А. В. Фяоровский ЧЕШСКО-РУССКИЕ ТОРГОВЫЕ ОТНОШЕНИЯ Х-ХП вв.

За истекшие со времени выхода в свет этой статьи В. Г. Васильевского десятилетия накопилось немало нового материала, значительно расширилась источниковедческая база, выяснилась возможность использовать новые источники — восточные, археологические, нумизматические, изменились самые предпосылки изучения экономической истории Киевской Руси, использованный В. Г. Васильевским материал получил новое истолкование и т. д. Ввиду этого понятны возможность и необходимость проводить новые пересмотры поставленной Васильевским проблемы в соответствии с современным состоянием источников и научной методологии.

Данный очерк имеет своею задачей сделать подобный пересмотр вопроса в той его части, которая касается экономиче-

1 В. Г. Васильевский. Древняя торговля Киева с Регенсбургом. ЖМНП, ч. CCLVIII, 1888, июль, стр. 121—150.

64

ских отношений Киевской Руси с Чехией; «регенсбургская проблема», впрочем, неизбежно займет и здесь известное ме> сто, поскольку русско-чешские торговые отношения трудно было бы изолировать в целом от торговых связей самой Чехии с Регенсбургом, с Верхним Дунаем вообще.

Современные взгляды на Древнюю Русь существенно отличаются от тех воззрений, которые пользовались едва ли не всеобщим признанием в науке в конце XIX в. и первые десятилетия нашего столетия. Работами советских ученых, в особенности исследованиями покойного Б. Д. Грекова, был доказан феодальный характер общественного строя Киевской Руси. Нашло правильное объяснение и то обстоятельство, что Русь поддерживала широкие внешнеторговые связи, а участие ее господствующего класса в международном торговом обороте занимало важное место в общих перспективах древнерусской хозяйственной истории. Киевская Русь играла крупную роль в международной торговле в разных направлениях — и на юг (Византия, Балканы), и на восток (хазары, Волга, Кавказ), и на север (Прибалтика, варяги), и на запад (Средняя Европа).

Нас будут занимать торговые связи Киевской Руси с Чехией, т. е. одно из слагаемых западного направления русской внешнеторговой деятельности. Это западное направление остается обычно несколько в тени при характеристике экономических отношений Древней Руси по сравнению, например, с направлением южным (русско-византийским) или восточным (русско-хазарским, русско-волжским и т. д.), что объясняется в известной мере скудостью и сложностью источников. Отношения Киевской Руси с Чехией до недавнего времени оставались вообще как-то вне внимания историков и не получали достаточно места в общей схеме международных отношений Древней Руси. В последние два-три десятилетия в этом деле достигнуты значительные успехи. Позволю себе сослаться на мою книгу «Чехи и восточные славяне» (том первый с главами о Киевской Руси вышел в 1934 г.), где собрано немало соответствующего материала и можно найти подробные данные о предшествовавшем изучении этого вопроса.

Международные связи России 65

интереса к проблеме участия Древней Руси в торговых отношениях с Чехией в X и последующих веках2.

Торговые связи между Киевской Русью и Чехией с Моравией в X и последующих веках развивались в сочетании со связями политическими (династическими) и культурными. Не входя здесь в обсуждение возможности подобных связей еще в эпоху существования и развития Великоморавского государства в IX—X вв., о чешско-русских взаимоотношениях в X— XII вв. можно говорить уже с полной определенностью. В памяти русских современников эта связь Киевской Руси с Чехией была совершенно ясной, а некоторые памятники тогдашней письменности подтверждают это с абсолютной бесспорностью. Известные слова Повести временных лет под 996 г. о том, что киевский князь Владимир I жил в дружбе с «окольными» князьями венгерским, польским и чешским «Андрихом», отражают, конечно, не только добрососедские отношения Владимира Святославича (умер в 1015 г.) с князем Чехии Ольдржи-хом (умер в 1034 г.) 3, но и более старые формы этих русско-чешских взаимоотношений. Именно в этой связи нужно учитывать сообщение Повести временных лет о занятии киевским князем в 981 г. так называемых червенских городов и Перемышля к востоку от верхнего течения Вислы. Как бы ни толковать это сообщение летописи в смысле прежней принадлежности этих городов «ляхам», чехам, бужанам или хорватам, как бы ни восстанавливать вероятное первоначальное чтение этого рассказа4, несомненно, что Владимир I продви-

2 В целях экономии места в настоящей статье не делаются подробные и полные ссылки на источники и литературу, использованные и цитированные в названных выше моих работах, но приводятся указания лишь на не упомянутые там новые материалы и исследования по занимающему нас вопросу.

3 Ср. скептические соображения о достоверности и датировке летописного сообщения 996 г.: A. F. G г a b s k i. Studia, nad stosunkami pol-sko-ruskimi v poszgtkach XI wic-ku. «Slavia Orientalis», R. 6. Warszawa, 1957, str. 164 i nast.

4 Недавняя гипотеза В. Д. Королюка нам не представляется вполне убедительной; она встретила несогласие и со стороны некоторых других исследователей. Ср., например: A. F. G г a b s k i. «Повесть временных

66

нул тогда границы владений Киевского княжества чуть ли не вплоть до верховьев Вислы, где, как известно, в то время заканчивались владения пражских Пржемысловичей, проходили (правда, недолго, лишь до 999 г.) границы Чешского государства. Во всяком случае именно здесь могли возникнуть непосредственные территориально-политические и иные контакты между Чехией и Русью, переживавшими время интенсивного политического и культурного роста.

Именно в этой обстановке сближения между Чехией и Русью надо искать объяснение появления двух чешек среди жен киевского князя Владимира. Конечно, очень соблазнительно видеть в этих чешках представительниц владетельной фамилии, в той или иной степени близких к самому главе Пржемысловичей.

