Социальные медиа в контексте «цифровой дипломатии» и информационной безопасности

В настоящее время социальные медиа и Web 2.0 технологии являются важной составляющей политического процесса, как в рамках отдельного государства, так и на уровне транснациональной политической среды^[215].

293294 -и г

дискурса .Можно сказать, что социальные медиа играют значительную роль экстрапарламентарной политической активности, создавая возможности для новых форм политического участия, которые без них были бы невозможными. Наметилось формирование новой подвижной публичной сферы, сетевых объединений граждан на основании горизонтальной гражданской коммуникации, которые усиливаются в информационном пространстве. Исследователи отмечают комплексный характер взаимодействия между Интернетом и динамикой социальных движений, а также основными политическим структурами и современными культурным контекстом, который формирует социальные движения .Интернет создает условия для коммуникации в глобальном масштабе, благодаря чему сетевые сообщества могут создаваться без временных и пространственных ограничений^{[216] [217] [218] [219].В условиях широкого распространения новых медиа границы между политикой, культурными ценностями, формированием идентичностей и коллективной поддержкой становятся размытыми, политика становится не только инструментом для достижения целей, но даже приобретает черты перформанса, перемешанного с формированием идентичности он-лайн.}

Выше обозначенные тенденции вступают в противоречие с Вестфальской политической системой мира. Новые медиа, спутниковая связь, глобальная телефония легко пересекают государственные границы и ставят под вопрос способность государства контролировать политические коммуникации. Традиционно государства выступают в качестве источника формирования политических дискурсов, стремятся исключить из информационного пространства дестабилизирующие дискурсы, и при этом усилить национальную идентичность при помощи политической коммуникации.

политолог Б. Андерсон, любая нация - «это воображаемая общность» , поэтому роль государства в создании и поддержании идентичности чрезвычайно важна. Таким образом, контроль над политической коммуникацией для государства является важным условием политической стабильности.

Под вопросом оказываются эффективность существующих государственных и международных режимов - прежде всего, режима международной электросвязи, регламентирующего потоки трансграничной информации .Именно поэтому социокультурное, политико-идеологическое измерение международной информационной безопасности не может быть изъято из международного дискурса и нуждается в регулировании на международном уровне. Таким образом, кибер-подход, т.е. акцент исключительно на технологических аспектах информационной безопасности представляется редуктивным, искажающим действительность. Следовательно, отказ от международных переговоров по данной проблематике ставит под угрозу информационную безопасность как таковую, так как выводит целую сферу за рамки международных договоренностей, провоцируя конфликтность.

Подтверждением тому, что широкое распространение социальных сетевых сервисов и их использование рядом государств во внешнеполитических целях воспринимаются как угроза международной безопасности рядом государств, служит существующая тенденция к фрагментации глобального информационного пространства, вычленения из нее национальных и региональных сегментов. На неформальном саммите ШОС в августе 2011 г. обсуждалась возможность введения информационных границ с целью оградить государства-участники от негативных последствий широкого распространения социальных сетей и их использования государствами в политических целях. Проблематика «цифрового суверенитета» продолжает активно обсуждаться в странах-членах ШОС, а также ряде других государств. ^{[220] [221]}

Основным вызовом международной безопасности, связанным с широким распространением социальных сетевых сервисов и новых медиа, является их использование государствами во внешней политике для реализации внешнеполитических целей в рамках цифровой публичной дипломатии (т.е.

внутриполитической и социальной ситуации в различных регионах мира и приводящего к подрыву суверенитета и нарушению территориальной целостности других государств. В эту деятельность вовлекаются религиозные, этнические, правозащитные и иные организации, а также отдельные группы граждан, при этом широко используются возможности информационных технологий»^[222].

Первыми официальными программами, направленными на использование социальных сетей в Интернете во внешней политике, стали программы цифровой дипломатии США. В настоящее время программы цифровой дипломатии реализуются в большинстве стран мира. По оценкам российских и зарубежных исследователей, именно программы цифровой дипломатии привлекают к себе наибольшее внимание в контексте международной безопасности, так как они

рассматриваются большинством стран как катализатор массовых протестов в странах Ближнего Востока, то есть событий Арабской весны^{[223] [224] [225].}

Как отмечает российский исследователь Н.А. Цветкова, методами цифровой дипломатии являются «размещение радио- и телепередач в сети Интернет, распространение в открытом доступе литературы о США в цифровом формате, мониторинг дискуссий в блог-пространстве, создание персонифицированных страничек членов правительства США в социальных сетях, а также рассылка информации через мобильные телефоны» .

Реализация программ цифровой дипломатии правительством США предполагает следующие направления деятельности:

• финансирование проектов по созданию и распространению новых технологий, позволяющих обходить цензуру в Сети;

• создание информационных сервисов, направленных на поддержку оппозиции в авторитарных странах;

• создание систем теневого Интернета и независимых сетей мобильной связи, развертывание которых на территории третьих стран позволит борцам с авторитарными режимами обмениваться информацией он-лайн, обходя запреты

302

властей .

«Реализация программ цифровой дипломатии США проводится с опорой на крупные компании Интернет-индустрии. Ключевым для понимания сути цифровой дипломатии является тот факт, что она представляет собой технологический инструмент. В основе внешней политики и цифровой дипломатии Соединенных Штатов заложены идейные основания, которые эффективно воплощает бизнес-модель и информационная политика Google,

Facebook, Twitter и других компаний американской Интернет-индустрии, и ценность демократии и либеральных свобод.

