1.2. Изменения доктринальных установок НАТО в условиях глобальных вызовов и угроз начала XXI века

В начале XXI века североатлантическое сообщество столкнулось с рядом вызовов и рисков, определивших дальнейшую трансформацию НАТО, ее политики и стратегической доктрины. На первый план стали выходить угрозы, связанные с террористической опасностью.

НАТО, противостоящая советскому блоку в эпоху холодной войны, окончательно уступила место универсальной военно-политической организации, готовой к сложной, разносторонней деятельности практически в любом регионе мира. Развитие Альянса было определено необходимостью реализации интересов западного сообщества, его военно-политического лидера - США, в сфере безопасности.

Трансформация НАТО в постбиполярный период в значительной степени определялась во взаимодействии США - признанного лидера Североатлантического союза - и ведущих европейских государств-членов. Изменения в стратегии США в начале XXI в. играли существенную роль в деятельности блока. Как отмечает Т.А. Шаклеина, США и НАТО стремятся присвоить роль «глобального лидера», ответственного за судьбы всего мира и отдельных народов и на этом основании имеющего право заставлять

49

вторгаться и наказывать». В этих условиях суверенитет государств, не входящих в западное сообщество, во многих отношениях становится фикцией .

Считается, что рубежом в области практических политических действий политики НАТО и США начала XXI в. служат два события: приход в январе 2001 г. к власти в Белом доме республиканской администрации Дж. Буша-мл. и трагические события 11 сентября 2001 г. Эти два события оказались в политической взаимосвязи, т.к. привели к изменению политического курса США, который оказал воздействие на партнеров по НАТО, придав необходимость согласования действий и выработки общего подхода к преодолению глобальных угроз. В основе американского взгляда на основы взаимодействия с НАТО лежала внешнеполитическая “доктрина Буша”.

Формирование «доктрины Буша» происходило в условиях возникшей транснациональной террористической угрозы. Консервативная модель республиканской администрации опиралась на противопоставление ценностных установок «западных демократий» и антизападного исламского фундаментализма международных террористических организаций. Неоконсервативная политическая идеология опиралась на принципы морализма, интернационализма, милитаризма и абсолютизации демократической системы. Морализм республиканской администрации находился во взаимосвязи с концепцией американской исключительности. Опора на интернационалистский подход позволяла утверждать необходимость защиты национальных интересов США от возникающих угроз, которые могут реализовываться на территории самого американского

Шаклеина Т.А. Общность и различия в стратегиях России и США// Международные процессы. Сотрудничество и противоборство в мировой политике. Т. 11. № 2 (33). Май-август 2013. С. 9.

государства. Поэтому защита национальных интересов США требует вмешательства, в том числе и военного, во внешние и внутренние дела иностранных государств на основе модели «превентивных действий». Использование военной силы при решении политических проблем считалось оправданной, так как это обеспечивало достижение эффективного результата.

силовым действиям, отодвигая на второй план дипломатические и

88

экономические средства .

Республиканской администрацией Дж. Буша-мл. была выдвинута концепция «превентивного действия» для противодействия национальным или глобальным угрозам. Во многом оправданием данного подхода служил страх распространения оружия массового уничтожения и использование его как террористического средства. Склонность неоконсерваторов к применению вооруженной силы определялась не фактом угрозы, а гипотетической возможностью ее возникновения при тех или иных обстоятельствах. Опасность данного подхода состояла в том, что необходимость проведения «превентивной войны» определялась самим инициатором, что создавало угрозу произвольного инициирования ударов. Вмешательство в дела суверенного государства определяется путем апелляции к правам человека или неспособности Совета безопасности ООН оперативно среагировать на возникшие угрозы . В сентябре 2002 г. К. Райс в ходе выступления в Манхэттенском институте подчеркнула, что «некоторые угрозы потенциально ...не могут быть предотвращены. Экстремистов, которые стремятся представить самоубийство как священное действие, вряд ли можно сдерживать. И новые технологии требуют нового взгляда на то, что когда именно угроза действительно становится «неминуемой». Поэтому, исходя из соображений здравого смысла, США должны быть готовы ^{[61] [62] предпринять действия, если необходимо, до того, как угрозы полностью материализовались»[63] [64] [65]. С началом Иракской войны Дж. Буш-мл. отмечал, что «главное обязательство нашего поколения - распространять свободу, особенно на Ближнем Востоке. И победа свободы в Ираке усилит нового союзника в войне с террором, вдохновит демократических реформаторов от Дамаска до Тегерана, принесет надежду и прогресс в проблемный регион и, таким образом, отведет ужасную угрозу от жизни}

91

наших детей» .

Стратегия «превентивных действий» выступала в качестве инструмента выполнения Соединенными Штатами миссии распространения демократии. В представлениях республиканской администрации Дж. Буша-мл. процесс демократизации имел конкретную региональную направленность - Ближний Восток, с которым были связаны многочисленные интересы США как политические, определяемые необходимостью борьбы и противодействия террористической угрозе, так и экономические, основанные на

92

энергоносителях и контроле, а также регулировании рынка энергоресурсов . Американские неоконсерваторы выступали за использование вооруженной силы в отношении отдельных государств Ближнего Востока в соответствии с американскими интересами. Следует указать на волюнтаризм США в отношении принципа суверенитета, которого они придерживаются в отношении американского государства и конъюнктурно трактуют в отношении других стран.

Американская администрация Дж. Буша-мл. выделяла Ближней Восток в качестве приоритетного региона. Распространение демократии и реформирование исламского общества региона в соответствии со стандартами американской демократии способствует не только сближению

систем и росту потенциальных союзников, но и, самое главное, снижает угрозу национальным интересам США. Поэтому демократизация исламских стран Аравийского полуострова служит обеспечению национальной безопасности американского общества. Как отмечал Дж. Буш-мл. во время Второй иракской войны, «до тех пор, пока Ближний Восток остается местом тирании, безысходности и гнева, он будет порождать людей и движения, которые угрожают безопасности Америки и наших друзей. Таким образом, Америка следует прогрессивной стратегии свободы на Большом Ближнем Востоке. Мы будет бросать вызов противникам реформ, противостоять

93

союзникам террора и ожидать высоких стандартов от наших друзей» .

