших в XVI в. и неизменно срывавшихся по вине английской стороны.

Именно эта безрезультатность и обращала на себя главным образом внимание исследователей, занимавшихся русско-английскими отношениями. Именно она и побуждала их считать, что Англия не имела политических интересов в Рос-

20 Сб. РИО, т. 53. СПб., 1887, стр. 102. Альбрехт почему-то не упомянул в 'предложенном русскому государю образце грамоты (там же, стр. 96) настоящего имени французского короля и назвал его «Каролом, королем христианнейшим» (в первоначальном русском тексте имени не было — там же, стр. 55).

21 Ср. Я. С. Лурье. Известие о Варфоломеевской иочи в русских «Посольских делах» XVI в. «Вопросы истории религии и атеизма», т. VI. М., 1958.

426

сии или что ее интересы здесь были чисто «колонизаторскими». Предпосылкой такого вывода было рассмотрение русско-английских отношений самих по себе как отношений между двумя изолированными от остального мира партнерами. Но ведь Англия была не единственным государством, поддерживавшим сношения с Россией. Английские политики могли считать излишне рискованным прямой военный союз с Россией, но это не значит, что для них были безразличны отношения между этим государством и другими странами Европы. Позиция Англии по отношению к России была связана с ее общей позицией в системе международных отношений второй лоловины XVI в.

Международно-политическая позиция Англии не была одинаковой в течение всей второй половины XVI в.

Первые политические переговоры между Русским государством и Англией возникли в то время, когда на английском престоле находилась Мария Тюдор, супруга испанского короля Филиппа II, и внешняя политика Испании и Англии в основном совпадала. В феврале 1557 г. в Англию приехал русский посол Осип Непея. Непея не был, как мы теперь знаем, первым представителем Московской Руси, посетившим Англию в XVI в.: русские послы, отправлявшиеся в Испанию, побывали в Англии уже в 1524 г. Но постоянные сношения между обоими государствами завязались только после приезда в Россию в 1553 г. Ченслера. Миссия Непеи, состоявшаяся в ответ на двукратные визиты Ченслера, носила уже определенно политический характер. Содержание переговоров, которые Непея вел с Марией и Филиппом (находившимся в то время в Англии), остается неизвестным: русские «Посольские дела» за эти годы не сохранились22, а в грамоте Филиппа и Марии, посланной с Непеей, туманно говорится: «В настоящее время воздерживаемся писать вам более пространную грамоту и просим, чтобы вы дали веру в остальном тому, что скажет

22 Ссылка на статейный список Непеи (и другие статейные списки и описания посольств до 1581 г.), содержащаяся в «Путеводителе» по ЦГАДА (М., 1946, стр. 26), основана на недоразумении. Хотя в «Обзоре внешних сношений России» Н. Н. Бантыш-Каменского (ч. I. М., 1896, стр. 91—93), составленном в конце XVIII в., английские дела до 1581 г. упоминаются, >но в настоящее время ни статейных списков русских послов, ни описаний приезда английских послов до 1581 г. в ЦГАДА нет (ср. уточненные описания: «Обзор документальных материалов ЦГАДА по истории г. Москвы». М., 1949, стр. 38; «Обзор документальных материалов ЦГАДА по истории СССР периода феодализма». М., 1954, стр. 29).

427

тот ваш посланник»23. Но впоследствии Грозный утверждал, что он вел переговоры «о любви и о соединении» с Филиппом и Марией 24, и в Западной Европе переговоры Непеи в Лон: доне вызвали усиленное и тревожное внимание. В 1556— 1558 гг. Иван IV вел военные действия на юге — с Крымом и Турцией; русские войска нападали на турецкие гарнизоны в Северном Причерноморье. Враги Габсбургов считали поэтому, что во время переговоров с Непеей в Лондоне Филипп настраивал русского царя против султана. Французский представитель в Венеции писал своему коллеге в Константинополе, что косвенным виновником «победы московитов над турками» является испанский король: «Вы должны уверить султана и его пашу, что это король Филипп возбудил против него этого врага, ибо я вспоминаю очень хорошо, что когда я был послом в Англии, туда прибыл посол короля московитов... и король Филипп... снабдил его всякого рода оружием..., чтобы одержать верх над землею султана...»25. В Польше также ходили слухи, что вернувшийся из Лондона Непея привез с собой огромное количество военного снаряжения для Руси26.

Своеобразие этого первого русско-английского политического сближения заключается в том, что оно происходило в такой момент, когда Англия еще не только не была противником Испании, но в значительной степени шла в фарватере габсбургской политики; главным противником Габсбургов в Европе была в те годы Франция. Внешняя политика России также вызывала тогда сочувствие Габсбургов, так как Иван IV еще не вступил в конфликт с северным вассалом империи—Ливонией— и вел борьбу с султаном.

Совсем иной была международная ситуация во время второго политического сближения между Россией и Англией. Весной 1558 г. началась Ливонская война; после нескольких попыток дипломатического вмешательства Габсбурги принуждены были убедиться в том, что изменить направление русской политики и добиться новых русско-турецких столкновений им не удастся; доброжелательная позиция по отношению . к России сменилась враждебной. Однако в английской политике по отношению к России подобного изменения не произо-

23 Ю. Толстой. Указ. соч., № 4, стр. 17.

24 Сб. РИО, т. 38. СПб., 1888, стр. 109, 147.

25 Е. С h а г г i ? г е. N?gociations de la France dans le Levant, ou correspondances, m?moires et actes diplomatiques des ambassadeurs de France..., vol. II. Paris, 1850, p. 449—450.

26 И. Г a мель. Англичане в России в XVI—XVII вв., ст. 1. СПб., 1865 (приложение к «Запискам АН», т. VIII, № 1), стр. 65. Специальные переговоры о прекращении английской помощи России вел в 1555 г. польский посол Крыйский [ср. J. Jasnowski. England and Poland in the XVIth and XVIIth centuries (Political relations). Oxford, 1948, p. 13].

