[27] [28] [29] [30]. Уже через полвека, благодаря трактату «Кодекс международного дипломатического права» Г. Ф. В. Лейбница (1693), латинское слово «diplomaticus» прочно закрепилось для описания вопросов, относящихся к практике регулярных отношений между суверенами. С той поры происходит постоянное смысловое насыщение термина «дипломатия», его дефиниции эволюционируют, отображая изменения в самом феномене дипломатии. Так, отечественный лексикограф С. И. Ожегов описывает дипломатию как «деятельность правительства и его специальных органов по осуществлению внешней политики государства и по защите интересов государства и его граждан за границей» . Автор популярного труда по дипломатии сэр Э. М. Сатоу приводит следующее определение дипломатии как совокупности «знаний и принципов, необходимых для правильного ведения публичных дел между
29
государствами» .
Принятая в системе органов МИД России дефиниция восходит к «Дипломатическому словарю» под редакцией министра иностранных дел СССР
А. А. Громыко: «Дипломатия - принципиальная деятельность глав государств, правительств и специальных органов внешних сношений по осуществлению целей и задач внешней политики государства, а также по защите прав и интересов
- 30
государства за границей» .
Более современное и комплексное описание дипломатии мы находим у В. И. Попова - исследователя современных форм дипломатии: «Дипломатия - это наука международных отношений и искусство ведения переговоров между руководителями государств и правительств и специальными органами внешних сношений: министерствами иностранных дел, дипломатическими
представительствами, участие дипломатов в определении курса внешней
31
политики страны и ее проведении в жизнь мирными средствами» .
Зарубежный теоретик Г. Никольсон, значение трудов которого для понимания феномена дипломатии сложно переоценить, предпочитает оперировать определением Оксфордского словаря : «Дипломатия - это ведение международных отношений посредством переговоров; метод, при помощи которого эти отношения регулируются и ведутся послами и посланниками, работа или искусство дипломата» . Приводимое автором определение свободно от увязывания дипломатии (как искусства или ремесла, но не политической работы) с вопросами внешнеполитического регулирования.
Подобный подход в целом считался главенствующим в годы написания этой книги (1939). Впоследствии, как указывает Ю. В. Нечаева, в литературе и обиходе наметилась тенденция соотнести термины «дипломатия», «дипломатическая служба» и «дипломатическая практика»; под последней следует понимать собственно инструментальные аспекты в работе дипломатических учреждений и министерств иностранных дел[31] [32] [33] [34]. При этом дипломатическая служба не только проводит в жизнь внешнюю политику, но и принимает непосредственное участие в ее разработке. Начиная с 1970-1980 гг., дефиниции дипломатии начинают приводиться с учетом усилившейся гомогенизации мира и порожденных глобализацией проблем и вызовов. На ход рассуждений о том, что такое современная дипломатия,
большое влияние теперь оказывает феномен комплексной взаимозависимости, как его определяют Дж. С. Най и Р. О. Кеохейн . Данный феномен предполагает целую множественность параметров, включая глобальные проблемы, которые и обуславливают потребность дипломатов в согласовании действий при определении внешнеполитических стратегий. Кроме того, подчеркивается усилившаяся ориентация акторов международной жизни на координирование усилий по нейтрализации или предотвращению негативных явлений при разрешении конфликтов. Как следствие, начиная со второй половины XX века, основной функцией дипломатии стало разрешение глобальных международных проблем, затрагивающих одновременно несколько заинтересованных сторон, чему должны были соответствовать и новые форматы, и новые дипломатические акторы. Можно сказать, что дипломатия начавшегося столетия, ее наиболее актуальные, действенные формы стали характеризоваться как явление по большей части многостороннее, давно перешагнувшее за рамки двусторонних
межгосударственных взаимодействий.
Комплексная взаимозависимость выражается, среди прочего, в интенсификации транснациональных взаимодействий, которые зачастую имеют инициатора и поддержку в лице правительств национальных государств.
