Глава II Кирилло-мефодиевская миссия и Русь: новый аспект (IX век)

Едва ли подлежит сомнению, что очевидная активизация миссионер- ской деятельности Византии на севере в конце правления императора

Михаила III (842—867), в первое патриаршество Фотия (858—867), явилась ответом на поразившее греков явление руси под стенами Константинополя в июне 860 г.

Мы предполагаем сосредоточить внимание на двух памятниках, при- косновенность которых к кирилло-мефодиевской теме обусловлена их связью с южнонемецким монастырем Райхенау, одним из древнейших культурных центров Германии (Reichenau, 1—2; Reichenau, 1974): «книге побратимства» (liber confratemitatum) этой обители (своеобразном соедине- нии монастырского помянника со списками здравствующих лиц, находя- щихся в молитвенном общении с братией) и небольшой анонимной этногео- графической записке, за которой в науке закрепилось, как выясняется, не вполне верное название «Баварский географ» («Geographus Bavarus»).

«Баварский географ» (продолжаем, во избежание недоразумений, пользоваться этим традиционным названием, условность которого станет видна из дальнейшего) дошел в единственном списке в составе сборника, хранящегося в Баварской государственной библиотеке (Die Bayerische

Staatsbibliothek) в Мюнхене: Clm 560, fol. 149v—150r (Cat. Monac., N 560, p. 154—155), и в оригинале носит заглавие «Descriptio civitatum et regionum ad septentrionalem plagam Danubii» («Описание городов и областей к северу от Дуная»); современное кодикологическое описание сборника см.: Herr- mann Е., 1965, S. 212—213. Издания многочисленны; важнейшие из них перечислены нами в другой работе (Назаренко, .19936, с. 12), где дано также новое издание латинского оригинала, полный русский перевод и подробный лингвистический и исторический комментарий к отдельным этнонимам (там же, с. 7—51). В настоящей главе, чтобы облегчить ориентацию в неудо- бочитаемом тексте, отсылки даются на листы и строки рукописи, поэтому адресуем читателя к изданиям, в которых имеются ее факсимиле или фотокопии (Schiemann, 1886, S. 24; Zakrzewski, 1917, s. 4; Horak — Trav- nicek, 1956; Herrmann E., 1965, S. 220—221; Hellmann, 1965, S. 712—713; Novy, 1968, S. 140—141), и слегка модифицируем (наряду с некоторыми исправлениями) собственное издание, воспроизводя в нем разбиение на строки в рукописи; лигатуры и титла раскрыты, однако сохранена пунктуа- ция оригинала, а также свойственное ему употребление прописных и строчных (кроме числительных). Что касается транслитерации имен в пе- реводе, то при обилии неясных названий необходимо было избрать единую систему передачи имен, чтобы избежать влияния на транслитерацию того или иного сугубо гипотетического толкования (или наоборот). Поэтому, исходя из фонетических норм древневерхненемецкого языка, нами приняты следующие соответствия: 1) буква «s» латинского оригинала передается через русскую «ш» везде, где неочевидно, что речь идет об этимологичес- ком слав, s (например, в Surbi < слав.

JFol. 149v)

і Descriptio civitatum et regionum ad septentrionalem plagam da- nubii. Isti sunt qui propinquiores resident finibus danaorum quos vocant nortabtrezi. ubi regio in qua sunt civitates.

L.III. per duces suos partite. Vuilzi. in qua civitates XCV. et 5 regiones IIII. Linaa. est populus qui habet civitates VII.

prope illis resident quos vocant bethenici. et smeldingon. (a) et morizani. qui habent civitates XI. Iuxta illos sunt qui vocan- tur hehfeldi. qui habent civitates VIII. Iuxta illos est re- gio quae vocatur surbi, in qua regione plures sunt quae ha- 70 bent civitates. L. Iuxta illos sunt quos vocatur (b) talaminzi. qui ha- bent civitates XIIII. Betheimare (c) in qua sunt civitates XV. Marha-

rii habent civitates XI. Vulgarii regio est inmensa et populus mul- tus habens civitates V. eo quod multitudo magna ex eis sit et non sit eis opus civitates habere. Est populus quem vocant mereha- 15 nos. ipsi habent civitates XXX. Iste sunt regiones que terminant

in finibus nostris. Isti sunt qui iuxta istorum fines resident. (d) Osterab- trezi. in qua civitates plus quam C. sunt. Miloxi. in qua civitates LX.VII. Phesnuzi. habent civitates LXX. Thadesi. plus quam CC. urbes habent. Glopeani. in qua civitates. CCCC. aut eo amplius. Zuireani. ha- 20 bent civitates CCC.XXV. Busani. habent civitates CC.XXX.I. Sittici regio inmensa populis et urbibus munitissimis. Stadici. in qua civitates.

D.XVI. populusque infinitus. Sebbirozi. habent civitates XC. Un- lizi. populus multus. civitates CCCXVIII. Nerivani habent civitates.

LXXVIII. Attorozi. habent CXL.VIII. populus ferocissimus.

25 Eptaradici.

(fol 150r) l

Aturezani. habent civitates. C.IIII. Chozirozi. habent civitates. CC.L.

Lendizi. habent civitates. XC.VIII. Thafnezi. habent civitates. CC.L.

VII. Zerivani. quod tantum est regnum ut ex eo cuncte gentes sclavorum exorte sint et originem sicut affirmant ducant.

5 Prissani civitates LXX. Velunzani civitates LXX. Bruzi plus est undique quam de enisa ad rhenum. Vuizunbeire. Caziri. (e) civitates. C. Ruzzi. Forsderen. liudi. Fresiti. Seravici. Luco- lane. Ungare. Vuislane. Sleenzane. civitates XV. Lun- sizi. civitates XXX. Dadosesani. civitates XX. Milzane. civitates 10

XXX. Besunzane. civitates. II. Verizane. civitates X. . (f)

Fraganeo. civitates XL. Lupiglaa. civitates XXX. Opolini. ci- vitates XX. Golensizi. civitates V. (g)

(а) между smel и dingon пробел, как для одного і (b) так в рук.; надо либо quos' vocant, либо qui vocantur (с) так отчетливо в рук., вопреки принятому всеми издателями чтению Becheimare (d) отсюда текст написан более светлыми чернилами (е) Caziri обведено впоследствии другими чернилами (по предыдущему тексту? по стертому?) (f) между двумя точками на правом краю страницы пропуск в 4—5 знаков (g) отдельно от текста в правом нижнем углу страницы помещена приписка рукой XI в.: Suevi non sunt nati, sed seminati. Beire non dicuntur bavarii, sed boiarii, a boia fluvio («Свевы не рождены, а посеяны. Бейры зовутся не баварами, а бойарами, от реки Бойа»).