Выработанная во время подготовки и проведения Второй иракской войны «доктрина Буша» включала в себя четыре компонента: 1) существование взаимосвязи между внутриполитическим режимом государства и его внешней политикой; 2) придание исключительного характера угрозам, с которыми сталкивается Америка, и необходимость решительных и экстраординарных мер по их нейтрализации; 3) оправдание превентивных действий политической необходимостью; 4) в целях обеспечения политической стабильности США берут на себя бремя доминирования в основных областях мировой политики^{[66] [67].}

В годы правления республиканской администрации Дж. Буша-мл. широкое распространение получила теория государств-изгоев . К категории государств-изгоев американская администрация относила те страны, в которых нарушаются международные стандарты политического поведения, а также осуществляется систематическая дискриминация и нарушение прав человека на основе расового или гендерного аспектов, производятся репрессии против собственного населения. Именно государства-изгои должны быть подвергнуты процессу демократизации в первую очередь посредством смены режима или перехода всей полноты власти в руки политической оппозиции. В отношении этих стран демократия будет способствовать становлению правовой системы, основанной на стандартах западноевропейского общества^{[68] [69]. Так называемые государства-изгои стали рассматриваться в качестве наиболее вероятных объектов военных вторжений США и их союзников по НАТО. В качестве сценариев следующих актов насилия указывались и государства Ближнего Востока, например, Сирия[70].}

С точки зрения республиканской администрации США, демократизация стран исламского Ближнего Востока будет способствовать снижению террористической угрозы и выступит противодействием радикальному экстремизму и террору. Распространение демократии в регионе вовлечет в орбиту США новых сторонников либерально­демократических ценностей, что будет способствовать усилению присутствия США в нестабильных регионах и вытеснению из них возможных конкурентов. Американская администрация ориентировалась на использование американской военной мощи в большей степени, чем задействование союзников по НАТО.

Направленность американской политики в ближневосточном регионе четко демонстрировала стремление США к проведению односторонних действий без задействования арсенала и военно-политического потенциала НАТО. Это объяснялось уверенностью Соединенных Штатов в собственных силах, громоздкостью управленческого аппарата Альянса и необходимостью применения экстраординарных мер. Также имело место несогласие ряда европейских членов НАТО с американской политикой в регионе^{[71] [72].}

Военные кампании в Афганистане и Ираке, приведшие к смене режимов, не привели к быстрой демократизации общества. Столкнувшись с военно-политическими сложностями, американская администрация стала говорить о необходимости привлечения натовских сил для поддержания безопасности в регионе. В целом, американская доктрина продвижения демократии с упором на односторонние действия продемонстрировала свою мало эффективность и запретность.

Объявленная администрацией Дж. Буша-мл. война с терроризмом привела к изменению отношений США и НАТО, вызванному тактической необходимостью американского правительства продемонстрировать эффективность противостояния новой глобальной угрозе, которая бросила вызов США на ее территории. Здесь сочетались внутриполитические и внешнеполитические причины, определяемые, с одной стороны, необходимостью консолидации американского общества перед угрозой террористических действий, с другой стороны, оперативной эффективностью военного противостояния мусульманскому террористическому экстремизму^[73]. Неудавшиеся уроки косовского конфликта 1999 г. наглядно показали неэффективность громоздкой структуры военного управления в рамках миротворческой акции НАТО. Именно этим объясняется неучастие НАТО в афганской операции США против талибов в Афганистане в 2001 г.^[74] По мнению американского сенатора Р. Луара, неучастие Альянса в афганской операции 2001 г. объяснялось необходимостью в сжатые сроки мобилизовать военный потенциал для проведения войсковой операции против талибов, что в условиях взаимодействия США с системой НАТО было достичь проблематично. Поэтому это «легче было сделать самостоятельно» и Пентагон отдал предпочтение системе единого командования перед сложной натовской системой управления. Р. Лугано отмечал, что кроме системы военной эффективности существовал фактор политического доверия. В глазах американского руководства европейские союзники по НАТО теряли характер надежных партнеров политики США. «Г оды сокращения оборонных расходов и неудачи по улучшению европейского военного потенциала вызвали сомнения в способности европейцев внести существенный вклад в обеспечение безопасности. Верно это или нет, но наследие Косово усилило опасение, что НАТО не подходит для ведения современной войны»^{[75] [76].}

Афганская операция США и НАТО против талибов 2001 г. продемонстрировала избирательный характер к выбору партнеров при проведении военной операции силами американской армии. Отбор партнеров определялся их способностью быстро и эффективно принять участие в боевых действиях как в рамках НАТО, так и на основе двухсторонней договоренности вне евроатлантических структур. Тем не менее, НАТО стала основой формирования таких коалиций, их ядро составляли государства- члены Альянса, связанные с США тесными партнерскими отношениями. Как заявлял министр обороны США Д. Рамсфельд, «цель определяет коалицию, а

103

не коалиция - цель» .

Некоторое охлаждение США к НАТО в начале афганской кампании носило в большей степени временный характер, определяемый политической необходимостью продемонстрировать американскому обществу способность государства противостоять вызову терроризма и склонность республиканцев к решительным наступательным действиям. Односторонние действия США против талибов вызвали критику в начале 2002 г., в которой среди прочего отмечалось ошибочность односторонних действий американской администрации и необходимость привлечения НАТО к проведению антитеррористических действий^[77]. Вовлечение в войну с международным терроризмом партнеров по НАТО придало бы действиям США большую легитимность. По мнению У. Пфаффа, американская администрация признала значение военного потенциала НАТО, который мог быть задействован в антитеррористических действиях. «НАТО остается для Соединенных Штатов ценным инструментом, незаменимым для военных операций США в Европе, на Ближнем Востоке, в западной и центральных частях азиатского континента. Она обеспечивает хорошо развитую и разветвленную военную инфраструктуру и сеть военных баз в Европе»^[78].

