Международный договор и уголовно-процессуальное законодательство Российской Федерации
В настоящее время сотрудничество Российской Федерации по уголовным делам с другими государствами не имеет регламентирующего базового законодательства, способного обеспечить единообразную практику, законность производства по уголовным делам и получение доказательств за рубежом. УПК РСФСР не содержит специальных норм по регулированию этих вопросов, за исключением ст. 32, относящей определение порядка взаимодействия судебноследственных органов к международным договорам и законодательству Союза ССР и РСФСР, и ст. 33, предусматривающей единое производство по всем делам о преступлениях, совершенных в России иностранцами и лицами без гражданства, и устанавливающей процессуальные ограничения в отношении лиц, наделенных дипломатической неприкосновенностью. Конституция РФ подчеркнула господство права и в международных отношениях Российской Федерации. Признание международных договоров РФ частью национального права обеспечило единство ее правовой системы и защиту суверенитета. Базовые положения действия и применения внутренних нормативных актов распространены и на акты международного права. Как уже отмечалось, вступлению в силу и применению международных договоров РФ предшествует обязательная процедура признания их внутренними правовыми актами в соответствии с россий ским законодательством. Это повышает значение внутригосударственного законодательства. Национальное право названо Конституцией РФ средством реализации как общепризнанных принципов и норм международного права, так и международных договоров РФ. Этот фактор обусловил дуалистический характер международных договоров РФ. Они являются одновременно российскими и международными правовыми актами, относятся к системе национального и международного права. Международный договор Российской Федерации не может быть наделен юридической силой и порождать вытекающие из него обязательства для страны, если он не признан внутригосударственным правовым актом. В связи с этим встает вопрос об обоснованности положения Конституции о приоритете коллизионных правил международного договора над нормами российских законов. Эта конституционная норма приветствуется многими представителями науки международного права, специалистами других отраслевых наук. Большинство из них признают преимущество международных норм как данность. С теми или иными коррективами она часто воспроизводится в различных федеральных законах и иных нормативных актах. Приоритетное положение правил международных договоров закреплено в Федеральном законе «О международных договорах Российской Федерации» (п. 2 ст. 5) и перенесено в проект Уголовно-процессуального кодекса РФ (п. 4 ст. 5). Проект УПК РФ включает три главы, содержащие нормы, регулирующие взаимодействие судебноследственных органов РФ с иностранными учреждениями юстиции, устанавливает центральные органы и определяет порядок сношений между ними. Но положения этих норм не всегда согласуются со смежными внутригосударственными процедурами, остается пробел в регламентировании ряда вопросов. Проект предлагает основы сотрудничества и их виды, но не создает полной единой системы национальных процессуальных норм для правового обеспечения международного сотрудничества в уголовном судопроизводстве. Источниками уголовно-процессуального законодательства названы: Конституция, Уголовно-процессуальный кодекс, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры с преимуществом применения правил договоров при несоответствии с нормами УПК, что выходит за рамки конституционного положения, не предусматривающего превосходства общепризнанных принципов и норм международного права. Соотношение коллизионных конституционных норм и правил международных договоров РФ проектом УПК не определено. Создается новая проблема относительно применения в уголовном процессе ратифицированных международных договоров, которые имеют равный с нормами УПК статус федеральных законов. Остается нерешенной легитимность ^ратифицированных договоров и возможность их применения при оказании правовой помощи при расследовании преступлений. В предлагаемом проекте УПК преимущество применения перед УПК получает не только ратифицированный договор, но и нератифицированный в статусе правового акта, не предназначенный регулировать уголовное судопроизводство в силу ст.ст. 71 и 76 Конституции РФ. Подчинив нормы российских законов правилам, содержащимся в международных договорах, Конституция не разграничила эти законы и договоры по их статусу126. Таким образом, применительно к уголовному судопроизводству федеральному закону, каковым является уголовно-процессуальный кодекс, предпочитаются не однозначные по статусу международные договоры, как ратифицированные, так и нератифицированные (иные правовые акты). Не учтены различия договоров по субъекту и предмету регулирования, которые обуславливают их юридическую силу и правила применения. Международные договоры Российской Федерации регулируют взаимодействие между государствами и их судебно-следственными органами, а законы осуществляют регулятивные функции внутри страны. Конституция РФ не определила, какие законы согласно ч. 4 ст. 15 уступают по приоритету международным договорам, ибо под широкое понятие закона подпадает сама Конституция, федеральные конституционные законы, федеральные законы, конституции (уставы) и законы субъектов Федерации. Интересно отметить, что в Федеральном конституционном законе «О судебной системе Россий ской Федерации» от 31 декабря 1996 г.127 иерархия нормативных актов установлена в такой последовательности: Конституция РФ, федеральные конституционные законы, федеральные законы, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации, конституции (уставы) субъектов Федерации, законы субъектов Федерации (ст. 3, ч. 3 ст. 5). Ю. А. Тихомиров, исследуя концепцию развития российского законодательства, различает законы: федеральные конституционные, федеральные, законы о ратификации международных договоров, законы о поправках к Конституции, законы субъектов РФ. Он отмечает влияние правовых стандартов иностранных государств, а также принципов и норм международного права. Решение проблемы о соотношении отраслей права Ю. А. Тихомиров видит в равномерности их развития и взаимодействии, он утверждает неоспоримость верховенства Конституции над всеми законами правовой системы страны и недопустимость нарушения этой правовой зависимости. Вопрос о соотношении международных и национальных норм Ю. А. Тихомиров предлагает решать на уровне подготовки проекта 143 международного договора Конституция имеет верховенство на всей территории Российской Федерации и высшую юридическую силу, которой не наделен никакой другой закон (ч. 2 ст. 4). Ни один закон, любой иной нормативный акт, применяемый в Российской Федерации, не может противоречить Конституции (ч. 1 ст. 15). Федеральные законы не могут противоречить и федеральным конституционным законам (ч. 3 ст. 76 Конституции). Как отмечалось выше, международные договоры РФ и уголовное судопроизводство находятся в ведении Российской Федерации и согласно ч. 1 ст. 76 Конституции регулируются федеральными законами. Статус международных договоров РФ определяет их