16.4.1.2. Советский период развития подданнической политической культуры
Сохранение в советское время в качестве общепринятых стандартов политического поведения подданнических политических ориентаций, несмотря на утверждения новой власти о широком участии населения в политике, обусловлено рядом причин. По определению Р. Т. Мухаева [155], преодоление социально-экономической и культурной отсталости России можно было обеспечить прежде всего усилением интегрирующей и мобилизующей роли государства. Но концентрация экономической, политической и идеологической власти в руках нового, сформировавшегося в советское время правящего класса — партийной номенклатуры, которая стала олицетворять собой государство, привела к поглощению индивида обществом. Легитимация государственной власти, утверждение ореола ее святости, высшей и неоспоримой ценности по сравнению с любой другой формой лояльности характерны для стран со значительным удельным весом маргинальных групп. Именно они стали социальной базой советского тоталитарного режима. Техническая, экономическая и культурная отсталость общества в совокупности с доминировавшими у большинства населения патриархальными отношениями и образом жизни обусловили формирование специфических черт культуры политического подданничества советского типа, и прежде всего такие, как потребность в руководстве, чувство благодарности вождям, потребность в почитании вождей, конформизм и т. д. Устойчивость этих черт, передача их из поколения в поколение были связаны с особенностями политического сознания, лежащего в основе подданнических политических ориентаций советского типа. Особая роль политического сознания в структуре политической культуры обусловлена тем, что оно является одним из внутренних регуляторов политической деятельности через систему потребностей, мотивов, установок, ценностей и т. д. Одновременно оно выступало источником формирования представлений о политических целях деятельности. Политическое сознание по содержанию представляет собой осознание политических интересов (социальных групп, классов, этносов) и характера политических отношений в обществе. Однако отражением мира политики содержание политического сознания не исчерпывается. Последнее всегда есть еще и отношение (позитивное или негативное) к отражаемой реальности — отношение одобрения или отрицания ее. Именно оценочной своей стороной политическое сознание органически сливается, срастается с деятельностью социальных субъектов [155, с. 324]. Политическое сознание советского типа исходит из утопической возможности подчинения общества одной универсальной идее — построению «царства свободы». Подобное утверждение основано на убеждении о том, что посредством политического переворота, т. е. захвата власти пролетариатом во главе с Коммунистической партией можно обеспечить условия построения такого общества. Ориентация на возможность познания всеобщих связей явлений и процессов, их сознательное регулирование и изменение исключала из деятельности индивида стихийность, спонтанность. Однако практика показывает, что цели отдельного человека, как и его деятельность по их осуществлению, не укладываются в схему исторической закономерности. Большевики взяли курс на построение тоталитарного государства. Огосударствление всех сфер жизнедеятельности общества было доведено до предела при Сталине. Политическая культура приобрела сугубо авторитарный, этатистский характер. Роль и функции, которые в обосновании русской государственности выполняло православие, перешли к марксизму-ленинизму, ставшему единственной и безраздельно господствующей государственной идеологией. Интересы отдельной личности полностью подчинялись интересам государства. Советская правовая система в целом базировалась на идее обязательства человека перед государством. Роль закона была сведена практически на нет, так как принципиальные положения устанавливались партийными директивами, а конкретные вопросы правовой регламентации разрешались в ведомственных нормативных актах органов управления. В СССР возобладало идеологизированное бюрократическое сознание. Советской политической культуре присущи характерные черты. Во-первых, наиболее существенная черта любого бюрократического сознания — его иерархичность. Высшему слою бюрократической иерархии (неважно, будь то поместное дворянство или партийная номенклатура) принадлежит монопольное право на истину в последней инстанции и моральные оценки, зависимому же населению остаются бездумное принятие и следование авторитарным формулам. Иерархичность сознания обусловлена влиянием ряда факторов: • сложившимися формами собственности; • экономическим и политическим отчуждением трудящихся от собственности и власти; • неразвитостью гражданского общества и демократических институтов [155]. Особая роль коммунистической партийно-государственной бюрократии в формировании данного типа сознания была связана с тем, что в ее руках концентрировалась вся полнота экономической и политической власти, возможности распоряжения хозяйственными и финансовыми ресурсами, духовными ценностями. Главный стиль в политике отличали анонимность и безликость в принятии конкретных решений, которые авторитарные инстанции объявляли «единственно верными». Отсюда абсолютная ненаказуемость за неблагоприятные для общества результаты осуществленных ими действий. Однако формирование тоталитарного сознания является следствием не только могущества партийной бюрократии, но и материальной и духовной нищеты человека, его растерянности перед масштабами и характером проблем, требующих безотлагательного решения. Во-вторых, основным принципом бюрократического сознания выступал авторитет (в данном случае КПСС), а сакрализация авторитета стала сущностью тоталитарного политическою мышления. Тоталитарное сознание закрыто для опыта, поскольку любая информация должна быть соотнесена с позицией авторитета. В таком сознании мир представлен целостно и лишен каких бы то ни было противоречий. Сверхконцентрация всех видов власти в тоталитарных