«Описание городов и областей к северу от Дуная. Те, которые рас- положены ближе к пределам данаев (антикизированный вариант этнонима Dani— «даны, датчане». — А. Я.), зовутся нортабтрецы (т. е. северные ободриты. — А. Н.). Это область, в которой 53 города, поделенных между их князьями. Вильцы— [область], в которой 95 городов и 4 [меньших] области. Линаа — народ, у которого 7 городов. Рядом с ними расположены [те], кого называют бетеницами, смельдингами и морицанами, у которых 11 городов.

А. Н.) — во всех направлениях больше, чем от Энса до Рейна. Висунбейры. Кациры — 100 городов. Руссы. Форшдерен лиуды. Фрешиты. Шеравицы. Луколане. Унгаре. Вишлане. Шленцане — 15 городов. Луншицы — 30 горо- дов. Дадошешаны — 20 городов. Мильцане — 30 городов. Бешунцане — 2 города. Верицане— 10 городов. [Область?] фраганов— 40 городов. Лупиглаа — 30 городов. Ополины — 20 городов. Голеншицы — 5 городов».

Из текста видно, что, по замыслу составителя, «Баварский географ» должен был стать перечнем племен и народов, ближних и дальних соседей Франкской державы, состоя как бы из двух «слоев»: первый — это «области», которые «граничат с нашими (т. е. [Восточно]франкского государства.— А. Н.) пределами» («... regiones, que terminant in finibus nostris»), второй— следующий за ним— те, «кто находятся поблизости от их (соседей франков. — А. Н.) пределов» («... qui iuxta istorum fines re- sident»: fol. 149v.l5—16). Однако фактически он оказался значительно

шире и представляет собой каталог этнонимов (зачастую не поддающихся идентификации), которые разбросаны от Эльбы до Волги и от Балтики до Дуная. Есть среди них, как мы видели, и русь (Ruzzi), упомянутая ря- дом с хазарами (Caziri) и совершенно загадочными Forsderen liudi (если это один, а не два названия) (fol. 150г.6—7). В нашу задачу здесь не вхо- дит комментирование всех названий, фигурирующих в «Баварском геогра- фе» — это с должной подробностью сделано нами в упомянутой выше работе. В данном случае мы постараемся по возможности выяснить, где, когда и при каких обстоятельствах возникла эта географическая записка, откуда и каким путем попали в нее сведения о руси и других племенах и народах Восточной Европы.

«Баварский географ» введен в науку в 70-е гг. XVIII в.; его обнаружил в Мюнхене посланник французского короля Людовика XV в Саксонии граф дю Бюа и опубликовал во французском переводе (du Buat, 1772, p. 144— 188), в котором памятник был использован уже Н. М. Карамзиным (1, примеч. 44). За истекшее время вокруг этого загадочного текста сложился ряд необоснованных суждений, которые от постоянного повторения сде- лались почти общепринятыми. К их числу относится, например, датировка рукописи XI—XII вв. (Zeuss, 1837, S. 601, 640; Keltsch, 1886, S. 506; Wattenbach, 1904, S. 289; Zakrzewski, 1917, s. 9; Lowmiariski, 1955, s. 23 и przyp. 48; Свердлов, 1, с. 15; и др.); эта ошибка, зафиксированная даже каталогом рукописей Баварской государственной библиотеки (Cat. Мопас., р. 154), объясняется, вероятно, тем, что рукописный сборник, содержащий «Баварский географ», состоит из двух частей, составленных в разное время, причем первая из них (fol. 1г—88v) действительно относится к XI в. Палеографическая оценка второй части сборника Clm 560 (fol. 89г—150г) Б. Бишоффом привела известного специалиста к заключению, что рукопись возникла в первой половине или середине IX в. («Баварский географ» — не позднее IX в.) в скриптории швабского монастыря Райхенау (Bischoff, 1960, S. 262, Anm. 3). «Баварский географ» является припиской на обороте по- следнего листа трактата Боэция о геометрии и палеографически составляет единое целое со второй частью сборника (Herrmann Е., 1965, S. 214; Novy, 1968, S. 139—140; некоторые оговорки см. ниже). Позднее Б. Бишофф, по его устному сообщению от 1959 г., приводимому В. Фрице (Fritze, 1982, S. 439—440), высказался якобы в пользу второй половины IX в. («Бавар- ский географ» — около рубежа IX—X вв.) и против связи рукописи со скрипторием Райхенау, хотя остался убежден в его происхождении из юж- ношвабского региона вокруг Боденского озера; невозможно отдать пред- почтение этому сообщению перед ясным указанием самого Б. Бишоффа, опубликованным годом позже, в 1960 г., которое, к тому же, находит себе кодикологическое подтверждение: из всех средневековых каталогов библио- тек швабских и баварских монастырей (доступных благодаря собранию «Mittelalterliche Bibliothekskataloge Deutschlands und der Schweiz») трактат Боэция о геометрии числится только в библиотеке Райхенау (см. также чуть ниже). Датировка рукописи Хв., выдвинутая В. Фрице (Fritze, 1951, S. 326), была впоследствии им оставлена, но тем временем позаимствована другими авторами (Bartonkova, 1969, s. 285; Гюзелев, 1981, с. 68).

Уже Б. Бишофф вскользь указал на возможную связь между Clm 560 и одним из древнейших сборников библиотеки Райхенау — так называемым Reginbertinus II (по имени Регинберта, монастырского библиотекаря 30— 40-х гг. IX в.). Это предположение развил чешский историк Р. Новы, дополнив его рядом кодикологических наблюдений (Novy, 1968, S. 132— 140). Cod. Reginbertinus II включен в каталог монастырской библиотеки, датируемый 835/46 г. (Lehmann Р., 1918, S. 258; Holder, 1918, S. 91); в его со- держании, помимо прочих текстов, значатся трактаты Арата об астрономии и Боэция о геометрии, составляющие вторую, древнейшую, часть Clm 560. Р. Новы обратил внимание на два обстоятельства (Novy, 1968, S. 137—139). Во-первых, трактат Алкуина о риторике и диалектике, следовавший в cod. Reginbertinus II за сочинением Боэция, «с вероятностью, близкой к достоверности», отождествляется с другой рукописью мюнхенского собра- ния — Clm 6407, причем нумерация тетрадей в Clm 6407 продолжает нуме- рацию в рукописи Боэция из Clm 560 (это лишает вероятности осторожное предположение П. Леманна, сопоставившего рукопись Алкуина из Райхенау с cod. Oxfordensis [Bodl.] iun. 25 начала IX в.: Lehmann P., 1918, S. 232). Во- вторых, очевидна и связь рукописей Арата, Боэция и Алкуина из каталога 835/42 г. с рукописями, составлявшими 356-й кодекс библиотеки Райхенау по древнейшему из сохранившихся каталогов (ibid., S. 250; Holder, 1918, S. 79); каталог дошел в единственном списке XVII в., но содержит экспли- цитную датировку восьмым годом императора Людовика Благочестивого (814—840), т. е. 821/2 г. В нем значатся «Из небольших сочинений Боэ- ция ... три книги о геометрии и [книга] Алкуина о диалектике и риторике; одна книга Арата об астрологии» («De opusculis Boetii... de geometria libri III et de dialectica et rhetorica Alcuini; Arati de astrologia liber I»); в каталоге Регинберта 835/42 г. этой записи соответствует: «... книга об астрологии Арата, и книги геометров Боэция, и две книги Алкуина о риторике и диа- лектике» («... liber astrologiae Arati et libri Boetii geometricorum et libri duo Alcuini de rhethorica et dialectica ...»). Исходя из этих наблюдений, Р. Новы сделал заманчивый, но, по нашему мнению, поспешный вывод: не только рукопись Боэция из Clm 560, но и приписка к ней («Баварский географ») возникли до 821 г. (Novy, 1968, S. 139—140).

