1.1.7. Социальный контроль и виктимология

Мы знаем, что преступление (как и иной вид социальных отклонений) в сущности представляет собой результат противоречия между существующими у человека потребностями и законными (нормативными) возможностями их удовлетворения.

ые социальные, социально-психологические, экономические и прочие факторы, влияющие на преступность. И на сегодняшний день специалисты в состоянии выявить основные закономерности изменения преступности, спрогнозировать ее развитие и рекомендовать прав

ительствам принять определенные упреждающие меры.

Другое дело, что подобное знание не всегда и нужно. Зачем, например, политику, обещающему за 100 дней справиться с преступностью, криминологический прогноз?

Криминология как наука критическая может либо говорить правду, жестко и принципиально анализируя и, если нужно, критикуя принимаемые политические решения, либо превратиться в суррогат из идеологических штампов и профессионального жаргона социологов

и психологов. В таких условиях разговоры о тотальной войне с преступностью, ее искоренении являются разве что фимиамом для <профессионалов> и <опиумом> для народа.

Впрочем, говоря так, мы правы лишь отчасти. В принципе вполне возможно и допустимо создать общество без пугающего уровня преступности традиционным путем. Типичные методы и средства здесь достаточно известны: ограничение свободы части либо всего насе

ления целиком, ответ на уголовный террор террором государственным. Так в 20-е годы поступил премьер-министр Италии Бенито Муссолини, разрешивший своему соратнику Чезаре Мори применять чрезвычайные меры в борьбе с сицилийской мафией, которые и свели н

а нет, правда, на время преступность на Сицилии.

Так действовал с подачи Ф. Рузвельта шеф ФБР Эдгар Гувер, который начал в 30-х годах <большую охоту> за гангстерами, расстреливая без суда профессиональных грабителей и убийц.

В кодексе правил криминальной полиции нацистской Германии было записано: <Чтобы достичь порядка, полиция должна быть всемогущей> [83].

Не желая проводить исторические параллели, вспомним и Олимпиаду-80, когда из столицы страны победившего социализма были принудительно выселены все криминально активные элементы, а саму столицу <оккупировала> чуть ли не половина личного состава элитны

х служб охраны правопорядка страны. И действительно! В дни Олимпиады количество тяжких преступлений в Москве существенно снизилось, а общее число зарегистрированных преступлений сократилось на 60 % [84], чего, правда, не скажешь о Подмосковье, где в

то же время преступность <существенно> возросла.

Сегодня мы наблюдаем результаты уникального социального эксперимента. В конце 80-х - начале 90-х годов в США было принято новое законодательство об обращении с правонарушителями и контроле над преступностью:

<правило трех ошибок>, связанное с усилением уголовной ответственности рецидивистов, совершивших три любых умышленных преступления;

закон <МЕГАН> 1995 года, ставящий под контроль общественности по месту жительства освободившихся из мест лишения свободы сексуальных маньяков [85];

закон о контроле над насильственной преступностью и правоохранительных органах 1994 года, ограничивающий право собственности на определенные виды вооружений и дающий дополнительные полномочия органам охраны правопорядка по осуществлению функций соц

иального контроля на улицах [86].

Примечательно вместе с тем, что ужесточение обращения с правонарушителями проводится в США одновременно с усилением кампании по защите прав и свобод жертв преступлений и увеличением участия общественности в профилактике преступлений. Реализация прин

ципов ужесточения социального контроля и увеличения участия общественности в профилактике преступлений, с одной стороны, привела к определенному сокращению преступности, стабилизации ее уровня в начале 90-х годов и последовательному снижению в течен

ие последних шести лет, а с другой - к чрезмерной стигматизации правонарушителей, к росту расходов налогоплательщиков на содержание осужденных.

Так, в 1994 году количество осужденных на 100000 населения составляло: США - 645, Россия - 580, Казахстан - 515, Беларусь - 478, Украина - 316 [87].

