Место Европейской Службы Внешних Действий в Европейском Союзе

На сегодняшний момент в Европе удается обнаружить, как минимум, два подхода к дипломатии - национальный и общеевропейский, существующие в диалектике, которая, по выражению Д. Спенса, представляет собой

342

«взаимозависимость в параллелизме» .

С путаницей, что же считать европейской дипломатией, какое из ее

343

измерений, связана неустойчивость понятия о т.н. «евродипломатии» , поскольку под ней можно подразумевать как собственно чиновничий аппарат дипломатии ЕС, так и более-менее регулярные региональные и межрегиональные дипломатические взаимодействия внутри ЕС. В первом случае, евродипломатия представляет собой инструмент внешнеполитического действия всего Европейского Союза, во втором - цементирующий само евроинтеграционное поле фактор. Дополнительную двоякость задает сам статус ЕС - не имеющей однозначного центра верховной власти, организованный в сеть внутренних взаимодействий дипломатов и представителей стран-участниц, в теле которой постоянно растет число политических областей, на которых сказывается действие эффекта перелива^{[335] [336] [337]}.

В качестве попытки заменить слишком неопределенный и размытый термин «евродипломатия» в последние годы в научном употреблении закрепилась более удачная «европолития». Последняя предполагает «появление на международной арене децентрализованного и многоуровневого института по согласованию и проведению общей политики»^[338]. В рамках европолитиии формируется несколько уровней как проработки внешнеполитического курса (policy-making), так и принятия решений (decision-making) ^{[339] [340] [341] . Возникающая многоуровневость становится важнейшей характеристикой европейской дипломатии.}

С точки зрения проф. Й. Батора, евроинтеграция бросила вызов традиционным дипломатическим институтам сразу на трех уровнях: на

многостороннем уровне Совета ЕС, на уровне самостоятельной способности ЕС выстраивать дипломатические сношения с третьими акторами, а также на внутриевропейском уровне двусторонних отношений .

348

странах .

Проводя согласованный курс внешних взаимодействий, институты ЕС, даже будучи главным актором европолитии, не отказывают странам-участницам в праве на самостоятельную внешнюю политику, что оказывает давление на процедуры выработки совместных решений. Тем самым достигается новое равновесие, которое приходит на смену отжившей концепции баланса интересов - баланс внутреннего и внешнего измерений европейской политики. Устанавливая этот баланс, статья 27 Договора о ЕС подчеркивает, что ЕСВД должна

функционировать во взаимодействии с дипломатическими службами стран- участниц ЕС, а вовсе не стремиться к их вытеснению или поглощению. Происходит как бы рассредоточение внешнеполитических, организационных, информационно-коммуникативных, согласовательных функционалов

европейской политики между национальным и общеевропейским уровнями (ЕСВД, Европейская Комиссия, Совет Европейского Союза, Парламент Европейского Союза). Более того, сохранение за странами-участницами права на самостоятельный, хотя и солидарный с ЕС внешнеполитический курс является гарантом сохранения культуры политического суверенитета, невмешательством в сложившиеся между ними многовековые традиции отношений, а также стимулом развития экономических механизмов сотрудничества (посольства оказывают поддержку представителям национального бизнеса в стране пребывания).

Реформы Амстердама и Лиссабона, учредившие пост и конкретизировавшие полномочия Высокого представителя ^{[342] [343] [344]} соответственно, были направлены на усиление координации обоих внешнеполитических измерений Европы: по внутрисоюзному контуру, в котором проявляются единые для национальных дипломатий знаменатели, и по контуру продолжающейся европейской интеграции.

- 350 351

суверенной дипломатии» или о «дипломатии позднего суверенного порядка» .

