Процесс формирования социальных и гражданских инициатив, оспаривающих Доминирующую модель властей отношений

Учитывая воздействие навязанной власти на процессы, происходя- щие в различных сферах обыденной жизни и во всей группах общества, можно сказать, что крайне мала вероятность выступления определенных групп против доминирующей модели власти.

иания активистов социальных движений и их представление об идеальной власти и, с другой стороны, обратим внимание на то, как властные отношения структурируют такие организации активистов.

Новые социальные движения стали возникать в России в начале 2005 г. после первых массовых выступлений против так называемой «монетизации» льгот. Почти во всех городах десятки тысяч людей, в первую очередь пенсионеры, но также и молодые левые, профсоюзы, активисты- правозащитники, члены организаций инвалидов и некоторые другие социальные группы вышли на улицы в знак протеста против широкомасштабной реформы, которая урезала социальные гарантии десятков разных категорий людей. Были периоды, когда крупные протестные акции проводились ежедневно. Это была первая волна.

Конечно, массовость и протестная способность этих инициатив несравнимы с периодом «антимонетизационных выступлений». Акции стали более точечными, многократными, направленными на решение насущной для данного сообщества проблемы. Создаются своего рода «зоны повышенной протестности», будь то общежития, жители которых подвергаются репрессиям и выселениям, места точечной застройки, отдельные предприятия.

Одновременно идет процесс консолидации этих инициатив в рамках межрегиональных движений, сетей, координационных советов и прочих организационных структур. Некоторые сети существуют с времен «монетизации», такие, как Союз координационных советов (СКС), созданный на Первом всероссийском социальном форуме в апреле 2005 г. и объединяющий сейчас 27 региональных координационных структур, занимающихся в основном жилищной и пенсионной тематикой.

Каковы основные мотивации у участников этих движений? Что вовлекает их в коллективные действия? Каковые социально-политические условия возникновения движений? Ситуации сильно разнятся в зависимости от региона, но дело вовсе не в объективных свойствах региона. Движения протеста сильны и в зонах экономического бедствия, и в раз

вивающихся регионах, и при наличии более или менее «автократического» стиля региональной власти. Поэтому у коллективного действия должны быть другие объяснения.

В рамках рассуждений о влиянии институциональной структуры, в целом мало благоприятной, стоит отметить один существенный момент. Дело в том, что обычные варианты приспособления, соответствующие господствующей модели властных отношений, условно говоря, «уход» и «лояльность», начали давать сбои. Уход в частную жизнь не гарантирует спасение от вмешательства власти вследствие того, что новый виток реформ непосредственно касается среды обитания людей, их частной жизни. Льготы — это возможность ездить на транспорте. Реформа ЖКХ — возможность иметь крышу над головой. Таким образом, присутствие власти делается более всеохватывающим и ощутимым для людей, которые могут уже судить о действиях властных лиц на основании конкретного опыта. Что касается «лояльности» или попытки установить «хорошие отношения» с отдельными представителями власти, то, как мы это покажем ниже, успешность таких действий снижается по мере того, как «перегружается» пространство неформальных отношений (в частности, растет цена коррупции).

Однако эти условия создают лишь общий контекст возможных коллективных действий, они становятся реальными в основном после появления лидера или группы лидеров. Именно они инициируют коллективное действие, и именно от их усилий зависит дальнейшая судьба инициативы. Независимо от масштаба лидерства — дом или целый регион — лидеры характеризуются тем, что пользуются большим авторитетом и доверием у участников инициативы или движения. Многие новые лидеры, у которых ранее не было опыта участия в политике или в общественной жизни, появились на волне недавних протестных движений. Как правило, у них достаточно высокий уровень образования, широкая сеть контактов, социальная активность (у некоторых из них профессиональная карьера была на подъеме, но прервалась вследствие вовлечения в общественную деятельность), чувство инициативы, умение выступать на публике и организационные способности. Роль лидера — это один из моментов, с помощью которого можно попытаться объяснить, как в такой неблагоприятной институциональной среде может возникнуть социальный протест.

