«...и без имени автора на обложке»

Портрет анонимного автора: занавес приоткрывается

теперь, уважаемый читатель, когда мы с Вами ознакомились с текстом «Трактата...», можно попытаться «вычислить» некоторые черты нашего анонимного автора и составить нечто вроде анкеты.

довольно основательно изучивший предмет - современную ему теорию дипломатии (называет и цитирует свыше десятка авторов, писавших до него «о посольствах и послах»); интересующийся подробностями почти не известной тогда в Европе истории России (приводит случай с княгиней Ольгой); испытывающий особенно глубокое уважение к Аврааму де Викфору, автору сочинения «Посол и его функции» - настольной книги всех европейских дипломатов и правоведов со времени ее выхода в 1681 г.; скептически настроенный по отношению к Макиавелли; не разделяющий предрассудков своего времени относительно знаний, которыми пристало владеть женщинам; не чуждый игровой стилистики в жизни и склонный к секретности и мистификациям (об этом говорит вся затея с выпуском сочинения без имени автора и с посвящением его прекрасной Олинде); несколько небрежно обращающийся с фактами.

Теперь осталось только бросить взгляд на составленный нами список кандидатов на роль автора и посмотреть, не отыщется ли там подходящая фигура.

Нам даже не нужно изучать биографии всех философов, перечисленных в Приложении I. Взор исследователя, хоть сколько-нибудь знакомого с библиографией по теории дипломатии, невольно притягивает лишь одно имя из списка (хотя примечательных личностей там немало). Этот человек, написавший множество сочинений, имеющих непосредственное отношение к внешней политике и дипломатии, целиком и полностью вписывается в набросанный нами

схематический портрет предполагаемого автора, - и даже более того, как будет видно из дальнейшего.

Осталось назвать его. Это - Жан (Ян) Руссе де Мисси (Jean (Jan) Rousset de Missy; 1686-1762).

Гипотеза вторая, и последняя:

Жан Руссе де Мисси - француз-изгнанник, журналист, литератор, биограф Петра Великого, академик, австрийский агент, основатель масонских лож, зоолог-любитель и пламенный революционер

Биография Жана Руссе де Мисси сама по себе настолько интересна, что могла бы послужить основой не для одного авантюрного романа. Характеристики, которые мы перечислили выше в заголовке, отражают лишь некоторые, но далеко не все стороны его многогранной личности. Между тем, сведения о Руссе, содержащиеся в различных биографических словарях, пусть и любопытные сами по себе, не дают полного или сколько-нибудь адекватного представления о нем. Лишь сравнительно недавно, благодаря основательным научным изысканиям Маргарет К. Джейкоб, американской исследовательницы XVIII века и эпохи Просвещения, ныне работающей в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес), и ее европейских коллег, сложная и невероятно интересная фигура Руссе де Мисси получила новое, всестороннее освещение[113].

Мы сначала изложим те факты биографии Руссе де Мисси, которые нашли свое место в словарях (как голландских, так и французских), а затем приведем другие, открытые Маргарет К. Джейкоб, и с ее помощью постараемся как следует удивить читателя.

Французский (впоследствии натурализовавшийся в Голландии) публицист и историк Жан Руссе (именно так подписаны те его сочинения, которые он счел необходимым подписать своим настоящим именем) родился 26 августа 1686 года в г.

Злоключения семейства Руссе начались с того, что мать Жана умерла без церковного покаяния, вследствие чего ее похоронили в общей могиле. Когда же отец нашего героя собрался покинуть Фран

цию, он был арестован и, если бы не вмешательство высокопоставленных лиц, его наверняка ожидала бы смертная казнь (так, по крайней мере, пишут во французских энциклопедиях). Самого Жана де Руссе похитили у отца в малолетнем возрасте на основании именного королевского приказа (lettre de cachet), привезли в Париж и поместили на воспитание в коллеж Плесси (College du Plessis). Несчастья семьи оставили глубокий след в душе молодого человека, внушив ему горячую ненависть к своим преследователям, к Людовику XIV, королевскому правительству Франции и абсолютизму.

В 18 лет Руссе удалось бежать в Голландию, где он поступил в корпус французских кадетов при гвардии Генеральных штатов. Однако через пять лет, в 1709 г., после битвы при Мальплаке (Malplaquet), где он, по некоторым данным, отличился, Руссе оставил военную службу и открыл в Гааге пансион для молодых дворян. После заключения Утрехтского мира (1713 г.) над Руссе нависла угроза новых преследований со стороны французского правительства, и, поскольку Генеральные штаты не пожелали вступиться за него, он был вынужден переехать на территорию Австрийских Нидерландов, в Брюссель, где скрывался целый год, вплоть до кончины ненавидимого им короля Людовика XIV (1715 г.).

Вернувшись в Гаагу, Руссе женился[114] и вновь открыл свою школу, которая под его руководством приобрела заслуженную известность. Как написано в некоторых биографических словарях, из школы вышли ученики, сделавшие честь своим учителям, но никаких имен этих учеников, к сожалению, не приводится.

В 1719 г* Руссе выпустил свою первую книгу[115], «История кардинала Альберони», которую представил как перевод с испанского языка.

Он приобрел журнал «Историко-политический Меркурий» («Mercure historique et politique»), основанный литератором Гасьеном Курти де Сандра[116], и стал его главным редактором. Публиковавшиеся в этом еженедельнике, смоделированном по образцу английского журнала «Зритель» («Spectator»), едкие сатирические статьи, критиковавшие все действия французского правительства, пользовались большой популярностью. Франция неоднократно требовала от властей Амстердама принять меры против досаждавшего ей публициста, а некий анонимный автор даже специально печатал в пику Руссе свой журнал «Правдивый курьер, или Анти-Руссе» («Courrier veridique, ou l’Anti-Rousset»)[117]!

В тот период Руссе привлек к сотрудничеству некоторых французских эмигрантов, в том числе забытого ныне писателя Антуана де Ла Барр де Бомарше[118], который ранее преподавал у него в пансионе, пере

водил по его поручению Светония и делал примечания к одному из новых переводов «Метаморфоз» Овидия. Известно, что впоследствии Бомарше отплатил своему благодетелю, оказавшему ему важные услуги, самой черной неблагодарностью и в нескольких первых номерах своего «Литературного журнала» («Journal litteraire»)[119] публиковал злобные инвективы против Руссе, который, понятное дело, также не оставался в долгу.

Наряду с журналистской деятельностью Руссе неустанно работал над составлением сборников международных договоров и написанием различных сочинений[120], которые принесли ему широкую известность. Некоторые биографы, отмечающие «легкость пера» Жана Руссе, выражают сожаление, что скорость, с какой он выпускал свои книги, в известной степени повредила их качеству; впрочем, надо признать, она ни в коей мере не сказалась отрицательно на их успехе.

14 марта 1731 г. за свои научные труды Руссе был избран почетным членом Берлинского королевского общества (Бранденбургской Академии наук), а 23 марта 1737 г- стал членом-корреспондентом (или почетным членом) Императорской Академии наук в Санкт-Петербурге.

Эти звания были чрезвычайно дороги Руссе[121]; они значатся на титульных листах всех книг, которые он после их получения публиковал под своим именем.