428

шло. В том же 1558 г., после смерти Марии Тюдор и воцарения ее сестры Елизаветы, была разорвана личная уния между Англией и Испанией. Соперничество на море приводило ко все большему обострению англо-испанских отношений. Противоречила политике Габсбургов (и неоднократным призывам германского императора и польского короля) и та активная торговля (в частности стратегическими материалами), которую вела Англия с появившимися на Балтике «московитами».

В этой обстановке в конце 60-х годов XVI в. Иван IV впервые выдвинул проект прямого военного союза между Россией и Англией. Предложения об этом союзе были переданы царем английской королеве осенью 1567 г. через купца Антони Дженкинсона. Согласно предложению Грозного, оба государства должны были помогать друг другу «против всех своих врагов»; Елизавета должна была содействовать Ивану IV в приглашении из-за границы «мастеров, которые умели бы строить корабли и управлять ими», в получении артиллерии и снарядов; оба государя должны были взаимно гарантировать друг другу (втайне) право убежища27. В 1568 г. для переговоров об этом союзе в Москву прибыл английский посол Томас Рандольф.

Предложение Ивана IV о русско-английском союзе было только частью широкой дипломатической программы, задуманной царем в эти годы: одновременно с переговорами с Елизаветой Иван вел переговоры о подобном же военном союзе со шведским королем Эриком XIV. Переговоры со шведским королем хронологически предшествовали переговорам с Англией: в феврале 1567 г. в Москве был заключен союзный русско-шведский договор; в июле в Швецию были отправлены русские послы для закрепления этого договора присягой, а в ноябре того же года Иван IV предложил аналогичный союзный договор Англии. Как и в проекте договора с Англией, в русско-шведском договоре взаимная военная помощь связывалась с правом свободного проезда купцов и ремесленников на Русь28.

Естественно, возникает предположение о связи между проектами русско-шведского и русско-английского союзов29. Эта связь представляется тем более вероятной, что шведский король Эрик XIV, как и Елизавета, находился в враждебных

27 Ю. Толстой. Указ. соч., № 12.

28 О. S. R у d b е г g. Sverges traktater med fr?mmande magter jemte andradit h?raflde handlingar. Delen 4. Stockholm, 1888. s. 538. Изложение этого договора см. Г. В. Форстен. Балтийский вопрос в XVI—XVII вв., т. 1. СПб., 1889, стр. 493—495.

29 Я. С. Лурье. Английская политика на Руси конца XVI в. «Уч. заш. ЛГПИ им. А. И. Герцена», т. 61, Л., 1947, стр. 121—122; «Послания Ивана Грозного». М.—Л., 1951, стр. 495—497.

429

отношениях с Габсбургами; Эрик XIV и прежде стремился к союзу с Англией, а в 1561 г. у него уже возникла идея швед-ско-руоско-английского союза30.

Предположение о связи между планом шведско-русско-английского союза, возникшим у шведского короля, и переговорами 1567—1568 гг. получило в последние годы распространение в историографии31. Оно встретило, однако, и возражения. Весьма решительно на первый взгляд отвергает эту гипотезу Н. Т. Накашидзе. «Ни о каком непосредственном 'влиянии шведского короля» на план русско-английского союза, по его мнению, «не может быть и речи. План русско-английского союза возник у Ивана вполне самостоятельно». Из этих слов можно заключить как будто, что Н. Т. Накашидзе отрицает связь между проектами шведско-английского и русско-английского союзов. Но несколькими строчками ниже он добавляет: «Совершенно другое дело, если Иван счел нужным присоединиться к этому плану»32. Но сказать, что Иван IV присоединился к союзу Эрика XVI с Елизаветой,— это и значит признать, что дипломатической предпосылкой русско-английского союза был шведско-английский союз. Речь идет об установлении связи между проектом англо-русского договора 1567—1568 гг. и международной обстановкой того времени. Н. Т. Накашидзе соглашается с тем, что Иван IV был в курсе международных отношений своего времени 33. Царь мог, следовательно, учитывать в своих планах и международное положение Швеции и Англии.

Несколько иные возражения выдвигает против высказанного предположения В. А. Александров. Главное внимание он уделяет вопросу, насколько «искренне стремился к союзу с Россией» Эрик XIV. При этом он подчеркивает, что русское правительство вело в те годы переговоры и с другим своим соперником в борьбе за Ливонию — Польшей и что Эрик, предлагая союз, «стремился также сорвать заключение возможного мира России с Польшей и Литвой» 34. Однако эти соображения ни в какой мере не ставят под сомнение серьезность проекта шведско-русско-английского союза, выдвинутого Эриком XIV. Эрик XIV мог хотеть сорвать русско-польское перемирие и одновременно стремиться к заключению союза с двумя столь сильными державами, как Россия и Англия.

30 Г. В. Ф орет ей. Указ. соч., т. I, стр. 353—355.

31 В. Д. Ко ролю к. Указ. соч., стр. 67—68; «Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV в.— начало XVII в.», стр. 380.

32 Н. Т. Накашидзе. Указ. соч., стр. 16.

33 Там же, стр. 107.

34 В. А. Александров. Рецензия иа кн.: «Путешествия русских послов XVI—XVII вв. Статейные списки». ВИ, 1966, № 9, стр. 140.

430

Для проверки гипотезы о связи между предложениями Ивана IV Дженкинсону и планами Эрика XIV недостаточно умозрительных рассуждений об искренности или неискренности шведского короля. Для решения вопроса нужны были бы более широкие сведения о характере шведско-русско-английских отношений в этот период, об обстановке, в которой проходили эти переговоры. Такими сведениями мы, к сожалению, не располагаем35.