Первое несомненно, коль скоро мы принимаем атрибуцию второй час- ти Clm 560, данную Б. Бишоффом. Но можно ли это заключение распро- странить и на «Баварский географ»? Из того, что писец, нумеровавший тет- ради (проставлявший кустоды) рукописей Боэция и Алкуина, когда они составляли еще единый кодекс, учел fol. 150 нынешнего Clm 560, еще вовсе не следует, что этот лист был к тому времени уже заполнен текстом. Обычай средневековых писцов оставлять про запас чистые листы известен; кстати говоря, и во второй части Clm 560 так и остался незаполненным лист fol. 101v (как и 150v). «Баварский географ» не упоминается в каталоге 835/42 г. при описании cod. Reginbertinus II, хотя записка не могла рассма- триваться как часть текста Боэция, который заканчивается на середине fol. 149г (половина страницы осталась при этом чистой) недвусмысленным «Explicit ... Boetii liber artis geometriae» («Конец ... книге Боэция об ис- кусстве геометрии»).

Графический облик текста fol. 149v—150г, хотя и выказывает общее сходство с предыдущим текстом Боэция (начертание букв, стандартное количество строк, цвет чернил), демонстрирует и заметные отличия. Ранее (Назаренко, 19936, с. 8; он же, 1994а, с. 36) мы были склонны видеть при- чину этих отличий в меньшей аккуратности почерка и объяснять послед- нюю тем, что писец «Баварского географа» работал уже после того, как тетради рукописи Боэция были сведены в кодекс: писать на толстом конволюте было неудобно, поэтому вертикальные составляющие литер на fol. 149v имеют разнящийся наклон, а строки на, очевидно, свисавшем fol. 150г заметно «падают» слева направо. Отсюда делался вывод, что «Ба- варский географ» был записан после того, как cod. Reginbertinus II оказался разъят на части и рукопись Боэция — отделена от рукописи Алкуина, слу- жившей, как мы видели, продолжением ее в cod. Reginbertinus II. Время этого отделения можно установить с достаточной точностью: дело в том, что рукопись Алкуина из Райхенау (Clm 6407) еще в IX в. послужила про- тографом для списка Clm 13084 фрайзингенского происхождения (Bischoff, 1960, S. 90; Novy, 1968, S. 138). Поскольку cod. Reginbertinus II зафикси- рован еще и каталогом библиотеки Райхенау 842/50 г. (Holder, 1918, S. 91), то мы получали подтверждение датировки рукописи «Баварского географа» Б. Бишоффом второй половиной IX в. Однако повторное внимательное ознакомление с рукописью заставляет нас внести коррективы в изложен- ные рассуждения. Разнящийся наклон вертикалей при ближайшем рассмо- трении обнаруживает не случайный (что как раз и могло бы свидетель- ствовать о неаккуратности), а систематический характер: «длинные» ли- теры («1», «d», прописные и т. д.) стоят строго вертикально, тогда как строчные обычной высоты имеют явный наклон вправо; это действительно производит впечатление «шатающегося» неаккуратного почерка, но на самом деле является своеобразной «маньеристской» манерой письма. Далее, строки на fol. 150г выглядят «падающими» из-за того, что последний лист при одной из реставраций сборника был подклеен косо, фактически же строки строго параллельны верхнему обрезу страницы. Таким образом, время отделения Clm 6470 от cod. Reginbertinus из числа датирующих приз- наков изготовления существующего списка «Баварского географа» надо исключить, что, разумеется, никак не может поколебать палеографической оценки Б. Бишоффа.

Неоднократно предпринимались попытки датировать «Баварский гео- граф» на основе его содержания; эти хронологические оценки колеблются от рубежа VIII—IX вв. до конца IX в. Так, исходя из интерпретации (сугубо гипотетической) моравских реалий, JI. Гавлик относил памятник к 817 г. (Havlik, 1959, s. 282—289); эта датировка была поначалу поддержана П. Раткошем, который, однако, впоследствии отказался от нее в пользу более поздней— между 833 и 890 гг. (Раткош, 1985, с. 83, 94, примеч. 8). Данные о болгарах в «Баварском географе» приводили некоторых исследо- вателей к датировке 30—40-ми гг. IX в. (Гюзелев, 1981, с. 68—81), а об ободритах— периодом вскоре после 844 г. (Fritze, 1952, S. 326—542; idem, 1960, S. 147; idem, 1982, S. 440—441); примечательно, что те же самые данные об ободритах заставили JI. Дралле относить памятник к суще- ственно более раннему времени — вскоре после 795 г. (Dralle, 1981, S. 43— 44). Подобно В. Фрице, о периоде несколько позже 844 г. говорит и X. Лов- мяньский (Lowmiariski, 1955, s. 31—45).

Такой разброс результатов заставляет подходить к ним с осторож- ностью. Кроме того, необходимо учитывать также следующий нюанс. Легко заметить, что «Баварский географ» — памятник неоднородный и распадается по крайней мере на две неравные по объему и достаточно несхожие по содержанию части (это разделение, как уже говорилось, прямо зафиксировано самим составителем записки): первая перечисляет славян- ские племена вдоль восточной и юго-восточной границы франкских земель (все они известны по другим источникам: Назаренко, 19936, с. 15—22, ком- мент. 3—17), вторая, которая и содержит упоминание о Руси, иногда откло- няется от формуляра первой части (количество «городов» то приводится, то нет) и часто называет этнонимы, которые не поддаются идентификации. Последнее давало даже повод считать иные из них плодом фантазии со- ставителя (Bruckner, 1924/1925, S. 193—224; Lowmiariski, 1958, s. 11—21); думаем все же, что такие подозрения следует отнести к издержкам гипер- критицизма. Неясные названия «Баварского географа», этимологически за- частую совершенно прозрачные, не более загадочны, чем, например, назва- ния ряда далматинских жуп в трактате Константина Багрянородного «Об управлении империей» (Const. DAI, cap. 30.91—94,1967, p. 144; 1989, с. 132, 133), которого, однако, вряд ли кто-либо осмелится обвинять в измышле- ниях. Все недоумения вполне объяснимы нашим недостаточным знанием славянской — а в особенности паннонско-славянской («перекрытой» венг- рами) и восточнославянской — этнонимической номенклатуры раннего периода.

