1. Проповедь агрессии и войны в реакционной буржуазной литературе

«Империализм не знает иных отношений между государствами, кроме отношений господства и подчинения, угнетения слабого сильным, — говорится в Программе КПСС. — Международные отношения он строит на диктате и угрозах, насилии и произволе.

Традиционное оружие эксплуататорских классов — насилие и захватнические войны с самых первых шагов истории капитализма стали постоянным, логическим и неизбежным порождением всей политики капиталистических государств в области международных отношений. Господствующие классы империалистических держав развязывали войны ради осуществления экспансии и завоеваний, для устранения своих конкурентов и соперников, с целью передела мира в соответствии с новым соотношением сил, укрепления своей власти и получения военных прибылей.

Одним из важнейших условий подготовки и развязывания империалистических войн неизменно была их идеологическая подготовка. Эксплуататорские классы и их идейные оруженосцы прилагали огромные усилия для разжигания национал-шовинизма, ненависти между народами, проповеди лозунгов «единства нации» против внешнего врага, обмана трудящихся относительно истинных причин и виновников войны.

Оправдание и обоснование войны и милитаризма как в «общетеоретическом» плане, так и в их многочисленных конкретных проявлениях всегда было одной из главных целей буржуазной социологии и историографии.

Война изображалась не только как «неизбежное», но и как «славное» явление истории. Был создан целый культ войны и военного «героизма». Воспевались подвиги крестоносцев и корсаров, всей плеяды конквистадоров-завое- вателей, начиная с XVI и кончая XX веком, «покорителей диких народов», «защитников отечества» и т. п. Прославлялись имена наиболее жестоких и кровавых полководцев и генералов, «мудрых» государственных деятелей империализма и дипломатов, строивших козни против соседних стран, ловко обманывавших своих противников и наносивших им неожиданные и сокрушительные удары.

С появлением первого в мире социалистического государства не только резко сократилась сфера капиталистической эксплуатации, но и существенно уменьшилась база для организации и развязывания агрессивных, захватнических, несправедливых войн.

Вместе с тем с победой Великой Октябрьской социалистической революции, а затем социалистических революций в ряде стран Европы и Азии к прежним стимулам, толкавшим капиталистические государства к развязыванию войн, прибавился еще один, наиболее сильный — попытаться силой оружия остановить ход исторического прогресса, уничтожить социализм, ставший реальной действительностью и превращающийся в решающий фактор общественного развития. Проповедь «священной войны» против СССР во имя спасения «христианской (т. е. капиталистической) цивилизации» стала новым и излюбленным мотивом защитников старого строя эксплуатации и насилия.

После второй мировой войны в ответ на укрепление и все большие успехи социализма, на бурный рост национально-освободительной борьбы народов, на мощный подъем рабочего и демократического движения империализм снова хватается за оружие. Вместо того чтобы реально оценить новую обстановку в мире, буржуазная общественная наука, находящаяся на службе у наиболее реакционных и милитаристских монополистических кругов, продолжала воспевать войну и «силу», оправдывая авантюристическую политику борьбы с помощью оружия против передовых идей и объективных исторических процессов.

Поскольку после двух мировых войн стало не только трудно, но и рискованно навязывать народам милитаризм в старом мишурном наряде «славы», центр тяжести в буржуазной пропаганде войны переместился на «доказательства» ее «неизбежности» в целях «сдерживания коммунистической экспансии», «обороны свободного мира» и т. п.

Многочисленные буржуазные идеологи из различных научно- исследовательских центров, университетов и институтов стали изобретать самые различные «нео»-геополитические и другие теории, предназначенные для обоснования империалистической политики агрессии. При этом проповедь новой войны все больше принимала открыто антисоветский характер, с прямыми указаниями на СССР как на будущего основного противника.

Для обоснования «политики силы» и войн, для оправдания вмешательства американских империалистов в дела других стран и реакционных попыток приостановить силой и угрозами борьбу народов за свое социальное и национальное освобождение, послевоенная буржуазная общественная наука выдвинула так называемую «биполярную схему» международных отношений.