Все эти факты, восстанавливаемые на основании анализа скупых источников, бесспорно свидетельствуют, что между княжеским домом Киевской Руси и династией Пржемысловичей были постоянные связи. За ними естественно предпола-

лет», jako zr?dlo do dziej?w Polski w swietle nowszej literatury. «Kwar-talnik Instytutu polsko-radzieckiego». Warszawa, 1955, 1—2 (10—11), str. 260—267; H. L u d a t — «Historische Zeitschrift», Bd. 177, H. I. M?nchen. 1954, S. 182. Нам не кажется достаточно основательной недавняя попытка польского историка Ст. Кучиньского совсем отвергнуть историческую достоверность летописного рассказа о занятии князем Владимиром так называемых червенских городов. Даже отрицая наличие враждебных отношений между Владимиром и «ляхами» в конце X в., нужно все же считаться с полной фактической правдоподобностью основы летописного сообщения 981 г. о расширении границ Руси на запад в сторону Днестра и Сана, и никак не может опорочить этот рассказ последующая более точно известная история червенских городов в рамках польско-русских отношений. Сомнительна и возможность лишь позднейшей вставки в интересующий нас текст имени Перемышля (вместо Перемиля у Червена). Ср. St. М. Kuczyriski. О wyprawie Wlodzimierza I kuLachomwzwigzkuspoczqtkami panstwa polskiego. «Sprawozdania Wroclawskiego Towarzystwa Naukowe-go», r. 4 (1949). Wroclaw, 1952, str. 114—122; его же. О powstaniu wzmianki z roku 981 w «Powiesci lat doczesnych».

67

гать известную политическую основу сотрудничества, которым было затронуто и княжеское окружение — боярство, воинство и т. п.

В старой чешской (по преимуществу легендарной) генеалогической традиции не раз упоминаются связи чешской знати с русской княжеской средой. Так, русский корень приписывается роду Рыжмберков, от русской княжеской семьи ведет начало и знаменитый моравский дом Жеротинов. Правда, каждый старинный генеалог, занимавшийся этими родами, по-своему изображал русско-чешские первичные связи, но интересно, что именно в этой области искались корни знатных семей; род Жеротинов, например, через русское звено вел свое начало от греческих императоров, что повторял и Я. А. Комен-ский, ссылавшийся на несохраиившийся труд о древностях Моравии и на «Annales vetustissimi Russorum»5.

Чешские воины очень часто привлекаются в XI и особенно в XII в. к участию в русских междукняжеских спорах и конфликтах; русские летописцы той поры нередко отмечают их присутствие на Волыни, в Киевщнне и в иных краях Руси.

Не менее важно учесть н известные факты культурных чешско-русских отношений. В этой области Киевскую Русь и Чехию с Моравией сближала их этническая общность, а также то, что они принадлежали в X—XI вв. к сфере церковно-сла-вянской богослужебной и письменной традиции, своими корнями уходившей в старую великоморавскую, кирилло-мефо-диевскую культурную основу. Уже на этом первичном этапе мораво-паннонского культурного развития между русскими славянами и обитателями чехо-моравских просторов налаживался известный контакт, который затем сохранил свою силу и приобрел новые формы. Примечательно, что именно на русской почве и в русском письменном наследии сохранились чешские памятники церковно-славянской письменности и литера-

5 Свою роль в этих генеалогиях играло то обстоятельство, что в ряде чешских родов (Дрславичей, Рыжмберков, Черниных) в XI и последующих веках было в обороте имя или прозвище Рус, которое, едва ли имея по своему первичному смыслу этническое значение (например русый в противопоставлении черному), приобретало его в родовой традиции и в генеалогических вымыслах. Ср. А. В. Флоровский. Чехи и восточные славяне. Очерки по истории чешско-русских отношений (X—XVIII вв.), т. I. Прага, 1966, стр. 71; М. Kola?, in: «Pam?tky Archeologick?», VIII. Praha, 1928, str. 81; Zd. Ka lis ta. Kr?lovsky Ko-nisi Cernin (1197—1212). «Casopis spolecnosti pfatel starozitnosti ?eskych», XXXVII (1928). Praha, str. 56; С a 1 i n de Marienburg. D. F., Virtus leonina (генеалогия Жеротинов). Viennae, 1683, p. 2—4, 14 sq., 17, 32; на стр. 16—17 — генеалогическая таблица [по Кругериусу (Clenodia s?ve Cimelia) и по Папроцкому]; ср. Th. J. Р е s s i n a de С z е с h о г о d. Mars Moravicus... Pragae, 1677, p. 230 sq. (о русском князе Олеге в Моравии в X в.).

68

туры (преимущественно агиографического характера) или же переводные с латинского. Имена чешских святых князя Вацлава и княгини Людмилы стали своими в русской среде (во всяком случае уже в XI в.), а чешская церковная среда тогда же усвоила культ первых русских святых Бориса и Глеба. Политические и династические отношения, проникновение чешских воинов на Русь и русских людей в чешскую среду, а также культурные связи создавали живую ткань чешско-русского общения.

Понятно, что в условиях феодализма эти отношения не всегда развивались по линии дружбы и солидарности; порою возникали расхождения и конфликты. Стоит вспомнить известный поход Владимира Мономаха в 1076 г. против Чехии, когда русские князья достигли ее границ, действуя совместно с польскими князьями. Эти русско-польско-чешские княжеские конфликты могли временами серьезно осложнять отношения, однако они не могли устранить стремления к обмену культурными ценностями. Именно в этой более широкой перспективе становятся убедительными немногочисленные, к сожалению, свидетельства источников о русско-чешской торговле.

Уже первое свидетельство источников, вызывающее до сих пор сомнения, взятое в более широком контексте, приобретает большую ясность и бесспорность. Мы имеем в виду известное положение Раффельштеттенского мытного устава начала X в., регулировавшего торговые права и обязанности торговцев на Верхнем Дунае. Там говорится о купцах, приходящих сюда из страны «Ругов» и «Боеман» («de Rugis vel de Bo?manis») и доставляющих мед, воск и рабов. Следует, однако, еще преодолеть скептицизм многих (особенно западноевропейских) исследователей относительно смысла приведенных данных. Недавняя попытка австрийского автора Цёллнера истолковать упоминание Ругов в этом тексте как реминисценцию ругов времен Одоакра V—VI вв., т. е. обитателей Австрии, нам представляется ошибочной, ибо трудно допустить, чтобы законодатель при определении прав и обязанностей известной категории людей — торговцев — применял термин, уже в его время звучащий лишь как историческое воспоминание: такое употребление полузабытого термина могло лишь затуманить дело, а никак не разъяснить и уточнить правовую формулу мытного устава. Законодатель мог употребить то или иное имя лишь в смысле конкретной реальности его времени, и здесь неизбежно возникает аналогия между именами «Русь» и «Ру-гия». Для начала X в. мы не имеем прямого примера их отождествления, но уже с середины этого столетия такое отождествление в письменной немецкой традиции становится обычным, и есть все основания датировать эту практику уже

69

началом X в. А если это так, то мы получаем драгоценное свидетельство о том, что уже в начале X в. купцы из Руси и Чехии совместно выступали на верхнедунайском рынке как поставщики известных сортов товаров, типичных для тех хозяйственных условий, в каких жила и развивалась Русь: мед, воск и рабы были типичными товарами восточноевропейского торгового оборота, находившими, очевидно, сбыт уже в начале X в. и в Чехии, и через нее на Верхнем Дунае, в Регенс-бурге и т. д.

