Глава 12 «Unicus filius meus»: происхождение Святополка Изяславича и проблема близкородственных династических браков как инструмент генеалогического исследования

Насколько реальны они бывали, отчетливо видно на примере хорошо известного, но оттого не менее экзотического брака между французским королем Генрихом I (1031—1060) и дочерью киевского князя Ярослава Владимировича Мудрого (1016—1018, 1019—1054) Анной, заключенного, по всей вероятности, в 1049/51 г. (de Caix de Saint-Aymour, 1896; Ediger, 1911, S. 64—79; Пашуто, 1968, с. 132—133; Bautiers, 1985, p. 539—564; Назаренко, 1999, с. 353—358): есть веские причины думать, что инициато- ром его выступила французская сторона и что искать невесту для второго брака овдовевшего короля на другом конце Европы ее заставили именно матримониальные затруднения, которые испытывали Капетинги вследствие своего близкого родства с большинством правящих домов Западной Европы (Bouchard, 1981, р. 274—277). Они были уже у Хуго Капета (987—996), когда он сразу же по вступлении на престол в 987 г. выбирал невесту для своего сына, будущего французского короля Роберта II (996—1031). В послании в Константинополь, содержавшем сватовство к сестре византий- ского императора Василия II (976—1025) Анне, чуть позже ставшей женой киевского князя Владимира Святославича (978—1015) (Рорре D. — Рорре

А., 1976, s. 451—468), Хуго писал: «Мы не можем найти для его брака ровни из-за родства с соседними королями» («...

Казалось бы, проблематика, связанная с близкородственными брака- ми, должна находиться в фокусе внимания исследователей, которые в той или иной степени строят свои выводы на генеалогическом материале. Одна- ко это далеко не так, и, пожалуй, более других упрека здесь заслуживают историки Руси.

Начнем с довольно известного примера. В «Повести временных лет» среди приписок к статье 6610 (1102/3) г., в разной степени сохранившихся в отдельных списках, содержится сообщение о замужестве дочери киевского князя Святополка Изяславича (1093—1113) за польского князя Болесла- ва III Кривоустого (1102—1138): «В се же лето ведена бысть дщи Свято- полча Сбыслава в ляхы за Болеслава месяца ноября в 16 день» (ПСРЛ, 1, стб. 276; 2, стб. 252; бракосочетание состоялось в 1103 г.: см. главу XIII). Об этом браке знают и польские источники — хроника Анонима Галла и так называемый «Рочник Свентокшиский древний», хотя они не называют ни имени, ни происхождения невесты Болеслава (Gall.

non canonice nec usualiter, sed singulariter collaudavit»). Соображения полити- ческой пользы («необходимости для страны») в качестве оправдания для браков, уязвимых с точки зрения церковных установлений, с успехом ис- пользовались и в других случаях. Так, например, аналогичное оправдание («ради блага страны и утверждения необходимого мира»— «...propter salutem patriae et corroboracionem pacis necessariae») выдвигалось Титмаром Мерзебургским (ум. в 1018 г.) для замужества Оды, дочери саксонского маркграфа Дитриха, за польского князя Мешка I (ок. 960—992) ок. 979/80 г. (Thietm. IV, 57, р. 196; Liibke, 2, N 194); неканоничность этого брачного союза заключалась в том, что Ода к тому времени уже была пострижена в монахини. Для нашей темы важнее выяснить ту реальную степень кровного родства между супругами, которая потребовала специального обращения в Рим за санкцией на брак.

Нам могут сказать, что ответ на этот вопрос очевиден и давно найден в науке: Болеслав III был внуком польского князя Казимира I (1038/9—1058), т.

Мешко II

Казимир Гертруда оо Изяслав

і і

Владислав-Герман Святополк

і і

Болеслав III оо Сбыслава

Табл. 1

Именно такая схема общепринята в историографии в качестве объяс- нения упомянутых у Галла Анонима матримониальных затруднений (Balzer, 1895, s. 120—121; Попова, 1961, с. 156, примеч. 2 к гл. 23; Пашуто, 1968, с. 46; Щавелева, 1990, с. 71, коммент. 2 к гл. И, 23; Jasiiiski, 1992, s. 188— 189,193, przyp. 49; и мн. др.), хотя некоторые исследователи уклоняются от реконструкции родства, которое имел в виду первый польский историограф (Wlodarski, 1966, s. 42).

В формально-юридическом отношении подобное объяснение пред- ставляется вполне удовлетворительным. В самом деле, Болеслав и Сбысла- ва (подобно Роберту II и Берте) находились друг с другом в родстве 6-й степени (3:3) по так называемому гражданскому или римскому счету (computatio civilis) или 3-й степени — по церковно-каноническому счету (computatio canonica), тогда как церковью допускались браки только на- чиная с 7-й степени родства (4 : 3), т. е. 4-й по каноническому счету (род- ство высчитывалось по более удаленной линии — secundum gradum remotio- rem) (о различных способах исчисления родства в западной церкви см.: Freisen, 1893, S. 406—439; здесь же [S. 401—405] и о 7-й степени как пре- деле легитимности для браков между кровными родственниками). Ана- логичная норма существовала и в древнерусском каноническом праве: «Тако есть право уне (относительно. — А. Н.) поимания: брата два — то две колене; дети тою — то 3-є колено: дотоле нелзе поиматися. Внучи тою — 6-е колено: нелзе же. 7-е колено и 8-е, то уже достойно поиматися» (ПДРКП, № XIV, стб.

Однако ограничиться указанием на родство Болеслава III и Сбыславы в степени 3:3, как то обычно делают, значило бы существенно упростить проблему. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание еще на несколько международных браков того же времени, причем относящихся к тому же династическому кругу.

В 6612 (1104/5) г. другая дочь Святополка Изяславича — Передслава была выдана за герцога Альмоша, сына венгерского короля Гезы I (1074— 1077) и брата короля Кальмана (1095—1114): «... ведена Передслава дщи Святополча в угры за королевичь августа в 21 день» (ПСРЛ, 1, стб. 280; 2, стб. 256). Так как Геза — внук Мешка II по матери, жене венгерского ко- роля Белы I (1061—1063), то выходит, что супруги были кровными род- ственниками в 6-м (3-м) колене:

Мешко II

Бела I °° N Гертруда

I I

ГезаІ Святополк

I I

Альмош <» Передслава To же самое можно сказать и о женитьбе Ярослава, сына Святополка, на дочери венгерского короля Ласло I (1077—1095), брата Гезы I; этот ма- тримониальный союз состоялся до 1091 г.

Мешко II

Бела I 00 N Гертруда

і і

Ласло I Святополк

і і

N 00 Ярослав

Табл. 3

Современную этому браку женитьбу Мёшка, сына бывшего поль- ского короля Болеслава II (1058—1079), на «русской девице» («Ruthena puella»: Gall. I, 29, p. 55; Щавелева, 1990, с. 46, 54, 69—70, коммент. 4; Галл, с. 59) в данный ряд не включаем ввиду чрезвычайной проблематичности постулируемой в науке идентификации жены Мёшка Болеславича Евдо- кии (?) как сестры Святополка (см. подробнее ниже, а также в главе XI), но вот второе супружество Ярополка Святополчича с дочерью польского князя Владислава-Германа (1079—1102), сестрою Болеслава III (Gall. II, 1, р. 63—64 [имени русского мужа Владиславны у Галла нет]; Щавелева, 1990, с. 46, 54; Галл, с. 66), вероятность которого достаточно обоснована (Balzer, 1895, s. 123—124; Baumgarten, 1927, p. 10, tabl. II, N 11; Labuda, 1963, s. 4; Maleczynski, 1975, s. 62; Щавелева, 1989, с. 55; альтернативная гипотеза, согласно которой Владиславна была выдана за, как минимум, на 30 лет более старшего Давыда Игоревича [David, 1939, р. 221], значительно менее убедительна [см. ее критику: Jasinski, 1989, s. 54]; ряд исследователей огра- ничивается сомнениями в гипотезе О. Бальцера, не предлагая, однако, вза- мен никакого другого решения [Грушевський, 2, с. 99, примеч. 5; Wtodarski, 1966, s. 43; Jasinski, 1992, s. 195—196], что трудно признать полноценной критикой), снова оказывается неканоническим в степени 3:3:

