Властные взаимоотношения в активистских сетях

Вопрос, на который мы попытаемся дать ответ, состоит в следующем: не воспроизводят ли нарождающиеся общественные движения господствующую модель властных взаимоотношений? И насколько они способны применить какую-либо новую модель — можно ли наблюдать в них повышение уровня обобщенного доверия, утверждение демократических ценностей и складывание формальных правил, противостоящих «неформальным сговорам»? Понимая, что новые активистские структуры только-только складываются, и, учитывая их фрагментацию, никак нельзя дать полную или окончательную картину той властной модели, по которой они строят свою работу.

Первым аспектом, который мы можем выделить, является неформальный способ строительства активистских сетей. Почти все социальные движения, появившиеся с 2005 г., не имеют ни формального устава, ни формальных избранных руководящих (координирующих) органов. В большинстве своем они появились спонтанно в ходе акций протеста. Например, координационный совет Ижевска был создан на 8-ты- сячном митинге против «монетизации» 12 февраля 2005 г. В их основе лежат неформальные договоренности между ключевыми фигурами, которые представляют отдельные инициативные группы или формальные организации, которые более основательно вовлечены в процесс координации. Срок существования подобной модели взаимоотношений зависит от постоянно действующих договоренностей и переговоров между ключевыми фигурами, и поэтому много сил тратится на сглаживание постоянно возникающих межличностных конфликтов.

Во-вторых, объединения создаются на базе слабых связей. Коллективные решения принимаются в основном методом консенсуса и подразумевают возможность невыполнения таких решений теми группами или людьми, которые в чем-то не согласны с решением большинства. Эта модель удовлетворяет демократическим идеалам (справедливости, равенства и свободы) участников новых движений.

В-третьих, объединения строятся на личных связях между лидерами, и поэтому вокруг лидеров (которые активнее занимаются мобилизацией ресурсов) сосредоточиваются ресурсы, такие как контакты, инфор-

К. Клеман. Новые социальные движения в России

мация, авторитет (т. н. социальный капитал) и т. п. Даже в тех случаях, когда лидеры стараются перераспредять ресурсы (а большинство из них стремится к этому), все равно сохраняется диспропорция в обладаемых ресурсах между лидерами и рядовыми участниками. Несмотря на то, что диспропорция не вызывает вопросов со стороны рядовых участников, которые считают ее оправданной в связи с наибольшим личным вкладом, вносимым лидерами в движение, для нас все равно возникает вопрос о возможной демократизации процесса мобилизации ресурсов.

Однако, если рассуждать об основном предмете данной статьи, основной вопрос звучит так: могут ли объединения активистов выйти за рамки модели отношений, построенной по логике клики? Такая возможность предполагает несколько иные взаимоотношения, в основе которых, с одной стороны, лежит нечто более общее, нежели межличностное доверие, и, с другой стороны, нечто помимо навязанной власти лидеров.

Социологическая литература на тему доверия очень богата, а сама тема вызвала напряженные споры. Опираясь на рациональное и когнитивное восприятие доверия, некоторые социологи оспаривают тезис о том, что доверие необходимо для демократии[315].

Что же такое доверие, если оно не сводится к личному и практически подтвержденному знанию, что кто-то надежен и заслуживает доверия, потому что принадлежит к той же самой микрогруппе? Как пишет Штомпка, доверие предполагает уверенность, хотя и не безусловную, что какой-то человек или институт будет вести себя так, как этого от них ждут. Доверяющий человек решает действовать, несмотря на неуверенность в будущем или на сомнения в надежности обещаний, которые дают другие. Штомпка3 пишет, что в отношениях с другими людьми мы очень часто остаемся в состоянии неуверенности. Случается, что мы сбиты с толку или удивлены. Поэтому доверие — это своего рода прыжок в неизвестность4. Это замечание особенно важно для России с ее неустоявшей- ся институциональной системой, в которой большинство правил и взаимоотношений характеризуются неформальностью и неопределенностью. При этом доверие является необходимым условием участия в коллективной акции. И опять-таки проблема состоит в том, что хотя и верно, как утверждает Эрик Усланер5, что социальное (обобщенное) доверие к другим

людям своими корнями глубоко уходит в индивидуальную психологию и воспитание, структурные условия оказывают наибольшее воздействие на доверие. И, если говорить о России, весьма сомнительно, чтобы в условиях господствующей модели властных отношений было возможно, и тем более разумно доверие к ныне существующим институтам и обобщенное доверие. Что же мы наблюдаем в среде социальных движений?

