Основные теоретические подходы к пониманию сущности, места и роли частных военных и охранных компаний в контексте мировой политики.
Развитие и утверждение такого феномена, как ЧВОК происходит в мировой политике на фоне различных тенденций последних десятилетий. Во-первых, наблюдается трансформация силовой составляющей системы международных отношений, которая в контексте теории реализма подразумевала, что «доминирующими процессами на международной арене являются межгосударственные конфликты и войны»127 128 129 130. Если раньше предпринимались усилия, направленные на реализацию интересов государств с помощью военных ^ „130 действий и непосредственно на ведение вооруженных действий , то сегодня реалистическая теория претерпевает трансформацию. По мнению Дж. Ная, «сила отнюдь не устарела, и никакие моральные принципы особенно не сдерживают террористов и иных негосударственных игроков на мировой сцене в отличие от государств, однако сила гораздо дороже обходится большинству государств и ее 131 гораздо сложнее применять в наше время в сравнении с прошлым» . Во-вторых, происходит коммерциализация значительного числа отраслей традиционно публичной политики, включая сферу безопасности. С одной стороны, это подразумевает «аутсорсинг» государствами и международными организациями различных услуг, а с другой - приватизацию функций как бизнес-сообществом, так и новыми негосударственными акторами, к которым отчасти можно отнести ЧВОК. Включение ЧВОК в конфликты продиктовано нехваткой квалифицированных внутренних силовых структур, сокращениями национальных вооружённых сил, но также и возникающим в ряде конфликтных ситуаций политически мотивированным нежеланием осуществлять некоторые сензитивные функции силами государственных структур. При этом впервые за историю создания национальных государств вооружёния сосредоточены в руках частных лиц в не менее значительной степени, чем в руках правительств . Власть, которая традиционно находилась в руках государств со времени возникновения Вестфальской системы государственности, более не является исключительной, и часть государственной «силовой функции» передаётся негосударственным структурам. Отчасти это связано с тем, что ЧВОК способны в определенных сферах и пределах заменить государство в части её силовой составляющей. Национальные армии, разумеется, удерживают и сохраняют контроль за использованием крупных и наиболее разрушительных систем вооружёний. В то же время ЧВОК обладают значительным количеством легких вооружёний, которые, в большинстве используются ЧВОК в местных и региональных конфликтах, проявившихся после окончания периода холодной войны . Огромную роль в этом играет незаконная торговля оружием, особенно это касается рынка стран третьего мира, где внутренние угрозы имеют большее значение, чем внешние. Однако и в такой стране, как США, есть чёрный рынок 131 132 сбыта оружия в тех штатах, где легальное приобретение и ношение оружия 134 запрещено или ограничено. В-третьих, сегодня угрозы становятся всё более разнообразными, и как следствие, менее предсказуемыми и с трудом поддающимися традиционным формам контроля. За последние десятилетия они стали в меньшей степени носить характер крупных войн (по типу Первой, или Второй мировых), переместившись в зону «обычной конфликтности» или вообще «на периферию» политической карты мира. В результате, средние и небольшие конфликты привели к росту спроса на услуги безопасности частных фирм для восстановления стабильности и порядка на местном уровне с привлечением небольшого количества вооружённых сил и техники. ЧВОК начали активно выходить на рынки тех государств, где востребованы их услуги и где международное сообщество не проявляло особого интереса, считая подобные конфликты внутренними процессами, не требующими вмешательства извне. В тех же случаях, где в конфликты вмешивались иностранные силы, сами международные организации стали привлекать ЧВОК к участию в миротворческих и гуманитарных 135 операциях . Важно подчеркнуть, что процесс приватизации сферы безопасности не является односторонним захватом государственных функций со стороны ЧВОК, а происходит либо при полном бездействии, либо, в значительной мере, с подачи международного сообщества. В-четвёртых, проявляется усиление глобализации во всех сферах жизни: от экономического сотрудничества до возникновения глобального интернетпространства. Появляются новые тенденции, такие как трансформация войн в традиционном смысле слова. Возникают такие понятия, как «ассиметричные», 133 134 «низкоинтенсивные», «гибридные» войны и т.п.135 136, что приводят к научным дискуссиям о влиянии вышеперечисленных тенденций на незыблемость государственного суверенитета. Тренды в области электронных технологий, общий рост экономической и финансовой взаимозависимости, расширение сети и сферы регулирования со стороны международных организаций меняют представление о государственном суверенитете в его классическом вестфальском смысле. Если суверенитет - это, прежде всего, верховенство государственной власти внутри страны и независимость во внешней политике, подкрепленные монополией государства на легитимное насилие в пределах своей территории, то, как считают некоторые учёные, глобальные тенденции, размывая границы, сокращают государственный инструментарий и не позволяют выполнять взятые на себя обязательства перед своим народом в полном объеме . В-пятых, мобилизация ресурсов и средств на глобальную кампанию по борьбе с терроризмом повлекла за собой стремительный рост спроса на услуги ЧВОК. Такие функции поддержки военных кампаний в Ираке и Афганистане, как сопровождение колонн, охрана военных баз, транспортно-логистическое обеспечение и т.п., были переданы правительством США в руки ЧВОК. Параллельно с этим происходит трансформация отношения к угрозам в политике США. Таким образом, можно увидеть, что вышеперечисленные тенденции оказывают влияние не только на укрепление роли ЧВОК в мире, но и говорят о более глубинных процессах: об изменении отношения к насилию, а также о новой форме взаимоотношений государств и частных силовых структур. Все вышеперечисленные феномены можно рассмотреть в свете ряда 138 теоретических концепций . Начиная с установления вестфальского миропорядка, государство являлось основным субъектом международных отношений . Со временем наряду с государством начали появляться и другие субъекты международных отношений: международные организации, НПО, ТНК, мировые СМИ, иные негосударственные структуры, сети влияния и т.