План русско-шведского и русско-английского союзов, возникший в 60-х годах XVI в., осуществлен не был. Русско-шведскому сближению помешал государственный переворот 1568 г., приведший к власти Иоганна III — заклятого врага России зв. Не осуществился и русско-английский союз. Миссия Рандольфа, правда, оставила у Ивана IV впечатление, что ему удалось добиться согласия английского посла на предложенные русской стороной /словия договора37, но в ходе дальнейших переговоров, которые вел в Англии русский посол А. Совин, стало ясно, что Елизавета внесла в первоначальные условия договора такие изменения, которые лишали его в глазах царя всякого смысла38. Царь склонен был объяснять эту неудачу политической неспособностью «пошлой девицы» Елизаветы и изменническим поведением своего посла Совина (обвиненного вскоре после этого по делу бывшего опричника князя Вяземского) зэ, но дело было, конечно, именно в общем направлении английской политики. В инструкциях, которые дал Рандольфу ближайший советник королевы

35 В «Шведских делах» Посольского приказа отсутствуют как раз дела за период с 1563 до середины 1568 г. (ср. Сб. РИО, т. 129. СПб., 1910); «Английские дела» (статейные описки и отчеты о приездах послов) начинаются только с 1581 г. (Сб. РИО, т. 38).

36 В момент переворота Эрик XIV и его сподвижник Перссон обещали русским послам в случае победы над Иоганном сделать то «дело», которое Эрик «посулил» Ивану IV («Путешествия русских послов XVI — XVII вв. Статейные описки». М.— Л., 1954, стр. 47). Во время последней аудиенции Эрик XIV обещал русским послам поговорить с ними «втайне» на эту тему, не доверяя, очевидно, лицам, присутствовавшим на официальной аудиенции, но эта тайная беседа была отложена, Эрик вновь заболел, а затем был свергнут (там же, стр. 56—59).

37 Ю. Толстой. Указ. соч., № 28, стр. 109; «Послания Ивана Грозного», стр. 142.

38 Ю. Т о л с т о й. Указ. соч., № 21, 25, 26.

39 Там же, № 28, стр. 109; «Послания Ивана Грозного», стр. 142. Не вполне ясная фраза, читающаяся в этой грамоте: «А что которой будет и в нашем деле был, да нам изменил, и тому было верити непригож»,— получает разъяснение из более поздней беседы Ивана IV с английским послом Баусом, где речь идет О русском после Совине: «А что наш посланник делал с нашим ближним человеком со князем Офонасьем Вяземским, а не по нашему приказу, а над Ондреем по тому от нас и наша опала учинена» (Сб. РИО, т. 38, стр. 109). Афанасий Вяземский был обвинен в измене в 1570 г., в год возвращения Совина.

431

лорд-казначей Сесиль-Берли, указывалось, что «наступательный и оборонительный союз» с Россией опасен, ибо «нам небезызвестно о существовании вражды между ним (царем.— Я. Л.) и Римским императором, а также другими королями»40. Причина неудачи заключалась, таким образом, не в том, что Россия не интересовала Англию с политической точки зрения, а в том, что союз с ней вовлек бы Елизавету в такие международно-политические комбинации, которые казались ей — во всяком случае в 60-х годах— слишком рискованными.

Международное значение русско-английских отношений становится особенно важным с 80-х годов XVI в. Это — время прямого столкновения между габсбургско-католическими силами, возглавляемыми Испанией, и их противниками — Англией, революционными Нидерландами, французскими гугенотами. Борьба в Западной Европе была теснейшим образом связана с борьбой против Турции: султан был опаснейшим врагом Габсбургов и поддерживал прямые сношения с их европейскими союзниками. В этой обстановке роль России и как европейской державы, ведшей войну на Балтийском море, и как непосредственного и сильнейшего соседа Турции, оказывалась особенно значительной.

Конец Ливонской войны был ознаменован весьма остроумным дипломатическим демаршем, предпринятым Иваном IV: стремясь найти выход из трудного положения, в котором оказалась Россия в конце войны, царь обратился к императору и римскому папе, обещая им в случае успешного посредничества между Россией и Польшей принять участие в войне с Турцией и обсудить вопрос об унии с католической церковью, и одновременно к главному противнику габсбургско-католических сил — Англии. К императору и папе был послан гонец Истома Шевригин, к Елизавете — английский купец, проживавший в России, Джером Горсей; в 1581—1582 гг. в Россию приезжал папский посол Антоний Поссевино (содействовавший заключению перемирия с Польшей); в 1582 г. к императору был отправлен русский посол Я. Молвянинов, а к Елизавете — Федор Писемский. Обращаясь к западно-европейским державам, Грозный отлично знал, что перед ним взаимно враждебные силы. Гонец Шевригин еще в 1581 г. сообщил Грозному, что «ангилейская королева с шпанским королем живет не в миру, и в нынешнем в восмьдесят девятом году была война шпанскому королю в Недерлянской земле

40 Ю. Толстой. Указ. соч., № 15. В подлинном английском тексте конкретно эти «короли» не названы: «the inmitie... betwext him and kings of.... others* (стр. 45; многоточие в издании Ю. Толстого), в русском переводе Ю. Толстой дополнил по догадке: «Польским и Шзедским» (стр. 48).

432

великая, и вперед угадывают у ишпанского короля с английскою королевою потому ж войне быть»41. Молвянинов также докладывал царю, что «с английскою королевою с Елисаве-тем цесарь не в миру ж, для веры, что она люторка, да и потому, что она стоит против шпанского короля за Идерлян-скую землю, за люторей, которые от шпанского короля отстали; а шпанской король люторей не любит, многих люторей извел, и ссылки аглинской королеве с цесарем нет же»42. Опираясь на эти сведения, русский посол в Англии прямо мотивировал предложения союза тем, что «учинился государю нашему недруг Стефан, король польский и литовской, а спо-могают ему папа и цысарь и иные короли»43.

