На принятие внешнеполитических решений значительное влияние оказывает операциональный код, присущий тому или иному политическому лидеру. В России, в том числе по отношению к отечественным политическим лидерам, этот метод до сих пор применялся мало.
Опора нашего исследования на метод операционального кодирования обусловлена именно этим: ведь оно позиционируется как сравнительное. Впервые операциональное кодирование было положено в основу исследования ценностей политических лидеров Советского Союза, в первую очередь И.В. Сталина, проведенного в 1950-х гг. Н.К. Лейтесом.506 С одной стороны, это исследование можно поставить в один ряд с теми исследованиями, которые принадлежат так называемой американской школе советологии. Ведь для них характерен выбор методологической базы, которая позволила бы получить достоверные результаты на основе анализа весьма узкой источниковой базы. Выше автор уже останавливался на этом вопросе. Здесь же представляется важным подчеркнуть отличия данной работы от классического советологического труда: ведь в отличие от советологов, которые не допускают и мысли о сравнении, например, ценностей лидеров восточного и западного блоков, операциональное кодирование сформировало основу для такого сравнения.
[513]Исследование Н.К. Лейтеса оказалось не единственным трудом, в котором операциональное кодирование было призвано помочь проанализировать политические ценности лидеров восточного блока. В конце 1960-х годов было опубликовано исследование Ф.У. Хоуна об операциональном коде лидеров Китайской Народной Республики. Практически одновременно с ним увидела свет и программная работа А. Джорджа, в которой исследователям была предложена конвенция, призванная определить набор политических ценностей, составляющих операциональный код политического лидера.[514] [515] Этот набор политических ценностей и сегодня определяет состав операционального кода. Таким образом, конвенция, основные положения которой были сформулированы еще в 1969 г., просуществовала более 40 лет. За эти годы к операциональному кодированию в своих исследованиях прибегали многие международники, в том числе те, кто позже отошел от проблематики политического лидерства во внешней политике. В данном контексте нельзя не назвать исследование операционального кода государственного секретаря США в 1953-1959 гг. Дж.Ф. Даллеса, выполненное О. Холсти.[516] За этой публикацией последовали и другие труды, в которых анализировался операциональный код политических лидеров США, оказавших в разное время значительное влияние на внешнюю политику. Так, вслед за статьей О. Хости была опубликована статья Д.С. МакЛеллана, в которой анализировались ценности предшественника Дж.Ф. Даллеса на посту государственного секретаря Д. Ачесона.[517] В 1970-е гг. проблематикой операционального кодирования занялся и С.Дж. Уолкер, который сегодня считается, наряду с М. Шафером, классиком использования этого метода в исследовании политических ценностей лидеров. Первая статья С.Дж. Уолкера, в которой он анализировал операциональный код государственного секретаря США в 1973-1977 гг. Г. Киссинджера, увидела свет в последний год пребывания президента Дж. Форда и его администрации, включая и Г.
Киссинджера, в Белом доме.[518] Развитием методики операционального кодирования С.Дж. Уолкер занимался и в 1980-е,[519] и в 1990-е гг.[520] В 1980-е гг. соавтором С.Дж. Уолкера был Т.Дж. Мёрфи.[521] К концу 1990-х гг. несколько значимых статей по проблематике операционального кодирования были написаны С.Дж. Уолкером совместно с М. Шафером и М.Д. Янгом.[522] В начале нового века метод операционального кодирования приобрел значительное число новых последователей. К ним можно отнести С. Крихлоу, проведшего совместно с М. Шафером исследование операционального кода президента США Б. Клинтона.[523] [524] [525] Б.Г. Марфлит провел исследование операционального кода Дж.Ф. Кеннеди в дни Карибского кризиса. Наконец, С.Б. Дайсон опубликовал в 2001 г. результаты своего исследования операционального кода В.В. Путина. Данное исследование является первым исследованием операционального кода российского лидера, проведенного на основе данных, полученных в период его президентства, а не в более ранние периоды.
В качестве эмпирических материалов исследования С.Б. Дайсона были использованы журналистские репортажи о новом российском президенте, включая и его немногочисленные на тот момент интервью, в том числе те, которые вошли в книгу «От первого лица».[526] Эта работа стала одним из немногих научных трудов, в которых сделана попытка спрогнозировать внешнюю политику России на ближайшие годы путем анализа политических ценностей недавно избранного президента. Хочется надеяться, что отсутствие таких работ обусловлено тем, что период, на протяжении которого В.В. Путин руководил внешней политикой России, еще не завершен, а соответственно, еще рано подводить его итоги. Настоящая диссертация подводит лишь промежуточные итоги руководства В.В. Путиным российской внешней политикой, в ней рассматриваются лишь его первые два президентских срока в 2000-2008 гг.
Еще одним примером научной работы, объектом исследования которой стали политические ценности В.В.
Путина, можно назвать статью Л. Сигельмана и Э.Б. Ширяева. Однако в ней рассматривается влияние политических ценностей В.В. Путина не на внешнюю политику страны, а на стиль его избирательной кампании, хронологические рамки этой работы также ограничиваются периодом проведения президентских выборов в России 2000 г. Что касается Дж.У. Буша, то период его нахождения у руля американской внешней политики завершился в 2008 г., однако научные работы, в которых авторы пытались анализировать внешнюю политику США через призму политических ценностей 43-го американского президента, начали публиковаться еще до завершения срока его полномочий. Условно эти работы можно разделить на два типа. Во-первых, это работы, в которых рассматривается изменение его политических ценностей под влиянием различных событий, важнейшим из которых, несомненно, стали террористические акты 11 сентября 2001 г. Во-вторых, это работы, в которых показывается, что ряд ценностей Дж.У. Буша остался неизменным и после 2001 г. К числу последних следует отнести работу Л. Колуччи, который исследует внешнюю политику США в период президентства Дж.У. Буша через призму его религиозности. Дж.М. Маккормик, признавая, что ряд политических ценностей Дж.У. Буша изменился после 2001 г., констатирует, что другие
522
его ценности не претерпели изменений.
