4.3.2. Криминогенность виктимности на макроуровне

Освещая проблему причин и условий преступности на макроуровне, нетрудно обратить внимание на отсутствие единства в понимании причин и условий преступности в современных криминологических исследованиях.

ского, вероятностного характера закономерностей, действующих в обществе, так и отсутствием единой фундаментальной теории познания детерминации преступности. <Скорее всего, исследователи приблизились к рубежу определенного уровня понимания преступност

и. Для преодоления этого рубежа и перехода на новую ступень познания, вероятно, имеющихся сегодня знаний недостаточно> [435].

По нашему мнению, исследование причинного комплекса преступности напрямую связано с имеющим место в настоящее время изменением характеристик криминологической парадигмы во всем мире.

Являясь оценочной моделью, определяющей общую идеологию предмета исследования [436], криминологическая парадигма обусловливает единство приемов и способов гносеологического анализа преступности и ее причин.

Экономический детерминизм и позитивизм, интеракционизм и синергетика являются подосновой любой метасистемной модели преступности. Однако именно переход от понимания преступности как формы реализации антиобщественного поведения отверженных индивидов,

<нормальной реакции индивида (группы, класса) на ненормальные условия жизни общества>, к описанию преступности как неотъемлемой части процесса общественного развития, неразрывно связанной с иными формами человеческой активности в конкретно-историческ

их условиях, - есть объективная реальность, позволяющая рассматривать преступность как особую форму отклоняющегося поведения в ее системных и устойчивых взаимосвязях с иными видами социальных отклонений, взаимосвязях, определяемых и определяющих пути

и параметры развития общества. <Фактически почти в каждом обществе акты, считающиеся преступными с юридической...

ех или иных преступников не равнозначна защите всего общества, а представляет только защиту его привилегированной части..., защиту, которая для других элементов общества сплошь и рядом является простым притеснением, насилием и, если угодно, преступле

нием> [437].

Выше мы уже отмечали, что криминологическое понимание преступности как социального процесса, который является неотъемлемой частью общественного развития, возникло не сразу. Современный криминологический анализ демонстрирует поистине различные черты и

свойства преступности. Мы, наконец, поняли, что преступность - это не просто совокупность деяний отверженных, эмоционально, социально и психически обездоленных людей. По сути дела, различного рода формами девиантной активности поражено все общество,

и высокообразованные преступники в смокингах, облапошившие полстраны с помощью финансовых пирамид и махинаций на рынке энергоносителей, не менее опасны, чем опустившиеся алкоголики, проститутки и наркоманы, составляющие ядро <классической> общеуголо

вной преступности.

История развития учения о преступности и ее детерминации свидетельствует, что за последние три-четыре десятилетия криминологическое понимание преступности преобразовалось из относительно обособленного продукта классового общества в часть более общей

системы социально отклоняющегося поведения, которая служит функциональной составляющей процесса общественного развития.

Собственно детерминистические закономерности преступности как социального процесса проявляются только в отношении достаточно узкого круга причинных взаимозависимостей вещества, материи и энергии в рамках стандартного для природы принципа самоорганиза

ции. Другое дело, что социальные процессы в метасистемах с трудом поддаются научному анализу.

<Социум, этнос, общество - надсистемы высшей сложности, и мы не располагаем методами и средствами их исследования как целого - не умеем оценивать и определять их общесистемные свойства> [438].

В этой связи и принцип свободы воли классической школы Ч. Беккариа и И. Бентама, и почитаемый в постсоветском пространстве экономический детерминизм К. Маркса и его последователей, и психоанализ З. Фрейда, и многофакторный подход Ч. Ломброзо - есть

не что иное, как попытка определенным образом абсолютизировать найденные отдельные закономерности взаимодействия преступности с определенными проявлениями социума.

Помимо этого, ограниченность определения преступности, реализующейся в уголовном праве ценностно-нормативной системой культуры господствующего класса (управленческой страты) конкретного общества, не позволяет дать достаточно объективную картину описа

ния процесса ее детерминации.

Социальность преступности как уголовно-правового явления определяет сосредоточенность криминологов на анализе поведенческих аспектов индивидуального и массового преступного поведения. В то же время исследования психологических и социокультурных проя

влений криминальных отклонений остаются либо невостребованными практикой, либо представляют собой красивые, но малопродуктивные идеи, опирающиеся на сформированные историей развития социума традиции и верования [439].