п., которым государства делегируют некоторые свои властные полномочия. Со времен образования национального государства, и до недавнего времени такие субъекты международных отношений занимались различными сферами публичной политики: от здравоохранения и образования до транспорта и коммуникаций. Силовая составляющая оставалась неделегируемой функцией, пока на арене международных отношений не появился новый феномен современности: ЧВОК. В целях настоящего исследования следует начать с концепции политического неореализма. Как было сказано выше, в современной системе международной безопасности наблюдается трансформация модели применения насилия, однако национальные интересы государств не исчезают с появлением новых тенденций. Скорее происходит расширение арсенала средств реализации государствами своих интересов в мире. То есть опирающиеся на силу дипломатия и стратегия как средства защиты и продвижения своих интересов сегодня пополняются новым инструментом: ЧВОК137 138 139. Если в рамках концепции неореализма успешная реализация национальных интересов определяется «масштабом практических политических действий», то допустимы любые действия, если они выгодны государству140 141. С этой точки зрения использование ЧВОК, с одной стороны, позволяет некоторым государствам не подвергать риску солдат регулярной армии, а с другой - избегать прямой ответственности за действия персонала не из личного состава ВС, а также создавать иллюзию отсутствия ВС на территории иностранных государств, заменяя их, до определенной степени, контрактниками ЧВОК, наращивая вооружения, и , тем самым, продолжая сохранять баланс сил. В данном случае ЧВОК являются важным инструментом национальной безопасности и 142 «социальным партнером государства» . Усилия государств, как и прежде, направлены на реализацию собственных интересов с помощью силовых действий и непосредственно на ведение вооруженных действий142. Проблемы, связанные со стремлением государств во всем мире укреплять, поддерживать существующие и развивать новейшие системы, в том числе, с помощью ЧВОК, в сфере безопасности, актуализируют исследования в контексте концепции политического неореализма. Правда, учитывая то, что дивиденды от соотношения сил между участниками международных отношений распределяются в пользу мощных в военном отношении государств, можно говорить о том, что ЧВОК, работающие на территории Ирака, Сирии, Афганистана, в различных стран Африки и т.п., не способствуют реализации национальных интересов этих стран. Учитывая тот факт, что статус ЧВОК никак не регламентирован в международном праве, доминирует тот, у кого оказывается больше ресурсов, мощи и влияния. Т.е., с точки зрения концепции неореализма, в мире преобладает «право сильного». Однако не все аспекты ЧВОК как политического и социального явления могут быть объяснены в русле теории неореализма. Представляется необходимым привлечение ряда объяснительных конструкций и принципов либерального направления в теории международных отношений (в ряде источников его называют «политическим идеализмом»). Это направление предполагает, что «главными процессами... в международных отношениях являются не конфликты и войны.., а сотрудничество и интеграция, основу которых составляет возрастающая взаимозависимость мира. Основными регуляторами здесь выступают правовые и 144 нравственные нормы» . Одним из ключевых принципов либерального направления в теории международных отношений является именно постулат о значительной, во многом ключевой роли в международных отношениях негосударственных акторов. Интересы не только государств, но и других разнотипных групп и образований влияют на процесс принятия решений национальными государствами143 144. С одной стороны, либеральная концепция не отрицает важное значение традиционных государственных и межгосударственных институтов и образований в деле организации международной политики. С другой - с помощью учёта роли и функций негосударственных акторов неолиберализм объясняет проявляющуюся неупорядоченность международных отношений, многие конфликты и кризисы, которые не укладываются в предлагаемую традицией политического реализма традиционную схему международной системы как простой совокупности государств. Хотя приоритетными принципами организации международных отношений для либерализма являются сотрудничество и коллективная безопасность, данные явления не могут рассматриваться в отрыве от конфликтов. При этом «либерализм выделяет конфликты не столько непосредственно международного, сколько 146 г-р «внутригосударственного» характера» . То есть, с одной стороны, в последние десятилетия многие государства отказываются от традиционных методов развязывания и ведения войн. С другой - конфликты и войны в мире продолжаются, и ничто не указывает на сокращение их количества. Напротив, за период с 1946 по 2006 годы учёные насчитали 232 вооружённых конфликта . «В 2002 г. в мире насчитывалось 34 конфликта с участием государства и 66 негосударственных конфликтов. В 2003 г. это соотношение составляло 30 к 59 в пользу негосударственных конфликтов» . По статистике ООН, по состоянию на 31 августа 2015 года в мире продолжается 16 операций по поддержанию мира. Всего же, начиная с 1948 года, в мире произошло более 70 подобных операций145 146 147 148 149. По данным учёных Г ейдельбергского института международных исследований конфликтов, только в 2011 году в мире происходило 20 войн разных типов и степени интенсивности, что является рекордным годовым показателем, начиная с 1945 года Изменение характера войн с преимущественно межгосударственных на преимущественно внутригосударственные, а также трансформационные процессы в системе международных отношений и международной безопасности влекут за собой изменение подходов к урегулированию конфликтов. В этот процесс одновременно вовлекается все большее количество акторов, внося «элемент непредсказуемости в его развитие и сложности в урегулирование»150 151 152. Так, например, ООН привлекает ЧВОК к своим многочисленным миротворческим операциям в странах Африки . Подобным образом действуют США, когда интегрируют ЧВОК в процесс обучения и тренировки военного и полицейского персонала в различных регионах конфликта , а также в процесс консультирования высших должностных лиц будущего правительства стран, где продолжаются конфликты153. Вышеописанную концепцию дополняет неолиберальная модель. С конца 70-х годов ХХ века приватизация различных сфер жизни, передача государствами в подряд множества функций на разных уровнях, а также утверждение государственно-частных партнёрств становятся распространёнными