Возникает ситуация, когда ЕС выступает на международной арене в качестве коллективного актора, созданного странами-участницами на базе международно-признанных норм, но сами эти нормы напрямую касаются политических и административных единиц государств-участников ЕС, что порождает т.н. европеизацию национальных идентичностей . Сама

353

европеизация включает четыре компонента: адаптацию национальных акторов к ЕС и консолидацию институтов и практик на уровне ЕС, проекцию целей и подходов к общим европейским знаменателям, поддержку традиционными дипломатиями общеевропейского внешнеполитического курса и осуществляемый ими отныне экспорт ценностей и структур ЕС в третьи страны.

В этом, последнем смысле, европеизация может пониматься как непременное условие, которое европейская дипломатия выдвигает к странам- кандидатам на вступление в ЕС или к соседним государствам. Таким образом, она отражает не внутренние изменения в периметре интеграции, но содержание европейской политики взаимодействия с внешним контуром ЕС, с его периферией ^{[345] [346] [347] [348] . По внутреннему же контуру, затрагивающему культуру дипломатии внутриевропейского типа, с точки зрения Р. Айзинга, термин «европеизация» в том смысле, в котором под ним подразумевается становление общеевропейских структур и центра коллективного принятия внешнеполитических решений государствами-участниками ЕС, может считаться}

355

синонимом европейской интеграции .

Накладываясь на традиционную дипломатию, эффект европеизации делает МИДы «многослойными»^[349]: к их национальным и транснациональным аспектам, которые ложатся в основу внешнеполитической практики данных ведомств, прибавляется специфика европейского компонента, который диктуется ЕСВД - своего рода панъевропейским Министерством иностранных дел. Сама же дипломатия внутриевропейского типа представляет собой систему взаимных связей между странами-участницами ЕС, организационно представленных как многосторонними форумами вроде упомянутого ранее Совета министров , так и дипмиссиями внутри ЕС. В пользу устойчивости двухсторонних дипломатических связей стран-участниц говорит и то, что иногда между ними установлена система совместной аккредитации, когда посольство европейской страны, аккредитованное во второй европейской столице, совмещает свой функционал с представительством государства в расположенных в этой же столице офисах международных организаций. Так, например, посольства Великобритании, Франции и Дании в Австрии загружены на 80-95% вопросами, касающихся повестки ЕС и лишь оставшийся объем приходится на классические двусторонние отношения. С другой стороны, то же посольство Словакии в Вене на 80% загружено именно вопросами двусторонней дипломатической работы, оставляя только 20% на задачи ЕС. Это объясняется множеством программ приграничного австро-словацкого сотрудничества . Меняется традиционная роль национального дипломата, который от поддержки двусторонних сношений переходит к обеспечению представительства своей страны на международных форумах и площадках, включая Европейские группы по трансграничному сотрудничеству, в рамках которых и формируются еврорегионы и, как это называет проф. Т. В. Зонова, парадипломатия европейского субрегионализма , или «Европа регионов»^{[350] [351] [352] [353].}

Тут надо отметить, что значительное увеличение в последние годы числа дипломатических миссий ЕС ставит вопрос о правовом и дипломатическом статусе делегаций Евросоюза.

Если комментировать, структурную внешнюю политику ЕС, то необходимо отметить вслед за Ю. Ю. Бондаренко, что она всегда развивалась в качестве противопоставления разнообразных партнерств и стратегий ^[356] , в которых участвовали дипломатии внутреннего контура. Поэтому неудивительно, что производным от структурной внешней политики становится особый тип

дипломатии, который С. Кекелэр предпочитает называть структурной дипломатией. Ключевым для нее становится фиксация переговорного процесса, через который акторы международной системы определяют формат для оказания влияния и оформления стабильных внешнеполитических, нормативно - юридических, внешнеэкономических структур, а равно структур коллективной безопасности и обороны «на различных релевантных уровнях в определенном географическом пространстве» ^[357] (соответственно, транснациональном,

субрегиональном и макрорегиональном).