Некоторые биографы даже утверждают, что благодаря «Истории Петра Великого» Руссе был удостоен титула советника российской императорской канцелярии, но такие данные все же следует ставить под сомнение.

Между тем, научные занятия и литературные успехи, видимо, не могли удовлетворить честолюбия столь деятельного человека, каким был Жан Руссе, и он, презрев спокойную жизнь, занялся политикой.

Руссе посвятил свой литературный и журналистский талант службе партии штатгальтера, соперничавшей с партией Генеральных штатов и высокопоставленных магистратов Амстердама. Он стал публиковать памфлеты, где доказывал необходимость восстановления института штатгальтерства, упраздненного после кончины короля Вильгельма III (в 1702 г.). Эта бойкость пера сильно не понравилась амстердамским магистратам, и они выразили свое недовольство тем, что приказали арестовать Руссе, поместить под стражу, а затем препроводить в Гаагу, где он несколько месяцев провел в заключении.

К счастью, его приверженность Оранскому дому была вознаграждена. Когда в 1747 г*gt; в результате революции, случившейся под угрозой французского вторжения и свергнувшей тогдашний олигархический режим в Нидерландах, принц Вильгельм IV Оранский был избран штатгальтером, он освободил Руссе из-под ареста и назначил его своим чрезвычайным советником и историографом.

Впрочем, в фаворе Руссе пребывал недолго. Возвысившись до ранга советника, он, будучи порядочным человеком, решил, что его миссия состоит в том, чтобы подвигнуть нового штатгальтера на важные для государства реформы, и поэтому стал требо

вать от него искоренения многочисленных злоупотреблений, имевших место в государственном управлении, и вести вольные речи среди своих друзей - патриотов Голландии. Известно, что Руссе был одним из наиболее пламенных ораторов политического движения радикалистского толка «Doelisten- beweging»[122], образованного для того, чтобы добиваться от штатгальтера реальных политических реформ, а не просто восстановления штатгальтерства и проведения пробританской политики (супруга Вильгельма IV была дочерью английского короля, да и сам он был настроен сильно пробритански).

правился в Россию, где императрица Елизавета сделала его советником канцелярии в ранге полковника, а умер в Амстердаме, куда все-таки вернулся в конце жизни.

* * *

Как мы уже сказали выше, «каноническая» биография Руссе де Мисси, которую авторы словарей по большей части переписывают друг у друга, совершенно не отражает сути его мировоззрения и не дает объяснения многим его поступкам. Например, из нее совершенно непонятно, почему человек, поднявшийся до ранга чрезвычайного советника штатгальтера, вдруг превратился в революционера, да еще самого радикального толка.

Чтобы понять это и многое другое, чтобы узнать, как зарождалось Просвещение в Нидерландах и какое влияние голландские философы-просветители оказывали на Европу, следует обратиться к книгам Маргарет К. Джейкоб и ее коллег. Мы постараемся дать читателю краткое представление обо всем этом в свете личности Жана Руссе де Мисси. * *

Прежде всего нужно отметить, что в начале XVIII в. Голландия (так иногда именовали всю республику Соединенных провинций - по названию самой крупной из них) была самым свободным государством в Европе. Неудивительно, что она превратилась в издательский центр, откуда по всем странам расходились публицистические и литературные сочинения, несшие идеи Просвещения и призывавшие к свободе, а также политическая пресса, и стала прибежищем для тех, кто испытывал недовольство пра

вительствами у себя на родине: в первую очередь для французских протестантов, подвергавшихся гонениям со стороны правительства Людовика XIV после отмены Нантского эдикта (в 1685 г.), и для радикальных английских вигов (либералов), разочарованных итогами «Славной революции» 1688-1689 гг. Поскольку в обоих эмигрантских потоках были люди, придерживавшиеся сходных философских и политических взглядов, оказавшись одновременно в Гааге, небольшом тогда городке с населением всего 35 тыс. человек, они не могли не встретиться.

Случилось так, что в 1710 г. английский философ- радикал Джон Тоуланд, последователь Спинозы, человек, изобретший самый термин «пантеизм» для выражения сути своего мировоззрения, создал в Гааге небольшое тайное общество - первую частную ложу (прообраз масонской), где имелись устав и мастер, где были впервые заложены основы спекулятивного масонства[124] и где соблюдались ритуалы, заимствованные частично у гильдий французских ремесленников, а частично - у литературных обществ и академий, которые возникли в ряде французских и германских городов в XVI веке. В эту ложу, называвшуюся «Рыцари ликования» («Chevaliers de la Jubilation»), входили главным образом писатели, журналисты, издатели и книготорговцы, среди которых было немало французских гугенотов из числа эмигрантов. Секретарем общества являлся бывший парижский книготорговец Проспер Маршан, журналист и философ, многолетний корреспондент Тоуланда. Несмотря на то, что в сохранившихся в архиве Маршана протоколах первого заседа

ния «Рыцарей» (в которых, кстати, хорошо передана царившая там атмосфера веселья и доброй шутки[125]) имя Жана Руссе прямо не значится, нет никаких сомнений, что он либо с самого начала принадлежал к этому кругу, либо очень скоро примкнул к нему, ведь он был другом Проспера Маршана[126], а впоследствии переводил сочинения Коллинза, еще одного английского эмигранта, и Тоуланда (с которыми наверняка встречался лично в Гааге).

Еще до образования тайного общества многие из его будущих членов входили в число приближенных принца Евгения Савойского, двор которого во время войны за испанское наследство находился в Гааге[127]. При этом дворе либеральные, радикальные и просто крамольные по тем временам идеи находили живой отклик, а сам принц вместе со своим доверенным лицом, советником и библиотекарем бароном фон Гогендорфом оказывал покровительство работе по переводу и изданию сочинений Джордано Бруно и других радикальных мыслителей, распространению их идей10.

Кроме того, французские протестанты, многие из которых приехали в Голландию с уже вполне сложившимися взглядами, не могли не знать книг Дж. Бруно, Т. Кампанеллы, сочинений протестантских авторов, таких, как радикальный политический трактат XVI в. «Требования к тиранам»[128], в котором содержался призыв к восстанию против тиранической власти, и др. Так что скорее всего идеи английских либералов попали на уже подготовленную почву.

Какие же общие взгляды связывали всех этих людей, которых Джон Тоуланд объединил в тайное общество?

Основой их мировоззрения был материализм или пантеизм. Жан Руссе де Мисси до конца своих дней сохранил верность пантеистическим идеям, воспринятым им в молодости, хотя некоторые его друзья впоследствии отошли от философии своей юности или даже искренне обратились к официальной религии. Именно Руссе, по мнению Маргарет К. Джейкоб, является одним из двух авторов (или компиляторов) знаменитого «Трактата о трех самозванцах», который, безусловно, был создан среди «Рыцарей ликования», а затем распространился в рукописях или в редких печатных изданиях по всей Европе и оказал огромное влияние на философов, политических деятелей и вообще на образованных людей XVTII века в плане распространения среди них радикальных идей о создании новой философии и мистического богословия, призванных заменить христианство, а также об упразднении традиционной монархии.

