Глава X ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ РЕШЕНИЕ ДУНАЙСКОЙ ПРОБЛЕМЫ НА БЕЛГРАДСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ (1948 г.)
В июле 1948 г. все участники конференции по проблеме Дуная получили приглашение прибыть в Белград. «Правительство Федеративной Народной Республики Югославии имеет честь от своего имени и от имени правительств Франции, Соединенного Королевства, Союза Советских Социалистических Республик и Соединенных Штатов Америки,— говорилось в официальном документе,— пригласить правительства Болгарии, Чехословакии.
Венгрии, Румынии и Украинской ССР прислать представителей, а правительство Австрии прислать представителя с совещательным голосом в Белград (Югославия) для участия в работе конференции, начинающейся 30 июля 1948 г., по выработке новой конвенции о режиме судоходства на Дунае в соответствии с соглашениями, достигнутыми четырьмя правительствами на совещании Совета министров иностранных дел в декабре 1946 г.»1Накануне открытия дунайской конференции в столице Югославии собрались все делегации стран-участниц. В связи с важностью вопроса, который должна была рассмотреть конференция, придунайские государства прислали представительные делегации, возглавляемые министрами иностранных дел или их заместителями; США были представлены своим послом в Белграде К. В. Кен-ноном, Англия — также послом в ФНРЮ сэром Ч. Пиком (дипломатами, не один год прослужившими в странах Восточной Европы и хорошо знакомыми с их проблемами)2. Францию представлял А. Тьери — посол, глава французской делегации в международной комиссии для Рейна, бывший представитель этой страны в ЕДК и МДК3. Главой советской делегации на дунайской конференции был назначен заместитель министра иностранных дел СССР А. Я. Вышинский.
30 июля 1948 г. в конференц-зале Коларчева университета в Белграде состоялось торжественное открытие дунайской конференции. 162 делегата из 11 стран заняли свои места за столом. В зале присутствовали 98 корреспондентов радио, телевидения и различных газет, освещавших работу одной из важнейших в первые послевоенные годы конференции, а также представители югославской общественности.
Министр иностранных дел ФНРЮ С Симич в своей приветственной речи пожелал участникам этого международного собрания успеха в разрешении тех сложных вопросов, которые стояли на повестке дня. «Пользуясь случаем, хочу подчеркнуть желание моего правительства, чтобы результаты работы этой конференции явились еще одним доказательством возможности миролюбивого международного сотрудничества между странами с различными социально-экономическими системами»4,— заявил он.Избранный почетным председателем конференции, С. Симич предложил, чтобы в дальнейшем функции председателя исполнялись главами присутствующих делегаций на каждом заседании пленума поочередно (по названию стран в порядке русского алфавита). Это предложение было единогласно принято конференцией. «Принятие конференцией русского алфавита для установления очередности председательствования, — отмечал П. Г. Фандиков,— не являлось простым механическим решением. В этом акте конференции отражено признание заслуг Советского Союза в деле освобождения Дуная и придунайских стран от ига фашизма...»5
Это единодушие в самом начале работы по вопросу, который являлся столько же процедурным, сколько и политическим, было обнадеживающим. Однако следующий же вопрос о рабочих и официальных языках показал, насколько различные цели преследовали в Белграде делегации прибрежных стран и представители западных держав. С. Симич предложил, чтобы рабочими языками конференции являлись русский и французский. К. Кеннон, поддержанный Ч. Пиком, потребовал «включить в число рабочих языков также и английский»6. Согласившись с требованием американского делегата, А. Я. Вышинский предложил признать рабочими языками конференции русский, французский и английский, а официальными, то есть языками, на которых будут готовиться документы конференции,— русский и французский7. Кеннон заявил, что «члены американской делегации не могут пользоваться другими языками, кроме английского»8. Как свидетельствует В. Бочаров, требование США и Англии признать английский язык официальным языком конференции носило «характер демонстрации»: и англичане, и американцы нередко поправляли профессиональных переводчиков, осуществлявших перевод их речей на русский язык9.
«Дискуссия об официальных языках была не спором по техническим вопросам, а политической борьбой» против попытки ««империализма создать привилегированное положение на конференции для западных держав»10,— считает П.
Г. Фандиков, и с этим выводом нельзя не согласиться. Голосование по вопросу об официальных языках конференции привело к тому, что семью голосами придунайских стран было принято предложение СССР. Как писал Густав Окутюрье, «по существу, навязывая конференции в качестве официальных языков языки по своему выбору, прибрежные государства подтвердили свое право на суверенитет»11. «Тайме» в номере от 31 июля, не скрывая своего пессимизма, отмечала, что «дискуссия, которая длилась более трех часов, является печальным предзнаменованием судьбы конференции и того, что не будет принято никакого единодушного решения, поскольку доводы, приводившиеся обеими сторонами, служили заранее предупрежде-шиями об абсолютном различии подходов к проблеме»12.В целом процедурные вопросы, за которыми скрывались реальные политические интересы участвующих государств, заняли на первых заседаниях дунайской конференции значительное место. Как писал Андре Каррель в «Юманите», выработка регламента работы конференции была использована западными державами для того, чтобы «помешать достижению соглашения»13. Достаточно привести свидетельство присутствовавших на конференции болгарских журналистов С. Крыстева и Б. Нонева, которые писали, что в этих вопросах ясно проявилось стремление США, Англии и Франции затормозить и усложнить работу: «совсем ненужными и неоправданными были их замечания и предложения об изменении некоторых положений» проекта «Правил процедуры», представленных югославской делегацией14.
Но по одному пункту правил процедуры на конференции завязалась серьезная дискуссия. Речь идет о способе голосования. Югославская делегация предложила принимать все решения простым большинством голосов. Против этого выступил А. Тьери, поддержанный представителями США и Англии. Глава французской делегации потребовал принятия всех решений конференции квалифицированным большинством голосов15. При таком порядке голосования решения считались бы принятыми в том случае, если бы за них были отданы голоса 7 из 10 делегаций.
Как писал югославский журналист Я. Леви, Тьери считал седьмым голосом придунайских стран голос Югославии, намекая на то, что подобное голосование «отдает в руки Югославии игру на конференции»16. Глава делегации ФНРЮ А. Беблер предложил принять решение о том, что свои постановления конференция будет принимать простым большинством голосов17. Было одобрено предложение, внесенное С. П. Демченко, делегатом Украинской ССР: «Конференция принимает решения простым большинством голосов членов конференции, имеющих право решающего голоса. При разделении голосов поровну предложение считается отклоненным»18.Дискуссия по процедурным вопросам была, если так можно выразиться, арьергардным столкновением аргументов, которые собирались использовать в защите своих известных точек зрения по дунайской проблеме придунайские страны и западные неприбрежные державы. Уже на втором пленарном заседании конференции с внеочередным заявлением о «ранее приобретенных правах» выступил А. Тьери. Я. Леви описывает это выступление следующим образом: «Прижмурившись и защищая, как козырьком, какой-то бумагой очки от блеска рефлекторов, он встал и вытащил из ножен заржавелый меч «приобретенных прав» французских капиталистов на Дунае»19. «На этот раз представители французского министерства иностранных дел выпятили себя на первый план,— писал в «Юманите» А. Каррель.— Они .принимают пазу «неуступчивых»20. А. Тьерн заявил о намерении правительства Франции «сохранить за собой все права», полученные по прежним дунайским актам, поэтому оно «не будет считать себя связанным какой бы то ни было конвенцией, которую выработают, не считаясь с приобретенными правами»21. «Мрачным прошлым повеяло в зале Коларчева университета», — комментировал выступление главы делегации Франции В. Бочаров22.
Ч. Пик развил тезис А. Тьери о том, что конвенция 1921 г. оставалась в силе и продолжала действовать до принятия новой. Он подчеркнул, что «права всех сторон, подписавших конвенцию 1921 г., должны уважаться». «Британское правительство,— продолжал Пик,— считает, что без согласия всех подписавших сторон договоры не могут аннулироваться»23.