Следующее по времени свидетельство источников о торге Руси со Средней Европой тоже не является совершенно бесспорным, правда, не столько в своем существе, сколько в отношении того, кто именно выступал активной стороной в контакте между Восточной Европой и Чехией, Прагой. Мы имеем в виду известное свидетельство еврейского путешественника Ибрагима ибн Якуба от 966 г. Говоря о Чехии и Праге, Ибрагим ибн Якуб упоминает о том, что в Прагу из Кракова приходили торговцы — русы и славяне, привозившие разные товары, в том числе и рабов. Здесь критика останавливает свое внимание как на раздельном обозначении русов и славян, участников этого торга, так и на появлении их из Кракова. В связи с убеждением в широком участии норманского элемента в создании русской, а может быть, и польской, государственности и убеждением в том, что имя «Русь» относилось именно к этим норманским воителям и предпринимателям, некоторые авторы готовы признать участие северогерманских «русов» в этом торге в Праге, а самый Краков рассматривать как норманскую политическую и экономическую базу6. Если учесть, что раздельное обозначение «русов и славян» у авторов X в. (например, у Константина VII Порфирородного и некоторых арабских писателей) было довольно обычно, нет необходимости непременно искать этих «русов» в Северной Европе, ибо в это время Русь и русские уже весьма активно создавали крупное средоточие восточнославянской политической жизни на Днепре. Русы и славяне Ибрагима ибн Якуба одинаково шли в Прагу, при этом везли свои товары через Краков — один из главных пунктов на пути между Прагой и Киевом.

Краковская область в верхнем течении Вислы находилась во второй половине X в. в сфере интересов Чехии, которая, несомненно, владела этой областью до 999 г. Следует учесть и

6 Ср. трезвый пересмотр этих догадок: Н. Lowmia?ski. Zagad-nienie roli norman?w w genezie pa?stw slowia?skich. Warszawa, 1957, особенно str. 31 и сл.; ср. несколько скептических соображений о связях Галичины с •норманмами северным путем в ра'боте археолога Я. Пастернака (см. о ней: М. Андрусяк, в «Analecta ordinis Sancti Basilii Mag-ni», t. II, fase. 1—2. Romae, 1954, p. 287—288).

70

факт присоединения к Киевской области червенских городов в 981 г. Не останавливаясь на вопросе о точной датировке этих событий, нужно признать, что оба эти обстоятельства не могли не быть связаны и с экономическими взаимоотношениями Праги и Киева. Теперь, хотя бы и на короткий срок, пришли в соприкосновение земли Чехии и Руси, и торговый путь, который шел, по словам Ибрагима ибн Якуба, через Краков, приобретал особое значение. Не исключено, что самое распространение власти Праги в сторону Кракова и нажим Владимира I на червенские города в направлении Вислы могли определяться и экономическими расчетами, стремлением овладеть торговым путем Прага — Киев с обеих сторон для создания непосредственной торговой связи7. Прага — Краков — червенские города (рядом с ними особенно Перемышль на Сане) —Киев — вот прямая линия этого торгового общения, оказавшаяся на несколько десятилетий X в. в руках двух ставших соседями славянских государств.

Вспомним еще одно свидетельство — первого летописца Польши Анонима Галла. Рассказывая о древней Польше, он заметил, что эта страна, именно Малая Польша, лежит в стороне от больших путей и редко кем посещается — разве лишь теми, кто едет ради своих торговых дел на Русь. Значит, через Малую (Польшу лежал торговый тракт, очевидно, с запада на восток, на Русь; этот путь как раз и совпадает с намеченной нами линией Прага — Краков — Перемышль — Киев.

Перемышль, как видим, был в те времена важным звеном единой цепи торговых связей. И как раз сравнительно недавно это обстоятельство получило новое подтверждение в связи с использованием старого, но забытого средневекового еврейского источника. В сохранившемся в традиции XII—XIII вв. сочинении одного из талмудических ученых первой половины XI в. имеется сообщение о захвате в Перемышле во время смуты в плен двух еврейских детей; один ребенок был затем отведен в Прагу для продажи. Это сообщение подтверждает, что Перемышль и его население имели прямой торговый контакт с Прагой, куда (на рынок невольников) могли отвозить и пленных из Перемышля 8.

7 Ср. Т. L е w i с k i. Zr?dla arabskie do dziej?w slowia?szczyzny, t. I. Wroclaw — Krak?w, 1956, str. 148 i nast.; его же, в кн.: А. С z а р-kiewicz, Т. Lewicki, S. Nosek, М. Opozda-Czapkiewicz. Skarb dirhem?w arabskich z Czechowa. Warszawa — Wroclaw, 1957, str. 247, 259; cp. Fr. Dvomik. The making of Central and Eastern Europe. London, 1949, p. 90, 302 sq.

8 Ср. комментарий к этому еврейскому тексту, впервые широко использованному при изучении истории Древней Руси Ю. Бруцкусом (1927), в исключительно ценной польской сводной работе. Fr. Kupfer i Т. Lewicki Zr?dla hebrajskie do dziejow slowian i niekt?rych innych lud?w

71

Настаивая на исторической достоверности указанного выше направления чешско-русского торгового контакта, мы не можем не признаться, что на пути к принятию этого тезиса стоят известные препятствия археологически-нумизматического характера. При изучении торговых связей Древней Руси с арабским Востоком, Закавказьем и Средней Азией, с одной стороны, и с Прибалтикой и Скандинавией, с другой, мы имеем возможность опереться на такое важное обстоятельство, как локализация находок монетных кладов с восточным серебром (дирхемами). Со времени выхода замечательной книги П. Савельева этот материал все более растет и сохраняет, как показывают новейшие труды, свою доказательную силу9. Очевидно, в X—XI вв. арабское серебро играло крупную роль во внутренних торговых отношениях в Восточной Европе и являлось показателем внешних торговых сделок. Казалось бы, арабское серебро должно обнаружиться и на путях из Восточной Европы на запад, т. е. и на пути Киев — Прага, как постоянный и непременный спутник торговых сношений. Однако в данном случае дело обстоит как будто иначе, и это давало основание некоторым исследователям отрицать существование чешско-русской торговли или во всяком случае недооценивать ее.