В наиболее чистом виде «биполярная схема» была выдвинута еще в первые послевоенные годы в США, в трудах представителей так называемой школы «реальной политики», которые по существу и являются ее авторами. «После второй мировой войны, — писал представитель этой школы, профессор Чикагского университета Г. Моргентау, — центры силы переместились из Лондона, Парижа, Берлина и Рима в Вашингтон и Москву, а сила, сконцентрированная в двух последних столицах, столь превосходит силу любой другой страны или возможной комбинации стран, что сводит прежние великие державы Европы к положению второ- или третьеразрядных государств». Произошла «замена системы, составленной из множества государств приблизительно равной силы, биполярным политическим миром» *.

Сущность всех событий в послевоенном мире, по утверждению «реальных политиков», состоит якобы в «тотальной борьбе за силу» между СССР и США. «Периферия баланса сил совпадает ныне с границами земного шара... В эти пространства два оставшихся на международной арене великих соперника влили свою собственную силу, политическую, военную и экономическую, превращая их в два огромных блока, которые граничат друг с другом и противостоят друг другу во всех четырех углах земли... Сдержать или быть сдержанным, покорить или быть покоренным, разрушить или быть разрушенным — стало лозунгами новой дипломатии»819.

Каждое народное движение или восстание в любом уголке земного шара объявляется результатом «происков Москвы» или заполнения «вакуума силы» «русским империализмом». Этот тезис стал в буржуазной литературе главной отправной точкой для последующего обоснования политики «обороны» капиталистического мира, восстановления «нарушенного равновесия силы» с помощью любых средств, и прежде всего путем усиления вооружений, организации военных блоков, угрозы войны и, наконец, прямой агрессии.

«Одно из наиболее мощных воздействий на стратегию Соединенных Штатов, — признает ученый из Орегонского университета Ч. Шлейхер, — оказала их временная монополия на атомную бомбу» *.

«Атомная энергия, — откровенничал сразу же после Хиросимы и Нагасаки один из наиболее рьяных и последовательных поборников «политики силы» Р. Страус-Хюпе, — будет иметь главным образом военное и политическое значение», причем теперь в области военной политики «акцент перенесен на нападение»820. Атомная бомба, заявлял он далее, «создает состояние постоянного и всеобщего чрезвычайного положения», т. е. того самого напряженного «вооруженного мира», который возник в годы «холодной войны» в результате агрессивных действий западных держав и который получил «теоретическое обоснование» в трудах буржуазных идеологов. «Смелость» принять на себя «рассчитанный риск» объявлялась еще в 1945 г. одним из «существенных, если не наиболее важных элементов силы»821. Сама же «сила», т. е. политика угроз и агрессии, снова откровенно провозглашалась основой взаимоотношений между государствами, главным содержанием всех послевоенных международных отношений. «Страна, не обладающая силой, чтобы подкрепить свою собственную внешнюю политику, — утверждал Р. Страус- Хюпе, — не может позволить себе роскошь иметь ее и зависит в области международных отношений от других государств» 822. При этом в период атомного превосходства и относительно малой уязвимости США американских апологетов «политики силы» ничуть не беспокоило то, что в результате проведения рекомендуемого ими агрессивного, «динамичного», воинственного курса может вспыхнуть третья мировая война. Более того, они считали ее весьма «возможной в жизни этого (т. е. послевоенного. — Авт.) поколения»823.

Уже в 1946 г. в США ряд наиболее воинствующих апологетов империализма выступили с проповедью теории «возмездия» с применением атомной бомбы против тех, кто не согласится на условия «американского мира», на создание мирового атомного концерна под полным контролем США.

Лучше атомная война, чем дальнейший рост сил мира, национального освобождения, демократии и социализма, — вот основное послевоенное кредо воинствующих реакционных буржуазных идеологов.