Кто такие эти лидеры? Откуда они появились? Здесь в своих объяснениях мы должны исходить из биографических данных, которые мы извлекли из интервью и включенного наблюдения. Приведем несколько примеров. Андрей (которому на тот момент было 35 лет) в качестве журналиста освещал одну из первых демонстраций против «монетизации льгот» и через несколько месяцев стал одним из самых авторитетных лидеров Координационного совета гражданских действий, созданного в феврале 2005 г. в городе Ижевске. Ранее он уже активно проявлял себя

К. Клеман. Новые социальные движения в России

в области культуры (организовал студенческий театр) и в интеллектуальной деятельности (говорит, что восхищается И. Валлерштейном). Однако в юности политикой почти не интересовался. До того как посвятил себя движению протеста у себя в городе, имел достаточно высокий жизненный уровень, будучи журналистом и профессиональным «пиарщиком» для кандидатов в депутаты. Через участие в движении, а затем и через растущую вовлеченность в активистскую деятельность он открыл для себя другой мир, но при этом его доходы сократились вдвое. В течение двух лет, в промежутках между преподаванием нескольких курсов истории в университете и написанием статей для близкой к банкротству местной оппозиционной газеты, он бегает с одного собрания на другое и организует жителей в комитеты по защите своих прав. Телефон у него не замолкает. Короче говоря, из молодого интеллектуала на взлете своей карьеры он превратился в «главного врага» для местной власти. К нему обращаются сотни и сотни людей, столкнувшихся с каким-то «произволом» и желающих «что-то делать».

Лена, около сорока лет, экономист, член правления ТСЖ своего дома, активистка Движения гражданских инициатив Санкт-Петербурга. Она руководила маленькой фирмой, предлагающей интернет-услуги, абсолютно не была вовлечена в политику (никогда не ходила на выборы).

Сергей, около пятидесяти, водитель автобуса, уволенный в 2005г., одна из наиболее активных фигур профсоюза работников автобусного муниципального парка Перми. Из рабочей семьи, он перепробовал множество профессий и проехал по всей стране, прежде чем осел в Перми. Занялся самообразованием, очень много читая, и открыл в себе страсть к оккультизму. С товарищами по работе он начал действовать против решения муниципальных властей о приватизации общественного транспорта и за сохранение своего рабочего места. Затем, приняв участие в демонстрациях против монетизации льгот, он присоединился к Координационному совету протестных действий города Перми.

Настя, Татьяна, Игорь, Вася, Евгений, Нина — по всей стране их сотни, подобным образом посвятивших себя невероятной задаче коллективных действий и научения своим правам и гражданским полномочиям. Сотни очень индивидуальных биографий, которые не умещаются нив какую схему. Предварительно (поскольку анализ биографических интервью продолжается) мы можем сделать вывод, что эти люди отличаются сильными личностными характеристиками и специфичными

мировоззренческими чертами (чувствительность к несправедливости, любознательность и интеллектуальная открытость, критический дух, социальная подвижность), которые превращают человека в действующее и инициативное лицо при определенном стечении обстоятельств и сильном личном опыте, а также в результате ключевых встреч.

Хотя личность лидера является очень важным фактором мобилизации людей на коллективное действие, нельзя объяснить все одними только личностными свойствами такого лидера. Ведь если лидер, благодаря своему авторитету и активности может инициировать и поддержать движение, необходимо еще учитывать другие факторы активизации. Почему вообще люди включаются в коллективные действия? Прежде всего, мотивом первых шагов на пути к социальному протесту является ощущение угрозы социальному благополучию индивида или семьи. Следует подчеркнуть, что первичной мотивацией, вовлекающей людей в коллективное действие, является защита их непосредственных и совершенно конкретных или прагматических интересов (чтобы не выселили из дома, чтобы не платить непомерно высокие коммунальные платежи, чтобы защитить площадку перед домом, чтобы получить льготные лекарства и т.п.). Местные кампании проводятся по конкретным практическим вопросам (воспрепятствовать планам строительства нового дома или автостоянки на месте зоны отдыха, не дать выселить людей из общежитий, получить государственные деньги на капремонт, вернуть отнятые льготы, повысить зарплату...).