Попытки комплексного определения преступности как формы поведенческого, психического и морального отклонения от норм и принципов, принятых в обществе, объективно невозможны, поскольку преступность - специфическая форма реакции общественного организма

на деструктивное поведение людей, формализованное в нормах уголовного права.

В этом плане отклонения на информационном (моральном) и энергетическом (психическом) уровнях подлежат изучению только среди осужденных, уже стигматизированных как преступники.

Высокая же латентность преступности, пораженность криминальной активностью всех без исключения слоев общества делает результаты такого анализа заранее нерепрезентативными, отражающими, как правило, психологию общеуголовных преступников, носителей сво

йственных данному обществу криминальных традиций, но отнюдь не всех членов общества, втянутых в процесс криминализации.

Между тем основанное на идеях синергетики рассмотрение преступности как процессуальной формы реализации девиантности, понимание того факта, что именно само взаимодействие девиантности как самоуправляемой системы с иными общественными системами и проц

ессами определяет процесс причинности преступности и преступного поведения, позволяет нам постулировать, что в наиболее общем виде предметом криминологического изучения детерминации преступности и, соответственно, понимания криминогенности виктимност

и являются объективные социальные процессы в экономической, политической, социальной и духовной сферах жизнедеятельности общества. Названные процессы приводят к описанным еще Э. Дюркгеймом противоречиям между индивидуальными задатками, способностями

членов общества и социальной структурой, совокупностью заданных социальных позиций [440].

В условиях нарастания остроты разрешения этих противоречий, определяемых конкретным взаимодействием объективного (социальные процессы и противоречия, дисфункции социальных институтов, нарушения образа жизни) и субъективного (изменения общественного с

ознания, иные социологические и социально-психологические характеристики населения) факторов, и возникает преступность.

<Самые общие причины позитивных и негативных проступков людей складываются на национальном уровне, конкретизируются в действиях больших и малых социальных общностей, а затем проявляются в интересах, целях и мотивах групповых и индивидуальных актов по

ведения> [441], - писал в одной из своих последних работ В.Н. Кудрявцев.

Недаром и эксперты Комиссии по предупреждению преступности ООН связывают детерминацию преступности именно с особенностями взаимодействия преступности и общества в процессе развития.

Отмеченное изменение криминологической парадигмы от откровенно позитивистской трактовки преступности как совокупности действий маргиналов к интеракционистскому анализу взаимодействия преступности и общества породило необходимость изучения виктимности

и ее связей с преступностью.

з элементов общественного развития, гомеостатически связанного с преступностью. Жертва, ее участие и вклад в процессы детерминации преступности и реализации преступных намерений стали предметом подробного научного анализа.

Приступая к описанию криминогенных характеристик виктимности, заметим, что традиционно криминогенность виктимности рассматривается сквозь призму страха перед преступностью, способствующего деморализации и дезорганизации общества и тем самым усиливающ

его аномию как причину преступности [442]. Влияние виктимности на преступность связывается также с социальными противоречиями, изменениями нормосознания и культуры общества, определяющими обострение процессов массовой виктимизации населения и связанн

ой с ней аномии, чувства безнормативности, безысходности.

Вместе с тем, как это будет показано ниже, страх перед преступностью - не единственная составляющая в совокупности криминогенных свойств виктимности.

И преступность и виктимность есть формы проявления социально отклоняющегося поведения, тесно связанные между собой на уровне общества (мира и человечества в целом), социальных групп и индивидов. Ранее мы уже пришли к выводу о разнокачественной структ

уре виктимной активности (моральные, поведенческие и психические отклонения от норм безопасности) и о наличии гомеостатических связей между преступностью и виктимностью на энергетическом, информационном и материальном уровнях.

И преступность и виктимность обладают общностью определенных причин, вызывающих их к жизни. И преступность и виктимность сходны друг с другом по ряду существенных личностных характеристик девиантов [443]. Обмен веществом, информацией и энергией проис

ходит между преступностью и виктимностью во всех типах связей, выделяемых в системном анализе и применяемых в криминологических исследованиях [444].

К таковым связям можно отнести, в первую очередь, связи взаимодействия. Преступность и виктимность напрямую взаимозависят друг от друга, изменяясь в пространственно-временных рамках в зависимости от изменения других.