обществах не только отчуждает человека от собственности и власти, но и поглощает его, лишает индивидуальности. Черты политической субъективности и индивидуальности у конкретной личности не могли проявляться уже в силу способа соотнесения общественного и личного интереса в политической культуре советского типа. Культура политического подданничества подавляет личный интерес, отодвигает его реализацию на неопределенное время, абсолютизирует «всеобщий» интерес, предстающий в форме интереса правящего класса. Однако этот «всеобщий» интерес превращается со временем в фикцию, что становится заметным в условиях нормального развития общества, поскольку он не осознается как интерес конкретного человека. Это происходит потому, что всеобщий интерес предстает как групповой интерес лишь части общества, которая обладает монополией на политическую власть и выдает свои интересы за интересы всего общества. Интересы, ценности личности были на втором плане, а нередко вообще игнорировались. С ранних лет человек ощущал полную зависимость от власти и беспрекословно подчинялся ей. Деформация мотивационной структуры политической деятельности, по Р. Т Мухаеву [155], обусловливает соответствующие образцы политического поведения и стандарты политической жизни. В условиях «вымывания» интереса конкретной личности из всеобщего интереса он перестает быть источником политической активности. Этот процесс раскалывает политическую культуру на формальную, декларируемую официальными властями, и актуальную, реально освоенную различными слоями общества. Разрыв между декларируемыми ценностями и реально освоенными образцами политической деятельности способствовал формированию двойных стандартов в общественном сознании, политической апатии населения и показного активизма. В-третьих, отличительной чертой подданнической политической культуры советского типа была закрытость, т. е. абсолютизация политических ценностей рабочего класса и полное отрицание таких достижений западной демократии, имеющих общечеловеческое значение, как правовое государство, принципы разделения властей, права человека, гражданское общество и т. д. Естественно, что в классовом обществе политическая культура имеет классовый характер, выражает интересы и ценности господствующего класса. Но эволюция западного общества показала возможность интеграции интересов различных слоев, групп (включая пролетариат) в политическую систему. Абсолютизация классовых ценностей пролетариата логически вытекала из марксистской теории исторической миссии самого передового класса, как «могильщика капитализма». Кроме того, игнорирование экономических и политических достижений западных демократий было обусловлено утвердившимся в сознании советской политической элиты представлением о социализме как «антикапитализме», т. е. обществе, прямо противоположном по своей природе и способам организации капиталистическому. В то время как западное общество использовало естественно-исторические механизмы социальной эволюции (собственность, конкуренцию, экономические интересы и т. д.), создававшие условия для формирования отдельного индивида, гражданского общества, многообразия социальных интересов, российское общество ориентировалось в своем развитии на политико-идеологические механизмы эволюции. Среди них наиболее важным было чувство классовой ненависти к буржуазии, ко всему индивидуальному. В связи с этим социальные различия формировались не естественным путем как отражение неравенства талантов и способностей, а искусственно задавались властью. Культивирование классового характера ценностей политической культуры было выгодно советскому правящему классу (партийной бюрократии), поскольку пролетариат выступал его социальной базой. В-четвертых, характерной особенностью политической культуры советского типа является абсолютизация революционных способов преобразования общества и игнорирование эволюционных методов. Политический радикализм обусловлен наличием у субъекта политики упрощенной картины мира и завышенных социальных ожиданий. Низкий уровень общей культуры социальных субъектов вызывает состояние нетерпения, стремление к быстрой реализации своих социальных ожиданий. Революции являются, по их мнению, быстрым и радикальным способом решения всех проблем. Ориентация на радикальные средства социального преобразования обусловлена природой самих социальных субъектов. В качестве основного социального субъекта после социалистической революции выступила мелкая буржуазия города и деревни, составлявшая тогда основную массу производителей в России. Будучи вырвана из привычных форм индивидуального производства процессами его национализации и обобществления, мелкая буржуазия оказалась не готовой к органичному включению в крупное производство. Поэтому она в массовом порядке, с одной стороны, пополняла ряды пролетариата, а с другой — занимала ведущие позиции в аппарате управления, приспособив к удовлетворению своих интересов полуобщественные формы производства. Разрушение привычного уклада жизни, материальная нищета порождали у нее озлобленность к прежним «хозяевам жизни», реакцию нетерпения, желание в одночасье создать новое общество. Отсюда — надежды на революционное насилие как основной метод строительства новой жизни, на «революционные скачки» как единственный способ разрешения противоречий в развитии общества. Абсолютизация роли насилия обусловливается незрелостью субъективного фактора исторического творчества. Дефицит культуры революционных масс компенсировался избытком самомнения, организацией кампаний по борьбе с «врагами народа», разжиганием ненависти ко всему индивидуальному, поисками недостатков у других, тягой к ярлыкам. Социокультурные истоки конфронтационного характера политической культуры в России были исторически обусловлены глубоким социальным и культурным разрывом между образованной и обеспеченной верхушкой общества (правящим классом) и материальной и духовной нищетой основной массы зависимого населения. Эти истоки сохранились и в советское время. Данное