1.2. Основные теоретические характеристики постсоветского пространства: определение феномена, выявление специфики формирования международных отношений на постсоветском пространстве

По мнению авторов статьи о вызовах и угрозах постсоветской геополитики, когда геополитическая система, основанная на противоборстве США и СССР, прекратила своё существование, она уступила место монопольному доминированию США. Далее в своих рассуждениях исследователи утверждают, что такая система крайне неустойчива, и более того - нежизнеспособна . Действительно, под таким утверждением готовы подписаться многие. Менее бесспорной, а потому и вызывающей больший интерес и внимание, представляется точка зрения авторов о том, что «биполярная система, в значительно видоизменённом виде, уже в ближайшие два десятилетия вновь возобладает» . Возможно, данное мнение основывается на том, что биполярная система была более устойчивым конструктом и выполняла функцию обеспечения стабильного предсказуемого международного взаимодействия в мировой политике. Впрочем, очевидно, что новый миропорядок, как и все предыдущие международные системы, будет основываться на иерархическом принципе , но при этом, чтобы противостоять закономерностям, ведущим к дезорганизации и деградации сложных систем, «живые и социальные структуры должны быть открытыми и способными осуществлять извлечение из окружающего мира как материального сырья, так и энергии, необходимой для его переработки»^[91].

В силу тех масштабных изменений, которые начались после распада Советского Союза и не завершились до сих пор, в виду высокого уровня конфликтности постсоветского пространства особенно важно понять, что представляет собой этот новый сегмент глобального пространства современных международных отношений.

Весьма основательный ретроспективный анализ феномена постсоветского пространства был проведен петербургскими исследователями Н.А. Васильевой и М.Л. Лагутиной. Изучая разные подходы, авторы обозначили наличие идеологического и исторического контекста в определении и понимании постсоветского пространства. По их мнению, постсоветское пространство представляет собой часть Большого евразийского пространства. Современная Евразия в свою очередь «является сосредоточием нескольких Больших пространств: Российского, Европейского и Азиатского»^{[92] [93]. Таким образом, «евразийский контекст формирования постсоветского пространства способствовал диалектическим процессам интеграции и дезинтеграции, что отразилось в многовекторной институциализации составляющих его интеграционных объединений (например, ЕврАзЭс и ГУАМ)» . Придя к выводу, что теория Больших пространств не дает исчерпывающего ответа о природе постсоветского пространства, авторы предлагают рассмотреть этот феномен в рамках теории глобальной регионализации.}

Подводя итоги, Н.А.Васильева и М.Л. Лагутина выделили три основных подхода к теоретическому определению постсоветского пространства:

1. Постсоветское пространство - геополитическое пространство тех бывших советских республик, которые образовали Содружество Независимых Государств.

2. Постсоветское пространство охватывает все республики бывшего СССР.

3. Постсоветское пространство включает в себя страны, ранее

93

составлявшие пространство социалистического лагеря .

В нашей работе под постсоветским пространством мы будем подразумевать все республики бывшего СССР. Постсоветское пространство, являющееся по отношении к глобальному пространству мировой политики одним из регионов, принято делить на пять составляющих групп.

Постсоветское пространство существует в рамках трансформирующегося пространства мировой политики, поэтому реалии нового века, безусловно, оказывают существенное влияние на процесс его формирования и структурирования. При этом следует отметить наличие характерной для постсоветских государств общности, первоосновой которой в культурно­историческом контексте является, прежде всего, общее советское прошлое. Исходя из этого, можно говорить о политической, экономической, социальной, психологической общности. В любом случае, есть результат сосуществования в рамках единого государства с очень непростой характеристикой. У людей, живущих в едином социокультурном пространстве, формируется некий комплекс общих для них ценностей, норм, установок, определяющих содержание и направленность общественного сознания. Это «...фундаментальная картина социального универсума, включающая комплекс основополагающих представлений об обществе и индивиде, гражданском обществе и государстве, сакральном и мирском, т.е. комплексе, составляющем как бы субстрат важнейших ^[94] концепций, теорий, течений данного исторического периода»^[95]. К.С. Гаджиев называет этот комплекс парадигмой.