В 2011 г. программы цифровой дипломатии США привлекли к себе существенное внимание, прежде всего, вследствие массовых волн протеста в странах Ближнего Востока и Северной Африки, получивших в прессе название «Twitter-революций» или «Facebook-революций». Был опубликован ряд научных статей, оценивающих роль социальных сетей и новых медиа в так называемой «арабской весне». Движущей силой во всех протестных движениях была молодежь, которая стала совершенно новой, не оформленной идеологически политической силой. При этом была продемонстрирована самостоятельная роль Интернета и СМИ»³⁰³.

Важную роль в направлении и оформлении революций сыграла деятельность внешнеполитических служб США с опорой на социальные сети и новые медиа в Интернете³⁰⁴. «Официальная позиция Белого дома по поводу событий «арабской весны» сформулирована в статье главного советника Хиллари Клинтон по инновациям А. Росса.

«Результаты исследования, проведенного в августе 2010 г. Институтом исследований мира США, показывают, что новые медиа оказывают влияние на общественное мнение, смягчают либо обостряют межгрупповые конфликты, ³⁰³Зиновьева Е.С. Цифровая дипломатия, международная безопасность и возможности для России // Индекс безопасности. 2013. № 1. С. 216.

³⁰⁴Чернобай А. Роль социальных сетей в мобилизации протестных настроений на Ближнем Востоке и в Северной Африке в в январе-марте 2011 года // Идеологические аспекты военной безопасности. 2011. № 1. URL:http://mod.mil.by/iavb/2011n1/9.pdf

³⁰⁵Росс А., Скотт Б. Социальные СМИ: причина, следствие и реагирование // Вестник НАТО.

URL:http://www.nato.int/docu/review/2011/Social Medias/21 st-century-statecraft/RU/index.htm

³⁰⁶Зиновьева Е.С. Цифровая дипломатия, международная безопасность и возможности для России // Индекс безопасности. 2013. № 1. С. 216.

способствуют коллективным действиям, провоцируют негативную обратную реакцию в государствах с авторитарными режимами, а также привлекают международное внимание к определенным странам. Вместе с тем авторы исследования полагают, что сделать однозначные выводы о влиянии социальных сетей на протесты и революции в странах Северной Африки и Ближнего Востока не представляется возможным. Традиционные СМИ до сих пор являются не менее, а зачастую даже более влиятельными по сравнению с социальными медиа . Исследование «Гражданские инициативы: влияние Facebook и Twitter», проведенное Дубайской школой управления, показывает, что социальные сети, пользователи которых все чаще ставят перед собой политические задачи, сыграли важную роль в мобилизации граждан и формировании общественного мнения.

приходят к схожим выводам о значимом, но не первостепенном влиянии социальных медиа на организацию массовых протестов и революций в странах Северной Африки и Арабского Востока. Также нет единства в оценках роли программ цифровой дипломатии США как катализатора протестных

309

настроений» .

Исследователи акцентируют внимание на том, что социальные медиа и Web 2.0 технологии способствуют коллективным действиям, в силу чего они обладают значительным политикообразующим потенциалом, как в рамках отдельного государства, так и на уровне транснациональной политической среды . Таким образом, социальные медиа и Веб 2.0 технологии представляют собой инструменты, который обладают рядом функций в политической коммуникации в глобальном масштабе, - позволяют получить представление о событиях, происходящих в мире, формируют взаимоотношения к тому или иному событию,

³⁰⁷Aday S. Blogs and bullets. New media in contentious politics // United States Institute of Peace. August 2010. №5.

URL:http://www.newmediacenter.ru/wp-content/uploads/2011/10/adayetal2010.pdf

³⁰⁸ Civil Movements: The Impact of Facebook and Twitter // Arab social media report. May 2011. № 2(1).

URL: http://www.dsg.ae/portals/0/ASMR2.pdf

³⁰⁹Зиновьева Е.С. Цифровая дипломатия, международная безопасность и возможности для России // Индекс безопасности. 2013. № 1. С. 216.

³⁰⁹ O'Reilly T., Battelle J. Web squared: Web 2.0 five years on. " O'Reilly Media, Inc.", 2009. 15 p.

позволяют распространять информацию, в том числе культуру, ценности, религию и пр., а также выполняют развлекательную функцию. При этом каждой функции, которые выполняют медиа, есть оборотная сторона, т.е. «дисфункция» (медиа предоставляют информацию людям, которую они впоследствии могут использовать, как на пользу, так и во вред себе и обществу в целом - напр., СМИ распространяют информацию о природном бедствии, чтобы люди имели возможность подготовиться и принять меры, но эта же информация может спровоцировать панику и хаос и др.).