Американская администрация Дж. Буша-мл. с 2002 г. вновь обратила свой взор в сторону НАТО. США стали поддерживать идею расширения НАТО, руководствуясь тем, что им удастся использовать это в своих целях^{[79] [80] [81]. Расширение НАТО позволило бы объединить европейские государства вокруг Соединенных Штатов в стратегическом отношении, а также создавало бы возможность для превращения Альянса в инструмент американской политики, который можно было бы использовать не только в рамках европейского пространства, но и вне его.}

Показательно, что в этот период начинают вырабатываться подходы НАТО к «южному направлению», включающему регион «Большого Ближнего Востока». Например, в 2001 г. разрабатывается документ Альянса

1 г\п

«Southern Dimension of European security» . В данной программе намечались принципы деятельности союза по обеспечению безопасности в регионе, а

также включение причерноморских стран в сферу деятельности НАТО и

108

распространение влияния на юг .

Пражский саммит 2002 г. привел к поиску эффективных отношений между США и НАТО. В ходе обсуждения проблемы будущего НАТО были обозначены три наиболее вероятных пути модернизации Альянса. Сторонники первого пути считали, что в современных условиях трансконтинентальных угроз европейские партнеры по НАТО не в состоянии обеспечить безопасность, поэтому следует в рамках НАТО разграничить функции: США обеспечивают использование военной силы, а партнеры по НАТО - ее финансирование. Сторонники второго подхода полагали, что Североатлантический альянс сохранит свою роль военно-политического союза, в рамках которого США возьмет на себя бремя использования вооруженных сил, а европейские партнеры составят основу миротворческих сил, обеспечивающих прикрытие военных операций. Сторонники третьего подхода придерживались позиции, что НАТО должно возглавить борьбу с терроризмом на глобальном уровне^[82].

Позиция европейских членов НАТО накануне саммита в Праге носила менее определенный характер. Франция подчеркивала необходимость сохранения НАТО как военно-политического блока, который в состоянии решать возникающие глобальные вызовы и выступать в качестве инструмента коллективной безопасности. ФРГ поддержало позицию Франции в данном вопросе, акцентируя внимание на решении экономических проблем^[83].

Открывшийся в 2002 г. в Праге саммит ставил перед собой задачу трансформации НАТО в условиях новых глобальных вызовов. Лозунгом встречи стали слова: «Новые члены - новые возможности - новые отношения». В рамках политики «открытых дверей» приглашение для переговоров о вступлении в НАТО получили Болгария, Латвия, Литва, Румыния, Словакия, Словения и Эстония. В марте 2004 г. были ратифицированы протоколы об их присоединении к Альянсу. Главным результатом Пражского саммита стали решения, подчеркнувшие важную роль трансатлантического Альянса в решении глобальных проблем и сохранение позиций НАТО в организационной иерархии европейской безопасности в условиях доминирования США в мировой политике. В ходе обсуждения в Праге были определены приоритетные направления противодействия глобальным угрозам, среди которых наибольшее значение придавалось международному терроризму и распространению оружия массового уничтожения (ОМУ). Было принято Пражское обязательство о совершенствовании военного потенциала. Оно дополнялось решениями о создании Сил реагирования НАТО (НСР), оптимизации структуры органов управления НАТО, концепцией защиты от терроризма. Данные решения должны были обеспечить НАТО эффективное участие в антитеррористических операциях. Значение Пражского саммита 2002 г. было столь велико, что по ряду оценок его результаты приравнивали к принятию новой стратегической концепции НАТО^[84].

Следует отметить компромиссный характер модели взаимоотношений, выработанной в Праге. Было признано, что НАТО приобрела новую роль при сохранении прежней функции обеспечения безопасности, направленную на поддержание глобальной безопасности. Таким образом, организационная структура НАТО включала два элемента: 1) основу будут составлять обязательства по ст.5 Вашингтонского договора; 2) периферийные действия будут основываться на создании «коалиций добровольцев» для проведения трансатлантических операций.

В ходе саммита было принято Пражское обязательство о совершенствовании военного потенциала, предусматривающее, что союзники по НАТО примут на себя свыше 400 твердых политических обязательств, среди которых наибольшее значение будут иметь обязательства по наращиванию оперативного потенциала по направлениям: защита от всех видов ОМУ; разведка, наблюдение и обнаружение целей; воздушное наблюдение за земной поверхностью; командование, управление и связь;

повышение боевой эффективности войск за счет высокоточного оружия и средств подавления ПВО противника; стратегические воздушные и морские перевозки; дозаправка самолетов в воздухе; боевое и тыловое обеспечение .

Определенное значение имело решение о создании НСР численностью 20-25 тыс. человек, которые должны были повысить боеготовность НАТО в рамках новых угроз. Были предусмотрены два этапа подготовки НСР - начальная степень боевой готовности должна была быть достигнута не позднее октября 2004 г., а окончательная полная боеготовность - к октябрю 2006 г. Стратегия трансформации НАТО, направленная на оптимизацию структуры органов управления Объединенными вооруженными силами НАТО и создание межвидовых воинских формирований, способных в короткие сроки развертываться для решения боевых задач, существенно дополнялась концепцией НСР. С точки зрения ее разработчиков, НСР направлены на решение четырех задач:

«- обеспечить НАТО возможность оперативно реагировать на кризисные ситуации;

- служить катализатором процесса дальнейшего совершенствования военного потенциала Североатлантического союза и способствовать преодолению существующего технологического разрыва между европейскими членами Альянса и США в рамках Пражского обязательства о совершенствовании военного потенциала;

- предоставить возможность новым членам НАТО, не обладающим значительными военными возможностями, быстро занять особую «нишу потенциала» в военной структуре блока, что весьма ценно для Альянса;

- стать для США своего рода тестом, который позволит им понять, кто из традиционных союзников будет для них наиболее «ценен» в будущем» . ^{[85] [86]}

Отметим, что в 2015 г. НАТО приняла решение увеличить НСР вдвое до 40 тыс. чел.^[87]