«Еще не зная, что будет предложено в качестве новой конвенции,— замечает в своей брошюре В. Бочаров,— представители недунайских стран высказали свои ультимативные требования в пользу сохранения прежних порядков на Дунае»24. И. М. Синглэр, комментируя выступления Тьери и Пика, отмечал, что «с самого начала было видно, что делегаты Франции и Великобритании не собираются отказываться от своих прав, полученных по конвенции 1921 г., если новая конвенция на практике не гарантирует свободы навигации» на Дунае25. Но в том-то и состояло все дело, что ни французский, ни английский делегаты в своих речах даже не упомянули о «свободе судоходства». Они говорили даже не о правах, как подчеркнул советский представитель, а о «привилегиях, и притом привилегиях, полученных путем нарушения прав придунайских народов»26. П. Анжес заметил: «Старые кудесники французской и английской дипломатии вообразили, что они могут окутать подлинные проблемы Дуная юридическим туманом»27. В этом смысле показательно, что оба оратора уклонились от расшифровки понятия «приобретенные права», ограничившись лишь самыми общими ф ор м у л ировк а м и.Желание А. Тьери и Ч. Пика направить работу конференции в дебри юридического спора по поводу правомочности конвенции 1921 г., не давая ей заниматься разрешением основной задачи — создания нового статута дунайского судоходства,— вызвало резкий отпор со стороны делегаций всех придунайских стран народной демократии и Советского Союза. Были подвергнуты аргументированной критике и «ранее приобретенные права» западных держав, и их стремление восстановить несправедливую конвенцию 1921 г. Выступив первым из представителей прибрежных государств, министр иностранных дел Чехословакии В. Клементис подчеркнул, что хотя «желательно достигнуть решения на основе согласия всех заинтересованных стран, это будет невозможно, если с самого начала сотрудничество обусловливается уважением прав, приобретенных после первой мировой войны, прав, идущих в ущерб придунайским государствам»28.
Глава делегации Румынии определил выступление Тьери как ультиматум и попросил французского делегата разъяснить, что он имел в виду, оперируя термином «приобретенные права»: «Если под «приобретенными правами» подразумевается возможность крайней эксплуатации румынского и других прибрежных народов, подчинение придунай-ских стран иностранной власти и т. д., то надо открыто сказать французскому делегату, что это больше не пройдет»29.Столь же решительным было выступление главы венгерской делегации Э. Мольнара. Отметив, что условия, в которых создавались старые акты, регулировавшие дунайское судоходство, «в корне изменились как с экономической, так и с политической точки зрения», он заключил, что «дунайской конференции предоставлены полная свобода действий и полное право урегулирования дунайских вопросов в соответствии с нуждами и действительным положением вещей»30. '«Борба», отражая позицию делегации ФНРЮ, писала: «Югославия считает, что управление Дунаем должно и может быть доверено только прибрежным странам»31.
Решающий удар по аргументации Тьери и Пика, защищавших свои так называемые «приобретенные права», нанес советский представитель. Он рассмотрел заявления французского и английского делегатов с двух точек зрения — политической и юридической. А. Я. Вышинский выделил два политических аспекта демарша, предпринятого дипломатией Франции и Англии. С одной стороны, он указал на ультимативность требований, выдвинутых ими. «Язык ультиматума должен быть оставлен за порогом этой залы,— заявил глава советской делегации.— По крайней мере, что касается советской делегации, то она... решительно отвергает этот язык, как неуместный на международной конференции, и не будет в состоянии рассматривать ни одного предложения под угрозой того давления, которое пытаются оказать на настоящую конференцию присутствующие здесь представители Соединенных Штатов Америки, Великобритании и Франции»32. С другой стороны, по его мнению, на конференции речь должна идти не о империалистических привилегиях, ранее приобретенных Англией и Францией, а о восстановлении «прав придунайских народов, попранных и нарушенных недунайскими государствами, превратившими в прошлом Дунай в свою домашнюю реку и пытающимися сохранить это положение и в настоящее время»33.
Глава советской делегации показал, что и с юридической точки зрения притязания западных представителей на сохранение за ними «приобретенных прав» несостоятельны. Он заявил, что после второй мировой войны представители четырех основных союзных держав, обращаясь к дунайской проблеме, исходили из того, что конвенция 1921 г. утратила свою силу, и переговоры на сессиях СМИД в Лондоне и Париже, решения, принятые на мирной конференции и на сессии СМИД в Нью-Йорке, предусматривали, что будет созвана новая конференция для выработки новой конвенции судоходного режима этой реки. Тот факт, что США, Англия и Франция посчитали возможным не включать в состав членов дунайской конференции Грецию, Италию и Бельгию, государства, участвовавшие в разработке и подписании конвенции 1921 г., подтверждал мысль, что на новой конференции речь должна идти не о ревизии старого судоходного режима судоходства на Дунае, а о выработке новой конвенции34. Необходимо отметить, что юридические аргументы, приведенные в выступлении А. Я. Вышинского, были рассмотрены и проанализированы в работах как советских юристов-международников П. Г. Фандикова, В. Н. Дур-деневского, В. Д. Логунова, так и юристов из социалистических стран: Е. Каменова, М. Бартоша, Б. Бабовича, М. Стойковича, Л, Бэдулеску, Г. Канья, Е. Гласера, П. Гожяну и др. Все они разделяют мнение, что конвенция 1921 г. в силу многих обстоятельств к моменту работы конференции в Белграде утратила свою правомочность и не могла быть аргументом, влияющим на создание нового договорного акта по режиму судоходства на Дунае.
В. Д. Логунов писал по поводу изменения взглядов правительства США, Англии и Франции: «Отступление западных держав на Белградской конференции от первоначальной позиции было продиктовано чисто политическими соображениями, не говоря уже
0 том, что их действия противоречили ранее согласованному по этому вопросу решению. Оно показывает лишний раз, что западные делегаты, прибегая к юридическим уверткам, стремились обеспечить себе таким образом победу в битве за Дунай, обеспечить сохранение своих позиций в дунайском бассейне»35.
На втором пленарном заседании Белградской конференции 31 июля 1948 г. «ясно проявились первые разногласия и две противоположные позиции по дунайскому вопросу»36. Резкое столкновение точки зрения, защищаемой прибрежными государствами и наиболее аргументированно изложенной представителем СССР, с мнениями, высказанными делегатами Франции и Англии, вызвало оживленные комментарии западной прессы. А. Верт в «Манчестер Гардиан» писал, что «Россия и придунайские государства, исключая Австрию и Германию, решили, что' конвенция 1921 г. мертва практически, юридически и во всех других отношениях», поэтому они будут создавать новую конвенцию, невзирая на позицию западных держав37. Аналогичную оценку выступлению советского делегата дал и Э. Бури, корреспондент «Санди Тайме»: «Вышинский прямо заявил Англии и Франции,— писал он в сообщении из Белграда,— что они смогут принимать участие в разрешении дунайской проблемы лишь на условиях, поставленных русским блоком. Он не оставил сомнений в том, что Россия и шесть придунайских государств... будут решительно возражать против всякого договора, восстанавливающего международный режим, созданный конвенцией 1921 г., и предоставляющего неприбрежным странам право голоса в контроле над величайшим торговым водным путем Европы»38. Необходимо отметить, что в корреспонденциях, появившихся в западной буржуазной прессе
1 августа 1948 г., внимание сосредоточивалось на попытках предугадать, в каком направлении разовьется дискуссия, в то время как аргументация защищаемых в споре позиций старательно обходилась стороной. Очевидно, это было вызвано тем, что западные журналисты ожидали развернутого ответа Тьери и Пика на выступление Вышинского, произведшего глубокое впечатление на членов конференции. Они ожидали продолжения дискуссии, чтобы получить в свое распоряжение аргументы, обосновывающие позицию западных делегаций.
31 июля 1948 г. перед конференцией встал еще один вопрос, по которому мнения участников конференции разошлись. Глава делегации Австрии Ф. Орсини Розенберг выдвинул требование предоставить его стране право решающего голоса, заявив, что в противном случае австрийское правительство не признает конвенцию, выработанную в Белграде39. Жалоба графа Розенберга на неполноправное положение Австрии в решении дунайского вопроса была сразу же оформлена Кенноном в официальное предложение американской делегации предоставить Австрии право решающего голоса. Изменение статуса Австрии на конференции представители США связывали с улучшением для себя «баланса голосов». Это изменение привело бы к реальным результатам, если бы американцам удалось добиться, во-первых, предоставления Австрии права решающего голоса,и,во-вторых, утверждения правила о принятии всех решений на конференции квалифицированным большинством. О том, что подобные расчеты у американской делегации были, свидетельствует Д. Кэмпбелл40. Но в это время западные делегаты уже не обольщались надеждой на реализацию столь сложного дипломатического предприятия, поэтому их действия вокруг модуса участия Австрии в дунайской конференции были скорее всего еще одним средством усложнить и затормозить работу этого форума.