Очевидно, что многие из стран, ранее входивших в состав СССР, в попытках «убежать» от советского прошлого, пытались найти новые пути развития, делая акцент на интеграцию в европейское сообщество, на приобщение к западным ценностям. Эти попытки связаны также с желанием преодолеть негативные последствия как существования в рамках Советского Союза, так и распада этой мощной сверхдержавы. Данное явление получило название «постсоветский синдром»^[96]. Между тем «пребывание в постсоветском пространстве не зависит от субъективной воли какого-то отдельного государства. Оно в решающей степени определяется объективными обстоятельствами, которые невозможно изменить одномоментно»^[97]. Могут ли быть достаточными без серьёзных изменений в области экономики, без приобретения нового опыта в рамках новой социальной и политической реальности, без смены политических традиций и без изменения психологического состояния общества политические решения со стороны власть имущих? Государства постсоветского пространства были объеденены

территориальной, экономической, социально-политической, культурно­

исторической, хозяйственной общностью. В свзяи с этим, в условиях дезинтеграции и развала Советского Союза, перед постсоветскими государствами возникли серьезные трудности, связанные со становлением и укреплением своей государственности. Следует отметить, что процесс становления и укрепления государственности на постсоветском пространстве протекал параллельно с выстраиванием системы международных отношений. При этом возникала необходимость налаживать взаимодействие и взаимоотношения, как с бывшими союзными республиками, так и со всем миром за пределами постсоветского политического поля. При условии отсутствия грамотных политических элит, авторитета в мировой политике, дипломатического опыта международного уровня, имея в арсенале экономические трудности из-за разрушения хозяйственных связей, сложную социально-психологическую обстановку в обществе, целый ряд неразрешенных этнически-территориальных противоречий, навязанных ходом истории, это была весьма непростая задача. Неудивительно, что основанием выбора внешнеполитической стратегии был поиск союзников, которые смогли бы помочь в решении внутренних проблем и противоречий. Кроме того, очевидную, если не решающую роль сыграли географический фактор и социально-культурная идентичность. Известно, что при нарушении основ гражданской идентичности, навязываемой и закрепляемой сверху, происходит возврат к базовой идентичности, выражаемой такими понятиями как своя земля и свой народ (этнос). Этим объясняется тот факт, что прибалтийские страны (Литва, Латвия, Эстония) органично вписались в европейское пространство, в контекст европейской идентичности. Ситуация на Кавказе была осложнена запутанной системой связей между бывшими закавказскими республиками, межнациональными конфликтами, вопросами принадлежности спорных территорий. Стоит отметить, что бывшие советские республики «очень активно использовали интеграционные связи при формировании своей государственности», т.к. «многие из них видели путь к собственному успеху в сотрудничестве с другими, зачастую более сильными государствами»^[98].

Осознавая взаимосвязь интеграции и дезинтеграции, наиболее актуально и значимо сейчас понять, какие тенденции окажутся сильнее в пределах постсоветского пространства: интеграционные или дезинтеграционные?

Как известно, сторонники системного подхода, утверждая, что общество является сложноорганизованной системой, выделяют в нём четыре основные подсистемы: политическую, социальную, культурную и экономическую. Если придерживаться логики их рассуждений, политическая подсистема общества, благодаря своей основной функции - целеполаганию, оказывает влияние на другие подсистемы, заставляя их трансформироваться для достижения целей, поставленных ею перед обществом. Действительно, несмотря на то, что практически все бывшие союзные республики признают целесообразность налаживания, поддержания и укрепления экономических связей и контактов с Россией и друг с другом, в условиях новых реалий даже эти взаимовыгодные задачи иногда невыполнимы в связи с неразрешёнными противоречиями и проблемами в политической сфере. По мнению К. Уолтца, политика сейчас, как и прежде, берет верх над экономикой, т.к. «неравенство игроков международной политики ведет не к усилению экономических сил за счет политических, а к

~ 98

расширению политической роли одной-единственной страны» .