Например, как до 2001 г., так и после упомянутых событий, Дж.У. Буш стремился принимать внешнеполитические решения, опираясь на мнение лишь узкого «внутреннего круга» единомышленников. Д.П. Хафтон, который попытался проанализировать взаимоотношения США с Европой в период президента Дж.У. Буша путем исследования его политических ценностей, указывает на то, что существенные изменения произошли не в 2001 г., а позднее. Таким образом, следует говорить не о различных подходах Дж.У. Буша к политике США на европейском направлении до 2001 г. и после 2001 г., но о его подходах к Европе в годы первого (2001-2005) и второго (2005-2009) президентского срока. Наконец, в работе Дж.
Реншона анализируются различия в операциональном [527] [528] [529] [530]коде Дж.У. Буша на четырех этапах: это последний год его работы губернатором
Техаса, накануне президентских выборов 2000 г., первые девять месяцев 2001 г., полгода после террористических актов 11 сентября 2001 г., а также его последний год в Белом доме в 2008 г.
Проблема изменения политических ценностей лидеров с течением времени стала одной из наиболее популярных тем исследований во внешнеполитическом анализе в конце 2000-х - начале 2010-х гг. Феномен изменения политических ценностей лидеров с течением времени стал известен в англоязычной литературе как «обучение» («learning»). Большая коллективная монография по проблематике операционального кодирования, изданная в 2011 г. под редакцией уже упомянутых С.Дж. Уолкера и М. Шафера, а также А. Малики, уделяет этой проблеме первостепенное значение. В этих условиях неудивительно, что вышеупомянутая статья Дж. Реншона, с незначительными изменениями, стала главой в данной коллективной монографии. Помимо С.Б. Уолкера, М. Шафера и Дж. Реншона, в работе над коллективной монографией приняли также участие А. Малики[531] [532] [533] и С.Б. Робинсон,[534] [535] [536] известные также и своими прочими работами с использованием операционального кодирования. В России метод операционального кодирования для исследования внешней политики практически никогда не применялся, хотя он и упоминается в ряде работ по истории зарубежной политологической мысли. Так, Е.В. Егорова указывает на то, что, хотя в целом роль политических лидеров во внешней политике невелика, она имеет тенденцию существенно возрастать в кризисные периоды, и тогда исследователь неизбежно обращает внимание на политические ценности, разделяемые конкретными лидерами, причем одним из методов исследования этих ценностей является операциональное кодирование. О возможности исследования политических ценностей лидеров методом операционального кодирования пишут также В.А.
Ачкасов и 529
С.А. Ланцов, ссылаясь на вышеупомянутую статью А. Джорджа конца 1960-х годов. Таким образом, представляется возможным заявить, что метод операционального
кодирования признан в качестве метода исследования международных отношений как за рубежом, главным образом, в США, так и в России.
Идея, что политические ценности лидеров, в том числе определенные методом операционального кодирования, могут изменяться, также не нова: категория «обучение политических лидеров» прошла апробацию в целом ряде недавно изданных научных работ. Например, она используется в работах А. Малики, в которых анализируется изменение операционального кода кубинского лидера Ф. Кастро и северокорейского лидера Ким Чен Ира после окончания холодной войны. Следует отметить, что категория «обучение» здесь используется условно, поскольку в ее значение входит не только изменение ценностей политических лидеров под влиянием внешних событий, но и изменение их ценностей под влиянием внутренней трансформации их личности. Таким образом, научная новизна нашего исследования определяется не тем, что в нем исследуется изменение ценностей политических лидеров методом операционального кодирования, но тем, что в нем впервые демонстрируется изменение этих ценностей не с течением времени, но под влиянием регионального подхода.
Изначально, когда метод операционального кодирования только появился, он был отнесен к одной из разновидностей контент-анализа, на что указывал в частности и автор настоящей работы. Однако вскоре за операциональным кодированием во внешнеполитический анализ были введены и другие методы изучения внешнеполитических представлений лидеров на основе анализа нарративных источников. Рост разнообразия методов исследования потребовал введения их классификации. Так возникло широкое и узкое определение контент-анализа. В российской учебной и научной литературе чаще встречается широкое определение контент-анализа, в соответствии с которым все методы анализа текстов по политической проблематике подразделяются на контент-анализ, ивент-анализ и статистические методики. При этом под ивент-анализом подразумевается анализ текстов, классифицирующих то или иное событие при помощи категорий науки международных отношений.
Например, исследование А. Вендта посвящено проблеме восприятия американской политической элитой, включая большинство интеллектуальной элиты, событий на Гаити в [537] [538] [539]1995 г.: они рассматриваются именно как «интервенция», а не как «агрессия». Под статистическими методиками понимается анализ больших массивов данных, полученных на основе ивент-анализа, с целью определения тех или иных причинно-следственных связей. В качестве примера здесь можно привести исследование, проведенное группой канадских ученых под руководством Ж.С. Рио, в котором была сделана попытка определить, с какой вероятностью повторное проведение миротворческой операции в зоне регионального конфликта в Западной Африке является предпосылкой наступления длительного мира. Был сделан вывод, что провал первой миротворческой операции не должен быть аргументом в пользу бесперспективности миротворческих операций в данном регионе, поскольку успех повторной операции наступает с большей вероятностью, чем первой. Указанное исследование основывается на анализе статистических данных, характеризующих все миротворческие операции в Западной Африке с момента начала процесса деколонизации этого региона.
В соответствии с таким определением статистических методик и ивент-анализа в эти две категории попадает большинство исследований международных отношений. При этом в категорию контент-анализа в этих условиях попадает также значительное число исследований, основывающихся на отличных друг от друга методах, которые также требуют классификации. Например, в учебно-научной литературе можно найти упоминания качественного и количественного контент-анализа. Другой вариант классификации методов анализа текстов вне ивент-анализа и статистических методов дает узкое определение контент-анализа. Согласно этому определению, контент-анализом является исключительно исследование текстов или изображений, основывающееся на анализе частоты появления в этих текстах или множествах изображений того или иного элемента: слова, словосочетания или графического фрагмента.[540] [541] [542] [543] [544] Примером использования контент-анализа в узком смысле является методика оценки комплексности представлений политических лидеров о внешней политике по методу, предложенному М. Херманн еще в 1970-х годах. По ее мнению, следует различать подходы политических лидеров, которые демонстрируют одинаковое отношение к той или иной внешнеполитической проблеме, когда при этом для одного из них эта проблема
рассматривается исключительно в черно-белых тонах, а второй не демонстрирует уверенности в собственных представлениях. Нетрудно заметить, что второй лидер склонен в большей степени прислушаться к критике своего мнения по данному вопросу, чем первый. Для оценки комплексности представлений М. Херманн предлагает использовать простой контент-анализ. В нарративном источнике, принадлежащем исследуемому политическому лидеру, слова «возможно», «наверное» и т.п. кодируются как положительные с точки зрения комплексности. В свою очередь, слова «всегда», «никогда» и т.п. кодируются как отрицательные.