Ч. Пик не просто присоединился к американскому предложению. Он сделал попытку устранить главное препятствие на пути его реализации — отсутствие заключенного с Австрией государственного договора. Глава английской делегации заявил, что раз «уже достигнуто согласие внести в договор с Австрией такие же положения в отношении Дуная, какие были внесены в мирные договоры с Болгарией, Венгрией и Румынией», то можно «признать за Австрией полное право участия в конференции»41. Однако попытка западных держав ревизовать принятые ранее решения по австрийскому вопросу потерпела провал. Признавая за Австрией первостепенную заинтересованность в решении дунайской проблемы, прибрежные государства, по предложению СССР, утвердили резолюцию, в которой говорилось: «Конференция подтверждает решение 4-х держав — США, СССР, Англии и Франции о приглашении Австрии на настоящую конференцию с совещательным голосом»42. Тем самым была предотвращена возможность использования западными делегациями представителей Австрии для борьбы с законными требованиями других придунай-ских государств, ибо, как отмечала газета австрийских коммунистов «Эстеррейхише фольксштимме», уже на первых заседаниях конференции в Белграде «австрийский делегат занял позицию, отнюдь не отвечающую интересам Австрии и имеющую цель защитить старые необоснованные привилегии, к которым стремятся западные державы и которые направлены против дунайских государств, а тем самым и против Австрии»43.
Решительный отпор прибрежных стран заявлениям представителей Англии и Франции о желании сохранить так называемые «приобретенные права», а также провал демарша с требованием изменить статус Австрии на конференции обусловили решение западных держав сосредоточить свои усилия на юридическом обосновании своих прав на участие в контроле дунайского судоходства. 3 августа Ч. Пик попытался опровергнуть вывод советского делегата о неправомочности конвенции 1921 г. Ссылки на авторитеты юристов-международников, ирония и откровенные выпады против Советского Союза не могли скрыть слабости его речи. Я. Леви отмечал, что выступление Пика оставило равнодушными не только других участников конференции, но и саму английскую делегацию, члены которой во время речи своего шефа занимались различными делами — от чтения газет до перелистывания журнала мужских мод44. С Крыстев и Б. Нонев писали в своей книге, что многие делегаты конференции подчеркивали «беспочвенность н слабость аргументов» в речи Ч. Пика45. «Тайме», поддерживая, очевидно, честь мундира, квалифицировала тирады сэра Пика как «нужную речь», признав все же, что она «вряд ли может изменить ход конференции»46.
Самому Ч. Пику казалось, что основная задача — направить дискуссию на конференции в русло юридического спора — выполнена, так как представлялось немыслимым, что Вышинский, сам известный юрист, оставит без внимания его правоведческие построения. Отражая эту надежду западных делегаций, бюллетень «Франс-пресс» в Белграде писал: «Следует ожидать, что прения сосредоточатся вскоре на вопросе юридической законности конвенции 1921 г. Французская делегация с документами в руках отбросит аргументы, которые высказал господин Вышинский против этой юридической законности. Французская делегация предложит процедуру для того, чтобы совместить уважение этой конвенции с необходимостью приспособить ее к политической обстановке, которая, очевидно, изменилась в корне с 1921 г., процедуру, позволяющую удовлетворить одновременно законные права прибрежных государств и государств, подписавших конвенцию 1921 г., включая и отсутствующие государства»47. Это был как раз тот путь, против которого предостерегал А. Верт в одной из своих корреспонденции. «Конференция потерпит крах,— писал он,— если увлечется правоведческими теориями и забудет о практической цели, которая заключается в том, чтобы открыть судоходство на Дунае»48.
Но советская делегация лишила западные державы возможности реализовать их план срыва конференции. 2 августа 1948 г. она распространила в качестве официального документа проект новой дунайской конвенции, предложив членам конференции начать его обсуждение. Уже сам факт выдвижения этого проекта означал серьезное поражение западных держав. Новая неудача делегаций неприбрежных стран вызвала первые, но не последние критические замечания по их адресу в буржуазной прессе. А. Верт, например, писал о том, что «до сегодняшнего дня западные делегации неумело вели игру». По его мнению, «настаивать с самого начала на «приобретенных правах» недунайских стран, какими бы они обоснованными ни были, было самым верным способом заставить малые придунайские государства встать на защиту своих прав»49.
Особенно досталось французскому делегату Тьери, хотя он и до критики постоянно имел вид обиженного, непонятого человека. Характеризуя его пристрастие к «приобретенным правам» как позицию «неисправимого реакционера», А. Верт иронически отмечал, что «французский делегат производит впечатление акционера, который, вопреки очевидности, продолжает надеяться на получение шести пенсов на фунт»50. Эта критика была реакцией прессы на тот факт, что в выступлениях западных делегатов она так и не нашла обоснованных контраргументов. Это была своеобразная констатация факта, что уже на первых заседаниях конференции в Белграде «притязания западноевропейских дипломатов потерпели полную неудачу. Неудача эта выразилась главным образом в морально-политическом поражении представителей англо-американского и французского капитала, не сумевших выдвинуть в защиту своей позиции ни одного сколько-нибудь убедительного политического и юридического аргумента»51.
4 августа конференция в Белграде приступила к обсуждению советского проекта новой дунайской конвенции. Глава делегации СССР изложил основные принципы, на которых был основан этот проект. «Советская делегация исходит из того,— заявил он,— что новая конвенция должна обеспечить свободное судоходство на Дунае в соответствии с интересами и с суверенными правами придунайских стран, а также в целях укрепления экономических и культурных связей придунайских стран между собой и с другими странами»52.
Делегат СССР подробно остановился на принципиальных отличиях новой дунайской конвенции от статута Дуная 1921 г. Во-первых, он подчеркнул, что ключевая первая статья проекта, которая «определяет основное политическое и экономическое направление всего содержания будущей конвенции», «весьма существенно отличается от положения в соответствующей статье конвенции 1921 г.»53, предусматривая, что «навигация на Дунае должна быть свободной и открытой для граждан, торговых судов, товаров всех государств на основе равенства в отношении портов и навигационных сборов и условий торгового судоходства»54. Во-вторых, советский проект, «исходя из политической и экономической целесообразности», ограничил дунайскую речную систему одним Дунаем, в то время как по конвенции 1921 г. в речную систему Дуная были включены основные судоходные притоки этой реки, что ущемляло суверенитет придунайских государств. В-третьих, как выразился советский делегат, «весьма существенное отличие представленного нами проекта... касается организационных вопросов». Советский Союз предложил: а) ©место Европейской дунайской комиссии и Международной дунайской комиссии по контролю над судоходством на Дунае учредить единую дунайскую комиссию; б) в члены этой комиссии допустить только при-дунайские государства; в) по-новому определить сферу компетенции дунайской комиссии, придав ей координационный, консультативный характер55.
Советский проект новой конвенции в то же время предусматривал создание специальных речных администраций для устья Дуная и района Железных Ворот, полное запрещение плавания по Дунаю военных кораблей неприбрежных государств и ряд других важных положений, которые укрепляли суверенитет и независимость придунайских государств56. Характеризуя прогрессивную сущность советского проекта, П. Г. Фандиков писал: «Советский проект являлся первым актом в длительной истории Дуная, который был проникнут заботой об интересах дунайских народов, направлен на укрепление дружбы и сотрудничества между ними, на использование Дуная для экономического развития придунайских стран и развития их отношений с другими государствами на началах суверенного равенства и взаимной выгоды»57.
Придунайские народы восприняли советский проект как полностью соответствующий их национальным интересам. Он, писала югославская газета «Политика», «представляет дунайским государствам конвенцию, о которой они мечтали издавна»58. «Защищая независимость народов и открывая перед дунайскими странами широкие перспективы экономического развития, советский проект является значительным вкладом в дело мира, прогресса и демократии»59. Выступив сразу же после советского представителя, А. Беблер на пленуме 4 августа заявил: «Основные принципы данного проекта совпадают с точкой зрения югославской делегации и требованиями справедливости и фактического положения на Дунае. И вот почему: 1.
Этот проект отчетливо и определенно сформулировал принцип свободы судоходства для всех флагов и грузов, без дискриминации. Этот принцип поставлен во главу угла всего проекта. 2.
Проект конвенции отчетливо формулирует обязанность прибрежных государств постоянно содержать и улучшать условия судоходства и ничем не препятствовать свободному судоходству на Дунае. 3.
Проект предусматривает такой организм для обеспечения дунайского судоходства, который полностью отвечает требованиям справедливости, принципам международного права и фактическому положению вещей, то есть тому, чтобы придунайские народы сами совместно организовали дунайское судоходство»60.
Газета «Борба» отмечала, что все представители прибрежных государств, выступившие в процессе обсуждения советского документа, высказали мнение о соответствии его основных положений «новым историческим условиям, сложившимся на Дунае»61. «Унита» писала поэтому поводу: «Дунай отныне будет контролироваться придунайскими странами, независимо от того, нравится или не нравится это французу Тьери и банку Ротшильда, американцу Кеннону и группе Рокфеллера, англичанину Пику, который, к слову сказать, связан с британскими нефтяными компаниями, имевшими до войны значительные концессии в Румынии»62. Советский проект дунайской конвенции восстанавливал права прибрежных народов, попранные в прошлом империалистическими державами, предусматривал строгое соблюдение суверенитета их государств, поэтому столь схожими по смыслу были выступления представителей стран дунайского бассейна на конференции в Белграде, поэтому они столь единодушно присоединились к тем принципам, которые воплотились в этом документе.