Обострившаяся международная обстановка (в 1580 г. происходило прямое столкновение между английскими и папскими войсками в Ирландии, Елизавета вмешивалась в войну в Нидерландах) побудила Елизавету в 1582—1583 гг. с большим вниманием отнестись к предложению союза с Россией, чем она это сделала в 1567—1570 гг. Хотя Елизавета по-прежнему вместо безусловной военной помощи «на всякого недруга» предлагала предварительное мирное посредничество, и только в том случае, если недруг «королевниных речей не послу шает и учнет быть недругом, и королевне на того недруга стоять заодин», но на этот раз она не оговаривалась, что окажет военную помощь лишь постольку, поскольку «обстоятельства времени и места позволят ее оказать»44. Если в 1568 г. послу Рандольфу было поручено отделаться от предложения о союзе «благопотребными речами»45, то в 1583 г. новому английскому послу Баусу поручалось вполне конкретное дело — посредничество в еще не окончившейся русско-шведской войне.

Однако наиболее характерны для обстановки 80-х годов

XVI в. не эти формальные различия между старыми и новыми дипломатическими предложениями, тем более что практически английское посредничество в русско-шведской войне все равно не имело места (перемирие со Швецией было заключено до переговоров с Баусом) и русско-английский союз опять не был осуществлен. Важнее, чем официальные переговоры о союзе, была чрезвычайно оживленная закулисная политическая деятельность, проводившаяся дипломатами и агентами враждебных западноевропейских держав в те же годы.

41 «Памятники дипломатических сношений...», ч. X. СПб, 1871, стб. 21.

42 «Памятники дипломатических сношений...», ч. I, стб. 891.

43 Сб. РИО, т. 38, стр. 37: «Путешествия русских послов XVI —

XVII вв. Статейные списки». М.— Л., 1954, стр. 122.

44 Сб. РИО, т. 38, стр. 46—48; «Путешествия русских послов XVI — XVII вв.», стр. 132—134. Ср. Ю. Толстой. Указ. соч., № 21, § 1 и 3.

45 Ю. Толстой. Указ. соч., № 15, стр. 48.

28 Международные связи России . 433

Борьба представителей обеих сил на Руси началась еще в 1581 г., когда в Москве находились одновременно папский нунций Поссевино и английский купец и дипломат Го^сей. О своем столкновении с Поссевино «в былые времена в Москве, где он был нунцием», рассказывал Горсей впоследствии, упоминая о новой встрече с тем же Поссевино в Польше46. Он утверждал даже, что Поссевино, «помня старое неудовольствие», пытался организовать убийство Горсея испанскими наемниками 47. Сам Поссевино также сообщает о борьбе с ним англичан. Он рассказывает: «Так как лютеране из Германии и кальвинисты с прочими [подонками] из Англии постоянно ведут торговые дела в Московии, они... пытались свалить на католиков относящиеся к ним самим обвинения в бесчестности и раздорах, чтобы, следовательно, затруднить нам доступ к открытию дверей веры». Еще интереснее сообщение Поссевино, что в бытность его в Москве «какой-то еретик» «из английских купцов» подал царю записку, где доказывал, что папа — антихрист, так что Поссевино пришлось составить для царя специальное опровержение этого48. Со своей стороны Поссевино в переговорах с Грозным о союзе обещал участие «всех государей хрестьянских» и прибавлял: «А датцкой король и свейской и ангилейская королевна, тех папа и цесарь в помочь себе и примати не хочет»49.

Представителям Англии пришлось столкнуться в России не с одним папским нунцием. Активную политическую деятельность по отношению к России развивают в последние годы царствования Ивана IV и в первые годы царствования Федора Ивановича и Габсбурги, причем интерес к России обнаруживает не только германский император, но и его могущественный родич — испанский король Филипп II. Русский посол Л. Новосильцев, ездивший в 1585 г. к императору с сообщением о вступлении на престол Федора, получил от «посла короля Филипова ишпанского Вилелма» приглашение «хлеба есть». «И яз к нему... ездил»,— сообщал Новосильцев,— «и меня чтил необышно, а говорил мне те ж слова, чтоб госу-

46 «Russia at the close of the 16ih century. Comprising: the treatise «O? the Russe common wealth*, by dr. Giles Fletcher, and The Travels of sir Jerome Horsey». Ed. by E. A. Bond. London, 1856, p. 250. Русский перевод— в кн.: «Записки о Московии Горсея» (пер. Н. А. Белозерской). СПб., 1909, стр. 95.

47«Russia at the close of the 16th century...», p. 303 (русский перевод — стр. 132).

48Anton?i Possevini S. J. Moscovia. Vilnae, 1586, comm. II, f. 7. Текст опровержения Поссевино щриведен полностью .на лл. 112—123. Мы пользовались (с любезного разрешения 'переводчика) переводом «Московии», сделанным покойным С. А. Аннинским, но до сих пор, к сожалению, не опубликованным.

49 «Памятники дипломатических сношений...», ч. X, стб. 345.

434

дари хрестьянские были промеж себя в братственной любви и в соединенье, а стояли бы заодин на бусурманы; и честь мне воздали великую» 50. Насколько серьезно заинтересован был Филипп II в связях с Россией, показывают материалы архива в г. Симанке, опубликованные только в 1915 г. Специальные агенты, следившие за англо-русскими отношениями, находились в Лондоне уже с 70-х годов, а в 1577 г. испанское правительство решило послать «человека» в Россию51. Филипп II не только рассчитывал с помощью России обезопасить себя от нападения Турции (тем самым освобождая себе руки для нападения на Англию), но также надеялся в конце концов присоединить к владениям Габсбургов и самую Россию, обратив ее в «нашу святую истинную веру». А пока он лелеял планы натравить «московитов» на английских купцов, захватив с их помощью часть флота Елизаветы (существует пооект письма Филиппа II Федору, посвященного этому вопросу) 52.