Процессы трансформации современного миропорядка подталкивают к переосмыслению возможностей современных государств, в том числе, в деле обеспечения безопасности. Для постсоветских государств эта проблема стоит наиболее остро и выражается в стремлении достичь стабильности и безопасности. Нельзя не согласиться с тем, что «общие угрозы и интересы обуславливают императив сотрудничества великих держав в сфере международной

безопасности»^{[99] [100]}, но при этом «их способность эффективно взаимодействовать далеко не гарантирована.. ,»^[101].

Очевидно, что в связи с этим, те интеграционные процессы, которые мы наблюдаем на постсоветском пространстве, представляются логически

неизбежными, так как необходимость консолидации отвечает современным реалиям. Вопрос в выборе той интеграционной стратегии, которая в сложившихся обстоятельствах в наибольшей степени способна решить поставленную задачу - привести к стабильному и безопасному миру. Таким образом, возникает необходимость определить потенциальную устойчивость взаимоотношений бывших советских республик как одной из локальных систем современных международных отношений.

После распада советской системы, регионы постсоветского пространства стали форсировать прямые контакты со странами Запада, Ближнего Востока, с Турцией. Тот факт, что эти попытки стали осуществляться в обход России, вполне объясним и понятен и может вызвать разве что сожаление об утраченных связях и доверии, но то, что эти попытки идут вразрез с законами геополитики вызывает реальные трудности и кризисные состояния, которые мы наблюдаем.

В рамках данного дискурса, представляется значимой и интересной точка зрения А.С. Панарина о том, что путь от «принудительного униформизма старой биполярной модели к будущей качественно новой интеграции» лежит «через промежуточный этап более или менее продолжительной диверсификации этносов, пытающихся достичь идентичности через обособление»^{[102] [103] [104]. Сложно не согласиться с позицией А.С. Панарина о том, что «Спрятаться и изолироваться в евразийском пространстве негде; оно ставит народы, его населяющие, перед дилеммой: либо тесный союз и общность исторической судьбы, либо}

нескончаемая вражда» . Логично заключить, что постсоветское пространство - это геополитическое поле, оно обладает рядом особых качеств, в частности, оно «защищено системой явного или неявного протекционизма» . При этом, «постмодернистские реалии XXI века накладывают существенный отпечаток на формирование новых основ «постсоветского пространства» трансформируя его в "неоевразийское пространство" XXI века»^[105].

Самым первым и самым долгосрочным интеграционным проектом на постсоветском пространстве стало Содружество Независимых Государств, в которое вошли все бывшие постсоветские республики, кроме прибалтийских стран и Грузии. Грузия была принята в содружество 3 декабря 1993 г.^[106], официально покинула содружество 18 августа 2009 г., выйдя из его состава по собственному желанию. Содружество является международной организацией, функционирующей на добровольной основе. В его Уставе обозначено, что СНГ действует «в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, положениями Устава Организации Объединенных Наций, хельсинкского Заключительного акта и другими документами Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе»^[107], основано на началах суверенного равенства всех его членов, при этом, «государства-члены являются самостоятельными и равноправными субъектами международного права»^[108].

Наряду с сотрудничеством в разных областях, экономическим и социальным развитием, обеспечением прав и свобод граждан, одной из самых значимых целей Содружества является сотрудничество между участниками в обеспечении международного мира и безопасности.

В условиях беспорядочного хаотичного центробежного действа, которое в любой момент могло привести к необратимым и неисправимым результатам, безопасность становилась для молодых государств постсоветского пространства не только необходимым условием для дальнейшего развития, но и непременным фактором для выживания в сложившейся ситуации. В целом безопасность - широкое и многогранное понятие, контент которого не определён окончательно. Однако для нашего видения проблемы безопасности существенным остается механизм её обеспечения государством. История мировой политики XX столетия демонстрирует немало примеров тому, что в данном направлении государствам принадлежала решающая роль.