Как и следовало ожидать, реакция западных держав на советский проект была резко отрицательной. И Кеннон, и Пик, и Тьери увидели в нем законодательное оформление всех тех изменений в судоходном режиме Дуная, которых они опасались и против которых боролись. Новая дунайская конвенция, созданная на базе советского предложения, не оставляла ни малейшей щели для империалистического проникновения на Дунай. И дело было не только в том, что, согласно советскому проекту, западные державы отстранялись от контроля над судоходством по Дунаю. Вопрос стоял значительно ши^е. Как отмечала французская газета «Фигаро», без контроля над дунайским судоходством «англо-американо-французская политика теряет весь свой смысл и все будущее в Центральной Европе»63.
Советский проект конвенции означал также конец надеждам США на вовлечение дунайского бассейна в систему «маршалли-зованной» Европы. П. Анжес свидетельствовал, что Кеннон недвусмысленно высказался за дунайскую конвенцию, которая была бы дополнением к «плану Маршалла». Кроме того, новая конвенция затрагивала, и весьма ощутимо, мошну английских и французских монополий, связанных в прошлом с дунайским судоходством и ЕДК. Эрик Буря писал в «Дейли грэфик», что «если русская конвенция будет принята», то «Англия потеряет от 60 до 70 млн. фунтов стерлингов, которые были вложены ею в фонд Европейской дунайской комиссии». Политические интересы, с одной стороны, и экономические — с другой, дополняемые престижными соображениями представителей западных держав, послужили источником, родившим целую серию саморазоблачающих речей Кеннона, Пика и Тьери.
Первым против советского проекта новой конвенции выступил американский делегат. 5 августа 1948 г. он заявил, что «советский проект недостаточен для обеспечения свободы навигации», так как свобода судоходства, по мнению Кеннона, имела мало смысла «без равного права всех стран», без разрешения «судоходным обществам... основывать агентства вдоль реки» и т. д.64 «Мы считаем,— добавил Кеннон в своей речи,— что положение проекта
Советского Союза, касающееся состава и организации комиссии, совершенно неприемлемо», так как лишь при участии в дунайской комиссии США, Англии и Франции она приобретет истинно международный характер65. «Большим недостатком» советского проекта он считал отсутствие в нем упоминания об Организации Объединенных Наций. Кеннон высказал мнение, что будущая дунайская комиссия должна быть связана с определенными органами ООН, и в частности, разногласия, касающиеся толкования или применения конвенции, «должны были бы... передаваться соответствующим международным организациям на арбитраж или судебное рассмотрение»66.
Для того чтобы доказать, что аргументы, высказанные против советского проекта новой конвенции, достаточно обоснованы, Кеннон попытался, во-первых, извратить юридический статус и практику деятельности советско-румынского, советско-венгерского и советско-югославского обществ на Дунае, приписав им монополию в осуществлении навигации. Во-вторых, недопущение в дунайскую комиссию представителей неприбрежных держав он трактовал как стремление СССР узурпировать контроль над дунайским судоходством. И здесь хотелось бы сделать два замечания. Критикуя положения советского проекта дунайской конвенции, «глава американской делегации не заметил, как начал противоречить самому себе. Утверждая, что дунайская комиссия окажется под советским влиянием, он одновременно критиковал «ее туманные функции», которые сделают комиссию «зависимой от прибрежных государств» и «недееспособной», хотя ясно, что если б Советский Союз стремился к узурпации власти на Дунае с помощью такой комиссии, то он выступал бы за самые широкие прерогативы власти этого органа. В-третьих, Кеннон начал свою речь заявлением, что он, в отличие от советской делегации, не считает проблемы настоящей конференции политическими и подчеркнув технический характер международного собрания в Белграде, призванного «разработать систему для восстановления цветущего движения» по Дунаю67. Однако замечания, сделанные им по советскому проекту, их аргументация носили в основном политический характер. Более того, выдвижение Кенноном американского проекта конвенции после критических замечаний в адрес советского предложения тоже имело политический смысл, ибо основные положения проекта конвенции США были сконцентрированы на обеспечении политического и экономического присутствия западных держав в дунайском бассейне. «В американском предложении и советском проекте было много общего, — отмечал И. Кунц.— В обоих был положен конец ЕДК и МДК; в обоих, по крайней мере в принципе, предусматривался единый судоходный режим для всего международного Дуная при единой комиссии; оба они предоставляли новой комиссии не столь далеко идущие права, какие были у ЕДК; оба утверждали принцип свободы навигации на Дунае»68. Однако расхождения между ними, как признал американский юрист, «были гораздо важнее»69.
Югославский юрист-международник Б. Бабович отметил три различия между советским и американским проектами новой дунайской конвенции, имевших принципиальный характер. Первое, по его мнению, заключалось в том, что США предлагали полное равенство судоходства на «речной системе Дуная», в то время как СССР отстаивал свободу навигации на Дунае без его основных притоков70. Кстати, П. Г. Фандиков заметил по этому поводу, что подмена в первой статье американского проекта конвенции понятия «свобода судоходства» «полным равенством» в судоходстве являлась ревизией решения сессии СМИД в Нью-Йорке и означала возврат США к концепции «равных возможностей», что само по себе чрезвычайно красноречиво с политической точки зрения71. Второе различие наблюдалось в подходе к формированию дунайской комиссии: если США добивались участия в этом органе неприбрежных держав, то советский проект четко формулировал недопустимость такого явления. Е. Хойт в своей книге делает интересное замечание, что Англия и Франция свои права на участие в контроле над дунайским судоходством основывали на «ранее приобретенных правах», в то время как Советский Союз, отклоняя это стремление, «основывал свою позицию на принципе, принятом Венским конгрессом 1815 г. и гласившем, что контроль над судоходством является вопросом, который следует решать с общего согласия только прибрежных стран»72. Что же касается США, то, как отмечал Е. Каменов, они не имели этих «приобретенных прав» и участвовали в обсуждении дунайской проблемы «исключительно как великая держава, заинтересованная в решении международных вопросов после окончания войны»73. И третье различие усматривалось в отношении к функциям дунайской комиссии: в советском проекте подчеркивался координационный характер этого органа, в то время как США стремились придать ему значительные исполнительные и законодательные функции. В целом, как отмечает Б. Бабович, эти различия демонстрировали «два противоположных взгляда по указанным вопросам»74.
Обращали на себя внимание также и такие идеи, нашедшие воплощение в американском проекте конвенции, как создание на Дунае «свободных зон» и «свободных портов» для судов и судовладельцев западных стран, где предприниматели неприбрежных государств могли бы «основывать и содержать... конторы агентств и приобретать или пользоваться зданиями, причалами, складами и другими приспособлениями для ведения дел»75, подчинение дунайской комиссии одному из органов ООН, чтобы, как свидетельствует Д. Кэмнбелл, обеспечить «некоторый контроль» над комиссией со стороны «организации, в которой США нельзя автоматически отстранить за счет перевеса голосов» при решении основных вопросов дунайского судоходства76, создание такой системы разрешения спорных между прибрежными странами вопросов, которая давала бы возможность вмешиваться в их дела недунайским государствам и т. д.77 Представитель СССР заметил по этому вопросу, выступая 6 августа 1948 г.: «Американский делегат желает, чтобы Экономический и социальный совет, состоящий из 18 государств, в котором подавляющее большинство не имеет никакого отношения к Дунаю, являлся главным контролером и нес главную ответственность за дунайское судоходство, за осуществление тех принципов, которые будут отражены в конвенции». И он совершенно справедливо поставил вопрос: «Разве это не является открытой формой того давления, которое заранее предлагается обеспечить за государствами, не имеющими никакого отношения к Дунаю?»78
Не вдаваясь специально в подробный анализ конкретных положений выдвинутого делегацией США документа, все же нужно подчеркнуть, что наиболее существенные из них отражали те политические цели и основывались на тех политических концепциях, которыми руководствовались представители этой державы в дунайском вопросе на протяжении всего Послевоенного периода. И заявление Кеннона о якобы «чисто техническом характере» конференции в Белграде являлось ничем иным, как попыткой закамуфлировать четко выраженную политическую направленность представленного на обсуждение американского предложения.