Мешко II

Казимирі Гертруда

I I

Владислав-Герман Святополк

і і

N 00 Ярослав Следовательно, либо формально неканонические браки между род- ственниками в 3-м колене (3 : 3, 3 : 2) фактически были в то время терпимы церковью — но тогда возникает вопрос, зачем Болеславу III потребовалась специальная санкция папы для женитьбы на Святополковне — либо все че- тыре приведенных только что примера содержат генеалогически неверные атрибуции. Тем самым, уже на этом немногочисленном материале начинает во всей сложности вырисовываться намеченная в начале статьи общая про- блема близкородственных браков в средневековье — проблема в целом не только не исследованная, но всерьез, насколько нам известно, даже не по- ставленная. Все это создает перед историком дополнительные трудности.

Единственное, чем располагает наука, — это более или менее краткие обзоры в связи с теми или иными конкретными вопросами — например, расторжениями второго брака кастильской королевы Урраки (1109—1126) с Альфонсом I Арагонским (1104—1134) (Rassow, 1950, S. 312—316) или первого брака Фридриха I Барбароссы (1152—1190) с Аделой Фобургской (Rundnagel, 1933, S. 145—159); см. также сводку разводов близкородст- венных династических браков в конце XII в.: Альфонса IX Леонского (1188—1230) с Беренгуэлой, дочерью Альфонса VIII Кастильского (1158— 1214), того же Альфонса IX — с Терезой, дочерью португальского короля Санчо I (1185—1211), второго брака французского короля Филиппа II Ав- густа (1180—1223) с датской принцессой Ингеборг и др. (Pfaff, 1977, S. 97—103). Отнюдь не всегда в подобных случаях удается проследить все звенья той кровнородственной связи, которая служит причиной расторже- ния супружества. Так, конкретными генеалогическими филиациями пока не подтверждены решения синода в Трибуре в мае 1036 г., который объявил недействительной заключенную годом ранее помолвку между маркграфом Оттоном Швайнфуртским и сестрой польского короля Мешка II Ма- тильдой — очевидно, на основании неканонически близкого родства между ними, коль скоро дело стало предметом рассмотрения церковного собора (Ann. Hild., а. 1035—1036, p. 39--40; Bresslau, 2, S. 161). То же самое можно сказать и об обручении будущего венгерского короля Белы III (1173—1196) с Марией, дочерью византийского императора Мануила I (1143—1180): оно было аннулировано Мануилом после уже упоминавшегося собора 1166 г. (Kinnam., р. 286—287). Отсутствие генеалогических подтверждений этим постановлениям церковных властей заставляло даже некоторых иссле- дователей считать ссылки на недопустимо близкое кровное родство фик- циями, прикрывавшими исключительно политические причины (см., например: K^trzynski, 1961, s. 387; Thoma, 1985, S. 92), с чем вряд ли можно безоговорочно согласиться; во всяком случае, для того, чтобы думать иначе, есть основания (применительно к Оттону и Матильде см.: Liibke, 4, N 188). Близкородственным бракам среди знати в Западной Европе, прежде всего в Германии, в X—XI вв. посвящен экскурс в одной из работ немецкого медие- виста А. Вольфа (Wolf А., 1980, S. 78—83). Предварительные наблюдения привели автора к заключению, что браки в степени родства супругов 3 : 3 встречались, но были рискованными, так как при случае (скажем, при воз- никновении в том заинтересованности одного из супругов или даже третьей стороны) могли быть поставлены под сомнение или расторгнуты именно под предлогом своей неканоничности. Характерным и, пожалуй, наиболее известным примером служит уже упоминавшийся выше развод француз- ского короля Роберта II с Бертой: оба супруга были правнуками герман- ского короля Генриха I (919—936): брак был заключен в 997 г. и расторгнут через три—четыре года фактически, возможно, вследствие бездетности, но формально — из-за протестов Рима, указывавшего на недопустимую сте- пень родства супругов.

В таком случае, будь брак Болеслава III единичным явлением подоб- ного рода, причину миссии краковского епископа Балдвина в Риме можно было бы видеть в особой щепетильности или, может быть, некоторой неуверенности только что восшедшего на престол юного польского князя (Болеслав родился в 1085 г.) или его советников. Но целый «куст» подоб- ных близкородственных браков среди ближайшего потомства Мешка II и Изяслава Ярославича — при том, что об особом разрешении церкви из- вестно только в отношении Болеслава III и Святополковны — выглядит подозрительно. Если в случае с Мешком Болеславичем общепринятую идентификацию супруги Мешка можно, как уже говорилось, подвергнуть сомнению, то в отношении Сбыславы Святополковны, ее сестры Перед- славы и Ярослава Святополчича такие сомнения уже неуместны. Обна- ружить между Болеславом и дочерью Святополка Изяславича какую-то более близкую, чем 3-я, степень родства, которая оправдывала бы обраще- ние к папе, учитывая ординарность браков между родственниками в 3-м колене среди потомства Изяслава Ярославича, в рамках существующих ге- неалогических схем не удается. Все поиски ведут к родству не ближе, чем в степени 4:3; например, по материнской линии через жен польского князя Владислава-Германа, чешского князя Братислава II (1061—1092) и вен- герского короля Андрея I (1046—1060), который, как известно, был женат на одной из дочерей киевского князя Ярослава Владимировича (Adam III, 13, schol. 62, p. 340), возможно, по имени Анастасия:

Ярослав Мудрый

Андрей I ©о Анастасия (?) Изяслав

I I

Вратислав II 00 Адлейта Святополк

I

Владислав-Герман оо Юдита

I

Болеслав III ©о Сбыслава

или: Владимир Святославич

Казимир I 00 N Ярослав

і I

Владислав-Герман Изяслав і

Святополк

I

Болеслав III °о Сбыслава Табл. 6

Остается единственный выход: искать дефект в генеалогическом звене, общем для всех четырех рассмотренных браков, а именно — в устоявшемся мнении о происхождении Святополка Изяславича. И для этого, как вы- ясняется, есть все основания.

Святополка принято считать сыном Гертруды, дочери польского коро- ля Мёшка И, — единственной, как можно установить, жены киевского князя Изяслава Ярославича. В самом деле, женитьба Изяслава на сестре Казими- ра I, сына Мёшка II, по наиболее обоснованной датировке, относится ко вре- мени ок. 1038/9 г. (Ann. Saxo, а. 1039, р. 683; Balzer, 1895, s. 87—89; Наза- ренко, 19896, с. 19—21), когда княжичу было примерно 15 лет (Изяслав ро- дился в 1024/5 г.: ПСРЛ, 1, стб. 149; 2, стб. 136). Статья с сообщением о до- говоре между Ярославом Мудрым и Казимиром I, о браках Казимира с сестрой Ярослава, а Изяслава Ярославича — с сестрой Казимира в «Софий- ской Первой летописи» надписана, как и в «Повести временных лет» (толь- ко в «Повести» известия о женитьбе Изяслава нет), 6551 (1043/4) г. (ПСРЛ, 5, с. 138), а в «Новгородской Четвертой летописи»— 6549 (1041/2) г. (ПСРЛ, 4, с. 155), но хронологически сводный характер статьи вне сомнения. Впрочем, для нас в данном случае точная датировка бракосочетания Изя- слава и польской княжны неважна, важнее удостовериться в том, что преж- де он не был женат. Несомненно, эта же «ляховица», жена Изяслава, упоми- нается в «Житии преп. Феодосия Печерского» в связи с конфликтом киев- ского князя с Киево-Печерским монастырем (Абрамович, 1911, с. 206; ср. аналогичный летописный рассказ, в котором Гертруда, однако, не упомина- ется: ПСРЛ, 1, стб. 193; 2, стб. 185); по внутренней хронологии «Жития», столкновение Изяслава с монастырем из-за пострижения препп. Варлаама и Ефрема приходится на вторую половину 1050-х гг. Наконец, она же попада- ет в плен к Владимиру Мономаху в 1085 г., т. е. уже после смерти мужа, во время выступления Ярополка Изяславича, князя волынского, брата Свято- полка, против своего дяди киевского князя Всеволода Ярославича (1078— 1093) (ПСРЛ, 1, стб. 205; 2, стб. 197; княгиня названа «матерью Яропол- чей»). Может показаться, что перечисленные данные делают вопрос о про- исхождении Святополка Изяславича излишним. Однако это далеко не так.