Степень комплексности вычисляется делением количества положительных кодов на суммарное количество положительных и отрицательных кодов. Об актуальности этого метода говорит его использование и в новейшей литературе по международным отношениям, в частности, в работах С. Дайсона, посвященных анализу
внешнеполитических представлений британских лидеров, в первую очередь М. Тэтчер.[545] [546] [547] Автор настоящей работы также прибегал к этому методу для изучения внешнеполитических представлений одного из политических деятелей. Правда, в этом исследовании речь шла не о главе государства, а о лидере одной из праворадикальных организаций, действовавших в свое время на территории постсоветской Эстонии — командире Добровольной егерской роты уезда Ляэнемаа А. Коммере. В силу специфики изучаемого случая в качестве источника исследования были выбраны не тексты выступлений данного лидера перед представителями средств массовой информации, поскольку эти выступления никто не стенографировал, но стенограмма глубинного интервью, проведенного самим автором. В.Н. Гарбузов, характеризуя внешнеполитические представления кандидата в президенты США от республиканской партии в 2008 году Дж. Маккейна, также указывает, что его представления характеризуются низкой комплексностью, «простотой и черно-белым восприятием
540
мира».
Таким образом, данная группа исследований относится к научным работам, основанным на применении контент-анализа в узком смысле в международных отношениях. Согласно узкому определению контент-анализа, прочие методы исследования текстов по политической проблематике не относятся к контент-анализу. Например, семиотический анализ, использованный выше при определении представлений
В.В. Путина и Дж.У. Буша о региональной структуре мира, не является контент-анализом, но представляет собой отдельное методологическое направление. Аналогично риторический анализ, который будет использован нами в процессе интерпретации полученных в результате операционального кодирования выводов, также не является элементом контент-анализа, но представляет собой самостоятельную методику. С точки зрения этого определения, не является контент-анализом и метод операционального кодирования.
Исходя из классификации методов анализа текстов, предлагаемых К. Нойендорфф, метод операционального кодирования относится к группе методов контекстного анализа.541 При исследовании текстов с использованием этого метода выявляется не частота упоминания в текстах тех или иных слов или словосочетаний, а частота их упоминания в определенном контексте. Применительно к нашему исследованию имеется в виду, что проанализирована будет не частота использования В.В. Путиным и Дж.У. Бушем знаков постсоветского пространства, западного полушария, Европы и Ближнего Востока, но частота их использования в определенном контексте. Вместе с тем, переходя к описанию эмпирического исследования, нельзя не сказать и о частоте использования этих знаков. За два президентских срока в 2000-2008 гг. знак Европы упоминается в выступлениях российского президента 856 раз, знак Ближнего Востока — 227 раз, знак постсоветского пространства — 136 раз.
За два президентских срока в 2001-2009 гг. знак Ближнего Востока упоминается в стенограммах пресс-конференций американского президента 372 раза, знак Европы — 223 раза, а знак западного полушария — 99 раз. Итого эмпирическая база исследования составляет 1913 фраз. Как представляется, она является достаточной для того, чтобы сделать обоснованные выводы относительно ценностей двух политических лидеров, влияющих на внешнюю политику соответствующих государств в указанных регионах. Таким образом, появится возможность определить, влияют ли представления двух политических лидеров о региональной структуре мира на их внешнюю политику. В качестве метода исследования политических ценностей лидеров будет выбрано операциональное кодирование. Теоретически операциональное кодирование 1913 фраз, встречающихся в текстах выступлений В.В. Путина и Дж.У. Буша по внешнеполитической проблематике, можно было выполнить и вручную.
Однако большинство авторов научных работ, основывающихся на анализе текстов, а также теоретиков текстового анализа признают, что информационные технологии [548] [549]способны в значительной мере облегчить труд исследователя. Автор настоящей работы разделяет этот вывод и выражает благодарность компании «ProvalisResearch»,[550] [551] разработчиков платформы “QDAMiner” и программ-утилит, работающих на ее основе, например, “WordStat”, которые специально предназначены для работы с текстами. Хотя компьютерные программы и не способны сами определять контекст анализируемого текста, но они способны запоминать текст, отмеченный в соответствии с контекстом. Во всяком случае, благодаря этим программам известно, что эмпирическая база работы состояла именно из 1913 фраз. Однако компьютерные программы не в состоянии определить, в каком контексте был использован данный знак в конкретном выступлении политического лидера.
В некоторых случаях определить контекст, в котором был использован тот или иной знак, довольно просто и возможно машинными методами. Например, таким образом можно классифицировать заявление В.В. Путина, где он говорит о том, что «развитие общеевропейского сотрудничества нами будет поддерживаться».[552] Использование слова «поддержка» рядом с тем или иным знаком указывает на то, что он использовался в данной ситуации в положительном контексте. Аналогично таким эффектом обладают слова «одобрение», «приветствие», «заинтересованность» и т.д. Напротив, если политический лидер выражает озабоченность теми или иными процессами и одновременно использует знак того или иного региона, представляется возможным говорить об упоминании данного знака в отрицательном контексте. Таким образом, можно охарактеризовать большинство заявлений российского лидера по проблематике противоракетной обороны: «...нас очень беспокоят планы развертывания элементов противоракетной обороны в Европе и, конечно, в том числе и в Чехии».[553] Помимо слова «беспокойство», об использовании знака в негативном контексте свидетельствуют слова «недопустимость», «противоречие», «избыточность» и т.д.