ратификация. Утверждение международного договора путем принятия федерального закона (ратификация) наделяет его статусом, равным федеральному закону, но международный договор не приобретает преимуществ перед федеральным законом, что выте кает и из конституционного положения ч. 4 ст. 15. В этом статусе международные договоры входят в правовую систему страны и должны применяться как федеральные законы. Не требующие такой процедуры договоры относятся «к иным правовым актам». В силу иерархии законов и верховенства Конституции все международные договоры РФ не могут противоречить Конституции, подчиняются ей. Они должны действовать и применяться согласно своему статусу: ратифицированные — по правилам федеральных законов, нера- тифицированные — как иные правовые акты федерального значения на всей территории России. Ратифицированные международные договоры РФ занимают более высокое место относительно иных (не- ратифицированных) международных правовых актов, а также законов и иных правовых актов субъектов Федерации, но не могут противоречить федеральным конституционным законам. Верховенство Конституции по отношению к международным договорам подкрепляется положением ст. 22 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации»: «Если международный договор содержит правила, требующие изменения отдельных положений Конституции Российской Федерации, решение о согласии на его обязательность для Российской Федерации возможно в форме федерального закона только после внесения соответствующих поправок в Конституцию Российской Федерации или пересмотра ее положений в установленном порядке». Высшую силу Конституции РФ категорично подчеркивает и Федеральный конституционный закон «О Конституционном суде Российской Федерации» от 21 июля 1994 г.128: «Акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу; признанные не соответствующими Конституции Российской Федерации не вступившие в силу международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению» (ч. 3 ст. 79). Даже такой сторонник приоритета международных норм над внутренним законодательством, как И. И. Лукашук, не рискует признавать этот приоритет по отношению к российской Конституции. Поставив вопрос о соотношении Конституции РФ и международно го права, он далее пишет: «Ответ содержится, прежде всего, в самой Конституции, которая установила, что она имеет высшую юридическую силу и прямое действие на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принятые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации (ч. 1 ст. 15). В силу этой статьи ни одна норма правовой системы, в том числе и включенная на основе международного права, не должна противоречить Конституции»129. С. В. Черниченко подчеркивает неопределенность положения, заключенного в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, но не наделяет приоритетом коллизионные нормы межправительственных или межведомственных договоров РФ перед российскими законами, оставляя за ними превосходство лишь в иерархии правовых актов правительства и соответствующих ведомств. С. В. Черниченко полагает, что отсутствие законодательного разграничения международных договоров по их уровню, «автоматическая инкорпорация договоров в законодательство государства (и, следовательно, инкорпорация содержащихся в них положений во внутреннее право государства) — кратчайший путь максимальной синхронизации международного и внутригосударственного правотворчества. Она должна распространяться на все договоры, причем с учетом уровня договоров: договоры самого высокого уровня в результате инкорпорации должны иметь статус законов, заключаемые правительством и не подлежащие инкорпорации — статус актов правительства, межведомственные договоры — статус актов, принимаемых ведомствами. Это необходимо для определения приоритета инкорпорированных договоров в зависимости от их уровня перед внутригосударственными актами соответствующих уровней130. Конституция применительно к правам человека исходит из нормы pacta sunt servanda (ст. 27 Венской конвенции о праве международных договоров) о невозможности ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания невыполнения договора. Аналогично рассуждает В. А. Карташкин, полагающий, что Конституция России, «признавая приоритет международного права над внутригосударственным законодательством, не распространяет это верховенство на Основной Закон страны»131. Б. С. Эбзеев, отметив, что международные договоры РФ являются частью ее правовой системы, пишет: «В рамках этой единой правовой системы нет актов, которые по своей юридической силе стояли бы выше Основного Закона. Следовательно, в случае рассматриваемой коллизии также действует правило о высшей юридической силе Конституции РФ»132. Анализ федерального законодательства России позволяет утверждать, что и федеральные конституционные законы РФ ставятся выше норм международного права. К такому выводу пришел И. И. Лукашук, полагающий, что ратификации международного договора, устанавливающего иные правила, чем конституционный закон, должно предшествовать внесение соответствующих поправок в конституционные законы133. Таким образом, положение ч. 4 ст. 15 Конституции РФ о преимуществе коллизионных правил международных договоров РФ перед внутренним законодательством может быть отнесено только к федеральным законам и законам субъектов РФ. Но и это положение, во всяком случае по отношению к федеральным законам, может быть оспорено134. Предмет и субъект регулирования создает предпосылки для деления права на отрасли, каждая из которых имеет свое функцио нальное назначение и в известном смысле противопоставляется другой. Классическая доктрина разделения права на отрасли не позволяет рассматривать функциональные различия между отраслями права как основания, дающие возможность приоритета одной отрасли права по отношению к другой (другим). Наделение права международных договоров РФ превосходством для применения при расхождении с нормами российских законов влечет нарушение концепции разделения права на отрасли и правил их применения. Происходит соподчинение отраслей права, которые в силу различия предмета регулирования не могут конкурировать. Публичное международное право создано для регулирования международных отношений на основе согласованных государствами правовых норм и не предназначено регламентировать внутригосударственные отношения. «Под международным правом,— писал Ф. Ф. Мартенс,— мы разумеем совокупность юридических норм, определяющих условия достижения народами своих жизненных целей в сфере взаимных их отношений»135. Противоположная концепция разрушает идею разделения права на отрасли. Провозглашение приоритета одной отрасли — международного права — ставит в зависимое положение все другие внутригосударственные отрасли права. Международное право имеет целью регламентировать правоотношения между государствами, и его нормы в силу различия регулятивных функций не должны составлять конкуренцию нормам других отраслей права. Слияние функций международного права и внутригосударственного права недопустимо, ибо лишает государство собственной правовой системы и ставит в полную зависимость от международного права. Приоритет международных норм не согласуется с идеей позитивизма международного