Отмена льгот, изменение жилищного и трудового законодательства — это главные моменты нового витка реформ, начатых при Путине. Вслед за «шоковой терапией» в экономике началась «шоковая» реформа социальной сферы. Вследствие этого материальное положение большинства людей, до сих пор более или менее державшихся чуть выше черты бедности, становится шатким. Поэтому часть из них начинают реагировать, защищаться. Когда государственная политика и, конкретно, социальные реформы превращаются в угрозу уже для частной жизни, становится все труднее и труднее уходить от проблем в скорлупу приватности. А количество этих проблем делает их решение через неформальные межличностные отношения малоэффективным. Кроме того, коллективный характер проблем (например, под угрозой не своя собственная квартира, а весь дом, не свои личные льготы, а социальная помощь целым категориям «льготников») приводит к постепенному пониманию необходимости именно коллективных действий.

Обычно, столкнувшись с новыми угрозами, люди сначала реагируют на них по традиционной схеме, обращаясь к тем, кого знают, полагаясь на межличностные взаимоотношения. Но в подавляющем большинстве случаев от этого мало толку, в первую очередь потому, что большинство этих проблем невозможно решить на индивидуальном уровне. Во-вто- рых, активисты социальных движений часто говорят, что сперва они пытались решить проблему обычными средствами, обращались с письмами в официальные инстанции, добивались встречи с чиновниками,

выражали лояльность и веру в то, что государство позаботится о своих гражданах. Но в ответ получали самоуправство, «отписки», «безразличие», «надувательство», «коррупцию» и «издевательство». И только после того, как подобные обращения не возымели действия, что в свою очередь породило злость и обвинения в «произволе» и социальной несправедливости, часть людей уже не видят другого пути, кроме протеста. Так люди постепенно теряют последнюю иллюзию в отношении патерналистской власти, которая время от времени снисходит до того, чтобы помочь своим подданным, взамен требуя от них лояльности. Иногда путь к разочарованию бывает долгим. Так бывает, когда активисты общественных движений сначала обращаются за помощью к высшей власти (вплоть до Путина). Но рано или поздно они приходят к выводу, что власть предержащие игнорируют обращения и требования граждан. И для людей это становится мощным мотивом коллективной мобилизации. Они начинают создавать инициативные группы, организуют акции протеста и активно ищут контактов с другими группами, которые столкнулись с аналогичными проблемами.

Здесь стоит отметить значимость протестного момента. По нашим сведениям, ни одна более или менее продолжительная гражданская инициатива, тем более движение, не обошлись без протестных моментов. Во-первых, это составляющая часть процесса оспаривания справедливости порядка. Во-вторых, без протеста чего-либо доказать, требовать или отстаивать — просто нельзя. Властная система настолько глубоко укоренена, что просто выражая альтернативные взгляды или действуя автономно по своим правилам, ничего нельзя добиться. Стражи существующего порядка — наверху, но также и внизу — не дают установить другой порядок без протеста. Проиллюстрируем. Часть гражданских инициатив возникла на почве новых возможностей, формально открывающихся Жилищным кодексом перед жителями, для управления своим домом. Однако уже при первых шагах они сталкиваются с множеством препятствий, со стороны местной власти в первую очередь, но также и со стороны бизнеса, жилищно-коммунальных монополистов, а также, к сожалению, с сопротивлением (иногда активным) со стороны части самих жителей, не желающих менять привычную схему действий. Преодолеть эти препятствия без коллективной борьбы невозможно. Более того, этот протест имеет еще следующее важное воздействие: он делает ясным и видным, кто — «с нами» и кто — «против нас», и сплачивает участников акций протеста. То есть он перемещает акценты окружающего мира и создает условия для появления солидарного сообщества. Именно в ходе протеста становятся солидарными отношения между «нами» и утверждается местоимение «мы», ломаются привычные частные и вертикальные доверительные отношения между «мной» и «своим» начальником или чиновником.