Отношение Англии к советскому и американскому проектам было высказано Ч. Пиком 6 августа 1948 г. Он подверг критике советский проект, заявив: «Я должен искренне выразить свое изумление, что кто-нибудь может считать этот проект способным создать аппарат для международного сотрудничества или взаимного понимания между государствами»79, иронизируя по поводу «хора похвал, которые вызвал советский проект со стороны прибрежных государств»80. В то же время, оценивая американский проект, британский делегат заявил, что «он в общем удовлетворяет все потребности Соединенного Королевства и, конечно, предусматривает создание комиссии, которая будет действительно способна осуществить надзор над свободой судоходства на реке»81. И все же Ч. Пик вновь обратился к вопросу о правомочности конвенции 1921 г., выдвинув два предложения:
а) обратиться в Международный суд за ответом на вопрос, остается ли в силе и в настоящее время упомянутая конвенция, и если такая процедура по каким-либо причинам не подойдет чле- нам конференции, то
б) создать специальный трибунал под эгидой ООН для рас- смотрения этого же вопроса82.
Бесплодность предложений главы английской делегации отметил Д. Кэмпбелл, который писал: «Западные державы могут обратиться в Организацию Объединенных Наций; они могут добиваться, чтобы Международный суд вынес определение относительно юридической силы конвенции 1921 г. Благоприятное решение в любом из этих случаев было бы полезным в пропагандистской войне, но вряд ли могло бы изменить что-либо в фактическом положении дел на Дунае»83. И можно не сомневаться в том, что Ч. Пик, выдвигая свои предложения, меньше всего беспокоился о пользе дела. Его основной целью было сорвать работу
конференции, не дать ей принять новую конвенцию, сохранив за западными державами свободу действий в дунайском вопросе до лучших времен. «Нам теперь предлагают,— заметил советский представитель, — шахматным ходом, используя Международный суд или трибунал, приостановить работу конференции и не двигаться с места, пока все те, кто может быть эвентуально признан стороной в бывшей конвенции 1921 г., не согласятся принять участие в новой конвенции. Нам предлагают фактически распустить эту конференцию и созвать новую в другом составе (имелось в виду привлечение к работе конференции представителей Бельгии, Греции и Италии.— М. Л1)»84.
Ликвидаторскую сущность обращения в Международный суд или к ООН Ч. Пик попытался замаскировать документом, вынесенным на обсуждение дунайской конференции под названием «Принципы, на которых должна основываться новая дунайская конвенция». И хотя этот документ был выдвинут в качестве «добавления и исправления американского проекта конвенции», принципы, изложенные в нем, свидетельствовали о том, что английская делегация не соглашалась с ролью, отведенной ей в выработке режима Дуная. Лучшей характеристикой конвенции, которая могла быть создана на изложенных британской делегацией принципах, являются слова Пика о том, что «статут 1921 г. вообще отвечает этим принципам» и можно лишь улучшить отдельные его положения да «учесть изменения, произошедшие в дунайском бассейне после второй мировой войны»85.
Различные по своему оформлению и ряду как принципиальных, так и второстепенных идей, проект делегации США и «Принципы», подготовленные представителями Англии, предлагали существенное ограничение прав прибрежных стран, предусматривая участие в контроле над дунайским судоходством неприбрежных Дунаю держав86. «Оба эти документа,—характеризовал их В. Д. Логунов,— преследовали общую цель — возрождение старых порядков, установленных империалистическими монополиями, господствовавшими на Дунае до войны и чувствовавшими себя здесь значительно прочнее, чем придунайские государства, являвшиеся по праву хозяевами этой реки»87.
Нежелание поступиться своими правами в пользу империалистических держав и опасность, которую представляло участие последних в осуществлении дунайской конвенции, предопределили отношение придунайских государств к англо-американским предложениям. Их представители высказались за то, чтобы в основу обсуждения новой конвенции о режиме навигации по Дунаю был положен советский проект. Отмечая единодушие, с которым делегации стран дунайского бассейна поддержали это предложение, «Отечествен фронт» писала, что «это был не дипломатический шаг. Это было проявление веры и благодарности, которые народы дунайского бассейна чувствовали к Советскому Союзу, защищавшему их коренные интересы»88.
Попытка французского делегата Тьери 7 августа 1948 г. навязать конференции свое предложение—«считать оба проекта (американский и советский.— М. М.) основными» — была отклонена большинством делегаций89.
Также большинством голосов конференция решила, что американский проект конвенции и документ, представленный Англией, будут считаться поправками к советскому предложению. Как отмечал П. Г. Фандиков, «принятием советского проекта конвенции (в качестве основы для обсуждения.— М. М.) закончился важный этап в работе конференции. На этом этапе представители демократических придунайских государств успешно отбили все попытки делегатов США, Англии и Франции взорвать ранее согласованные решения четырех держав о Дунае, «доказать», что конвенция 1921 г. .действует, изменить состав участников конференции, навязать свой проект восстановления господства империализма на Дунае и сорвать работу конференции»90.
Дунайская конференция на своем девятом пленарном заседании приняла еще ряд важных решений. Во-первых, по предложению делегации Венгрии была отклонена инициатива британского представителя относительно обращения в Международный суд или специальный трибунал, то есть сорвана попытка западных держав получить с помощью Международного суда «если не основание, то во всяком случае повод оспаривать правомерность будущей конвенции о режиме судоходства на Дунае»91. Во-вторых, по предложению югославской делегации пленум решил образовать Генеральный комитет из представителей всех делегаций для постатейного обсуждения новой дунайской конвенции. Первое заседание нового органа конференции было намечено на 9 августа 1948 г. с тем, чтобы представители всех участвующих в конференции стран имели время для под-готовки замечаний и предложений по советскому проекту конвенции92.
Этим решением завершился первый раунд дипломатической борьбы в Белграде. Ее результаты были для делегаций зашдных держав обескураживающими. Собственно, иными они и не могли быть. Как заявил в интервью корреспонденту Чехословацкого телеграфного агентства министр иностранных дел этой страны В. Клементис, «позиция западных держав, к несчастью, показала нам, что они ничему не научились. Они имели исторически благоприятную возможность выразить свое уважение к правам суверенных народов и свою добрую волю к сотрудничеству на основе равенства. Они могли бы доказать, что их повторяющиеся заявления о мирном сотрудничестве и демократии были сдельны искренне. Вместо этого они всеми силами ведут борьбу за неправое дело. Их предложения еще сильнее убеждают дунайские страны в необходимости ввести новый режим на Дунае в соответствии с их правами, и потребностями, как это было сформулировано в советском предложении»93.
Выступая с несколько различных позиций, делегации Англии и Франции, с одной стороны, и представители США — с другой, стремились, как подчеркивал в своей корреспонденции от 6 августа 1948 г. Г. Окутюрье, «к одной и той же цели: сохранить на Дунае свободный режим и международные гарантии», подразумевая под этим свое участие в контроле над судоходством на этой реке. Не случайно поэтому представители дунайских стран присоединились «к совершенно новаторской революционной тенденции советского проекта, опирающегося исключительно на суверенитет придунайских стран»94.
И все же, несмотря на очевидную правомерность позиций, занятых прибрежными государствами по отношению к инициативам западных держав, несмотря на закономерный ход дискуссии на конференции и не менее логично обусловленный ее результат, неудачи западных дипломатов в Белграде весьма болезненно воспринимались как правительствами США, Англии и Франции, так и прессой этих стран. Как и следовало ожидать, причину неудач буржуазные политические деятели и (журналисты видели не в «неправом деле», за которое они выступали в Белграде, а в различных объективных и субъективных обстоятельствах, проявившихся на этой конференции.
Оказалось, что западные предложения отвергались не потому, что они были направлены на ущемление прав придунайских народов, а из-за «русской политики», которая якобы обеспечивала доминирование СССР в дунайском бассейне. Именно так прокомментировал на пресс-конференции 11 августа 1948 г. государственный секретарь США Д. Маршалл принятие конференцией в качестве основы для дальнейшей работы советского проекта новой конвенции. Маршалл прямо заявил, что эта конвенция «ставит судоходство на Дунае под контроль Советского Союза и восточноевропейских государств за счет общего восстановления и процветания Европы»95. «Правительство Соединенных Штатов не согласится с предложенной системой, которая может быть использована для затруднения свободы торговли на Дунае»,— заключил он96. Поставив вопрос таким образом, Маршалл попытался приписать делегациям западных держав защиту интересов всей Европы, скрывая за этим «демократическим» заявлением узкокорыстные интересы, ради которых США, Англия и Франция препятствовали справедливому решению дунайской проблемы.