Этот скептицизм подкреплялся тем, что западное и чешское серебро также не проникало на Русь в X—XI вв., хотя оно постоянно присутствует в многочисленных находках к северу от Чехии в сторону балтийского побережья.

В самом деле, мы утверждаем, что существовало живое торговое общение между Киевской Русью и Верхним Дунаем, а между тем регенсбургских монет не находят на территории Руси, во всяком случае Руси Южной, и цепочка их находок идет от Верхнего Дуная через Чехию на север по Одре и далее к Балтийскому морю. Чешское серебро в X—XI вв. было одним из крупных элементов денежного обращения Средней и Северной Европы. Однако оно проникало на Русь не путем Прага — Краков — Перемышль — Киев, интересующим нас, а через Прибалтику и затем от Рижского и особенно Финского залива в северные и северо-западные области Восточной Европы. В этом легко убедиться, взглянув на карту находок чешских динаров. В массе западноевропейского серебра они при

Srodkowej i Wschodniej Europy. Wroclaw — Warszawa, 1956, str. 41 i nast., 158—159, 272 i nast.; ср. T. Lewicki. Zrodla arabskie..., t. 1, str. 147 i nast.

9 Ср. В. Л. Янин. Денежно-весовые системы русского средневековья. Домонгольский период. М., 1956; ср. В. Л. Янин. Нумизматика и проблемы товарно-денежного обращения в древней Руси. ВИ, 1955, № 8, стр. 136—142.

72

сутствуют в незначительном количестве. Этот факт говорит о том, что чешские динары не использовались на Руси в качестве самостоятельной платежной единицы. Их нельзя рассматривать и как непременное свидетельство торговых сделок10.

Эти фактические указания надлежит в полной мере учесть. И все же дело обстоит не так печально с нашим тезисом о торговле в направлении Прага — Киев через Краков — Пе-ремышль. Это признал и замечательный чешский нумизмат и историк Г. Скальский.

В последнее время произошли некоторые существенные изменения в локализации находок арабских дирхемов в Восточной Европе, в Польше и в Чехии. Если еще несколько лет назад таких находок в Чехии и Моравии, по существу говоря, не было (нельзя же было принимать в расчет два-три обломка дирхемов, найденные в Праге!), то теперь мы располагаем для Моравии большой находкой арабских дирхемов в Кельчи — как раз на торговом пути из Моравии на север в сторону Кракова, т. е., возможно, на одном из путей, примыкавших к нашей большой дороге Прага — Краков — Киев п. С другой стороны, теперь имеется ряд находок и на территории Польши

10 В приложенной к моей книге 1954 г. («Cesko-rusk? obchodn? styky v minulosti...») карте нужно сделать теперь несколько поправок и дополнений. Находка, отмеченная в северо-восточном углу Ладожского озера, •в действительности должна быть указана у юго-восточного угла. Это еще до сих пор в печати подробно не описанная находка у дер. Вихмязь на р. Паше; здесь среди 1'3990 западноевропейских монет было обнаружено 10 чешских динаров XI в. Я чрезвычайно благодарен руководству Нумизматического отдела Гос. Эрмитажи в Ленинграде за сообщение мне точных сведений об этой находке 1933 г. У Ладожского же озера (в Лодейном Поле) в 1949 г. были найдены в кладе начала XII в. три чешские монеты первой половины XI в. (см. А. А. Маркова. Третий Ло-дейнопольскай клад средневековых западноевропейских монет. «Нумизматический сборник», вып. 2. М., 1957, стр. 134 и сл.). Недавно было найдено около 25 чешских динаров середины XI в. в Минской области (Копыльекнй район); шесть экземпляров поступило как подарок в коллекцию Нумизматического отдела Национального музея в Праге. В общем число найденных на территории Советского Союза чешских серебряных динаров теперь составляет около 1О0 экземпляров. Ср. В. Л. Я н и и. Денежно-весовые системы..., стр. 154—156. Это число значительно возросло после новой находки в белорусской деревне Дегтяны, где, по газетным сообщениям, среди 246 монет преобладают чешские X—XI вв. Однако и эта находка говорит о северном пути проникновения чешского серебра в Восточную Европу.

11 Ср. «N?lezy minci v Cech?ch, na Morav? a, ve Slezsku», D. II. Pra-ha, 1956, str. 21 ?(№ 1473), 54 (№ 1652); I. Stepkov?. Isl?msk? stribro z nalezu v Kelci na Morav?. «Numismaticky Sbornik», IV. Praha, 1957 str. 78 i nast.; cp. P. Radom?rsky. Poklad Kom?rovsky. «Casopis Slezsk?ho Musea», V. Opava, 1955 (о находке западноевропейских монет на том же пути, что и кельчский клад).

73

в этом же и восточно-западном направлении — у Люблина, Пе-ремышля и на р. Сан 12.

Едва ли можно, учитывая все данные о торговых путях, ограничиться лишь допущением, что эти находки свидетельствуют или о проникновении торговцев с Востока и из Киевской Руси в края добычи соли в Галичине(но не далее на запад), или же об ориентации торговых интересов с русского Востока через Люблин на Среднюю Вислу и далее к южному балтийскому побережью ,3. Возможно, что уже тогда — в X—XI вв.— путь через Люблин шел и к течению Одры, к Вроцлаву, который играл такую важную роль в торговых связях Чехии с Польшей и с землями к востоку от нее, например в XIV в. и, конечно, ранее (ср. Плано Карпини). И как бы сравнительно редки ни были еще эти находки арабских монет в этом западном направлении восточноевропейской торговли, все же нельзя никак пренебрегать ими и не видеть в них хотя бы и менее красноречивое, чем находки дирхемов в самой Восточной Европе, подтверждение реальности этого торгового пути с русского Востока на среднеевропейский Запад. Во всяком случае эти нумизматические находки позволяют значительно ослабить державшееся ранее прочно в науке польской (Р. Якимович) и чешской признание лишь северных (балтийских) торговых связей между Востоком и Средней Европой (ср. данные о роли силезского Ополе на торговом пути Киев — Краков — Ополе — Клада ко — Чехия).