Трансформационные процессы на постсоветском пространстве являются особенно значимыми, т.к. выбор, который делают государства, бывшие ранее союзными республиками, не может не затронуть интересы России. Естественно, что становление международных отношений на постсоветском пространстве и включение этого пространства в общую систему международных отношений, являясь весьма непростым и длительным процессом, не может протекать бесконфликтно. Ко всему прочему «нынешняя система международных отношений характеризуется тенденцией к глобализации, она всё более полицентрична и взаимозависима на глобальном и региональном уровнях, а

отношения ведущих государств состоят из сложного и переменного сочетания

108

сотрудничества и соперничества» .

Рассуждая о сочетаемости универсальной и региональной безопасности в условиях «слабо управляемого регионального многообразия», А.С. Панарин исходит из того, что геополитические структуры и интересы представляют собой своего рода инварианты, во многом сохраняющие свою природу при радикальной смене политического режима на данной территории: «... география - это такой тип наследственности, который можно облагородить, но нельзя полностью

109

изменить» .

Следует отметить, что, несмотря на декларируемые цели сотрудничества в различных областях деятельности (экономическая, социальная, правовая), основные усилия государств сосредоточены, прежде всего, в сфере международной безопасности. При этом сегодня главной угрозой европейской безопасности является «не противостояние военных блоков и стран, не вероятность войны между ними, не гонка вооружений, а распространение оружия массового уничтожения (ОМУ), международный терроризм, открытые и ^{[109] [110]}

латентные конфликты»^[111]. Эти угрозы, в той или иной степени касаются всего мирового сообщества, что должно привести к пониманию общих целей, таких как обеспечение безопасности. Однако существуют разные мнения относительно возможных гарантов поддержания безопасности в глобальном масштабе. Например, в работах грузинских авторов подчеркивается роль НАТО в этом направлении^{[112] [113]. Некоторые российские исследователи отмечают, что «практически все механизмы поддержания международной безопасности, созданные после Второй мировой и в годы холодной войны (ООН, НАТО, ОБСЕ и др.), неадекватны вызовам и угрозам начала нынешнего столетия» . С.В. Кортунов считает, что попытки реформирования этих структур пока безуспешны и в результате «резко упал уровень управляемости международными кризисами и процессами»[114].}

Однако нельзя не отметить существование иной точки зрения, согласно которой «отличительной чертой современной системы международной безопасности является растущая роль ООН и Совета Безопасности, прежде всего в многосторонних миротворческих операциях»^[115].

Представляется крайне важным определить насколько государства способны создать и реализовывать механизм обеспечения и поддержания безопасности, в условиях крушения системы международной безопасности, которое стало закономерным результатом не только окончания «холодной войны» и распада двухполюсного мира, но и всей логики противостояния и антагонизма времён «холодной войны». Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что вопрос о том, действительно ли закончилась холодная война, все ещё продолжает

оставаться актуальным среди грузинских экспертов, о чем свидетельствуют публикация в 2013 году книги Вахтанга Маисаия - «Приоритеты Грузии во внешней политике и детерминанты "холодной войны" (1991-2004 годы)» и выход в свет в 2014 году монографии Зураба Абашидзе «Холодная война: прошлое или настоящее?»¹¹⁵. Исторический опыт показал, что попытка разделения мира на два враждующих лагеря и противостояние двух военно-блоковых систем предполагали жесткие ограничения торгово-экономических, научно-технических связей с потенциальными противниками. Очевидно, «сама логика развития современных международных отношений доказывает несостоятельность односторонних и блоковых схем, особенно силовых»¹¹⁶, так как «их приверженцы не способны гарантировать безопасность даже для самих себя и лишь демонстрируют пределы того, что можно достичь подобным реагированием» .