Стоит ли удивляться тому, что (большинство комментариев западной прессы относительно первых результатов работы дунайской конференции имели откровенно .антисоветский характер? А. Верт в «Манчестер Гардиан» резко критиковал советский проект конвенции, называя его «региональным пактом между семью странами, уже объединенными различными политическими и экономическими связями», пактом, который отщавал Дунай в руки СССР97. «Спектейтор» отмечал «нетерпимую обстановку», которая сложилась на белградской конференции из-за превосходства «восточноевропейских государств при голосовании», главный недостаток советского проекта конвенции усматривая в том, что «практически вся судоходная часть Дуная будет находиться под контролем русских»98. «Дейли телеграф энд морнинг пост», начав
«за здравие», пришла к тому же «заупокойному» выводу. «Неизбежным результатом (конвенции, созданной на основе советского проекта.— М. М.) будет то, что западные державы не смогут участвовать в контроле на этом важном европейском пути. Теоретически нет оснований возражать против требований Вышинского о том, чтобы придунайские государства несли главную ответственность за контроль над судоходством по Дунаю. Однако в действительности, — заключала газета,— контроль придунайских стран будет означать контроль России»99.
Одновременно в прессе западных стран усилились критические высказывания по поводу действий своих представителей на конференции в Белграде. Английский еженедельник «Экономист» отмечал 13 августа 1948 г. в редакционной статье: «До сих пор в дипломатической тактике западных держав давало себя знать отсутствие дальновидности, согласованности и решительности в подготовке к совещанию, на котором американцы, французы и англичане должны 'были неизбежно оставаться в меньшинстве»100. Французская «Комба» несколько по-иному освещала этот же вопрос. «Нужно признать,—писала газета,— что тезисы западных держав потерпели полное поражение. Западные державы не пользуются в Белграде тем же успехом, что в Лайк-Саксессе. Те-перь они познают на собственном опыте, что значит встретиться с организованным и неумолимым большинством, которое лучше иметь на своей стороне. Очевидно, что западные державы были побиты потому, что между ними не было единства. Если тактика делегации Франции и Англии ясна, то этого нельзя сказать о тактике американской делегации»101.
Пессимистический тон буржуазной прессы, обращавшейся к работе дунайской конференции, подчеркивался общим выводом, который заключался в том, что западным делегатам лучше покинуть конференцию, где они не могут добиться желаемых результатов. А. Муссе писал о том, что он предпочел бы видеть французских делегатов покидающими конференцию, «где они все потеряют и ничего не добьются»102. Так же были настроены и большинство политических обозревателей Англии и США. Однако их мнение не отразилось на решении правительств западных держав продолжать участвовать в выработке конвенции для Дуная и не только «высидеть до конца», но и найти новые средства для того, чтобы сорвать принятие на конференции согласованных решений. Клэр Холлингуорт в «Обсервер» писала, что американская делегация «намерена работать в Генеральном комитете и втиснуть в русский проект по возможности больше идей из своего проекта конвенции»103. Д. Кэмпбелл отмечал, что решение американского правительства участвовать в заседаниях белградской конференции до конца было обусловлено несколькими соображениями. Во-первых, для него было нежелательным выставить себя в глазах американского народа и мирового общественного мнения «плохим игроком», который участвует в международных конференциях лишь тогда, когда ему обеопечено большинство голосов; во-вторых, правящие круги США, исходя из мнения, что и придунай-ские страны заинтересованы в «максимальном притоке торговли» на Дунай и что их предложения «соответствуют насущным нуждам дунайского бассейна», хотели показать миру, как «ведет себя советская делегация, когда она держит вожжи в руках»104. Эти общие соображения продиктовали изменение тактики западных делегатов на конференции в Белграде. Потерпев неудачу с выдвижением собственных проектов конвенции, они несколько переориентировали направление атак, решив с помощью многочисленных поправок изменить содержание советского проекта в сторону его приспособления к собственным интересам или же, если это не удастся, обилием поправок усложнить и сорвать принятие новой конвенции, основанной на советском проекте. «После того как американский проект был отвергнут,— писал В. Д. Логунов,— делегации США, Франции и Англии переключили свои усилия на советский проект, имея в виду изменить его в угодном им направлении, втиснуть в него американский проект по частям»105.
Начало работы Генерального комитета 9 августа 1948 г. ознаменовалось курьезом, (который весьма красноречиво характеризовал в дальнейшем отношение делегатов западных держав к своему участию в деятельности этого органа дунайской конференции. Глава делегации США Кеннон заявил о том, что американские представители не успели подготовить свои предложения и поправки, поэтому он просил отложить заседание комитета на следующий день. Несмотря на то, что делегации прибрежных государств не возражали против этого предложения, французский представитель Ф. Панафье, ссылаясь на правила процедуры, потребовал голосования относительно закрытия заседания. Он рассчитывал, что семь делегаций придунайских стран проголосуют против его требования, и ему удастся еще раз спровоцировать голосование «большинства против любого из предложений западных делегаций». Но французский представитель попал впросак. Под громогласный хохот всего зала «против предложения делегации Франции проголосовал... сам Панафье»106.
10 августа члены Генерального комитета приступили к обсуждению преамбулы советского проекта дунайской конвенции. Французская делегация внесла свое предложение, которое «смотрело не в настоящее, а в прошлое»107. Ревизуя формулу о свободе судоходства на Дунае, французская делегация ввела в преамбулу конвенции постановление о свободе торговли, явно создавая вариант концепции «равных возможностей», к которой одинаково отрицательно относились все придунайские государства108. Кроме того, французский проект предусматривал констатацию связи между выполнением конвенции и деятельностью ряда органов ООН. И, быть может, не стоило бы упоминать об этой попытке подменить текст преамбулы, предложенный СССР, ибо она была отвергнута без колебаний прибрежными странами, если бы не два обстоятельства. Во-первых, подобная замена должна была повести за собой целый ряд изменений принципиального характера в самом тексте конвенции, изменений, касавшихся прав придунай-ских государств. Во-вторых, так или иначе идеи, выраженные во французском проекте преамбулы, уже обсуждались на пленарных заседаниях конференции и были отвергнуты большинством голосов, так что их новая постановка не могла быть продиктована ничем иным, как желанием затормозить работу комитета, подчинив ее бесплодным дискуссиям.
В связи с этим совсем не случайным выглядит отсутствие даже упоминания в этом французском документе о праве прибрежных государств на организацию и контроль дунайского судоходства, а также факт, что перечисление государств, которые должны были подписать конвенцию, начиналось с Соединенных Штатов Америки.
A. Беблер, справедливо поставив вопрос, каким алфавитом ру- ководствовалась французская делегация, составляя этот перечень участников конференции, резюмировал ситуацию следующим об- разом: «Единственное объяснение, которое здесь можно усмотреть, заключается в том, что французский делегат принадлежит к лю- дям, которые утверждают, что мы живем в «американский век». Мы, югославы, не можем согласиться с этим. Мы живем не в «американский век», а в век свободы народов, в век дружбы меж- ду суверенными народами»109.
По этим же мотивам придунайские страны отказались поддержать поправку делегации США к преамбуле советского проекта, ибо, как объяснил сам Кеннон, «первое изменение... предусматривает признание, что все происходящее вдоль реки интересует неприбрежные государства» и что «американцы выступают за эффективную связь между новой дунайской конвенцией и ООН»110. Нетрудно было рассмотреть в этих предложениях претензии не-прибрежных держав на участие в контроле над судоходством по Дунаю, которые, впрочем, были откровенно изложены несколько позднее.
Дискуссия в Генеральном комитете обострялась от заседания к заседанию. Прения по первой и второй статьям советского проекта конвенции, вернее, по поправкам, внесенным делегациями США и Англии и касавшимся изменения формулировки о свободе судоходства на Дунае111 и распространения международного режима на судоходные притоки этой реки112, как бы подводили участников к обсуждению основного вопроса — кто будет контролировать претворение в жизнь вновь созданной конвенции? «Главную ставку в борьбе за захват контроля над Дунаем,— писал
B. Д. Логунов,— западные державы делали на дунайскую комис- сию, которая, по их замыслу, должна была стать проводником их политики в Юго-Восточной Европе, заменив собой прежнюю ЕДК»113.
Обсуждение пятой статьи советского проекта 12 августа 1948 г. стало апогеем борьбы между прибрежными и неприбрежными государствами в Генеральном комитете. Делегация США внесла к советскому предложению о том, что «дунайская комиссия... учреждается в составе представителей придунайоких стран по одному от каждой»114, поправку, которая заключалась в двух предложениях:
а) вместо формулировки «лридунайсюие страны» дать пере- числение государств, которые должны были стать членами ко- миссии, причем в этом перечислении американская делегация указала Австрию и три неприбрежных государства — США, Ан- глию и Францию;
б) «Германия будет допущена к полному и равному участию в дунайской речной комиссии после вступления в силу мирного договора с Германией или до этого времени, по согласованию между государствами, участвующими в настоящей конференции»115.