Такого рода взаимодействия имеют многосторонний характер и, с точки зрения Дж. С. Ная и Р. О. Кеохейна, являются неотделимыми от дипломатической деятельности, становясь их частью и нередко содержанием. Применительно к европейской интеграции авторы выделяют несколько основных форм влияния транснационального взаимодействия на взаимное восприятие, а, значит, межгосударственную политику и дипломатию[35] [36]: 1) изменение отношений;
2) международный плюрализм, под которым подразумевается взаимодействие национальных интересов в транснациональных структурах, созданных в целях координации деятельности;
3) развитие механизмов сдерживания через зависимость и взаимозависимость государств;
4) увеличение возможностей правительств одних государств влиять на правительства других государств;
5) возникновение автономных либо квазиавтономных акторов с собственной внешней политикой, которые способны противостоять политике национальных государств.
В целом же, по замечанию профессора факультета политологии МГУ П. А. Цыганкова , исследования Р. О. Кеохейна и его коллеги Дж. С. Ная, профессора Школы международных отношений имени Дж. Кеннеди и факультета политических наук Гарвардского университета, констатировали для мировой дипломатической науки, что наступил кризис государственно-центристской, или институциональной парадигмы международных отношений, а непререкаемая со времен заключения Вестфальского мира (1648) значимость национального государства в вопросах внешнеполитического действия заметно понизилась.
Эрозию и последующий кризис возникшей после Вестфаля парадигмы международных отношений, в которой главенствовал принцип суверенитета национального государства, как считает профессор Кафедры мировых политических процессов МГИМО д-р М. М. Лебедева, обеспечило вторжение в глобальную политику целого множества негосударственных акторов: ТНК, регионов и глобальных городов, межправительственных и международных неправительственных организаций и т.д.
. Параллельно с государственно-центризмом вестфальской системы существует некое группирование выпадающих из этой парадигмы акторов (проф. М. М. Лебедева предпочитает называть их «невестфальскими государствами» ). Несмотря на то, что к последним относятся по преимуществу несостоявшиеся [37] [38] [39] государства (failed states), сам вывод о том, что в них, в силу тех или иных причин, случился финальный распад идеи национального суверенитета, не может не представлять определенного интереса при изучении ценностной картины евроинтеграции (частный случай невестфальского или, вернее сказать, поствестфальского мироуклада). Хотя, безусловно, говорить пока об успехах какой-либо из интеграционных дипломатий в невестфальской парадигме за исключением ЕС не приходится. В то же время, не обладая суверенитетом и иными ресурсами и атрибутами официальной власти, такие негосударственные акторы видоизменяют под себя и сами ценностные установки дипломатии. Им попросту не остается ничего иного, кроме как развивать культуру дипломатических взаимодействий посредством мягкой силы (soft power)[40]. Что же касается многосторонней дипломатии, которая, как было сказано выше, превратилась в основной формат (и одновременно метод) т.н. новой дипломатии [41] , проводится в рамках международных универсальных и региональных объединений государств, комиссий, многосторонних встреч в верхах, деятельности посольств.
Многосторонняя дипломатия, в особенности обслуживающая интересы интеграционных образований сталкивается с дилеммой лояльности[42] дипломата - проблема, которая стоит перед сотрудниками дипломатического корпуса и парадипломатических органов Европейского Союза. Поскольку для традиционного дипломата характерно то, что, начиная с Ф. Кальера и его, по выражению профессора МГИМО Т. В. Зоновой «настольной книги дипломатов» [43] , считали «седьмой великой добродетелью» [44] - сохранение максимума лояльности интересам национального государства, постольку же для современного дипломата необходимым условием становится лояльность общеевропейским органам.
Вопрос адресата лояльности дипломата, перехода его локалитис[45], или, иначе говоря, стойких, установившихся симпатий к выдавшей агреман стране пребывания, в лояльность сотрудника интеграционного образования с совершенно иной поведенческой психологией лояльности, является лишь одним из многих компонентов более обширной проблемы - преодоления новой дипломатией старой парадигмы представлений суверенитета и баланса интересов.
Становление дипломатии, начавшееся ещё в Средние века, служило прямым следствием секуляризации [46] [47] , фрагментации европейского ландшафта и воздвижения концепта суверенной державы. Господствовавшей столетиями идее суверенного правления соответствовала теория равновесия сил - принцип и регулятор всей архитектуры международных отношений и дипломатии европейских государств. Нельзя сказать, что современная дипломатия интеграционных образований как феномен появляется внезапно и не имеет политико-теоретических корней. Напротив, ценностная база для нее складывалась на протяжении всей исторической эволюции понятий суверенитета, национального интереса и концепции равновесных сил в мировой политике. Как считает Т. В. Зонова, именно в изменении подходов к вышеобозначенным проблемам - следует искать истоки трансформации дипломатических структур и
47
институтов, отличающих всю современную модель дипломатии .