По вероятной гипотезе X. Ловмяньского (Lowmiariski, 1955, s. 18— 30), названные две части «Баварского географа» возникли разновременно; это значит, что все датирующие соображения, извлекаемые, как правило, из содержания первой, наиболее ясной, части, действительны для второй части и для памятника в целом только в той мере, в какой они образуют terminus post quem, коль скоро можно считать очевидным, что вторая часть, явно, хотя и непоследовательно, копирующая формуляр первой, возникла после нее. На настоящий момент наиболее аргументированной выглядит гипотеза

В. Фрице, приурочивающая первую, наиболее раннюю, часть памятника ко времени вскоре после 844 г. На этот год падает поход восточнофранкского короля Людовика Немецкого (840—876) на ободритов, в результате ко- торого они лишились своего «короля» (гех) Гостомысла (Gostomuizli), а земля их была поделена «между князьями» («per duces») (Ann. Fuld., а. 844, p. 35). Именно тогда у ободритов возникла та политическая ситуация, ко- торую описывает и «Баварский географ»: «... нортабтрецы («северные» ободриты в отличие от «восточных» ободритов, вероятно, дунайских, также упоминаемых в записке: Назаренко, 19936, с. 22, коммент. 18. — А. Я.), об- ласть, в которой 53 города, поделенных между их князьями» (fol. 149v.3—4: «... nortabtrezi. ubi regio in qua sunt civitates. L.III. per duces suos partite»); она просуществовала не очень долго, так как под 862 г. «Фульдские анналы» снова говорят о князе всех ободритов (Ann. Fuld., p. 56). Заметим, что эта датировка согласуется с полученной выше кодикологическим путем для за- писки в целом: после 842/50 г.

Переходим к вопросу о месте и обстоятельствах создания «Баварского географа» в его окончательном виде. Южнонемецкое происхождение па- мятника бесспорно. Оно подтверждается не только судьбой единственной рукописи, но и характерным сравнением размеров земли пруссов с рас- стоянием между реками Энс и Рейн — по всей вероятности, потому что эти реки образовывали в VIII—IX вв. привычный восточный (см., например: Ann. reg. Franc., а. 791, p. 88) и западный рубежи собственно восточно- франкских территорий на юге. В свое время Э. Кухарский предлагал читать вместо Enisa (Энс) Emsa (Эмс) (Kucharski, 1925, s. 81), но в такой конъекту- ре нет необходимости (это чтение иногда встречается в литературе, но уже как недоразумение: Херрманн, 1988, с. 164). Высказывавшиеся до сих пор соображения о целях и месте создания «Баварского географа» сводятся к двум главным точкам зрения: составитель памятника имел в виду цели мис- сионерской деятельности южнонемецкой церкви среди соседних славянских народов и работал в одном из таких миссонерских центров — в Регенсбурге или Зальцбурге. Первая из названных гипотез наиболее полно развита X. Ловмяньским (towmiariski, 1955, s. 23—31, 52—54) и успела войти в справочную литературу (Hellmann, 1976, S. 862, 867, Anrn. 5; и др.), вто- рая — Э. Херрманном (Herrmann Е., 1965, S. 214—219). Поскольку сущест- вующая рукопись, очевидно, не является оригиналом ни для одной из двух частей памятника, такие гипотезы имеют право на существование. Вместе с тем, сами по себе они не выглядят в должной мере обоснованными.

Предположение о регенсбургском происхождении «Баварского гео- графа» опирается, в сущности, исключительно на традиционное представ- ление, будто рукопись вышла из скриптория монастыря св. Эммерама в Ре- генсбурге (из сравнительно новой литературы см.: Preidel, 1954, S. 34; towmiariski, 1955, s. 23—24; Horak — Travmcek, 1956, s. 63; Свердлов, 1, с. 15—16; и мн. др.). Оно относится к числу тех устойчивых недоразумений в отношении «Баварского географа», о которых мы уже упоминали. О том, что рукопись была создана в монастыре св. Эммерама или хотя бы ему при- надлежала, нет ровным счетом никаких данных. Столь же мало оснований считать, что она вообще пребывала когда-либо в каком-нибудь из баварских монастырей. Вводящее в заблуждение название «Баварский географ» воз- никло по неизвестной причине под пером Я. Потоцкого (Potocki, 1796. р. 281); в Мюнхенскую придворную библиотеку рукопись попала в 1571 г. вместе с собранием известного нюрнбергского .библиофила Херманна Ше- деля (Н. Schadel) (1410—1485), который, несмотря на то что имел связи с монастырем св. Эммерама, мог приобрести ее где угодно (Novy, 1968,

S. 133—134; здесь необходимые археографические данные). Также непо- нятно, почему один из этапов в судьбе манускрипта Э. Херрманн связывает с монастырем Прюль (Prlill) близ Регенсбурга, основанным в 997 г. (Herr- mann Е., 1965, S. 214); во всяком случае, в каталоге монастырской библио- теки XII в. он не значится (Ineichen-Eder, 1977, N 39, S, 401—403).

Не лучше обстоит дело и с «зальцбургской» гипотезой. Э. Херрманн (Herrmann Е., 1965, S. 217) усматривает некоторую текстуальную близость между «Баварским географом» и одним из достоверно зальцбургских па- мятников 870-х гг. — «Обращением баваров и хорутан» (Conv. Bag.). Одна- ко это сходство ограничивается отдельными примерами из области обще- употребительной лексики (plaga, regio, civitas, «ех meridiana parte Danubii», «in aquilonali parte Danubii») и едва ли, не будучи подкреплено другими аргументами, может служить достаточным основанием для того, чтобы ви- деть в «Баварском географе» продукт деятельности того или иного зальц- бургского скриптория.

Таким образом, обе гипотезы построены, по сути, только на общих соображениях: активном участии монастырей-кафедральных капитулов св. Эммерама в Регенсбурге и св. Руперта в Зальцбурге в миссионерской деятельности среди славян, а в отношении Регенсбурга — еще и на его из- вестных торговых связях с востоком Европы (см. главу III). Этого, разуме- ется, недостаточно, иначе с не меньшим правом можно было бы искать со- ставителя «Баварского географа» и при других причастных к мисионерской деятельности баварских кафедрах, например — Фрайзинге или Пассау.