Таким образом, нам представляется обоснованным вывод М. Кучинской о том, что «концепция НСР и Пражское обязательство о потенциале являются общим для членов НАТО вектором трансформации Альянса, который направлен на существенное повышение роли военного компонента в деятельности Организации»^[88]. По словам бывшего генерального секретаря НАТО Дж. Робертсона, “уникальность НАТО состоит в том, что она способна быстро трансформировать политические решения в военные акции»^{[89] [90] [91].}

Решения Пражского саммита вызвали критические комментарии о путях трансформации НАТО в условиях глобальных угроз. В целом, подчеркивая роль НАТО как фактора коллективной обороны и безопасности, исследователи опасались за то место, которое США стремились отвести Альянсу. Это превращало НАТО в «мусорный коллектор», уборщика за

Il п

Соединенными Штатами . Начатая США война с терроризмом обозначила различие в подходах между США и европейскими государствами. Если Соединенные Штаты придерживались проведения военных действий с использованием высокотехнологичного военного потенциала, то европейские государства выступали за долгосрочные методы юридического (единый европейский ордер на арест) и экономического (блокирование источников финансирования террористов) характера .

Стремление США превратить Пражский саммит в прелюдию будущей Иракской кампании не увенчалось успехом. Надежда американцев на то, что

будущая вторая иракская война вызовет такую же политическую поддержку, как и первая, не учитывала изменившуюся мировую конъюнктуру. Два ключевых государства ЕС ФРГ и Франция высказались против нанесения удара по Ираку, и в случае военного решения иракской проблемы они не оказали бы США политической поддержки. Иракский вопрос обозначил раскол в рамках НАТО между США и европейскими государствами, а также определил отсутствие политического единства по иракскому вопросу среди самих европейских государств. В итоге в рамках второй иракской войны военные действия США были поддержаны только Великобританией, политическое одобрение американским шагам было высказано Италией и Испанией^[92]. В феврале 2003 г. основные европейские противники иракской политики США ФРГ, Франция и Бельгия отказались удовлетворить натовский запрос об оказании Турции дополнительной помощи в связи с возможным началом войны в Ираке. Бонн, Париж и Брюссель сочли оказание такой помощи Турции равнозначной согласию на начало войны США против Ирака. Таким образом, иракская война продемонстрировала различие в подходе к разрешению глобальных политических угроз между Соединенными Штатами и европейскими государствами.

Натовская концепция защиты от терроризма предусматривала профилактическое применение вооруженной силы, хотя само понятие «превентивного удара» в ней отсутствовало. Концепция НАТО определяла четыре направления возможной военной деятельности Альянса: 1) антитерроризм; 2) ликвидация последствий терактов; 3) контртерроризм (использование наступательных мер как в рамках НАТО, так и с использованием союзнических коалиций); 4) военное сотрудничество. Необходимо указать на то, что решение на применение вооруженной силы с целью нанесения упреждающего удара возможно только на основе консенсуса^{[93] [94].}

В 2003 г. проблема глобальных угроз нашла свое отражение в Европейской стратегии безопасности. В первой редакции стратегии, принятой на Евросовете в Салониках 20 июня 2003 г., к основным угрозам безопасности отнесены международный терроризм и распространение ОМУ. Однако в документе отмечалось, что обозначенные угрозы должны устраняться в рамках взаимодействия с Советом Безопасности ООН. В ходе дискуссии рассмотрение проблемы нанесения превентивных ударов претерпело изменение во второй редакции Европейской стратегии безопасности, принятой в Брюсселе 12-13 декабря 2003 г. на основе доклада Х. Соланы «Безопасная Европа в лучшем мире». В документе определялись пять основных угроз: терроризм, распространение ОМУ, «несостоятельные» государства, региональные конфликты, организованная преступность. Противодействие этим угрозам предусматривало применение широкого спектра средств: политических, военных, экономических. Применительно к проблеме превентивного удара по источнику угрозы безопасности последняя редакция документа исключила тезис об «упреждающем вмешательстве», первоначально включенный под давлением Великобритании, но вызвавший принципиальные возражения со стороны ФРГ .

Ключевой проблемой трансформации НАТО после Пражского саммита стало расширение глобальной компетенции Альянса. США видели НАТО как инструмент решения глобальных политических задач и поддержания безопасности на глобальном уровне. Однако такой подход вызывал опасения со стороны ряда европейских государств. Еще высказанный в ходе югославского конфликта тезис госсекретаря США М. Олбрайт о создании

«глобального НАТО» вызвал настороженность со стороны ЕС^{[95] [96]. Однако к 2003 г. ситуация изменилась, что позволило включить положение об операциях, выходящих за рамки коллективных оборонительных обязательств, в новую Стратегическую концепцию НАТО. Таким образом, НАТО наделила себя правом применять военную силу без соответствующих санкций СБ ООН. Одобренная в Праге концепция защиты от терроризма предполагала, что натовские силы должны быть способны «сдерживать и дезорганизовывать нападения террористов, также обеспечивать защиту от}

них»

Идея глобализации НАТО вызывает разный подход к ее реализации со стороны ведущих европейских государств. Верная союзница США на европейском пространстве Великобритания поддерживает идею глобализации НАТО и в рамках внешнеполитической стратегии США поддерживала ее в иракской войне. Франция также выступала сторонницей активной глобальной внешней политики, но связывала ее не с деятельностью НАТО, а политикой ЕС. ФРГ, не являясь сторонницей глобализации НАТО, активно поддерживала идею создания НСР и склонялась в сторону регионального рассмотрения проблем. Однако сторонниками глобализации НАТО выступали новые члены Альянса, прежде всего Польша, которую называли «американским троянским конем», а в немецкой печати - «американской троянской ослицей». Польша поддержала США во время иракской войны, вызвав критику и неодобрение со стороны ФРГ и Франции, что не повлияло на растущую политическую активность нового члена Альянса в вопросах глобализации НАТО. По оценке В. Бюхерля, положение молодых членов Альянса во время иракского кризиса создает предпосылки для дальнейшего продвижения НАТО на восток, что приведет к приданию

Альянса большей «восточноевропейское™» и сделает его «более

124

американ^им» .