Применительно к Гертруде наука располагает совершенно уникаль- ным источником — лицевым латинским молитвенником княгини, припле- тенным к ее личной псалтири (так называемой «Трирской», или «Эгбер- товой псалтири» Хв.). Тождество Гертруды, владелицы молитвенника и псалтири, с матерью Ярополка Изяславича, т. е. польской женой Изяслава Ярославича (кстати говоря, только благодаря этому памятнику мы знаем ее имя), вне сомнения: в подписи к одной из миниатюр, украшающих молит- венник, она прямо названа «м[ате]р[ь] Яропъл[ча]» (см., например: Бо- бринский, 1901, табл. XXIV; Кондаков, 1906, табл. I; Kampfer, 1978, Taf. 64;

о сборнике и миниатюрах в целом см.: Sauerland — Haseloff, 1901; Северья- нов, 1922; Смирнова, 1998, с. 32—34). В своих молитвах Гертруда постоянно поминает сына Петра. Действительно, «Петр» было крещальным именем Ярополка, как можно судить по другой миниатюре молитвенника, на кото- рой Ярополк и его супруга-немка Кунигунда (см. о ней в главе XI) пред- ставлены вместе со своими патрональными святыми — св. Петром и св. Ириной (Кондаков, 1906, табл. VI; Kampfer, 1978, Taf. 67), а также по древнерусским данным (церковь, заложенная Ярополком в семейном Ди- митриевском монастыре в Киеве, была посвящена св. Петру: ПСРЛ, 1, стб. 206; 2, стб. 198). Но дело в том, что в ряде случаев княгиня называет его, сверх того, еще и «единственным своим сыном» («unicus filius meus»: Manuscr. Gertr., p. 151—152, N 86 — шесть раз!). Как бы ни колебались да- тировки отдельных молитв, ясно, что они имеют в виду Ярополка живого, а не покойного; так, например, Гертруда молится о даровании победы войску Ярополка (ibid., р. 136, N 32; р. 152—153, N 86; р. 156, N 91). Так как Свято- полк Изяславич умер, как известно, много позже брата (Ярополк — в 1086, Святополк — в 1113 г.: ПСРЛ, 1, стб. 206, 290 [ультрамартовский стиль!]; 2, стб. 197, 275), то, выходит, жена Изяслава Ярославича при жизни Свято- полка именует Ярополка-Петра своим единственным сыном.

Это противоречие не осталось незамеченным, но далее его констата- ции историки не пошли. Так, в обширной статье В. Л. Янина (1963, с. 142— 164) — последней работе, специально посвященной данному сюжету, автор отмечает это обстоятельство (с. 150), но не склонен придавать ему особого значения, объясняя дело, как и некоторые его предшественники, тем, что католичке Гертруде естественно было в переносном смысле считать своим «единственным сыном» Ярополка, который, по мнению исследователя, пе- решел в католичество во время своего визита в Рим к папе Григорию VII (1073—1085) в 1075 г. (Meysztowicz, 1956, р. 100—101; Янин, 1963, с. 156; о пребывании Ярополка в Риме см. главу XI). Психологически такая позиция понятна: ведь главной целью работы было доказать, что «Олисава, мати Святоплъча» из обнаруженного С. А. Высоцким в киевском Софийском соборе граффито (первая публикация: Высоцкий, 1962, с. 154—156, 176— 177; В. Л. Янин [1963, с. 142] предложил поправки к чтению граффито, ко- торые были приняты первооткрывателем: Высоцкий, 1966, №27) и вла- делица древнерусских булл с изображениями св. Елизаветы и архангела Гавриила (Янин, 1963, с. 158—160; он же, 1970, с. 210, 268, 311) — это одно и то же лицо, а именно Гертруда, мать Ярополка и Святополка Изяслави- чей, на Руси принявшая якобы имя Елизаветы. Между тем это построение авторитетного историка вызывает серьезные возражения, даже если (что важно) отвлечься от вопроса об «unicus filius» из молитвенника Гертруды.

Прежде всего слишком шаток центральный тезис В. JI. Янина, что Ярополк, во время изгнания отца в 1073—1076 гг. перейдя будто бы в като- личество, получил новое крещальное имя «Петр», тогда как в православии его христианским именем было «Гавриил» (без этого невозможно отож- дествить Елизавету, мать [?] Гавриила, владелицу найденных на Волыни печатей с Елизаветой-«Олисавой», матерью Святополка, упомянутой в софийском граффито). Для того, чтобы усомниться в принятии Ярополком нового имени, достаточно указать, во-первых, на чрезвычайную проблема- тичность самого исходного постулата о необходимости формального пере- крещивания при переходе из католичества в православие и наоборот.

Официальная позиция православной церкви состояла в том, что для принятия католиков было достаточно миропомазания; во всяком случае, так утверждал новгородский епископ Нифонт (1131—1156), мнение кото- рого донесено до нас «Вопрошанием Кириковым» (ПДРКП, № II, гл. 10, стб. 26—27). О том же говорит, кажется, и отсутствие особого чина приня- тия латинян в древнерусской «Кормчей книге», в то время как такие чины, предполагавшие крещение, применительно к мусульманам и евреям сущест- вовали (Бенешевич, 2, с. 135—152). Общий же чин принятия еретиков («Чин, аще кто в ереси быв хрещен сы, к Богу обратится»), под который подпадали и латиняне, не предписывал повторного крещения, а только ми- ропомазание: по отречении от ереси и прочтении «Символа веры» свя- щенник «... мажет (обращенного. — А Я.) святым миром, яко же и ново- крещеного» (там же, с. 177). Писания католических полемистов, начиная уже с отлучительной грамоты кардинала Гумберта 1054 г., полны обви- нений в адрес восточной церкви за перекрещивание католиков (см. сжатый обзор: Голубинский, 1/2, с. 805—807). Отсюда можно заключить, что, хотя фактически практика перекрещивания латинян — очевидно, прежде всего на низовом уровне приходских священников — все-таки существовала, за- падная церковь, признавая провозглашаемое в «Символе веры» «едино- крещение» («baptismum unum»), считала в это время повторное крещение уже крещеных однажды именем Св. Троицы недопустимым, т. е. сама его (по крайней мере de iure) не практиковала.