права, созданного для служения интересам государств и развития международных отношений. Основанное на единстве интересов суверенных государств для обеспечения правоотношений между ними международное право предназначено не разрушать национальное право, а развивать его. Провозглашенное преимущество применения отраслевых норм международного права не создает позитивных условий для развития других отраслей права. Такая ситуация сложилась в российском уголовном процессе, где с момента принятия УПК РСФСР (1961 г.) не введено ни одной нормы для регламентации взаимодействия суда и органов следствия с соответствующими органами иностранных государств. Механизм создания норм публичного международного права путем согласования правовых норм государствами и реализация их посредством внутригосударственного права характеризует вторич- ность международного права и отражает его регулятивную специфику. Конституционное положение о преимуществе применения норм международного договора РФ обострило проблему правового регулирования взаимодействия российских судебно-следственных органов по уголовным делам с учреждениями юстиции других стран. Полное отсутствие в УПК РСФСР норм, регламентирующих оказание правовой помощи по уголовным делам иностранным государствам, исключает уголовно-процессуальное законодательство России из объектов сравнительного анализа с процедурами международных договоров. Под воздействием Конституции именно этот фактор способствует активному проникновению в российский уголовный процесс несовершенного международного и иностранного уголовного процесса, прецедентного права и процедур, не относящихся к правовым нормам. Закрепленная в Конституции концепция не отражает общей идеи международного права о значении национального законодательства как средства, предназначенного сформировать специальную нормативную внутреннюю базу, обеспечить процессуальную реализацию уголовной политики государств и выполнение международных обязательств. Принятие такого законодательства является обязанностью Российской Федерации в силу ст. 46 Венской конвенции о праве международных договоров. Анализ международных договоров России в сфере уголовной юстиции показывает их ограниченные регулятивные возможности. Правила международных договоров носят общий характер, не предусматривают детализации процедур оказания правовой помощи при расследовании уголовных дел, не могут без национального уголовного процесса обеспечить эффективность взаимодействия или восполнить его пробелы. Вместе с тем, следует признать, что даже при отсутствии специального регулирования кодифицированное формализованное уголовно-процессуальное законодательство России обеспечивает оказание правовой помощи при расследовании преступлений российскими судебно-следственными органами, что подчеркивает вторичность международного права в этой области и его несовершенство. Международное сотрудничество России с другими государствами без национального уголовного процесса осуществляться не может, поскольку реализация международных договоров по условиям самих же договоров возложена на уголовно-процессуальное законодательство государства. В силу этого национальное законодательство является основой для создания и движущей силой для применения международных договоров. В сфере уголовной юстиции международный договор занимает самостоятельное место, обусловленное регулятивной функцией, вытекающей как из природы договора, так и его назначения, определенного предметом регулирования — международными отношениями. В уголовном процессе международный договор как акт международного права регламентирует общие вопросы оказания правовой помощи государствами. Расследование преступлений и рассмотрение уголовных дел в суде при этом является прерогативой договаривающихся стран и осуществляется их полномочными органами с применением внутренних законов и соблюдением условий применяемых договоров, которые на практике не конкурируют между собой и не восполняют пробелов УПК РСФСР, а выполняют присущую им функцию. В связи с этими факторами международные договоры относятся к самостоятельной отрасли — международному праву, и должны подчиняться правилам применения отраслевого права. Но предмет международного сотрудничества в уголовном судопроизводстве включает в себя также правоотношения, связанные с уголовным процессом, которые регулируются нормами других отраслей права, что составляет особенность международного уголовного процесса и расширяет его регулятивные функции. Например, вопросы суверенитета страны, гражданства, положения иностранцев относятся к государственному праву. Поэтому эффективность взаимодействия и возможности выполнения международных обязательств зависят от развитости не только уголовного и уголовно процессуального права, но и конституционного, гражданского и других отраслей национального права. В связи с этим положения Конституции РФ, освещающие принципы сотрудничества, приобретают особую значимость для осуществления внешней деятельности как государства в целом, так и судебно-следственных органов. В процессе оказания правовой помощи в уголовном судопроизводстве России применяются: Конституция, УПК РСФСР, УК РФ, законы, регулирующие вопросы гражданства, государственной границы, положение иностранцев и др. Вопреки ограничениям ст. 1 УПК РСФСР в уголовном процессе применяются и иные правовые акты, к федеральным законам не относящиеся, с тенденцией к расширению их перечня: указы Президента; постановления: Правительства, Конституционного суда и Пленума Верховного суда; указания, распоряжения, инструкции, приказы министерств и ведомств, Генеральной прокуратуры, Верховного суда РФ, в компетенцию которых входят вопросы уголовной юстиции, иные нормативные правила; иностранное законодательство. Особое место в уголовном судопроизводстве занимают несформулированные общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ, которые регулируются международным правом, что отличает их от норм УПК РСФСР, и называются Конституцией в качестве источников уголовно-процессуального права. Представляется, что источники уголовного судопроизводства должны быть закреплены законодательно и содержаться в УПК. При этом в качестве источников допустимо применение в уголовном процессе самостоятельных федеральных законов, содержащих процессуальные нормы. При явной потребности ни Конституция, ни законодательство страны не предусматривают никаких нормативных актов для регулирования взаимодействия правоохранительных органов и суда с иностранными государствами, с которыми Россия договорных отношений не имеет. Проект УПК РФ предусматривает международное сотрудничество всех видов только на основе международных договоров РФ. Вариант проекта УПК, подготовленный Генеральной прокуратурой, содержит рекомендации о регламентировании взаимодействия по уголовным делам и вне рамок договора, но самостоятельных процедур не предлагает, заменяя их аналогией правил, ус тановленных договорами, как результат согласования сторонами без учета их разнообразия. В УПК необходимо ввести детально разработанные процедуры для каждого вида оказания правовой помощи по уголовным делам с учетом смежных норм УПК. Отсутствие всеобъемлющего процессуального регулирования в международном и национальном праве порождает правовые коллизии на практике и препятствует нормальному развитию международного сотрудничества в сфере уголовной юстиции. Решение проблем формирования нормативной базы для применения в сфере оказания правовой помощи иностранным государствам по уголовным делам требует единого подхода на основе единой концепции. В целях сохранения кодифицированного уголовно-про- цессуального законодательства и предусмотренных им процессуальных форм необходимо привести в соответствие со ст.