Окончание иракской войны в 2003 г. привело к тому, что европейские государства, прежде всего ФРГ, стали стремиться к восстановлению дружественных связей с США и преодолению кризиса в трансатлантических отношениях. В ходе визита министра иностранных дел ФРГ Й. Фишера в США в июле 2003 г. им было заявлено об общей для США и ЕС стратегии безопасности. 21 октября 2003 г. США призвали ЕС договориться о совместном понимании общего с НАТО «стратегического видения», что позволило бы исключить в будущем различные проблемы. В конце 2003 г. США стали рассматривать вопрос об расширении зоны ответственности Международных сил по содействию безопасности под командованием НАТО с последующей передачей всей антитеррористической операции в Афганистане под натовское командование . В 2004 г. Совет НАТО принял решение о постепенном расширении зоны действия Международных сил по содействию безопасности в Афганистане. Решение НАТО о поэтапном увеличении сил с 6,5 тыс. чел. до 10 тыс. чел. должно было завершиться к сентябрю 2005 г. К лету 2006 г. управление антитеррористической операцией в Афганистане полностью перешло в руки натовского руководства^{[97] [98] [99].}

Хотя сравнительный анализ военных вторжений Альянса в Югославии и Афганистане не входит в задачи настоящего исследования, необходимо отметить, что в ходе этих акций совершенствовался механизм гуманитарного вмешательства. Гуманитарные интервенции в Югославии и Афганистане осуществлялись без соответствующего международно-правового обеспечения, в качестве которого должны были выступить соответствующие резолюции ООН. В обоих случаях Альянс действовал во многом под руководством своего лидера - США. Если в Югославии развитие событий в скором времени привело к выводу военного контингента НАТО из края Косово, замене его международными полицейскими силами, то в Афганистане потребовалось длительное присутствие военных контингентов стран НАТО, выполнение ими мероприятий по обеспечению безопасности в стране присутствия. Участие в контртеррористической, требующей размещения сухопутного контингента стало важным опытом для руководства Альянса, учитываемом при планировании новых гуманитарных интервенций.

Саммит НАТО в Стамбуле 28-29 июня 2004 г. привел к согласованию позиций и выработке общей стратегии для стран-членов НАТО в борьбе с глобальным терроризмом. В рамках проходившей встречи был обозначен регион, приоритетный, с точки зрения НАТО, в свете определенных политических интересов Альянса, в который вошел Кавказ, Центральная Азия и «Большой Ближний Восток».

Высказанная помощником госсекретаря США У. Бернсом концепция «Большого Ближнего Востока» предусматривала привитие мусульманскому миру американо-европейских ценностей «открытого общества». В свете последующих изменений «арабской весны» представляется интересным тот набор изменений, включение которых в политическую жизнь мусульманских стран региона виделось необходимым для строительства свободного общества. Американское видение изменений предусматривало создание институтов гражданского общества с наличием обязательных элементов, таких как: свободные и открытые выборы, возможность для населения участвовать в формировании политической власти, создание конкурентной политики, политических партий и свободных средств массовой информации, либерализация экономической жизни путем уменьшения государственного

127

регулирования экономики и расширение роли малого и среднего бизнеса . ^[100]

Стамбульская встреча способствовала сглаживанию возникшей напряженности между отдельными представителями НАТО и США, хотя ФРГ и Франция продемонстрировали критику американской концепции «Большого Ближнего Востока». Прагматический подход США к определению роли НАТО в рамках американской внешнеполитической доктрины при администрации Дж. Буша-мл. отводил Альянсу место инструмента распространения ценностей демократического общества, что приводило к разностороннему подходу в предназначении военного блока. Если европейские члены НАТО, прежде всего ФРГ и Франция, рассматривали ее как элемент системы безопасности и не спешили придавать ей глобальные задачи, то США, напротив, видели в ней и инструмент безопасности, и средство продвижения американских интересов. Следует подчеркнуть стремление ФРГ к приданию НАТО более политического характера в противовес американской идее использовать организацию для «продвижения демократии».

Заявление политического характера прозвучало в выступлении канцлера ФРГ Г. Шрёдера в феврале 2005 г. в ходе Мюнхенской конференции, где им было высказано предложение о создании рабочей группы по нормализации трансатлантических отношений, что встретило отрицательный отклик руководства НАТО в лице генерального секретаря Я. де Х. Схеффера, считавшего Альянс вполне жизнеспособным и не нуждающимся в каком- либо урегулировании. Линия придания НАТО большего политического характера была подтверждена новым германским канцлером А. Меркель в ходе первого визита в США в ноябре 2005 г. . В действиях германского руководства можно усмотреть стремление усилить свое влияние в структурах Альянса с тем, чтобы оказывать большее влияние на его политику и стратегию. ФРГ является вторым по влиянию после США государством в ^[101]

НАТО, так как совокупный вклад германского государства составляет 20,3 %, а США - 26,7 %. Третье место занимает Великобритания с совокупным вкладом - 12,1 %. Бундесвер впервые за историю ФРГ принимал участие в боевых действиях в ходе косовского конфликта в 1999 г. Дальнейшее применение вооруженных сил шло только по возрастающей: 2001-2003 гг. - Македония, с 2002 г. миротворческий контингент германских войск принимал участие в боевых действиях в рамках антитеррористической кампании в Афганистане, что стало своеобразным “квантовым скачком в

129

германской внешней политике» .