Однако в некоторых случаях, на первый взгляд, знаки соответствующих регионов используются в нейтральном контексте, и только благодаря знанию практики современной дипломатии в той ее части, которая касается личной дипломатии глав государств, можно сделать вывод, что речь идет все-таки о положительном или отрицательном контексте. В качестве примера можно рассмотреть заявления В.В. Путина по ближневосточной проблематике, поскольку среди них мы находим много однотипных
высказываний. В выступлениях российского лидера перед представителями средств массовой информации, организованными по окончанию тех или иных двусторонних переговоров на высшем уровне, часто можно было услышать: «...мы обменялись мнениями по ситуации на Ближнем Востоке».[554] [555] Представляется, что заявления такого типа свидетельствуют об отрицательном контексте высказывания, поскольку они означают, что два политических лидера не пришли к согласию по обсуждаемой проблеме. Если же лидерам удалось в процесс переговоров обнаружить совпадение мнений, то они заявляют, например, что «наши подходы к ситуации вокруг Ирака, к урегулированию 547
ближневосточного конфликта и афганской проблемы практически совпадают».
Следует подчеркнуть, что существуют различия между контекстным анализом, используемым здесь для оценки представлений двух политических лидеров о своей внешней политике в отношении тех или иных регионов мира, и дискурсным анализом. Как и контекстный анализ, дискурсный анализ основывается на исследовании текста, погруженного в контекст. Однако для дискурсного анализа важнейшей задачей является определение всего контекста, в котором в данном дискурсе появляется та или иная проблема международных отношений. Такой подход представляется обоснованным, если речь идет об определении всех возможных проблем, которые могут возникнуть при обсуждении данного вопроса с представителями сообщества, где и формируется дискурс.
Напротив, при проведении контекстного анализа основное внимание уделяется не всему многообразию контекстов, в которых упоминается данная проблема, но определенному искусственно ограниченному набору контекстов. Во внешнеполитическом анализе это позволяет, как будет показано далее, определить, во-первых, представления той группы людей, чьи тексты становятся источниками исследования, о наиболее приемлемых для них самих действиях по разрешению данной проблемы, а во-вторых, в какой мере текущая ситуация будет способствовать или, наоборот, препятствовать успеху этих действий. Ограничение числа контекстов, в которые погружается исследуемая проблема, делает контекстный анализ, в отличие от дискурсного анализа, незаменимым инструментом исследования представлений отдельных политических лидеров. Ведь в их выступлениях мы не встречаем многообразия контекстов, более того, многие их фразы являются вариациями одного и того же аргумента.
Именно поэтому исследователи, как правило, не говорят о «дискурсе В.В. Путина» или о «дискурсе Дж.У. Буша». Дискурс является характеристикой сообщества, но не отдельных его представителей. В то же время политические ценности являются отличительными чертами отдельной личности, в том числе политического лидера. Другое дело, что углубление контекстного анализа невозможно без дискурсного анализа. Ведь последний раскрывает перед исследователем все многообразие контекстов, в которые может быть погружена данная проблема при ее обсуждении в данном сообществе, в то время как в контекстном анализе этот набор контекстов рассматривается в качестве изначально заданного и не изменяющегося с течением времени. И в самом начале своего первого президентского срока, и в самом конце второго в выступлениях В.В. Путина по внешнеполитической проблематике можно выделить фразы, где знак, например, Европы упоминается и в положительном, и в отрицательном контексте.
В данном исследовании кодирование эмпирической базы будет проведено по четырем контекстным критериям. Два из них уже были рассмотрены выше. Первый — это критерий региона, число значений которого изначально ограничивается шестью: это постсоветское пространство, Европа и Ближний Восток для В.В. Путина и западное полушарие, Европа и Ближний Восток для Дж.У. Буша. Второй — это критерий положительного или отрицательного контекста. Данный критерий является обобщающим критерием для множества различных контекстов. В самом деле, к числу упоминаний постсоветского пространства в выступлениях В.В. Путина в положительном контексте относятся его заявления и об экономическом развитии в регионе, и о росте объемов взаимной торговли, и об интеграционных процессах, и об особой роли русского языка для региона. Здесь упоминается лишь три возможных контекста, однако этот список можно было бы продолжить.
В качестве примера можно было бы назвать заявление, которое характеризует Киргизию как «самого активного участника интеграционных процессов на постсоветском пространстве».[556] Заявления, в которых постсоветское пространство упоминается в контексте распространения терроризма, незаконного оборота наркотиков, недостатка прагматизма во внешней политике отдельных государств или дестабилизирующего влияния Запада, можно объединить в группу выступлений, упоминающих данный регион в отрицательном контексте. Примером можно считать заявление В.В. Путина, в котором он предостерегает от того, «чтобы те государственные образования, те государства, которые были созданы на постсоветском пространстве, повторяли судьбу Советского
Союза и сами [становились «тюрьмами народов» — Д.Л.]».[557] Так же определяются высказывания, в которых российский лидер упоминает регионы Европы и Ближнего Востока в положительных и отрицательных контекстах соответственно.
Третьим критерием является лицо заявления. Под «лицом» в данном случае понимается не грамматическое лицо: кодирование всех фраз из эмпирической базы исследования, где речь ведется от первого лица, одним способом, а тех, где используется второе или третье лицо — другим способом, является упрощением, и такой анализ не даст обоснованных выводов. Скорее, речь идет об отделении тех фраз, где речь идет об агентстве, в терминологии А. Вендта, от тех фраз, где речь идет о структуре, пользуясь тем же понятийно-категориальным аппаратом.[558] Представляется, что все фразы, где тот или иной регион упоминается в контексте личности главы государства, в контексте самого государства или его отдельных органов власти, составляют множество фраз, где этот регион упоминается в контексте агентства. К этому множеству относятся и фразы, где речь идет о результатах, достигнутых лидером, государством или его институтами, действиях, предпринимаемых ими, а также об их планах.
Например, заявление, где российско-казахстанское партнерство характеризуется как пример «подлинно дружеских, добрососедских отношений и взаимовыгодной интеграции на постсоветском пространстве»,[559] относится к фразам, где речь идет об агентстве, поскольку имеется в виду «наше», с точки зрения В.В. Путина, партнерство, хотя формально речь и не идет от первого лица. Соответственно, те фразы из эмпирической базы данного исследования, которые не попадают в данную категорию, относятся к фразам, где речь идет о структуре. Например, В.В. Путин говорит о праве нации на самоопределение как о праве, которым «должны воспользоваться как народы, проживающие на постъюгославском пространстве, так и малые народы, в том числе народы Кавказа, проживающие на постсоветском пространстве».[560] Таким образом, в качестве элементов структуры могут выступать как участники международных отношений, например, государства и их лидеры, так и отвлеченные понятия.