По мнению ученого, глобальность как фоновый и объективный процесс способствует нивелированию традиционных соотношений между политикой внутренней (делом суверенов, или национальных государств с их дипломатическим корпусом классического типа) и внешней, в особенности, реализующейся, в том числе, посредством региональных интеграционных объединений. Метаморфозы, которые происходят в отношении суверенитета, и утвердившиеся в науке с 1990-х годов представления позволили говорить об общемировом тренде на размягчение суверенитета и его преодоление внутри интеграционного поля (в реалиях Восточной и Западной Европы соответственно). Складывается ощущение постепенного стирания демаркационных линий, разделявших субнациональные, национальные и международные политические пространства в общем измерении «единого мирового политического», как об этом
до
предпочитает говорить профессор МГИМО А. Д. Богатуров .
Наиболее значимым примером процесса переформатирования современной дипломатии, можно считать появление коллективного дипломатического и политического субъекта - Евросоюза, которому Н. Н. Гнатюк прочит будущее полноценной (над)государственной структуры, если процессы дальнейшей централизации европейского поля будут сохранять свой устойчиво поступательный характер. В противном случае, «при сохранении нынешних институциональных форм ЕС будет обречен совмещать статус международной организации с характеристиками международного режима и политического союза, имея лишь ограниченный уровень автономности в сферах делегированных полномочий»[48] [49]. Но даже сейчас, на промежуточном этапе, Д. Спенс и Б. Хокинг[50] [51] связывают с возникновением ЕС появление новейшей парадигмы в международных отношениях и корпуса интеграционных дипломатов. Официальный Брюссель становится площадкой, где на постоянной основе дискутируются и координируются формы, реакции государств-членов на ситуационную конкретику, а также темы, которые ранее было принято относить к внутренним вопросам суверенных держав . К числу последних относится, с точки зрения Дж. Ховорса, также поглощение политики национальной безопасности повесткой безопасности коллективной [52] [53] [54] , что реализуется посредством совместного урегулирования кризисов, возникающих внутри Евросоюза . Хотя подготовка дипломатических кадров для работы на общеевропейском уровне требует изменения, в том числе ментальной культуры дипломатов, в обозримой перспективе окончательное схождение со сцены национальной дипломатии не представляется возможным. До той поры, пока ведётся торг о границах суверенитета в странах ЕС, парадигма равновесия сил будет сохраняться. Невзирая на это, ключевые трансформации в механизме принятия внешнеполитических решений и дипломатических институтов переживает именно ЕС - что и позволило Дж. Джексону говорить не только о феномене интеграционной евродипломатии, но и о появлении панъевропейской политии, которой свойственны приемы децентрализации и многоуровневой институциональной архитектуры согласованного осуществления
54
внешнеполитических задач .
Наблюдаемое в текущий момент сосуществование различных форм дипломатии имеет свои прецеденты в истории и не является уникальным феноменом. Можно даже утверждать, что само по себе возникновение традиционной дипломатии (в узком смысле), то есть руководимой централизованными канцеляриями профессиональной и развитой системы регулярных взаимных дипломатических миссий и представительств, исторически было сопряжено с необходимостью суверенных государств с общим культурным районированием, в первую очередь, итальянских княжеств, входить в разнообразные союзы. Однако уже в XII-XIII вв., когда на Аппенинском полуострове складывалась весьма эффективная для системы равновесия модель дипломатии, отмечался и обратный процесс: втягивание германских княжеств в орбиту Священной Римской империи, которая располагала общими для образовывавших ее государств институтами и дипломатией. Таким образом, по замечанию Т. В. Зоновой[55], внешняя политика одновременно являлась внутренней - препятствовавшей формированию национальных дипломатий Австрии и будущей Германии, если даже говорить о Священной Римской империи в терминах нынешней интеграции не совсем корректно[56] [57].
В итальянских княжествах конструкция, зиждившаяся на формировании коалиций по воспрепятствованию гегемонии какого-либо из них, отражала опасения миниатюрных государств за свой уязвимый суверенитет, и, следовательно, оперировала категориями сдерживающих группирований . При такой парадигме созданное общее политическое пространство нельзя было считать предтечей интеграции. Более того, на столетия вперед она заложила негативное отношение европейского социального конструкта, как его называют Т. Дж. Бирштекер и К. Вебер[58], к вопросам делегированного суверенитета, наднационализма и интерговерментализма[59].
