Россия, как уже было показано, развивалась под воздействием как западной, так и восточной цивилизаций. Соответственно и российская политическая культура испытывала влияние как западной, так и восточной политических культур. Однако в силу геополитических, социально-экономических и социокультурных обстоятельств российская политическая культура традиционно все же была ближе к восточному типу. Например, общей чертой для политической культуры российского и восточных обществ был патернализм. Отношения патернализма — отношения, характерные для большой патриархальной семьи, где все подчиняются хозяину дома, в обязанности которого входит «отеческая забота» о своих домочадцах. Сохранение отношений патернализма в Великороссии было обусловлено рядом экономических и природно-климатических причин. Короткое лето требовало проведения множества полевых работ, что было возможно при мобилизационных формах внутрисемейного общежития и определяло авторитетный характер власти главы семьи. Глава традиционной семьи — «большак», представлял семейные интересы во взаимодействии с внешним миром, внутри семейного хозяйства управлял собственностью, распределял производственные задания и контролировал их исполнение. Глава семьи поощрял и наказывал, был гарантом соблюдения обычаев и нравственных норм. Глава семьи был вправе распоряжаться жизнью своих домочадцев, а они, в свою очередь, принимали его решения как неизбежность, поскольку иначе было невозможно обеспечить интересы выживания семьи как целостности. Возникший под влиянием природно-климатических условий патерналистский тип взаимоотношений в великорусской деревне затем нашел свое выражение в политической жизни российского общества. На это обстоятельство обращали внимание многие русские историки и философы. В частности, К. Д. Кавелин отмечал, что «дом или двор... представляет человеческое общество, поселенное на известном месте, состоящее из членов семьи и домочадцев и подчиненное власти одного господина, домоначальника. В этой социальной единице заключаются, как в зародыше, зачатки всех последующих общественных отношений: и семья, и рабство, и гражданское общество, и государство». В условиях господства патерналистских отношений большинству членов общества уготована роль исполнителя внешней, чужой воли. В такой ситуации не формируется потребность быть самостоятельной личностью, ответственность за судьбу человека перекладывается на семью, а в дальнейшем на государство. Нет личной, индивидуальной ответственности, следовательно, нет и индивидуальной свободы. По мнению некоторых культурологов, «культура русского человека отличается внутренней безответственностью и жесткой внешней ответственностью». Традициями патернализма можно объяснить и особенности русского самодержавия и некоторые предпосылки возникновения коммунистического тоталитарного режима. Патерналистские отношения были характерны для советского периода отечественной политической истории, их влияние сохранилось и в постсоветский период. Перекладывать личную ответственность на государственную власть — по-прежнему свойственно для массового сознания российского общества. Присущи современному массовому сознанию в России и ценности коммунитаризма (общинности), характерные как для политических культур восточного типа, так и для традиционной российской политической культуры. Большая часть населения дореволюционной России — крестьяне — вплоть до начала XX в. жила в условиях сельской поземельной общины, так называемого «мира». Более длительное сохранение общинных отношений, чем в Западной Европе, обусловлено не только особыми природно-климатическими и экономическими условиями, но и тем, что в дальнейшем они искусственно поддерживались государством из фискальных соображений2. Влияние коммунитаристских ценностей на политическое развитие России можно увидеть и в широкой популярности социалистических идей, в том числе самобытных русских концепций социализма, идеализировавших крестьянскую общину. Коммунитаристские традиции облегчали большевикам решение их задач по завоеванию власти и строительству нового общества. Элементы коммунитаризма сохраняются в массовом сознании и современного российского общества. Так же как и на Востоке, в России политика традиционно ассоциируется с людьми, а не с институтами, здесь всегда есть спрос на харизматических лидеров, живучи представления о сакральном характере государственной власти. Как и в некоторых странах Востока, в России моральные нормы нередко ценились и ценятся выше правовых. Сама же правовая традиция была