Отказ США от сотрудничества на равных основах с Советским Союзом после второй мировой войны все более настойчиво «обосновывается» теоретически, и в ранг мудрости и добродетели возводится крайне опасная для дела мира и совершенно нереальная политика «с позиции превосходящей силы» по отношению к великой социалистической державе. Итоги первых послевоенных лет — рост могущества и между* народного авторитета СССР, создание и укрепление социалистической системы, кризис колониализма и появление нейтралистских государств Азии, ликвидация атомной монополии США — не отрезвили наиболее агрессивно настроенных империалистических политиков и идеологов капиталистического мира. Более того, у некоторых из них они вызвали еще более злобное неистовство, требование ответить «мечом и огнем» на новые успехи прогрессивных сил во всем мире.

Американская дипломатия первой половины 50-х годов, возглавлявшаяся Даллесом, шла по линии дальнейшего нагнетания «политики силы» *.

Некоторые буржуазные авторы, понимая, какое возмущение мирового общественного мнения вызывает официальная пропаганда «тотального конфликта», вооруженной борьбы с целью помешать распространению передовых идей нашего времени и продвижению народов по пути прогресса, пытались как-то ослабить отрицательное впечатление, вызываемое воинственными доктринами Даллеса. Именно поэтому в определенной части американской литературы появилась тенденция изображать эти доктрины как чисто пропагандистские лозунги, не имевшие якобы особого практического значения, объяснять их различными внутриполитическими соображениями.

Попытки представить официальные внешнеполитические декларации Даллеса как некие невинные избирательные фокусы не имеют, однако, ничего общего с действительностью. Эти попытки преследуют чисто пропагандистскую цель: несколько успокоить народы, у которых политика «балансирования на грани войны» вызывала серьезную тревогу.

Отмечая, что даллесовские доктрины «массированного возмездия» и «балансирования на грани войны», весь «новый взгляд» правительства Эйзенхауэра на «оборону» по существу представляли собой лишь дальнейшее развитие послевоенной американской военной и внешней политики, видные ученые Принстонского университета Э. Фэрнис и Р. Снайдер отмечали следующие их главные черты: «1) большая опора на крупные ударные силы, несущие усовершенствованные атомные бомбы и способные к мгновенному возмездию... 2) большая опора на высокоподвижные специальные воздушные и морские силы, вооруженные тактическим атомным оружием»826.

Нетрудно, следовательно, видеть, что «новый взгляд» правительства Эйзенхауэра— Даллеса на «оборону» США означал открытую подготовку к «тотальной термоядерной войне» и намерение использовать любой представившийся удобный повод для ее развязывания.

Разработке теоретических основ и практических рекомендаций в области проведения послевоенной империалистической политики «с позиции силы» посвятили свои труды многие буржуазные американские авторы, среди которых «первенствовали» в этом отношении в 1945—1955 гг. представители школы «реальной политики» во главе с Гансом Моргентау, Кеннаном, Болдуином, многие английские военные теоретики и публицисты, в большинстве своем в той или иной степени связанные с Королевским институтом международных отношений, реакционные французские и западногерманские авторы. Послевоенная милитаризация экономики и политики капиталистического мира оказалась неразрывно переплетенной с милитаризацией его духовной жизни, идеологии, с идейной подготовкой новых войн.

Один из наиболее ярых и известных в США пропагандистов «превентивной войны», В. Пьюлстон, в своей работе «Влияние силы на международные отношения» утверждал, например, что «использование силы всегда было ре- шающим фактором в жизни народов (курсив Пьюлстона. — Лет.)»827. Главной задачей американской военщины Пьюлстон откровенно объявлял «подготовку вооруженных сил для борьбы с любым противодействием» внешней политике США828. Он резко выражал свое недовольство традиционным подчинением военных гражданской власти в США и возлагал на последнюю всю ответственность за действительные и мнимые провалы американской дипломатии в прошлом.