Таким образом, можно проследить наличие определенных расхождений по поводу трансформации НАТО в условиях глобальных угроз, которое возникло между США и ФРГ, и частично Францией, которая в рамках голлистской стратегии сохраняла определенную дистанцию и самостоятельность в степени участия в системе коллективной безопасности. Следует согласиться с мнением М. Кучинской утверждавшей, что в своих подходах к реформированию НАТО эти государства (ФРГ, Франция, Бельгия) объединяет предпочтение, которое они отдают развитию «европейской опоры» блока. А после иракского кризиса еще одним объединяющим началом стало стремление придать Североатлантическому альянсу большее «политическое измерение». Вместе с тем ведущие государства НАТО Германия и Франция пока не только не представили какой-либо целостной концепции политической реформы Альянса, но и не определили, какой смысл следует вкладывать в само понятие «более политическая НАТО». Их попытки предложить варианты продвижения политических интересов Европы в рамках Альянса носят скорее рефлексивный характер и появляются лишь в ответ на неприемлемые для них американские инициативы. Следует заметить, что США как одна из ведущих ^[102] стран НАТО традиционно выступают против политизации Альянса, поскольку этот процесс может только усугубить имеющиеся разногласия и подорвать способность военно-политического блока при необходимости эффективно использовать свою военную силу .

Одним из ключевых вопросов между США и европейскими членами НАТО выступал выбор средств противодействия глобальным угрозам, особенно террористическим действиям. Как показал иракский кризис, найти точки соприкосновения в этом вопросе оказалось крайне сложно. По оценке М. Рюле, выработать совместный единый взгляд на транснациональные угрозы на основе признания единства позиции представляется практически невозможным. Для поиска компромисса следовало бы активизировать стратегический диалог по различным политическим и военным вопросам, в рамках которого можно предпринять усилия по выходу из политического

131

тупика .

В рамках прошедшего 28-29 ноября 2006 г. Рижского саммита НАТО были выработаны приоритетные задачи Альянса, к которым относились борьба с транснациональным терроризмом, с распространением оружия массового поражения и средств его доставки. Высказываются сомнения о степени эффективности натовской структуры в борьбе с транснациональным терроризмом. Данной позиции придерживается А. Беблер, отмечавший, что в затяжной войне с транснациональным терроризмом НАТО не способна сыграть заметную роль в силу обладания Альянсом ограниченными возможностями, которых недостаточно для достижения эффективного

132

результата .

Политическая трансформация НАТО в условиях возникновения глобальных угроз определила возникшую сложность в рассмотрении степени вовлечения НАТО в систему антитеррористических действия США. ^{[103] [104] [105]}

Разногласия между США и другими членами НАТО, прежде всего ФРГ и Францией, продемонстрировали наличие двух вариантов трансформации натовской структуры и натовской стратегии в современных условиях. Стремление США использовать военную мощь НАТО как инструмент достижения американских внешнеполитических целей не совпадал со склонностью ФРГ сделать упор на расширение политического элемента НАТО. Военные действия США в Афганистане и Ираке в начале XXI в. обозначили проблему вовлечения НАТО в военные действия. Склонность США к нанесению превентивных ударов по возможным противникам и угрозам системы безопасности основывалась на изменении внешнеполитической стратегии Соединенных Штатов во время администрации Дж. Буша-мл.

Теория американской исключительности дополнялась внешнеполитическими концепциями «мягкой гегемонии» и «распространением демократии».

Внешнеполитическая доктрина «мягкой гегемонии» стала формироваться на рубеже 1990-начале 2000 гг. К ее ключевым компонентам относились следующие: 1) США обладают монопольным правом на

применение силы, включая ядерное оружие, в международных вопросах. Данное положение служило сдерживающим фактором распространения оружия массового поражения; 2) в начале XXI в. США является единственной сверхдержавой, способной обеспечивать контроль за мировой безопасностью, поэтому наличие американской мощи способствует сохранению мировой стабильности; 3) внешнеполитическая деятельность США опирается на унилатералистскую политику, т.е. политику, основанную на исключительном праве Соединенных Штатов принимать решения относительно проблем регулирования мирового порядка . ^[106]

Концепция «распространения демократии» связана с распространением либеральных ценностей и либеральных политических режимов в мировом плане. Корни данного подхода можно проследить в американской политике в годы Первой мировой войны^{[107] [108], а наиболее последовательно это проявляется после Второй мировой войны. По окончании холодной войны в 1990-е гг. концепция «распространения демократии» определялась единоличным господствующим положением Соединенных Штатов, которое взяло на себя миссию распространения либерально-демократических ценностей.}

Элементы концепции «распространения демократии» включают в себя: 1) теорию американской исключительности и вытекающее из нее стремление к изменению миропорядка на основе демократических ценностей и принципов рыночной экономики; 2) взаимообусловленность глобальной и национальной безопасности США и распространение демократических ценностей во всем мире является гарантом усиления безопасности, т.к. единство демократических ценностей способствует сотрудничеству между странами и снижает риск глобальных угроз; 3) моральные обязательства США по распространению демократии определяют законность американского вмешательства в дела иностранных государств, что не исключает использование военной силы для утверждения демократических

- 135

ценностей в государствах с авторитарным политическим режимом .

Трансформация внешнеполитической идеологии США в условиях роста глобальных угроз начала XXI в. во многом имела определяющее значение для изменения политической стратегии НАТО по противодействию глобальным угрозам. Следует согласиться с позицией Т.А. Шаклеиной, согласно которой государства, входящие в состав НАТО, признают за США статус глобального лидера^[109]. Несмотря на разногласия между членами блока по вопросу вторжения в Ирак, эволюция Альянса и его стратегии была определена политической линией США по установлению однополярного миропорядка. В значительной степени, в соответствии с интересами США, развитие НАТО было направлено на совершенствование его глобального потенциала. Военно-политическая деятельность союза вышла за пределы традиционного для времен холодной войны североатлантического региона. Военные контингенты НАТО приняли участие в контртеррористической операции в Афганистане. Стратегия и система управления союза были переориентированы на противодействие глобальным рискам безопасности североатлантического сообщества.

Как уже отмечалось, в эти годы Альянс все более уделял внимание ближневосточному и средиземноморскому регионам. В сферу внимания союза, в рамках программы «южного направления», попадают такие страны, как Алжир, Ливия, Египет. Важное значение в налаживании кооперации между Альянсом и этими государствами в середине прошлого десятилетия играли Италия и Испания .