Далее (и это во-вторых), напомним об уже упоминавшемся факте, что по возвращении на Русь Ярополк заложил в фамильном Димитриевском монастыре в Киеве церковь св. Петра, в которой позже и был похоронен (см. также: Щапов, 1989, с. 134—136). Согласно В. JI. Янину, причина в том, что и на Руси Ярополк некоторое время оставался католиком, лишь затем вернувшись к православию и имени «Гавриил». Такое толкование, конечно же, вынужденное, и принять его очень трудно. К моменту погребения Яро- полка храм еще не был достроен: князь его только «нача здати», но не закончил. Следовательно, либо церковь спешно освятили в связи с неожи- данной гибелью Ярополка и предстоявшим погребением, либо она была освящена еще позже, после окончания строительства. Чем же в таком случае объяснить, что храм был все-таки освящен в честь св. Петра, хотя сам ктитор носил якобы уже снова другое имя? Кроме того, можно ли представить себе, чтобы не просто на канонической территории Киевской митрополии, а в буквальном смысле на глазах митрополита Иоанна II (до 1077/8—1089) в стенах столичного православного монастыря рядом с ми- трополичьим дворцом князем-католиком возводился католический храм? Не забудем, что речь идет о том самом Иоанне II, который в самой резкой форме упрекал князей всего лишь за родственные связи с «латинянами»: «Иже дщерь благовернаго князя даяти замужь во ину страну, идеже слу- жать опреснокы ... недостойно зело и неподобно правоверным се творити своим детем сочтание» (ПДРКП, № I, гл. 13, стб. 7; Бенешевич, 2, с. 82).

Есть и другой немаловажный момент, еще более подрывающий гипо- тезу В. JI. Янина, будто православным именем Гертруды было «Елизавета». Среди около сотни молитв, обращенных к Христу, Богоматери, апостолу Петру и некоторым другим святым, в молитвеннике Гертруды нет ни од- ной к св. Елизавете, имя которой даже ни р а з у не упомянуто. Более того, памяти св. мученицы Елизаветы (22 октября) (Сергий, 2, с. 327, лев. стб.; на печатях, исследуемых В. JI. Яниным, изображена именно св. мученица Елизавета) — как, впрочем, и двух других святых с этим име- нем (преп. Елизаветы-чудотворицы и прав. Елизаветы, матери св. Иоанна Предтечи, поминаемых 24 апреля и 5 сентября соответственно: Сергий, 2, с. 120, лев. стб.; 271, прав, стб.) — не находим также и в довольно подроб- ном календаре при молитвеннике. Это уже само по себе настораживает; за- метим кстати, что память св. Гертруды 17 марта в календаре отмечена (Manuscr. Gertr., p. 118, лев. стб.). В то же время в молитвеннике есть целых три молитвы к св. Елене (ibid., р. 128, N 16—18), в одной из которых кня- гиня называет себя «рабыней» (famula) этой святой; к «заступничеству святой Елены» («per intercessionem sancte Helene») Гертруда прибегает и в других молитвах (ibid., р. 127, N 15). Память св. Елены присутствует также в календаре (ibid., р. 119, лев. стб.), причем, что стоит особенно подчерк- нуть, под 21 мая, как ей положено быть по православным святцам (Сергий, 2, с. 151), а не под 18 августа, как в католических месяцесловах — а надо заметить, что в целом перед нами сугубо латинский календарь. Отметим в этой связи еще одну характерную черту: 21 мая в православных менологиях отмечается совместная память св. равноап. императора Константина и его матери св. Елены, тогда как в календаре при псалтири Гертруды память Константина опущена и оставлена только память «Елены, матери императора Константина» («Elene, matris Constantini imperatoris»). Эти наблюдения наводят на мысль, что если уж пытаться определить пра- вославное имя Гертруды, то им вряд ли было «Елизавета», а скорее — «Елена»; догадки на этот счет уже высказывались (Spatharakis, 1976, р. 43; Kampfer, 1978, S. 125, Anm. 101). Итак, мнение, что Елизавета, мать Святополка Изяславича, упомяну- тая в киевском граффито («Олисава») и, без имени, в «Повести временных лет» в связи с ее смертью в 1108 г. («княгини Святополча мати»: ПСРЛ, 1, стб. 282; 2, стб. 259), тождественна Гертруде, матери Ярополка, на наш взгляд, не выдерживает критики. Непосредственное же свидетельство са- мой Гертруды, прямо называющей Ярополка своим единственным сыном, это мнение совершенно перечеркивает. Таким образом, получают твердое основание сомнения в достоверности генеалогической связки «Гертруда — Святополк», которые возникли у нас при рассмотрении целого ряда браков потомства Святополка Изяславича, выглядящих слишком близкородствен- ными. Двумя независимыми путями мы пришли к одному и тому же выводу: Святополк не мог быть сыном Изяслава Ярославича от брака с Гертрудой. Становится понятным, почему после смерти в 1078 г. мужа Гертруда жила при Ярополке на Волыни, а не в Новгороде со Святополком, старшим из Изяславичей (о старшинстве Святополка см.: Кучкин, 1995, с. 108, где убедительно показана неуместность колебаний, на- блюдающихся по этому поводу в историографии— например: Baumgarten, 1927, р. 10—11, tabl. И, N 1), как то обычно бывало. Отсюда извлекаем два заключения. Первое: поскольку Гертруда, как показано выше, была един- ственной женой Изяслава, то следовательно, Святополк родился вне брака. Сомнения в тождестве матерей Ярополка и Святополка Изяславичей уже высказывались (Бобринский, 1901, с. 367—369; Высоцкий, 1966, с. 79—80, примеч. 67), но в самой общей форме и исходили из неверной мысли о воз- можности двух браков Изяслава. Второе: необходимо искать какую-то дру- гую генеалогическую связь, которая, с одной стороны, объясняла бы близ- кое родство Болеслава III и Сбыславы Святополковны, о котором пишет Аноним Галл, а с другой — не приводила бы к такому количеству некано- нических браков среди потомства Святополка.

Первое вовсе не выглядит маловероятным. Конкубинат среди средне- вековой знати в первые века после христианизации был явлением вполне заурядным, а дети от наложниц по своим правам, в общем, приравнивались к рожденным в браке. Так, при Меровингах внебрачные дети франкских ко- ролей выступали в качестве полноправных наследников; право признавать сыновей от наложниц законными наследниками оставляли за собой и Ка- ролинги (Sickel W., 1903, S. 110—147). Например, внебрачным сыном восточнофранкского короля Карломана (876—880) был король, а затем и император, Арнульф (887—899) (Regin., а. 880, р. 116—117). По поводу раздела государства между сыновьями датского, английского и норвежского короля Кнута Могучего в 1035 г. хорошо осведомленный в обычаях скан- динавов немецкий хронист 1070-х гг. Адам Бременский замечает: «Свен и Харальд были сыновьями от наложницы, [но] по обычаю варваров они получили равную долю наследства среди детей Кнута» (Харальду досталась Англия, Свену — Норвегия, а законному сыну Харде кнуту — Дания) (Adam II,

74, р. 134; о конкубинате в раннесредневековой Скандинавии в целом см.:

Ebel, 1993). Аналогичное свидетельство находим и у чешского хрониста первой четверти XII в. Козьмы Пражского, который, сообщая о внебрачном происхождении чешского князя Бржетислава I (1034—1055), сына князя Олдржиха (1012—1034) от наложницы Божены, отмечает не только по- зволительность, но даже определенную престижность конкубината в то время (Cosm. I, 36, р. 65). Великопольский и мазовецкий князь Збигнев, старший сын польского князя Владислава-Германа и брат Болеслава III, был рожден еще до брака своего отца с его первой супругой (Gall. II, 4, р. 68; Галл, с. 68). Возможно, связь Владислава с матерью Збигнева церковь объявила конкубинатом только для того, чтобы открыть дорогу для его чисто политического брака с дочерью чешского князя Братислава II (Traw- kowski, 1983b, Sp. 366), но такое предположение ничего не меняет в юри- дическом статусе Збигнева, который в 1093 г. был объявлен законным наследником, а после смерти отца получил большую часть державы по сравнению со своим рожденным в церковном браке младшим братом Бо- леславом III. Если обратиться к древнерусскому материалу, то сразу же вспоминается галицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл (1153— 1187), который оставил галицкий стол Олегу, своему сыну от наложницы Анастасии, в обход законного Владимира (ПСРЛ, 2, стб. 564, 656—657); впрочем, Олег в Галиче не удержался. Но интереснее всего, что и сам Свя- тополк Изяславич, главный предмет нашего рассмотрения, имел налож- ницу, от которой у него был сын Мстислав, старший из Святополчичей, по- саженный отцом во Владимире Волынском (ПСРЛ, 1, стб. 270; 2, стб. 245).