ст. 71, 76 Конституции и ст. 1 УПК РСФСР источники уголовно-процессуального законодательства. Сложившуюся в настоящее время систему международных норм, применяемых по уголовным делам в процессе оказания правовой помощи, условно можно разделить на четыре группы. 1. Ратифицированные международные договоры, не поддающиеся систематизации, отягощенные существенными пробелами и бланкетным характером, устанавливающие множество разрозненных, порой несовершенных, процедур. Нормы эти являются частью правовой системы РФ. 2. Другую группу правил, не отнесенных к нормативной базе РФ, составляют процедуры, принятые сторонами согласованием условий для исполнения поручения иностранного государства при отсутствии международных договоров на принципе взаимности. 3. Самостоятельным видом международных норм являются правила, определенные центральными органами государств при реализации бланкетных условий действующих международных договоров РФ. Порядок принятия, действия и применения таких правил не соответствует Федеральному закону «О международных договорах Российской Федерации», что исключает возможность признания их частью этих договоров и правовой системы РФ. Они не отвечают предписаниям этого закона, не опубликованы, приняты органами, не уполномоченными заключать договоры и утверждать их юридическую силу. По существу вторая и третья группы норм являются прецедентами, к нормам права не относятся, не инкорпорированы ни в международные договоры, ни во внутреннее законодательство РФ. 4. Применяется уголовно-процессуальное законодательство тех стран, с которыми Россия сотрудничает на основе договоров или взаимной вежливости. Национальное законодательство РФ не предусматривает действия иностранных законов на своей территории. Эта позиция вытекает из ключевого положения сотрудничества о применении собственного уголовного процесса стран при исполнении международных поручений. Однако результаты исполнения международного поручения на основе зарубежного законодательства будут использованы в уголовном процессе России, что и позволяет говорить о применении уголовно-процессуального законодательства других стран в российском уголовном процессе. На основе действующих международных договоров (двусторонних и конвенций) в России применяется законодательство более 100 стран. Их число пополняет зарубежное законодательство государств, выполняющих поручения России вне рамок договора. Особую разновидность составляют двусторонние и многосторонние договоры, предметом которых являются права человека в уголовном судопроизводстве. По своей сути они предназначены для унифицирования и сближения внутреннего законодательства о правах человека государств-участников. Они не влекут взаимных обязательств сторон, характерных для договоров об оказании правовой помощи в сфере уголовной юстиции. Особенностью их является обязанность каждого государства признать и обеспечить права человека в объеме и значении, предусмотренном договором, приведением в соответствие с ним внутреннего уголовного, уголовно-процессуального и иных отраслей права, регулирующих права человека. К таким договорам относится Европейская конвенция о правах человека и основных свободах, множество конвенций, принятых в рамках ООН и других международных организаций. Однако бесспорных унифицированных международных стандартов о правах человека в уголовном процессе мировая практика не знает. Каждая страна решает эти вопросы по своему внутреннему законодательст ву и отражает их в Конституции. Конституционные положения о правах человека в уголовном процессе России соответствуют европейским стандартам и не имеют расхождений с УПК РСФСР. Но крен правовой защиты в сторону обвиняемого, как на международном уровне, так и в российском законодательстве, прослеживается четко, что требует незамедлительного вмешательства и обеспечения прав и интересов защиты потерпевших в полном объеме. Международные договоры, регламентирующие сферу уголовной юстиции, являются составной частью международного права, которое предназначено для выполнения единственной функции, для чего и создано,— регулирования международных отношений. В зависимости от предмета регулирования их можно условно разделить на три группы. 1. Договоры общего характера, устанавливающие общие унифицированные правила взаимодействия суверенных государств как субъектов международного права в рамках международных организаций. К ним относятся Устав ООН 1945 г., Устав Совета Европы 1949 г., Устав международной организации уголовной полиции (Интерпола) 1956 г., Венская конвенция о праве международных договоров 1969 г. и другие многосторонние международные правовые документы. 2. Договоры об оказании правовой помощи, содержащие процессуальные нормы для взаимодействия государств при расследовании преступлений публичного и частно-публичного характера. 3. Договоры, направленные на борьбу с отдельными видами преступлений, содержащие процессуальные правила применения только этих договоров. Эту группу договоров образуют: Европейская конвенция по борьбе с терроризмом (1977 г.); Конвенция о преступлениях и некоторых других действиях, совершенных на борту воздушного судна (Токио, 1963 г.), Конвенция о борьбе с незаконным захватом воздушных судов (Гаага, 1979 г.), Конвенция о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации (Монреаль, 1971 г.), Конвенция о предупреждении геноцида и наказания за него (Нью-Йорк, 1948 г.), Международная конвенция о пресечении апартеида и наказания за него (Нью-Йорк, 1973 г.) и другие. Эта группа имеет ряд особенностей для примене ния, обусловленных спецификой предмета правоотношений между государствами. Общим для всех международных правовых актов, регулирующих сферу уголовной юстиции, является установление регламента для внешних связей независимых государств по предмету сотрудничества на принципах, выдвинутых еще в конце XIX в. основоположником международного российского права Ф. Ф. Мартенсом: соблюдение суверенитета, равноправия, независимости, невмешательства во внутренние дела, законности, неприкосновенности, территориальной целостности границ, мирное разрешение споров путем применения международного права, позитивизм, обязательность выполнения обязательств и др. Эти идеи положены в основу мировой практики и в современных условиях. С точки зрения отрасли правовая регламентация договоров вызывает острые дискуссии. Многие современные российские правоведы любые документы взаимного характера, подписанные не только государствами, но и должностными лицами ведомств, рассматривают в качестве международных договоров, влекущих обязательства для государств, а правовое регулирование относят к международному уголовному праву в качестве самостоятельной отрасли права, полностью поглощающему уголовно-процессуальное право и другие институты, причастные к регламентации. Такой позиции придерживаются Р. А. Калам- карян, В. П. Панов, JI. Н. Галенская, И. И. Карпец, И. И. Лукашук, А. В. Наумов и другие. Однако их трактовки понятия международного уголовного права весьма разноречивы. Р. А. Каламкарян определяет так международное уголовное право: «...