ТАКСОНОМИЯ ВЛАСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ[39] А. Олейник

Введение: Множественность механизмов координации

Несмотря на значительное число научных и научно-популярных работ по этой теме, проблема власти и ее роли в структурировании обыденной жизни пока еще изучена недостаточно.

У статьи двойная задача — эпистемологическая и онтологическая. С одной стороны, я намерен рассмотреть подходы как континентальной, так и аналитической философии в рамках единой аналитической системы. В частности, в работе будет показано, как эти два подхода дополняют друг друга, высвечивая различные элементы одной и той же картины. С другой стороны, предлагаемый мною подход позволяет по-новому взглянуть на разнообразие эмпирически наблюдаемых форм властных отношений. Я считаю, что они могут быть изучены в рамках единого аналитического концептуального аппарата.

Традиционно власть включают в предметную область политологии, что объясняется важностью этого концепта для изучения государства,

политических институтов и процессов. Однако Макс Вебер определяет власть как способность субъекта навязать свою волю в процессе социального действия[42], чем расширяет рамки ее приложения и превращает ее в одну из ключевых категорий общественных наук в целом.

Выбор координации в качестве отправной точки в исследовании проблемы власти контрастирует с методологическим индивидуализмом аналитической философии и с холистическим подходом, характерным для философии континентальной. Аналитическая философия ставит отдельного субъекта в центр анализа. Властные отношения, которые обычно приобретают форму диад, предположительно являются результатом сознательного выбора, который делают отдельные люди; они поддаются рационализации. Рассуждая таким образом, можно применить экономические модели и модели теории игр к исследованиям природы власти. Большинству экономистов, например, близка и понятна следующая фраза: «Структура стимулов, с которыми приходится иметь дело субъекту, представляет собой полный набор плюсов и минусов, связанных с выбором той или иной стратегии поведения. Обычно субъекты наделены властью над другими в той степени, которая позволяет им манипулировать структурой стимулов последних»[44].

Континентальная философия, со своей стороны, подчеркивает роль, которую играют институты и общий контекст действия в формировании властных отношений и в придании им устойчивого характера. Определение власти как сплетения взаимоотношений, заложенных в существующих институтах, которое предлагает Мишель Фуко, ведущий представитель континентальной философии, занимающийся изучением проблемы власти, иллюстрирует подобное изменение в аналитическом фокусе. «Власть, как мне кажется, следует понимать как совокупность отношений силы (rapports de force), которые существуют в определенной сфере и играют в ней основополагающую роль... Властные отношения не являются внешними для других типов взаимоотношений — для экономических процессов, межличностных взаимоотношений, сексуальных отношений, — они внутренне им присущи»[45].

Интерес к координации предполагает, что анализ будет сфокусирован на некой области, которая располагается между индивидуальным принятием решений и его контекстом. Человек для достижения своей цели

должен иметь возможность предсказывать поведение окружающих его/ее людей, а также помогать этим людям предсказать его/ее собственное поведение[46]. Иногда на нашем пути к поставленным целям встают другие люди, чьи действия становятся препятствием для их достижения. Есть и другие цели, которых нельзя достичь, не объединяя усилий с окружающими нас людьми. Институциональный контекст обеспечивает взаимодействующие стороны информацией и процедурами, благодаря которым согласованные действия становятся практически осуществимыми. Институты, поддерживающие координацию, определяются в широком смысле как «коллективное действие, контролирующее, освобождающее и расширяющее действие индивидуальное»[47]. В частности, координацию можно обеспечить внутри иерархии (посредством асимметричного контроля), когда большинство решений принимает один человек. При этом считается, что другие люди вообще не должны проявлять собственной инициативы.

Было бы заблуждением считать, что власть является единственным инструментом координации, что исключало бы ее замену другими механизмами. Координация может быть достигнута спонтанно, «невидимой рукой», как любят повторять экономисты. Это утверждение иллюстрирует случай спонтанной координации, который описывает Томас Шеллинг, когда он говорит о «фокальных точках»: «Успех в решении задачи поиска такого ключа [к «расшифровке» поведения визави], или, скорее, любого ключа (а ключом станет любой ключ, в котором общее мнение опознает таковой), может зависеть от воображения больше, чем от логики. Успех этот может зависеть от аналогии, прецедента, случайной договоренности, симметрии, эстетической или геометрической конфигурации, казуистического рассуждения и того, кем являются играющие и что им известно друг о друге»[48]. Однако для того чтобы координация взаимных ожиданий произошла спонтанно, требуется существование минимального общего культурного фона (аналогии и прецеденты культурно специфичны: ведь, в конце концов, в разных странах люди в детстве не обязательно читали одни и те же сказки и смотрели одни и те же мультфильмы), который отсылает нас к институциональной среде.

Доверие — в его обобщенной форме, т.е.

Координация

«Невидимой рукой»              «Видимой              рукой»

«Фокальные точки» (без передачи контроля)

Доверие (передача контроля в неявной форме)

Власть (передача контроля в явной форме)

Рис. 1. Три механизма координации

ней зависимости в неявной форме: здесь тоже действует «невидимая рука». Высокий уровень доверия между взаимодействующими сторонами позволяет им полагаться друг на друга при выполнении обещаний и в соблюдении прав и обязательств. С другой стороны, низкий уровень доверия предусматривает участие третьей стороны, задача которой состоит в том, чтобы заставить их уважать правила игры, и, следовательно, ведет к передаче ей права контроля над действиями других[50]. Такой переход контроля и является квинтэссенцией властных отношений[51].

По результатам World Values Survey (WVS) можно говорить о наличии общей тенденции к понижению уровня обобщенного доверия во всех странах мира, по крайней мере, в 80-х и 90-х гг. (табл. 1). Ситуация в отдельных странах может меняться (динамика обобщенного доверия в США выглядит особенно волатильной, если сравнить результаты WVS с результатами General Social Survey, GSS), но при этом средний по выборке уровень обобщенного доверия неуклонно снижается.

Властные отношения принимают различные формы. По этой причине они являются хорошей дифференцирующей переменной с рядом атрибутов. В результате того что в фокусе оказываются властные отношения, сравнительные исследования можно проводить без использования терминов и концептов, относящихся только к отдельному случаю, отдельной стране или области. Часть I данной статьи посвящена

Таблица 1

Примечания: * — данные за 1983 год; ** — данные за 1996 год; *** — данные

за 1998 год; **** — данные за 1998 год;              — обследование проводилось на основе

нерепрезентативной выборки, в одном регионе (Тамбовская область).

Источники: World Values Survey (www.worldvaluessurvey.org, сентябрь 2007 г., обработано автором) и General Social Survey (http://webapp.icpsr.umich.edu/GSS/, сентябрь 2007 г., обработано автором).

Предложенный анализ имеет предварительный характер; собранных данных недостаточно для формального доказательства, и потому они используются, главным образом, в качестве иллюстрации. Тем не менее, текст показывает преимущества новой таксономии властных отношений.