явлениями в мире154. Эта тенденция объясняется потребностью государств оптимизировать бюрократические машины и сократить расходы. Произошел переход от государствоцентричной и жёсткой, вертикально-иерархичной модели организации и управления процессами к разнообразным, горизонтально ориентированным моделям отношений, включающим в себя множество акторов155 156, а также к оптимизации 157 ресурсов, которые зачастую и не принадлежат самим государствам . При этом «неолиберализм не отказывается от «стремления править»: он лишь считает, что неспособность правительства достигать своих целей следует преодолеть при помощи изобретения новых, успешных стратегий управления» . В результате почти во всех сферах социальной жизни - от здравоохранения и образования до транспортной системы и средств коммуникации, где раньше доминирующую роль играли государства, сегодня политику в значительной мере определяют негосударственные акторы157 158. Сфера безопасности также испытала на себе влияние неолиберальных тенденций и не смогла избежать трансформационных процессов. Иерархические методы власти перестали охватывать систему безопасности, которая все больше рассеивается географически, функционально, нормативно и институционально. В этих условиях корпоративные частные военно-охранные организации стали заявлять о себе, как о серьёзных деловых структурах, и продемонстрировали диверсификацию и дифференциацию предоставляемых услуг159. В результате рынок контрактников стал весьма конкурентным и на нём образовалось много настоящих специалистов благодаря вот уже 15-тилетнему периоду военных операций в Ираке и Афганистане160. ЧВОК сегодня являются весьма серьёзными организациями, способными конкурировать, а иногда в отдельных аспектах и превосходить в профессионализме государственные военные ведомства161. В тех случаях, когда ЧВОК не действуют в русле интересов того или иного государства, а занимаются исключительно бизнесом162, шансы на то, что ЧВОК превращаются в серьёзного актора, способного стать альтернативой государственной силовой машине, увеличиваются. Это также повышает шансы ЧВОК на акторность или субъектность, одновременно отнимая эту субъектность у «слабых» государств. В результате квази-субъектами одновременно становятся и ЧВОК, которые претендуют на роль полноценных акторов мировой политики, и те страны, чья и без того неустойчивая государственность, становится еще менее устойчивой. Происходит процесс «перетекания» или делегирования субъектности одними участниками политического процесса другим. Оптимизация военных расходов - не единственная причина интенсификации процесса приватизации сферы безопасности. Очевидно, что политика аутсорсинга являлась частью более глубинных трансформационных процессов в перераспределении функций внутри государственной системы в общем и в сфере безопасности в частности. Можно говорить о трансформации отношения к насилию, которое приводит к пересмотру подходов к такой категории, как исключительная государственная монополия на легитимное насилие. С одной стороны, наблюдается процесс приватизации сферы безопасности, а с другой - налицо попытки государств переложить ответственность за обеспечение собственной безопасности на самих участников социального процесса, будь то простые граждане, сообщества или бизнес-структуры. Таким образом, в рамках неолиберальной модели усиление роли частной сферы безопасности трактуется как часть процесса интенсификации в области безопасности в обществе в целом, т.е. процесса, который стимулировали сами государства, порождая спрос на безопасность163. Кроме того, неолиберальная модель учитывает влияние на международные отношения таких аспектов, как трансформации технологий и средств связи. Николас Роуз считает, что: «Политические силы стремились сделать свои стратегии действенными не только путем использования законов, бюрократий, режимов финансирования и авторитетных государственных органов и агентов, но и посредством использования и инструментализации авторитета, отличного от авторитета «государства»164. Поэтому с точки зрения неолиберализма, современное государство все больше ориентируется на управление процессами посредством привлечения частных акторов к стратегии власти. В этой связи можно согласиться с утверждением французского исследователя Мишеля Фуко о том, что «...конечная цель правительства. состоит в поисках совершенствования, расширения и интенсификации направляемых правительством процессов, и инструменты правительства. превращаются в разнообразные практики»165. Одной из таких практик является использование ЧВОК. Государственные органы некоторых «сильных» государств сегодня берут на вооружение стратегическое взаимодействие с ЧВОК и используют их мощь в своих целях, не воспринимая их как силу, которая может монополизировать контроль, и использовать свою власть, чтобы присвоить себе некоторые государственные функции, игнорируя, при этом, власть других акторов. Результатом подобного сотрудничества государств и негосударственных акторов становится наложение частной сферы безопасности на государственную. Одним из наиболее значимых последствий такого процесса становится то, что организация власти, связанная с жесткой иерархией государственного суверенитета, меняется под воздействием происходящих процессов в современной сфере безопасности166. В рамках неолиберальной модели важным представляется то, какими средствами и возможностями обладают государства для управления процессами в области безопасности по мере образования множества акторов, инкорпорированных в систему безопасности, и организацию управления сферой безопасности. Хотя неолиберальная модель и констатирует встраивание дополнительных сил в систему безопасности, нельзя, однако, утверждать, что государственный арсенал повсеместно пополняется новыми мощностями. То есть, несмотря на то, что разнообразие и количество новых негосударственных акторов увеличивается, и они отнюдь не существуют отдельно от государств, всё же не все государства в полной степени способны контролировать и руководить ими. При этом далеко не все государства теряют свои позиции, передавая в подряд часть функций в сфере безопасности. Трансформационные процессы, как гласит неолиберальная концепция, не являются простым замещением государственных рычагов власти негосударственными, они меняют конфигурацию власти в различных сферах деятельности167 168. Так, например, в «сильных» западных странах снижение государственных расходов и рост числа ЧВОК не привели к утрате государственного контроля над происходящими процессами. Наоборот, в