Заметим тем не менее, что при исчислении коэффициентов судимости к лишению свободы в зависимости от методик сбора и анализа информации допускались определенные погрешности. Например, в различных источниках такой коэффициент в США в 1994 году оценивал

ся в 554, 600, 645; в России - 580, 694 осужденных к лишению свободы на 100000 населения. И если это неудивительно для России с отмечаемой многими чрезмерной <урегулированностью> уголовной статистики[88], то для системы учета виктимизации и преступно

сти в США подобная погрешность выглядит, по меньшей мере, странно.

Учитывая, что одного преступника в США содержат примерно 15 налогоплательщиков, а общая стоимость расходов на коррекционные программы различного рода составляет 100000000 долларов ежегодно [89], можно с оптимизмом смотреть в будущее Украины, принимая

во внимание, правда, и тот факт, что, несмотря на выявленные тенденции к снижению криминальности (с 1989 по 1994 г. уровень виктимизации населения в США сократился с 29 % до 24% респондентов, ставших жертвами преступления), США остается страной с ч

резмерно высоким уровнем межличностного насилия, достаточно стабильным в последние годы.

В годы борьбы с алкоголизмом статистическое снижение алкогольной преступности в СССР сопровождалось пропорциональным ростом преступности трезвой и связанной с самогоноварением экономической преступности [90]. И это очевидно, поскольку преступность ка

к явление чутко и быстро реагирует на любые изменения общества.

Тотальное принуждение лишь временно ограничивает уровень преступности, она приобретает новые формы, проникает на новые места, возникает в новых видах и состояниях. Немудрено, что в период развала системы социального контроля в странах СНГ именно прес

тупники явились первой мощной силой, консолидировавшейся с коррумпированными представителями власти и создавшей практически неуязвимую систему экономического разворовывания государства.

Проблема же состоит еще и в том, что только методами уголовного права, широким применением карательных мер преступность обуздать не удается. Система уголовной юстиции всегда работала и будет работать на пределе своих возможностей. В годы увеличения у

ровня преступности криминальному преследованию подвергаются практически только тяжкие преступления, представляющие особую опасность для общества. При относительно нормальном состоянии преступности правоохранительные органы, помимо тяжких, расследуют

и иные дела. Однако и в такие годы как минимум половина совершаемых в стране преступлений и, соответственно, преступников остается безнаказанной. Арифметическое увеличение состава сотрудников правоохранительных органов также не даст своего результата

, кроме ухудшения налогового бремени, без принятия комплекса иных дополнительных мер.

Исследования экспертов ООН свидетельствуют о том, что развитые страны расходуют в среднем от 2 до 3 процентов годовых бюджетов на контроль за преступностью, тогда как развивающиеся - в среднем 10-15 процентов. В соответствии с данными Третьего обзор

а ООН по проблеме виктимизации в начале 90-х годов развитые страны содержали около 225 полицейских офицеров на 100000 населения и около 20 сотрудников тюрем на 100000 населения.

В развивающихся государствах соответствующие показатели на порядок выше: около 500 полицейских и более 50 сотрудников исправительно-трудовых учреждений на 100000 населения [91]. Не будет особым секретом уведомить, что в Украине такой показатель соста

влял в середине 90-х годов 419 сотрудников милиции на 100000 населения. Это среднее значение для стран Восточной Европы, озабоченных взрывным ростом преступности в переходный период (484 человека на 100000 населения) [92].

В этой связи любые призывы о создании новых форм государственного контроля над преступностью будут скорее отражать потребности бюрократии, чем общества в целом. Немудрено, что, продолжая <закручивать гайки> и <наращивать мускулы> в таких условиях, вс

е общество будет вынуждено играть в <казаки-разбойники>, шаг за шагом склоняясь к проторенной дорожке террора власти против собственного народа.

В стремлении к гуманизации системы ограничения социальных отклонений, после долгих лет исканий, проб и ошибок, мировым сообществом был разработан целый комплекс рекомендаций и приемов по контролю и профилактике преступности, показавших свою эффективн

ость в практике предупредительной деятельности во многих странах.