Какие же общие требования и ценности отстаивают инициативные группы и участники движений? По мере того как люди приобретают опыт коллективных действий и сталкиваются с препятствиями, чини

мыми властью, их требования становятся более общими. Большинство популярных лозунгов и ценностей, с которыми выступают активисты общественных движений, сводятся к требованию «гражданского контроля» (т. е. происходит их самоидентификация как граждан, которые имеют право контролировать власть) и «справедливости» (то есть законы и права должны быть едиными для всех, независимо от положения, занимаемого в вертикали власти). Крайне важно отметить, что группы активистов требуют полного и реального соблюдения прав граждан, ясных правил игры, чтобы себя обезопасить от «произвола» власти. Конечно, эти ценности остаются абстрактными и слабыми (не подкрепленными реальными механизмами их воплощения в жизнь), но они сами по себе противоречат доминантной системе правил и ценностей, и поэтому представляют собой явный вызов господствующей институциональной структуре.

Второй качественно важной чертой многих гражданских инициатив и движений является их самоорганизующийся и самоуправляющийся характер. Появляются самоуправляющиеся сообщества, не зависящие от формально институционализированных политических партий или представителей вертикали власти. Например, по проблемам, вызванным к жизни жилищной реформой, мы наблюдаем развитие инициатив жильцов по созданию коллективных органов (домком, совет или комитет дома...), призванных обеспечить координацию действий жильцов по решению проблем дома. В общежитиях комитеты могут, например, заниматься передачей общежитий на баланс города с последующим правом на приватизацию комнат. В обычных многоквартирных домах это может быть группа по инициированию процедуры перехода дома в самоуправление с последующей трансформацией в коллективный орган управления домом. Как правило, участники этого процесса уделяют большое внимание вовлеченности как можно большего количества жильцов в деятельность коллективных органов или, по крайне мере, равномерному представительству жильцов всех подъездов. Однако эта форма активности — самая требовательная и сложная. Редко удается привлечь к ней большое число жителей, среди которых, как правило, находятся яркие противники всякого самоуправления. Кроме того, самоуправляющиеся инициативы сталкиваются с жестким сопротивлением местных властей и частных управляющих компаний. Все эти препятствия удается преодолеть только в условиях борьбы и сплоченности большей части жителей данного дома, и это требует от инициаторов больших усилий, большого энтузиазма и большей приверженности общему делу. Нельзя сказать, что такого не бывает, но успешных инициатив в области самоуправления крайне мало. Тем не менее, они есть[311] и даже начинают устанавливать связи между собой. В сентябре 2007 г. в Астрахани состоялся учредительный съезд межрегионального

движения «Жилищное самоуправление», региональные коалиции самоуправляющихся домов существуют в целом ряде регионов, например, в Астрахани («Союз жителей»), Новосибирске (Координационный совет жильцов), Ижевске (Движение ижевских домкомов), Саратове (Народный жилищный форум), Москве («Жилищная солидарность»), Перми (Движение жителей).

Очевидная тенденция к развитию самоуправляющихся структур наблюдается и в трудовой сфере, где начинается вторая — после начала 90-х гг. — волна создания свободных профсоюзов. Образцовым примером в этой области является новый профсоюз на заводе «Форд-Всево- ложск». Это новый свободный профсоюз (он вышел из «традиционной» Федерации независимых профсоюзов России), который в течение полугора лет сумел сплотить вокруг себя трудовой коллектив и радикально изменить отношение рабочих к работодателям в борьбе за свои трудовые права. Упорным трудом новым профсоюзным активистам удалось добиться того, что рабочие не отделяют себя от профсоюза, они так и говорят: «Профсоюз — это мы». Результат: две успешных забастовки в 2007 г., поддержанных подавляющим большинством работников.

Все это свидетельствует о прогрессе идей самоорганизации и самоуправления и об ослаблении патерналистских ожиданий в отношении власти или вышестоящей инстанции[312]. Утверждается местоимение «мы», и сознание в коллективных действиях, что мы «можем». Эта тенденция характерна на сегодняшний день только для меньшинства населения, но если она продолжится дальше, мы можем ожидать, что станем свидетелями качественного перелома в общественно-политической культуре страны, когда в противовес обычной реакции на проблемы («каждый за себя», «как-нибудь выкручусь» или «я все равно ничего не могу») утвердится другая, необходимая предпосылка любого гражданского общества — «мы что-то можем делать вместе».