Четвертый критерий, характеризующий фразы из эмпирической базы данного исследования, представляется наиболее сложным. На его основании можно выделить еще три типа фраз. Во-первых, это фразы, в которых используется будущее время. При этом, как и в случае с лицом, под временем здесь понимается не грамматическое время, но уже достигнутые результаты или текущая работа либо некие планы. Например, в ходе одной из своих пресс-конференций В.В. Путин заявляет, что при выполнении определенных условий «мы будем работать и над созданием в Европе единого социальноэкономического пространства». Это и подобные заявления относятся к будущему времени, поскольку речь здесь идет о планах, которые, может быть, будут реализованы (при выполнении определенных условий), а может быть, и нет.
Фразы, в которых используется настоящее либо прошедшее время, подразделяются на те, где в качестве сказуемого используется глагол, обозначающий физическое действие, и на те, где используется глагол, обозначающий вербальное действие. Проще говоря, речь идет о разделении «слов» и «дел» во внешней политике. Например, когда В.В. Путин заявляет что Россия «заинтересована в скорейшем создании в Европе единого пространства безопасности, общего экономического, культурного, образовательного и правового поля»,[561] [562] то такое заявление относится к числу вербальных действий. По мнению российского лидера, появление такого «единого пространства» зависит от конкретных действий, которые должна предпринять не Россия, но ее партнеры из числа, в первую очередь, западноевропейских стран, однако если такие действия будут предприняты, то Россия их будет приветствовать, поскольку она в этом «заинтересована». В другом случае российский лидер заявляет, что он дал поручение «экспертам начать работу по созданию единого экономического пространства в Европе».[563] Здесь речь идет о физическом действии, которое будет предпринято не уточненными российскими экспертами, которым он лично дал соответствующее поручение. С точки зрения практики внешней политики России эти три фразы — та, в которой постулируется, что Россия «будет работать» над проблемой, та, где указывается, что Россия «заинтересована» в разрешении этой проблемы, и та, в которой говорится о конкретном «поручении», отданном главой государства, — имеют одинаковое значение. Во всех трех случаях речь идет о создании четырех общих пространств между Россией и Европейским Союзом в отдаленной перспективе. Однако с точки зрения целей данного исследования важными являются представления российского лидера о четырех общих пространствах, и в приведенных трех примерах эти представления различаются.
Для удобства классификации каждой фразы из эмпирической базы данного исследования по указанным четырем критериям будут введены следующие кодировки. Так, фразы, в которых тот или иной регион упоминается в контексте агентства, будут кодированы буквой «а», а фразы, в которых этот регион упоминается в контексте структуры — буквой «s». Фразы, где регион упоминается в положительном контексте, будут кодированы знаком «+», а фразы, где он упоминается в отрицательном контексте — знаком «-». Фразы, где сказуемое используется в будущем времени, будут кодированы цифрой «1», фразы, где сказуемое обозначает вербальное действие — цифрой «2», а те, где сказуемое обозначает физическое действие — цифрой «3». При кодировке фраз будет также указано, к какому региону данная фраза относится: будут использованы коды “Post” для обозначения постсоветского пространства, “West” для западного полушария, “Euro” для Европы и “East” для Ближнего Востока.
Так, например, заявлению В.В. Путина: «у нас большие планы по развитию отношений с европейскими странами в этом плане [в энергетической сфере. — Д.Л.]»,556 будет присвоен код «а+lEuro». Ведь речь в нем идет от первого лица (а), контекст явно положительный (+), речь идет о планах на будущее (1), при этом во фразе упоминается регион Европы. Заявление российского лидера: «использование неправовых методов в политической борьбе на постсоветском пространстве считаю абсолютно недопустимым», получит код «a-2Post». Речь здесь идет о мнении самого В.В. Путина (а), причем это мнение явно негативное (-), речь идет об оценках, но не о конкретных действиях (2), при этом во фразе упоминается постсоветское пространство. Наконец, фраза «все собой затмили трагические события на Ближнем Востоке, связанные с Ливаном, с сектором Газа, с Израилем»,558 получит код «s-3East»: речь идет об отрицательном явлении в структуре международных отношений, причем к такому отрицательному результату привели физические действия конкретных лиц, организаций и государств на Ближнем Востоке.
Процесс присвоения каждой фразе, составляющей эмпирическую базу исследования, соответствующего кода и получил название операционального кодирования. Аналогичным образом можно кодировать и фразы из выступлений по внешнеполитической тематике Дж.У. Буша. Следует подчеркнуть, что операциональное кодирование эмпирической базы, составленной на основе анализа источников, созданных [564] [565] [566]внутри знаковой системы, отличной от российской, требует знаний об американском внешнеполитическом дискурсе. Однако оно не представляется более сложным, чем операциональное кодирование эмпирической базы, составленной из источников российского происхождения. Здесь представляется возможным ограничиться одним примером — кодированием заявления Дж.У. Буша: «Я понимаю обеспокоенность европейцев».559 Эта фраза будет кодирована как «a-2Euro», поскольку в ней говорится от первого лица об обеспокоенности, речь идет о словах, но не о делах, причем эти слова напрямую касаются региона Европы.