В. Пьюлстон пел гимн войнам, в том числе «превентивным», «тотальным», с применением атомной бомбы и т. д. Войны, писал он, «могут также даровать блага (!), которых обычно не замечают. Совершенно объективная история экономического развития современного мира должна была бы прийти к выводу, что важным, в большинстве случаев главным фактором быстрой индустриализации стран западной цивилизации был толчок, данный войной... Вторая мировая война вытащила нашу экономику из застоя 30-х годов, дала новые надежды (!) миллионам людей, подняла нашу промышленность на новый, высокий уровень активности»829. Поистине надо боготворить войну, чтобы вот так, в одной фразе, собрать воедино все «доводы» в ее пользу — от старых гитлеровских теорий об «оздоровляющем» характере войн до лживых, но широко распространенных ныне в США утверждений о «процветании», приносимом якобы гонкой вооружений.

Как и многие другие идеологи империализма, В. Пьюлстон не признавал мирных путей решения «конфликта» между США и СССР, между капиталистической и социалистической системами. В качестве единственно реального метода «разрешения» этого и других конфликтов в международных отношениях он предлагал войну. Поэтому Пьюлстон настоятельно рекомендовал американской военщине усиленно готовиться к термоядерной агрессии против Советского Союза 830. Циничная проповедь «первого», «превентивного» атомного удара против СССР и других миролюбивых народов составляет основное содержание его книги.

Для оправдания военных приготовлений империалистических держав в ход была пущена лживая теория о современных международных отношениях как о некоем промежуточном состоянии между войной и миром, как

о «вооруженном мире» или «холодной войне». «Война, — утверждает, перефразируя известное положение Клаузевица, один из крупнейших американских буржуазных историков Т. Бейли, — была теперь (после 1945 г. — Авт.) продолжена другими средствами. Наиболее настоятельными проблемами стали вопросы политики силы» 831.

Весь мир рассматривается американскими проповедниками «политики силы» с военной точки зрения. Вопреки действительности, американские авторы Р. Снайдер, Э. Фэрнис, считавшие США «потенциально сильнейшей военной державой на земле» и выступавшие за реализацию этого «потенциала», утверждали, что якобы «американская мощь и готовность использовать ее (т. е. развязать новую мировую войну. — Авт.) увеличили престиж Америки и ее притягательную силу в борьбе за друзей и союзников»832.

Фэрнис и Снайдер с упоением описывают превращение капиталистического мира в своего рода военный лагерь. «Создание Североатлантического пакта, — заявляли они, — также повысило военную безопасность Америки, обеспечив ей, помимо всего прочего, дружескую международную армию в Западной Европе. Военная помощь Греции, Турции, Испании, Формозе, Латинской Америке и другим странам укрепили еще больше позиции США. Были заключены пакты безопасности, связывающие страны Западного полушария и ряд государств Тихого океана (Австралию, Новую Зеландию, Филиппины и Японию). Эти и другие соглашения дали США доступ или фактический контроль над военными базами в таких стратегических пунктах, как Испания, Греция, Турция, Северная Африка, Гренландия, Япония, острова Тихого океана и Западная Германия»833.

Видные американские военные теоретики У. Миллис, X. Мэнсфилд и X. Стейн, считающие, что в современную эпоху стерлась разница между гражданскими и военными аспектами «национальной политики»834, открыто призывают правящие круги и общественность США отказаться от таких «устаревших догм», как контроль гражданской власти над военными и отстранение последних от выработки политических решений. Главной проблемой, вставшей перед США после второй мировой войны, пишут они, стал вопрос о том, «как следует объединить военные факторы, вооруженные силы и военные планы с гражданской дипломатией и мирной внутренней политикой» 835; или даже, как «приспособить гражданский элемент к военным требованиям в жизни современного государства» 836.