Нумизматическо-археологические данные о северном направлении чешской торговли позволяют предполагать, что Чехия поддерживала торговлю и с Северной Русью через Великую Польшу (щде арабских находок больше, чем в Польше Малой), и далее, возможно, по Бугу (Дрогичин) ,4, Неману, через Минск — Гродно и, наконец, Псков — Великий Новгород. Общая ориентация чешской торговли в северном — вели-копольюком и балтийском — направлении делает вероятной и эту северную чешско-русскую торговую связь.

TqproBbift контакт Чехии с Восточной Европой ие ограничивался лишь направлением на Днепр, но развивался и иным путем, а именно на Нижний Дунай. Сейчас было бы напрасно вновь поднимать вопрос о том, действительно ли политическое

12 О важном кладе в предместье Люблина Чехове см. «Skarb dirhe-m?w..>, str. 237 i nast., 257—258, 269—270.

13 Cp. «Skarb dirhem?w...», str. 247.

14 Ср. T. L e w i с k i. Znaczenie handlowe Drohiczyna nad Bugiem we wczesnym sredniowieczu i zagadkowe plomby otowiane znalezione w tej miejscowosci. «Kwartalnik historii kultury materialnej», г. IV, № 2, Warsza-wa. 1956, str. 289—297; A. F. Grabski. Studia..., str. 174—175; W. S z y-m a n s k i. Kontakty handlowe Wielkopolski w IX—XI wieku. Poznan, 1958, str. 73—74.

74

и экономическое влияние Киевской и Галицкой Руси простиралось вплоть до нижнего течения Дуная. Русские позиции на Дунае в тот период сейчас не подвергаются сомнению. И вот в этой области русские источники отмечают налаживание торгового контакта Руси и с Чехией. Стоит вспомнить знаменитые слова Святослава Игоревича, записанные в летописи под 969 г., о том, что на Дунае «вся благая сходятся». Едва ли это значит, что, например, в Киеве эти и иные заграничные «блага» уже совсем не «сходились», как склонен допускать В. Л. Янин 15. Среди этих «благ» оказываются и товары из Чехии и Венгрии (серебро и кони). Вполне возможно, что кони шли сюда главным образом из Венгрии, хотя могли вывозиться и из Чехии, но серебро было, скорее всего, чешского происхождения, так что не лишена некоторого основания догадка одного русского нумизмата (Н. Бауера), что русские гривны той поры отливались и из чешского серебра.

Об этой чешской торговле с русскими на Нижнем Дунае имеется и несколько более позднее свидетельство грамоты князя Ивана Ростиславича Берладника 1134 г. Эта грамота вызывает споры и сомнения. Она известна в двух несходных в некоторых частях текстах, изданных в середине XIX в.; оригинал остается неизвестным. Ввиду этого самый текст грамоты не может быть признан исправным и вполне надежным и требует серьезной проверки со стороны языка и конкретных фактов. Но историческое ее содержание не подложно, оно соответствует другим достоверным данным бесспорных свидетельств, поэтому мы имеем право обращаться к этой грамоте как к надежному источнику 16. В частности, мы можем использовать любопытное указание грамоты на то, что на Нижний Дунай в город Берлад и в Малый Галич (т. е., скорее всего, Галац) привозили товары и из Чехии (грамота определяет порядок оплаты сборов с них и т. п.). Грамота Ивана Берладника исторически перекликается со словами князя Святослава и в свете их получает свое обоснование.

Мы не можем точно установить, какими путями шли чешские товары на Нижний Дунай. Едва ли они направлялись по течению Дуная на всем его протяжении; скорее, они шли через Венгрию и затем, думается, по основной магистрали: Чехия —

15 В. Л. Я н и н. Денежно-весовые системы..., стр. Il; T. Lewicki. 2r?dfa arabskie..., t. I, str. 146.

!6 Ср. В. В. M а в р о д и н. Русские на Дунае. «Уч. зап. Ленинградского гос. ун-та», серия гуманитарных наук, № 87, 1943, стр. 9—10; ср. Е. F г а п-ces. Slav?i ре p?m?ntul patriei noastre ?n veacul al XH-lea. «Studii. gevist? de istorie», anul 8, № 3. Bucuresti, 1955, p. 65—80; J. Barnea. Byzanc, Kiev et l'Orient sur le Bas-Danube du X-e a.u XIII-e si?cle. «Nouvelles ?ludes d'histoire...» Bucarest, 1955, p. 169—180.

75

Краков — Перемышль, откуда могло быть ответвление пути на Буковину, Закарпатскую Украину и т. д., поскольку можно проследить цепочку находок арабских дирхемов от Перемышля через южные склоны Карпат на Станислав, Коломыю и Хуст в Закарпатье.

Вполне возможно, что именно в этом направлении развивалась торговля Чехии и с Византией 17. Чешско-византийская торговля могла проходить и на Нижнем Дунае (по словам Святослава, сюда, в Переяславец, из Византии доставлялось золото, шелка и вина, из Руси — меха, воск, мед и др., а из Чехии и Угрии —серебро и кони), и затем на мораво-паннон-ской и чехо-моравской территории ,8. Это позволяет включить занимающие нас чешско-русские торговые отношения X— XII вв. в более широкую перспективу международных экономических связей. Путь Прага — Краков — Киев приобретает в таком случае транзитное значение с далекими восточно-азиатскими перспективами. Еврейско-арабское торговое посредничество в этом смысле является весьма показательным 19.

Нужно полагать, что русский рынок был связан со среднеевропейскими центрами еще иным путем, а именно через Венгрию. Это направление, вероятно, отклонялось ог магистрали Киев—Перемышль — Краков где-либо в Галиче и затем включалось в систему путей со Среднего Дуная, скорее всего, от Эстергома на запад через Словакию (Братислава, Нитра), Моравию и Чехию или через Австрию и Баварию, в Регенс-бург. Свидетельство XI—XII вв. о пути едущих в Регенсбург через Угрию еврейских купцов20 перекликается с документальными данными более позднего времени, с известным Эстергомским тарифом 1288 г., где упоминаются — рядом с чешскими, польскими и др.— купцы, «идущие из Руси», везущие типично русские товары — меха, рабов и др. Дата этого

17 Ср. Н. Evert-Kappesowa. L'etat et l'avenir des etudes byzan-tines en Pologne, BS, an. 19, № 2, 1958, p. 229.