Тем не менее, такая параллельная линия, противостоящая дипломатии баланса сил, в европейской теории дипломатии существовала и периодически заявляла о себе. Яркая иллюстрация идеи создания внутри общей системы равновесия региональных подсистем - практически предтеча современной дипломатии регионов и регионализма - может быть найдена, например, в трактатах англичанина Т. Овербери[60].
С другой стороны, уже в XIII в. распространяется взгляд на проблему Л. Кале, который он сформулировал в «Европейском балансе как правиле войны и мира» (1744), а именно: каждый европейский суверен обязан уступить часть суверенитета и осуществить территориальные уступки, если того потребует единая панъевропейская система государств[61]. Как отмечает бывший германский посол, профессор международного права Фрайбургского университета В. Г. Греве, это стало затянувшимся по времени переосмыслением дипломатической формулы iustum potentiae aequilibrium («справедливый баланс сил») из Утрехтского договора 1713 года[62].
Официальное доминирование парадигмы равновесия сил во внешнеполитических линиях западной дипломатии ощущалось вплоть до конца XIX столетия. С этой поры в научных дискуссиях выработалось понимание необходимости внедрения новой дипломатической теории и усложнения, как дипломатических институтов, так и механизмов реализации внешней политики стран Европы[63]. Развитие парламентаризма, утверждение первых международных негосударственных и межправительственных организаций, фритрейдерство, обостряли вопрос о границах и содержании национального суверенитета. Подобное движение мысли находилось в прямой связи с изменением параметров внешнеполитического сотрудничества европейских стран, что практически воплощалось в первых шагах конференционной дипломатии (отечественный специалист Д. Н. Барышников называет точку отсчета в виде Берлинского конгресса 1878 года[64]).
Следует отметить, что фундаментальные изменения затронули также и методологию дипломатии. Дело в том, что парадигма равновесия сил, так или иначе, не теряла своей актуальности, пока шел многовековой процесс соперничества сопоставимых между собой по силе держав - империй (по П. Ханне[65]). Отсюда неслучайно, что иерархические конфигурации и круги влияния сверхдержав, достигшие максимума во время блоковой поляризации - когда
принцип баланса сил имел, пожалуй, наибольшую практическую
содержательность - теперь, в условиях снятия проблематики межблокового конфликта, - меняются на многовекторную сетевую дипломатию (на что указывает и бывший посол по особым поручениям МИД СССР В. Л. Олеандров[66]). Она оперирует гибкими схемами взаимодействия разнообразных групп и интеграционных объединений государств ради достижения взаимно пересекающихся внешнеполитических интересов.
Министр иностранных дел России С. В. Лавров отмечает, что среди первостепенных задач, стоящих перед такой многовекторной сетевой дипломатией и политическими элитами, которые сталкиваются с усилением процессов региональной интеграции - осознание необходимости
«переформулирования национальных интересов таким образом, чтобы они были совместимы с интересами партнеров и общими интересами международного сообщества»[67]. Кроме того, министр отмечает, что «тенденция к регионализации становится одной из ключевых в международных отношениях на современном этапе»[68] и высказывает предположение о том, что эффективность классических институтов многосторонней выработки внешней политики будет зависеть от усиления региональных структур.
Современная дипломатии ЕС имеет ещё один дополнительный исток. Это ощутимое рассредоточение центров власти и операторов принятия внешнеполитических решений, как о том пишет профессор политологии СевероЗападного университета США К. Джанда[69]. В результате наметился тренд к дублированию функционала МИДов другими институтами и ведомствами, в том числе парламентами и межпарламентскими комитетами - эффект перекрывающих компетенций. Органы управления Европейского Союза столкнулись с консолидацией разных уровней согласования и выработки
внешнеполитических решений, что не могло не вызвать болезненных
-70
адаптационных реакций со стороны национальных дипломатий .