В свете сказанного наиболее прочным звеном в реконструируемой истории «Баварского географа» выглядит достаточно твердо установленная связь рукописи со скрипторием Райхенау второй половины IX в. Вероятное время создания памятника (после 844 г.) и время написания существующего списка (после 842/50 г.) практически совпадают, поэтому логично задаться вопросом, не является ли единственный список «Баварского географа» оригиналом? В какой мере вероятно возникновение подобного памятника в Райхенау? Аргументы в пользу именно такого решения есть и кажутся весомыми.

Прежде всего, надо заметить, что в тексте свидетельства его вторич- ности, вообще говоря, никоим образом не могут служить доказательствами его происхождения в целом от какого-то протографа. Так, пробел в конце строки fol. 150г.10 — признак того, что писец существующего списка не сумел прочесть какой-то термин своего оригинала или, вероятнее всего, столкнулся с лакуной уже в этом последнем; на это указывает и специфи- ческая грамматическая форма открывающего следующую строку этнонима Fraganeo, которую мы можем интерпретировать только как genetivus plu- ralis древневерхненемецких основ на -і или на -ja\ таким образом, эта форма требует наличия объясняемого слова (Назаренко, 19936, с. 49, коммент. 61). Далее, явно испорченным является чтение Betheimare (fol. 149v.ll) вместо правильного Beheimare («чехи»; см. обзор форм этого этнонима в источ- никах: Graus, 1980, Beilage V) в первой, более древней, части записки. Од- нако, в силу компилятивного характера памятника, все это говорит лишь о том, что работавший в Райхенау составитель «Баварского географа» поль- зовался какими-то письменными источниками не только для первой, но и для второй части своей записки.

Землеописательный памятник в том виде, как он представлен «Ба- варским географом», вряд ли мог служить каким-либо практическим це- лям, будь то миссионеров, будь то купцов или политиков — для этого он слишком рыхл, неопределен и недостоверен. Совершенно отсутствуют какие бы то ни было ориентиры по сторонам света или указания на рас- положение описываемых народов друг относительно друга (опять-таки за исключением первой части, где находим ремарки типа «iuxta illos sunt...»— «поблизости от них находятся ...»); контраст с такими практи- ческими землеописаниями, как рассказы о путешествиях Оттара и Вульф- стана в составе древнеанглийского перевода Орозия, изготовленного при короле Альфреде (871—899) в 80—90-е гг. IX в. (Oros. Alfr., p. 13—18; древнеанглийский оригинал и русский перевод с небольшими купюрами см.: Матузова, 1979, с. 23—27), очевиден. Данные о количестве «городов» в «Баварском географе», помимо первой его части и, вероятно, группы силезско-лужицких этнонимов в конце записки (от Vuislane-вислян до Go- lensizi-голяшичей в Опавской котловине: fol. 150г.8—12; Назаренко, 19936, с. 46—51, коммент. 54—64), явно фантастичны и не могли иметь никакой практической ценности. Единичные глоссы также носят скорее ученый, нежели практический характер; например: «Сериваны — это королевство CTOJ/Ь велико, что из него произошли все славянские народы и ведут [от- сюда], по их словам, свое начало» («Zeriuani. quod tantum est regnum ut ex eo cuncte gentes sclavorum exorte sint et originem sicut affirmant ducant»: fol. 150r.3—4; к возможному толкованию этого загадочного сообщения мы еще вернемся; см. также: Назаренко, 19936, с. 34—35, коммент. 40). Несомненная компилятивность памятника, составленного из разностиль- ных частей (так, по характеру формуляра В. Фрице выделяет не две, а це- лых четыре части: Fritze, 1982, S. 441; idem, 1987, Sp. 1270), свидетель- ствует скорее о его кабинетном происхождении, в котором совместилась видимость учености (см. ниже о связи формуляра «Баварского географа» с «Notitia Galliarum») с интересом коллекционера к этно- и географиче- ским раритетам.

Такой живой интерес к вопросам географии, картографии, астро- номии и космографии характерен для книжников Райхенау уже с эпохи пер- вого культурного взлета монастыря при аббате Хейтоне в 10-е гг. IX в. (о естественнонаучных интересах здешних ученых см.: Hartig, 1925, S. 633— 636). В этой связи важно указать на упомянутую в Регинбертовом каталоге монастырской библиотеки 835/42 г. «карту мира в двух свитках» («Марра mundi in rotulis II»: Lehmann P., 1918, S. 248). P. Новы не исключает даже, что «Баварский географ» был составлен в соответствии с легендой этой карты (Novy, 1968, S. 144), хотя надо заметить, что обычно связь была об- ратной: легенда карты составлялась по уже существующим хорографичес- ким описаниям (von den Brincken, 1968, S. 118—186). Так или иначе, при- мечание «в двух свитках» показывает, что то была не типичная для раннего средневековья компактная карта мира, помещавшаяся, как правило, на одном листе и ограничивавшаяся главным образом античной и библейской этног и топонимической номенклатурой (образцы таких карт см.: Miller, 1— 6; Чекин, 1999); высказывались даже предположения, что Райхенау был причастен к сохранению для потомства уникальной римской карты — зна- менитых «Певтингеровых таблиц» (Lieb, 1974, S. 31—33). Еще более су- щественно для нашей темы, что в IX в. библиотека Райхенау располагала списком части (Germania I, Germania И) позднеантичного описания церков- но-административного деления Галлии и Германии, так называемых «Notitia Galliarum» (MGH АА, 9, p. 584—612; Preisedanz, 1925, S. 669—670; Novy, 1968, S. 136—138); эта подробность особо показательна, поскольку форму- ляр первой части «Баварского географа», положенный, в общем, в основу всего памятника (название с указанием количества «городов»), заимствован, как уже говорилось, именно из таких позднеримских «описаний провинций» («laterculi provinciarum»: Fritze, 1960, S. 147, Anm. 55; idem, 1982, S. 441; idem, 1987, Sp. 1270).