тех бедных странах, где реформирование экономики повлекло за собой кризисные явления и сокращение бюджетов, произошло ослабление контроля и утрата возможностей для управления процессами. Рост числа ЧВОК в Африке отчасти связан с неспособностью государств континента обеспечивать безопасность. Таким образом, коммерческая безопасность (ЧВОК) не противостоит государственной, но и не является самостоятельной, автономной сферой внутри государства. Несмотря на то, что процесс приватизации безопасности часто происходит с согласия государств, беспокойство вызывает то, какое влияние и какие 169 последствия имеет данный процесс . Другая точка зрения, связанная с деятельностью ЧВОК, представлена теоретиками концепции сетевого или узлового управления в области 170 безопасности . Процесс возникновения фрагментированных, но пересекающихся сетей, которые создают основу для сотрудничества между государственными и негосударственными акторами, наиболее полно изучает теория сетевого или узлового управления. Элк Крахманн говорит об этом так: «в условиях децентрализации безопасности ресурсы рассеяны между государственными и негосударственными акторами, которые должны координировать свои действия, чтобы решить общие задачи. Учитывая то, что интересы этих акторов могут разниться, целью управления безопасностью является то, чтобы каждый актор мог 171 достичь своей цели» . Возникает вопрос, как эти множественные акторы могут сотрудничать друг с другом, и каким образом власти должны выстраивать отношения в этих новых условиях. Чтобы оценить изменения в сфере безопасности, концепция сетевого управления предполагает изучать трансформационные процессы, определяющие многообразие практик и институтов, в которые вплетены акторы безопасности. Лес Джонстон предлагает изучать управление в сфере узловой безопасности, где различные узлы - это области знаний, возможностей и ресурсов, которые работают 173 как самостоятельные, руководящие структуры . Сетевая или узловая модель отвергает приоритет какого-либо доминирующего центра, способного определять и регулировать деятельность других акторов мировых процессов, рассматривая управление как взаимоотношения, находящиеся внутри изменяющихся сетей. То есть узловое управление допускает 169 170 171 172 децентрализацию государственных позиций в сфере управления безопасностью, и не предполагает его прямого замещения другим независимым игроком. Кроме того, децентрализованный «характер сети обуславливает возможность узлов покидать сеть и подключаться к ней в любое время... Значимость узлов проистекает не из их специфических черт, а из их способности к распределению информации. В этом смысле главные узлы - не центральные узлы, а узлы переключения, действующие согласно сетевой, а не командной логике. Каждый узел (актор) в сети имеет сетевую власть. Сетевая власть заключается в способности влиять на деятельность других участников. Однако данное влияние не может быть 174 навязано, т.е. сетевая власть отличается от власти командования» . Такое поведение сети можно проследить на примере так называемой глобальной войны с терроризмом. Когда в 2001 году началась эта кампания, ЧВОК, сопровождавшие основные государственные вооружённые силы, стали тем самым узловым звеном сети, которое сформировалось в результате начала вышеуказанной миссии. Однако по мере того, как операция по борьбе с терроризмом перемещалась из одного региона в другой, ЧВОК, будучи сетевым звеном, следовали за новыми вооружёнными операциями. При этом ЧВОК переставали играть важную роль, выходя из сети, когда сворачивалась операция в одном месте, и образовывали иные узлы, входя в другие сети, в новых операциях по борьбе с терроризмом. Подобную ситуацию можно наблюдать и сегодня в Сирии, Ираке и ряде других стран, где идут боевые операции, направленные на борьбу с ИГИЛ . Создавая узлы в предлагаемых обстоятельствах, военные операции образуют, т.н. сетевую структуру ad-hoc, куда входят как вооружённые силы различных национальных государств, например, в составе коалиции, так и ЧВОК, которые 173 174 оказывают содействие основным военным силам. В Ирак, где не так давно началась новая военная операция, снова перебрасываются ЧВОК. Причем туда отправляются те же ЧВОК, что работали там и в прошлый раз по контрактам с Министерством обороны США. Этим компаниям даже не приходится налаживать связи и заниматься риск-менеджментом с нуля. Процедурная часть практически не изменилась. Компании настолько знакомы и с местностью и с особенностями ситуации внутри страны, что это только поможет им и облегчит процесс работы. Сторонники сетевой концепции предполагают децентрализацию позиций государства, не отрицая при этом главенствующей роли государства, которое является особенным институтом, обладающим верховенством власти - доминантными юридическими и материальными возможностями. В частности, наличие у государства легитимной судебной власти, единственно уполномоченной принуждать и карать, делает его уникальным узловым элементом. В отличие от некоторых теоретических походов, в частности, теорий неореализма, концепции баланса сил, теории международных режимов или теории сообществ безопасности, которые исходят из того, что именно государства являются источником опасности, и только они могут обеспечивать стабильность на национальном и международном уровнях175, узловая или сетевая концепция отрицает исключительные претензии суверенного государства на эту роль. Данное утверждение верно для некоторых стран Азии и Африки, где государства часто не способны обеспечить безопасность своим гражданам. В этом смысле существование сетевой системы управления безопасностью - наиболее благоприятная альтернатива иным механизмам управления, присущим стабильным обществам и государствам. В Африке активно идёт приватизация сферы безопасности. Традиционно Африканский континент воспринимается как ареал, в малой степени затронутый глобализационными процессами. При этом именно здесь в большей степени, чем где бы то ни было, востребована внешняя помощь в сфере безопасности, что способствует переплетению глобальных и местных процессов. В африканских странах возникают новые формы глобального (внешнего) управления по мере того, как международные акторы все больше вовлекаются в систему управления. Наиболее активными акторами здесь являются международные организации, финансовые институты, страны-доноры, НПО, которые посредством стратегий развития, структурных реформ, программ сокращения уровня бедности добились огромного и постоянного влияния на формирование политики