В Таблице 1 приводятся результаты операционального кодирования всех 1913 фраз, составивших эмпирическую базу настоящего исследования. Используя условные обозначения, принятые в математической статистике, установим, что «(а+lEuro)» означает количество фраз, принадлежащих каждому из двух политических лидеров и кодированных как «а+lEuro», «(а-lEuro)» означает количество фраз, кодированных как «а-lEuro», и т.д. Ниже будет показано, как на основе этих данных можно сделать выводы о представлениях политических лидеров относительно того, какие действия в данном регионе мира позволят в максимальной степени реализовать свои интересы, в какой мере система международных отношений в регионе благоприятствует реализации этих интересов и т.д.
| Таблица 1. Результаты операционного кодирования 1913 заявлений В.В. Путина и Дж.У. Буша о внешней политике своих государств в отдельных регионах мира. | Коды | В.В. Путин | Дж.У. Буш | | Post | Euro | East | West | Euro | East | | (а+1) | 20 | 144 | 26 | 26 | 50 | 53 | | (а+2) | 6 | 99 | 31 | 17 | 26 | 43 | | (а+3) | 8 | 63 | 23 | 3 | 24 | 31 | | (а-1) | 2 | 25 | 16 | 5 | 9 | 11 | | (а-2) | 9 | 47 | 10 | 2 | 6 | 6 | | (а-3) | 5 | 23 | 42 | 1 | 3 | 14 | | (s+1) | 13 | 114 | 9 | 8 | 21 | 53 | | (s+2) | 36 | 145 | 20 | 20 | 46 | 45 | | (s+3) | 11 | 47 | 10 | 8 | 10 | 17 | | (s-1) | 3 | 36 | 8 | 2 | 8 | 44 | | (s-2) | 15 | 79 | 21 | 6 | 12 | 43 | | (s-3) | 8 | 34 | 11 | 2 | 8 | 12 | |
Ценности, входящие в состав операционального кода, принято разделять на философские и инструментальные. К философским ценностям причисляют представления [567] [568]лидеров о природе окружающего мира. К ним относятся, например, представления о том, в какой мере существующая система международных отношений благоприятствует реализации целей внешней политики конкретного государства, оптимистическое или пессимистическое видение перспектив реализации этих целей, а также предсказуемость окружающего мира. Значения этих показателей для В.В. Путина и Дж.У. Буша будут определены в данной работе в первую очередь. Следует заметить, что перечень философских ценностей политических лидеров не исчерпывается этими тремя, однако прочие философские ценности двух лидеров будут нами рассмотрены ниже. Дело в том, что перечисленные ценности представляются наиболее подверженными влиянию регионального подхода.
В самом деле, легко представить, что тот или иной политический лидер полагает, что система международных отношений в одном регионе в большей степени благоприятствует целям его внешней политики, чем в другом. Поскольку данная ценность относится к представлениям политического лидера о системе международных отношений, иначе говоря, в принятых выше терминах, о структуре, то определение значения данного показателя будет основываться на анализе тех из отобранных выше фраз, где знак региона употребляется в контексте структуры. Представляется, что если знак региона в контексте структуры употребляется данным лидером чаще в положительном контексте, то это означает, что лидер полагает систему международных отношений в данном регионе благоприятной для его внешней политики. В противном случае приходится констатировать, что лидер рассматривает региональную систему международных отношений как неблагоприятную для своих целей. Для обозначения данного показателя здесь и далее будет использоваться латинская буква “F”, от слова “friendly” — «благоприятный».
_ [(s+1Euro)+ (s+2Euro)+ (s+3 Euro)]-[(s-1Euro)+(s-2Euro)+(s-3Euro)]
FeWo— ------------------------------------------------------------------------------------------------------- .
[(s+1Euro)+ (s+2Euro)+ (s+3 Euro)] + [(s-1Euro)+(s-2Euro)+(s-3Euro)]
Значение этого показателя может изменяться от -1,00 до +1,00, причем его значение равное -1,00 говорит о том, что система международных отношений в регионе крайне неблагоприятна для целей политики данного лидера в определенном регионе. Значение показателя, равное +1,00, говорит о том, что система крайне благоприятна. На практике, значения этого показателя, равные -1,00 или +1,00, не встречаются. Значения данного показателя по трем регионам для В.В. Путина и Дж.У. Буша приведены в Таблице 2.
| Таблица 2. Благоприятствование региональных систем международных отношений целям внешней политики России и США, по мнению В.В. Путина и Дж.У. Буша, соответственно. | Регион | Лидер | | В.В. Путин | Дж.У. Буш | | Постсоветское пространство / западное полушарие | 0,40 | 0,57 | | Европа | 0,35 | 0,47 | | Ближний Восток | -0,01 | 0,07 | | 6* | 0,18 | 0,22 | | * — стандартное отклонение несущественно при значениях < 0,05 | |
В данном случае беглый взгляд на таблицу позволяет сделать вывод, что и В.В. Путин, и Дж.У. Буш едины во мнении, что в наибольшей степени реализации целей их внешней политики благоприятствует система международных отношений, сложившаяся в наиболее приоритетных для их внешней политики регионах. Для В.В. Путина таким регионом является постсоветское пространство, для Дж.У. Буша — западное полушарие. Наименее благоприятна целям их внешней политики система международных отношений на Ближнем Востоке. Таким образом, данная политическая ценность и у В.В. Путина, и у Дж.У. Буша оказалась подвержена влиянию регионального подхода. Для определения, насколько именно региональный подход оказывает в данном случае влияние, для каждого из лидеров по каждому из показателей рассчитывается стандартное отклонение (обозначается греческой буквой “5”). Положим, что стандартное отклонение является незначительным в ситуациях, когда оно меньше 0,05.
В случаях, когда стандартное отклонение будет меньше указанной величины, мы будем считать, что в данном случае региональный подход не оказывает влияния на данную ценность данного политического лидера. В случае благоприятствования региональных систем международных отношений целям внешней политики двух лидеров стандартное отклонение больше 0,05 и его значение практически одинаково для двух лидеров. Следовательно, можно сделать вывод, что в данном аспекте региональный подход оказывает влияние на ценности В.В. Путина и Дж.У. Буша, причем практически с одинаковой силой. Недостатком данного показателя является то, что он не учитывает значения временного фактора при определении благоприятствования региональной системы международных отношений целям внешней политики конкретного государства в данном регионе. Благоприятствование региональной системы международных отношений целям внешней политики данного государства не анализируется в динамике.
Исправить этот недостаток призван второй критерий, характеризующий философские ценности политического лидера; данный критерий описывает его ценности, связанные с видением им перспектив реализации целей его внешней политики в определенном регионе. Эти перспективы могут быть оптимистическими и пессимистическими. Для обозначения данного показателя будет использована латинская буква «О», от слова «оптимизм», одинаково звучащего по-русски и по-английски. Его значение может изменяться от -1,00, что свидетельствует о крайнем пессимизме лидера относительно реализации целей его внешней политики в регионе, до +1,00, что свидетельствует о крайнем оптимизме. Как и в предыдущем случае, полярные значения данного показателя практически не встречаются на практике. Значение данного показателя вычисляется по следующей формуле, а результаты расчетов по трем регионам для В.В. Путина и Дж.У. Буша приведены в Таблице 3.