Исследователи связывают мобилизационный потенциал сетевых социальных сервисов с тем, что не только способны изменять иерархический характер коммуникации, характерный для традиционной дипломатии, но и вовлекать рядовых граждан в решение дипломатических задач, а также напрямую обращаться к зарубежной аудитории.Д. Кован и А. Арснольт указывают, что если изначально практика публичной дипломатии обеспечивала переход от монолога к диалогу, то цифровая дипломатия создает также условия для развития проектов сотрудничества, в качестве инструментов могут использоваться различные цифровые платформы для создания контента (wiki-, он-лайн энциклопедии и др.), а также реализация акций и программ, координируемых в он-лайн среде при помощи специальных инструментов краудсорсинга (под краудсорсингом понимается привлечение к решению тех или иных проблем широкого круга лиц, организованных при помощи цифровых площадок коммуникации) и краудфандинга (Под краудфандингом понимается привлечение к решению тех или иных проблем широкого круга лиц, организованных при помощи цифровых площадок коммуникации, которые добровольно предоставляют финансовые средства или другие ресурсы, как напр., платформы ушаиди (ushahidi)) .

В исследовательском сообществе США отношение к использованию Интернета государственными ведомствами неоднозначно. Преподаватель Джорджтаунского университета Е.Морозов перечисляет угорзы широкого ^[226] использования социальных сетей. Web 2.0 усиливает коммуникативную эффективность не только дипломатии, но и различных радикальных организаций . К примеру, можно вслед за многими исследователями отметить усиление позиций политического крыла «Братьев мусульман», что в частности проявилось в их победе на выборах в Парламент Египта в 2012 г. Не последнюю роль в их усилении сыграли как раз социальные сети. Таким образом, социальные сети можно охарактеризовать как амбивалентный инструмент, который в равной степени может усилить как демократические, так и авторитарные тенденции в мире.

Оксфордский университет проводил исследования эффективности программ цифровой дипломатии. В частности, предметом исследования стала речь Барака Обамы в Каире в 2009 г. Контент-анализ обсуждения этой речи в социальных сетях показ, что реакция фокусной общественности на нее была в

313

целом негативной .

В последние годы все чаще публикуются работы с пессимистичными оценками роли социальных медиа как факторов разжигания конфликтности, что стало в некоторой степени ответом на события Арабской весны. Высказываются опасения, что социальные медиа могут быть использованы государствами как инструмент дестабилизации ситуации, как в рамках отдельной страны, так и региона в целом. Г оворя о влиянии социальных сетей и иных цифровых каналов коммуникации на эскалацию конфликтов, следует отметить целый ряд примеров подобного влияния. Как отмечает политолог Е. Морозов, «В Африке эс-эм-эс часто используются для разжигания вражды. ... конфликт мусульман и христиан в нигерийском городе Джос унес жизни более трехсот человек. Правозащитники, изучавшие конфликт в Джосе, собрали по меньшей мере 145 таких сообщений. Одни содержали инструкции по убийству людей и сокрытию их трупов (“Убей, ^{[227] [228]}

пока не убили тебя. Закопай, пока не закопали тебя”). С помощью других

314

распространялись слухи, которые привели к эскалации насилия» .

Интерактивные Web 2.0 технологии формируют информационный контекст, в котором разворачивается конфликт. Социальные сети способствуют интерактивной коммуникации и распространению информации о конфликтах, создавая возможности для большого количества людей, проживающих в зоне конфликтных действий или вовлеченных в конфликт напрямую передавать информацию о нем для широкой аудитории, расширяя круг косвенных участников конфликта и трансформируя взгляды и предпочтения конфликтующих сторон - то есть, воздействуя на структурные факторы конфликтного противостояния.

При этом объектом цифровой дипломатии становятся не граждане противоположной стороны, а международное общественное мнение. Это тем более парадоксально, потому что объектом цифровой дипломатии в мирное время, как правило, являются общества зарубежных государств. Субъектами же цифровой дипломатии могут быть как государства, так и международные организации, даже отдельные влиятельные лица - например, блоггеры или журналисты. В ходе конфликта стороны апеллируют к международному общественному мнению как внешнему арбитру. Особое внимание, конечно, уделяется институтам и лицам, которые оказывают ключевое влияние на формирование международного общественного мнения. Это ООН, особенно ее генеральный секретарь, международные общественные организации, Папа римский и т.д. Показательно, что выше обозначенные лидеры общественного мнения также представлены в социальных сетях и обладают значительным

315

количеством подписчиков .

Принципиальное значение имеет конкуренция или взаимодействие с глобальными СМИ. Информация, распространяемая пользователями социальных ^{[229] [230]}

медиа может совпадать, а может и противоречить тому, что говориться на таких «глобальных СМИ», как CNN, BBC, Al Jazeera. Определенное разнообразие в глобальном медийном пространстве позволяет социальным сетям в любом случае доносить свою версию происходящего. Однако если официальные СМИ и социальные медиа формируют определенную медийную картину некоторого события в симбиозе, в этом случае, скорее всего именно эта картина сформирует международное общественное мнение. Например, в ходе протестов в Иране в 2009 году существенную роль в их освещении сыграла социальная сеть микроблоггинга Твиттер, которая по сути сформировала отношение мирового общественного мнения к протестам - значительная часть мировых СМИ перепечатывала сообщения пользователей социальной сети, как выразился Е. Морозов, «мир следил за революцией в Иране через Твиттер»^{[231] [232] [233]. Центр “Пью рисерч” установил, что 98 % самых популярных гиперссылок, размещенных в “Твиттере” во время беспорядков в Иране, были связаны с этими событиями. Однако, что в большинстве случаев записи в “Твиттере” были сделаны (или продублированы) людьми, находившимися не в Иране .}