и принятие решений на континенте. Именно Африка представляет собой пример переустройства государственно - частных отношений, где благодаря присутствию частных акторов безопасности меняются структуры глобального управления, наиболее ярко проявляет себя множественная природа глобальной безопасности, а также происходит распад триады: «государство-территория-власть», которая долгое время была доминирующей в международных отношениях . Пожалуй, сегодня африканский континент представляет собой пример «размывания» суверенитета с наличием квази-государств и с разнообразными формами внешнего управления, включая ЧВОК. С другой стороны, возможно ли говорить о государственности в строгом смысле слова применительно к странам всего африканского континента? Таким образом, в рамках сетевого подхода ЧВОК отводится роль одного из узлов в сетевых конструкциях, однако такой узел может быть связующим, обеспечивая сохранность и безопасность всей сети. Ещё одной из весьма значимых теорий последнего времени в исследовании вопросов безопасности стала теория секьюритизации, разработанная копенгагенской научной школой. Идеологами данной теории являются Барри Бузан и Оле Вевер. Теория секьюритизации исследует случаи присвоения изучаемым 176 объектам статуса угрозы безопасности. Причем новое видение проблемы безопасности не означает автоматическое увеличение списка угроз и включения в него, помимо военных и силовых, угроз невоенного характера . Копенгагенская школа занимается исследованием контекста, который влияет на объект, приводя к политизации и секьюритизации объекта. В контексте настоящего исследования деятельности ЧВОК данную теорию можно рассмотреть на примере макро - секьюритизации в борьбе Соединенных Штатов против терроризма. Рассматривая терроризм в качестве угрозы безопасности, США, объявив глобальную войну с терроризмом в начале 2000-х годов, привлекают большее количество материальных и нематериальных ресурсов для борьбы с данной угрозой, в том числе, интегрируя в процесс, ЧВОК. Небывалый рост и сумма контрактов наблюдались во время глобальной войны с терроризмом. С 2000 - 2005 гг. бюджет, выделяемый правительством США на контракты, увеличился с 203 до 377 млрд. долларов и более чем в два раза увеличились суммы контрактов, заключённых на бесконкурсной основе: с 67 до 145 млрд. долларов. Подобную тенденцию можно увидеть и на примере России, которая секьюритизировала проблему борьбы с терроризмом в лице запрещённой в России ИГИЛ, трактуя географически неблизкие кризисные явления как непосредственную угрозу собственной безопасности. Сначала Россия интенсифицировала военную операцию ВВС в Сирии, а затем начала масштабные военные учения на границе стран ОДКБ с Афганистаном . Происходит «перекодирование» всех международных отношений в терминах терроризма/ контртерроризма. Войны, революции, национально-освободительные движения лишаются социальной специфики и начинают рассматриваться как проявления террористических устремлений. При этом ЧВОК получают новые 177 178 функции противодействия терроризму и, тем самым, легитимируются в международной системе. Важно подчеркнуть, что если рассматривать войну с терроризмом, как предлагает Владислав Иноземцев, в качестве мифа, который создают современные политики, чтобы оправдать свои агрессивные стремления , то этот миф успешно существует в контексте борьбы с ним. С одной стороны, с точки зрения вышеописанной теории происходит процесс секьюритизации такого феномена, как терроризм. С другой - под предлогом регулирования международных отношений и борьбы с терроризмом с помощью норм и права происходит интенсификация силовых операций, расширение сферы применения силы, а также наблюдается рост возможностей для применения и внедрения новых видов вооружений и военной техники , в том числе, использования такого инструмента силовой политики, как ЧВОК. Очевидно, что на современном этапе наблюдается изменение природы конфликтов и войн и возникают концепции войн нового типа. Традиционные войны вытесняются конфликтами неклассического и негосударственного типа, связанными с новыми вызовами и угрозами. Среди признаков войн нового типа можно выделить различные формы терроризма, включая кибертерроризм, разветвленные сети международных экстремистских группировок, сепаратизм, проблемы глобального неравенства, истощение природных ресурсов, невозможность контролировать денежные потоки, связанные с финансированием террористических организаций по всему миру, и т.д. В результате, сегодня выделяют два наиболее распространенных типа конфликта. «С одной стороны, это внутригосударственные конфликты за контроль над ресурсами, в борьбе за власть, экономические дивиденды. С другой - 179 180 асимметричные войны крупных государств против государств-изгоев или 182 транснациональных угроз» . В контексте исследования конфликтов нового типа «процесс глобализации, увеличивая число мало управляемых субъектов международных отношений, в ряде случаев может усиливать стихийность внешней среды» . Данное замечание представляется важным для вывода о том, что процесс приватизации сферы безопасности и образование глобальных сетей безопасности происходят одновременно с другими мировыми процессами, в частности, с изменением характера современных конфликтов и с трансформацией подходов к применению насилия в современном обществе. С другой стороны, следует сказать и о том, что межгосударственные войны классического типа также претерпевали изменения в связи с развитием технологий и промышленности. Стремительно возникают и развиваются такие технологии, как микроэлектроника, спутниковые системы слежения и пр. Все это ускоряет и усиливает информационный обмен, создавая, в частности, новые угрозы, типа кибертерроризма, в результате которого может остановиться работа значительного количества систем безопасности, «завязанных» на электронику, что приведёт к коллапсу. Сегодня государство с его многофункциональной и громоздкой военной машиной чаще противостоит группам людей, в арсенале которых находятся мобильные телефоны, интернет и социальные сети. У них нет ни штаб-квартиры, ни линии фронта, ни «тыла», ни «передовой». Несмотря на весь арсенал военной мощи, государству все труднее справляться с достаточно безликим, но многочисленным противником. При этом, однако, если в прошлом те войны, которые нельзя было отнести к межгосударственным, признавались бунтами, повстанческими или национально-освободительными движениями, пиратством и т.