развита гораздо слабее, чем в странах Западной Европы. Для массового сознания российского общества было характерно недоверие к формальному праву, что выражалось в словах известной русской пословицы «закон — что дышло, куда повернешь — туда и вышло». Даже В. Ленин однажды саркастически упомянул о «калужской законности», отмечая приоритет местных норм перед общегосударственным правом. Уже в наши дни федеральному центру пришлось затратить немало усилий, чтобы привести местное законодательство в соответствие с общефедеральными законами, поскольку «субъекты федерации» в неразберихе 90-х гг. XX в. напринимали массу законов, противоречивших российской Конституции. Если с политическими культурами восточного типа традиционная российская политическая культура имела немало общего, то от политической культуры Запада она, напротив, существенно отличалась. Немецкий политолог В. Пфайлер в начале 90-х гг. XX в. в качестве причин этого назвал отсутствие в России таких социокультурных явлений, как Возрождение и Реформация, вследствие чего здесь не получили развитие и не утвердились ценности индивидуализма, свободы совести, толерантности. В традиционной российской политической культуре, как полагает В. Пфайлер, в связи с этим не развивалась культура компромисса, не были разграничены мировоззренческие и политические ценности. Не было в России и собственного (точнее, самостоятельного) Просвещения. Оно было «импортировано» в Россию во времена Екатерины II. В результате, считает В. Пфайлер, в России не возникли и не получили распространения ни рациональный тип мышления, ни рациональные способы государственного управления. Некоторые же стороны Просвещения были абсолютизированы, например, вера в возможности науки у некоторой части населения приобрела черты религиозной веры. Видит немецкий политолог и различия в социально-экономическом развитии России, отмечая неразрывность экономики и политики, собственности и власти. Не находит он в России такого же индивидуалистического рыцарства, как на Западе, а также традиций правовой государственности. Все вышеперечисленное отличает российскую цивилизацию от западноевропейской, обусловливает несовпадение циклов и темпов исторического процесса в России и Европе. По мнению В. Пфайлера, цивилизационные особенности России и российской политики связаны с византийской традицией. Не только В. Пфайлер, но и многие другие западные политологи отмечают влияние, которое оказала Византийская империя на формирование российской политической культуры. В первую очередь это касается представлений об универсальном иерархизированном порядке, в рамках которого отдельный индивид включен в коллективные структуры, являющиеся частью более высокого Божественного космического порядка. К византийскому наследию относились и концепции единства царской и имперской идей, государственной религии и государственной церкви. «Не будет большой ошибкой, — писал Пфайлер, — квалифицировать эту имперскую идею как политическую теологию». Надэтнический, надгосударственный характер власти и государства, унаследованный от Византии, попали на благодатную почву, поскольку российская государственность изначально формировалась и развивалась как полиэтническая. Впоследствии пришедшая из Византии имперская идея материализовалась в создании Российской империи, но имперская традиция замедлила процесс формирования самой русской нации и стала препятствием на пути строительства национального государства. Хотя непосредственные контакты между Москвой и Константинополем, как уже говорилось, были сильно затруднены, известие о падении Византийской империи стало потрясением для тогдашней Руси. В 1204 г. захват Константинополя крестоносцами воспринимался русскими людьми, по словам Л. Гумилева, «как внезапная смерть близкого человека... Русь перестала быть частью мировой системы, а оказалась в изоляции». После окончательного завоевания Константинополя турками в 1453 г. своеобразной реакцией на это печальное для всего православного мира событие стало появление концепции «Москва — Третий Рим». В соответствии с ней русское государство представлялось единственным оплотом истинного христианства — православия, а Москва унаследовала роль Второго Рима — Константинополя. Идея «Москва — Третий Рим» укоренилась в российской политической культуре и сыграла неоднозначную роль в политической истории России. С одной стороны, эта идея мешала заимствованию иностранного опыта, поскольку «Третий Рим» не мог «идти на поклон» к еретическому Западу. С другой стороны, эта идея фактически