Однако эффективность цифровой дипломатии как инструмента урегулирования конфликтов будет зависеть от чувствительности сторон конфликта к международному общественному мнению, прежде всего, с точки зрения недопустимость жертв среди гражданского населения. Некоторые политические режимы к нему абсолютно равнодушны, другие же напротив - крайне чувствительные. Томас Зейтсофф, профессор школы публичной политики Американского университета, проанализировал на базе обширной статистической информации влияние публикаций в социальных сетях динамику конфликта в Г азе в 2012 году . Автор отмечает, что изменения общественного мнения в результате публикаций о насилии в отношении гражданских лиц снижают интенсивность конфликтных действий, прежде всего, это касается Израиля, который в большей степени чем ХАМАС, склонен ориентироваться на общественные настроения. Вместе с тем, внимание со стороны посредников - Египта, США, ООН по традиционным каналам дипломатии, а не путем использование социальных сетей, ведет к эскалации конфликта, причем как для Израиля, так и для ХАМАС. Как отмечает автор, и Хамас, и Израиль активно использовали социальные медиа, чтобы оказать влияние на зарубежную аудиторию в ходе этого конфликта. Более того, использование Твиттера обеими сторонами конфликта было беспрецедентным.

Проведенный анализ показывает, что цифровая дипломатия в условиях конфликта будет эффективно снижать его остроту только в случае чувствительности одной из сторон к международному общественному мнению. Исходя из того, что неприемлемость жертв среди гражданского населения является ценностью, характерной для индивидуалистической западной политической культуры, в рамках которой значимы идеалы Просвещения, можно сделать вывод, что использование цифровой дипломатии как инструмента давления будет эффективным в отношении государств, являющихся частью международного сообщества Запада (понимаемого в терминах Х. Булла ), или стремящихся войти в него. Это утверждение подтверждается статистикой - более 40% пользователей Твиттера проживает в странах Западной Европы и США .

Несмотря на различия политических режимов в чувствительности к международному общественному мнению, практически все они сегодня прибегают к цифровой дипломатии, если для этого есть соответствующие ресурсы. Этим занимается, к примеру, и Хамас, и Израиль. Объясняется это тем, что никто не хочет испытывать дополнительное давление извне. Исключения составляют государства, которые способны обеспечить информационный вакуум для своих граждан, позволяющий последним не замечать внешнее информационное давление, даже если оно возникнет. Но в современном мире сделать это крайне сложно, особенно учитывая практически повсеместное

³¹⁹ Bull H. The anarchical society: a study of order in world politics. Palgrave Macmillan, 2012. 329 p.

³²⁰ Jarsky V. How the World Uses Twitter [Infographic] // Marketing Profs. 5.10.2015. URL: http://www.marketingprofs.com/chirp/2015/28385/how-the-world-uses-twitter-infographic распространение смартфонов, а также планы ряда ИКТ компаний, таких как Google, по созданию инфраструктуры для глобальной зоны беспроводного интернета.

Использование социальных сетей, в том понимании, о котором говорят Д. Кован и А. Арснольт - то есть в целях реализации проектов сотрудничества между конфликтующими сторонами , создает возможности воздействия на процедурные факторы конфликта и может быть использовано на этапе миростроительства, создавая, помимо прочего, и возможности по реабилитации сообществ, на значимость чего указывает И.Д. Звягельская .

По мнению американского социолога М. Кастельса, широкое распространение социальных сетей и новых медиа и их использование государствами следует рассматривать как источник новых возможностей для развития и разрешения конфликтогенных ситуаций. Глобальные информационные сети и социальные медиа предлагают возможности для формирования гражданского общества и создают площадку для дискуссий. Публичная дипломатия в таком контексте рассматривается не как дипломатия государства, но как народная дипломатия, которая действует поверх межгосударственных отношений и конфликтов, основываясь на общих

323

интересах .

Действительно, обсуждение проблем постконфликтного урегулирования на уровне рядовых пользователей Интернета и мобильных телефонов может способствовать укреплению безопасности благодаря формированию атмосферы доверия в международных отношениях. В этом контексте программы цифровой дипломатии способствуют формированию единого информационного пространства, гражданского общества, и разрешения кризисов.

³²¹ Cowan G., Arsenault A. Moving from monologue to dialogue to collaboration: The three layers of public diplomacy // The ANNALS of the American Academy of Political and Social Science. 2008. Т. 616. №. 1. С. 10-30.

³²² Звягельская И.Д. Этноконфессиональные конфликты современности и подходы к их урегулированию. // Конфликты на Востоке: этнические и конфессиональные. / Под ред. А.Д. Воскресенского. М.: Аспект-Пресс, 2008. С. 53.

³²³ Castells M. The New Public Sphere: Global Civil Society, Communication Networks, and Global Governance // The

Annals of the American Academy of Political and Social Science. 2008. № 616.

URL:http://prtheories.pbworks.com/w/file/fetch/45138545/Castells 2008 The New Public Sphere.pdf

Публичная дипломатия - это важный инструмент урегулирования конфликтов, однако, у нее есть свои ограничения. Как отмечает М.М. Лебедева, важно «разводить» воздействие на официальные структуры и публичную дипломатию, предполагающую взаимодействие с общественными организациями, бизнесом, населением государств . Это верно и в отношении цифровой публичной дипломатии. Она не может обеспечить столь же быстрого и явного эффекта, как традиционные дипломатические меры (переговоры о прекращении огня и пр.), однако она также является необходимым инструментом урегулирования современных конфликтов, позволяя сформировать условия для диалога и атмосферу доверия.