Взаимосвязь идеологии США и концепции НАТО вполне очевидна с учетом особых позиций отдельных государств, членов НАТО, по участию в силовых акциях США в Афганистане и Ираке. Совершенно справедливым выглядит позиция А. Богданова, анализировавшего американскую внешнеполитическую идеологию в начале XXI в. и утверждавшего, что «силовая асимметрия и идея американской исключительности, структурная иерархия и доктрина «мягкой гегемонии», системное доминирование и концепция «распространения демократии» дополняют друг друга в идеологии «американской империи», образуя мощный идеологический синтез, способный направлять внешнюю политику американского государства. В отличие от концепции «распространения демократии», ^[110]

имперская идеология концентрирует внимание на цивилизационных различиях, противопоставляет «варварский Восток» и «цивилизованный Запад», абсолютизирует культурно-исторические аспекты современных конфликтов и иных международных и внутриполитических проблем» . По мысли А.Н. Богданова, «...в идеологии американской империи формируется прозрачная детерминистская связь между американскими ценностями и национальными интересами США, создающая основу для реализации достаточно агрессивной, экспансионистской (в идеологическом смысле, прежде всего) внешнеполитической стратегии» .

Анализ мировой политики первого десятилетия XXI в. привел к необходимости выработки позиции НАТО по ключевым проблемам современности и определению системы политического и военного участия Альянса в противодействии глобальным угрозам. В 2010 г. в НАТО была принята новая Стратегическая концепция «Активное участие, современная оборона». В соответствии с ней перед НАТО ставились три важнейшие задачи: коллективная оборона, кризисное регулирование и обеспечение безопасности на основе сотрудничества. Коллективная оборона объявлялась важнейшей обязанностью НАТО. Она основывалась на сдерживании, на разумном сочетании обычных и ядерных боевых средств, выступая в качестве основополагающего подхода общей стратегии Североатлантического альянса. В качестве угроз определяются: распространение ядерного оружия, баллистических ракет и иных видов оружия массового уничтожения, а также терроризм, кибернетические нападения и важнейшие ограничительные факторы, такие как экология и ресурсы. Анализируя угрозы в сфере безопасности, руководство Альянса приходит к выводу о незначительной угрозе нападения на страны НАТО с использованием обычных вооружений, однако ее нельзя игнорировать. ^{[111] [112]}

Развитие информационных технологий усиливает угрозу кибер-атак, которые могут достигать уровня, угрожающего национальному и евроатлантическому благополучию. Особое внимание в документе отведено угрозам, связанным с перебоями в поставках энергоносителей и ресурсов. Впервые выделены угрозы, связанные с негативными факторами природного характера и нехваткой ресурсов, в том числе риски для здоровья, изменение климата, нехватка воды и растущие энергетические потребности.

Относительно кризисного регулирования НАТО придерживалась целостного подхода, предусматривающего участие Альянса на всех этапах кризиса. «НАТО будет действовать там, где это возможно и необходимо, чтобы предотвращать кризисы, регулировать их, стабилизировать постконфликтные ситуации и поддерживать восстановление». Важнейшей составляющей стратегической концепции НАТО по обеспечению безопасности, основанной на сотрудничестве, выступало партнерство между НАТО и государствами, не входящими в состав Североатлантического

140

альянса, а также другими международными организациями и структурами .

Таким образом, принятие в Лиссабоне в 2010 г. новой Стратегической концепции НАТО во многом сохраняло за собой основные принципы военно­политического союза, корректируя систему глобальных угроз по сравнению с концепцией 1999 г. Сохранялось стремление рассматривать НАТО в качестве глобального полицейского, действия которого должны служить сдерживанию очагов напряженности и предотвращению конфликтов, в том

141

числе с помощью военного и политического вмешательства . ^{[113] [114]}

Обращение новой американской администрации к ближневосточному региону определилось в речи американского президента Б. Обама в Каире в 2009 г. В ходе ее он признал некоторые из прошлых ошибок Вашингтона в области внешней политики по отношению к региону, когда «мусульманские государства часто рассматривали без учета к их собственным стремлениям». Б. Обама подчеркнул необходимость отхода от негативного восприятия ислама в западном мире и отождествлении его с терроризмом. Он отмечал, что «жестокие экстремисты использовали напряженные отношения среди малочисленного, но мощного меньшинства мусульман. Нападения от 11 сентября 2001 г. и длительные усилия этих экстремистов участвовать в насилии над гражданскими лицами принудили некоторых в моей стране рассматривать ислам как неизбежно враждебный не только в отношении к Америке и странам Запада, но также и к правам человека. Это породило больше страха и недоверия»^[115]. Тем самым, американский президент произвел разделение между большинством мусульманского мира и немногими экстремистами, дискредитирующими ислам.

Также 26 мая 2010 г. была опубликована Стратегия национальной безопасности президента США Б. Обамы. Сравнение политической концепции двух американских администраций XXI в. позволят сделать вывод о том, что предвыборные обещания Б. Обамы о ревизии американской политики периода Дж. Буша-мл. нашли отражение в важнейшем стратегическом документе. Конечно, в нем присутствуют как точки разрыва, так и элементы преемственности. Объединяющим элементом выступают идеологические принципы американской политики, отраженные в «доктрине Буша», и стремление следовать продвижению либерально-демократических принципов мироустройства. Однако бросается в глаза стремление администрации Б. Обамы следовать более осторожной политике с отходом от радикальных заявлений и позиций. В национальной стратегии США 2010 г. отсутствуют положения о возможности проведения превентивных акций против возможных источников угроз. Отсутствует подчеркивание исламского экстремизма в качестве источника угроз. Отмечается необходимость коалиционных действий по поддержанию мира и безопасности. Фактически администрация Б. Обамы, понимая, что в одиночку урегулировать конфликт не представляется возможным, предлагает использование международных организаций для разрешения сложных мировых проблем. При этом американская администрация указывала на необходимость нормализации отношений внутри НАТО и рассматривала эту политическую структуру в качестве приоритетной.