Кооперация и конфликтность являются основными составляющими таких связей. Однако и преступность и виктимность, конфликтуя на уровне единичного, кооперируются в рамках единого процесса существующих девиаций, <переливаясь> из одной формы в другую. Ни в

иктимность, ни преступность не могут существовать отдельно и обособленно друг от друга. Именно через связи взаимодействия обеспечивается гомеостаз, воспроизводство и самосохранение преступности и виктимности в существующей модели миропорядка. Причем

сферы гомеостаза определяют специфику взаимодействия преступности и виктимности.

Агрессивным конфликтам как способу достижения поставленной цели, получения замещенного результата либо, наконец, как генерализованному проявлению агрессии вовне противостоят генерируемые культурой общности и элементами биопсихологического развития ин

дивида альтруистические устремления и поступки человека.

Определяемым характеристиками состояния экономических, идеологических и политических процессов развития общественной структуры моральным установкам индивидуализма противостоит реализуемая на уровне малых групп взаимопомощь членов общества.

Реализации культурологической функции преступности в виде формирования и воспроизводства криминализированных общественного настроения, норм и стереотипов поведения субкультур преступников, местных обычаев, механизмов группового давления (конформизм,

заражение, подражание, внушение), которые определяют полезность и эргономичность преступного поведения для определенной группы, соответствуют установленные правовыми нормами обязаннности просоциального виктимного поведения статусных жертв.

По сути дела, именно через анализ существующих связей взаимодействия общества и отклоняющегося поведения, отдельных видов девиантности между собой и обществом в целом строится современная теория причин преступности, пытающаяся связать детерминацию пр

еступности как с природными характеристиками психологии и нормосознания человека (энергетический и информационный уровни взаимозависимостей), так и с особенностями отчуждения социальных групп и отдельных граждан от экономической, политической и духо

вной жизни общества (материальный уровень взаимозависимостей).

Связи функционирования. Они проявляются в системных характеристиках воспроизводства преступности и виктимности в общественном организме. Устойчивость воспроизводства преступности определяется ее функциями в конкретно-исторических условиях. Известно,

что <наличие и сохранение в обществе какого-либо социального факта невозможно без признания того, что раз данные факты постоянно существуют в обществе, они выполняют определенную социальную функцию, служат формой для адаптивной (приспособительной) ли

бо регулятивной реакции соответствующих лиц на указанные общественные процессы> [445].

Устойчивость воспроизводства виктимности определяется ее структурными связями и взаимозависимостями с преступностью в рамках определенной социальной формы, определяющей функционирование, нужность и полезность соответствующих типов виктимной активност

и.

Функционирование преступности и виктимности в обществе, объединенное единым полем социально-отклоняющегося поведения, соответственно, содействует гомеостазу девиантности в целом.

Соблюдение нормативности распределения преступности и соответствующей ей виктимности поддерживает определенную структуру социальных связей и отношений. Распад связей и функциональных зависимостей, напротив, влечет за собой хаос, распад общества, тран

сформацию социально одобряемых актов девиантного поведения в негативные и наоборот.

Генетические связи (связи порождения). Эти связи чаще всего выступают предметом анализа взаимозависимостей преступности и виктимности. Преступность как социальный процесс служит предпосылкой и порождением виктимности. Виктимность на массовом уровне в

упрощенном виде представляет собой реакцию населения на существующую преступность и злоупотребления властью. Именно преступность, ее последствия, ее боязнь служат основанием формирования защитных виктимных реакций, виктимных страхов и фобий. Вместе

с тем определенные типы виктимного поведения (патологическая жертвенность, провокационная виктимность) сами в состоянии порождать некоторые преступные реакции и, кстати, именно с ними в обыденном сознании связывается сущность любого виктимологическог

о исследования (выявить вину жертвы в совершении преступления, ее роль в провокации преступления).

Естественно, методологически было бы неверным отождествлять и переносить криминогенность виктимных провокаций в индивидуальных конфликтах с генетическими зависимостями преступности и виктимности. Преступность и виктимность связаны друг с другом сложн

ой системой структурированных, взаимопереплетающихся отношений, формирующих своеобразные надсистемы в рамках процесса реализации, изменения, воспроизводства и сохранения девиантности в социуме.