В 2012 году было опубликовано исследование ОБСЕ «Подготовка к миру: коммуникации и разрешение конфликтов», в котором, среди прочего рассматривается потенциал социальных медиа и интерактивных он-лайн сервисов в постконфликтном урегулировании. В докладе выделены несколько уровней конфликта, воздействие на которые при помощи каналов социальных медиа может быть эффективным при достижении целей постконфликтного урегулирования:

• индивидуальный уровень - новые медиа создают информационное пространства, в рамках которого их пользователи получают доступ к информации и новостям, а также коммуникативных инструментам, которые способствуют изменению их отношения к предмету конфликта, знаниях и поведении.

• отношения между локальными сообществами - создание Web 2.0 платформ, таких как Peace.Facebook.com, которые способствуют установлению отношений между сообществами, длительное время находившимися в конфликте друг с другом, как израильтяне и палестинцы.

• формирование институтов гражданского общества - распространение социальных медиа облегчает координацию коллективных действий на ^[234] уровне гражданского общества, что способствует демократизации и участию различных групп в политическом процессе, содействуя постконфликтному урегулированию .

Как отмечают авторы доклада, уже сегодня можно привести ряд примеров, когда социальные медиа используются на уровне сообществ в целях урегулирования конфликтов, их предотвращения или постконфликтного урегулирования по следующим направлениям:

• налаживание межэтнического диалога

Автор приводит в пример создание социальной сети молодых лидеров YaLa-Young Leaders на Ближнем Востоке, которая включает в себя как палестинцев, так и израильтян, что позволяет налаживать связи и устанавливать взаимопонимание «на опережение», предотвращая новый виток конфликтного цикла.

• управление выборами

В Кении и Судане при помощи социальных медиа осуществлялся мониторинг процесса голосования, с целью исключить насилие или мошенничество, информация о которых распространялась при помощи социальных сетей. В обеих странах не так давно прошли референдумы, которые были расценены международными обозревателями как шаг на пути к предотвращению насилия.

• предотвращение криминала и бандитизма

в Бразилии сообщества жителей фавелл («палаточных городов» беднейших жителей) используют социальную сеть Твиттер информирования, что способствует снижению уровня насилия, как со стороны преступных группировок, так и полиции. Аналогичные программы реализуются в Мехико.

• Выработка текста основного закона

В Египте при работе над текстом конституции страны были задействованы все граждане, мнения и предложения которых собирались при помощи ^[235] социальных медиа, хотя пример Египта и не является наиболее успешным. Однако аналогичный опыт показал свою эффективность в таких странах, как Марокко и Исландия, и вероятно, будет использоваться в будущем³²⁶.

В силу своей популярности, социальные медиа широко используются на уровне сообществ, а также отдельных лиц, вовлеченных конфликт и заинтересованных в его урегулировании и снижении негативных последствий. Это доступное средство, снижающее стоимость коллективных действий, повышающее эффективность координации, не всегда дает одинаково успешные результаты, однако широко используется и очевидно, что данная тенденция сохранится и будет усиливаться в будущем.

Проведенный анализ показывает, что цифровая дипломатия в условиях конфликта будет эффективно снижать его остроту только в случае чувствительности одной из сторон к международному общественному мнению. С другой стороны, эффективность социальных СМИ как инструментов разжигания и поддержания конфликтов практически не зависит от внешних факторов. Например, социальные медиа играют ключевую роль в практике рекрутирования в ИГИЛ (ДАИШ). Как показывают исследования, данный процесс носит характер самоорганизации. Перебравшись в Ракку молодой житель, например, Лондона активно использует социальные медиа, чтобы обращаться к своим друзьям, близким и знакомым, оставшимся в Великобритании, напоминая им о том, что они мусульмане и должны сражаться за общее дело, что они вместе когда-то давали по этому поводу клятвы и т.д. Как правило, такой призыв от знакомого человека находит отклик и ряды террористов пополняются новобранцами. С другой стороны данные сообщения в социальных сетях, посты с фотографиями, к которым привязаны геотеги, позволяют силам, борющимся с ИГИЛ (ДАИШ), наносит точечные удары по базам боевиков, используя незадачливых блоггеров как наводчиков.

Таким образом, приходится признать, что социальные медиа являются более удобным инструментом для разжигания конфликтов, чем для их

³²⁶ Там же.

урегулирования. Вместе с тем, использование социальных медиа для воздействия на общественное мнение самих конфликтующих сторон может привести к противоположному эффекту. В условиях конфликта высока роль внутригруппового сплочения и внутригрупповой идентификации, поэтому подобная информация может способствовать лишь разжиганию конфликта. В качестве примера можно привести внутренний конфликт в Китае. В 2009 году в китайской провинции Синьцзян интернет был отключен на 10 месяцев в результате массовых столкновений на этнической почве между уйгурами и гоньцами. Поводом к беспорядкам стала провокационная запись на форуме sg\69.com, последующей эскалации насилия способствовал видеоролик, запечатлевший избиение ханьцами нескольких уйгуров-рабочих толпой, вооруженной металлическими трубами .