Сложная диалектика глобализации и региональной интеграции в ряде случаев заставляет государства отступать от приверженности полному суверенитету и соглашаться на его частичное делегирование международным организациям и интеграционным структурам. Столь значимые изменения оказывают каталитическое воздействие на появление новых форматов дипломатии, включая наделение дипломатическими функциями тех участников международной жизни, которые ранее им не располагали или не существовали вовсе. Парадипломатическая активность новых интеграционных акторов порождает ситуацию, когда дипломаты вынуждены проводить согласования с иностранными представительствами агентств и департаментов напрямую, минуя МИДы стран аккредитации. При этом штат таких учреждений зачастую располагает иммунитетами и привилегиями, которыми привычно наделялись традиционные дипломаты.
В Европейском Союзе подобная тенденция проявляется в горизонтальной консолидации министров иностранных дел государств-членов с целью противодействия министерствам финансов . Со временем интеграционный проект, каким является Евросоюз, и его региональные институты обрастают собственной сетью международных контактов, которые обслуживают не аппаратные, или не официальные дипломаты. Американский исследователь Дж. Н. Розенау замечает, что текущая политическая система суть два мира, сосуществующих синхронно и как бы в параллельных плоскостях . В одном из них довлеют государства-суверены, которые по-прежнему задействуют арсенал классической аппаратной дипломатии. В другом - произошло рассредоточение, децентрализация власти, выделение множественных активных субъектов. [70] [71] [72] Таким образом, указывается на важное свойство современной международной обстановки: постоянное (и, видимо, имеющее автономную логику развития) усложнение институциональной среды, в которой внешнеполитические функции перестали быть эксклюзивной задачей аппаратных дипломатий.
Создается новая среда, в которой резко повышается значимость такого феномена, как многосторонняя дипломатия, которая вовлекает в свою работу даже привыкшие к двустороннему формату традиционные посольства и дипломатические миссии. Соответственно, меняется логика построения карьеры дипломата: на смену сложившимся схемам приходит возможность стать международным чиновником и работать на межправительственном уровне международных организаций или органов управления интеграционного
'7'у
образования .
МИДы лишаются прерогативы оставаться монопольным оператором внешней политики государств и все больше наделяются функциями скорее координатора внешнеполитических инициатив субнациональных и национальных институтов, международных организаций, правительств и администраций. Не в последнюю очередь процессу уступки внешнеполитических компетенций поспособствовало внедрение принципов функционализма [73] [74] [75] в структуры министерств иностранных дел государств Европы (подробнее школа функционалистов будет рассмотрена дальше). Притом, что в целом в европейской дипломатии функциональный принцип постепенно идет на убыль, в некоторых странах он до сих пор совпадает с их внешнеполитическими приоритетами. Например, в Италии в результате реформы системы ведения иностранных дел, осуществленной в соответствии с Законом № 266 / 99 в 2010 году , на первые позиции вышел Генеральный департамент политических дел и безопасности, чей руководитель обладает исключительно широкими компетенциями в реализации политических и стратегических целей государства. Кроме того, посредством объединения департаментов евроинтеграции и европейских стран выделен специальный Департамент Евросоюза, ответственный за продолжение курса итальянской дипломатии на сращение с дипломатией общеевропейской. Своевременному реагированию на вызовы глобализации посвящена деятельность Генерального департамента мондиализации и глобальных проблем. Таким образом, видно, сколь гибко выстроенная архитекторами итальянской внешней политики страно-система (sistema paese) следит за повестками, как региональной интеграции, так и задачами глобальной дипломатии [76] . Под страно-системой понимается одновременно принцип, координирующий все дифференцированное по ведомствам и департаментам отправление внешнеполитических функций, а также совокупность институтов, которым позволено, относительно автономно от Фарнезины. проводить в жизнь международное сотрудничество.
Некоторые страны Евросоюза (не только скандинавские), наблюдающие подобный ход изменений в дипломатии, которая оказалась под натиском глобализма и регионализации, рассматривают возможности сконцентрировать работу своих центральных внешнеполитических органов сугубо на внеевропейском направлении, делегировав региональным властям курирование экономической дипломатии.
Подобные изменения - следствие развития одного из определяющих процессов в современной западной дипломатии - более чем векового утверждения многосторонних дипломатических структур, чему в последние десятилетия способствует курс ЕС на построение «Единой Европы». При этом в Евросоюзе координация интеграционной дипломатии между МИДами и органами ЕС производится через собственные многосторонние образования - сеть корреспондентов, офисы которых представлены во всех европейских столицах и Брюсселе.