Официальным представителем габсбургской дипломатии был в Москве в 80-х годах XVI в. германский посол Никлас фон Варкоч, который фактически был и испанским представителем. В донесении испанского королевского совета Филиппу II говорится, что, побуждая Федора к войне с Турцией, «необходимо отвлечь его от намерения сообщить об этом королю Франции, который при таком случае, кроме того, чтобы выиграть для себя милости Турка за предупреждение, мог бы причинить много вреда императору, и поскольку опасно сообщать об этом даже другим друзьям Вашего Величества, то тем более это относится к тем, кто в такой дружбе с Турком» 53. А в своем письме, поданном боярам в России, Варкоч, рассуждая о том же «соединеньи против Турского», писал: «Также не мыслит Цесарское Величество о том соединенье объявляти францовскому королю и аглинской королеве и иным, которые себе помочи и обороны ищут у Турского, и те бы тайные дела от них не пронеслись, потому что они тем себе ласку хотят учинити у Турского; и то бы не было ни к которой помешке»...54

Но наряду с официальным представителем Габсбургов в России находились и их неофициальные агенты. Таким агентом был, например, антверпенский купец Ян де Балле, именовавший себя на Руси «шпанского короля гостем Иваном

50 Там же, ч. I, стб. 957.

51 Е. Ш м у р л о. Россия и Италия, т. III, вып. 2. Пгр., 1915, стр. 312— 313, № 8 и 9, стр. 333—334.

52 Там же, стр. 315—320, № 22—31; ср. также стр. 319, прим. 3 и стр. 320, прим. 2.

53 Там же, стр. 344, № 14.

64 «Памятники Дипломатических сношений...», ч. I, стб, 1154.

435

28*

Белобородом», но рассматриваемый часто в науке как «голландский купец»» сталкивавшийся с англичанами только из-за торговой конкуренции55. Действительный характер деятельности Яна де Балле выясняется из русских «Посольских дел», описывающих пребывание Варкоча в России в 1588—1589 гг.: де Балле, являвшийся неофициальным помощником германского посла, должен был скрыть его пребывание на Руси от находившегося там в то же время английского посла Флет-чера, вывезти его из Архангельска на своем корабле или, в случае прибытия туда корабля «из Ишпанской земли», удостоверить надежность соответствующего «корабленика»56. Агент «шпанского короля» Ян де Балле уже в начале 90-х годов был во враждебных отношениях с голландскими Генеральными штатами57.

Англичане, несомненно, понимали истинный смысл деятельности де Балле. В инструкциях английскому послу Бау-су де Балле характеризуется как человек, «который старается подорвать торговлю подданных ее величества» и который «тем более поставлен в возможность отбить у них охоту от продолжения вести троговлю во владениях сказанного царя»58. Характер взаимоотношений англичан с де Балле обнаруживается из материалов так называемого «дела Марша», начатого по жалобе русских купцов летом 1586 г. и занесенного на листы «Посольских дел», под 1588 г.59 Из документов английских купцов, попавших в руки русских властей, обнаружилось, что англичане перехватывали переписку де Балле, «лазучили» «о ©сяких делах» и собирались даже перехватывать иностранные корабли 60.

Перед нами, таким образом, открывается картина политической борьбы английских и испанских агентов на

55 Ср. В. А. Корд т. Очерки сношений Московского государства с республикой Соединенных Нидерландов. Сб. РИО, т. 116, СПб., 1902. стр. LXXXII — LXXXVIII; И. И. Люб и мен ко. Торговля России с Англией и Голландией в 1553—1649 г. ИАН, 1933, серия VII, № 10, стр. 744. В наше время этого взгляда держится А. С. Самойло (Указ. соч., стр. 14).

56 «Памятники дипломатических сношений...», ч. I, стб. 1214—1215. На роль де Балле как испанского агента мы обратили внимание в статье «Английская политика на Русн конца XVI в.», стр. 131—133. Вывод этэт принят и Н. Ф. Прончатовым.

57 Об этом свидетельствуют голландские документы, опубликованные В. А. Кордтом [Указ. соч., стр. CCCXI — CCCXIV, № 1—3 (заявления против де Балле, обращенные Генеральными штатами к царю по просьбе голландского купца Мушерона); стр. CCCXV, № 4 (заверения, данные купцами Молла и Окко Генеральным штатам, что де Балле не состоит в их компании); ср. стр. ХС — ХСП и CCLXXX, прим. 2].

58 Ю. Толстой. Указ. соч., № 48, стр. 218—219.

59 Сб. РИО, т. 38, стр. 197 и сл.

60 Там же, стр. 234—241; «Russia at the close of the 16th century».... p. 338; нашjpefyeeoji см. «Уч. зап. ЛГУ», № 73, 1941, стр. 196.

436

русской почве. Наиболее активным участником этой борьбы с английской стороны был уже известный нам Джером Горсей, политический деятель, тесно связанный с государственным секретарем Уолсингемом 61. Но он был не одинок. Боролся с де Балле и Роберт Пикок («Роман Романов»), официальный представитель английской купеческой Московской компании: именно он и давал инструкции англичанам перехватывать грамоты «Белоборода». В 1587—1588 гг. Горсей вступил в столкновение с Пикоком (как и со всей Московской компанией в целом) 62, но до 1586 г. они, очевидно, действовали совместно. Как и Горсей, Пикок был тесно связан с Уолсингемом; в своем письме Уолсингему в 1587 г. Пикок вспоминал «добрые советы», которые давал ему государственный секретарь, и обнаруживал дружественные отношения к Горсею63.