Как известно, к ним относятся:

- нейтрализующие криминогенный потенциал меры общей профилактики, связанные с организацией жилищной политики, повышением уровня благосостояния населения, рациональной и гармоничной политикой в отношении семьи, детей, молодежи, ограничением безработиц

ы, созданием условий для полноценного отдыха людей;

- меры специальной профилактики, направленные на изобличение преступников, недопущение совершения и пресечение начавшихся преступлений, предупреждение преступной активности населения (мероприятия по организации уголовного преследования, наказания, ко

ррекции поведения потенциальных преступников и перевоспитания правонарушителей) [93].

Традиционность и относительно низкая эффективность вышеназванных способов специальной превенции еще не означает их ненужности. Существование системы санкций поддерживает функционирование и гомеостаз любой социальной формы.

<Вечное наказание, пронизывающее все точки и контролирующее каждое мгновение в дисциплинарных институтах, сравнивает, различает, иерархически упорядочивает, приводит к однородности, исключает. Одним словом, нормализует>, - писал Мишель Фуко в своей р

аботе, посвященной философии возникновения современной системы социального контроля [94].

Вместе с тем преступность - достаточно сложное и многогранное явление, производное от важнейших социальных характеристик жизни человечества. И в этой связи успешная политика в области борьбы с преступностью зависит от множества положительных результа

тов в малом, а не только от дорогостоящих программ усиления социального контроля и увеличения количественного и ресурсного обеспечения органов охраны правопорядка [95].

Ориентация на усиление борьбы с преступностью с помощью политики <наращивания мускулов> приводит, как показывает практика, гораздо чаще к массовым нарушениям прав человека и <регулированию> статистики преступности. В результате мы достаточно часто ст

алкивались и, к сожалению, порой сегодня сталкиваемся с фактами, когда выполняющими социальный заказ правоохранительными органами <преступность осознанно статистически занижалась, а контроль над ней статистически завышался> [96].

Вот почему эксперты ООН не мыслят существование рациональной и отлаженной программы контроля над преступностью в обществе без включения в нее (а в некоторых странах и примата) мероприятий по вовлечению общественности в процесс предупреждения престу

пности и, наконец, широкого применения мер по нейтрализации криминальных ситуаций и позитивному (в том числе обучающему) воздействию на потенциальных и реальных жертв преступлений [97].

Последняя группа мер связана с ограничением для преступника возможностей совершения преступлений посредством:

- осложнения доступа к объекту преступления (общинный контроль, установка охранной сигнализации);

- уменьшения рентабельности преступления (отработка системы антикриминальной субкультуры общины, направленной на снижение страха перед преступностью);

- социального взаимодействия и посредничества в области разрешения конфликтов;

- введения безналичной формы расчетов, сократившей карманные кражи и грабежи;

- контроля над средствами совершения преступлений (ограничение продажи оружия);

- общей организации защиты потенциальных жертв от нападений преступников и т.п.

Практика мировых криминологических исследований свидетельствует, что именно упор на активизацию применения последней группы мер приводит к наиболее позитивным результатам в области социального контроля над преступностью.

Критики вышеуказанных концепций виктимологической и ситуативной профилактики преступлений утверждают, что они как таковые не решают вопрос в корне, а лишь добиваются снижения уровня преступности в отдельно взятых районах и в отношении достаточно обес

печенных слоев населения, которые могут и способны организовать свою защиту [98].

И хотя изменчивость преступности действительно предполагает ее отток из районов с наиболее жестким и формализованным контролем в бедные и относительно безопасные для преступности районы трущоб и социального упадка, хотя чрезмерное увеличение мерами с

итуативного подхода может привести к ограничению прав граждан, общая гуманистическая направленность подобной криминологической политики, не связанная с жесткостью наказаний в <классической> уголовно-политической доктрине и жестокостью мер исправитель

ного воздействия в доктринах <опасного состояния личности>, все более приветствуется как политиками, так и самим населением.