Отрасль, включающая принципы и нормы, созданные с целью охраны международного правопорядка от преступных посягательств со стороны субъектов международного права путем установления уголовной ответственности виновных физических лиц и ответственности государства за совершение международных преступлений и преступлений международного характера». Ограничивая сферу действия норм международного уголовного права указанными категориями международных преступлений, Р. А. Каламкарян отвергает возможность слияния в единую систему международных уголовных норм с внутригосударственными и считает, что даже если внутригосударственные нормы созданы специально для охраны международного правопорядка, они остаются национальными нормами136. Р. А. Каламкарян и ее сторонники под эгидой международного уголовного права объединяют морское, воздушное, дипломатическое, экономическое, финансовое право, поскольку эти отрасли права охраняют международный правопорядок с помощью специфических уголовно-правовых средств. Р. А. Каламкарян отмечает: «...Нормы указанных отраслей международного права, хотя и относятся к международному уголовному праву, не имеют санкций. Меры наказания определены в уголовных законах государств после инкорпорирования их во внутреннее законодательство»137. Сторонники признания международного уголовного права самостоятельной регулирующей внешние сношения отраслью, отмечают его комплексный характер, но признают невозможность применения российскими судами международных договоров при рассмотрении уголовных дел без трансформации в национальное законодательство. Комплексный характер, по их мнению, выражается в объединении в единую отрасль материальных норм уголовного, уголовно-исполнительного права и уголовно-процессуальных норм, регулирующих отношения по расследованию и судебному разбирательству дел с «иностранным элементом» и только потому, что эти нормы изложены в текстах договоров. Такую позицию поддерживают В. П. Панов и другие специалисты138. Ю. А. Решетов разделяет международное уголовное право на материальное уголовное право и международное уголовно-процессуальное право139. И. В. Фисенко и его единомышленники вопросы правового регулирования всех международных преступлений относят к гумани тарному международному праву. Однако никаких обоснований такого решения не приводят140. Мировая практика, а равно и традиционно кодифицированное законодательство России, вопросы уголовной ответственности относит к уголовному праву, и оснований для создания новой отрасли в виде гуманитарного права для этих целей не имеется. Опосредование применения процессуальных норм международных договоров через национальную систему права не позволяет выделять в самостоятельную отрасль и международное уголовно-процессуальное право. Это положение вытекает также из определения международного договора, который должен регулироваться международным правом (согласно ст. 2 Федерального закона «О международных договорах РФ»). Договоры, действующие в сфере уголовной юстиции, являются частью международного права. «Международное уголовное право есть система норм,— утверждает И. И. Карпец,— складывающихся в результате сотрудничества между суверенными государствами или между государственными органами или организациями, имеющая своей целью защиту мира, безопасности народов, международного правопорядка как от наиболее тяжких международных преступлений, направленных против мира и человечества, так и от других преступлений международного характера, предусмотренных в международных соглашениях, конвенциях и иных правовых актах межгосударственного характера, наказуемых согласно специальным актам (уставы, конвенции) либо соглашениям, заключенным между государствами в соответствии с нормами национального уголовного права». И. И. Карпец международное уголовное право как самостоятельную отрасль не относит ни к международному публичному праву, ни к внутригосударственному141. «Наиболее важная особенность современного международного уголовного права состоит в том,— отмечают И. И. Лукашук и Н. В. Наумов,— что она объединяет нормы, относящиеся не только к уголовному, но и к уголовно-процессуальному праву, а также к судоустройству... Международное уголовное право определяет по рядок действия своих норм, а также содержит иные принципы и нормы, относящиеся к общей части уголовного права. Значительное место занимают нормы, регулирующие взаимодействие государств в области уголовного правосудия». В обоснование ученые ссылаются на начальный этап становления международного уголовного права и ненадлежащее развитие его системных элементов. При этом их рассуждения противоречивы. Они утверждают, что «характер уголов- но-процессуального права зависит от материального уголовного права. И вместе с тем уголовное право не может функционировать должным образом без процессуального права. Как известно, международное право в основном содержит нормы материального права. Процессуальные институты не получили в нем развития»142. И. И. Лукашук и Н. В. Наумов и их сторонники не учитывают отсутствия санкций в международных договорах, что исключает признание таких норм уголовными и их применение в практике взаимодействия государств. Не приняты во внимание и функциональные различия между материальными и процессуальными нормами. Материальное уголовное право может быть реализовано только посредством уголовно-процессуальных норм, являющихся самостоятельной отраслью правовой системы России. Без возбуждения уголовного дела на основе УПК РСФСР ни одна материальная норма УК РФ не может быть реализована. Идею признания международного уголовного права самостоятельной отраслью выдвигал Ф. Ф. Мартенс, хотя и считал, что «вопросы уголовного права, возникающие в области международных отношений, неразрешимы с точки зрения уголовных законов данной страны». Он отмечал, что в признании международного уголовного права имеются разногласия ввиду пробелов и противоречий в уголовных законах и суть его видел в совокупности юридических норм, определяющих условия международной судебной помощи государств друг другу при осуществлении ими карательной практики в области международного общения. Ф. Ф. Мартенс сводил действие международного уголовного права только к институту выдачи и рассматривал его с точки зрения осуществления права суверенного 159 государства на уголовную юрисдикцию и правосудие По мнению Ф. Ф. Мартенса, согласованное договорами установление уголовной юрисдикции, осуществление карательной практики внутри страны на основе территориальных законов и пределы оказания правовой помощи при соблюдении суверенитета составляют предмет договорных отношений. «С точки зрения международного общения действие уголовного закона за пределами территории не есть нарушение чужого суверенитета, а только развитие уголовного закона, расширение территориальной карательной власти, вызванное неотложными нуждами