При этом выдвижению на первый план многосторонних аспектов дипломатии в ЕС соответствуют тренды регионализма (они будут рассмотрены в следующем параграфе). Расширение субъектного состава дипломатических акторов и значительная автономность регионов в части отправления внешнеполитических функций повлекло не менее заметное усложнение организационной структуры многосторонней дипломатии. В возникшей конфигурации региональные и субрегиональные межгосударственные организации становятся, согласно суждению Т. В. Зоновой, высшей формой многосторонней дипломатии . Карьера в подобных организациях рассматривается как международная гражданская служба и регулируется специальными нормативами, сама же дипломатия становится
-79
транснациональной .
Необходимо отметить, что в рамках настоящего исследования под многосторонней дипломатией понимается не только «дипломатическая деятельность с участием представителей нескольких государств, связанной с работой международных межправительственных организаций и конференций, проведением переговоров, консультаций и т.п.» . В равной степени под это
понятие подпадают деятельность неправительственных организаций и эффекты влияния на правительства со стороны иных крупных акторов международной жизни. Другими словами, весь комплекс совещательных, идеологических и договорных международных взаимодействий, которые ориентированы на поддержание status quo и стабильности миропорядка или его изменение эволюционным способом. Довольно хорошо представлено определение многосторонней дипломатии Дж. Г. Рагги, - как «институциональной формы [77] [78] [79] [80] координации отношений между тремя или более государствами на основе общих
81
принципов поведения» .
Под структурами дипломатии понимаются органы, осуществляющие дипломатическую деятельность. Ключевыми особенностями дипломатических структур Европейского Союза являются: “тихий” характер дипломатии (quite diplomacy), многонациональный состав дипломатических структур ЕС, верховенство принципа лояльности дипломата ЕС, верховенство принципа субсидиарности, принятие решений на основе консенсуса, наличие вопросов, находящихся в исключительной компетенции ЕС. Каждый из обозначенных пунктов подробно рассматривается в работе.
Под инструментами дипломатии понимается механизм осуществления дипломатической деятельности.
Под интеграционной дипломатией следует понимать дипломатию, осуществляемую интеграционным объединением.
Критерием выделения многосторонней дипломатии из множества видов дипломатических отношений, структур и институтов не может служить исключительно существование института совещания по международным проблемам, как это полагалось раньше и на чём, в частности акцентировал внимание В. Л. Олеандров в ранее процитированной статье. Скорее мы будем настаивать на том, что ее идентификация в историческом срезе имеет многофакторный характер.
Если взглянуть на вторую половину XX - начало XXI вв. сквозь призму коррекции и смены парадигм, определявших облик дипломатии на стыке столетий, то можно говорить о резком крене форм многосторонней дипломатии к т.н. интеграционной многосторонности8. Базовые характеристики появившейся интеграционной дипломатии, обусловленные необходимостью собрать воедино изменения, различные повестки, дипломатические процессы и структуры, в [81] [82] сопоставлении с традиционными типами дипломатии, можно систематизировать в
83
виде следующей таблицы :
| Параметры | Г осударствоцентричная | Интеграционная |
| | дипломатия | дипломатия |
| Пространство и | Г осударство выступает | Государство - не |
| расположение | единственным актором | единственный актор на |
| | международных отношений. | международной арене. |
| | Дипломатические структуры | Институт дипломатии |
| | - операторы внешней | функционирует на стыке |
| | политики. | внутренней и внешней |
| | | политики. |
| | Дипломатические площадки | Различные сферы и |
| | в первую очередь - | площадки. |
| | межгосударственные. | Ключевая функция |
| | Ключевой инструмент | дипломатии: координация |
| | дипломатии - переговорный | процессов, упрочение |
| | процесс. | интеграционной среды |
| Правила и | Четко выработанные нормы, | Правила не полностью |
| нормы | вытекающие из правил | разработаны. Наблюдается |
| | суверенности. | столкновение прав суверенности и несуверенности. |
| | | Открытость, подотчётность |
| | Главенство протокола. | и прозрачность. |
| | Наличие привилегий и | Институциональные |
| | иммунитета у дипломатов. | разногласия в крупных |
| | Сохраняются рудименты | структурах |
| | тайной дипломатии и | дипломатического |
| | практики закулисных решений. | взаимодействия. |
| | | |
| 83 Hocking B., Melissen J., Riordan S., Sharp P. Futures for Diplomacy. Integrative Diplomacy in the 21st Century // Netherlands Institute of International Relations ‘Clingendael’, October 2012, № 1. P. 23. |
| | | | | | | | | | |
| | | | | | Информационные потоки иерархизированы и завязаны на государстве. | | | | Разнонаправленные потоки информации обосновываются медиа и социальным взаимодействием. | |
| |
| |
| |
| | | | Взаимодействие с заинтересованными сторонами определяется квази-иерархическими терминами «работы с непартнерами». | | | | Открытое и всеобъемлющее взаимодействие, которое может быть изменчивым и нестабильным. Общественная дипломатия широко внедряется в дипломатические структуры и процессы.___ | |
| |
| |
| | | | Мандат дипломатов основывается на принципах суверенности. Негосударственные акторы являются потребителями дипломатии. | | | | Многостороннее участие, основанное на различных моделях вовлечения заинтересованных сторон. Мандат связан не со статусом, а с интересами и квалификациями его держателей. | |
| | |
| |
| |
| |
| | ![]() |
наибольшей ясностью отражают комплексный характер ее самой и нынешней международной политики как таковой.