Интерес к далеким странам и определенная осведомленность о них выступают в Райхенау порой неожиданно в сугубо церковных текстах. Пре- емник Регинберта на посту библиотекаря и знаменитый писатель Валафрид Страбон (ум. в 849 г.) знает «со слов веродостойных братьев» о таком далеко не общеизвестном факте, как сохранение остатков богослужения на готском языке «у некоторых скифских народов» в местах близ устья Дуная («... fidelium fratrum relatione didicimus, apud quasdam Scytharum gentes, maxime Tomitanos, eadem locutione (Gothica. — A. H.) divina hactenus officia celebrari»: Wal. Strab. De eccles. rer., cap. 7, col. 927). Возможно, под этими «веродостойными братьями» следует подразумевать самого аббата Хейтона (806—823) и его преемника Эрлебальда (823—838), которые в 811 г. при- няли участие в посольстве императора Карла Великого (768—814) в Кон- стантинополь (Bohmer, I, N 458). Какая-то полученная от них информация вполне могла отразиться и в «Баварском географе». Во время пребывания посольства в Византии в сражении с болгарами погиб император Никифор I (802—811); не этим ли объясняется несколько панегирическая характе- ристика болгар в «Баварском географе»: «Вулгарии — огромная область и многочисленный народ, у которых только пять городов, потому что их великое множество и им нет надобности иметь города» («Vulgarii regio est inmensa et populus multus habens civitates V. eo quod multitudo magna ex eis sit et non sit eis opus civitates habere»: fol. 149v.l3—15)? Хейтон оставил опи- сание своего путешествия, до нас не дошедшее, несколько претенциозно на- звав его на греческий манер «Odoporicum» (< греч. обоїтгорікоу «дорожник»), но оно было доступно еще известному хронисту XI в. Херманну из Райхенау, отметившему, вероятно, воспроизводя авторское название: «Хейтон ... бу- дучи послан в Константинополь, написал свой дорожник» («Heito ... Соп- stantinopolim missus, odoporicum suum scripsit»: Herim. Aug., p. 102). В построенном при Хейтоне в Райхенау соборе св. Марии специалисты усмат- ривают византийские влияния (Lehmann Е., 1963, S. 80—84; Erdmann — Zettler, 1974, S. 506). В связи ли с греческими амбициями Хейтона или по другим причинам, но в Райхенау знали несколько по-гречески в отличие, скажем, от Фульды, центра восточнофранкской образованности той поры (Hauck А., 2, S. 635, Anm. 3; S. 674, Anm. 4); упомянутый Валафрид учился греческому языку в Райхенау у местного монаха Веттина. Подчеркнем, что и в «Баварском географе» можно отметить такую редчайшую для ла- тиноязычных источников раннего средневековья вещь, как грекоязычную этнонимику: Eptaradici (fol. 49v.25) скорее всего является транслитерацией греч. вита рабіке? «семь корней» — варианта названия одного из племен мисийских славян, которых Феофан именовал «так называемыми семью славянскими родами» (T&S* Xeyop.evas* етгта yeveas* TWV ZfcXauivw: Theoph., p. 359; Чичуров, 1980, с. 38, 62 [греческий текст и русский перевод], 120— 121, коммент. 300 [о соотношении этих «семи родов» с упоминаемыми тут же Феофаном нижнедунайскими северянами]; Назаренко, 19936, с. 30, коммент. 31).

Существенным для нашей темы является и то, что Райхенау — по крайней мере во второй половине IX в. — явно имел отношение к поли- тике восточнофранкских королей на юго-восточном пограничье со славя- нами. Еще в 741 г., когда баварский герцог Одило основал монастырь в (Нижнем) Альтайхе ([Nieder-]Altaich), он переселил сюда монахов из Райхенау (Hauck А., 1, S. 326 и Anm. 2). Уникальное письмо маркграфа Арбо (того самого, под надзором которого составлялся «Раффельштет- тенский таможенный устав» [см. главу III] и во владения которого входи- ла Баварская восточная марка) к королю Арнульфу (887—899) о морав- ских делах сохранилось в единственной рукописи, использованной при переплете одной из книг монастырской библиотеки Райхенау (Schwarz- maier, 1972, S. 55—66). Наконец, в книге побратимства (liber confraterni- tatum) монастыря, к рассмотрению которой мы сейчас и перейдем, встре- чаем, во-первых, целый список с именами карантанских священников (под отдельным заглавием «Nomina presbiterorum de Carantana»: Verbriid. Reich., Taf. 108), а также имена моравского князя Святополка (870—894), сопер-

ника и преемника Ростислава, и его современника нитранского епископа Вихинга: «Uuichinc, Szuentebulc» во главе группы из немецких и славян- ских имен, которые, тем самым, тоже, вероятно, связаны с Моравией (ibid., Taf. 63 В4—5). Это замечательное обстоятельство заставляет вни- мательнее присмотреться к другим записям в «книге побратимства» и прочих поминальниках Райхенау.

Действительно, именно с ними оказалось связано одно из наиболее значительных открытий последних десятилетий в области кирилло-мефо- диевистики. Изучение синодиков Райхенау в ходе подготовки их ново- го издания выявило в них не только имена лиц, имевших самое непо- средственное отношение к деятельности свв. Константина-Кирилла и Ме- фодия в Моравии, но и имена самих славянских первоучителей.

В списке здравствующей братии «островного» (Райхенау расположен на острове Боденского озера) монастыря («Nomina vivorum fratrum Insula- nensium»), составленном в своей основе при аббате Эрлебальде в 824/25 г. и впоследствии пополнявшемся, в самом начале рядом с именем аббата Хей- тона почерком примерно середины IX в. (Schmid К., 1985, S. 365) на сво- бодном месте (запись сделана, когда первая и вторая колонки уже офор- мились в целом: Zettler, 1983, S. 284) добавлено Methodius (Verbriid. Reich., Taf. 4 Al), а в книге побратимства находим греческую запись: МЕ0О АЮС, AEON, ITNATIOC, IOAKIN, CTMEON, АРАГАЇС (ibid., Taf. 53 D4). Эта группа греческих имен была замечена еще К. Байерле (Beyerle, 1925, S. 1103), который считал их носителей греческими паломниками; он же отождествил между собой обоих Мефодиев. Впервые в связь со св. Ме- фодием Моравским и его учениками эти записи поставил, кажется, В. Бурр (Burr, 1964, S. 56), а за ним — и другие исследователи (Mares, 1971, S. 107— 112 [по палеографическим признакам Ф. Мареш пришел к заключению, что греческая запись сделана выучеником одного из греческих скрипториев IX

в.]; Флоря, 1981, с. 157—159, коммент. 9), хотя такое сопоставление встречало и авторитетные возражения. Так, X. Лёве предпочитал видеть в Methodius / ME0OAIOC из синодиков Райхенау константинопольского патри- арха Мефодия I (843—847), известного поборника иконопочитания, с ко- торым Хейтон мог, по мысли исследователя, познакомиться во время своего путешествия в Византию (Lowe, 1982, S. 341—362).