международных сноше- « 160 НИИ» Но даже точка зрения Ф. Ф. Мартенса небезупречна в силу существенных изменений, прошедших за столетие как в общем праве, так и в международном, обусловленных смещением публичных интересов и сложившейся мировой практикой взаимодействия. Следует, однако, учесть, что и современное российское уголовное право также включает норму о выдаче (ст. 13 УК). Содержание этой нормы по УК РФ связано непосредственно с предписаниями, определяющими право на осуществление уголовной юрисдикции России и других государств в отношении ее граждан и иностранцев, совершивших преступления вне пределов Российской Федерации. Определяющими факторами признаны принципы гражданства и территории. Но институт выдачи в настоящее время рассматривается и как процедура по передаче иностранному государству обвиняемого для привлечения к уголовной ответственности или осужденного для отбытия наказания по приговору иностранного суда в страну его гражданства. Процессуальные нормы, регулирующие выдачу, относятся к уголовно-процессуальному праву в качестве самостоятельной отрасли, но не к уголовному законодательству. Взаимодействие заинтересованных государств по выдаче весьма широко и не ограничено международными преступлениями или преступлениями международного характера. Требование о выдаче лица, подпадающего под юрисдикцию государства, как правило, связано с обычным уголовным преступлением, чаще совершенным на территории ходатайствующей страны. Передача виновных происходит не только на основе договоров, но и на согласованных условиях с учетом сложившейся мировой практики, с доминированием при этом национального уголовно-процессуального права при применении. Решение о выдаче и процедура передачи выданного лица осуществляется с применением уголовно-процессуального законодательства исполняющего государства, что зафиксировано в каждом договоре, предусматривающем выдачу, и подтверждается мировой практикой. Состав уголовного преступления каждое государство определяет также в соответствии со своим уголовным законом. С учетом этого утверждение о регулировании международных отношений в сфере уголовной юстиции международным уголовным правом не находит убедительных оснований. Регулятором сотрудничества государств по уголовным делам является совокупность отраслевых норм, куда входят международное, уголовное, уголовно-процессуальное, уго- ловно-исполнительное, государственное, конституционное и другие отрасли и институты внутригосударственного права. В последнее время в ряде развитых стран наметилась тенденция развития и преимущественного применения своего национального законодательства для регулирования внешних связей, что сужает необходимость заключения международных договоров, но позволяет решать внутренние проблемы суверенных стран каждый раз на основе взаимной договоренности. Такие меры приняты в Финляндии, США и других государствах. Идеи признания международных договоров, регулирующих международные отношения государств в сфере уголовной юстиции, международным уголовным правом, а равно международным гуманитарным, уголовно-процессуальным и комплексным правом, не бесспорны в силу ряда и других факторов. Современное международное право в сфере уголовной юстиции значительно расширило предмет сотрудничества, что существенным образом изменило теорию и практику международного общения. Приоритеты для взаимодействия государств сложились в настоящее время под воздействием множества факторов, формирующих преступность и ее распространенность. Появилась необходимость взаимодействия не только по вопросам выдачи, но и выполнения про цессуальных действий за рубежом при расследовании преступлений, совершенных в пределах суверенных государств. Так, предметом взаимодействия договоров об оказании правовой помощи по уголовным делам является реализация процессуальных решений ходатайствующего государства с применением уголовно-процессуального законодательства исполняющей страны с целью получения доказательств. При этом просьба запрашивающего государства не распространяется на применение материальных уголовных норм другой страны, ибо влечет нарушение юрисдикции, суверенности ходатайствующего государства. Несовершенство норм международного права, их бланкетный характер предопределен способом их реализации — через национальную правовую систему. Несформулирован- ность, неопределенность изложенных в договорах правил в совокупности с пробельностью детерминированы изначально при создании международного права как договорного, способного решить интересы договаривающихся стран, что исключает не только природу конкретности его правил, но и признание превосходства их юридической силы. Эти факторы подтверждают теорию Ф. Ф. Мартенса о вспомогательном характере и вторичности международного права, созданного в качестве механизма для решения внутренних проблем заинтересованных государств. Ф. Ф. Мартенс считал, что государство не может отказаться от своих международных прав, не отрекаясь от самого себя, своей независимости. Поэтому трактаты, нарушающие или отменяющие основные права государства, незаконны и не имеют обязательной силы143. Многосторонние конвенции, направленные на борьбу с отдельными видами наиболее опасных международных преступлений и преступлений международного характера, предусматривают уголов- но-процессуальные нормы сотрудничества только по этим уголовно наказуемым деяниям. В них лишь обозначен вид преступного деяния без указания санкции и предоставлено право договаривающимся странам самостоятельно формулировать рекомендуемую уголовную норму и вводить уголовную ответственность за такие преступления. Отсутствие санкции — структурного элемента для создания нормы уголовного права, предопределяет условный характер предмета ме- вдународного сотрудничества государств в рамках договоров, поскольку не создает юридических условий для действия и применения этих ненормативных категорий. Эти факторы не учитывают сторонники идеи о регламентации договорных отношений международным уголовным правом, а равно и другими отраслями международного права. Отсутствие санкций не позволяет признать положения о процедурах взаимодействия полноправной нормой материального уголовного права и отнести их к отрасли уголовного права. Реализации посредством уголовно-процессуального права подлежат только такие нормы, которые имеют все три структурных элемента: гипотезу, диспозицию и санкцию. Таким образом, рекомендации международных договоров третьей группы требуют непременного существенного дополнения — санкции, которая может быть введена лишь при условии принятия федерального закона о введении уголовной ответственности договаривающейся страной своим национальным законодательством. Наделение юридической силой правовой нормы любой отрасли — непременный атрибут ее правового статуса и один из определяющих факторов для введения в действие и применения. При этом каждое государство полномочно установить наказуемость деяния, исходя из криминогенной обстановки в стране, с учетом распространенности определенных видов преступлений, являющихся предметом взаимодействия. Например, страны северных регионов не относят к уголовно наказуемым посев культур, содержащих наркотические вещества, и не вводят уголовной