История создания «Трактата о трех самозванцах»[129] такова. В конце XVII века в образованных кругах Европы стали ходить слухи о том, что существует некий трактат, в котором якобы утверждается, что Моисей, Иисус и Магомет - самозванцы; при этом назывались самые различные кандидаты на роль автора столь крамольного сочинения. В 1694 г. французский литератор Бертран де Л а Моннэ напечатал эссе о том, что, по его мнению, никакого трактата не существует. Разумеется, для молодого Руссе это был вызов, и не исключено, что идею написания такого сочинения он обсуждал с Дж. Тоуландом.

Как бы то ни было, из сохранившейся переписки Про- спера Маршана явствует, что именно Руссе де Мисси в 1711 г. передал текст трактата Шарлю Левье, одному из «Рыцарей», имевшему издательский бизнес в Роттердаме[130], а тот объединил его с сочинением «Жизнь Спинозы» - рукописью, которую он скопировал раньше в библиотеке одного из своих учителей, - после чего произведение обрело свой окончательный вид. Не исключено, что Руссе составил трактат на основании других подпольно циркулировавших рукописей.

Члены общества «Рыцарей ликования» способствовали копированию и распространению трактата по всей Европе. Он был так популярен и разошелся столь широко, что теперь практически все крупные европейские библиотеки располагают одной или несколькими рукописными копиями. Во всех странах трактат был запрещен, а во Франции его владельцу, попади он в руки полиции, угрожало бы тюремное заключение.

Есть сведения о том, что в 1719 г. Ш. Левье напечатал трактат, но очень небольшим тиражом; вышедшее в 1721 г. сокращенное издание также не могло удовлетворить спроса; оба эти издания, по-видимому, не сохранились.

В 1716 г. Руссе де Мисси написал «Ответ на диссертацию г-на де Ла Моннэ о “Трактате о трех самозванцах”», который напечатал его друг, издатель Анри Шойрлеер. В «Ответе», подписанном «Р.Е Агре»[131], Руссе утверждает, что собственными глазами видел и держал в руках этот знаменитый трактат (что, разумеется, чистая правда). Еще он придумал легенду, что якобы получил латинский оригинал во Франкфурте-на-Майне и даже называет людей, которые были будто бы вовлечены в сделку (немецкий офицер и студент богословского факультета). В том же году Ла Моннэ откликнулся на «Ответ» Руссе, его статья была помещена в журнале «Литературные записки» («Memoires de Litterature»), что еще больше подогрело интерес к трактату и создало ему отличную рекламу.

И в «Ответе», и в самом трактате Руссе объясняет свои пантеистические взгляды, которые состоят в следующем.

Люди верят в пустые и смехотворные химеры - в божественное, в существование души, духов и дьявола, потому что поддались на уловки самозванцев (Моисея, Иисуса, Магомета). Люди невежественные, к коим относится большая часть человечества, просто боятся невидимых сил природы, так как не знают естественных причин различных явлений. А ведь заблуждение о том, что пути господни неисповедимы, может быть успешно рассеяно с помощью наук: математики, физики и т.д. Новая наука (ньютоновская) - вот путь к бегству от невежества; все природные явления имеют естественные причины, которые можно объяснить с помощью науки.

Таким образом, никаких богов, загробной жизни, ада, духов, дьяволов не существует, есть только мир вокруг нас,

а единственный бог, заслуживающий поклонения и познания, - это Природа и человеческое общество.

Но помимо невежд есть и другие люди, кровно заинтересованные в том, чтобы поддерживать веру в того бога, которого навязали человечеству самозванцы. Чернь (1е peuple grossier) нуждается в боге, похожем на земных царей. Получается, что выживание монархий и церквей зависит от выживания религии, так как именно с ее помощью правители придают весомость своей власти, тогда как священники лишь обогащаются, торгуя химерами, которые дорого продают невеждам.

Из трактата логическим образом вытекает следствие: прежде чем будет уничтожена власть церковников и, соответственно, монархов, нужно, чтобы совершилась революция в умах.

Интересно отметить, что в 1769 г., через год после выхода сборника анонимных брошюр[132] в основном материалистического содержания, циркулировавших в более ранний, подпольный период радикального Просвещения, Вольтер, критикуя именно автора «Трактата о трех самозванцах», написал, что «если бы Бога не было, его следовало бы выдумать».

Новая религия Дж. Тоуланда и его голландских единомышленников была основана на старом натурализме древних философов и только что возникших естественно-научных философских концепциях, родившихся в результате научной революции, начавшейся во второй половине XVII в. Члены общества «Рыцарей ликования» стремились всячески распространять идеи разума, пантеизма, открытия ньютоновской новой науки. Это не значит, что они полностью разделяли взгляды последователей Ньютона. Разумеется, радикалы-пантеисты не могли принять теории инертной материи, рассуждений о роли

бога во Вселенной и христианскую метафизику; в их кругу объектом поклонения была Природа, которую можно изучать с помощью математических и эмпирических методов. Однако поскольку новая наука открывала для них возможность понимать и ставить собственные опыты, изучать поведение человека, реформировать или упразднять некоторые социальные институты, они старались ее пропагандировать.

Как мы увидим ниже, для этой цели ими было создано литературное общество, издавались журналы и книги. Что касается Руссе де Мисси, то он питал самый живой интерес к биологии, медицине и математике.

Когда в 1730-х гг. дамбы вдоль голландского побережья испытали нашествие морских червей, что создало угрозу разрушения этих сооружений, Руссе де Мисси провел опыты по изучению внутреннего строения червей с помощью микроскопа. Он самым тщательным образом исследовал предмет и в 1733 г. опубликовал трактат, содержавший оригинальные и любопытные выводы. Всю жизнь микроскоп был одной из самых ценных вещей, находившихся в рабочем кабинете Руссе.

Однако самым излюбленным его увлечением была математика, к которой он, судя по сохранившейся переписке, проявлял недюжинные способности. Будучи почетным членом Российской Императорской Академии наук, он выписывал из Санкт-Петербурга различные научные сочинения, в частности, математические труды Л. Эйлера и говорил своим друзьям, что математика направляет ум в нужное русло («rectifioient le jugement»).

Уже находясь в ссылке, Руссе внимательно следил за деятельностью французских энциклопедистов (а затем за судебными процессами над ними и их дальнейшими злоключениями), был знаком с некоторыми из тех, которые бежали из Франции, и, возможно, способствовал их вступлению в масонское братство. Руссе считал, что «Энциклопедия» будет содействовать распространению пантеизма и его восприятию самыми различными слоями общества, в том числе женщинами.

В политике просветители-радикалы были республиканцами или даже демократами, которые ненавидели всякую форму абсолютизма (в первую очередь абсолютную монархию), олигархии и власть традиционных церквей. Их пантеизм был непосредственным образом связан с республиканскими и демократическими идеями, являлся их философским основанием. По мнению этих радикалов, всякая форма правления, основанная на обращении к сверхъестественной власти, пусть даже подкрепленная договорами между людьми, лишена какого-либо смысла. Люди имеют полное право избавляться от существующих властей и институтов, если их приводит к этому естественное развитие событий, а значит, революционная деятельность вполне оправдана.