Помимо этого, виктимная активность формируется не столько благодаря существующей реальной преступности, сколько благодаря ее отражению в средствах массовой информации, виктимным перцепциям определенных групп населения, наконец, - благодаря страху пер

ед преступностью и связанной с ним аномии. Это позволяет утверждать, что в таком контексте может быть выявлена связь состояний между самими процессами реализации виктимных и преступных отклонений от нормопорядка.

Так, состояние преступности сегодня и ее отражение в средствах массовой информации, опосредуясь ощущениями личной и общественной безопасности, во многом определяют состояние будущей виктимной активности большинства правопослушного населения в будущем

.

Например, уменьшение количества грабежей в зимний период времени может быть связано не с особенностями профилактической работы, а с тем, что напуганные количеством нападений граждане перестают выходить на улицу или носить меховые шапки, служащие пред

метом грабежей.

С другой стороны, гипервиктимные реакции определенной части населения (приобретение средств самозащиты, активизация деятельности неформального социального контроля) могут влечь за собой увеличение числа неосторожных преступлений, экспорт преступности

из одного региона в другой, изменение структурных и динамических характеристик всей преступности в целом.

Указанные обстоятельства реализуются в связях преобразования между преступностью и виктимностью. При этом виктимность оказывает такое воздействие на среду, при котором ход криминализации определенной группы общественных отношений либо замедляется, л

ибо, наоборот, убыстряется. Происходит обоюдная трансформация и преступности и виктимности. Новые формы общественных отношений и соответствующие реакции на них правопослушного населения влекут за собой изменение направленности и интенсивности преступ

ного поведения и вслед за этим - изменение старых форм виктимных реакций.

<Можно предположить, - писал В.В. Лунеев, - что при приближении преступности к уровню терпимости населения за счет его всеобщей мобилизации и негативной реакции возможно замедление темпов ее прироста. Такой уровень условно назовем <порогом насыщения

> преступностью, за пределами которого нельзя не ожидать качественного изменения социально-правовых, криминологических и даже политических характеристик общества. <Порог насыщения> преступностью, надо полагать, свой для каждой страны в тот или иной п

ериод ее эволюции. Он не является константой и может в определенных пределах <дрейфовать> к более высоким показателям по мере привыкания населения> [446].

Именно связи преобразования могут играть как повышенную криминогенную, так и антикриминогенную роль. Так, невыработанность единой системы защиты от компьютерных посягательств, отсутствие регуляторов в этой области, при интенсивности развития новых ин

формационных технологий, обусловили во многом всплеск компьютерной преступности, которая расценивается большинством населения как незначительное отклонение от действующего нормопорядка.

Уникальный социальный эксперимент в ФРГ, связанный с объединением страны, показал, что интенсивность преступности в Восточных землях, граждане которых выросли под железной пятой социалистической упорядоченности, была в несколько раз ниже <демократиче

ски> ориентированной на вседозволенность преступности в Западных землях.

Нет нужды говорить, что виктимная активность и связанные с нею защитные реакции населения на преступность реально опосредуются социокультурным состоянием общества. В дальнейшем, описывая проблему закономерностей распределения виктимизации в мире, мы

подробнее остановимся на этом вопросе.

Анализ структурных взаимосвязей преступности и виктимности свидетельствует, что и преступность и виктимность, выступая системными образованиями в рамках социально отклоняющегося поведения в обществе, глубоко структурированы. Причем, следует отметить,

что внутренней структуре преступности, ее закономерным внутренним связям и взаимозависимостям соответствуют сходные связи и отношения в структуре виктимности.

Виктимность, отражая структурные характеристики преступности на уровне личности, малых групп и общества в целом, вместе с тем сохраняет определенную самостоятельность. Это выражается в зависимости виктимности от структуры общественного сознания, ощущ

ения общественной безопасности и всего морально-психологического климата в обществе.

Более того, структурные изменения виктимности, актуализация одних составляющих (например, моральных предписаний) в ущерб другим могут повлечь за собой дальнейшее развитие диады <преступность-виктимность>. Эта диада может проявляться и реализоваться в

рассмотренных нами уже ранее при анализе генезиса виктимных девиаций связях развития между различными по своей направленности, но имеющими сходную социально-психологическую основу проявлениями преступности и виктимности, когда каждая новая форма дев

иаций, <порождая> следующую, служит отрицанием предыдущей и компонентом новой формы активности.