была мессианской. В соответствии с ней Российское государство имело особое предназначение — сохранять и защищать истинную веру, будь то православие в дореволюционной России или коммунистическая идея в Советском Союзе. Образ «Третьего Рима» диктовал свой особенный, ни с чем не сравнимый путь. В этом смысле данная идея способствовала сохранению самостоятельности и независимости России на всех этапах ее истории. Наряду с влиянием византийского наследия специфика российской политической культуры определяется и особенностями развития российской государственности. Одну из таких специфических особенностей политической культуры России представляет собой переплетение в ней ценностей этатизма и анархизма. О традициях сильной государственной власти писали многие дореволюционные историки и философы. В. О. Ключевский обращал внимание на то обстоятельство, что, в отличие от Киевской Руси, где образованию государства предшествовала длительная история развития восточнославянского общества, на северо-восточных землях, где впоследствии и возникло Московское государство, княжеская власть сама выступала в качестве творца общества, всех общественных институтов и отношений. «Старое киевское общество, — писал русский историк, — было старше своих князей. Совсем иной взгляд на себя, иное отношение к управляемому обществу усвояли под влиянием колонизации князья верхневолжской Руси. Здесь, особенно за Волгой, садясь на удел, первый князь его обыкновенно находил в своем владении не готовое общество, которым предстояло ему править, а пустыню, которая только что начинала заселяться, в которой все надо было завести и устроить, чтобы создать в нем общество. Край оживал на глазах своего князя: глухие дебри расчищались, пришлые люди селились на „новях“, заводили новые поселки и промыслы, новые доходы приливали в княжескую казну. Всем этим руководил князь, все это он считал делом рук своих, своим личным созданием. Так колонизация воспитывала в целом ряде княжеских поколений одну и ту же мысль, один взгляд на свое отношение к уделу, на свое правительственное в нем значение». Впоследствии существование сильной государственной власти определялось и влиянием византийской традиции и геополитическими факторами — необходимостью защищать государство от внешних врагов и сохранять контроль над постоянно расширяющейся территорией. В России без государства не обходилось ни одно даже малое начинание. Многие общественные институты, в Европе появившиеся и развивавшиеся самостоятельно, в России возникали по инициативе и при активном участии государственной власти. И сегодня государственная власть в лице администрации президента, не дождавшись соответствующих действий и инициатив «снизу», стала «сверху» по своему усмотрению создавать институты гражданского общества и перекраивать партийнополитическую систему. На протяжении многих столетий государственная власть в России была ничем не ограниченной и деспотичной. Деспотизм, с одной стороны, порождал в народе привычку к покорности, а с другой стороны, вызывал протест и стремление освободиться от всеобъемлющего государственного контроля. Н. А. Бердяев отмечал: «Может поражать противоречие между русской анархичностью и любовью к вольности и русской покорностью государству, согласием народа служить образованию огромной империи... Возрастание государственного могущества, высасывающего все соки из народа, имело обратной стороной русскую вольницу, уход из государства, физический или духовный». Наличие как этатистской, так и анархической традиций в российской политической культуре в какой-то степени объясняет, почему Россия, с одной стороны, была родиной основоположников идеологии анархизма — М. Бакунина и Н. Кропоткина, а с другой стороны, стала страной, давшей миру образец тоталитарного политического режима в XX столетии. Каждый период российской истории нашел свое отражение в формировании специфических черт российской политической культуры. Например, петровские реформы, а точнее их последующая оценка и переосмысление, породили размежевание в российском обществе и русской социальнополитической мысли на так называемых «западников» и «почвенников». Семь десятилетий существования советской власти не могли коренным образом изменить все традиционные ценности отечественной политической культуры, но оказали на нее весьма сильное влияние. В любом случае, понять закономерности современного политического процесса в России без учета такого социокультурного фактора, как исторические традиции российской политической культуры, невозможно.