Политический смысл борьбы англичан с де Балле понимали, по-видимому, и русские власти. Об этом говорит история «дела Марша». Английский купец Антони Марш задолжал большую сумму денег русским купцам; когда же его

61 Подробнее о роли Горсея в борьбе с противниками Англии см, в нашей статье «Английская политика на Руси в конце XVI в.» (стр. 128—' 131); там же разбирается вопрос о внутренней борьбе в Англии по про* блемам внешней политики (стр. 134—138); здесь мы этого момента не ка* саемся. Только в настоящее время нам стала доступна статья Ч. Сие» сона о Горсее (Ch. S i s s о п. Englishmen in Shakespeare's Muscovy or Tht Victims of Jerome Horsey. «M?langes en l'honneur de Jules Legras». Paris, 193?). Автор не говорит о политической роли Горсея; его интересует лишь моральный облик этого «плохого миссионера цивилизации», его «неограниченный эгоизм». Противник Горсея де Балле, по мнению автора, «вошел в историю с лучшей репутацией, хотя его крупные операции и кончились разорением и банкротством» (Ch. S i s s о п. Op. cit., p. 246— 247). 4. Сиссон не знает о роли де Балле в переговорах царя с Габсбургами и о его конфликте с Генеральными штатами. Судя по материалам канцлерского суда 1597 г., использованным Сиссоном, отец и брат Яна де Балле были сторонниками Нидерландской республики; однако из тех же материалов видно, что даже защитники де Балле не могли отрицать его враждебного отношения к протестантизму (Ch. Sisson, Op. cit., p. 236— 237). Принадлежность членов одной фамилии к разным политическим направлениям— нередкое явление в истории гражданских войн и, в частности, в истории Нидерландской революции.

62 Жалоба Московской компании на Горсея, поданная врагу Горсея, лорду-казначею Сесилю-Берли («Russia at the close of the 16th Century...», p. 312), основывалась на доносе некоего Финча, неудачно пытавшегося обвинить Горсея еще в 1585—1586 гг. (ср. ibid., р. LXV, п. I); к этому же источнику восходит и показание против Горсея, данное в 1599 г. Т. Хейуордом и широко использованное в статье Ч. Сиссона (Ch. Sisson. Op. cit., p. 239—245). Однако сам Горсей утверждал, что в 1585—1586 гг. Финч, допрошенный в присутствии Лестера, Уолсингема и других приближенных Елизаветы, отказался от своих обвинений и сознался в клевете («Russia at the close of the 16th Century...», p. 216—217; русский перевод — стр. 69).

63 Текст этого письма см. в предисловии Э. Бонда к кн.; «Russia at the close of the 16th Century», p. LXXXIX —XCI.

437

сотоварищи, английские купцы, привлеченные по его делу, отказались за него платить и выставили ряд контртребований против него и русских купцов, Марш заявил, что его соотечественники творят «измену великую» и перехватывают грамоты де Балле и других иностранцев64. Любопытно при этом, что хотя московское правительство разобрало дело Марша уже в 1586 г. и имело на руках все документы, уличающие англичан в незаконной деятельности, оно обратилось к Елизавете с первыми жалобами на английских купцов только в июле 1587 г.65, а все дело в полном объеме подняло в 1588 г.66

Характерно также и то, что впервые обвинения против Марша были выставлены не в русских, а в английских грамотах, причем в этих грамотах Марш характеризовался как «изменный и злоумышленник»67. «Изменником, злодеем, собакой» называл Марша и Горсей68. Во время разбора дела Марша английские купцы прямо заявляли, что оно было возбуждено русскими и Маршем «для некоторых тайных дел, которые они с тем Онтоном за один на нас смышляли непо-делно и против всякие истинны и правды»69. Близость Марша к правящим кругам Москвы обнаруживается из его несколько необычного поведения при разборе его дела: несмотря на то, что из всех представленных документов явствовало, что главным виновником крупных долгов англичан был он сам, Марш держался не как обвиняемый, а как обвинитель. Он говорил о недозволенной политической деятельности англичан, причем оказывалось, что ему было хорошо известно, какие именно грамоты отобрали у них московские власти70. Такая

64 Сб. РИО, т. 38, стр. 212—215.

65 Там же, стр. 189—196. В сентябре 1585 г., выражая недовольство поведением Пикока (посылка писем недозволенным способом), московское правительство специально оговаривалось, что к Горсею и другим купцам оно претензий не имеет (Сб. РИО, т. 38, стр. 168, ср. стр. 183 и 185). В более поздних грамотах, напротив, подчеркивалось, что все англичане одинаково виновны: — «каков Онтои, таков и Роман, таков и Еремей -все воры» (Сб. РИО, т. 38, стр. 202).

66 Сб. РИО, т. 38, стр. 197—204.

67 Там же, стр. 186—187.

68 Там же, стр. 241—242. Многочисленные свидетельства документальных источников о вражде между Горсеем и Маршем делают крайне сомнительной версию Финча и Хейуорда об их сотрудничестве, принятую Ч. Сиссоном (Ch. Sisson. Op. cit., p. 238, 243). Заслуживают внимания тесные торговые связи Марша с Испанией и ее владениями («Статейный список Флетчера». «Временник ОИДР», кн. 8. М., 1850, стр. 63 и 87—88). а также его близость к де Балле, на которого он ссылался в споре с английскими купцами (Сб. РИО, т. 38, стр. 232).

69 Сб. РИО, т. 38, стр. 211.

70 Там же, стр. 215 и 233—234.

438

самоуверенность Марша могла объясняться только тем, что он имел сильного покровителя в Москве.