И здесь самое время перейти к поискам новой схемы родства Свя- тополка с польским княжеским домом.

Вне всякого сомнения, дочь Тугорхана, на которой Святополк женил- ся в 1094 г. (ПСРЛ, 1, стб. 226; 2, стб. 216), не могла быть первой супругой князя, родившегося в 1050/1 г. (НПЛ, с. 16). Трудно допустить, чтобы до 44-летнего возраста Святополк ограничивался конкубинатом; конкубинат потому и являлся таковым, что существовал параллельно с церков- ным браком. Действительно, наряду с Брячиславом и Изяславом, сыновья- ми от половчанки (ПСРЛ, 1, стб. 280, 296, 299; 2, стб. 256, 293), а также упомянутым Мстиславом, Святополк имел еще одного сына — Ярослава, который на страницах летописи появляется одновременно с Мстиславом в 1097 г. Отец сначала отправляет его с посольством в Венгрию, а потом сажает на Волыни вместо погибшего Мстислава (там же, 1, стб. 270, 273; 2, стб. 245, 248). Следовательно, Ярослав был к этому времени уже достаточ- но взрослым, хотя и младше Мстислава Святополчича. Непонятно, на каком основании В. Н. Татищев (2, с. 122, 128, 255, примеч. 332) считал Ярослава и Мстислава единоутробными братьями; в указанном сообщении «Повести временных лет» под 1097 г. Ярослав в этом отношении, напротив, явно про- тивопоставлен своему старшему брату: «Святополк же посади сына своего в Володимери Мстислава, иже бе ему от наложнице, а Ярослава посла в угры»; так едва ли можно было выразиться, если бы Ярослав был также «от наложнице». Тем самым, надо полагать, что Ярослав происходил от первого брака Святополка Изяславича. Отпрыском этого брака следует признать и Сбыславу Святополковну, потому что уже в 1105 г. она произвела на свет сына — будущего польского князя Владислава II (1138—1146) (Rocz. krak., p. 54; Rocz. dawny, p. 13; Balzer, 1895, s. 126). Только через неизвестный источникам первый брак Святополка и могла пролегать та генеалогическая связь, которая делала матримониальный союз Болеслава III и Сбыславы не- допустимо близкородственным. Чтобы убедиться в этом, достаточно очер- тить круг их предков до третьего колена включительно; одновременно тем самым определятся и возможности идентификации супруги Святополка.

О том, что Болеслав III был сыном Владислава-Германа от Юдиты, дочери чешского князя Братислава II, сообщает Аноним Галл (Gall. I, 30, р. 56; Галл, с. 60); происхождение Юдиты, в свою очередь, известно благо- даря свидетельству Козьмы Пражского: ее матерью была Адлейта (Адель- хайда), дочь венгерского короля Андрея I (Cosm. II, 16, 20, р. 107, 112), очевидно, от брака последнего с Анастасией (?), дочерью Ярослава Муд- рого. Тот же Козьма донес до нас и имя матери Братислава II — Юдита, сестра (у Козьмы ошибочно — дочь) уже упоминавшегося Оттона Швайн- фуртского, маркграфа Северной Баварии (der bayerische Nordgau), впо- следствии, с 1048 г., герцога швабского (ibid. I, 40, р. 73—75). Твердо уста- новленной считается в науке и личность матери польского князя Казими- ра I, отца Владислава-Германа: в 1013 г. польский король Мешко II, отец Казимира, женился на внучке императора Оттона II (973—983) и дочери рейнского пфальцграфа Эццо Рихеце (Риксе) (Fund. Brunw., cap. 13, p. 132; Ludat, 1971, S. 83—86; Liibke, 4, N 465a, где прочая литература вопроса), и уже в 1016 г. появился на свет Казимир (Rocz. krak., а. 1016, р. 45; Rocz. dawny, p. 8). Нет оснований сомневаться в происхождении родившегося в 1024/5 г. Изяслава Ярославича от брака Ярослава Мудрого со шведкой Ингигерд, заключенного в 1019 г. (о дате см. подробно в главе X), так же как и в сообщении «Повести временных лет» (ПСРЛ, 1, стб. 154—155; 2, стб. 142) о том, что Казимир I был женат именно на сестре Ярослава (а не на дочери его, как иногда неосновательно подозревают: см. ниже). В ре- зультате вырисовывается следующая генеалогическая схема: Мешко II Владимир Бржетислав I Андрей I Ярослав — °° — 00 — о° — оо Г— оо Рихенца N Юдита Анастасия (?) Ингигерд Казимир I ©о Добронега Вратислав Адлейта Изяслав °о «Олисава»

I I I

Владислав-Герман ©о Юдита N 00 Святополк

і I

Болеслав III 00 Сбыслава

Таким образом, для того, чтобы брак Болеслава III и Сбыславы был близкородственным в степени не меньшей, чем 3:3, необходимо предпо- ложить одну из следующих возможностей: первая супруга Святополка Изя- славича являлась отпрыском (дочерью или внучкой) либо Мешка II и Рихецы, либо Бржетислава I и Юдиты, либо Андрея I и Ярославны.

Третья из возможностей делает брак Святополка неканоническим в степени 2 : 2 (если жена Святополка была дочерью Андрея I) или 3 : 2 (если она была дочерью или родной племянницей вегерского короля Шаламона, сына Андрея) и потому маловероятна:

Ярослав Владимирович

Анастасия (?) Изяслав і

Шаламон

і

N оо Святополк Табл. 8

По сходным причинам приходится отклонить и первый из назван- ных вариантов. Показанию Анонима Галла (Gall. 1,19, р. 44; Галл, с. 51), что у Казимира и Добронеги Владимировны, помимо четырех сыновей, была только одна дочь, выданная за чешского короля (Братислава II, же- натого на Святославе Казимировне третьим браком: Cosm. 11,20, р. 112), можно было бы и не придавать решающего значения. Существеннее дру- гое: женитьба Святополка на Казимировне, чисто хронологически допу- стимая (у женившегося ок. 1038/9 г. Казимира вполне могла быть дочь, примерная ровесница Святополка, который родился в 1050 г.: НПЛ, с. 16), была бы запрещенным браком между кровными родственниками в сте- пени 3 : 2:

Владимир Святославич

Ярослав Добронега

I

Изяслав

і

Святополк оо N

Табл. 9

Кроме того, такое допущение не избавляет от тех трудностей, которые послужили исходным пунктом наших рассуждений: брак Ярослава Свято- полчича с венгеркой по-прежнему оставался бы близкородственным в сте- пени 3 :3: Мешко II

Бела I 00 N Казимир I

і і

Ласло I N <*> Святополк

і і

N 00 Ярослав

Табл. 10

То же самое можно сказать и о матримониальном союзе Переде лавы, по- скольку, судя по времени замужества, она была примерной сверстницей Сбыславы, т. е. также происходила от первого брака Святополка:

Мешко II

Бела I о° N Казимир I

і і

Теза I N 00 Святополк

і і

Альмош с» Передслава

Табл. 11

Второе же супружество Ярослава Святополчича с Владиславной вообще становится скандально близкородственным (2 : 2):

Казимир I

Владислав-Герман N 00 Святополк

I I

N оо Ярослав

Табл. 12

Не спасает и предположение, что жена Святополка была не дочерью, а внучкой Казимира и Владимировны; чисто хронологически оно также возможно, потому что старший из Казимировичей Болеслав II, родившийся ок. 1042 г., женился заведомо до 1069 г., когда появился на свет его сын Мешко (Trawkowski, 1983а, Sp. 364). Действительно, первый брак Ярослава Святополчича и брак его сестры Передславы становились бы в таком слу- чае, как легко видеть, канонически законными союзами между кровными родственниками в 7-й степени (4 : 3), но вторая женитьба Ярослава все равно оставалась бы нелигитимной (3 : 2), так же как и женитьба самого Святополка по-прежнему представляла бы собой запрещенное супружество между правнуками Владимира Святославича (3:3).