обстоятельство определило социокультурную динамику воспроизводства общественных отношений, которая характеризовалась преобладанием разрушительной тенденции, ориентации на удовлетворение минимальных потребностей. Носителями этих ориентаций выступали широкие маргинальные слои, сформированные революцией, гражданской войной, форсированной индустриализацией, урбанизацией. Низкий уровень культуры у этих слоев обусловил их неспособность к систематической преобразующей, творческой и созидательной деятельности на основе индивидуально достижимых ценностей. В-пятых, бюрократическое политическое сознание предопределило рутинный тип политической деятельности, воспроизводство устойчивых образцов политического поведения. Рутинный тип политической деятельности исключал радикальные изменения политических взаимодействий. Концентрация политической власти в руках правящего класса делала излишним диалог власти с обществом и ограничивала движение политических инициатив направлением сверху вниз. Политическое участие населения осуществлялось принудительно: с помощью политического давления создавался показной активизм (например, инициативы трудовых коллективов), а введением представителей трудящихся в законодательные органы имитировалась видимость народовластия. Однако реальное отчуждение населения от политической власти предопределило развитие обезличенных форм выражения политической культуры: либо митинги в поддержку решений правящего класса, либо манифестации протеста против конкретных политических акций западных держав. Воспроизводство политических ориентаций подданнической культуры обеспечивалось средствами тотального контроля правящего класса за процессом политической социализации населения. Для этого использовался такой универсальный инструмент политической социализации, как властвовавшая коммунистическая партия, являвшаяся единственным каналом карьерного продвижения индивида. За служебный рост необходимо было платить политической лояльностью режиму, преданностью его идеологии. Компартия создала четкую и достаточно эффективную систему политической социализации, институты которой осуществляли процесс внедрения в сознание коммунистических идеалов и ценностей начиная с детского сада и кончая зрелым возрастом. Однако подобная политическая конструкция была маловосприимчива к изменениям экономического, социального и духовного характера. Когда же те или иные политические лидеры пытались обновить ее, заменив в ней отдельные механизмы, она начинала давать сбои и в конце концов рухнула. Она оказалась не способной «переваривать» нововведения. Политическую культуру советского периода можно охарактеризовать как искусственно гомогенную [187, с. 270]. При этом она сохранила многие черты традиционной политической русской культуры: • общинный характер трансформировался в советский коллективизм; • ориентация на господствующий характер власти — в этатизм и патернализм; • пассивность — в апатию; • отсутствие ориентации на «вход» в политическую систему; • патриархальность — в персонифицированное восприятие политики; • вера в «истинность» общественных ценностей — в нетерпимость к инакомыслию; • религиозность — в наделение харизматическими чертами вождей; • мифологизированность сознания — в веру «построения светлого будущего»; • вера в мессианское призвание России — в ориентацию на лидерство в мировой революции, а позже на статус сверхдержавы. Вместе с тем в ней происходили и качественные изменения. Индустриализация, глубокие изменения в социальной структуре, рост уровня образования населения предопределили сдвиги в ценностных ориентациях советского общества. Уже первые попытки модернизации политической системы, предпринятые Н. С. Хрущевым, привели к либерализации общественных отношений, к ослаблению политического и идеологического контроля за индивидом. Это сразу привело к появлению наряду с господствующей политической культурой диссидентской субкультуры, соединившей в себе ценности западных демократий и некоторые идеи русской революционно-демократической мысли XIX — начала XX вв. Начиная с середины 1960-х гг. в рамках диссидентской субкультуры формировались и развивались такие ценности, как автономия личности, свобода выбора, права человека и т. п. В 1970-е гг. значительная часть общества, вопреки официальным идеологическим нормам, начинала ориентироваться на ценности личной жизни: семью, работу, досуг, материальное благополучие. Такая переориентация с общественного на индивидуальное клеймилась пропагандой как «мещанство» и «обывательство». Либерализация ослабила былое политическое могущество правящего класса, который ради его восстановления вынужден был использовать все средства идеологического манипулирования. Была создана видимость идейно-политического единства общества, которая в реальности уже отсутствовала. Наряду с господствующей политической культурой развивалась субкультура, представленная демократической интеллигенцией, интеллектуалами, предпринимателями, культивировавшими ценности свободы и прав человека, гражданского общества, индивидуализма, инакомыслия и т. д. В то же самое время политика большей открытости и развития контактов с западными странами способствовала проникновению новых стандартов жизни и потребления в общество. Поскольку политическая система плохо реагировала на растущие запросы, усиливалась апатия и отчуждение масс от политики, подрывавшие легитимность власти. Попытки трансформировать советскую политическую систему, предпринятые в конце 1980-х гг. М. С. Горбачевым, натолкнулись на устойчивые политические ориентации подданнического типа большинства населения. И все же потребность устранить политико-идеологический гнет тоталитарной системы была реализована. Сначала была отменена руководящая роль КПСС в обществе, а затем партия была на время запрещена. Коммунистическая идеология перестала быть государственной. Однако заметного изменения ценностей и стандартов политического поведения не произошло. У значительной части населения сохранилась подданническая ориентация.