Из позднейших известий (после июля 1588 г.) мы узнаем имя этого покровителя: вернувшись в Англию, Марш отказался от своих прежних показаний и заявил, что «все те долги велел мне делати, в которых яз был должен, канцлер Онд-рей Щелкалов, да и еще болши того — велел все те кабалы на гостины имяна писати... и печать мне велел сделати...»7|. В грамотах Елизаветы, посланных в 1589 г., «дьяк его Величества» Андрей Щелкалов был официально обвинен в том, что он был «соучастником и вдохновителем» Марша 72. Значение этого обстоятельства станет нам понятным, если мы учтем, что уже со времени Грозного «канцлер Шалкан», как именовали его англичане, считался заклятым врагом Англии и сторонником католических держав. Английский посол Баус в своем отчете привел злорадную фразу Щелкалова, сказанную им по поводу смерти Ивана Грозного: «Английский царь помер»73. Прогабсбургские тенденции А. Щелкалова стоили ему впоследствии всей его служебной карьеры: в конце 80-х — начале 90-х годов Щелкалов вел переговоры с германским послом о передаче московского престола после смерти бездетного Федора Ивановича одному из юных габсбургских принцев (которого Щелкалов советовал специально отправить в Москву); этими самочинными переговорами объяснялась, по-видимому, внезапная отставка Щелкалова в 1594 г.74

Дело об «измене великой» английских купцов, затеянное по инициативе Щелкалова, не было официально поднято до 1587—1588 гг. В связи с этим особенно интересно показание Марша, данное им в Англии, что, когда его дело разбиралось впервые (т. е. в 1586 г.), сам Щелкалов был «в опале»75. Речь идет, как мы можем полагать, о политических событиях, происшедших после 1585 г., когда Федор Шереметев и, вероятно, Андрей Щелкалов76 были замешаны в заговоре Мстиславского против царского шурина Бориса Годунова 77;

71 «Статейный описок Флетчера», стр. 75—76, ср. стр. 57.

72 Ю. Толстой. Указ. соч., № 65, стр. 335 (ср. более смягченный текст в русском переводе — стр. 338); см. также № 64, стр. 330 и 333—334.

73 «Известия англичан о России во второй половине XVI века». Перевод с английского с предисловием С. М. Середонина. «Чтения ОИДР». 1884, кн. IV, отд. III, стр. 107.

74 Н. Uebersberger. Oesterreich und Russland seit dem Ende des 15. Jahrhunderts, Bd. I. Wien — Leipzig, 1906, S. 559, Anm. 1; ср. С. Ф. Платонов. Очерки по истории смуты. M., 1937, стр. 169—170.

75 «Статейный список Флетчера», стр. 77.

76 Дружба А. Я. Щелкалова с братом Федора Иваном Шереметевым засвидетельствована местническим делом 1572 г. (см. «Разрядная книга 7067 г.». «Синбирский сборник», т. I. М., 1844, стр. 40).

77 А. Барсуков. Род Шереметевых, кн. II. СПб., 1882, стр 8—9.

439

в последующих выступлениях против Годунова Щелкалов, очевидно, участия не принимал, так как впоследствии он, по известиям современников, даже помогал Борису «одолевати благородная»78. В 1587—1588 гг. опала Щелкалова, судя по «Английским делам», окончилась, и он получил возможность пустить в ход собранные им материалы. Внешнеполитическая обстановка оказывалась также весьма благоприятной для решительного выступления против англичан: как раз в 1587— 1588 гг. начались те переговоры о союзе с императором (в связи с так называемым «третьим бескоролевьем» в Польше), которые вел Варкоч.

То обстоятельство, что обвинения против английских купцов были пущены в ход русским правительством в удобный для него момент, отнюдь не означает еще, что обвинения эти были необоснованными. Сами английские купцы вовсе не отрицали подлинности перехваченных у них писем. Русские власти знали о борьбе между англичанами и их противниками, но до определенного момента эта борьба не очень их смущала; «лазученье» англичан стало беспокоить русское правительство (во главе которого с 1586—1587 гг. единолично становится Годунов) именно в тот момент, когда связи с Габсбургами оживились и антигабсбургская деятельность английских агентов могла принести определенный вред русской дипломатии.

Этот момент совпадал со временем наибольшего напряжения в отношениях между западноевропейскими державами. Лето 1588 г. было временем нашествия так называемой «Непобедимой армады» на Англию. Собрав основные морские и сухопутные силы Испании для этой экспедиции, Филипп II рассчитывал одним ударом ликвидировать и Англию, и революционные Нидерланды, и их французских союзников. По существу речь шла в конце XVI в. о борьбе между безраздельным господством феодально-абсолютистского строя в Европе и новым, нарождающимся капиталистическим укладом. Естественно, встает вопрос о роли России в этой борьбе.

Для ответа на этот вопрос нам необходимо опять вернуться к тому соперничеству габсбургских и английских представителей, которое обнаружилось в России в 80-х годах XVI в. Чего добивались англичане и их противники в России, каковы были те политические задачи, которые ставила одна сторона и которым препятствовала другая? Вопрос о русско-английском союзе уже не стоял в дипломатических переговорах после 1584 г. Правда, в 1590 г., во время возобнов

78 «Временник Ивана Тимофеева». Подготовка к печати, перевод и комментарии О. А. Державиной. М.—Л., 1951, стр. 73.

440

ленйя русско-шведской войны (прерванной в 1583 г. перемирием на Плюссе), Елизавета писала Федору, что «по соседству мы далеки, но по дружбе мы близки и верны», и уверяла, что в свое время по просьбе Грозного она с успехом посылала «королевские военные корабли» на помощь против шведского флота 79; но этот намек на возможность военного союза (облеченный в форму довольно сомнительной исторической справки) 80 услышан не был и предметом переговоров не стал.

В 1587—1589 гг. происходили переговоры о союзе России не с Англией, а с Габсбургами. Вел эти переговоры уже известный нам Варкоч (несколько раз приезжавший в Россию), помогал ему также известный нам де Балле — тот самый «Белобород», с которым враждовали англичане. Целью переговоров было, как мы уже знаем, «соединенье» против «Тур-ского», косвенно направленное (чего не скрывал и сам Варкоч) и против «аглинской королевны» и других европейских антигабсбургских сил. Другой задачей, которую ставила перед собой габсбургская дипломатия, была ликвидация экономических связей между Россией и странами северо-западной Европы — Англией и Нидерландами. В обращении к Федору, сохранившемся в Симанкском архиве, Филипп II как раз и призывал русского царя к захвату английских кораблей и прекращению торговли с Англией.