Политические взгляды радикалов формировались в значительной степени под воздействием культуры английских либералов, получившей большое распространение в силу роста британского влияния на европейском континенте. Такие взгляды побуждали радикалов всячески противодействовать абсолютизму (особенно в его крайнем - французском варианте) и французской экспансии в Европе, тем более что она напрямую угрожала интересам Соединенных провинций - их новой родине.

Для воплощения своих идей радикалы искали доступ к власти: они либо сами становились политическими деятелями, либо - чаще всего - стремились примкнуть к лагерю какого-нибудь принца или крупного политика, где играли роль советников, политических агентов и шпионов, историографов, полемистов и памфлетистов; их понимание власти даже позволяло им одновременно служить нескольким государям (причем одинаково добросовестно). Жан

Руссе де Мисси перепробовал себя во всех этих качествах, а когда подвернулся случай, стал революционером, идеалом которого была высокоцентрализованная республика с явно демократическим уклоном.

Деятельность Руссе в качестве политического пропагандиста началась с его кампании против испанского министра, кардинала Альберони, которого временный альянс Англии, Франции и Австрии считал в 1718 г. своим главным врагом. Выступая в поддержку внешней политики вигов, Руссе возложил всю ответственность за нависшую над Европой угрозу со стороны абсолютизма на английских тори, которые на пике войны за испанское наследство в 1712г. стали искать мира и не позволили Европе избавиться от досаждавших ей проблем, то есть не довели до краха абсолютную монархию во Франции и Испании.

Однако не следует думать, что эти вольнодумцы были слепыми орудиями в руках своих патронов, которые пользовались их услугами в крупной политической игре. У них были свои цели и идеалы, они служили Просвещению и создавали свою сеть, для того чтобы подрывать устои абсолютизма и церкви во Франции. Способствуя интересам Англии, Австрии и северного альянса морских держав и выступая фактически в роли «голландской партии вигов», они действовали в соответствии со своими представлениями «о добре и зле».

И поэтому не стоит, например, удивляться приверженности пантеистов и последователей Спинозы и Тоуланда имперской католической монархии - Австрии; Руссе де Мисси и некоторые его друзья сохранили эту приверженность на всю жизнь[133] еще с тех вре

мен, когда двор принца Евгения Савойского находился в Гааге. Они считали, что австрийское присутствие в Южных Нидерландах[134] - это ключевой фактор сдерживания французской экспансии и обеспечения безопасности Соединенных провинций, а влияние Габсбургов в Средиземноморье жизненно необходимо для поддержания европейского равновесия.

Со многими английскими и австрийскими министрами голландских радикалов роднила также принадлежность к франкмасонству[135]. Это новое движение, быстро набиравшее популярность в Европе, было отличной питательной средой для формирования и распространения новых идей, новой науки и Просвещения, республиканских и эгалитаристских концепций, прибежищем для разочаровавшихся в христианстве[136].

В ноябре 1734 г. английскими масонами была образована в Гааге первая официальная ложа20, а в 1735 г. Руссе де Мисси организовал первую ложу в Амстердаме. Она называлась «La Bien Aimee» («Возлюблен

ной») или «De la Paix» («Мирной») и получила официальный статус от Великой ложи Шотландии. Впрочем, уже в декабре 1735 г* Генеральные штаты Голландии и Западной Фрисландии издали постановление прекратить собрания, обе ложи были закрыты (ложа Руссе даже была разгромлена бесчинствующей толпой), и масонство в Голландии перешло на нелегальное положение, что ничуть не остановило его бурного развития. Одним из наиболее энергичных лидеров нового движения был Руссе де Мисси[137]. Его ложа имела связи во многих нидерландских, французских и германских городах и даже в голландской колонии Кюрасао, а когда Руссе находился в ссылке в Утрехте в начале 175°"х гг*gt; он и там основал новую масонскую ложу.

Конечно, вопреки широко распространенным легендам, придуманным апологетами «старого режима» (ancien regime), никакого масонского заговора никогда не существовало. Просто масонство было потенциально опасным для абсолютных монархий тем, что могло приютить отдельных республиканцев и пантеистов, вольнодумцев и политических агентов, вынашивавших фантастические планы об установлении повсюду социального равенства и проведении коренных политических преобразований во всей Европе.

Для Руссе масонство было еще одной возможностью, благодаря которой он мог отстаивать антиклерикальные идеи и демонстрировать свой неординарный талант журналиста и пропагандиста. Руссе часто с гордостью повторял, что масонство сближает людей совершенно разных по своему общественному положению, оно демократично по своей сути (все эти церемонии и ритуалы, а также клятва хранить тайну создавали у членов масонских лож чувство общности). «Мы друзья всему миру, - писал он, - кроме иезуитов».

Пропагандировать свои идеи радикалам помогали их профессии: в большинстве своем они были издателями, журналистами, писателями, книготорговцами. Общепризнан исторический факт, что в первой половине XVIII в. именно голландские издательские дома и издававшиеся в Голландии журналы были нервными центрами пропаганды просвещения и либерализма во всей Европе, читавшей по-французски[138]. При этом многие издатели (а тем более журналисты) непосредственно участвовали в этом процессе распространения знаний, а не только выполняли чисто технические функции. Об этом с гордостью писал Проспер Маршан в своей «Истории возникновения книгопечатания»[139], в работе над которой ему помогал Руссе де Мисси.

Успешному осуществлению тайной и явной издательской и книгораспространительской деятельности помогало участие большинства вовлеченных

в нее людей во франкмасонских и других обществах - как открытых, так и секретных.

После заключения Утрехтского мира (1713 г.) контакты «Рыцарей ликования» с Англией существенно сократились, война против французского абсолютизма стала пропагандистской, а подрыв устоев традиционной религии осуществлялся с помощью подпольно изданной анонимной литературы. «Рыцари» организовали в Гааге кофейню, вскоре превратившуюся в литературно-политический салон, который посещали философы-радикалы, политические деятели, ученые, издатели, почтовые служащие, переводчики, юристы, врачи. Не все они входили в тайное общество «Рыцарей ликования» или масонские ложи, да и в различные тайны были посвящены в разной степени.

Это литературное общество, собиравшееся каждую пятницу для обсуждения различных интеллектуальных тем, было призвано культивировать и распространять новую науку, проповедовать веротерпимость.

Для этих целей друзья создали «Литературный журнал» (Journal litteraire; 1713-1722 гг.3°), одним из редакторов которого был Проспер Маршан. Сотрудники журнала занимались пропагандой ньютоновского учения, причем делали это на очень высоком профессиональном уровне, в частности, отвечая критикам ньютоновской теории о движении небесных тел. Кроме того, журнал публиковал подробности о политических событиях в Англии.

Очень скоро члены общества завязали обширные международные контакты по всей Европе (некото

рые из этих связей были еще раньше установлены «Рыцарями»), обменивались со своими корреспондентами в Париже и других городах новостями и книгами, а с Англией - еще и политическими идеями. Естественно, вместе с распространением нового знания «Рыцари» осуществляли и другие издательские проекты - полемического, еретического или совершенно «подрывного» характера.