Заместитель главы американской делегации Уолтер Рэйдиус в обоснование американской поправки объяснил, что в ней «перечисляются прибрежные государства и четыре державы, которые как члены Совета министров иностранных дел несут особую ответственность, признанную за ними Уставом ООН, за мирное урегулирование и создание основ для мирного международного порядка в Европе»116.
В конце двухдневной дискуссии по пятой статье конвенции У. Рэйдиус заявил, что США откажутся от участия в дунайской комиссии, когда ее членами станут Австрия и Германия. И хотя подобный отказ был проблематичным, «готовность» США уступить свое место в дунайской комиссии Австрии была проявлением, как отмечала газета «Эстеррейхише фольксштимме», «уверенности* в том, что в этой комиссии Австрия будет отстаивать американские, а не австрийские интересы»117. Однако ни эти обещания США, ни доводы различного характера, приводившиеся представителями Франции и Великобритании, не поколебали стремления придунай-ских стран не допустить вмешательства западных держав в дунайские дела. Все поправки делегаций неприбрежных стран к проекту пятой статьи дунайской конвенции были отклонены. Было принято добавление, предложенное делегацией СССР и заключавшееся в расшифровке термина «придунайские государства», которые должны были стать членами комиссии, то есть были названы Болгария, Венгрия, Румыния, СССР, Украинская ССР, Югославия и Чехословакия118.
Поражение по этому ключевому вопросу и принятое конференцией решение об отстранении неприбрежных государств от участия в контроле над дунайским судоходством резко изменили отношение делегаций западных держав к работе Генерального комитета. Внешне они продолжали почти по каждой статье вносить поправки, навязывать прибрежным странам дискуссию по уже обсуждавшимся вопросам, произносить длинные речи. Но, по существу, они приступили к последовательной обструкции работы комитета, отказываясь от голосования и демонстрируя явную незаинтересованность в ее исходе. И это относилось не только к тем статьям, которые были сформулированы впервые, но и к тем, которые почти дословно были взяты из конвенции 1921 г. (о взимании портовых и навигационных сборов, о лоцманской службе, о таможенном и санитарном надзоре и т. д.), адептами .которой столь ревностно выступали английская и французская делегации119, и даже к тем, которые были включены в новую конвенцию из американского проекта (о сроках созыва сессий дунайской комиссии, о содействии правительств прибрежных государств официальным представителям и персоналу комиссии и др.)120.
В то же время представители западных держав стали более откровенно выступать против дунайских государств, прибегнув к тактике наклеивания ярлыков и инспирированных обвинений. Так, при обсуждении статей 17—20-й советского проекта, в которых предусматривалось создание румыно-югославской и советско-румынской администраций в районах Железных Ворот и устье Дуная, США предложили, чтобы эти администрации подчинялись дунайской комиссии, а не правительствам соответствующих прибрежных государств121. Подоплеку этого предложения выдал в своем выступлении Тьери, который заявил, что в этих статьях «в слишком большом размере учитывается суверенитет прибрежных государств в ущерб их взаимной зависимости»122.
Откровенный антисоветизм проявился при обсуждении делегатами западных держав статьи 38-й советского проекта конвенции, предусматривавшей следующее: «Суда, заходящие в порты для производства погрузочно-разгрузочных работ, будут иметь право пользоваться погрузочно-разгрузочными механизмами, приспособлениями, складами, складскими площадями и т. д. на основе соглашений с соответствующими транспортноьэкспедитор-скими учреждениями. При этом, при установлении размера оплаты за произведенные работы, не будет допускаться никакой дискриминации. Не будут считаться дискриминацией льготы, которые, в соответствии с торговыми обычаями, даются в зависимости о г объема работы и характера груза»123. Американская делегация, заявил Кеннон, «считает, что эти деформированные условия допускают продолжение дискриминации и даже империализма на реке в том виде, в каком он существовал последние три года. В самом верном смысле слова этот (проект отражает реакционную тенденцию к проявлению более широкого интереса одной державы в противовес интересам всех народов, живущих вдоль реки»124.
Обвинив Советский Союз в «империализме», глава американской делегации выдвинул свой проект статьи 38-й, в котором предусматривалось создание агентств западных торговых компаний на территории прибрежных государств с правом приобретения «зданий и оборудования для ведения дела», создание так называемых «свободных зон». П. Г. Фандиков писал по поводу этого предложения делегации США, что здесь проявилась не только попытка возродить на Дунае режим капитуляций, но и был поставлен под вопрос суверенитет прибрежных стран125. И дело состояло не столько в том, что американцы пытались решить в конвенции вопросы, которые обычно регламентируются в торговых договорах между суверенными государствами, а в проявлении нежелания сотрудничать в выработке текста новой дунайской конвенции, откровенном стремлении, даже с помощью сознательной фальсификации сложившейся на Дунае ситуации, создать на конференции в Белграде атмосферу полнейшего непонимания и разрыва.
В этом смысле характерна попытка западных держав «заранее похоронить рождавшуюся конвенцию», как отмечал В. Бочаров126. Уже на заключительной стадии работы Генерального комитета при обсуждении статьи 42-й советского проекта дунайской конвенции, регламентировавшей вступление в силу этого документа (в ней предусматривалось, что конвенция вступит в силу после сдачи шестью придунайскими государствами ратификационных грамот правительству Югославии), американская и французская делегации внесли поправки, которые были направлены на срыв реализации этого документа. Делегация США считала, что конвенция должна приобрести силу лишь после того, как все 10 участников конференции ратифицируют ее, а Австрия представит протокол о присоединении к этому документу127. Делегация Франции, поддерживая это предложение, одновременно требовала обратиться к государствам—участникам конвенции 1921 г.— с вопросом, согласны ли они, каждое со своей стороны, считать конвенцию 1921 г. недействительной128.
Отказ придунайских государств поставить реализацию выработанной в Белграде конвенции в зависимость от США, Англии и Франции, с одной стороны, и Италии, Бельгии и Греции — с другой, привел к тому, что делегация Франции выступила против дополнительного протокола к конвенции, объявлявшего конвенцию 1921 г. недействительной. И если этот шаг французской дипломатии был логическим завершением той политики, которую она отстаивала на протяжении всей конференции, защищая свои «приобретенные права», то присоединение к точке зрения Тьери У. Рэйдиуса, объявившего 17 августа, что США считают конвенцию 1921 г. «действующим инструментом», можно считать «дипломатическим грехопадением» и потому, что США еще в 1921 г. отказались присоединиться к указанной конвенции, и потому, что все выступления и предложения американских представителей на конференции в Белграде исходили если не из формального, то во всяком случае из фактического признания недействительности этого'документа129.
Работа Генерального комитета еще не завершилась, еще не были приняты многие статьи новой дунайской конвенции, когда и участникам конференции в Белграде, и тем, кто внимательно следил за ее ходом, стало ясно, что делегации западных держав откажутся от ее подписания. 16 августа представители США, Англии и Франции отказались участвовать в работе редакционной комиссии, которая должна была подготовить окончательный текст конвенции для его представления пленуму. Кеннон мотивировал отказ своей делегации тем, что английский язык не был принят в качестве официального языка конференции. Английская и французская делегации даже не изложили мотивов своего отказа. Не было сомнения в том, что своей нарочитой «пассизностью» представители западных держав подчеркивали отрица* тельное отношение к рождавшейся дунайской конвенции.
По этой же причине от подобной пассивности не осталось ц следа, когда генеральный секретарь конференции Лео Маттес сообщил делегатам о письмах, полученных конференцией. Весь пленум встретил с улыбкой сообщение о том, что (какой-то изобретатель поделился с конференцией радостью об изобретении им «.перпетуум мобиле». Но были среди этих писем и такие, которые питали «вечный двигатель» империалистической дипломатии в дунайском вопросе. Речь идет о письмах правительств Бельгии, Италии и Греции, направленных в адрес конференции для того, чтобы заявить о своем непризнании новой конвенции. И если Италия и Бельгия лишь ставили конференцию в известность,, что они сохраняют все права, полученные по конвенции 1921 г., то правительство Греции потребовало, чтобы и его представители приняли участие в выработке нового документа, обусловив этим свое согласие с результатами работы конференции в Белграде130.