По мнению экспертов, «ключ к поиску эффективных решений проблем безопасности видится в создании глобальной системы противодействия современным угрозам и вызовам» . В свою очередь, для эффективного функционирования подобной системы необходим общепризнанный координирующий центр, способный сплотить вокруг себя мировое сообщество. Несмотря на имеющиеся трудности и кризисные состояния таким центром является Организация Объединённых Наций с её уникальной легитимностью, универсальностью и опытом¹¹⁹. Следует подчеркнуть, что большинство исследователей и экспертов в России рассматривают Организацию Объединенных Наций и Совет Безопасности ООН в качестве важнейших инструментов,

обеспечивающих глобальную стабильность. Понижение их роли и переход к практике применения вооруженных сил на основании решений, принятых отдельными государствами, представляется крайне опасной тенденцией, способной в перспективе создать серьезную угрозу политическим и военно­политическим интересам России . Поэтому, ситуация, при которой «великие державы обычно преследуют собственные интересы без благословения ООН» недопустима.

С.Б. Иванов отметил, что в глобальной системе военно-политических отношений наиболее актуальным становится противодействие вызовам, стимулированным процессами глобализации, в числе которых - «распространение оружия массового поражения и средств его доставки, международный терроризм, демографические проблемы и этническая нестабильность, деятельность радикальных религиозных сообществ и группировок, незаконный оборот наркотиков, организованная преступность» . Представляется вполне закономерным вывод эксперта о том, что в пределах отдельных государств с современными вызовами эффективно бороться не представляется возможным. Данное заключение ещё раз подтверждает необходимость интеграционных процессов и как результат - создание интеграционных моделей в целях обеспечения безопасности в условиях существующих угроз и вызовов. Необходимо учитывать, что с одной стороны малые государства часто играют большую роль в истории, а с другой стороны, они «действительно могут послужить и своего рода разменной монетой в политике мировых держав» . В мировой истории более чем достаточно подобных примеров. Более того, «нередко ^{[116] [117] [118] [119] за спиной локальных конфликтующих сторон стоят большие державы,}

124

соперничающие за экономическое и политическое влияние...» .

Н. Арбатова, анализируя конфликты на постсоветском пространстве, отметила: «Представляется, что главная угроза для стабильности Европы в условиях сохраняющихся латентных конфликтов - соперничество между Россией и Западом на постсоветском пространстве» . По её мнению, политике Москвы на территории постсоветского пространства, в то время когда закладывался фундамент отношений между новыми государствами (первая половина 1990-х гг.), не хватило дальновидности. Подчеркивая важность интеграционных процессов на постсоветском пространстве, следует отметить, что смысловым содержанием интеграции должна быть прагматичная политика, направленная на адаптацию и, в конечном счете, выживание государств в условиях трансформационных процессов в современной мировой политике и системе международных отношений.

Резюмируя вышеизложенное, отметим:

- сфера международной политики претерпевает серьёзные трансформации, что ведет к пересмотру концептуального понимания логики развития современных международных отношений, а, следовательно, - к необходимости обоснования новой научной парадигмы в их исследовании. Главный вопрос повестки дня - безопасность, как в глобальном, так и в региональном (субрегиональном) масштабе;

- процесс структурирования постсоветского пространства не завершен. На него оказывают воздействие как внешние факторы меняющегося миропорядка, так и внутренние трудности и кризисы;

- характерными признаками постсоветского пространства как нового сегмента современных международных отношений являются фрагментарность и конфликтность. Между тем формирование новой глобальной архитектуры ^{[120] [121] безопасности без учета политических, социальных, экономических и т.п. процессов, происходящих на территории постсоветского пространства, не представляется возможным;}

- являясь активным участником в деле обеспечения глобальной безопасности постсоветское пространство должно стремиться к разрешению имеющихся проблем, к снижению конфликтности. Данной цели могут способствовать интеграционные процессы, в том случае если они станут логическим результатом эволюции международных отношений в рамках системы, а не формой блоковых или иных противостояний.