Третья важная тенденция — и главное условие для дальнейшего развития социальных движений — идущий процесс создания всевозможных альянсов, сетей, координационных структур. Все больше и больше местных инициативных групп и кампаний переходят к совместным действиям, возникают объединения или координационные советы. Такие координационные комитеты начинают создавать межрегиональные и межтематические сетевые структуры и устанавливать связи для обмена опытом и информацией. В интервью все активисты говорят о необходимости солидарности и союзничества, которые представляются для них важными ценностями. Насколько им удается воплотить свои идеалы о солидарности в жизнь, это другой вопрос. Дело в том, что для этого необходимы целенаправленные усилия по налаживанию связей с другими участниками движения, а это требует

наличия организации (профсоюз или координационный комитет), способной выполнять эту функцию. А в таких неформальных гражданских объединениях, как инициативные группы, такая возможность имеется далеко не всегда. Это самое слабое место новых движенческих структур — слабость организации и слабость горизонтальных связей между собой.

Это объясняется во многом целенаправленной политикой властей по раздроблению и маргинализации гражданских инициатив. Об этом указывает целый ряд фактов. Например, во время второго Всероссийского социального форума в Санкт-Петербурге в июле 2006 г., когда так называемых «антиглобалистов» разместили на удаленном стадионе им. Кирова и оцепили омоновцами. Или, на более мелком уровне, когда активисты инициативных групп из других районов Москвы обвиняются (их иногда привлекают к административной ответственности в связи с этим) в том, что они участвуют в акциях районов, жителями которых они не являются. Или, когда в ходе подготовки к забастовке на АвтоВАЗе рабочим запретили переходить из одного цеха в другой и конфисковали листовки. О целенаправленной политике говорит еще и официальная пропаганда, которая обычно сопровождает акции протеста, будь то забастовки или сходы жителей во дворе. Из уст глав управ: «Что вы тут делаете, вы же здесь не живете?». Из уст начальников цехов: «Вами манипулируют, не поддавайтесь на провокации!». В СМИ, транслирующие официальную версию, нередко встречаются следующие оценки: акция организована «темными политическими/внешними силами», людей/рабочих «используют провокаторы», жители/рабочие данного дома/завода «зажрались» и хотят больше, чем соседи/рабочие других заводов. С такой подачей и при слабых информационных ресурсах гражданским инициативам трудно бороться и распространять свою версию событий, чтобы привлечь на свою сторону более широкий круг людей. Оценивая материалы множества полевых исследований, мы склоняемся к выводу о том, что самые действенные препятствия активизации — отнюдь не репрессии, которые, скорее, провоцируют обратную реакцию протеста, а противодействие формированию организации, координации взаимодействий и горизонтальным коммуникациям.

В целом набор проблем и требований, а также очагов протеста очень разнообразен, поэтому движение пока еще достаточно разрозненно. Однако уже заметны и начатки координации, в основном под воздействием лидеров сетевых структур. В этом отношении очень интересный пример дает Союз координации советов (СКС), который мы уже упомянули. Это союз региональных координационных комитетов, созданных на волне протеста против «монетизации» льгот, но который продолжает и расширяет свою деятельность в других сферах, в первую очередь, в жилищной (им же с декабря 2005 г. проводится кампания «за народную жилищную политику», в результате которой удалось замедлить введение в полную силу нового Жилищного кодекса). Союз также расширяет свое территориальное и социальное представительство, пытаясь включить в себя