Сеть контактов литературного общества охватывала практически все ключевые или пограничные города Нидерландов, Австрии, Бельгии и Франции: во многих случаях доверенными лицами выступали высокопоставленные служащие почтовых ведомств, а также те агенты и шпионы, услугами которых союзнические державы пользовались во время войны за испанское наследство (это были члены братства масонов или люди, оказывавшие помощь за вознаграждение).

Одним из таких доверенных лиц был уполномоченный почтового ведомства Ламберт-Игнаций Ду- фис, брюссельский член тайного общества «Рыцарей ликования», масон, друг Руссе[140] и Маршана, агент принца Евгения Савойского, который после заключения Утрехтского мира был назначен губернатором Южных Нидерландов in absentia, а управлял ими через давнего знакомого «Рыцарей» - барона фон Го- гендорфа, обосновавшегося в Брюсселе. Подобные контакты имелись также в Антверпене и Лилле (Франция).

С помощью этих агентов удавалось переправлять через границу самую разную литературу, обходя при

этом цензуру и избегая таможенных пошлин, что для издателей и книготорговцев имело большое значение, ведь не в последнюю очередь деятельность литературного общества была направлена на то, чтобы противодействовать конкуренции со стороны других издателей и обеспечивать прибыльность и развитие бизнеса своим членам[141].

Конечно, достичь всех этих разнообразных целей можно было, лишь строго соблюдая секретность. Соблюдению тайны друзья научились в масонских ложах[142]. Впрочем, были у них и близкие им теоретические основы, ибо не кто иной, как их учитель Дж. Тоуланд писал в одном из трактатов («Кли- дофорус»), что секретность позволяет познавать истинную эзотерическую философию, получать знание о том, что Бог и Природа - это единое целое[143].

И хотя в Голландии тех времен (в отличие, например, от абсолютистской Франции, где полиция следила за любыми проявлениями вольнодумства) практически не существовало системы, которая бы препятствовала свободному перемещению подпольной или запрещенной литературы, все же и в самой свободной стране Европы соблюдение тайны не было лишним, в чем друзьям пришлось убедиться на собственном опыте. Когда в 1730-1731 гг. в Голландии развернулась антилибертинская истерия[144] и власти попытались обрушить репрессии на книгоиздание и книготорговлю, Руссе, Пикар и многие из их друзей были подвергнуты допросам, однако счастливо избежали преследований.

В 1747 г. мирные интеллектуальные занятия «Рыцарей ликования» и их друзей по литературному обществу были драматическим образом прерваны случившимися в стране потрясениями, в которых Руссе де Мисси принял непосредственное участие, получил возможность на практике применить свои идеи и потерпел сокрушительное поражение, которое превратило его в изгнанника. Произошло это так.

Политическое положение Голландской республики после 1702 г. находилось под воздействием двух тесно переплетенных между собой факторов: страха перед посягательством Франции на суверенитет и территориальную целостность Нидерландов (как северных, так и южных);

медленного, но все более очевидного экономического спада, сопровождавшегося ростом политической власти олигархической элиты. Выходцы из примерно 200 наиболее богатых и влиятельных семейств, которые в основном проживали в Амстердаме, но имели опору во всех ключевых городах, занимали основные руководящие посты на местах, контролировали сбор налогов, местную полицию, почтовое ведомство (последнее имело жизненно важное значение для свободного перемещения товаров). Средний жизненный уровень населения к 1730-м годам сильно упал; особенно заметно это было на фоне роста богатств, сосредоточенных в руках элиты, и ее настойчивого стремления продвигать свои сугубо корыстные интересы.

Олигархическая партия (или, как ее называли сторонники, партия «истинных патриотов») в целом сохраняла приверженность союзу с Англией и Австрийской империей, но считала возможным поддерживать нейтральные и коммерчески тесные отношения с Францией. Это побуждало правящую элиту преуменьшать опасность французского вторжения в Бельгию.

Когда же в ходе войны за австрийское наследство (1740- 1748 гг.) французская армия стремительным маршем прошла по территории Бельгии и угроза вторжения в Голландию оказалась реальной, банкротство внешней политики голландских олигархов стало искрой, от которой вспыхнули восстания в Зеландии (апрель 1747 г.) и Голландии (май того же года). Толпы народа требовали восстановления штатгальтерства и прихода к власти нового штатгальтера - Вильгельма IV. В тот момент Вильгельм пользовался огромной народной поддержкой, чему в немалой степени способствовали английское и австрийское правительства, чьими агентами выступали братья Виллем и Карл Бентинки, видные масоны, сыновья главного советника короля Вильгельма III, а также Руссе де Мисси, поступивший на службу к Империи в начале 1740-х гг. И Бентинки, и Руссе считали, что союз с Австрией жизненно важен для защиты интересов Голландии.

Кроме того, Вильгельма поддержали аристократы- кальвинисты, желавшие восстановления монархии, и радикалы (типа Руссе де Мисси), исповедовавшие республиканские и - отчасти - демократические ценности и

рассчитывавшие, что новая власть восстановит традиционные права и привилегии граждан. Для всех этих разнообразных групп, осознававших необходимость реформ, штатгальтерство было единственной альтернативой правлению продажной и корыстной олигархической элиты[145].

Впрочем, голландские и бельгийские масоны[146] руководствовались скорее своим стремлением сохранить Голландию в качестве члена военно-дипломатического союза, направленного против Франции, нежели приверженностью Оранскому дому.

В мае 1747 г. Генеральные штаты провозгласили Вильгельма штатгальтером, и он назначил Руссе де Мисси своим чрезвычайным советником и официальным историком только что свершившейся революции. Бентинки поручили ему опубликовать некоторые теоретические труды, оправдывавшие революционный путь свершения перемен в обществе, в частности, трактаты Локка о гражданском правлении, однако они, разумеется, ни в коей мере не предполагали, что он доведет до логического завершения идею Локка о народном фундаменте политической власти.

После прихода к власти нового штатгальтера Руссе де Мисси внезапно сделался одним из лидеров коалиции, которая стремилась подтолкнуть революцию к установлению демократической власти и про

ведения коренных реформ. Центром коалиции был Амстердам. Недовольные публикуемыми в «Историко-политическом Меркурии» резкими статьями, содержавшими критические высказывания о существующих в стране порядках, амстердамские магистраты отдали приказ об аресте Руссе и последующем переводе его в Гаагу. Лишь вмешательство Вильгельма IV спасло его советника от тюремного заключения, в чем, несомненно, штатгальтер очень скоро раскаялся.

К началу 1748 г. Руссе окончательно вышел из-под контроля своих патронов. Вместе с Элие Шатеном, французом по происхождению и изготовителем париков по профессии, который помогал ему с переводами на голландский язык, Руссе собрал ремесленников и мелких торговцев, ставших радикальным крылом движения «Doelisten».

Поначалу во главе движения стоял торговец фарфором Даниэль Раап. Под влиянием Руссе он представил правительству петицию с требованием установления наследственного штатгальтерства по мужской и женской линии, продажи должностей с выгодой для страны, избрания гражданских лидеров самими гражданами, восстановления власти гильдий и др.