Таким образом, очевидно, что анализ системообразующих связей и взаимозависимостей виктимности и преступности приводит к выводу об определенной криминогенности связей состояния, преобразования и развития, которые обусловливают взаимопроникновение, <по

дпитку> и взаимопереход преступности и виктимности в рамках единого социального целого.

Открытость и динамичность преступности и виктимности, их развитие и самоорганизация при дальнейшем анализе позволят определить закономерности виктимизации как процесса превращения в жертв преступлений определенной части населения, а следовательно, -

разработать виктимологически выверенные предложения по совершенствованию теории и практики социального контроля над преступностью.

Вторым направлением анализа криминогенности взаимосвязей преступности и виктимности на макроуровне является проблема самовоспроизводства преступности сквозь призму ухудшения экономического положения государства, отставания деятельности органов социал

ьного контроля, связанной с виктимными реакциями общества на преступность. В процессе виктимизации преступностью причиняется материальный, физический, моральный, организационно-правовой и политический ущерб обществу в целом, социальным группам и отд

ельным гражданам [447]. Изъятие и уничтожение имущества, неполученная выгода, насилие во всех его формах и проявлениях, нравственные страдания, косвенные расходы на поддержание правопорядка, организация защиты граждан, создание системы адекватной ре

акции государственных органов на преступность - вот далеко не полный перечень последствий преступности. Функционирование преступности как социального процесса в определенной мере подрывает экономические и политические основы государства, не дает возм

ожности организовать планомерный и эффективный социальный контроль [448].

Ухудшение эффективности социального контроля подрывает веру граждан в деятельность правоохранительных органов, ведет к социальному и социально-психологическому отчуждению. Возникающие при этом виктимные перцепции (<все мы жертвы режима>), безнаказан

ность правонарушителей и незащищенность граждан, отсутствие либо неэффективность компенсаторных механизмов возмещения вреда, причиненного преступлением, стирают грани между преступлением и нормой, повышают порог допустимости девиаций в повседневной

жизни все большего и большего количества населения, генерируя новые преступления.

Известно, что отношение общества к системе уголовной юстиции, чувство защищенности социальных групп и отдельных граждан, неудовлетворенность своим местом и ролью в социальной структуре, толерантность к девиациям являются стандартными индикаторами кри

миногенности общественных отношений в государстве [449].

Обострение социальных процессов, ведущее к дисфункции социальных институтов, искажениям образа жизни и преступлениям, детерминирует преступность как социальный процесс. Преступность, актуализируя виктимность, самовоспроизводится в новых социальных гр

уппах, вербуя себе соратников из числа бывших жертв, оставшихся без присмотра и экономической поддержки в действующей системе отношений.

Применительно к проблеме криминогенности виктимности в данном случае важно подчеркнуть то, что, несмотря на генетические взаимозависимости преступности и виктимности, виктимность - достаточно сложное, относительно автономное социальное образование.

В этой связи виктимность оказывает и обратное воздействие на преступность: определяемый неудовлетворенными, забитыми и забытыми гражданами уровень аномии от злоупотреблений властью и повышение их расходов на собственную защищенность детерминирует вто

ричную преступность.

Указанный процесс в чем-то схож с описанным Ф. Лемертом [450] процессом стигматизации: первичная девиация определяет виктимность - отсутствие реакции на проблемы жертвы вызывает ее отчуждение и страх, обиду и враждебность, приводя либо к девиациям, л

ибо к мести и самосуду со стороны жертв [451].

Массовое отчуждение виктимизированных граждан, соответственно, ведет к усилению страха перед преступностью, принятию защитных мер, увеличению неосторожных преступлений, связанных с применением мер безопасности, и <охоте на ведьм>. Навязанные <обижен

ным> электоратом репрессии по отношению к преступности (либо к правоохранительным органам, <не могущим> справиться с валом преступности) через определенный период времени вызывают структурные изменения в преступности и усиление жесткости и жестокости

криминалитета.

Следовательно, стандартный путь разрешения проблем посредством усиления борьбы с общеуголовной преступностью и сокращения расходов на обращение с жертвами не может вызывать одобрения. По-видимому, понимание места и роли виктимности в детерминации пре

ступности лишь тогда достигнет своей цели, когда вновь назначенный руководитель правоохранительного органа, определяя свои задачи, на первое место поставит не борьбу с преступностью, а защиту законных прав и интересов граждан.