18 Ср. соображения Т. Левицкого: Fr. Kupfer — Т. L e w i с k i. Zr?dla hebrajskie..., str. 45 i nast.; cp. L. Glaser. Der Levantehandel ?ber Ungarn im 11. und 12. Jahrhundert. «Ungarische Jahrb?cher», Bd. XIII. Berlin — Leipzig, 1933, S. 356—363.

19 Cp. R. Holinka. Op. cit.; Fr. Kupfer — T. Lew ick i. Zr?dla hebrajskie..., особенно str. 42—43, 50—51, 66 i nast.; 70 i nast.; 118 i nast.; 132, 146—147, 154—155, 1€6, 166; подробности о дороге Испания — Китай через Восточную Европу см. Т. Lewicki. Zr?dla arabskie..., t. I, str. 98 i nast.; 118 nast.; 141—152, 301 i nast., особенно комментарий к Ибн Хордадбеху; «Skarb dirhem?w...», str. 237 i nast.

20 Cp. Fr. Kupfer —T. Lewicki. Zr?dla hebrajskie..., str. 67 i nast., здесь наши указания на документ 1288 г. не учтены, хотя они прямо подтверждают предположение. Т. Левицкого (ор. Т. Lewicki. Zr?dla arabskie..., t. I, str. 310).

76

документа не должна нас смущать. Видимо, традиции торговых отношений и их формы оказывались весьма живучими.

Рассмотренные литературные и нумизматические данные о русско-чешской торговле в X—XII вв. могут быть подтверждены археологическими материалами о составе русско-чешского обмена. Письменные и вещественные данные иллюстрируют лишь участие русской стороны в этой торговле; предметы чешского вывоза на Русь не поддаются такому определенному установлению, если не считать приведенных выше свидетельств о чешском серебре.

И Раффельштеттенский мытный устав начала X в., и Ибрагим ибн Якуб в 966 г. говорят о составе русского вывоза в Чехию и на Верхний Дунай. Их показания вполне соответствуют общим данным о хозяйственной жизни Руси. Из Руси на Запад шли в значительном количестве прежде всего продукты лесных промыслов — мед, воск, меха и кожи. Кроме этого, на среднеевропейский рынок, в том числе и на рынок пражский, в X и последующих веках доставлялся также ходкий живой товар, т. е. рабы. Это были пленные или же купленные для перепродажи люди различного (в том числе восточного) происхождения. Прага была тогда крупным центром работорговли; недаром в еврейских кругах X—XII ;вв. Чехия называлась Ханаан, т. е. страной, где торгуют рабами21. Этот торг рабами находился главным образом в руках еврейских купцов и не зря на известных гнезненских вратах пражский епископ Войтех изображен освобождающим рабов из рук именно еврейских торговцев.

Предметы русского производства, упомянутые в письменных источниках, не исчерпывают состава русского экспорта. Помимо них, надо принять во внимание изделия восточноевропейских ювелиров и металлоделателей. В Чехии и Моравии встречаются находки различных металлических изделий или несомненно русского происхождения, или же хранящие черты влияния русского ювелирного искусства и русской металлообрабатывающей техники. Эти предметы могли найти сюда доступ, скорее всего, путем торговли, Высказываемое иной раз предположение, что эти изделия могли быть занесены как военная добыча, едва ли может быть принято в качестве исчерпывающего 22. Такими захватами можно было бы объяснить

21 Ср. Fr. Kupfer —Т. Lewicki. Zrodla hebrajskie..., str. 28 i nast.; R.Jakobson. Ree" a pisemnictvi ceskych zidu v dobe pfemyslovske. New York, 1957, str. 4; ср. T. Lewicki. Zrodla arabskie..., t. I, str. 93 i nast., 296 i nast., 300; T. Lewicki. Osadnictwo slowianskie i niewolnicy slowian-sky w kraiach musulmanskich wedlug sredniowiecznych pisarzy arabskich. «Przegl^d historyczny», t. 43, z. 3—4. Warszawa, 1952, str. 485 i nast.

22 Cp. W. S z у m a n s k i. Kontakty..., str. 7 i nast., 47, 53.

77

появление изделий из драгоценных металлов, но никак не простых предметов ремесленного .производства.

После замечательной работы Б. А. Рыбакова нельзя уже сомневаться в том, что русский ювелир мог создавать прекрасные образцы изделий и что они могли быть предметом широкого сбыта и спроса. Общая тенденция чешского культурного развития X и последующих столетий естественно сочеталась с интересом к восточноевропейским изделиям религиозного и домашнего обихода. В решении этого вопроса нужна, понятно, осторожность. Однако для истолкования многих явлений у нас имеется более или менее прочная почва под ногами, если учитывать взаимосвязи не только собственно чешско-русские, но и чешско-польские, польско-русские и т. д. Мы имеем в виду изделия, находимые в Чехии и Моравии и своими художественными и техническими особенностями обнаруживающие свое восточноевропейское, русское происхождение23.

Это прежде всего складные бронзовые литые крестики, так называемого корсунского типа, хорошо известные на Руси и представленные в ряде находок в Чехии. Речь идет в данном случае об изделиях, несомненно, киевской или южнорусской ремесленной работы. В Киеве была найдена и форма для отливки таких крестов, причем один из найденных в Чехии крестов прямо тождественен по форме и размерам некоторым русским образцам XI—XII вв. Наряду с ними в Чехии обнаруживаются и иные изделия русского художественного ремесла. Таковы, например, серебряные эмалевые перлы (XI в.), височные кольца так называемого «киевского» типа, состоящие из кольца с тремя и более плетеными украшениями в виде корзиночки (на Руси они были в свое время — в XI—XII вв.— очень распространены24, причем, возможно, при производстве их были использованы более старые византийские или восточные образцы) 25.