Сами авторы не скрывают своей глубокой убежденности в том, что именно военщине, целям подготовки новой войны должны быть подчинены вся внутренняя жизнь и внешняя политика США. Они выступают за постоянное «усовершенствование» американской военной машины, за оснащение ее самыми новейшими и разрушительными видами оружия, за полную милитаризацию США. Признавая несовместимость политики «общей обороны» с требованиями повышения «всеобщего благосостояния», они недвусмысленно объявляют, что «сегодня задачи общей обороны приобрели настоятельность и необходимость», как никогда раньше837. Принесение в жертву богу войны насущных интересов и самой жизни народов, старый нацистский лозунг «пушки вместо масла» — вот что пропагандируют по существу в своих работах современные апологеты «политики силы», вроде У. Миллиса и К0.

Разумеется, далеко не все буржуазные сторонники «жесткого курса» в международных отношениях, считающие войну и угрозу ею их неотъемлемым элементом, решаются открыто пи сать об этом в современную эпоху. Поэтому наряду с работами откровенных поджигателей войны и пропагандистов ненависти между народами в капиталистическом мире в большом количестве выходят книги, протаскивающие идеологию милитаризма под прикрытием громких фраз о мире, безопасности, народных и национальных интересах и т. д.

«Даже войны и военное и территориальное расширение часто служат средствами достижения безопасности», — утверждают ученые Пенсильванского университета Н. Пальмер и X. Перкинс в своей книге «Международные отношения», изданной в 1954 г. в Англии «под покровительством» Лондонского института мировой политики К

Стараясь обосновать «политику силы» как якобы единственно «реальную» в современных условиях, некоторые буржуазные авторы утверждают, что агрессивный внешнеполитический курс западных держав пользуется поддержкой общественного мнения, народных масс, которые являются чуть ли не «инициаторами его». «Поставленные лицом к лицу с возможностью разрушения наших городов в первые же часы новой войны, — пишет 3. Адлер,— американцы потребовали, чтобы наша политика была очищена от идеалистических и сентиментальных настроений... Американцы открыли элементарный факт, долго затемнявшийся исключительными условиями (США. — Авт.), а именно, что сила — основа успешной дипломатии»838. Так параллельно с линией на идеологическую обработку народных масс в милитаристском духе, запугивания их и насаждения среди них веры в «неизбежность» войны, «полезность» гонки вооружений и т. п. в буржуазной литературе протаскивается лживая версия о том, что простые труженики — эти подлинные создатели всех материальных и духовных ценностей на земле будто бы являются вдохновителями военных приготовлений и самой воины.

Видный политический деятель и идеолог американского империализма

А. Берли, а также многие другие буржуазные авторы пытаются обосновать гонку вооружений и опасный внешнеполитический агрессивный курс США... их «заботой» об обороне «свободного мира», их «обязанностями» как «мирового лидера». «Участие Америки в мировых делах влечет за собой зловещий (а главное, прибыльный для американских монополий. — Авт.) бизнес поддержания необходимого уровня вооружений и готовность идти на риск использования этих вооружений» 839.

США, как главный оплот империализма и милитаризма, стали и основным центром пропаганды «политики силы», агрессии и войны в современных международных отношениях. «Приоритет» и «руководящая роль» идеологов американского империализма в изобретении и выдвижении наиболее воинственных военно-политических доктрин и теорий, вроде «устрашения», «превентивной войны» и «массированного возмездия», неоспоримы. Однако проповедь войны и угроза ею в капиталистическом мире не ограничивались в послевоенные годы пределами США, а были подхвачены и развиты «применительно к национальным условиям», т. е. к интересам соответствующих господ- ствуюЩйх классов, в Англии и Франции, а затем в ФРГ и в других империалистических державах. Классовая ненависть к социализму, стремление силой подавить борьбу народов за свое социальное и национальное освобождение — таковы наиболее общие источники раздувания военной истерии правящими кругами различных империалистических держав и их идеологами.

Политическая близорукость, лицемерие, авантюризм и пренебрежение интересами и безопасностью собственной страны характерны для английских проповедников милитаризма и войны.