К июню 1748 г. восстания охватили Амстердам, Лейден, Гаагу и Гарлем, и именно в этот период Руссе вместе с одним из гарлемских ремесленников выступил в роли лидера радикального крыла движения. В Амстердаме памфлеты и листовки распространялись даже в беднейших кварталах, а портреты вождей (включая Руссе де Мисси) были выставлены в витринах магазинов. Оранжистская революция грозила перерасти в движение низших слоев общества за демократическую реформу.

Вильгельм IV и Бентинки срочно направили в Амстердам своих агентов, которым поручалось внести раскол в движение, убедить Руссе свернуть деятельность, перекупить более умеренных его сторонников - одним словом, обуздать волну, которую Бентинки сами частично создали, стараясь подстегнуть популярность Вильгельма среди населения.

Поскольку умеренное и радикальное течения (которое возглавляли Раап и Руссе, соответственно) не сумели договориться об общей платформе, это позволило правительству разгромить все движение.

Руссе и его сторонники требовали от штатгальтера права сместить правительство Амстердама (что подразумевало потенциально право свергнуть любое правительство); обеспечить гражданам (членам профессиональных гильдий) право избирать своих представителей в местную полицию и на другие городские должности; отстаивали принципы свободного рынка; требовали развивать промышленность (а не просто торговлю) как основу экономической жизни; выступали за применение на производстве теории и практики механики, а также научных знаний, рожденных в академиях. Впервые в континентальной Европе такие требования выдвигались вместе с проведением политической агитации, организацией восстания, подачей петиций и открытым вызовом правительству.

В июне 1749 г* Руссе был арестован, подвергнут штрафу в 1 тыс. гульденов и выслан из страны согласно постановлению Генеральных штатов. Его сочинения оказались под запретом. На самом деле у него был выбор: отправиться либо в тюрьму, либо в изгнание. Руссе выбрал второй вариант. Как он писал Мар-

шану после отъезда из страны, он предпочел ссылку судьбе Вейермана[147].

В июле 1749 г* журнал «Историко-политический Меркурий» был закрыт также по распоряжению Генеральных штатов, что было из ряда вон выходящим случаем. Из того моря разнообразной литературы (часто весьма крамольного содержания), которая печаталась в Голландии, лишь единичные издания оказывались под запретом.

В письмах из эмиграции Руссе часто умолял Мар- шана вступиться за него перед Бентинками, выражал сожаление о том, что не может находиться в Гааге, в этом «мире живых». Он с горечью отрекался от суеты государственных и политических дел, клялся никогда не возвращаться в мир дворов и вельмож, говорил, что его единственное желание - получить позволение вернуться в Гаагу, чтобы вновь увидеть дорогих друзей.

Находясь в изгнании, Руссе не переставал интересоваться европейской политикой. Обратив взор на дела Империи, агентом которой он стал еще в 1740-х гг.[148], Руссе заключал, что благодаря объединяющей и централизующей роли императорской власти на месте Империи может в будущем образоваться «Германская республика». Он сам и его семья получали от австрийского правительства вознаграждение

за оказанные им услуги. В 1755 г. Руссе предупреждал австрийское правительство об опасности, которую представляет для Империи воинственность Франции, а через своих корреспондентов в Париже получал подтверждение, что Франция действительно вынашивает враждебные планы против Голландии[149]. Он полагал, что во время англо-французской войны в Новом Свете Франция вполне может захватить Голландию в «заложницы», чтобы тем самым шантажировать Англию.

Последним крупным издательским проектом Руссе стало переиздание в 1755 г. «Двух трактатов о гражданском правлении» Локка, к которым он написал комментарии и политическое предисловие. В нем Руссе высказывает прежние цели: установление идеального гражданского общества. Среди различных авторитетов он ссылался на Пуфендорфа и приводил библейские примеры (с масонскими коннотациями), рассуждая о праве государства отомстить за допущенное в отношении него беззаконие. О том же самом, как мы теперь знаем, пишет в «Трактате о посольствах и послах» наш анонимный автор. * *

Изучая деятельность радикальных просветителей, нельзя не отметить некоторых бросающихся в глаза противоречий или, по крайней мере, противоположностей, которые, однако, совершенно гар

монично уживались в них (во всяком случае, никто из них раздвоением личности не страдал).

Они отвергали религию, но тайно создавали новую (вспомним общество «Рыцарей ликования» с его ритуалами и масонство с поклонением Великому архитектору Вселенной, да и сам пантеизм носил ре- лигиозно-мистический характер). К тому же, несмотря на весь свой пантеизм, практически все «Рыцари ликования» из числа французских гугенотов-эмиг- рантов входили в официальные конгрегации валлонских протестантских церквей, ведь малейший намек на нерелигиозность или, того хуже, на атеизм (к которому причисляли тогда всякое отступление от официальных догматов), мог в одночасье разрушить их репутацию, бизнес и сделать изгоями на новой родине.

Они ратовали за ниспровержение монархии - и одновременно стремились служить государям, а их масонство было одновременно и демократично, и вполне консервативно. Даже Руссе, несмотря на весь свой республиканский пыл и революционность, стремился стать вполне респектабельным гражданином на новой родине, являлся членом гильдии издателей, одно время держал школу для детей из аристократических семейств[150], а в переписке с австрийским министром графом Кобенцлем с гордостью называл масонство «королевским искусством» и вспоминал о царственных особах, являвшихся членами масонского братства (австрийский император Франц-Стефан, английский и прусский короли, курфюрст Кёльнский и др.).

Они выступали за универсализм («мы друзья всему миру», - писал Руссе), но ограничивали свой мир компанией тщательно подобранных знакомых.

Не меньшая ирония заключалась и в том, что эти радикалы, продвигавшие интересы Англии на континенте, но в первую очередь преданные Нидерландам, невольно помогали отстаивать интересы аристократическо-торговой английской олигархии, которая давно разорвала связи с либерализмом и отказалась от республиканских идей[151].

Надо признать, что, не будь этих и других противоречий, вряд ли Руссе де Мисси и его друзья вызывали бы у нас столь огромную симпатию... * *

Скажем несколько слов о символике радикальных просветителей, поскольку это имеет прямое отношение к нашему исследованию.

Согласно протоколам собраний тайного общества «Рыцарей ликования», их постоянными знаменосцами считались Минерва и Меркурий.

Как известно, в герметической традиции, которая была знакома «Рыцарям» главным образом в интерпретации Дж. Бруно, Минерва, как и все языческие божества, воплощала «добродетели и силы души» и традиционно считалась богиней мудрости. Иногда Минерву называли также покровительницей издательского дела, и именно ей посвятил свою «Историю возникновения книгопечатания» Проспер Маршан. В XVI в. голландские граверы использова

ли Минерву как символ борьбы против испанского владычества, а в некоторых из широко распространенных в XVII-XVIII вв. справочников по эмблемам Минерва идентифицируется то с английским правительством и свободой, то с идеей республики. Минерву почитали и франкмасоны; в масонской литературе этот символ встречался довольно часто и также означал мудрость, просвещение, республику.