Однако, использование данных цифровой коммуникации и их анализ позволяет снизить напряженность и обратить вспять развитие конфликта, зачастую это достигается отключением коммуникаций. Как отмечает уже упоминавшийся Е. Морозов. в ходе конфликта в Кении социальные сети и мобильная телефония использовались для того, чтобы сперва собирать конфиденциальную информацию о представителях отдельных этнических групп, а затем распространять ее, чтобы нападать на них и запугивать. “Кровь невинных кикуйю больше не будет литься! Мы перебьем врагов прямо тут, в столице. Во имя справедливости запишите имена всех луо и калео, которых знаете на работе, на участке, вообще в Найроби, и не забудьте, какой дорогой их дети добираются в школу. Мы укажем номер, на который нужно отправлять эти сообщения”, - гласило э-эм-эс. Кенийские власти тогда решили отключить мобильные сети, чтобы избежать эскалации насилия, что способствовало снижению насилия, но не смогло предотвратить негативных последствий конфликта - от восьмисот до полутора тысяч человек погибло, около 250 тысяч покинули свои дома . ^{[236] [237]}

Таким образом, первоначальный оптимизм относительно способности социальных медиа содействовать демократизации и, как следствие, снижению конфликтности во всем мире, впоследствии сменился более критичными оценками.

Современное обострение отношений России со странами Запада, связанное с воссоединением с Крымом, также сопровождается информационным противостоянием, которое транслируется в социальные сети. В частности, США спонсировали создание в 2015 г. цифрового медиа департамента на базе чешского офиса радио «Свобода», в котором будут работать специалисты по социальным сетям, чья задача «противостоять дезинформации в российской медиасфере посредством различных социальных медиа (в частности, Facebook, Twitter, «ВКонтакте» и «Одноклассники»)» . Схожие задачи, на уровне СМИ и социальных медиа, в рамках Европейского союза ставятся перед East StratComTeam - специальной командой, состоящей из экспертов и чиновников внешнеполитической службы ЕС . Таким образом, наметилась гонка не только кибер-вооружений, но и информационных. Как отмечает российский исследователь Н.А. Цветкова, в последние годы наметилась концептуальная трансформация подхода США к использованию интернет-технологий в транснациональной политической коммуникации. Новая концепция, получившая название диалоговой пропаганды / стратегической коммуникации предполагает более выраженный пропагандистский характер и лучше приспособлена «к условиям открытой информационной войны, когда четко определены мишени, а инструменты стратегической коммуникации подчинены одной цели - идеологической ликвидации конкурентов США» .

Таким образом, несмотря на первоначальный оптимизм относительно демократизирующего потенциала интернета и социальных медиа, современные исследования показывают, что популярность Интернет-коммуникации создает

³²⁹ СМИ: Соединённые Штаты направляют в российские соцсети информационные войска // RT на русском. 14.04.2015. URL: http://russian.rt.com/article/85463

³³⁰ Дудина Г. Война до победного словца // Коммерсант. 23.08.2015. URL: http://www.kommersant.ru/doc/2795055

³³¹ Цветкова Н.А. Публичная дипломатия США: от «мягкой силы» к «диалоговой пропаганде» // Международные процессы. 2015 № 3. С. 131. URL: http://www.intertrends.ru/forty-second/Tsvetkova 42.pdf

опасность поляризации и раскола, как в рамках отдельных обществ, так и на глобальном уровне. Как показывают социологические исследования, пользователи социальных сетей, таких как Twitter, Facebok и др., склонны к

332

радикализации мнений и формированию изолированных Интернет-сообществ . В 2000 году Р. Патнэм предостерегал о возможности «киберапартеида» и «кибербалканизации»: «политическая культура Интернета по своей сути

либертарианская и по многим аспектам Интернет представляет собой естественное состояние в Гоббсианском, а не Локковском смысле» . Другие социологи высказывали схожие опасения, в том числе М. Кастельс . К. Санстейн утверждал, что «новые технологии, прежде всего Интернет, усилили способность людей слышать только свой собственный голос и отгораживаться от других» .

В последние годы внимание исследователей, занимающихся проблематикой политического использования социальных медиа, отходит от событий арабской весны. Так, в мае 2015 года вышел специальный номер журнала Исследования мира, посвященный исследованию коммуникаций, технологий и политических конфликтов. Значительная часть статей, опубликованных в этом номере, прямо или косвенно затрагивает проблематику роли социальных медиа в современных международных конфликтах. Н. Вейдман отмечает, что широкое распространение социальных сетей способствует эскалации насилия в вооруженных конфликтах³³⁶.

Т. Варрен доказывает данный тезис на основании эмпирического анализа вооруженных конфликтов в странах Африки доказывает, что распространение массмедиа (коммуникация по типу один-ко-многим) способствует развитию связей между гражданами и государством, что снижает уровень коллективного насилия, в то время как распространение социальных медиа в регионах с

² Sustein J. Public.com 2.0. NJ: Rincenton University Press, 2007. P. 56 ³³³Цит. по: Drezner D. W., Farrell H. Introduction: Blogs, politics and power: a special issue of Public Choice // Public Choice. 2008. №. 1-2. Р. 1.

³³⁴ Castells M. The network society //London, 1996.Р. 107.

³³⁵ Sunstein C. The daily we: Is the internet really a blessing for democracy //Boston Review. 2001. №. 3.

³³⁶ Weidmann N. Communication networks and the transnational spread of ethnic conflict // Journal of Peace Research. 2015. № 3 (52).