В результате остается единственная возможность — признать, что Святополк был женат на ближайшей кровной родственнице чешского князя

Братислава II, а именно либо его сестре, либо дочери, либо племяннице. Оценим относительную вероятность этих теоретических вариантов.

Венгерский брак Ярослава Святополчича был заключен, как мы пом- ним, не позднее 1091 г.; это, в свою очередь, означает, что Ярослав родился едва ли позднее 1076 г., учитывая зафиксированный византийским канони- ческим правом минимальный брачный возраст— 15 лет для юношей и 12 лет для девушек (Schminck, 1986, Sp. 1642), который, насколько можно судить, соблюдался и на Руси, ср. свидетельство памятника XII в. — «Жития преп. Евфросинии Полоцкой»: «И пришедши ей в возраст 12 лет, и нача отец ея глаголати княгини своей: нама уже лепо дати Предславу (мирское имя Евфросинии. — А. Н.) за князь» (Пов. Евфр. Пол., с. 173, лев. стб.). В то же время, исходя из известных дат замужества Ярославовых сестер, Сбыславы и Передславы (1102 и 1104 гг.), можно предполагать, что дето- родный возраст первой жены Святополка приходился примерно на 1075— 1090

гг., а брак с ней — на 1075 или непосредственно предшествовавшие годы. Ввиду такого хронологического ограничения следует скорее всего отвергнуть предположение, что Святополк Изяславич мог быть женат на сестре Братислава, т. е. дочери Бржетислава I. В самом деле, Козьма Праж- ский помещает колоритный рассказ о похищении юным Бржетиславом своей будущей супруги Юдиты из монастыря под 1021 г., приводя эту да- тировку брака также и expressis verbis (Cosm. I, 40, p. 73—75); в науке, правда, принято говорить не о 1021, а о 1031 г. (Labuda, 1961b, s. 167—168; Turek, 1983, Sp. 631), но и в том, и в другом случае потомство Юдиты оказы- вается заметно старше Святополка. Зато полученному хронологическому условию удовлетворяют данные о первых двух браках Братислава II и о браке его старшего брата чешского князя Спытигнева II (1055—1061).

Первая жена Братислава, неизвестная по имени, скончалась в родах вместе с ребенком вскоре после бегства ее мужа в Венгрию в результате конфликта со Спытигневом, занявшим отцовский стол, т. е. в 1055 г. (Бржетислав I умер 10 января этого года) или чуть позже (Cosm. II, 13,15— 16, р. 103, 106). В Венгрии овдовевший Вратислав женился вторично на дочери короля Андрея I Адлейте; рассказ Козьмы Пражского об этом по- мещен в хронологически явно суммарной статье 1055 г. (ibid. II, 16, р. 107), так что женитьбу на венгерке приходится датировать периодом между 1055 и примерно 1058 г., временем трехлетнего изгнания Братислава, вероятно, все-таки ближе к более ранней дате. После смерти Адлейты 27 января 1062 г. Вратислав в конце того же года вступил в третий брак со Свято- славов сестрой польского князя Болеслава И. Козьма приводит имена четырех детей Братислава от венгерки и четырех — от польки (ibid. И, 20, р. 112); в другом месте хронист сообщает и о судьбе двух названных здесь дочерей от Адлейты: Юдита вышла замуж за Владислава-Германа (ок. 1080 г.), а Людмила стала монахиней (ibid. II, 36; III, 13, р. 133, 175). Следовательно, для супруги Святополка среди детей Братислава и Адлейты не остается места. От брака со Святославой у Козьмы поименованы только сыновья Братислава; этот список определенно неполон, так как достоверно известно по крайней мере об одной дочери Братислава и Казимировны: ок. 1085 г. она вышла замуж за союзного Братиславу II маркграфа Лужиц- кой марки Викперта II (ibid. II, 40, р. 144 [здесь Викперт назван зятем Братислава]; Ann. Saxo, а. 1061, р. 693; Ann. Pegav., p. 241). Позволительно думать поэтому, что среди потомства от Святославы могли быть и другие дочери, однако видеть в одной из них вероятную жену Святополка затруд- нительно по чисто хронологическим соображениям: ведь в таком случае родившаяся не ранее второй половины 1063 г. Вратиславна должна была бы произвести на свет своего первенца Ярослава Святополчича в возрасте не старше 13 лет. По той же причине не считаем достаточно вероятной и кандидатуру дочери Конрада I, князя брненского и зноемского, младшего брата Братислава, хотя совершенно исключить ее нельзя, как то с из- вестной уверенностью можно сделать в отношении дочерей другого из младших Бржетиславичей — оломоуцкого князя Оттона I; Оттон был женат на Евфимии, дочери венгерского короля Белы I (Cosm. III, 9, р. 170; Chron. Hung. s. XIV, cap. 117, p. 385: здесь Оттон назван зятем — мужем се- стры, sororius — венгерских герцогов Ласло и Гезы, сыновей Белы I), а это, в предположении брака Святополка и дочери Евфимии, вело бы к нека- нонически близкородственному союзу в степени 3 : 2:

Бела I

Оттон I со Евфимия ГезаІ

N

і

Передслава 00 Альмош

Табл. 13

Итак, в нашем распоряжении остается один выход — допустить, что женою Святополка была дочь Спытигнева II, старшего брата Братислава. О потомстве Спытигнева известно мало: его сын Святобор-Фридрих после смерти отца 28 января 1061 г. пребывал вне Чехии (G^siorowski, 1975, s. 362), что объясняется, видимо, как враждой с Вратиславом II, так и род- ственными связями по матери, происхождение которой в известной степени может служить подтверждением нашей гипотезы. Супругой Спытигнева была Ида, сестра Деди, с 1046 г. маркграфа Саксонской восточной марки (Geneal. Wett., p. 228; Novotny, 1/2, s. 84; Liibke, 4, N 724), того самого, на подчерице которого (по второму браку с Аделой Брабантской) Кунигунде был женат Ярополк Изяславич (см. подробно в главе XI). Таким образом, супруги Святополка и Ярополка Изяславичей оказываются сводными дво- юродными сестрами, родственницами маркграфа Деди, сына нижнелу- жицкого маркграфа Дитриха II из рода Веттинов: Дитрих II

Спытигнев II 00 Ида Деди оо Адела 00 Оттон Орламюндский

Святополк оо N Святобор-Фридрих Кунигунда со Ярополк

Табл. 14

Так как Святополк был старше Ярополка, то его брак должен был предшествовать или быть одновременным браку младшего брата, который мы датировали (см. главу XI) 1071/2 г. Союз Ярополка и Кунигунды явился реакцией киевского князя Изяслава Ярославича на немецкий брак его брата Святослава, князя черниговского, и имел целью нейтрализовать новых со- юзников последнего среди восточносаксонской знати, главным из которых был юный маркграф Майсенской марки Экберт II Младший, двоюродный брат Оды, супруги Святослава, и двоюродный племянник самого германско- го короля Генриха IV (1056—1106). Родство с маркграфом Деди как нельзя лучше соответствовало этой цели, ведь начиная с 1069 г. Деди, женившийся на Аделе, вдове покойного маркграфа Майсенской марки Оттона Орла- мюндского, стал претендентом на наследие Оттона (имевшего только до- черей) и, тем самым, — решительным соперником Экберта, осмелившимся в 1069 г. даже на вооруженное выступление (впрочем, безуспешное) против Генриха IV, покровителя Экберта. Очевидная включенность браков обоих Изяславичей в один и тот же династический контекст (которую, повторяем, можно рассматривать как подкрепление нашей генеалогической рекон- струкции) вынуждает отнести женитьбу Святополка, так же как и женитьбу его брата, ко времени после брака Святослава Ярославича и Оды — иначе трудно объяснить выбор невест для сыновей Изяслава. Отсюда вывод: Изяслав Ярославич женил сына Святополка после второго брака своего младшего брата и соперника Святослава (1070 — начало 1071 г.), но не по- зднее брака Ярополка (1071/2 г.), т. е., выходит, одновременно с последним.