Уже сейчас, наблюдая за диффузией акторов текущей структурной внешней политики ЕС, эксперты пытаются определить, какой из имеющихся институтов станет ведущим дипломатическим агентом, представляющим интересы ЕС и одновременно отвечающим задачам повышения эффективности и

согласованности между Брюсселем и национальными дипломатиями. Сам текст Лиссабонского договора, вводя нового актора, ЕСВД, но, не упраздняя традиционных посольств внутри и вовне Евросоюза, не предполагает, тем не менее, ставку на национальные дипломатические кадры в виде командируемых дипломатов той или иной страны-участницы. Напротив, с точки зрения технократов интеграции, в стенах возможно будущей Европейской дипломатической академии должна коваться евродипломатия внешнего контура ЕС. Впрочем, доступ к этой alma mater будет открыт как чиновникам ЕС, так и национальным дипломатам^[358]. Но и сейчас в целях унификации дипломатических тактик и создания общей административной культуры евродипломатии ЕСВД с 2012 года совместно с Главным управлением по развитию и сотрудничеству Комиссии реализует большое количество разнообразных тренингов. В их числе, например, курсы по информационной политики и e-diplomacy (разновидность публичной дипломатии, связанной с взаимодействием с сетевыми медиа ^[359] ), финансовому менеджменту, вопросам защиты и безопасности, семинары по региональным исследованиям. В этом контексте важной инициативой евродипломатии становится выработка codex diplomaticus^{[360] [361]} для сведения воедино правил, процедур и протоколов дипломатических институтов общеевропейского уровня. Важным шагом на этом пути стало принятие «Информационно - коммуникативного руководства для делегаций ЕС в третьих странах и международных организациях» . На пути к этому закономерному последствию европеизации и «эффекта перелива» посольства государств-участников ЕС сохраняют информационную коммуникацию с постоянными миссиями данных стран в Брюсселе. Полученные сведения параллельно с директивами и инструкциями национальных МИДов подвергаются анализу на предмет выяснения направлений общей внешней политики, которые будут дискутироваться в Совете министров и, тем самым, подготовиться к проблемным вызовам их национальному интересу, а равно - возможным расхождениям во внешнеполитических приоритетах между ними и аккредитовавшим их государством. Проведенный дипломатами анализ ложится в основу поиска местного актора, посредством которого поддерживается взаимодействие и лоббирование национальных интересов либо же программ продвинутого сотрудничества.

Дальнейшая трансформация дипмиссий и посольств национальных государств внутри ЕС может быть двоякой. Одна из вероятностей заключается в том, что структурно и организационно двусторонняя дипломатия останется в минимально измененном виде, не претерпевая сущностного воздействия со стороны меняющегося политико-административного климата ЕС. В обоснование этого приводится аргумент о том, что в ЕС как коллективном субъекте национальным дипломатиям требуется сохранить традиционное присутствие в столицах друг друга, поскольку их взаимодействия в Брюсселе не обеспечивают необходимой оперативности в согласовании политических позиций.

Другая вероятность предполагает, что структуры традиционной европейской дипломатии испытают дальнейшие метаморфозы под натиском культуры взаимозависимости государств в условиях глобализма и давления евроинтеграционных трендов. В таком случае дипломатическое учреждение или даже сам МИД под угрозой замены на некие иные, более гибкие структуры, превращается в контактную площадку, где разнообразные акторы дискутируют множественные актуальные повестки. В обеспечении данного сценария лежит функционалистское представление о том, что национальные МИДы находятся в транзитном состоянии и со временем потеряют монопольное представительство национальных интересов в международных организациях и официальном Брюсселе.

Отсюда, вполне вписанным в функционалистский концепт явилось учреждение ^{[362] [363] Европейским советом 26 июля 2010 года ЕСВД, фактически Министерства иностранных дел ЕС , куда из Совета ЕС и Комиссии сразу же перешло на службу 1643 чиновника аппарата ОВПБ, не считая 800 командированных странами-участницами дипломатов.}

Однако, можно говорить о том, что формально Служба была запущена со вступлением в силу Лиссабонского договора в 2009 году. В договоре сказано: «Организация и функционирование ЕСВД должно быть основано на решении Совета. Совет должен действовать по предложению Высокого Представителя после соответствующих консультаций с Европейским парламентом и получения согласия от Европейской Комиссии» .