(s+lEuro)-(s-lEuro) _^(s+2Euro)-(s-2Euro) _^(s+3Euro)-(s-3Euro)
_ (s+lEuro)+(s-lEuro) (s+2Euro)+(s-2Euro) (s+3Euro)+(s-3Euro)
Euro “
| Таблица 3. Перспектива реализации целей внешней политики России и США в различных регионах мира, по мнению В.В. Путина и Дж.У. Буша, соответственно. | Регион | Лидер | | В.В. Путин | Дж.У. Буш | | Постсоветское пространство / западное полушарие | 0,39 | 0,58 | | Европа | 0,39 | 0,38 | | Ближний Восток | 0,00 | 0,09 | | 6* | 0,36 | 0,20 | | * — стандартное отклонение несущественно при значениях < 0,05 | |
Здесь нельзя сказать, что влияние регионального подхода на ценности двух политических лидеров в данном аспекте примерно одинаково: в случае В.В. Путина отмечается гораздо большее влияние регионального подхода, чем в случае Дж.У. Буша. Применительно к практике внешней политики России это означает, что хотя в настоящее время В.В. Путин рассматривает систему международных отношений в Европе как неблагоприятную с точки зрения целей внешней политики России на европейском направлении, он оптимистично оценивает перспективы отношений между Россией и остальной Европой. В 2000-2004 гг. В.В. Путину представлялось, что в Европе еще сохранялись «разделительные линии» времен холодной войны, более того, к ним добавлялись новые «разделительные линии», например, связанные с расширением НАТО
1999 и 2004 гг. Вместе с тем, он оптимистично оценивал будущие результаты «усилий по строительству единой большой Европы без разделительных линий на континенте».[569]
Наконец, последняя из философских ценностей, которая будет рассмотрена здесь, связана с оценкой политическим лидером предсказуемости развития политической ситуации в регионе. Оценка значения данного показателя также будет проведена путем анализа его фраз, в которых знак того или иного региона употребляется в контексте структуры. В данном случае также будут приняты во внимание и временной контекст использования данного знака, и положительный либо отрицательный контекст. Представляется, что если политический лидер в равной мере говорит о структуре в данном регионе в положительном и отрицательном контексте, использует глаголы, обозначающие как вербальные, так и физические действия, в прошедшем, настоящем и будущем времени, то для него развитие этой структуры носит предсказуемый характер. Напротив, если он говорит о структуре в данном регионе только в положительном или только в отрицательном контексте, говорит лишь о словах, но не о делах, или наоборот, использует исключительно будущее время без упоминания настоящей ситуации и прошлых успехов и неудач, то это свидетельствует о том, что эта структура для него непредсказуема.
| , = 1 - [1,2 - 1,2*[((5+1Дцго))2 ’ L ’ ’ LV (SEuro) ) |
| / (S-2Euro)X2 ( (SEuro) ) |
Для оценки значения данного показателя подходит любая статистическая величина, служащая для измерения дисперсии, т.е. меры отклонения данной величины от среднего значения, которое в данном случае составляет 1/6. Вместе с тем нельзя забывать, что метод операционального кодирования является конвенцией, признаваемой значительным числом ученых. Целью этой конвенции является получение сопоставимых результатов в исследованиях, проводимых группами ученых или, как в данном случае, отдельными исследователями, не связанными между собой. Благодаря этому все исследования, опирающиеся на метод операционального кодирования, используют для оценки значения данного показателя статистическую величину, популярную в американской статистике, но редко используемую в российской статистике — индекс качественных вариаций (index of qualitative variation). Для обозначения данного показателя будет использована латинская буква «Р», от слова “predictability” — «предсказуемость». Применительно к условиям данного исследования он вычисляется по следующей формуле.
![]()
В соответствии с вышесказанным, предсказуемость вычисляется как единица минус индекс качественных вариаций. Также вводится коэффициент 1,2, поскольку в противном случае значение данного показателя никогда не будет достигать единицы, что ухудшит его демонстрационные свойства. Благодаря вводу в формулу коэффициента 1,2 значение данного показателя изменяется от нуля до единицы. Если его значение равно нулю, следовательно, данный политический лидер рассматривает ситуацию в данном регионе как непредсказуемую. Напротив, если его значение равно единице, значит, по мнению данного лидера, в определенном регионе не может возникнуть никаких непредвиденных ситуаций в принципе. Впрочем, крайние значения данного показателя на практике также не встречаются.
Таблица 4. Предсказуемость политической ситуации в различных регионах мира, с точки зрения В.В. Путина и Дж.У. Буша. | Регион | Лидер | | В.В. Путин | Дж.У. Буш | | Постсоветское пространство / западное полушарие | 0,11 | 0,12 | | Европа | 0,06 | 0,12 | | Ближний Восток | 0,03 | 0,04 | | 6* | 0,03 | 0,04 | | * — стандартное отклонение несущественно при значениях < 0,05 | |
Согласно значениям данного показателя, приведенным в Таблице 4, В.В. Путин и Дж.У. Буш согласны друг с другом в том, что составление прогноза развития международной ситуации является довольно сложной задачей. Не влияет на их восприятие предсказуемости мира за пределами соответствующих стран даже и тот факт, что в распоряжении обоих лидеров находятся одни из наиболее эффективных спецслужб мира. И проблема здесь, как представляется, не столько в отсутствии информации о ситуации за рубежом, сколько в их представлении каждого конкретного случая современных международных отношений в качестве уникального. Более подробно вопрос о том, как фактор уникальности каждого конкретного случая в международных отношениях негативно влияет на результативность прогнозирования, автор настоящей диссертации рассматривает в одной из своих работ.561 Здесь же представляется достаточным привести один пример. В период вторых президентских сроков В.В. Путина и Дж.У. Буша важнейшим вопросом международной политики и российско-американских отношений была перспектива начала военной операции коалиции стран во главе с США в [570] [571] Иране. После начала войны в Ираке и после того, как лидеры многих западных стран выразили свои опасения относительно того, что ядерная программа Ирана не обязательно носит исключительно мирный характер, вероятность начала такой военной операции оценивалась как довольно высокая. (Однако в период президентства Дж.У. Буша война в Иране не началась, а при президенте Б. Обаме вероятность начала вооруженного конфликта между США и Ираном и вовсе стала незначительной). Если бы война в Иране началась, это стало бы значимым фактором и для российско-американских отношений, поскольку Россия с большой долей вероятности осудила бы эту военную операцию, и для международной политики в целом, поскольку ее последствия для Ближнего Востока и для всего мира сегодня сложно оценить. Соответственно, в 2005 г. для России было бы крайне важно, если бы появилась возможность предсказать начало этой военной операции или то, что она так и не начнется. Однако сделать это для В.В. Путина представлялось крайне сложной задачей.