отсутствием доступа к массовым медиа способствует увеличению уровня

337

насилия .

Социальные сети способствуют интернационализации конфликтов и их распространению на другие государства, так как информация о насилии провоцирует внутригосударственных акторов в других государствах за счет демонстрационного эффекта, причем географическая близость между странами не так важна, как наличие налаженных коммуникаций между населением и лидерами этнических групп. Кроме того, наличие каналов коммуникации, с помощью мобильных телефонов и социальных медиа, как отмечает К. Байлард, вооруженные группировки могут повысить эффективность коллективных действий за счет дешевой и оперативной коммуникации, а также повышают склонность группы к самоорганизации благодаря более эффективной коммуникации об общих проблемах и недовольствах .

Т. Зейтсофф доказывает, что социальные медиа используются не только для внутригрупповой коммуникации конфликтующих сторон, но и для взаимодействия с более широкой международной аудиторией. Исследуя роль социальных сетей в конфликте Израиля и ООП, он отмечает, что рост внимания международных акторов, США, Египта, ООН усиливает интенсивность конфликта как со стороны Израиля, так и ООП .

Вместе с тем, осуждение со стороны международной аудитории способствует более сдержанному поведению со стороны Израиля, и более агрессивному со стороны Хамас. Таким образом, начинает формироваться предметная область исследований, посвященная изучению роли социальных медиа в современных конфликтах. Большинство исследователей отмечает значимую роль социальных сетей в эскалации конфликтов, прежде всего, внутригосударственных. Как отмечают российские исследователи М.М. Лебедева, ^{[238] [239] [240]}

М.В. Харкевич, Е.С. Зиновьева и Е.Н. Копосова, «в условиях слабых государственных институтов деструктивная роль интернет-коммуникации усиливается. Информационные технологии, особенно Web 2.0, способны стимулировать откат к политической архаике. Под политической архаикой понимается возвращение к неформальным институтам и практикам, основанным на потестарности, криминале, религии, родственности и клановости особенно подвержены архаизации слабые султанистские режимы. Массовое распространение в них Интернета приводит к нарастанию потенциала протестных движений, при этом слабые государственные институты не могут эффективно контролировать данные настроения. В результате возрастает вероятность выплеска на улицы хорошо организованного и скоординированного благодаря технологиям Web 2.0 протеста, требующего либерализации политической жизни в стране. В этом случае государство скорее всего обречено на архаизацию. Попытки подавить протестное движение могут привести к гражданской войне, которая в условиях слабости государственных институтов, вероятно, завершится окончательным “провалом” государства. В случае выполнения требований протестующих либерализация будет происходить в условиях слабости государственных институтов, что тоже способно привести к архаизации государства. Вероятность архаизации государственных институтов особенно высока на Ближнем Востоке и в Северной Африке, так как там наслаиваются сразу два кризиса - на глобальном и региональном уровнях. На глобальном уровне продолжается эрозия фундаментальных институтов Вестфальской политической модели мира, на региональном - кризис идентичности, связанный с исчезновением оппозиции “социализм - капитализм” времен холодной войны и усилением роли политического ислама, подрывающего легитимность стареющих

340

светских режимов» .

В этих условиях возникает опасность фрагментации Интернета, распада на независимые сегменты, управляемые суверенными государствами. Фрагментация ^[241]

возможна либо за счет формирования закрытых внутригосударственных цифровых пространств, либо формирования параллельных проектов глобальной сети за счет создания альтернативной системы доменных имен на базе регионов, транс региональных объединений государств или отдельных стран^{[242] [243]. Число государств, принимающих ограничительные меры в отношении национальных сегментов Интернета, возрастает. При этом современная система управления интернетом, в рамках которой координация технической инфраструктуры сети обеспечивается некоммерческой структурой, зарегистрированной в США, усугубляет опасения государств в том, что интернет-коммуникации могут быть использованы как инструмент вмешательства во внутренние дела, что, в свою очередь политизирует международный режим управления интернетом.}

Вместе с тем, ограничение доступа к Интернету и социальным сетевым сервисам не означает стремления к полной изоляции от глобальных информационных потоков. Журналист и исследователь Б. Ристоу выделяет тенденцию к усложнению практики государственного регулирования Интернета. Правительства становятся более искушенными и уже не заинтересованы в полном блокировании трафика: скорее, они хотят предоставить гражданам некую форму управляемого доступа и за счет этого иметь возможность отслеживать их настроения и поведение в Сети .

Иной взгляд на проблему можно обнаружить у классика исследований информационного общества М. Кастельса. В распространении социальных сетей он видит скорее не угрозу международной безопасности, а возможность решения глобальных проблем, которые превосходят по своим масштабам возможности любого отдельного государства. Информационные сети создают условия для развития действительно глобального гражданского общества, а также для поддержания глобального диалога. Публичная дипломатия превращается в этом

случае из межгосударственной в международную в буквальном смысле этого

343

слова .

Тем не менее, информационная сфера не свободна от межгосударственных противоречий. М. Кастельс отмечает, что сегодня борьба за власть в глобальной информационной сфере обострилась. Примерами такого обострения могут выступать цензурирование электронной почты в Китае; активное законодательное регулирование информационной сферы в Европейском союзе и т.д³⁴⁴.