п., то современные 181 182 типы войн, будь то «асимметричные», «гибридные», «неформальные», «низкоинтенсивные» и пр., по сути, включают в себя черты «нетрадиционных» (в смысле «негосударственных») войн прошлого, когда государству приходится иметь дело с негосударственным противником. Наиболее верным представляется утверждение известного нидерландского исследователя и профессора социологии Чикагского университета Саскии Сассен о том, что не столько глобализация при помощи различных глобальных тенденций способствует частичному ограничению сферы компетенции государств, сколько сами государства усиливают глобализацию. Чтобы описать видоизменяющуюся природу власти, часто используют такие понятия, как дерегулирование, финансовая и торговая либерализация, приватизация и т.д., однако эти категории охватывают лишь процесс выхода государств из области экономического регулирования, но не проясняют того, каким образом государства создают новые условия взаимодействия, способствующие глобализации, и связанные с ней трансформационные процессы, которые происходят внутри самого государства . По мнению нидерландской исследовательницы, многие сферы деятельности, институты и структуры, которые сегодня ассоциируются с глобализацией, возникли в результате инициатив самих государств, и продолжают действовать внутри изменённых национальных институтов, которые позволяют 185 упростить деятельность таких институтов и структур . С. Сассен считает, что современные глобальные структуры включают в себя три ключевых процесса: • процесс «демонтажа», при котором, прежде считавшиеся исключительно государственными функции все больше сосредоточиваются в руках частных акторов; 183 184 • наращивание возможностей самими частными акторами, что позволяет им действовать на международном уровне; • процесс повторного монтажа, при котором новые акторы и возможности, которыми они обладают, становятся частью глобальных сетей, встроенных в национальные процессы, но, при этом действующих на международном уровне186. При этом процесс «демонтажа» является частичным и он не означает начала процесса исчезновения национального государства. Скорее некоторые элементы традиционных государственных функций претерпевают изменения и переживают этап денационализации. Такие процессы «демонтажа» одних государственных структур оказывают влияние на другие, трансформируя властные отношения между различными организациями и институтами внутри самого государства . В этом смысле глобальные процессы не являются теми внешними силами, которые способны кардинально подорвать представления о суверенитете и размыть целостность государств. Вместе с тем, глобализация - это процесс, который в той или иной степени внедрен в функционирование и переустройство институтов и властных отношений внутри государства, главным образом, посредством неолиберальных тенденций в экономике и финансах, в первую очередь - приватизации. Процесс частичного «демонтажа» государства играет очень важную роль в развитии сферы частной безопасности. В силу повышения роли неолиберальных тенденций и возникновения стратегий нового госуправления, изменения отношения к применению насилия, а также к преступности и карательной системе, всепроникающего разнообразия различных рисков национальные государства делегируют часть своих сугубо государственных функций в области безопасности частным акторам и даже поощряют рост сферы частной безопасности в целом. «Мы живем в эпоху, когда государства утратили свою монополию господствующих и 185 186 единственных субъектов международных отношений. Их активными участниками стали неправительственные организации, национальные парламенты, частные компании, средства массовой информации, университеты, представители 188 интеллигенции и деятели культуры» . Частичный «демонтаж» государственного участия существенно способствовал самой возможности возникновения ЧВОК с расширенными полномочиями и материальными ресурсами, которые сосредоточились в руках таких компаний либо напрямую, посредством передачи в подряд некоторых государственных функций, либо косвенно, благодаря повышению ответственности за собственную безопасность в обществе в целом. Кроме того, т.к. «легитимность большинства транснациональных акторов основана на универсальной, региональной, отраслевой, партикулярной 189 полезности» , частичный «демонтаж» государственного участия привел к возникновению концептуально нового явления: социально признанных форм легитимации деятельности, при которых взаимодействие таких компаний с исполнительной властью, коммерческой сферой, управление рисками и т.д., позволяет им эффективно работать в сфере безопасности. Государства, в данном случае, играют очень важную роль, т.к. они позволяют ЧВОК встраиваться, оставаясь автономными, в деятельность государственных структур, тем самым легитимируя и стимулируя деятельность компаний. Следствием данного процесса является политическое и законодательное регулирование деятельности ЧВОК на государственном, региональном и международном уровнях. В результате сначала «демонтажа», а затем повторного монтажа в сфере безопасности формируются сложные, многоузловые институциональные формы - глобальные сети безопасности, внутри которых различные акторы безопасности 187 188 взаимодействуют, сотрудничают и конкурируют за право создания новых и лучших практик управления сферой безопасности. Само понятие «сети» подразумевает новые географические рамки власти, которые одновременно охватывают как глобальную и национальную сферы, так и частный и государственный сектора. Это сложные, гибридные структуры, которые включают в себя национальные измерения, но при этом простираются за пределы национальных границ благодаря действующим в этой среде акторам, знаниям, технологиям и т.д. Если рассматривать рост «приватизации безопасности» через призму процессов «демонтажа», повторного монтажа и трансформации отношений внутри властных структур, то несовершенство попыток объяснить происходящие процессы с позиций традиционных институтов власти, таких как полиция, вооружённые силы, министерства и т.