Была ли осуществлена эта задача? Как и Иван Грозный, Борис Годунов (в качестве правителя при Федоре, а затем — царя) охотно использовал переговоры о союзе против Турции как дипломатический маневр, но вести войну с султаном он не собирался. Надежды Габсбургов на то, что Турция будет отвлечена «московитами» и они смогут обратить все свои силы на запад, не оправдались.

Еще более важным событием в истории борьбы за европейскую гегемонию в конце XVI в. была неудачна Габсбургов в их попытке разрушить русско-английские торговые связи. Говоря об экономических связях между Россией и Англией, исследователи обычно противопоставляли эти связи политическим, указывая, что Россия играла роль в экономической жизни Англии, а не в ее «политической системе». А между тем в конце XVI в. внешняя торговля Англии была важнейшим фактором ее политического существования. Как государства по преимуществу морские, Англия и Нидерланды

79 Ю. Толстой. Указ. соч., № 73, стр. 377 и 385—386.

80 Речь шла, по-видимому, в действительности о стычке англичан с гданьскими каперами, а не со шведским флотом (Ю. Толстой. Указ. соч., № 27).

441

не могли существовать без импорта. Отрезать Англию и Нидерланды от восточноевропейского сырья значило уничтожить эти государства. Именно этой цели и добивался Филипп И в Польше, Швеции и России. В Польше его дипломаты имели лишь некоторый успех81. В России же они потерпели полную неудачу. Торговые привилегии англичан были сохранены при Федоре, несмотря на отказ от планов русско-английского союза; они были подтверждены и Борисом при вступлении его на престол 82.

Именно это обстоятельство и помогает ответить на вопрос о роли России в международных отношениях конца XVI в. В упомянутой выше статье о месте России в системе европейских государств Б. Ф. Поршнев уже ставил вопрос о роли России в истории нидерландской революции. Фактическое решение этого вопроса Б. Ф. Поршневым вызывает ряд возражений. Б. Ф. Поршнев ошибается, когда утверждает, что «Московское правительство было исполнено глубокого негодования против мятежных «мужиков» голландских и на дипломатической арене чинило им посильный вред» (никаких сведений о подобном дипломатическом демарше не существует) .

С другой стороны, автор, на наш взгляд, преувеличивает, считая, что именно «московская опасность» определила неудачу Габсбургов в подавлении этой революции83.

Но в принципе Б. Ф. Поршнев, по нашему мнению, прав. Несмотря на то, что социальный строй феодально-абсолютистской Испании был, несомненно, ближе Грозному и Годунову, чем социальный строй Нидерландов и даже Англии, несмотря на то, что участие английских «торговых мужиков» в государственном управлении казалось русскому царю величайшей бессмыслицей, международно-политическая позиция России объективно была менее благоприятной для Габсбургов, нежели для их противников. Планы войны против «Турка» и европейских «мятежников», разработанные в Испании, не получили признания в Москве. Более того, Русское государство систематически поддерживало торговлю стратегиче-

81 О попытках привлечения Польши к борьбе против Англии и Нидерландской республики см. польские исследования: L. В о г a t у ? s k i. Stefan Batory, Hanza i powstanie Niderland?w. «Przegla.d historyczny», t. VI. Warszawa, 1908; A. Szela.gowski. Z. dziej?w. wsp?lzawodnictwa Anglii i Niemiec, Rosyi i Polski. Lwow, 1919, str. 175—177; ср. также: J. J as no w-ski. Op. cit., str. 16—21, 23—26.

82 Подробнее об этой неудаче габсбургской дипломатии см. в нашей статье «Католическая реакция и подготовка интервенции против Русского государства (конец XVI — начало XVII в.)». «Ежегодник музея истории религии и атеизма», I. М.— Л., 1967, стр. 354—359.

83 Б. Ф. Поршнев. К вопросу о месте России..., стр. 11—12.

442

ским сырьем с Англией84 и Нидерландами и тем самым оказало им существенную помощь в борьбе против европейской реакции.

* * *

The problem of the international importance of Russian — English relations in XVI century has scarcely been raised in historiography. Ivan IV's twice repeated proposals for an alliance met with no response from the English part; the majority of scholars think that England of those times had no political interests in Russia.

But the international policy of Russia could not be indifferent to England. As early as in seventies of XVI century Russia became an object of attention to the principal enemy of England — the Spanish King Philip II, who inspired the Russian Tsar to wage war against Turkey and to break off commercial relations with England. At that time there lived and worked in Russia «a merchant of the Spanish King* Jan de Valle, who organized «secretly from the English* negotiations with the Habs-burgs. Thus the struggle of Jerom Horsey and other English merchants against de Valle appears to be a reflection of the diplomatic struggle between Spain and England.

The results of this struggle were unfavourable to the Habs-burgs: they achieved neither the fermentation of the war between Russian and Turkey nor the interruption of Anglo-Russian trade, which had in the days of the Armada not only economical, but also political importance.

84 Решающая роль русского сырья в английском кораблестроении неоднократно отмечалась в научной литературе (ср., например, M. Wretts Smith. The English in Russia during the second half of 16th century. ^Transactions of the Royal Historical Society», 4th ser., vol. III. London, 1920, p. 95). He совсем понятно в связи с этим, почему К. Г. Руффмаи полагает, что получение русских материалов не было «жизненным вопросом» для английского флота тюдоровского времени» (К. H. R u f f-ni а п. Op. cit., S. 25). Указание автора на то, что только к началу XVIll в. англичане начали опасаться русской монополии на Балтике, не имеет прямого отношения к данному вопросу; сам К. Г. Руффман отмечает, что большая часть флота, сражавшегося против испанской Армады, была построена из русских материалов (ibid., S. 26).