Соответствующие шаги были предприняты в 2010 году: 25 марта 2010 года Высокий представитель направил предложение в Совет по вопросу учреждения ЕСВД.

08 июля 2010 года Европейский парламент принял соответствующую резолюцию. Парламент добавил некоторые предложения, касающиеся вопросов состава работников, финансирования зарубежных делегаций и решения потенциальных спорных вопросов. Резолюция прошла с 549 голосами - за, 78 голосами- против.

26 июля 2010 года Совет ЕС принял решение о формировании ЕСВД с учетом поправок Европарламента. ЕСВД была официально запущена 01 января 2011 года.

Статьей 27.3 Лиссабонского договора были обозначены базовые принципы структурной организации нового органа: «ЕСВД призвана работать в

сотрудничестве с дипломатическими службами стран-членов и включать должностных лиц от соответствующих департаментов Г енерального секретариата Совета и Комиссии, а также персонал, делегированный из национальных дипломатических служб стран-членов ЕС» . В ведение ЕСВД в качестве посольств было переведено 140 представительств и делегаций Комиссии в различных государствах мира, что стало отражением положений июньского «Совместного доклада Верховного представителя и Комиссии Европейскому Совету» 2005 года. Напомним, в нем определялось, что ЕСВД должна состоять из «географических департаментов, охватывающих все страны и регионы мира. ^{[364] [365] [366] [367]}

Данные географические департаменты не должны дублироваться ни в Г енеральном секретариате Совета, ни в Комиссии» .

На сегодняшний день в составе ЕСВД несколько парадоксально с точки зрения структурной дифференциации выделяют возглавляемые управляющими директорами (managing directors, MD) департаменты регионального

представительства и кооперации в Азиатско-Тихоокеанском регионе (MD I), Африке (MD II), Европе и Центральной Азии (MD III), Северной Америке, Ближнем Востоке, Аравийском полуострове, Иране и Ираке (все в рамках департамента MD IV), Америк (MD V), а также департаменты глобальных и многосторонних вопросов (MD VI) и службу оперативной координации и кризисного реагирования (MD VII)^{[368] [369]. Х. Костанян отмечает, что ранее в}

Генеральном директорате Комиссии по внешним связям, заместитель генерального директора отвечал за департамент «E» (Южный Кавказ, Центральная Азия, Восточная Европа), департамент «F» (Ближний Восток, Южное Средиземноморье и страны Южного соседства) и департамент «D», который связывал воедино процессуальные и отраслевые аспекты работы двух вышеназванных отделов^[370].

Для понимания специфики ЕСВД необходимо рассмотреть ее характерные черты в четырех аспектах: 1) задачи и функции; 2) организация работы; 3) место в институциональной структуре Евросоюза; 4) взаимодействие с государствами- членами ЕС. Так, статья 2 базового решения Европейского Совета определяет задачи Службы довольно расплывчато, неконкретно и связывает их с функциями Высокого представителя по иностранным делам и политике безопасности. В этой статье утверждается, что ЕСВД должно оказывать поддержку Высокому представителю в осуществлении его мандатов: во-первых, реализации общей внешней политики и политики безопасности ЕС, в том числе ОВПБ; во-вторых, выполнении обязанностей Председателя Совета по внешней политике; в-третьих, исполнении обязанностей вице-председателя Комиссии, ответственного за ее внешние сношения. При этом конкретизация функций приводится только по первому мандату - реализации ОВПБ, где ЕСВД призвана формулировать предложения по развитию этой политики и обеспечивать целостность внешнеполитической деятельности ЕС .