Итак, установленное методом исключения происхождение первой су- пруги Святополка Изяславича устраняет все трудности, отмеченные в на- чале статьи и заставившие нас усомниться в традиционной генеалогии Святополка, оставляя в то же время союз Сбыславы Святополковны и Бо- леслава III неканонически близкородственным в степени 3:3, что объясняет необходимость санкции папы, о которой пишет Аноним Галл:

Бржетислав I

Спытигнев II Вратислав II

I I

Святополк N Юдита у> Владислав-Герман

Сбыслава со Болеслав III Замужество Передславы Святополковны за герцога Альмоша, а также первое супружество Ярослава Святополчича вообще выбывают из числа близкородственных, а второй брак Ярослава превращается во вполне леги- тимный между родственниками в степени 4:3:

Владимир Святославич

I 1 I Ярослав Добронега со Казимир I

I I

Изяслав Владислав-Герман

Святополк

I

Ярослав 00 N

Табл. 16

Достаточно яркой иллюстрацией к полученному результату могут слу- жить другие близкородственные супружества в исследуемом династическом кругу. Все они оказываются браками именно 4-й (никогда не 3-й) степени родства. Таков, например, обсуждавшийся нами в главе XI второй брак польского князя Владислава-Германа с дочерью чешского князя Братисла- ва II Юдитой (Gall. II, 1, р. 63—64), хотя и в экзотической пропорции 4 : 2:

Владимир Святославич

і— 1

Ярослав Добронега00 Казимир I

Андрей I °° Анастасия (?)

I

Вратислав II 00 Адлейта і

Юдита °° Владислав-Герман

Табл. 17

Далее, женой чешского князя Собеслава I (1125—1140) была, как известно, Адлейта, дочь герцога Альмоша, мужа Передславы Святополковны (Cosm.

Ill, 1, р. 225). И здесь супруги оказываются во вполне легитимной 4-й (7-й) степени родства (4 : 3):

Мешко II

I 1 I

Казимир I N 00 Бела I

I I

Вратислав II °° Святава Геза I

Альмош

I

Собеслав I °° Адлейта To же верно и в отношении третьего супружества Ярослава Святополчича, заключенного в 1112 г., после смерти его второй жены-польки, с не из- вестной по имени дочерью Мстислава Владимировича, тогда князя новго- родского (ПСРЛ, 2, стб. 273):

Ярослав Мудрый

Изяслав Всеволод

і і

Святополк Владимиру Мономах

Мстислав

I

Ярослав 00 N

Табл. 19

В такой же степени родства (4:3) находились и сочетавшйеся браком в 1124 г. муромский князь Всеволод Давыдович и дочь польского князя Бо- леслава III (ПСРЛ, 2, стб. 288; о том, что упоминаемая здесь «ляховица» была дочерью именно Болеслава III, см.: Balzer, 1895, s. 137—138; впрочем, эту идентификацию нельзя признать твердой: Jasinski, 1992, s. 207—208):

Ярослав Мудрый

Изяслав Святослав

І і

Святополк Давыд

I

Болеслав III ©о Сбыслава

N оо Всеволод

Табл. 20

Закончим наше предварительное обозрение проблемы близкородст- венных браков как аспекта международной династической политики древ- нерусских князей несколькими примерами деструктивного характера. Они отчетливо демонстрируют, насколько эта тема остается вне поля зрения исследователей, никак не учитываясь при исторических построениях, вклю- чающих генеалогические аспекты.

В науке неоднократно высказывались сомнения в достоверности сви- детельства «Повести временных лет», что женой польского князя Казими- ра I была именно сестра Ярослава Мудрого (ПСРЛ, 1, стб. 154—155; 2, стб. 142; имя княжны — Добронега — находим в «Рочнике краковского ка- питула»: Rocz. krak., p. 51; Щавелева, 1990, с. 148), и из хронологических со- ображений (брак, напомним, датируется временем ок. 1038/9 г.) предлага- лось иметь в виду не сестру, а дочь киевского князя (K^trzynski, 1961, s. 444; Kowalenko, 1964, s. 398; Поппэ, 1997, с. 115, примеч. 39; и др.). Между тем такое предположение ведет к канонически запрещенному браку между род- ственниками 3-й (5-й) степени (3 : 2) (ср. табл. 17):

Ярослав Мудрый

I I

Анастасия (?) Добронега

Адлейта

і

Юдита 00 Владислав-Герман

Табл. 21

Уже упоминавшаяся выше и не заслуживающая своей популярности идентификация супруги Мешка, сына польского князя Болеслава II, как до- чери Изяслава Ярославича (Baumgarten, 1927, р. 10, tabl. II, N 4; Пашуто, 1968,

с. 43, 425, генеалогич. табл. 6, № 3; Головко, 1988, с. 59; и др.), сомни- тельная по чисто хронологическим соображениям (см. главу XI), может быть поставлена под вопрос и с точки зрения каноничности такого брака. Если признать Изяславну дочерью Гертруды, то он окажется близко- родственным в степени 3 : 2:

Мешко II

Казимирі Гертруда

Болеслав II і

Мешко 00 N

Табл. 22

Если же считать, что то была дочь Изяслава от наложницы, т. е. едино- утробная сестра Святополка, то ее союз с Мешком все равно остается нелигитимным (3:3):

Владимир Святославич

Ярослав Добронега оо Казимир I і і

Изяслав Болеслав II

I I

N со Мешко

Табл. 23

Таким образом, при оспоренной нами традиционной генеалогии Святополка Изяславича брак Мешка был бы дважды неканоничным!

Вслед за Длугошем в историографии часто постулируется брак между польским князем Болеславом II и Вышеславой (Viszeslawa), якобы дочерью черниговского князя Святослава Ярославича (Dlug., 2, а. 1067, р. 95; Татищев, 2, с. 84; Линниченко, 1884, с. 53; Semkowicz, 1887, s. 127; Baum- garten, 1927, p. 18, tabl. IV, N 5; и др.). Другие исследователи склонны отри- цать такую возможность (Balzer, 1895, s. 98; Jasiriski, 1992, s. 155; В. Т. Па- шуто, упоминая об этом матримониальном союзе в тексте своего труда [1968, с. 42], в генеалогические таблицы его, тем не менее, не включил: там же, с. 424, табл. 5), которая, надо признать, действительно, мало соответ- ствует описанию Длугоша, именующего Вышеславу «дочерью князя Руси, единственной у отца», потому «отцовской наследницей в большой части Руси» («... principis Russie filia et patris sui unica, cui magna pars Russie ex successione patema debebatur»; впрочем, это описание не подходит ни к одно- му из древнерусских князей того времени). С точки зрения каноничности предполагаемого брака вопрос не рассматривался, а напрасно, так как его проблематичность сразу становится очевидной. Недопустимо близкород- ственными явились бы в таком случае и женитьба самого Болеслава (3 : 2):