ответственности за подобные действия. Только после введения уголовной ответственности государствами — участниками договоров возможно сотрудничество на основе договора о противодействии конкретным видам преступлений. Представляется, что международное уголовное право, не имеющее санкций, не должно претендовать на аналогию с признанным мировой практикой национальным уголовным правом, обязательно предусматривающим конкретную меру наказания. Содержащиеся в договорах третьей группы уголовно-процессуальные нормы, соседствующие с рекомендациями о введении уголовной ответственности за определенные виды преступлений, не превращают их автоматически в материальные уголовные нормы в силу различий выполняемых ими функций. Принцип разграничения функций в российской правовой-системе в течение нескольких веков традиционно служит основным различием и основанием для разделения права на отрасли, где кодифицированный уголовный процесс является средством для реализации полноправных уголовных норм. Слияния материальных уголовных норм и уголовно-процессуальных правил при размещении их в одном правовом документе не происходит в силу различия их назначения и выполняемых функций. Реализация норм международного права и применение их договаривающимися странами исключается без опосредования их во внутреннее законодательство государств. Этим объясняется условность сферы действия и применения таких договоров, несмотря на многочисленность участников. Реализация их в конкретной стране поставлена в зависимость от выполнения рекомендаций конвенций по содержанию национальных законов об уголовной ответственности за совершение преступлений, являющихся предметом сотрудничества. В таких договорах указано на необходимость соблюдения суверенитета участниками договорных отношений, охраны безопасности государств и внутригосударственной правовой системы, но при этом договаривающиеся государства наделены правом в национальных уголовных законах исходить из собственных потребностей и отдавать приоритет внутригосударственному праву. Прямое действие договоров подобного рода невозможно без трансформации в национальное законодательство. Венской конвенцией ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ (1988 г.) уголовноправовые нормы конкретно не сформулированы. Но в ст. 3 Конвенции даны рекомендации каждой договаривающейся стране признать уголовными преступлениями согласно своему внутреннему законодательству 22 вида уголовно наказуемых деяний, если действия совершены умышленно, организованной группой; ввести уголовную ответственность не только за оконченные составы преступлений, но и за покушения, приготовления к ним, соучастие; предусмотреть повышенные меры наказания в целом; принимать во внимание в санкциях отягчающие обстоятельства: совершение преступлений этого вида организованной группой, участие правонарушителя в других видах международной организован ной деятельности, участие правонарушителя в других незаконных видах деятельности, которым содействовало совершение данного правонарушения, применение насилия или оружия, правонарушитель является должностным лицом или совершение преступления связано с его должностью, совершение преступления в учебных заведениях или вблизи них, судимость за этот вид преступлений в своей стране или за рубежом; в качестве наказаний применять лишение свободы, конфискацию, но наряду с ними в отношении малозначительных правонарушений — альтернативные меры ответственности (перевоспитание, трудоустройство, лечение)144. Сфера действия всех договоров определяется юрисдикцией государств. Но договоры, направленные на борьбу с отдельными видами преступлений, претендуют на расширенную юрисдикцию и право уголовного преследования обвиняемых распространяют не только в отношении государств, связанных договорными обязательствами, но и на третьи страны. Так, согласно Международной конвенции о пресечении преступлений апартеида и наказания за него (1973 г.) международной ответственности, независимо от мотива, подлежат члены организаций и учреждений государств, проживающие как на территории государства, где совершаются преступления, относящиеся к апартеиду так и в любом другом государстве, государства — участники Конвенции могут приобретать юрисдикцию на уголовное преследование обвиняемого (после предъявления обвинения) и других государств при согласии последних (ст.ст. Ill, V)145. Конвенция о предупреждении геноцида и наказания за него (1948 г.) предусматривает ответственность виновных лиц, как частных так, и должностных, независимо от занимаемого в государстве должностного положения и наделения неприкосновенностью от уголовной ответственности (ст. II). Согласно этому международному акту уголовная ответственность возникает по месту совершения преступления. Но право судебного разбирательства с согласия госу дарства может быть передано Международному уголовному суду (ст. VI)146. Венская Конвенция ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ основана на принципе суверенного равенства сторон, территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела других стран. Но она содержит множество обязательных для исполнения предписаний относительно включения в национальное законодательство договаривающихся сторон материальных законов об уголовной ответственности с конкретизацией противоправных действий и введением санкций, а также процессуальных правил для их реализации (ст. 3). Большинство из них касается принятия конституционных норм для включения в правовую национальную систему. Для этой Конвенции характерно требование об ужесточении внутригосударственных санкций за совершение преступлений, связанных с наркотиками, о применении обязательных конфискационных мер, включая превентивные (ст.ст. 4, 5), а также более длительных сроков давности как для привлечения к ответственности, так и наказания виновных лиц. Категория этих преступлений не рассматривается в качестве политических и финансовых, а сотрудничество по борьбе с ними рекомендуется наиболее полно. При этом также предусмотрена необходимость развития и соблюдения национального законодательства при осуществлении преследования и наказания как наиболее эффективного средства противодействия наркобизнесу и незаконному обогащению (п. 11 ст. 3). Весьма конкретно изложены и условия для определения уголовной юрисдикции государства (ст. 4). Распоряжение конфискованными доходами преступного наркобизнеса и приобретение собственности на незаконные средства (п. 5 ст. 5) передано оказывающей правовую помощь стороне в соответствии с ее внутренним законодательством. Такое же положение зафиксировано и ст. 15 Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности 1990 г.147 Ходатайствующей стороне при этом предоставлено право доказать незаконность получения дрходов и приобретения собственности. В настоящее время европейские страны предпринимают попытки решить вопросы возврата незаконно вывезенных из страны валютных средств и доходов, полученных преступным путем, с явным ущемлением интересов потерпевшей стороны, что не соответствует принципам международного сотрудничества. На Международной конференции в 1999 г. (Финляндия) был оглашен проект Европейской конвенции по этому вопросу, в котором предложено автоматически передавать 