23 Очень важно учитывать аналогичные наблюдения в области русско-польских отношений, которые недавно четко сформулировал К- Я ж д ж е в-ский. (К. Jazdzewski. Stosunki polsko-ruskie we wczesnem srednio-wieczu w swietle archeologil. «Pamietnik slowianski», t. IV, z. 2. Wroclaw, 1954, str. 340—360). См. снимки некоторых найденных в Чехии русских изделий 'в моей книге 1964 г. «Cesko-ruske obchodni styky v minulostb, а также в кн.: I. P f a f f, V. Zavodsky. Tradice..., иллюстрации № 10, 11, 12, 13; ср. «Очерки истории СССР. Период феодализма. IX—XV вв.», ч. I, стр. 141, 146, 261, 293, 424—425.

24 Ср. их новые снимки: Г. Ф. К о р з у х и и а. Русские клады IX— XIII вв. М.—Л., 1954.

25 Высказывается, правда, догадка, что находимые в Чехии височные кольца этого типа свидетельствуют скорее о влиянии польских дериватов киевских изделий (ср. R. Turek in: «Casopis Narodniho Musea v Praze. Oddil duchovedny», r. 125, c. 2. Praha, 1956, str. 235; cp. W. S z у m a n s k i. Kontakty..., str. 53). См. о новых находках этих изделий, например, в Мо-

78

Очень напоминают аналогичные русские изделия и находимые в Чехии привески разного типа, лунницы и т. п. Возможно, что из Руси попали в Чехию и особые серебряные гривны-круги (образец из Шлукнова), кольца (например, золотой перстень с камнем алмандином из находки у города Жатца), стеклянные бусы и т. д. Исследователи инвентаря русских и чешских находок художественных изделий констатируют известную близость и в области самой художественной техники находимых в Чехии и на Руси предметов, что ставит перед нами вопрос о возможности влияния русской техники или об общности и близком родстве известных технических приемов и художественных сюжетов и орнаментики. Здесь далеко не все еще так ясно, чтобы делать категорические заключения, но все же допущение известного русского влияния на чешскую технику не является слишком смелым. Речь идет в данном случае о связи между техникой выполнения знаменитого рога из Черной могилы под Черниговом и техникой хотя бы серебряного изображения оленя с птицей на спине из могилы у Желенок в Духцовском крае Чехии и др. Техника некоторых подобных чешских изделий вообще оказывается необычной для местных мастеров, что дает основание видеть в ней усвоение русских приемов, подражание русской художественной манере.

Было бы несколько неосторожно делать из этих сопоставлений слишком широкие .выводы и использовать каждую аналогию для заключения о русском влиянии и русском происхождении тех или иных предметов. Известная общность стиля и техники, сюжета и форм памятников материальной культуры от Руси вплоть до Моравии и Чехии может получить объяснение в общих условиях этнической и культурной близости славян в средние века. Известная случайность археологических находок и самая художественная пестрота и национальная сложность запаса изделий на Руси требуют осторожности в решении конкретных вопросов взаимозависимости, влияния, происхождения и т. д. Однако можно полагать, что за этими фактами стоит и торговая связь между Русью и Чехией и Моравией, заносившая и на здешний рынок те изделия, которые были предметами обихода и купли-продаж и еа русской почве.

Ныне стало обычным говорить о проникновении в Чехию таких русских изделий, как висячие замки. Прямые

равии (Старе Место): V. Hruby. Star? Mesto. Velkomoravske pohFebiste «Na val?ch». Praha, 1955, str. 312, 314 (торговля из восточных и византийских областей); А. То с i k. Nov? vyskumy na pohrebistiach z X. a XI. st. na Slovensku. «Archeologick? rozhledy», r. 7, № 4. Praha, 1955, str. 490, 492, 499, 500; mp. R. T u r e k. Dva vyznamn? pfirustky nasich pravekych sbirek. «Casopis N?rodniho Musea v Praze. Oddil duchovedny», r. 124. Praha, 1955, str. 193—194.

79

свидетельства чешских источников относятся к XIV—XV вв., однако в это время название «русские замки» было настолько обычным, что попало в латинско-чешские словари. Ввиду этого можно датировать усвоение этой формы русских замков в Чехии гораздо более ранним временем, примерно серединой XIII в. Может быть, еще тогда чехи позиа'комились с этими замками, скорее всего, висячими, трубчатой формы, и настолько привыкли к «им, что затем усвоили и самое их производство с обозначением их — по обычаю, как сказано в одном из источников, уи^агНег,— русским именем26.

Нужно оговориться, что в инвентаре чешских археологических находок средневекового материала не были обнаружены до сих пор образцы некоторых изделий, которые между тем проникали (и, конечно, путем торговли) на Запад именно из Руси. Это касается, например, изделий русской керамики, обычно с эмалью (писанки или игрушки), или весьма старых по традиции (может быть, с VII—VIII вв.) изделий из овруч-ского розового шифера (типичные пряслица) 21. В находках на территории Польши эти изделия — явление нередкое и весьма типичное, так же как типичны стеклянные изделия — перстни, браслеты — и некоторые виды вооружения — сабли, шишаки (шлемы) и т. п. (самостоятельная выработка польских шлемов развивалась затем под русским влиянием) 28. Не исключено, что со временем и эти виды русских изделий обнаружатся в чешских находках. Может быть в Польше легче предполагать присутствие самих русских носителей известного подбора изделий, чем в Чехии. Находка погребения целой русской, видимо, дружины в обычной русской одежде, с русскими изделиями и т. п. в Лютомерске у Лодзи едва ли вообще возможна в Чехии.

Весьма ограниченный круг письменных и вещественных источников по истории чешско-русских торговых отношений в X—XII вв. не позволяет определить более точно самих активных участников этих отношений. Если с чешской и моравской стороны это не вызывает особых сомнений, поскольку дело касается прежде всего Праги, Брно и Оломоуца, то не

26 Ср. Б. А. К о л ч и н. Мастерство древнерусских кузнецов. В кн.: «По следам древних культур. Древняя Русь». М., 1953, стр. 177 и сл.; ср. В. Л. Я н и н. Великий Новгород. Там же, стр. 237.

27 Ср. Z. Szafranska. Iak datowac przeilikl z rozowego lupku? «Z otchlarii wiekow», r. 20. Poznan, z. 11—12, 1951, str. 196—197; см. об этих пряслицах, заменявших мелкие монеты, замечания В. Л. Янина («Денежно-весовые системы...», стр. 189; ср. W. Szymanski. Kontakty..., str. 30 i nast., 51).