Меркурий в герметической традиции считался воплощением Гермеса Трисмегиста, а также покровителем торговли (вспомним, что забота о прибыльности бизнеса была одной из основных для издателей и книгопродавцев, существовавших в условиях жесткой конкуренции). Меркурий фигурирует в названии журнала Руссе де Мисси; Минерве и Меркурию был посвящен и «Литературный журнал».

Оба эти божества то и дело появлялись в гравюрах Бернара Пикара, в частности, тех, что печатались на титульных листах книг, выпускавшихся членами тайного общества «Рыцарей ликования». У нас нет никаких оснований утверждать, что гравюру на титульном листе «Трактата о посбльствах и послах» делал Пикар[152], однако само изображение этого символа говорит о многом.

Уместно будет вспомнить также, что Меркурий (Гермес) упоминается в тексте самого «Трактата...». * *

Как уже говорилось, при жизни Жана Руссе его сочинения весьма благосклонно принимались читающей

публикой, поскольку отражали текущее положение дел и были актуальны, но сегодня почти все они устарели и совершенно забыты, хотя некоторые, безусловно, представляют определенный научный интерес[153]. Например, книга «Об интересах и притязаниях европейских держав» по содержанию, конечно, уже устарела (ведь и государства сейчас другие, и интересы у них изменились), но в качестве методологического пособия, несомненно, имеет высокую ценность.

Следует отметить, что многие труды Руссе не публиковал под своим именем, выпуская их то анонимно (как «Историю императрицы Екатерины» или «Историю кардинала Альберони», а также все работы в защиту масонства), то под псевдонимами (как «Историю Петра Великого» или «Поучительные записки об освобождении императорского трона»), то как переводы с иностранных языков. Мы полагаем, что тому был целый ряд причин, в первую очередь политических. Кроме того, нередко он из самолюбия не хотел лишний раз становится мишенью для критиков, ставивших ему в упрек то недостаток образования и стремление писать о вещах, о которых он не имел достаточно четкого представления, то небрежность при обращении с фактами, то излишне пылкую ненависть к королевской Франции и католицизму, то претензии на глубокомыслие.

Нам сейчас многие из этих обвинений не кажутся обоснованными, но Руссе, по-видимому, относился к ним довольно серьезно. Например, он доказывал,

что совершенно свободен от страстей и предрассудков, причем до такой степени, что при знакомстве с его сочинениями совершенно нельзя догадаться ни о его родине, ни о вере[154]. * *

Теперь, когда мы знаем так много о Жане Руссе де Мисси, настало время вновь обратиться к нашей «анкете» предполагаемого автора. Мы увидим, что наш кандидат абсолютно соответствует ей по всем пунктам и даже более того. Итак, нет никаких сомнений в том, что Руссе глубоко верил во всемогущество природы и человеческого общества - ведь до конца дней своих он сохранил преданность философии пантеизма; знал несколько языков (кроме латыни и итальянского, еще испанский, английский, голландский и немецкий); признание в недостаточно уверенном владении французским языком наверняка имеет либо политический, либо ностальгический подтекст; был высокоэрудированным и начитанным человеком, разбирался в древней истории и философии; подбор авторов также вполне многозначен: например, Цицерон40 (тема человеческого общества, друж

бы и взаимопомощи[155]), Сенека, Тит Ливий - все убежденные республиканцы; вспомним также, что Руссе де Мисси воздавал хвалу древним философам еще в «Трактате о трех самозванцах»; что касается более современных авторов, упомянутых в «Трактате о посольствах и послах», то следует отметить, что, скажем, «Приключения Телемаха» Фенелона были одной из наиболее любимых книг у масонов; отлично ориентировался в современных ему естественно-правовых и либеральных концепциях: цитировал Пуфендорфа в переиздании Локка 1755 г.; книга Алджернона Сидни «Рассуждение о государственном управлении» была наверняка ему знакома как в оригинале, так и в каком-нибудь или обоих французских переводах: один был сделан Пьером-Огюстом Самсоном в 1702 г., другой - Жаком Бойдом, одним из членов литературного общества, в 1711 г. (оба издания имелись в библиотеке Проспера Маршана); сочинение Рэмсея издавал в 1719 г. его близкий друг Анри Шойрлеер; весьма основательно изучил предмет - современную ему теорию дипломатии; об этом свидетельствуют и другие его сочинения на политические темы, а также выпущенные им различные справочные издания по международному праву; чрезвычайно интересовался подробностями почти не известной тогда в Европе историей России (кто, как не человек, который за год до выхода в свет «Трактата...» написал историю русских князей, стал бы приводить случай с княгиней Ольгой?!); испытывал особенно глубокое уважение к Аврааму де Викфору, автору сочинения «Посол и его функ

ции» - настольной книги дипломатов и правоведов, начиная с последней трети XVII в.; одна из книг Руссе, «Записки о рангах и иерархии европейских монархов и их министров», выходила при его жизни как дополнение к труду Викфора и даже в одном переплете с ним; был, разумеется, весьма скептически настроен по отношению к Макиавелли - как пантеист, радикал и республиканец; критика Макиавелли встречается в работах целого ряда членов литературного общества, созданного «Рыцарями ликования», в частности, Жана-Фредерика Бернара[156]; как приверженец пантеизма и масонства (эгалитаристских течений по своей сути) не разделял предрассудков своего времени относительно знаний, которыми пристало владеть женщинам[157]; об этом говорит и посвящение к «Атласу» 1742 г.(Р), в котором

чуть ли не дословно цитируется «Трактат...», и выраженное в одном из писем мнение Руссе о великой французской «Энциклопедии»; бщл не чужд игровой стилистики в жизни и склонен к секретности и мистификациям; теперь, когда мы знаем о «Рыцарях ликования», о принадлежности Руссе к франкмасонам, о литературно-научном обществе и тайной литературно-издательской деятельности нашего героя, нас это ничуть не удивляет; несколько небрежно обращался с фактами; это также неудивительно - при огромном объеме работы, которую делал Руссе де Мисси, и количестве выпускавшихся им сочинений.

Можем добавить к этому списку еще ряд фактов, также вполне укладывающихся в нашу гипотезу: упомянутый в «Трактате...» случай с французским послом Антуаном де Сийи, графом де Л а Рошпо, описан также в сочинении Руссе де Мисси «Памятная история войн между Французским и Австрийским домами»; стремление давать советы государям, как мы знаем, было неизменной страстью у наших радикалов; призыв соблюдать секретность вполне естествен для человека, вовлеченного в тайную издательскую и масонскую деятельность; мнение о том, что государство может мстить тем, кто учинит в отношении него беззаконие, встречается не только в «Трактате...», но, как мы уже говорили, и в комментариях Руссе к переизданию «Двух трактатов...» Дж. Локка; наконец, излюбленные символы «Рыцарей ликования» и масонов - Минерва на титульном листе и

Меркурий, упомянутый в тексте, - довершают представленную нами картину доказательств.

Уже не раз упоминавшаяся нами Маргарет К. Джейкоб, один из крупнейших в мире специалистов по эпохе Просвещения в целом и голландским просветителям в частности, подтвердила в частной переписке сделанные нами выводы о том, что Руссе де Мисси в полной мере отвечает составленной нами «анкете». Более того, по ее мнению, мы «скорее правы, чем неправы» («more right than wrong») в своих гипотезах относительно авторства «Трактата...». * *

Так почему же «Трактат...» вышел анонимно?