Английские поборники сохранения в арсенале империализма войны и угрозы ею проделывают иной раз самые головокружительные сальто-мортале, чтобы доказать «неизбежность» и «необходимость» сохранения Великобританией «самостоятельной атомной мощи», проведения ею политики «с позиции силы». Так, бывший директор Королевского института международных отношений, видный английский историк и политический деятель К. Вудхауз развивает теорию, согласно которой возможность возникновения третьей мировой и локальных войн якобы становится все меньше по мере... создания, накопления и распространения новых и все более разрушительных видов оружия. Он пытается уверить своих читателей в том, что в результате ядерного разоружения «безопасность в Европе скорее уменьшилась бы, чем возросла» 840. Наряду с атомным разоружением, утверждает далее Вудхауз, опасность развязывания войны может увеличиться в результате «создания нейтральных зон», «разъединения» вооруженных сил социалистического и капиталистического лагерей и т. д. Вудхауз проповедует отказ от принятия любых реальных мер, которые могли бы привести к ослаблению международной напряженности и уменьшению риска возникновения новой войны.

От имени наиболее реакционных и агрессивных кругов британского империализма он требует сохранения и укрепления атомно-водородного потенциала Англии. Отказавшись от водородных бомб, пишет он, «Великобритания просто ослабила бы свои международные позиции»841.

Французские реакционные авторы в своей проповеди «политики силы», использования военной угрозы и самой войны для борьбы против социалистических, демократических и национально-освободительных сил всеми способами оправдывают проведение «холодной войны», наращивание вооруженных сил французским империализмом и другими империалистическими державами.

Так, К. Дельмас приветствует присутствие американских войск в Европе как залог того, что любой конфликт здесь, «даже война с применением лишь обычных видов вооружения, быстро превратится в термоядерную войну»842. Аналогичные взгляды развивает видный военный и политический деятель Франции генерал П. Бийот, по мнению которого, «высшей фазой» развития военной науки и техники будет «кнопочная война» на тотальное уничтожение, возможность которой он охотно допускает 843.

Наряду с теорией «вооруженного мира», «равновесия страха» во французской буржуазной литературе продолжает иметь хождение концепция о «неизбежности», «извечности» войны, о ценности «геополитических истин в век атома» и т. п. «Каков бы ни был данный конфликт, — утверждает П. Се- лерье, — всегда остается возможность прийти в ходе его к регламентированному использованию новых (термоядерных) видов оружия, умеренных и приспособленных к нему. Следовательно... геополитические и геостратегические факторы сохраняют свое значение» 844.

Основное достоинство «геостратегии» французские геополитики видят в том, что она целиком отвечает милому их сердцу состоянию «вооруженного мира», крайней степени напряженности на международной арене. «Земля живет ныне, — заявляет П. Селерье, — в состоянии полумира, «холодной войны», так что размещение вооруженных сил постоянно играет свою роль: существует своего рода стратегия мирного времени» 845.

Апологетов «вооруженного мира» ничуть не пугает перспектива возможного перерастания его во всеобщую войну, хотя они отдают себе отчет в разрушительном характере современных видов ракетно-водородного оружия. По их мнению, нужно лишь на случай «тотального» конфликта «принять меры, обеспечивающие выживание (!) или для продолжения борьбы, или просто ради того, чтобы не погибнуть окончательно»846.

Сами реакционные французские авторы недвусмысленно признают, что мир, «основанный на страхе взаимного уничтожения», — это непрочный мир, в котором возможны «местные» конфликты, способные быстро «перерасти» во «всеобщую катастрофу». Тем не менее они продолжают упорно ратовать за сохранение и поддержание «баланса страха». Они расценивают международную роль и национальный престиж страны в зависимости от ее военной силы.