28 Ср. J. О 1 cz а к. W sprawie terminolog? dotyczacei niektorych zabyt-k?w szklanych. «Kwartalnik historii kultury materialnej», r. 4, № 2. Warsza-wa, 1956, str. 298.

80

сколько сложнее вопрос о Руси, особенно в начальный период развития русской государственности. Соблазнительно искать активных участников русской торговли с Чехией прежде всего среди уличей и тиверцев, дулебов, бужан-волынян и др., т. е. обитателей Приднестровья. В научной литературе эта возможность определенно подчеркивается — как в работах Н. Л. Рубинштейна, так и IB последние годы в работе Г. Б. Федорова, обращающего внимание на известное сходство (хотя и не тождество) некоторых видов пастовых бус, серебряных и медных украшений, встречающихся одинаково и в области расселения тиверцев, и в землях Чехии и Моравии, Польши, Венгрии и т. д. в X—XI вв.29 Эта аналогия дает достаточное указание на круг культурных и экономических связей тиверцев.

Однако было бы неосторожно настаивать на изолированности или хотя бы на преобладающей роли тиверцев в этих связях, в частности с чехами и обитателями Моравии, тем более что тиверцы как своеобразная культурно-племенная единица сравнительно быстро были поглощены с общим развитием государственности и культуры Древней Руси. С другой стороны, последующая ориентация чешско-русской торговли на Галичину, а затем на Волынь и Киев дает достаточно оснований видеть активных ее участников в русских купцах, выразительно изображенных в знаменитом описании днепровского пути, сделанном Константином VII Порфирородным в середине X в.

Мы не располагаем аналогичными свидетельствами о движении русских купцов по путям от Днепра на запад — на Владимир-Волынский, Перемышль и далее в земли Польши и Чехии. Здесь не было и такого эффектного и волнующего воображение преодоления природных препятствий в виде порогов и бурных спадов многоводных рек и т. д. Единственное русское известие о таких караванах имеется в «Истории Российской» В. Н. Татищева (под 1129 г.), но к этой вставке в основной текст труда (на основании неизвестного ныне источника) приходится относиться осторожно, хотя в своей основе рассказ об ограблении русских купцов в Польше на пути в Моравию никак не может внушать сомнения, если припомнить, что рассказывают западноевропейские источники о путешествиях на Русь немецких, регенсбургских и иных купцов, для которых, как профессионалов и частых посетителей Руси, усвоено было на Западе обозначение Ruzarii. В их сообществе естественно предполагать присутствие и чешских, и моравских, и самих русских купцов.

29 Г. Б. Федоров. Славяне Поднестровья. В кн.: «По следам древних культур. Древняя Русь», стр. 139, 160, 152.

^ Международные связи России 81

В рамках истории собственно чешско-русской торговли X—XII вв. нельзя, конечно, найти ответа на вопрос, как именно была организована эта торговля. Но нет сомнения, что в своей основе, во всяком случае с русской стороны, это была прежде всего торговля продуктами сельского хозяйства и промысла как княжеских доменов («полюдье»), так и имений феодалов разной категории. В их руках естественнее всего предполагать и скопление известных контингентов пленных-рабов как для местного хозяйства, так и для продажи за границу. Исполнителями этих экспортных операций могли быть агенты княжеского и боярского хозяйства и скупщики-посредники, обладавшие известными финансовыми возможностями и организационными средствами. Среди этих скупщиков были, конечно, и предприниматели-евреи, имевшие в определенный период заметное хозяйственное влияние на Руси (ср. время киевского князя Святополка Изяславича и еврейский погром в Киеве в 1113 г.) и игравшие заметную роль в хозяйственной, особенно торговой, жизни в Чехии и Моравии. Данные о живых и постоянных связях чехо-моравских еврейских общин с еврейскими общинами на Руси могут пролить свет на решение интересующего нас вопроса30.

От рассказов Ибн Хордадбеха о поездках еврейских купцов с запада на восток (раданиты) 81, через рассказ Ибрагима ибн Якуба к данным о баварских «рузариях» и киевских событиях 1113 г. или к сообщению ал-Идриси о восточно-западном пути идет более или менее прямая, хотя и прерывистая, линия положительной информации.

Сделанный обзор данных о русско-чешских торговых отношениях в X—XII вв., к сожалению, не может быть дополнен сведениями о весьма «важной их стороне — о степени их интенсивности и пройденных ими этапах развития. Можно лишь в общей форме предполагать, что вывоз из Древней Руси на Запад, в частности в Чехию и Моравию, был более значителен, чем чехо-моравский вывоз, поскольку спрос на восточноевропейское сырье и рабов должен был быть на Западе более значителен, чем русский спрос на чехо-моравские и западноевропейские товары вообще.

Чешско-русские экономические связи были лишь одним из слагаемых общего развития международной торговли Руси; они входили одной из нитей в сложное сплетение отношений с Польшей, Венгрией, Баварией (Регвнюбург) и т. д. В некото-

30 См. материал об этом в книге Купфера и Левицкого (Zrodla hebraj-skie..., passim).

31 Новейшее издание текста и подробный его анализ см. Т. L е w i с k i. Zrodla arabskie..., I, passim, особенно str. 62—63, 69, 77, 79, 119—120, 364—365.

82

рой мере нам удается выяснить конкретные формы и особенности этого чешско-русского слагаемого. В общей картине экономических отношений Древней Руси с остальной Европой эти чешско-русские связи заслуживают дальнейшего пристального изучения.

Sur la base du r?glement de Raffelstetten (903—906) et de l'information d'Ibrahim ibn Yakub (966), l'auteur retrace le tableau d'ensemble des relations commerciales entre la Russie Kievienne et l'Europe Occidentale par la voie Kiev — Cracovie — Prague — Haut Danube. Ce tableau trouve aussi sa confirmation dans les donn?es arch?ologiques. La voie Prague — Cracovie — Kiev cependant n'est pas confirm?e d'une mani?re suffisamment claire par des d?couvertes des dirhems arabes et des monnaies tch?ques (en argent) qui n'ont ?t? retrouv?es que dans la Russie du Nord. Pour l'histoire du commerce aux XI—XH-e si?cles nous ne poss?dons que des informations isol?es communiqu?es par Tatiscev sur 1129 et le dipl?me d'Ivan Berladnik de 1134. La chronique russe mentionne aussi les relations commerciales des Russes avec les Tch?ques au X-e si?cle sur les bords du Danube inf?rieur.