д., станут очевидными. Коммерческая сфера безопасности выходит за рамки традиционных государственных институтов и структур, но отнюдь не отменяет монополию государств на легитимное насилие. Развивая мысль о том, политически приемлемо ли или неприемлемо использование частных военно-охранных структур, важно отметить, что спрос на услуги ЧВОК обусловлен не только рынком, но и теми целями и задачами, которые ставят перед собой, прежде всего, государства. Зачастую ЧВОК закрывают те «бреши», которые, по разным причинам, не хотят или не могут закрывать государственные структуры своими силами. Например, если во многих странах Африки действуют ЧВОК, которые обеспечивают безопасность, а также часто выполняют функции полицейских и военных, то это говорит о слабости режимов таких государств и об их неспособности выполнять функции правоохранительного порядка. С другой стороны, когда Министерство обороны США нанимает ЧВОК для содействия своим вооружённым силам за рубежом, то это говорит о нежелании США вовлекать в данный процесс собственных военных. В российском научном сообществе существуют мнения о размывании государственного суверенитета «вследствие возрастающей «проницаемости» межгосударственных границ и ослабления традиционных функций государства»189. Опасения связаны, прежде всего, с мнением о том, что приватизация безопасности затрудняет для государств выполнение ими функций коллективной безопасности, создаёт дополнительные прецеденты для возникновения угроз внутренней безопасности. Другие российские учёные связывают делегирование государствами части своего суверенитета с ростом влияния новых субъектов международных отношений, при одновременном ослаблении мощи самого государства и невозможности государственного функционирования без поддержки институтов международного сотрудничества190, а также указывают на то, что общемировые тенденции, которые сопровождают процесс глобализации, «приводят к ослаблению и изменению функций наций-государств»191. Некоторые российские исследователи представляют негосударственных акторов как находящихся в оппозиции к государству и ослабляющих позиции государства. По мнению автора данного исследования, из данных утверждений можно сделать ошибочный вывод о том, что негосударственные акторы действуют исключительно в своих интересах, независимо от государств, не подчиняются никакому регулированию и усиливают свои позиции в мире посредством «захвата» части государственных функций в сфере безопасности, а не благодаря добровольному делегированию таких функций самими государствами. Очень важно подчеркнуть, что в политической науке сформировалось такое понимание государственности, которое опирается на тезис о том, что монополия государства на легитимное насилие и средства достижения этой монополии являются раз и навсегда закреплёнными, незыблемыми и не изменяющимися с течением времени. Однако даже с образованием современного государства монополия на легитимное насилие никогда не была абсолютной. Данное предположение позволяет утверждать, что взаимосвязь между государством, осуществляющим легитимное насилие, и пониманием государственности может меняться . Сам по себе аутсорсинг не ведёт ни к размыванию государственного суверенитета в общем, ни к подрыву основ государственной монополии на насилие в частности. Скорее, происходит трансформация самого государства, а аутсорсинг представляет «вызов эффективности государственного контроля»192 193. В силу повышения роли неолиберальных тенденций и возникновения новых стратегий госуправления, изменения отношения к применению насилия, а также к преступности и карательной системе, всепроникающего разнообразия различных рисков национальные государства делегируют часть своих сугубо государственных функций в области безопасности частным акторам и даже поощряют рост сферы частной безопасности в целом. «Мы живем в эпоху, когда государства утратили свою монополию господствующих и единственных субъектов международных отношений. Их активными участниками стали неправительственные организации, национальные парламенты, частные компании, средства массовой информации, университеты, представители интеллигенции и деятели культуры»194. Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что сами по себе ЧВОК по большей части не представляют угрозу незыблемости государства как системы, если речь идёт о «сильных» государствах, а отдельные случаи нарушения частными военными компаниями законов или прав человека могут (и должны) быть пресечены имеющимися у государств средствами. В тех же случаях, когда ЧВОК действуют в странах со слабыми институтами власти и низкой эффективностью социальных механизмов ответственности и т.д., их первичной целью является прибыль. В данном случае, не стремясь подорвать суверенитет, захватить власть или нарушить права, ЧВОК способствуют именно этому, т.к. подрыв основ государственности становится следствием их преимущественно экономических интересов. Если обратиться к веберовской трактовке легитимного насилия195 196, то можно увидеть, что государство считается «единственным источником «права» на 197 насилие» в той степени, в которой сами государства передают это право третьим лицам. Из этого можно сделать важный вывод о том, что проблема активности негосударственных акторов заключается не только и не столько в экспансии ЧВОК или захвате ими части государственных функций разведывательного или иного стратегического характера, сколько в допущении и поощрении такой практики как государствами, так и международным сообществом. В этом смысле ЧВОК, будучи новым феноменом, в значительной мере, являются преимущественно новым инструментом в руках старых известных социальных акторов - государств и бизнеса. Сама по себе приватизация подразумевает, что передача тех или иных функций, особенно в сфере безопасности, в частные руки не отменяет общественный контроль. Иными словами, аутсорсинг военно-силовой деятельности не должен приводить к автоматическому делегированию связанного с ним контроля и ответственности в частные структуры. При этом такой контроль не обязательно должен быть исключительно государственным. Он может быть общественным. Данное утверждение является особенно важным в отношении т.