новые большие и малые города и новые социальные группы. Среди наиболее активных городских советов — Ижевск, Пермь, Новосибирск, Санкт-Петербург, пригороды Москвы, Тольятти. Через СКС происходит обмен опытом и взглядами участников, координация действий между региональными коалициями, организуются общероссийские кампании, и также вырабатывается набор правил и принципов общей деятельности (в ноябре 2006 г., на пятой межрегиональной конференции в Тольятти, были приняты организационные принципы и платформа СКС). В качестве иллюстрации рассмотрим пример Ижевска (Республика Удмуртия). Местный совет (Координационный совет гражданских действий) объединяет представителей Общественного совета пенсионеров, движение «Домовые комитеты Ижевска», Комитет защиты садоводов, движение «Ижевские общаги», независимых журналистов, студентов, анархистов, а также некоторые профсоюзы и политические партии. По его призыву 12 февраля 2006 г. в рамках всероссийского дня протеста «за народную жилищную политику» на демонстрацию вышли более 4000 человек, которые на несколько часов блокировали уличное движение.

Пока еще все эти движения в целом не доросли до того, чтобы утвердить себя как самостоятельного и весомого политического актора, и еще даже неясно, можно ли говорить о них как о социальных движениях как таковых. Но автор настоящей статьи склонен считать, что есть потенциал для роста и структуризации в качестве социального движения. Относительный успех активной и гибкой координации низовых инициатив, таких, как СКС, или более молодого Объединенного гражданского фронта (ОГФ) Гарри Каспарова, указывает на возможности развития. Более того, в литературе, посвященной теории коллективных действий, мы находим подходы, которые указывают на вероятность воз- пикновения социальных движений даже тогда, когда «структура политических возможностей»[313] далека от благоприятной. В частности, изучение Чарльзом Курцманом иранской революции2 продемонстрировало определяющий характер неполитических структур как объективной реальности, а их восприятия акторами. Поэтому если даже накануне революции иранский народ видел в государстве сильную репрессивную машину, он воспринимал политическую оппозицию все более и более серьезно и, в конце концов, поверил в вероятность ее победы, что сделало возможной революцию. Курцман наряду с другими исследователями призывает к пересмотру «объективистского» структуралистского подхода, чтобы отдать приоритет восприятию, эмоциям, ценностям и ожиданиям акторов — субъективной реальности. И Курцман делает иывод, что теория социальных движений должна пересмотреть соотношение между «объективными» и «субъективными» факторами. «Если

шанс — это своего рода дверь, то тогда общая теория социальных движений рассматривает случаи, когда люди понимают, что дверь открыта и проходят в нее. Иранская Революция, видимо, и есть тот случай, когда люди видели, что дверь закрыта, но считали, что оппозиция достаточно сильна, чтобы открыть ее... Получается, что иранцы сами сумели открыть эту дверь»1.

Конечно, из этого примера ничего нельзя экстраполировать на Россию. Но мы, по крайней мере, можем признать саму вероятность возникновения массового общественного движения, даже при условии объективного закрытия «двери» официальных властных структур для всех нелояльных. И становится очевидно, насколько важно обращать внимание на притязания, позиции, представления, ценности и требования, с которыми выступают участники общественных движений и особенно их лидеры. На данный момент, по сравнению со случаем предреволюционного Ирана, у российских активистов отсутствует понимание того, что они способны поставить под вопрос существующую систему, но при этом у них растет ощущение собственной гражданской силы. Они на самом деле уверены, что есть и другой путь, и что они уже достаточно долго пассивно сносили несправедливую систему власти. Послушаем же, что говорят сами рядовые гражданские активисты:

«Хотелось бы ничем этим не заниматься, хотелось бы просто своей семьей, своей личной жизнью, но просто нет другого выхода. Иначе тебя задавят, иначе ты просто не человек, тебя не считают человеком, начиная с нашего коменданта и дальше. Об тебя вытирают ноги. Ну и приходится изучать законы, приходится куда-то сходить, набирать опыт, научиться разговаривать с людьми, учиться себя чувствовать полноправным хозяином жизни, учиться требовать чего-то, и думать, что у тебя все-таки есть какие-то права, и не только обязанности... Это очень тяжело. Очень тяжело, потому что мы не привыкли к этому. Но, конечно, получаешь большое удовлетворение, потому что ты чувствуешь, что в конце концов ты что-то можешь в этой жизни, что ты можешь что-то делать и для себя и для других. И это конечно приятно» (жительница московского общежития, июль 2005).