Вся фальшь утверждений проповедников «вооруженного мира» о том, что термоядерное оружие — якобы лучший гарант всеобщей безопасности, бросается в глаза каждый раз при более подробном ознакомлении с их аргументацией «в защиту мира». На деле все их рассуждения направлены к одной цели — сохранению атомной и водородной бомб в арсенале империалистической дипломатии, оправданию политики «с позиции силы», признанию даже ракетно-ядерной войны и угрозы ею «реальным средством» воздействия на современные международные отношения.

Для западногерманского империализма характерна готовность использовать любой вид войны — как «тотальную», так и «локальную» — ради авантюристической политики реванша и агрессии. Идеологическая подготовка новой войны, оправдание и восхваление политики «с позиции силы» и «угрозы оружием» приняли в ФРГ особенно широкий размах.

С обоснованием «теорий» об использовании войны в качестве орудия внешней политики империализма в современную эпоху выступают многие западногерманские авторы, поставившие свое перо на службу монополиям и военщине ФРГ. Один из них, Ф. Штернберг, «предполагает» даже, что возможность войн будет все больше возрастать с прогрессом человечества. По его утверждению, по мере завоевания независимости все большим числом народов Азии и Африки «дело может прийти к тяжелым внешне политическим конфликтам между ними самими... между ними и прежними великими колониальными державами»

Разумеется, наиболее вероятной будущей войной Штернберг считает войну с СССР, к усиленной подготовке которой он и призывает западные державы во главе с США.

После того как США, СССР и Великобритания стали «термоядерными державами», следующим «естественным» этапом мировой «революции в военном деле», по мнению Штернберга, должно быть оснащение атомно-водородным оружием капиталистических стран континентальной Европы. В интересах «обороны свободного мира», пишет он, США должны «наряду с постоянным дальнейшим развитием собственного производства атомного оружия и средств его доставки к цели, помочь также европейским государствам в том, чтобы их военная мощь больше, чем прежде, соответствовала промышленному потенциалу, т. е. это означает сегодня, чтобы они развили свои атомные вооруженные силы»847. Разумеется, в таком случае «немецкие войска, как и остальные воинские части держав НАТО, получат от американцев атомное оружие» 8.

Старая точка зрения немецких милитаристов, юнкеров и империалистов, что «право — это сила», вновь широко культивируется в ФРГ. Реакционные западногерманские идеологи не считают даже нужным скрывать, что они ратуют за «политику силы» и вооружение ради того, чтобы, опираясь на них, попытаться добиться осуществления своих реваншистских замыслов, экспансионистских планов. Открыто выступая против движения народов за мир и смягчение международной напряженности, они усиленно проповедуют тезис

о «бесполезности» любых переговоров по разоружению без предварительного создания «атмосферы доверия», «смягчения международной напряженности». Обязательными же условиями такого смягчения западногерманские империалисты объявляют ни больше ни меньше как прекращение народами борьбы за национальное и социальное освобождение, отречение коммунистов от своих убеждений и их капитуляцию перед мировой буржуазией, удовлетворение всех территориальных и политических притязаний германских реваншистов.

В. Греве, один из ближайших сподвижников Аденауэра, цинично пытается поставить на одну доску объективный революционный мировой процесс и реваншистские, реставрационные и реакционные происки империализма, направленные на «изменение существующего статус-кво». Ни Восток, ни Запад, заявляет он, «не удовлетворены сегодня политическим статус-кво»848. Поскольку же «без военного давления... редко можно добиться существенного изменения политического статус-кво», постольку невозможно и достижение «военного статус-кво»849, т. е. какого-либо сдерживания гонки вооружений, постольку становится «оправданным» и использование силы для достижения политических целей Бонна, в частности поглощения ГДР и т. д.

Реакционные идеологи империализма прибегают к самым различным доводам для оправдания политики агрессии и войны. При этом наряду с «общетеоретической» разработкой проблем войны огромное место в буржуазной литературе заняли попытки обоснования и прославления конкретных агрессивных действий империалистических держав в первой половине 50-х годов.