Здесь можно выдвинуть целый ряд предположений. Возможно, Руссе хотел избежать обвинений в том, что пишет на тему, в которой плохо разбирается (ведь и во Вступлении наш автор выражает опасение, что его обращение к «избитой» теме может вызвать критические замечания в его адрес).

Не исключено также, что Руссе скрыл авторство по личным соображениям: ведь общество вряд ли одобрило бы, что женатый человек посвящает книгу молодой девушке, пусть даже скрыв ее имя под псевдонимом[158].

И все же наиболее вероятными мотивами для сокрытия авторства нам представляются политические (как это часто бывало у Руссе). Ведь совершенно оче

видно, что тема «посольств и послов» служит для нашего автора лишь предлогом для пропаганды свободы, республиканских идей, пантеизма.

И взору читателя, который согласится с нашей версией насчет автора «Трактата...», это произведение предстанет как многослойный пирог или, выражаясь научным языком, как конгломерат культурных пластов, которые, взаимно проникая друг в друга, тем не менее остаются автономными. Один очевидный пласт - это тема «посольств и послов», другой - мировоззрение автора, раскрывающего эту тему и находящего в ней совершенно неожиданные повороты по сравнению как с предшественниками, так и современниками.

Нераскрытая тайна: прекрасная Олинда

По мнению Маргарет К. Джейкоб, не исключено, что под именем «Олинды» автор имел в виду некую коронованную особу или принцессу. И, рассуждая логически, действительно нельзя не задаться вопросом, зачем бы автор стал писать, обращаясь к Олин- де: «...с меня довольно того, что я дал Вам ясное и лаконичное представление о предмете, столь достойном внимания всех государей», если бы сама Олинда не относилась к «государям» или, по крайней мере, к тем, кто к ним приближен?

Между тем, найти подходящую кандидатуру на эту роль среди тогдашних принцесс, так или иначе знакомых Руссе де Мисси, довольно затруднительно, ведь нужно, чтобы ей было не менее шестнадцатисемнадцати и не более 24 лет - чтобы она уже могла понимать, о чем говорится в «Трактате...», и соот

ветствовала тому, что сообщает о ней автор[159]. Из названных принцесс под эти критерии подходит лишь Анна Ганноверская, однако каких-либо свидетельств, подтверждающих, что Руссе знал ее до того, как вошел в круг приближенных Вильгельма IV, и тем более находился с ней в весьма коротких отношениях, у нас не имеется.

Как бы то ни было, Олинда, на наш взгляд, - это, безусловно, не вымышленный персонаж, введенный автором для оживления повествования, а вполне реальная личность. Во всяком случае, несмотря на ничтожно малое количество сведений, сообщенных автором об этом идеальном создании, со страниц книги предстает вполне живой образ. Мы знаем, что Олинда прекрасна, что она молода, но несмотря на это осилила книгу Викфора, пусть та ей и наскучила; что она утешала автора, когда на него, по-видимому, нападали клеветники и завистники; что у нее с автором есть общие знакомые; что она наверняка принадлежит к высшему обществу и даже могла бы, по мнению автора, стать послом, если бы поручение посольских миссий женщинам не считалось тогда делом из ряда вон выходящим.

Как сообщила нам в частной переписке голландский литературовед Ингер Лемане, обычай давать друг другу различные прозвища, взятые в основном из произведений итальянских авторов (Гварини, Тассо, Бокаччо, Саннадзаро и др.), был весьма распространен в том обществе, где вращались Руссе де

clear="all" />

Жан Руссе де Мисси (1686—1762)

Мисси и его друзья; нередко они встречаются в студенческих поэмах, в письмах того времени, в сочинениях радикалов. Весьма вероятно, что к этому же типу прозвищ относятся упомянутые в «Трактате...» Лиза и Меленис. Ведь и Джон Тоуланд посвятил свои «Письма к Серене» (Letters to Serena. L.: for В. Lintott, 1704) вполне реальной женщине, и к тому же принцессе![160]

В ходе наших поисков мы обнаружили несколько случаев упоминания имени «Олинда» (Olinde)[161]: В «Освобожденном Иерусалиме» Тассо есть мужской персонаж по имени Олиндо (по-французски он зовется Olinde, как и особа, которой посвящен «Трактат...»). А в героической поэме Пьера Ле Муана «Святой Людовик, или Христианский герой» (Saint Louys, ou Le heros Chrestien. P., 1653) имеется эпизодический персонаж по имени Олинда - девушка, которая умерла из-за того, что безжалостная мать выдала ее замуж за другого, пока ее возлюбленный находился в крестовом походе. В эпиграмме «Выздоровление Олинды» (La guerison d’Olinde. P., 1657) французского поэта Жана- Ожье де Гомбо в едком тоне рассказывается о том, как некая Олинда потеряла свою красоту из-за болезни. А в малоизвестном ныне сочинении «Письма к Олинде» (Lettres a Olinde. Р., 1677), принадлежащем

перу Оливье Патрю, друга баснописца Лафонтена, автор обращается к девушке, склонной к уединенному образу жизни. Есть также Олинда - героиня романа «Олинда и Теодор» (Olinde en Theodoor) голландского писателя Виллема Бильдердейка, который жил на полстолетия позже выхода «Трактата...» в свет.

Естественно, сказать, из какого произведения было позаимствовано прозвище героини, сейчас не представляется возможным. Столь обескураживающие результаты первых поисков свидетельствуют о том, что исследование необходимо продолжать.

Как оказалось, небольшой по объему «Трактат...» хранит в себе много тайн, и тайна личности прекрасной Олинды - одна из главных и самых захватывающих.

И все-таки без имени автора на обложке

Несмотря на нашу твердую уверенность, что анонимный автор «Трактата» - это именно Руссе де Мисси, все же мы не стали помещать его имя на обложку, и не сделали этого по двум причинам: во- первых, мы сознаем, что приведенных нами доказательств его авторства недостаточно для вынесения окончательного суждения по данному вопросу, во-вторых, наш автор сам предпочел выпустить книжку анонимно, и мы должны уважать его волю - тем более что в противном случае переиначенная цитата из Овидия на титульном листе потеряла бы всякий смысл.

Таким образом, если бы нас спросили, готовы ли мы поделиться своими выводами с Парижской национальной библиотекой и предложить ей дополнить

содержащиеся в каталоге сведения о «Трактате...», мы бы дали скорее отрицательный ответ.

Мы предлагаем читателям, согласным с нашими умозаключениями относительно автора «Трактата о посольствах и послах», перечитать его уже с учетом тех знаний о Руссе де Мисси, которыми они теперь обладают. Вполне возможно, что это поможет им выявить в произведении такие глубины и тайны, которые могли ускользнуть при первом прочтении. Остальные же, более скептически настроенные, могут просто считать это произведение еще одним классическим трудом по теории дипломатии, каковым он, безусловно, является.

Л.А. Сифурова,

куратор проекта «Классика дипломатии»