ЕСВД приходится осуществлять посредническую функцию между странами-участницами при выработке общих позиций внутри Евросоюза, быть их основным ретранслятором дипломатии внутреннего и внешнего контуров ЕС. Заметим, что попытка унифицировать в фигуре Высокого представителя коммунитарные и межгосударственные внешнеполитические аспекты ЕС - то, что Д. Хоуорс назвал режимом наднациональной межправительственности^{[371] [372] - не совсем удачна, поскольку Совет по иностранным делам (собирается примерно раз в месяц) по-прежнему продолжает нормотворчество на межправительственной основе, в то время как вопросы внешней экономики ЕС регулируются коммунитарно.}

Межправительственный характер внешнеполитической интеграции соблюдается неукоснительно, ведь новому дипломатическому органу формально не передается политическая компетенция по ведению внешней политики. Фактически ЕСВД была смоделирована в качестве инструмента выполнения предварительно согласованных государствами действий в определенных направлениях внешней политики. Поэтому инициативная функция Службы ограничена лишь предоставлением предложений в рамках мандата Совета, тогда как центральное место отводится координационной функции, которая заключается в обеспечении слаженности и последовательности в реализации общей внешней политики. Генеральный секретариат Совета с момента учреждения ЕСВД в области внешнеполитической вернулся к чисто вспомогательной помощи (распределение повестки дня и сортировка документов, протоколирование и т.д.), переведя содержательные аспекты дипломатической работы на ЕСВД.

Отсюда, учитывая преемственность структур внутриевропейской двусторонней дипломатии, становится допустимым, что ЕСВД не является дипломатической службой в традиционном понимании: ей попросту не зачем таковой быть, коль скоро естественным образом происходит европеизация внутреннего контура дипломатии. В ее полномочия входит координация сфер, которые не являются типичными для дипломатического ведомства (кризисное регулирование, планирование гражданско-военных операций), притом, что она не обладает целым набором классических функций, в том числе функцией консульской поддержки и визового обеспечения, которые государства-члены категорически отказываются включать в компетенции Службы .

Поэтому более справедливо будет характеризовать ЕСВД как экспериментальный орган внешней политики интеграционного пространства, призванного сочетать позиции его участников, оптимизировать имеющиеся у него средства и выступать от его имени во взаимодействии с внешним миром, не подменяя при этом первичных функций национальных дипломатических ведомств.

Важным является урегулирование отношений между Высоким представителем и Комиссией. Равно как становится очевидным, что сам по себе факт введения должностей Высокого и Специального представителей, а также создание ЕСВД не смогли нивелировать предыдущей структуры, которая была предметом серьезной критики до принятия Лиссабонского договора. Высокий представитель, как и раньше, делит свои полномочия с Председателем Совета ЕС (отвечает за Общую внешнюю политику) и Председателем Комиссии (отвечает за другие элементы внешней политики). С точки зрения иерархии, это должностное ^[373] лицо не подчиняется политическому руководству Комиссии, что не может не приводить к путанице в должностных обязанностях и возникновению дублирующих структур . Во избежание этого, руководящие органы ЕС неоднократно подчеркивали, что Комиссия должна уступить ряд полномочий в пользу ЕСВД. Еще точнее говоря, еще весной 2010 года ЕСВД проектировалась, как организационно независимая от Комиссии и Генерального секретариата Совета ЕС структура.

В обеспечение такой когерентности разных областей внешней политики Евросоюза, проект закладывал, что ЕСВД будет взаимодействовать напрямую с ведомствами Комиссии, дипломатическими службами государств-участников и Генеральным секретариатом Совета Европейского Союза . Но ярким образом переходный момент в передаче компетенций был продемонстрирован на примере Европейской политики соседства (ЕПС), которой отныне в целом находится в ведении ЕСВД, однако часть ответственности за ее реализацию принадлежит Генеральным директоратам Комиссии (имеющие отношение к международной политике вопросы транспорта, защиты окружающей среды, энергетики, санитарных норм).