Наиболее важным ресурсом «мягкой силы» в мировой политике сегодня является информация. «Мягкая сила» основана на и реализуется только в рамках коммуникации. В свой книге о будущем власти Дж. Най, автор концепции «мягкая сила», делает вывод, что в эпоху информационной глобализации власть видоизменяется, ее основным ресурсом перестает быть военная сила и становится информация. «В век информации может победить тот, кто способен представить себя в лучшем свете»³⁴⁵. На это направлены программы цифровой дипломатии Соединенных Штатов. При этом современные социальные медиа в сочетании с возможностями машинного анализа «больших данных» предоставляют уникальные возможности политического влияния. Технология микротраргетирования которая изначально применялась в маркетинге, сегодня играет значимую роль в политике, в особенности, в избирательных кампаниях (под микротаргетированием понимается «сегментация целевой аудитории с использованием уникального алгоритма, который определяет комбинацию демографических и психографических характеристик для каждого из сегментов»³⁴⁶) позволяет существенно повысить эффективность воздействия на избирателей за счет донесения персонализированной и интерактивной информации посредством социальных сетей и иных каналов интернет­коммуникации. Эту технологию широко использовал в своей предвыборной

³ Castells M. The New Public Sphere: Global Civil Society, Communication Networks, and Global Governance // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. 2008. № 616. URL:http://prtheories.pbworks.com/w/file/fetch/45138545/Castells 2008 The New Public Sphere.pdf

³⁴⁴Там же.

³⁴⁵ Nye J. The future of power. N.Y.: Basic Books, 2011. 300 р.

³⁴⁶ Северс А.В. Стратегия микротаргетирования и роль социальных сетей в политических коммуникациях // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2013. № 2. C. 38.

кампании Б. Обама, однако наиболее широкую известность приобрела кампания действующего президента США Д. Трампа, в которой эти технологии были использованы масштабно и по оценкам аналитиков, весьма эффективно .В виду новизны и динамичного развития данной технологии, в открытой печати не удалось найти исследований, статистически оценивающих эффективность микротаргетирования в рамках политической деятельности, вместе с тем, как представляется, использование данной технологии во внешней политике государств в рамках программ цифровой дипломатии может создать новое измерение угроз международной информационной безопасности, связанных с возможностью трансграничного влияния на общественное мнение и политические предпочтения людей.

Неудивительно, что расширение возможностей США в области глобального информационного влияния за счет использования средств информационного воздействия и цифровой дипломатии, опирающейся на возможности социальных сетей Web 2.0 технологий, порождает у менее продвинутых в этой сфере государств ощущение уязвимости и желание отгородиться от глобального информационного пространства, а также создавать собственные информационные средства воздействия, в том числе принимать программы ведения информационных войн. Ситуация усугубляется за счет того, что государства рассматривают программы цифровой дипломатии США как попытку вмешательства во внутренние дела, угрожающую нарушением их государственного суверенитета» . Наличие таких опасений подтверждают регулярные попытки закрыть доступ к сервисам Facebook, YouTube, Blogspot - в разные периоды времени они были заблокированы во Вьетнаме, Иране, Саудовской Аравии, Египте, Пакистане, Мьянме, Северной Корее и ряде других

349

стран . ^{[244] [245] [246]}

Показательно, что аналогичной позиции придерживается Российская Федерация. Согласно принятому в 2013 г. документу «Основы государственной политики в сфере информационной безопасности до 2020 г.» в дополнение к широко признанной в российской политике и дипломатии «триаде угроз» международной информационной безопасности, которая включает в себя террористическую, преступную и военно-политическую, была указана четвертая - использование Интернет-технологий для «вмешательства во внутренние дела государств», «нарушения общественного порядка», «разжигания вражды», «пропаганды идей, подстрекающих к насилию». Подразумевается поддержка использования социальных сетей для организации антиправительственных акций³⁵⁰.

Развитие информационных технологий, в том числе социальных сетей, создает новые технологии для реализации внешнеполитических целей, усиления «мягкой» и жесткой силы государства. При этом однозначно разделить «мягкую» и жесткую силу в информационном пространстве невозможно. Манипуляция социальными сетями позволяет использовать уязвимости национальной и международной безопасности, усиливающиеся вследствие процессов глобальной информатизации. Контент социальных медиа, направленность дискуссии, ее тональность, повестка дня поддаются манипулированию. Источники манипулирования социальными медиа в силу их транснационального характера зачастую может находиться за пределами того государства, чье общество выступает в роли объекта манипуляции. Как отмечает один из американских теоретиков информационного общества Р. Шафрански «демократические социальные системы могут быть несколько более устойчивыми к выводу из строя по сравнению с тоталитарными политическими режимами» . Открытое информационное общество, как общество, основанное на знаниях, является более устойчивым к информационному манипулированию, но не обладает абсолютным иммунитетом. Вместе с тем, по мере развития информационного общества более

³⁴⁹ Черненко Е.В. Мир домену твоему. Россия определилась с политикой информационной безопасности // Коммерсантъ. 01.08.2013. № 135 (5166). URL:http://www.kommersant.ru/doc/2245463

³⁵⁰ Szafranski R. A Theory of Information Warfare: Preparing for 2020 / Airpower Journal, 1995 №1.

уязвимыми становятся критические информационные инфраструктуры, прежде всего в экономическом измерении.

2.4.