Владимир Святославич

I 1 1

Казимир I со Добронега Ярослав

Святослав

Болеслав II со Вышеслава Табл. 24

и тот заключенный в 1088 г. русский брак Мешка Болеславича, о котором только что шла речь. В самом деле, даже если отказаться от предположения, что супругой Мешка была дочь Изяслава Ярославича, то все равно любая разумная альтернативная кандидатура (дочери киевского князя Всеволода Ярославича, волынского князя Давыда Игоревича, туровского князя Свя- тополка Изяславича или сестры сидевших на юге тогдашней Волыни Рости- славичей) неизбежно приводит к нелигитимному браку между родственника- ми в 3-й степени (3 : 2 или 3 : 3):

Ярослав Мудрый

I I

Святослав Всеволод

I

Болеслав II ©о Вышеслава

Мешко со N

Табл. 25

Ярослав Мудрый

I 1

Святослав Игорь

I I

Вышеслава Давыд

і і

Мешко со N Ярослав Мудрый

I 1

Святослав Изяслав

Вышеслава Святополк I I

Мешко 00 N

Табл. 27

Ярослав Мудрый

і— —і

Святослав Владимир I I

Вышеслава Ростислав I I

Мешко 00 N

Табл. 28

Поскольку нет причин сомневаться в сообщении Анонима Галла о том, что Владислав-Герман избрал для своего племянника Мешка жену из русского княжеского дома, то приходится либо искать ее среди возможных дочерей полоцкого князя Всеслава Брячиславича (1044—1101), что едва ли вероятно, либо признать недостоверными сведения позднего источника («Анналов» Длугоша) о браке Болеслава II с дочерью Святослава Ярославича.

После Н. А. Баумгартена (1931, с. 95—104; Baumgarten, 1927, р. 23, tabl. V, N 45), не всегда основательные гипотезы которого, увы, надо при- знать, стали причиной многих устойчивых генеалогических заблуждений, по- лучила распространение (см., например: Пашуто, 1968, с. 147, 421, генеало- гич. табл. 2, № 17; Джаксон, 1982, с. 112—113, примеч. 36 [впоследствии ис- следовательница изменила свое мнение]) точка зрения, будто София, русская жена датского короля Вальдемара I (1157—1182) (источники см.: Джаксон, 1991, с. 163, пункт 13), была дочерью Владимира Всеволодовича, сына новго- родского князя Всеволода Мстиславича; Владимир лишь однажды бегло упо- мянут древнерусскими источниками (НПЛ, с. 24, 209), так что неясно даже, пережил ли он смуту 1136 г., когда его отец был изгнан из Новгорода. Уже одно это обстоятельство делает идею Н. А. Баумгартена чисто умозритель- ной. Окончательно подрывает ее тот факт, что при таком происхождении Софии брак был бы близкородственным в степени 3 : 2, так как Вальдемар, как твердо известно, был сыном ободритского короля Кнута Лаварда (убит в 1131

г.) и Ингеборг Мстиславны (Джаксон, 1991, с. 163, пункт 11—12):

Мстислав Владимирович

і 1—,

Всеволод Ингеборг оо КнутЛавард

Владимир

София со Вальдемар

Наконец, пример несколько иного рода, интересный тем, что здесь, наоборот, в генеалогических построениях не учитываются прямые свиде- тельства источников на неканонически близкородственный характер супру- жества. Сохранилась булла папы Иннокентия IV (1243—1254) от 5 декабря 1247 г., санкционирующая бракосочетание волынского князя Василька Ро- мановича (1238—1269) и некоей Добравки, с которой Василько состоял в 3-й степени родства (Тургенев, № 76, с. 67). Н. А. Баумгартен выдвинул ги- потезу, что Добравка была первой женой родившегося ок. 1203 г. Василька и дочерью великого князя владимиро-суздальского Юрия Всеволодовича (1218—1238), тогда как сын Василька Владимир происходил якобы от вто- рого брака волынского князя с дочерью краковского князя Лёшка Белого (ум. в 1227 г.) (Baumgarten, 1927, р. 47, tabl. XI, N 5; р. 48—49, not. 5). Одна- ко исследователь почему-то не учел, что предлагаемая им схема обеспечи- вает кровное родство супругов только в 4-й (4:3), т. е. вполне легитимной, степени:

Болеслав III

Мстислав оо Агнешка Казимир II

Роман N оо Всеволод Чермный

Агафья оо Юрий Василько оо Добравка

Табл. 30

в то время как к родству 3-й степени ведет признание именно Добравки матерью Владимира; галицко-волынский летописец неоднократно называет его «братом» одного из мазовецких князей Конрада Земовитовича (ПСРЛ, 2, стб. 880, 883—884, 886), что заставляет признать отцом Добравки не Лешка, а скорее, его младшего брата Конрада:

Болеслав III

Мстислав оо Агнешка Казимир II

I г-1 I

Роман Конрад I Лешко Белый

Василько ©о Добравка Земовит I

'

Владимир Конрад II

Табл. 31

Это обстоятельство, конечно же, сильно компрометирует все построение известного специалиста по древнерусской генеалогии.

Изложенное, разумеется, далеко не исчерпывает темы близкородст- венных браков как составной части международной династической поли- тики древнерусских князей. Вместе с тем сказано, полагаем, достаточно для того, чтобы понять: международные династические связи как структурный элемент внешней политики Руси заслуживают самого внимательного изу- чения в качестве самостоятельной проблемы, имеющей немалое эвристи- ческое значение. Методика такого изучения, основанная в том числе и на выявлении канонической легитимности близкородственных браков, может существенно дополнить традиционный инструментарий генеалогии, а полу- ченные выводы — углубить или даже исправить многие представления о тех или иных обстоятельствах международных связей Древней Руси.

Так, обоснованная нами гипотеза о первом браке Святополка Изясла- • вича с дочерью Спытигнева II приоткрывает перед историком завесу над не известным до сих пор эпизодом начала 1070-х гг., существенным для пони- мания отнюдь не только древнерусской политики. Борьба маркграфа Деди за Майсенскую марку против поддержанного Генрихом IV маркграфа Эк- берта II неизбежно подталкивала его к сближению с Польшей Болеслава II и врагами друзей Экберта, т. е. с противниками Святослава Ярославича, ставшего ок. 1071 г. свояком Экберта Майсенского. Это предопределило позицию Деди в обозначившемся ок. 1070 г. военном противостоянии Боле- слава и чешского князя Братислава II, и согласие Деди выдать своих пад- черицу и племянницу за сыновей киевского князя, родственника Болесла- ва II, лишний раз подчеркнуло политический выбор маркграфа Саксонской восточной марки. Именно при дворе Деди естественно было пребывать сы- ну его сестры и Спытигнева II изгнаннику Святобору-Фридриху, так что брак Святополка Изяславича на сестре последнего отчетливо определил на- правленность этого матримониального союза: не только против Экберта II и его сторонников и родственников Генриха IVx и Святослава Ярославича, но также, вместе с Болеславом II, против Братислава Чешского. Недаром в ходе саксонского восстания, вспыхнувшего в 1073 г., да и позднее, Врати- слав II так последовательно поддерживал короля Г енриха. Исключительная острота конфликта между Деди и Генрихом IV видна и из последующего. Ее не сгладило даже формальное примирение, произошедшее после перегово- ров Генриха с вождями восставших саксов в Герстунгене 20 октября 1073 г., когда Деди покинул лагерь оппозиции и до самой своей смерти осенью 1075 г. сохранял внешнюю лояльность по отношению к королю. Сын Деди и потенциальный наследник марки находился в заложниках у Генриха IV, который после кончины маркграфа передал его лен не этому отпрыску Деди и Аделы, а все тому же Братиславу И, своему верному союзнику (Lamp., а. 1075, р. 232).