При перечислении наиболее важных международных организаций сотрудничества НАТО стоит на первом месте, а ООН - на втором^[116].

Что касается территориальных приоритетов, то администрация Б. Обамы обозначила только регион Большого Среднего Востока^[117], который по-прежнему играет ведущую роль в американской политике. Таким образом, американская стратегия Б. Обамы была ориентирована на использование международных организаций и иных структур для решения международных проблем и стремление активизировать коллективное участие. Можно заключить, что Стратегия национальной безопасности 2010 г. носила компромиссный характер, выразившийся в стремлении администрации США преодолеть негативные последствия курса Дж. Буша- мл. и придать идее американского лидерства более привлекательный вид. С помощью этого Б. Обама стремился вернуть США доминирующее положение в мировой политике. Однако говорить о том, что новая

стратегическая концепция стала фундаментальным поворотом американской

145

политики, не приходится .

В 2015 г. администрация Б. Обамы представила свою вторую Стратегию национальной безопасности, в которой НАТО отводится роль стержня расширяющейся глобальной безопасности^{[118] [119]. Таким образом, НАТО сохраняет за собой роль важнейшего института трансатлантической безопасности и взаимодействия.}

Изменение восприятия исламского мира американской администрацией и нормализация сотрудничества между Соединенными Штатами и НАТО закладывало основу для дальнейшего эффективного сотрудничества. Стремление американской администрации к использованию мирных средств демократизации авторитарных династических режимов лишь корректировало направленность американской стратегии, но не меняло ее основного вектора в ближневосточном регионе. Политические изменения 2011 г. придали американской и натовской политике в регионе совершенно новое звучание.

Еще одним элементом военной политики Альянса, получающим все большее признание в документах блока и его действиях, стало, как уже отмечалось, гуманитарное вмешательство. Концепция гуманитарного вмешательства или интервенции предполагает не только вооруженное вмешательство, она основана на идее о «примате прав человека над суверенитетом и территориальной целостностью и предполагает, что их нарушения не могут быть внутренним делом государства»^[120]. Теория и практика гуманитарного вмешательства отрабатывалась НАТО в Югославии, Афганистане, затем в Ливии, вопрос о необходимости гуманитарной

интервенции в Сирии также неоднократно поднимался. Как отмечает

В.М. Кулагин, «операции по международному военному вмешательству становятся неотъемлемой частью формирующейся системы международной безопасности», те из них, которые не получают необходимого международного согласования в Совете Безопасности ООН, «ведут к обострению противоречий между ведущими державами» . В последние годы НАТО становится одним из основных инструментов такого вооруженного вмешательства, осуществляемого под прикрытием тезиса о гуманитарной интервенции. При этом происходит нарушение

государственного суверенитета относительно слабых государств,

представляемых в качестве «изгоев» международного сообщества. Их государственный суверенитет не получает необходимого международно - правового обеспечения. Таким образом, гуманитарная интервенция становится механизмом разрушения суверенной государственности тех стран, которые оказываются в сфере интересов НАТО, ее ведущих государств-членов.

* * *

Таким образом, за период, прошедший со времени окончания холодной войны, политическая стратегия НАТО претерпела существенную трансформацию.

Ко времени завершения холодной войны военно-политический союз исходил из установок «доктрины Кармеля», предусматривающей противостояние СССР и ОВД с позиций силы. После распада Советского Союза высшее политическое руководство НАТО и ведущих государств- членов Альянса увидело перед собой возможность воспользоваться результатами «победы» в холодной войне. Это обстоятельство во многом обусловило изменение стратегии блока. ^[121]

Политические документы НАТО, проанализированные в данной главе, определяют переход Альянса к новой коалиционной стратегии, направленной на противодействие глобальным рискам и тесному взаимодействию с государствами, не являющимися членами блока, но находящимися в сфере геополитических интересов союза. К числу таких глобальных рисков в соответствии с современными стратегическими подходами Альянса стали относится не только угрозы в военной сфере, но и локальные конфликты в регионах, представляющих интерес для НАТО, ее ведущих государств- членов. В начале XXI в. все большее внимание блок стал проявлять в региону Ближнего Востока, что нашло выражение в реализации программ вовлечения стран региона в партнерские отношения с НАТО (Стамбульская инициатива сотрудничества и Средиземноморский диалог).

Основными факторами, определившими изменение подходов НАТО к установлению стратегических приоритетов, выступили: прекращение

существования советского блока, распад СССР; конфликты в ряде регионов мира, в том числе в Европе, на Балканах, вызванные дисбалансом в международных отношениях; глобальный характер рисков безопасности, прежде всего террористических. Кроме того, необходимо указать на то, что эволюция подходов НАТО к обеспечению безопасности находилась в тесной взаимосвязи с политикой США, ведущего государства блока.

Представляется возможным утверждать, что с конца XX в. Альянс в поисках новых ориентиров деятельности проводил последовательную политику расширения как проблемной, так и географической сферы деятельности. Тем самым осуществлялся переход к расширенному пониманию безопасности и участию Альянса в военных действиях за пределами его традиционной зоны ответственности. Участие в событиях в Ливии и Сирии только более ярко высветили эту тенденцию в трансформации политики и стратегии блока.

Современные стратегические установки Альянса следуют расширенным, комплексным представлениям о безопасности, которые направлены на защиту и реализацию интересов государств-членов. Существенно расширился спектр действий, в которых могут быть задействованы силы и ресурсы блока. НАТО более не ограничена узкими географическими рамками и выступает как организация обеспечения безопасности в глобальном масштабе. По-новому представлено и коалиционное сотрудничество. При незыблемости положений Вашингтонского договора, НАТО стремится к наиболее широкому вовлечению в сферу своих интересов государств, не входящих в Альянс. Тем не менее, следует сказать, что неизменными остались доктринальные положения, определяющие военный характер НАТО, его готовность к вооруженному вмешательству во имя защиты интересов североатлантического сообщества, понимаемых, прежде всего, как распространение и упрочение политического, экономического и военного влияния ведущих государств Запада.