Однако в ходе дальнейших изысканий обнаружились новые аргументы в пользу «кирилло-мефодиевской гипотезы». Во-первых, выяснилось, что названная группа греческих имен (за исключением АРАГАЇС, но с прибав- лением ряда других) находит себе соответствие и в добавлениях к списку здравствующей братии Райхенау: «Ignatius, Leo, Hiltibald, Ioachim, Lazarus, Uualger, Simon»: (Verbriid. Reich., Taf. 5 D4). Обнаруживший эту запись

А. Цеттлер установил, что, по хронологической структуре синодика, она относится к 870-м гг. и сделана той же рукой и теми же чернилами, что и латинские имена Methodius и Kyrilos (см. чуть ниже) (Zettler, 1983, S. 287— 288). Во-вторых, как указал А. Цеттлер (ibid. S. 293—294), Lazarus мемори- 3

- 1075 альной записи из Райхенау можно соотнести со сподвижником св. Мефодия Лазарем, упоминаемым в послании папы Иоанна VIII (872—882) к своему легату Павлу Анконскому от 873 г.: «Что же касается гонителей монаха Лазаря, проследи, чтобы приговор был вынесен в соответствии с апос- тольскими канонами» («De percussoribus vero Lazari monachi vide, ut secun- dum apostolorum canones iudicium proferatur»: MGH Epp., 7, N 21, p. 285). В таком контексте сопоставление записи Kyrilos, возглавляющей список покойных монахов Райхенау («Nomina defunctorum fratrum Insulanensium»), с братом св. Мефодия св. Константином, в монашестве Кириллом, скончав- шимся в 869 г. в Риме, выглядит прямо-таки неизбежным. После этого всякие сомнения должны были отпасть, и итог дискуссии в пользу «кирил- ло-мефодиевской гипотезы» был подведен известным знатоком и издателем помянников Райхенау К. Шмидом (Schmid К., 1985, S. 361—372; см. также: Labuda, 1987, s. 191—192).

Характерно, что перед приведенной выше группой латинских имен вероятных учеников св. Мефодия значится некий Choranzanus, т. е. «хору- танин», «карантанец» (этот латинско-славянский этноним в роли немецкого личного имени встречается и в других текстах: Forstemann, 1, Sp. 375), что подтверждает принадлежность по крайней мере некоторых из перечислен- ных имен славянскому окружению св. Мефодия. Имя передано в славянской огласовке с характерным переходом лат. а > слав, о при сохранении носовых; усматривать в нем искаженное личное имя слав. Go- razdb (Schmid К., 1985, S. 367—368) и лингвистически затруднительно, и излишне. В то же время, достойно внимания, что список содержит также немецкие имена — Hiltibald, Uualger (к ним, вероятно, следует добавить также Liutgar, внесенное между упомянутым Choranzanus и Ignatius).

А. Цеттлер о них не упоминает (и даже молча опускает в своей цитате из помянника), хотя, думается, совершенно напрасно. Ведь перед нами сви- детельство того не известного до сей поры факта, что в окружение сла- вянских первоучителей входили не только славяне, принадлежавшие, судя по именам (Choranzanus!), к латинско-немецкому культурному кругу, но и, вероятно, немцы — очевидно, те, кто были так или иначе причастны к миссионерской деятельности среди славян. Это проливает дополнительный свет на всю сложность взаимоотношений свв. Константина-Кирилла и Ме- фодия с немецким духовенством. Окончательную и уже, в сущности, излиш- нюю точку в проблеме идентификации Methodius /МЕ0ОАІОС ставит упо- мянутое выше обстоятельство, что книга побратимства Райхенау содержит также имена князя Святополка и епископа Вихинга — одного из главных противников св. Мефодия в Моравии.

Сам факт записей (греческая часть которых была сделана, очевидно, не греком, а либо кем-то из учеников св. Мефодия, либо местным знатоком греческого языка из Райхенау, на что указывают характерные слуховые ошибки: AEON, CTMEON вместо правильного AEON, CYMEQN hIOAKIN вместо IOAKIM), равно как и расположение имен свв. Кирилла и Мефодия во главе соответствующих списков (покойной и здравствующей братии) говорят о почетном пребывании моравского архиепископа в Райхенау (Schmid К., 1985, S. 370—372), которое можно отнести к концу швабского изгнания св. Мефодия, начавшегося в 870 г. известным синодом баварских епископов в Регенсбурге (Schiitz, 1974, S. 1—14). В данном случае для нас несущественно, был ли именно Райхенау тем швабским («засълавъше в Съвабы»: Жит. Меф., гл. 9, с. 75) монастырем, где св. Мефодий пребывал в ссылке, или только одной из остановок на его возвратном пути из Швабии в Моравию, после того как он был освобожден по приказу папы. Первое представляется довольно вероятным, учитывая, что Вихинг, вождь бавар- ско-моравской оппозиции св. Мефодию, по происхождению был швабом и, как считают, до своего назначения в Нитру какое-то время являлся членом кафедрального капитула в Констанце близ Райхенау (Schwarzmaier, 1972, S. 64, Anm. 42; Lowe, 1983, S. 356, Anm. 127).

Так как время пребывания св. Мефодия в Райхенау — начало 870-х гг. — вполне вписывается в полученные выше сроки создания здесь «Баварского географа», то образующееся совпадение места и времени вы- глядит весьма красноречиво, особенно ввиду полной неопределенности, царящей в вопросе о целях составителя «Баварского географа» и источ- никах его информации во второй части записки. Это совпадение станет еще ярче, если принять во внимание, что практически все упоминаемые в ней этнонимы из числа более или менее надежно идентифицируемых могут быть поставлены в связь с деятельностью кирилло-мефодиевской миссии.

Так, в конце записки перечислена компактная группа силезско-лу- жицких племен, дополненная вислянами, селившимися на Верхней Вис- ле в районе Кракова (всего 11 наименований от Vuislane до Golensizi: fol. 150r.8—12; между Ungare, т. е. венграми в южнорусской степи, и Vuis- Іапе-вислянами явно пролегает разрыв в географической последователь- ности перечисления). Названные области в той или иной степени нахо- дились в сфере территориальной экспансии Великоморавского государства при Святополке. Историки спорят о формах этой экспансии, характере возможной зависимости лужицких, силезских и малопольских племен от моравских князей и даже о самом существовании последней (см. обзорные работы: Havlik, 1960, s. 9—79; towmiariski, 4, s. 325—358; Labuda, 1988b, s. 83—166, особенно 108—151). Для нас детали этой дискуссии не столь уж важны, равно как и тот факт, что сами завоевания Святополка происходили уже после 872/3 г. — даты предполагаемого создания «Баварского гео- графа» (так, «Житие», сообщая о попытках св. Мефодия крестить князя вислян— «поганьска князя сильна вельми ... в Висле», относит их ко вре- мени архиепископства святого: Жит. Меф., гл. 11, с. 75), поскольку ясно, что в миссионерских усилиях свв. Константина-Кирилла и Мефодия не могли так или иначе не учитываться непосредственные славянские соседи Моравского княжества Ростислава, а это, естественно, должно было иметь следствием целенаправленный сбор информации о них.