Столь же неслучайной кажется и «программная», как называла ее газета «Винер цайтунг», речь канцлера Австрии Л. Фигля, с которой он выступил 15 августа 1948 г. в Клагенфурте. Отметив важность для Австрии Дуная как транспортной артерии и австрийского участка пути для всего дунайского судоходства, Фигль подчеркнул два момента: во-первых, что Австрия, не участвовавшая в работе конференции с правом решающего голоса, не сможет присоединиться к выработанным в Белграде документам; во-вторых, что австрийское правительство согласится только на такие документы по режиму Дуная, которые обеспечат свободе судоходства .«международные гарантии»131. Используя эти аргу--менты, то есть письма Италии, Греции и Бельгии, а также заявление Фигля, только французский представитель выступал с обоснованием неправомерности новой дунайской конвенции б раз, а всего делегаты западных держав на десятом пленарном заседании конференции 10 августа 1948 г. брали слово 15 раз.
Активность на этом заседании дунайской конференции Тьери приобрела особо выразительный характер в свете нового факта, который стал известен ее членам. Комиссия по проверке полномочий делегаций установила, что французские представители не были уполномочены подписывать какие-либо документы, так как представили только письмо французского посланника в Белграде с приложением копии декрета о назначении делегации, подписанной вместо министра иностранных дел генеральным секретарем министерства. Е. Каменов из этого факта сделал следующий вывод: «Можно предположить, что «неполнота» полномочий фран-. цузской делегации является преднамеренной и показывает, что эта делегация вообще не имела намерения подписывать решения конференции»132.
К заключительным двум пленарным заседаниям дунайской конференции, которые состоялись 18 августа, представители прибрежных и неприбрежных государств подошли с выясненными до конца точками зрения относительно новой конвенции. По существу, оставалось лишь зафиксировать их в протоколах этого международного собрания. Для западных держав это была последняя попытка оказать давление на придунайокие государства и создать почву для дальнейших демаршей в дунайском вопросе. Придунайокие страны намеревались утверждением выработанной конвенции поставить точку в многолетней дипломатической битве за свободный Дунай.
Представитель СССР 18 августа 1948 г. предложил внести изменение в статью пятую новой конвенции: «Руководствуясь принципом равноправия придунайских государств и отказываясь от своего права иметь двух представителей, Советское правительство считает правильным, чтобы СССР имел в дунайской комиссии одного представителя»133. В заявлении указывалось, что интересы Советского Союза в дунайской комиссии будет защищать делегат Украинской ССР134.
Выступление Тьери на последнем пленуме было апологией «приобретенных прав» и подчинено требованию передать вопрос о дунайской конвенции в СМИД, «единственный», по его выражению, орган, могущий «устранить недоразумения, которые столь сильно мешали нашим работам»135. «От имени правительства Французской Республики я заявляю, что Франция не может подписать конвенцию, выработанную дунайской конференцией, открывшейся 30 июля 1948 г. в Белграде»,— заключил глава делегации Франции136. Ч. Пик поддержал своего коллегу не только в том, что от имени своего правительства также отказался признать законной выработанную в Белграде конвенцию, но и тем, что согласился с тезисом Тьери относительно конвенции, выработанной «только одной делегацией» и «проголосованной покорным большинством»137. К. Кеннон назвал единство придунайских стран в отстаивании своих прав «'циничной солидарностью», а новую конвенцию определил как легализацию «режима сурового советского контроля от Братиславы до Черного моря»138. В заключение он поставил в известность членов конференции, что им получены инструкции своего правительства не подписывать новую дунайскую конвенцию.
Отказ представителей Франции, Англии и США поставить свои подписи под основным документом дунайской конференции, в выработке которого они принимали участие, не поколебал решимости придунайских государств довести дело до конца. Отвечая на выступления западных делегатов, представитель Румынии подчеркнул, что они закончили на конференции тем же, с чего начали: «Их интересовала не свобода судоходства. Они интересовались лишь сохранением своих «приобретенных прав», возмущающих не только наши народы, но и всю демократическую общественность мира... Поэтому румынская делегация отвергает декларации представителей западных держав и заявляет о своей готовности подписать новую конвенцию, отвечающую интересам придунайских
народов и народов всех стран, желающих сотрудничать с нами на равных основаниях»139.
Выступление румынского делегата было поддержано представителями всех прибрежных государств, кроме Австрии. А. Беблер объяснил решение подписать новую конвенцию в следующих словах: «Мы голосуем за советский проект конвенции ввиду того, что, во-первых, он соответствует решениям мирной конференции и Совета министров (иностранных дел четырех держав.— М. М.); во-вторых, он отвечает нашим интересам, так как предоставит Дунай в распоряжение дунайских народов; в-третьих, он отвечает интересам международного сотрудничества, так как гарантирует свободу судоходства всем флагам на правах равенства и, следовательно, отвечает духу Устава ООН»140.
Э. Мольнар в своей короткой речи дал настоящую отповедь А. Тьери и Ч. Пику, представивших действия дунайских стран народной демократии в Белграде несамостоятельными. Он заявил: «Господа представители Франции и Соединенного Королевства полагали, что могут назвать поведение придунайских стран послушным. В известном смысле они правы. Да, мы послушны, послушны нашим интересам, нашим общим стремлениям, мы были послушны той общности интересов, которая связывает нас между собой и с Советским Союзом. Но в то же времй мы восстали против империалистических тенденций, которые проявились на этой конференции со стороны делегаций западных держав. В этом смысле я очень хорошо понимаю их недовольство»141.
Советский представитель отверг попытку западных делегатов поставить решение дунайского вопроса в зависимость от воли их держав. «Дунай уже не тот, что был 100, 50 или 25 лет тому назад. Не те и придуиайекие государства. Не те ныне на Дунае условия и строй жизни, не те потребности и стремления придунайских народов, поэтому апелляции к прошлому, заклинания громкими словами не могут оказать никакого влияния на стремление передовых демократических стран найти средства, которые отвечали бы насущным нуждам народов, пробудившихся к самостоятельной и независимой государственной жизни»,— заявил А. Я. Вышинский142.
В связи с отказом представителей США, Великобритании и Франции подписать дунайскую конвенцию, делегат Болгарии предложил исключить из преамбулы конвенции названия этих государств143. Это была последняя поправка, внесенная в основной документ Белградской конференции по Дунаю. После этого текст конвенции был проголосован сперва постатейно, затем вместе с приложениями и дополнительным протоколом был принят большинством из семи голосов членов конференции; делегация США голосовала против, а представители Англии и Франции отказались участвовать в процедуре голосования. Председательствовавший на этом пленарном заседании представитель ССОР поздравил дунайские страны с принятием новой конвенции и объявил конференцию закрытой. Заключительный акт (подписание выра-
ботанного конференцией документа) был назначен на семь часов вечера этого же дня.
Церемония подписания новой дунайской конвенции проходила в очень торжественной обстановке. Несмотря на то, что делегации США, Англии и Франции не явились, конференц-зал Колар-чева университета был переполнен. Среди присутствовавших царила атмосфера приподнятости, которая сопутствует историческому событию, тем более такому долгожданному. Каждая подпись глав делегаций придунайских стран встречалась аплодисментами. Это были аплодисменты победы, возвратившей Дунай в руки народов прибрежных государств. Они отражали понимание того, что с каждой новой подписью Дунай все полнее смывает «на участке, принадлежащем свободным народам, все остатки исторических несправедливостей», что принятие новой конвенции означает собой «решительный поворот от кабального дунайского режима прошлого к новому, демократическому режиму». Это было проявление убежденности в том, что конференция в Белграде, «положив юридически — путем подписания по окончании своей работы конвенции — конец долголетней драме разногласий и войн придунайских и балканских стран», «сможет превратить терзаемый веками кра$ в край свободы, процветания и мира». Аплодисменты сопутствовали утверждавшейся в правах новой дунайской конвенции, означавшей торжество «концепции демократического сотрудничества между народами над концепцией сотрудничества, основанного на принуждении»144. Присутствовавшие в зале Колар-чева университета приветствовали творцов нового судоходного режима Дуная — делегации придунайских государств, сумевших в острой, напряженной и продолжительной борьбе одержать победу, которую можно было выразить двумя словами: «Дунай свободен!»
Еще по теме Глава X ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ РЕШЕНИЕ ДУНАЙСКОЙ ПРОБЛЕМЫ НА БЕЛГРАДСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ (1948 г.):
- Глава ЇХ ДУНАЙСКАЯ ПРОБЛЕМА НАКАНУНЕ КОНФЕРЕНЦИИ В БЕЛГРАДЕ (1947-1948 гг.)
- Глава X ДЕМОКРАТИЧЕСКОЕ РЕШЕНИЕ ДУНАЙСКОЙ ПРОБЛЕМЫ НА БЕЛГРАДСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ (1948 г.)
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ
- Восстановление дунайского судоходства после второй мировой войны (Политико-экономические аспекты) М. А. МУНТЯН
- Хронологическая таблица