1. В современной дипломатии наблюдается возрастание национальной и регионально-политической прозрачности (транспарентности ), что ведет к появлению акторов, чьи интересы напрямую зависят от колебаний политической конъюнктуры в регионах. Часть экспертов предпочитает описывать связанный с этим явлением процесс усиления административной автономности регионов и передачу макрорегионам внешнеполитических компетенций МИДов как
85
деэволюцию . Порой заявляется и вовсе о возможности полного упразднения внешнеполитических ведомств за ненадобностью, рассредоточения их компетенций по более компактным и менее централизованным операторам внешних политик.
2. Как следствие, в современной интеграционной дипломатии ЕС наблюдается смешение функционалов, типов и форм официальной аппаратной и неофициальной дипломатий. Выстраивается некая сеть, в которой аппарат МИДов, региональные и другие новые акторы вступают в тесную связь по поводу задач регионального, политического, трансрегионального взаимодействия. Это смешение оказывается следствием проницаемости границ национальных государств, смены парадигмы международных отношений, координации регионов, ролевого участия новых акторов международной жизни на разнообразных дипломатических форумах. Данные процессы обладают устойчивой динамикой, цельной логикой развития, применимостью к разным частям мирового ландшафта (глобальностью), что позволяет говорить о них, как о мегатрендах[83] [84] [85]. Под мегатрендами понимаются масштабные и долгосрочные
явления-процессы мирового развития, которые определяют в целом
87
«качественное содержание текущего этапа эволюции миросистемы» .
3. Как это случается с только оформляющимися мегатрендами, текущее состояние интеграционной дипломатии, несмотря на достаточно разветвленную сеть представительств и большое количество отраслевых организаций, можно лишь условно считать в должной степени развитой. Мы наблюдаем, как представляется, завершение демонтажа остаточных элементов биполярной системы. Реализация такого преодоления и построение нового международного порядка проходит через учреждение международных интеграционных образований: политических, таможенных союзов, рождающихся как результат усилий паритетной дипломатии. Историческая эволюция многосторонней
дипломатии сегодня фокусируется на формировании зон многостороннего
88
межгосударственного взаимодействия, или многоуровневых контактов .
4. Как было показано выше, переосмысление концепций державного интереса, а также смещение в политике акцентов в сторону усиления межправительственного компонента, отражают другой важный мегатренд: государство, коль скоро оно становится частью интеграционной сети, пусть даже оно не готово к растворению внутри интеграционного проекта, приходит к неизбежной утере части абсолютного суверенитета. Возникают разные конструкции новой суверенности , а упрочение параллельных официальным дипломатическим структурам неофициальных, которые имеют компенсаторное значение для достижения внешнеполитических задач национальными государствами-суверенами[86] [87] [88] [89], рассматривается как часть процесса, обусловленная его логикой развития. Отсюда становится совершенно очевидным, что на регионализме следует остановиться более подробно. Причинам появления и становления множества
новых акторов внешнеполитического действия, среди которых особый интерес представляют региональные объединения, а также суб-интеграционные инициативы, будет посвящен следующий параграф работы.
1.1.