В своем исследовании мы установили, что именно доверие лежит в основе участия в коллективных акциях. Прежде всего, это личное доверие. Активисты общественных движений часто говорят, что впервые вышли на митинг или на демонстрацию вместе с надежными людьми из числа своих знакомых или в ответ на приглашение лидеров, которые в их глазах заслуживают доверия.

Но доверие становится особенно важным, когда сеть расширяется за счет притока новых членов и приобретает некую устойчивость. На этом этапе необходимо, чтобы доверие приобретало более обобщенный характер. Здесь мы могли бы определить доверие как ожидание, что все члены активистской сети будут следовать одним и тем же правилам. В определенном смысле это ощущение общности интересов, правил и норм. И это достаточно проблематично, поскольку правила, действующие внутри активистской сети, характеризуются неформальностью.

изволом». В этом смысле можно предположить, что развитие доверия в рамках активистской сети обусловлено недоверием к внешней институциональной среде. Хорошим критерием, позволяющим установить наличие обобщенного доверия внутри сети (как условия вовлеченности в координационной структуре долговременных коллективных действий), является то, насколько люди из первоначальных групп (первоначальной группы) способны открыться новым участникам и обсуждать с ними условия сотрудничества, допуская возможность пересмотра правил или исходных целей. Здесь есть момент риска: вы не очень хорошо знаете новичков, у вас нет общего опыта взаимодействия. О чем же говорит наше исследование в этом отношении? Кажется, что инициативные группы и ранее существовавшие объединения единомышленников действуют по-разному, когда им необходимо расширить свои ряды.

Наше исследование новых социальных движений, ведущееся с начала 2005г., позволяет выявить некоторую эволюцию в этом отношении. Если на следующий день после своего появления (после волны протеста против «монетизации льгот») коалиции и сети представали относительно мало дифференцированными[316], их дальнейшее существование привело к дифференциации и даже внутренним конфликтам относительно целей, внутренней регуляции и условий расширения. Такая эволюция вполне понятна, если учесть непрерывное увеличение числа гражданских инициатив, с одной стороны, некоторый спад массовости протестных движений по сравнению с временами «монетизации» льгот, с другой. Также играет роль предвыборный период, начиная с региональных выборов (ноябрь 2006 и март 2007) и заканчивая федеральными (конец 2007—2008), в ходе которого активистские сети превращаются в предмет вожделения для различных политических организаций.

Демаркационные линии проводятся с учетом двух критериев: условия расширения и регулирование властных взаимоотношений.

Лидеры с более широким кругозором, напротив, стараются рекрутировать новых членов и включать в свое объединение новые группы. Эти

лидеры видят себя прежде всего в роли «строителей сети», «создателей контактов» или «объединителей общественности». И они действительно пытаются изменить правила, чтобы сделать свое объединение более привлекательным для новичков. В большинстве случаев их стратегия объясняется сильным авторитетом в среде целевых групп, а также среди членов первичной группы. У них хорошая репутация в более широких сегментах населения. Они располагают более крупным социальным капиталом, нежели лидеры, отстаивающие свои позиции внутри первичной группы. Их авторитет связан в меньшей степени с формальным статусом и в большей степени с их личными качествами, с хорошей репутацией и признанным вкладом в движение.

Необходимо отметить, что конфликты касаются форм открытости или закрытости коалиции, а также — характеристик «новичков»: некоторые лидеры предпочитают объединять рядовые гражданские группы без предшествующего активистского опыта, другие, кто, как правило, более сдержан в вопросе открытости, предпочитают обращаться к уже существующим группам активистов (общественно-политическим организациям и им подобным), с уже известными целями и многообещающими ресурсами.