На контрасте с другими базисными направлениями внешней политики, отданными под шефство специализированных Генеральных директоратов (к примеру, генеральный директорат по международному сотрудничеству и развитию (DEVCO), директорат по гуманитарной помощи и гражданской обороне (ECHO), директорат по переговорам по расширению и добрососедству (NEAR), директорат по торговле (TRADE), директорат по энергетике (ENER) и т.д.), для политики стратегического соседства не выделен свой директорат. Данный функционал относительно успешно с ЕСВД в структуре Комиссии делит Комиссар по вопросам расширения и ЕПС. Успешность данного взаимодействия не в последнюю очередь диктуется сложившимся кадровым составом, который ^{[374] [375] состоит не из национальных дипломатов на службе ЕС, но из профессиональных евробюрократов: основной штат в 2011 году был переведен в ЕСВД из Генерального директората по вопросам внешних отношений (DG Relex) . Развивая линии стратегического соседства, ЕСВД постоянно контактирует с профильными Генеральными директоратами Комиссии. В качестве примера можно привести деятельность структурного подразделения Европейской Комиссии - Службы по внешнеполитическим инструментам, бюджет которого в 2014 году составил 733 миллиона евро .}

Принимая во внимание предмет исследования, стоит выделить инструменты, применяемые в рамках данного директората:

• Наблюдательные миссии (EOMs) - один из ключевых инструментов, нацеленных на усиление демократических институтов, мирное строительство, устранения голода и насилия.

• Инструмент по взаимодействию с развивающимися странами (ICI)

• Инструмент по поддержанию стабильности и мира (IcSP)

• Инструмент партнерства (PI)

• Санкции

Пожалуй, этот тот пример, когда работа Директората Комиссии тесно связана с работой ЕСВД, а включение Директората в организационную структуру ЕСВД не случайно.

Но если позиции двух органов не совпадают, ЕСВД сталкивается с осложнениями в получении согласия государств-участников на начало внешнеполитического действия. Последние могут после лоббирования Комиссии какого-либо решения на одном из форумов заблокировать на другом форуме, с участием ЕСВД, решение вопроса в рамках рабочих групп.

Если тот или иной аспект ЕПС выходит за границы компетенций ЕСВД, та решает вопрос консультативно с дипломатами стран-участниц через Совет ^{[376] [377]}

Восточной Европы и Центральной Азии, рабочие группы арабоязычных стран Машрика и Магриба. На более высоком согласовательном уровне ЕСВД взаимодействует с дипломатами государств-участников в Комитете по политике и безопасности. Для повышения оперативной эффективности работы ЕСВД, Служба созывает коалиции из дипломатических представителей стран-участниц и вместе с ними осуществляет продвижение принятой программы действий. Если необходимый кворум стран-участниц по тому или иному пункту стратегии собран, то ЕСВД инициирует дебаты по нему вплоть до достижения единогласного принятия.

Вообще же, как отмечает д-р С. Дьюк из Европейского института публичного управления, отношения между ЕСВД и Комиссией в части отправления внешнеполитических функций требуют точной и детальной конкретизации в мандате.

Хотя официально Комиссия работает параллельно с ЕСВД по реализации внешней политики ³⁸⁵ , именно комиссары ЕС контролируют разработку и исполнение надлежащих мер. Так, в части информационно-протокольных аспектов дипломатической службы, в странах-участницах ЕС Комиссия располагает целой сетью информационных офисов, которые поставляют данные информбюро Европейского Парламента, осуществляют взаимодействие с местными министерствами по проблемам интеграции, помогают протокольно организовывать высокие визиты государственных чиновников и политиков Страсбург и официальный Брюссель, принимают европарламентариев в стране аккредитации и проводят в жизнь меры публичной и культурной дипломатий.