Показательно и то, что надежно идентифицируемые этнонимы «Ба- варского географа», относящиеся к Восточной Европе, концентрируются вдоль пути, уже в IX в. связывавшего немецкое и мораво-паннонское По- дунавье со Средним Поднепровьем и Хазарией (см. главу III). Это непо- средственные восточные соседи вислян Lendizi-лендзяне (fol. 150г.2; про- блема их идентификации и локализации обсуждена в главе VIII), Busani (fol. 149v.20)— летописные бужане: «... бужане зане седоша по Бугу по- слеже велыняне» (ПСРЛ, 1, стб. 11; 2, стб. 8), Ruzzi-русь рядом с Caziri- хазарами (fol. 150г.6—7). С известной вероятностью сюда можно отнести также Zuireani (fol. 149v.l9), если связывать это название с гидронимом слав. Svirb в верховьях Днестра (на что вроде бы указывает соседство Zuireani в перечне «Баварского географа» с Busani: Назаренко, 19936, с. 24—25, коммент. 23), и Unlizi (fol. 149v.22—23), коль скоро верна рас- пространенная, хотя и не бесспорная, интерпретация этникона как назва- ния летописных уличей, которых, принимая во внимание датировку «Ба- варского географа», следовало бы в таком случае искать в Поднепровье южнее Киева (НПЛ, с. 109; Рыбаков, 1950, с. 3—17; Березовец, 1963, с. 145—208; Назаренко, 19936, с. 26—28, коммент. 28). В рамках нашей гипотезы соблазнительно было бы и Velunzani (fol. 150г.5) соотнести с летописными волынянами (такая идентификация была, действительно, не- давно предложена: Горский, 1997, с. 277—278). Не отрицая подобной воз- можности и сознавая спорность предложенной нами в свое время интер- претации цепочки этнонимов Velunzani (поморские волыняне?) — Bruzi (пруссы)—Vuizunbeire (весь?) — Caziri как отражения коммуникаций по волго-балтийскому пути (Назаренко, 19936, с. 37—40, коммент. 46), все же продолжаем считать, что сама форма этнонима, как она зафиксиро- вана в «Баварском географе», отсылает нас к топониму слав. *Уе1упъсъ, который засвидетельствован в отношении именно поморского (в устье Одры) («Велынец, который иначе прозывался Юлином» — «Welunecz, quod alias Julin dicebatur»: Chron. Polon. m., cap. 8, p. 15), а не восточносла- вянского Волыня.

Особо следует сказать об уже упоминавшейся глоссе «Zerivani, quod tantum est regnum, ut ex eo cuncte gentes Sclavorum exorte sint et originem sicut affirmant ducant» (fol. 150r.3—4). Возможно, то же самое славянское этно- генетическое предание воспроизведено и у арабского писателя середины X

в. ал-Масуди: «Это племя называется велиняне, и за этим племенем, бывало, следовали в древности все племена славян, так как главный царь был у них (у этого племени) и все их (славян) цари повиновались ему (этому царю) ... Это племя — корень из корней славян, который почитается среди их племени ...» (Ковалевский, 1973, с. 70—71; Горский, 1997, с. 277—278). Во всяком случае, с таким пониманием дела хорошо согласуется одна из предложенных этимологий названия Zerivani < слав. *Cbrvjane (Lehr-Spia- winski, 1961, s. 265; Назаренко, 19936, с. 34—35, коммент. 40), наводящая на мысль о локализации племени в районе древнерусских «Червенских градов»

(ПСРЛ, 1, стб. 81, 269, 271; 2, стб. 69, 244, 246, 286 и далее) в верховьях Западного Буга, на левом его берегу. Вместе с тем необходимо иметь в виду, что прочтение названия племени у ал-Масуди неоднозначно; вариант «в.ли- нана»-волыняне является результатом конъектуры и с этой точки зрения имеет полноправного конкурента — «в.литана»-велеты (лютичи) (Le- wicki Т., 1951, s. 108—110; Бейлис, 1989, с. 57—58). В то же время, ввиду неясности локализации Zerivani, вполне допустимо искать их по другую сторону Карпат, а глоссу «Баварского географа» о происхождении славян сопоставить, в таком случае, с этногенетическим преданием о первоначаль- ном обитании славян «по Дунаеви, где есть ныне Угорьска земля и Бол- гарьска», которое отразилось в «Повести временных лет» (ПСРЛ, 1, стб. 5; 2,

стб. 5), но своим источником имело так называемое «Сказание о пре- ложении книг на славянский язык» — памятник, в самостоятельном виде не сохранившийся и принадлежавший к литературе кирилло-мефодиевского круга (Шахматов, 1940, с. 80—92; Никольский<Н. К., 1930; Истрин, 1931, с. 308—332; Флоря, 1985, с. 121—130). Таким образом, и эти сведения могли бы входить в тот блок информации о славянах, который был почерпнут в Райхенау от святителя Мефодия или его окружения.

Итак, нам представляется достаточно обоснованной гипотеза о том, что «Баварский географ» был составлен в южношвабском монастыре Райхенау после начала 870-х гг. — времени пребывания в монастыре св. Мефодия и некоторых его учеников, причем единственная сохранив- шаяся рукопись, возможно, является оригиналом памятника. Информация о сербо-лужицких, малопольских, чехо-моравских, дунайских и восточноев- ропейских племенах в записке восходила, как можно думать, к св. Мефодию или его окружению и отражала этногеографический кругозор кирилло-ме- фодиевской миссии уже в первый ее период (до ссылки св. Мефодия). Эта информация второй части «Баварского географа» была доступна его со- ставителю в виде каких-то не вполне удобочитаемых записей, сделанных, возможно, на основе устного рассказа, чем объясняется как по меньшей мере один пропуск в существующей рукописи, так и, вероятно, довольно сильно искаженная форма ряда названий, затрудняющая их этимологиза- цию. Отнюдь не исключено также использование и других устных и пись- менных источников — например, рассказов аббата Хейтона или его дорож- ника. Данные о количестве «городов» во второй части (быть может, за исключением племен сербо-лужицкой группы) добавлены скорее всего самим автором «Баварского географа» с целью соблюсти единство формы с первой частью, также основанной на письменных источниках, но уже не- мецкого происхождения.

Надо подчеркнуть, что полученный результат имеет и более общее значение: он лишний раз ставит под сомнение хрестоматийное представле- ние об исключительно византийско-болгарском источнике древнерусского христианства. Явная заинтересованность моравских миссионеров в восточ- нославянском «хинтерланде», отразившаяся в номенклатуре «Баварского географа», показывает, что интенсивные коммуникации по «пути из немец в хазары» (см. главу III) использовались ими для сбора этно-географической информации с миссионерскими целями, а значит, вполне могли служить поддержанию их контактов со своими коллегами, миссионерами патриарха Фотия в Киеве