Аналогичным образом лидеры, обладающие широким кругозором, отличаются от лидеров, стремящихся к монополизации своего влияния, когда речь идет о властных отношениях и когда на карту поставлен вопрос о контроле. Первые отстаивают демократические позиции, т.е. они выражают потребность в том, чтобы люди стали гражданами в полном смысле слова, чтобы активизировать их или, если использовать более сильные термины, чтобы наделить их властными полномочиями. Мы можем характеризовать демократический стиль через заботу лидеров об «empowerment» (если использовать устоявшийся английский термин), или уполномочивания[317], т. е. побуждения других к тому, чтобы они

приобретали власть. Вот какими выражениями они пользуются: «своей деятельностью мы стараемся пробудить население», «мы помогаем людям только тогда, когда они сами хотят себе помочь», «мы стараемся помочь людям самоорганизоваться». И наблюдение за их деятельностью дает основания полагать, что они действительно стараются сделать это, помогая в создании инициативных групп, создавая новые тематические движения и т.п. В результате им действительно удается завоевать доверие рядовых членов движения, а это — ключевой момент в строительстве новой модели властных отношений.

Вторая категория лидеров следует логике контроля и управления в отношении своей организации или движения. Они говорят, что представляют организацию, что им нужно позаботиться о придании ей постоянного характера, и в силу своего руководящего положения ждут, что члены организации проявят лояльность и уважение к ним. Эта установка ближе к модели иерархической власти, чем к модели коллективного наделения властью.

Но еще ближе к господствующей модели власти — установка некоторых политических организаций, пытающихся поставить под свой контроль новые активистские сети. В связи с выборами нарастает соперничество вокруг них со стороны политических партий, таких как КПРФ, РКРП (Российская коммунистическая рабочая партия), партия «Яблоко» или ОГФ (Объединенный гражданский фронт, созданный в июне 2005г. экс-чемпионом мира по шахматам Гарри Каспаровым). Мы считаем, что, поскольку приоритетной целью ОГФ является борьба с «путинским режимом», то его следует отнести не к социальным движениям, а скорее к политическим коалициям. А судя по тому, какие методы действий ОГФ на местах мы наблюдали, он мало чем отличается от партий, за исключением того, что он вместе с коалицией «Другая Россия» исключен из институционального политического поля (правда, таких партий уже немало в нынешней России) и действует исключительно методом уличного протеста. В отношении гражданских инициатив эти политические организации действуют методом раскола уже существующих гражданских объединений, предлагают услуги и помощь некоторым лидерам и ключевым активистам и ведут пропаганду и агитацию в интересах своих организаций. В таких случаях главная задача состоит в рекрутировании новых членов за счет социальных движений, а не в поощрении создания новых инициативных групп или более общей активизации населения. Эти организации располагают обширными и разнообразными ресурсами — материальными, политическими, административными, информационными, — что создает угрозу для объединений с более бедными ресурсами. Кроме того, политические организации более формальны и иерархичны, и модель взаимоотношений, которую они предлагают, во многом воспроизводит господствующую модель властных отношений: это делегирование власти официальному руководителю (или группе руководителей), решение проблем с помощью использования больших ресурсов или «магии» смены власти. И эта модель может оказаться при

тягательной для всех, кто не без колебаний идет на самоорганизацию и на риск самостоятельного использования собственной власти. Чтобы упрочить свое положение внутри активистских сетей, многие лидеры «авторитарного» стиля с легкостью соглашаются на союз с этими политическими организациями.

Завершая разговор о политических партиях, отметим, что главная официальная оппозиционная партия, Коммунистическая партия Российской Федерации (за исключением некоторых фракций коммунистической молодежи и некоторых отдельных региональных лидеров), не предпринимает никаких усилий к установлению контактов с инициативными группами или активистскими сетями. Будучи самодостаточна, она сосредоточена на своих членах, подконтрольных ей «спутниковых» организаций и инертной массе своей традиционной аудитории. Более того, когда она вступает на почву местной общественной борьбы, она с размахом воспроизводит господствующую модель властных отношений, пытаясь контролировать низовые гражданские инициативы и ориентировать их на сугубо электоральную схему («Голосуйте за партию, и все устроится»), тем самым возвращая граждан к модели подчинения, вплоть до политического отчуждения.