Наряду с этим, бюджетный контроль зарубежной деятельности и в дальнейшем остается за Комиссией. Более того, исполнительный орган Евросоюза утверждает также финансовые затраты на мероприятия в рамках ОВПБ и даже контролирует бюджетные расходы представителя на внутренние потребности ЕСВД. Так, бюджет ЕСВД в 2015 г. составил всего 602.8 млн. евро плюс от ^[378]

Комиссии Служба получила еще 204.7 млн. евро в компенсацию расходов по линии внешнего представительства. Всего же на обеспечение внешних сношений ЕС на период 2014-2020 гг. из общего бюджета выделено 66262 млн. евро, или 6,1% от общей суммы, на 2016 г. - 9143 млн. евро ^{[379] [380].}

В ведение ЕСВД также не были переведены некоторые ключевые элементы внешних воздействий Европейского Союза, таких как торговля и, в особенности, энергетическая политика, миграционное регулирование, международная юстиция. Однако они образуют узловые элементы обширной международной повестки, выступая важными предметами регионального и глобального многостороннего сотрудничества. В данном отношении пост-лиссабонские тенденции в

387

нормотворчестве ЕС, как их называет проф. МГИМО М. Л. Энтин (регламенты, рамочные решения, директивы), на самом деле, представляют собой шаг назад.

На самом деле, формирование двусторонних и международных внешнеполитических сношений всегда оставалось прерогативой суверенного государства эпохи модерна, но ситуация постмодерна с его концептами региона- государства и государства-империи^{[381] [382], внесла свои формационные поправки. В частности, этим объясняются небольшие успехи интеграции в области ОВПБ, а также тем, что, по-прежнему, решения, находящиеся в ведении и принимаемые ОВПБ, носят межправительственный, а не общеевропейский характер. Кроме того, сохранение формата Совета по внешней политике, и преобладающе межпарламентский характер его функционирования, выявляют неготовность государств-суверенов делегировать решения внешнеполитических вопросов общеевропейским структурам. Иными словами, несмотря на то обстоятельство, что ЕС был определен как правосубъектная единица sui generis параграфами Лиссабонского договора, сохраняется вредящее системе дублирование функционала. Наконец, межправительственный характер принятия решений препятствует становлению ЕС как автономного внешнеполитического и дипломатического актора.}

По-прежнему предполагается становление нового формата общеевропейской дипломатии, который подразумевает формулирование общих изоморфных дипломатических норм и принципов поддержания дипломатических отношений, а вместе с тем отладку системы подготовки кадров и окончательное утверждение кадрового состава ЕСВД. Такой изоморфизм определяется тем, что вся современная архитектура европейской внешней политики строится вокруг наслоения институциональных (между различными институтами), горизонтальных (между областями политики) и вертикальных (между ЕС и уровнями национальных дипломатий) компетенций. Так, например, в горизонтальном срезе вырисовывается такое распределение функционалов: ЕСВД занимается стратегическими вопросами (программирование, определение и формулировка направлений внешней политики), а Комиссия осуществляет технико-обеспечительное сопровождение. В вертикальном же срезе, который Лиссабонская система выделяет как пока еще наиболее слабый уровень согласования европейской политики, с 2013 года Верховным представителем ЕС по иностранным делам и политике безопасности и Еврокомиссией применяется принцип комплексного подхода (comprehensive approach) ^[383]. Он впервые был апробиован в урегулировании кризисов и конфликтов на Африканском роге и теперь применяется на Украине.

В качестве резюме можно сказать, что несмотря на задвоения в институциональной среде внешнего контура европейской дипломатии и разночтения во внутреннем контуре евродипломатии, процессы европеизации национальных внешнеполитических стратегий и ориентаций в странах- участницах ЕС необратимы. Поэтому существует вероятность, что комплексный подход будет применяться Европейским Союзом и к другим территориям, на

которые распространяются программы стратегического соседства. В первую очередь, к России и странам, оказавшимся вовлеченными или потенциально вовлекаемыми в процессы евразийской интеграции. Отсюда совершенно необходимым становится рассмотрение имеющихся форм взаимодействия европейских и евразийских интеграционных площадок.