н. «слабых» государств или в условиях конфликта, когда возможность осуществлять государственный контроль либо низка, либо вовсе отсутствует . В последние годы в связи с изменением характера угроз и трансформации сферы безопасности активно обсуждается концепция реформирования сферы безопасности (Security Sector Reform - SSR) по всему миру. Хотя единого определения пока не выработано, реформа сферы безопасности касается совершенствования государственных институтов и ведомств на всех уровнях с целью повышения качества и лучшего функционирования системы безопасности государств. Реформа имеет довольно широкий охват и подразумевает реформирование вооружённых сил государств, правоохранительных органов и спецслужб, институтов пограничного и таможенного контроля, а также ряда других 197 министерств и ведомств, комиссий по правам человека, гражданского общества и т. д. Вопрос участия в процессе реформирования сферы безопасности ЧВОК остаётся не решенным, хотя эти негосударственные акторы включены в систему безопасности наряду с государственными структурами. Зачастую ЧВОК просто игнорируют, когда речь заходит о проектах и предложениях, касающихся реформы государственной сферы безопасности198. Почему, по мнению автора настоящего исследования, включение негосударственных акторов в реформу сферы безопасности представляется важным? Как отмечают российские авторы, «В демократических странах контроль над военной организацией и военной политикой зиждется, главным образом, на трёх «китах». Во-первых, это контроль законодательной власти над исполнительной, включая её «силовые ведомства», а также участие законодателей в военной политике и военном строительстве. Во-вторых, основой гражданского контроля является институт гражданского министра обороны. И, в-третьих, это открытость информации, допуск научных центров, прессы и общественных организаций к информации о жизнедеятельности вооружённых сил и других силовых структур, «подпитка» законодательной и исполнительной властей со стороны гражданского общества»199 200. По мнению российских учёных Федорова Ю.Е. и Никитина А.И., «демократический гражданский контроль является контролем над армией и правоохранительными ведомствами не только со стороны государства, но и со ЛА1 стороны общества» . В демократических обществах национальное государство, в руках которого сосредоточен контроль над применением силы, осуществляет прямые и непрямые консультации с обществом до того, как прибегнуть к средствам насилия. Но если государственная монополия на применение силы приватизируется иными структурами, то потенциально может возникнуть прецедент, связанный с преодолением запрета на применение силы иными средствами, что, тем самым, исключает участие гражданского общества в диалоге с государством и лишает его общественного контроля201 202. С одной стороны, участие ЧВОК в обеспечении безопасности упрощает процесс и снимает с повестки дня государств необходимость формировать и отправлять военные подразделения для выполнения заданий за пределы страны, а также упрощает процедуру согласований и консультаций. С другой стороны, механизмы демократического контроля, включая гражданское общество, при этом оказываются не вовлеченными в этот процесс. Кроме того, не имея ясного правового статуса, акторы безопасности, такие как ЧВОК, «не играющие законной и демократически подотчётной роли в обеспечении безопасности для граждан, не только не способны предотвратить возникновение конфликтов, но и сами могут быть 203 источником насилия» . Говоря о системе безопасности, важно понимать, что, как отмечает Никитин А.И., «не только расширяется объект демократического контроля (помимо вооружённых сил и министерств обороны в его сферу включаются внутренние войска, силы безопасности и полиции, спецслужбы, правоохранительные органы, полувоенные формирования, компоненты военно-промышленного комплекса и др.), но и меняются процедуры, функции... и некоторые цели демократического контроля... Это задачи включения военной организации во всех её разнообразных проявлениях в саму демократическую структуру»203 204. Иными словами, трансформация системы безопасности, приватизация частными военными компаниями различных государственных функций в этой сфере, а также отсутствие должного надзора за деятельностью ЧВОК влекут за собой необходимость пересмотра механизмов гражданского контроля. Именно поэтому такое явление, как ЧВОК, следует включить в реформу сферы безопасности, чтобы определить его статус, сделать объектом демократического контроля, а также проработать механизмы и инструменты реализации гражданского контроля. Более того, сами ЧВОК и различные ассоциации ЧВОК, представляющие интересы частного силового бизнеса по всему миру, стремятся к признанию и приобретению законного статуса именно с точки зрения международного права, т.к. большинство ЧВОК работают по официальным контрактам преимущественно с законными клиентами. В нынешних реалиях не представляется возможным не считаться с тем, что ЧВОК сегодня - это активно развивающийся и динамичный бизнес с многомиллиардными оборотами, огромной клиентской сетью и гибкой структурой, способный конкурировать, оперативно реагировать и успешно ориентироваться в условиях рынка. Нельзя не замечать такую силу и не включать её в концепцию реформы сферы безопасности, равно как нельзя не наделить её общепризнанным статусом и не выработать механизмы контроля. Взаимодействие с частным военно-силовым бизнесом, инкорпорирование его в разные структуры с целью обеспечения безопасности не предполагает одновременной отмены действующих государственных армий и правоохранительных институтов. Напротив, в некоторых государствах такой бизнес является отдельным направлением государственной политики. Хотя пока международно-признанного статуса у ЧВОК нет, в странах Африки, например, частные компании задействованы в охране крупных мероприятий наряду с силами полиции, но, в отличие от полицейских, они не вооружены. В некоторых городах России, в частности, в Москве, существует подобная практика, когда наряду с силами полиции городские власти часто задействуют дружинников для помощи в обеспечении порядка на крупных мероприятиях205 206 207. Хотя в примере с Россией дружина - это некоммерческая организация, финансируемая из городского бюджета, можно проследить аналогию с зарубежными ЧВОК. При всем различии статуса таких организаций, важно обеспечить приемлемую форму сотрудничества государственных и частных сил охраны порядка. При этом важно понимать, что осуществление демократического контроля над деятельностью ЧВОК должно происходить по нескольким направлениям. Во- первых, мониторингу должна подлежать направленность деятельности компаний, что подразумевает отслеживание функций, прописанных в контракте ЧВОК. Во- вторых, важным аспектом должна стать оценка адекватности финансирования контрактов ЧВОК, т.е. четкое понимание того, кто берет на себя ответственность за оплату услуг ЧВОК, чтобы избежать нецелевого использования средств или случаев мошенничества . В-третьих, контроль должен затрагивать такой аспект как регулирование, т.е. прояснение взаимосвязи между деятельностью ЧВОК с теми правилами, в соответствии с которыми компании функционируют, а также то, кому 208 они подчиняются . Включение в процедуру контроля трёх вышеперечисленных аспектов поможет повысить прозрачность военно-силового бизнеса, укрепить доверие к ЧВОК и, наконец, отделить добросовестные компании от незаконных наёмнических групп.