50 % таких средств стране, куда они вывезены, а в остальной части доказать противоправность их вывоза. Потерпевшей стороне могут быть переданы оставшиеся средства за минусом указанных 50 % и затрат исполняющего государства в соответствии с его внутренним законодательством. Такое решение не только не будет способствовать искоренению преступности и охране экономических интересов суверенных государств, но и создаст условия для развития преступного бизнеса. Конвенция ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ акцентирует внимание ее участников на расширении форм и объема взаимной правовой помощи по преступлениям, связанным с наркотиками, и придает важное значение применению наиболее эффективных средств борьбы с этими опасными преступлениями внутри стран (п. 3 ст. 7). Недопустим отказ выполнить просьбу иностранного государства со ссылкой на банковскую тайну (п. 5 ст. 7). Аналогичное правило содержится в Конвенции об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности. Согласно названной Конвенции ООН о наркотиках взаимодействие на международном уровне никоим образом не должно ущемлять национальные интересы, суверенитет и безопасность государств и обязано предусматривать охрану и развитие внутреннего права. Подчеркнута необходимость соблюдения соответствия поручения законодательству исполняющего государства в качестве непременного условия взаимодействия. Венская конвенция ООН о наркотиках — одна из немногих, предусматривающих взаимное выполнение оперативно-розыскных мероприятий (ст. 9). Возможно создание совместных оперативных групп «для обеспечения безопасности лиц и операций», но при соблюдении суверенитета страны, на территории которой проводится мероприятие (п. 1 ст. 9), т. е. с применением ее национального зако нодательства об оперативно-розыскной деятельности. Предусмотрена организация контролируемой поставки наркотиков также в рамках оперативно-розыскной деятельности специальных служб (ст. 11). В пределах России взаимная помощь регламентируется Федеральным законом РФ «Об оперативно-розыскной деятельности» от 12 августа 1995 г. с последующими изменениями. Некоторые международные договоры регулируют весьма узкий круг вопросов. Так, действующей в России Конвенцией о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов (1973 г.)148 определен в качестве предмета сотрудничества перечень преступлений в отношении только потерпевших, наделенных неприкосновенностью (ст. 2 Конвенции). К категории таких потерпевших отнесены (ст. 1): а) лица, пользующиеся международной защитой; б) любой представитель или должностное лицо государства, любое должностное лицо, агент межправительственной международной организации, наделенные международным правом на специальную защиту от посягательства на личность, свободу, достоинство (ст. 2). В отношении преступлений, совершенных против лиц, имеющих иммунитет, расширена сфера уголовной юрисдикции государств. Право на уголовное преследование возникает не только у государств в соответствии с их внутренним законом и участников этого договора, но и третьих стран, исходя из следующих условий: когда преступление совершено на территории государства или на борту судна или самолета, зарегистрированного в этом государстве; когда предполагаемый преступник является гражданином государства; когда преступление совершено против лица, пользующегося международной защитой и имеющего статус такого лица в связи с функциями, которое он выполняет от имени этого государства; если обвиняемый окажется на территории государства, то эта страна полномочна возбуждать против него уголовное преследование (ст. 3). Согласно ст. 6 указанной Конвенции на государство, в пределах которого находится предполагаемый преступник, посягнувший на лицо, наделенное международной неприкосновенностью, возлагается обязанность в соответствии с внутренним законодательством обеспечить розыск этого лица для уголовного преследования или выдачи. При обнаружении обвиняемого на своей территории каждое государство обязано уведомить об этом Генерального секретаря ООН, а также государство, на территории которого совершено преступление, государство, гражданином которого является предполагаемый преступник, а в отношении апатрида — страну его постоянного проживания, государство гражданства потерпевшего, от имени которого он осуществляет свои функции, межправительственную организацию, агента или должностное лицо, потерпевших от преступления. Конвенция об отмывании, выявлении, изъятии и конфискации доходов от преступной деятельности имеет целью борьбу с получением преступных доходов на основе общей уголовной политики го- сударств-участников. Она охватывает большую группу преступлений корыстного характера, повлекших извлечение имущественной выгоды или приобретение имущества на средства, полученные преступным путем (ст. 1 Конвенции). Обращает на себя внимание важное специальное правило о средствах правовой защиты договаривающихся стран. Заключается оно в том, что каждая страна в процессе сотрудничества обеспечивает свои интересы самостоятельно и полномочна предусмотреть их в национальном законодательстве (ст. 3). Этим подчеркивается необходимость развития внутреннего права для успешного решения национальных проблем во внешней сфере при помощи международного права. Конвенция содержит множество положений, связанных с конфискацией имущества, средств и орудий преступлений. Для возможного применения в России данной Конвенции следует унифицировать понятие «конфискация». Конфискация имущества по УК РФ (ст. 52) есть материальная норма о принудительном безвозмездном изъятии в собственность государства имущества, являющегося собственностью осужденного. Применяется она судом в качестве дополнительной меры наказания при вынесении обвинительного приговора за особо тяжкие и тяжкие преступления, совершенные из корыстных побуждений (ч. 2 ст. 52 УК). Эти ограничения, безусловно, значительно сужают предмет взаимодействия. Предписания Конвенции не совпадают с российским уголовным законом и предусматривают конфискацию доходов за любые виды преступлений, независимо от мотива и тяжести деяния. Этот международный акт не исключает обращения взыскания по долгам на любое имущество, а не только добытое преступным путем (ч. 1 ст. 13). Правовую помощь другим государствам по вопросам конфискации российские следственные органы могут оказывать лишь в рамках обеспечения возможной конфискации, если она предусмотрена санкцией соответствующей статьи УК РФ,— путем наложения ареста на имущество, производства обыска с целью отыскания имущества и средств, добытых преступным путем. Передача такого имущества возможна только при наличии обвинительного приговора суда ходатайствующего государства, вступившего в законную силу, на условиях взаимности по исполнению приговоров иностранных судов на основе соответствующих международных договоров. Поэтому крайне важно принять специальный национальный закон по вопросам, связанным с получением доходов от преступной деятельности. Процессуальная реализация взаимодействия с другими государствами по вопросам уголовной юстиции обуславливает необходимость формирования национального законодательства, способного обеспечить выполнение международных обязательств.