«Честно говоря, я, наверное, наивный человек, я вообще не думала, что такое может быть в нашей стране. Я, наверное, родом из Советского Союза, и как бы поэтому вообще очень жалко, что в нашей стране происходят такие вещи. Вообще, я никогда бы не думала, что буду вот так стоять с плакатами на митинге, но что делать, иначе ничего никогда не изменится. Мы обращались везде. Но ни от кого действенной помощи мы не получили. Мы везде приходим, и такое впечатление, что мы какие-то ВРАГИ! Что мы мешаем им жить — депутатам, чиновникам, правоохранительным органам (смеется)'. Это очень ощущается. И до сегодняшней ситуации, я как бы... Вы знаете, в нашей стране сегодня, может быть, и так происходит, потому что люди не поддерживают друг друга. Потому что когда происходит беда, все остальные остаются в стороне. А только когда это касается тебя... Вот сейчас мы вышли на митинг, да.

Но я знаю, что есть много сочувствующих, но не приходят, не поддерживают. Если бы было больше солидарности, наверное, можно было бы изменить все это, отстаивать свои позиции, изменить систему эту» (женщина из движения «обманутых соинвесторов», приехавшая из Подмосковья на митинг в Москву, май 2006).

«Мы давно пишем, ко всем обращаемся, протестуем против незаконного сноса наших домов. Везде отписки. Суды все подкуплены. Все наши протесты, пикеты и митинги игнорировались. И это при том, что Лужков публично заявил, что ничего не будет сделано без согласия людей. И большинство верило. А только когда начался насильственный снос, у всех глаза раскрылись. И мы встали на пути стройтехники. Организовали постоянное дежурство в палатках. И только вот такая радикальная акция пробудила общественное мнение и заставила власть обратить внимание на эту проблему.... Все соседи пришли на помощь. Как я говорю своим детям, мы все деревенские. Ходим друг к другу в гости, поэтому и поддерживаем друг друга. Более того, мы поддерживаем связи со многими поселками. Со всей Москвы к нам приезжают. Как не поддерживать! Вы бы видели, когда омоновцы пришли! Против старух и детей нагнать таких головорезов! Такие квадратные рожи. Глаза то ли обкурены, то ли еще что. Мозгов нет, какие-то роботы. А они на людей напали! На детей и на старух. Но мы дали отпор, и надеюсь, что Лужков будет вынужден соблюсти закон и жилищный кодекс» (женщина, представитель инициативной группы жителей, борющихся против сноса домов в Бутово, июль 2006).

«Власть душитТСЖ (Товарищества собственников жилья)... Что хотят, то и делают, вообще в Перми творится совершенно что-то невозможное. Здесь практически мы власти не чувствуем, власти справедливой, власти для тех, кто им платит налоги, за счет кого они существуют. Это вообще беспредел! Кругом беспредел-то творится. Господа, которые составили этот жилищный кодекс,... да простите, я бы их оштрафовала за этот труд. Сколько вреда-то нанес! Почему каждая строчка может читаться и так, и так?... Власть на чьей стороне? Вот такими огромными возможностями обладает застройщик, потому что у нас законодательство хромает и на правую, и на левую ногу, и мы не располагаем этими возможностями. То есть мы всегда под ударом и защищаемся, а люди, на которых, собственно, работает наш закон — они постоянно правы, и они наступают. Государство как раз должно было бы нас защитить, которые создали ТСЖ и приносим пользу людям, а оно, наоборот, только и ставит нам палки в колеса» (председатель ТСЖ в доме застройщика, Пермь, март 2007).

Каждое высказывание — полное отвержение несправедливых пра- мил, по которым действуют власть и ее союзники. И это не пустые gt;моциональные высказывания на кухне, а слова людей, пытающихся на деле что-то коллективно предпринять. Сам факт мобилизации инициативных групп и коалиций уже сигнализирует, что есть возможность оспорить господствующую систему власти, но чтобы оценить реальность этого, нам нужно проанализировать, какие властные взаимоотношения структурируют эти самые объединения активистов.