Ведь даже если бы спецслужбы или иные аналитические центры смогли оценить, что вероятность начала войны в Иране составляет, к примеру, 70%, это не изменило бы ситуацию. Вероятность начала войны равная 70% в данном случае означала бы лишь то, что в случае, если бы в международной политике в 2005 г. существовало десять ситуаций, аналогичных ситуации вокруг ядерной программы Ирана, то в семи случаях вторжение бы произошло, а в трех — нет. Однако в условиях, когда ситуация вокруг ядерной программы Ирана являлась уникальной, вероятность начала военной операции в Иране равная 50%, 70% или 90%, по сути, означала бы одно и то же: либо военная операция начнется, либо нет. Конкретное выражение вероятности начала военной операции в процентах, несомненно, дало бы пищу для многочисленных журналистских материалов, однако едва ли повлияло бы на представления В.В. Путина о предсказуемости ситуации вокруг ядерной программы Ирана.
Аналогично и для Дж.У. Буша представлялось крайне трудным предсказать внешнеполитические шаги Российской Федерации; некоторые внешнеполитические шаги, предпринятые В.В. Путиным, стали для него сюрпризом. Согласно данным, приведенным в Таблице 4, и В.В. Путин, и Дж.У. Буш оценивают предсказуемость современных им международных отношений как незначительную. Они также сходятся в том, что воспринимают ситуацию в «своем» регионе — на постсоветском пространстве для В.В. Путина и в западном полушарии для Дж.У. Буша — как более предсказуемую, чем в Европе и тем более на Ближнем Востоке. Вместе с тем разница в значениях соответствующих показателей не столь велика, стандартное отклонение не превышает величину статистической погрешности, следовательно, влияние регионального подхода на
206
представления двух политических лидеров в данном аспекте можно считать незначительным.
Наконец, и для В.В. Путина, и для Дж.У. Буша предсказуемость является не только характеристикой конкретной политической ситуации, но и политической ценностью. Оба они оценивают ситуации с высокой предсказуемостью положительно, а ситуации с низкой предсказуемостью отрицательно. Свидетельство этому можно найти и в выступлениях двух лидеров. Так, В.В. Путин неоднократно подчеркивал, что Россия «заинтересована в предсказуемости и прозрачности процессов, идущих сегодня в Европе».[572] [573] В свою очередь, Дж.У. Буш оценивал ситуацию в Иране, касающуюся и перспектив политического развития этой страны, и ее ядерной программы, и вероятности того, что 563
Иран поддерживает некоторые террористические группировки, как «непредсказуемую», следовательно, угрожающую и негативную.
Из трех философских ценностей, рассмотренных в данном параграфе, влияние регионального подхода отмечается в двух случаях. Во-первых, два президента по-разному оценивают благоприятствование системы международных отношений в различных регионах для целей внешней политики своих стран. Во-вторых, они по-разному оценивают также и перспективы реализации своих политических целей в этих регионах. Вместе с тем обнаруженные зависимости еще не позволяют заявлять, что региональный подход оказывает существенное влияние на ценности В.В. Путина и Дж.У. Буша. Дело в том, что философские ценности, рассмотренные выше, отражают восприятие двумя лидерами процессов, проходящих в разных регионах мира. С учетом того, что эти регионы различны, неудивительно, что эти процессы лидеры оценивают по-разному.
Это, однако, не дает ответа на вопрос, полагают ли эти два лидера, что различия между регионами требуют и разного подхода при формировании внешней политики в отношении этих регионов. Ответ на этот вопрос будет получен лишь тогда, когда будет оценено влияние регионального подхода на инструментальные ценности политических лидеров, т.е. на те ценности, которые отражают их восприятие агентства, в терминах, введенных выше, иными словами, которые отражают их восприятие себя и своего государства, в том числе оптимальных моделей внешней политики. Инструментальные ценности В.В. Путина и Дж.У. Буша будут исследованы ниже, и в первую очередь, внимание будет обращаться на особенности восприятия двумя лидерами сотрудничества как политической ценности.
Таким образом, операциональное кодирование как исследовательский метод позволяет определить, различались ли представления В.В. Путина и Дж.У. Буша о целях и средствах российской и американской внешней политики соответственно, применительно к разным регионам мира. Проведенный выше анализ научной литературы, основанной на использовании операционального кодирования в качестве исследовательского метода, позволяет заключить, что после 2001 г. исследований операционального кода В.В. Путина не проводилось ни в России, ни за рубежом. Исследования операционального кода Дж.У. Буша проводились, однако в них изучались представления американского лидера о целях и средствах внешней политики США в целом, безотносительно региональной структуры мира. Результаты исследования «философских», в терминологии исследователей, анализирующих операциональные коды лидеров, ценностей В.В. Путина и Дж.У. Буша, позволяют определить влияние «регионального подхода» на представления двух лидеров. Так, в представлениях В.В. Путина, ситуация на постсоветском пространстве максимально благоприятствует реализации внешнеполитических интересов России, ситуация в Европе менее благоприятствует российским интересам, а ситуация на Ближнем Востоке благоприятствует им в еще меньшей степени. Аналогично и Дж.У. Буш рассматривает ситуацию в Западном полушарии как наиболее благоприятную с точки зрения американских интересов, в Европе, согласно его представлениям, сложилась менее благоприятная ситуация, а на Ближнем Востоке - еще менее благоприятная. Такие представления влияют на внешнеполитическую практику России и США, становясь, соответственно, проявлениями влияния «регионального подхода» на международную политику.