Достаточно сказать, что отстаивание идей виктимологической профилактики в США за последние 20 лет привело к тому, что в стране функционирует более 5000 (!) программ помощи жертвам преступлений, что конституционные Билли о правах жертв и специальное з

аконодательство о защите прав потерпевших приняли все легислатуры всех 50 штатов и в 1996 году началась подготовка к принятию очередной поправки к Конституции США, посвященной охране прав потерпевших от преступлений.

Там, где чистота и порядок, где существуют нормальные соседские отношения, где в ваше отсутствие соседи смотрят за безопасностью вашей квартиры, поливают цветы, достают газеты, следят за непрошеными посетителями, договариваются о сигнализации друг др

угу в минуты опасности, организуют совместно общую систему безопасности многоквартирного дома, где все соседи контролируют поведение лиц, устраивающих пьянки у себя в квартирах, приводящих подозрительных лиц к себе домой, - там, как правило, особых п

роблем с преступностью не возникает.

Известный криминолог Ганс Иоахим Шнайдер приводит пример, когда в Сент-Луисе одну из новостроек, сооруженную в 1957 году, пришлось разрушить в 1975, т.к. из-за архитектурных просчетов (внешняя изолированность лифтов, лестничных площадок и коридоров,

отсутствие запорных переговорных устройств в вестибюле и т.п.) и полного отсутствия контроля со стороны жильцов в здании было совершено ужасающее количество краж, разбойных нападений, изнасилований и других преступлений. Все большее число квартир пус

тело, и их начали использовать в своих целях бродяги, бездомные и наркоманы. Ни полиция, ни общественность не смогли справиться с кризисом, и здание пришлось разрушить.

Напуганные этим <жители ряда улиц в Сент-Луисе решили осуществлять собственную программу стабилизации своих общин и устрашения правонарушителей. За счет уменьшения налогов, вводимых городскими властями, они взяли на себя ответственность за свои улицы

, за их очистку и освещение. Улицы были перегорожены в одном конце, чтобы ликвидировать возможность сквозного прохода и проезда. В жилой части этих улиц преступность серьезно снизилась. Из интервью с преступниками известно, что они выбирают для своих

деяний места, дающие им возможность совершить преступление и быстро скрыться. Они избегают улиц, на которых считаются <чужими>. Надзор за частными улицами в Сент-Луисе интенсивнее, поскольку жители этих улиц рассматривают их как свои собственные и п

оскольку здесь, в этих жилых комплексах, сложились достаточно сплоченные общины> [99].

Разумеется, до Сент-Луиса нам еще очень далеко, однако, если бы удалось организовать кооперацию жильцов каждого дома в конкретном городе, селе для устранения его криминогенных недостатков, в стране жилось бы легче.

Вспоминается один криминологический курьез, когда руководитель правоохранительного органа в районе-спальне крупного города, задумавший писать кандидатскую диссертацию по проблеме предупреждения квартирных краж, попытался внедрить в районе какие толь

ко ни есть новеллы в области предупреждения краж, существовавшие в то время.

Здесь были и отряды старых большевиков, которые по поручению райкома патрулировали улицы и скверы, и устройство обязательного дежурства жильцов в дневное время, и увеличение количества ячеек централизованной охраны, и разработка памяток жильцам по пр

едупреждению квартирных краж и т.п.

Результат сказался достаточно быстро - через несколько месяцев уровень квартирных краж в этом районе сократился более чем на двадцать процентов. Все бы было хорошо, но через год энтузиаста перевели на другое место, система начала потихоньку развалива

ться и количество краж возросло до прежней отметки.

Как видим, потерпев фиаско в деле предупреждения криминального поведения традиционными средствами, специалисты больше внимания стали уделять поощрению рационального поведения потенциальной жертвы преступного посягательства.

Знание и учет основных факторов риска, которые сопровождают нашу жизнь, могут оказаться полезными при разрешении любого конфликта, в том числе и преступного. В этой связи основные приемы безопасного поведения могут пригодиться в самых различных конфл

иктных ситуациях. По крайней мере, следование им помогает ограничить вероятность попадания в опасные ситуации, а также дает знание, как себя вести в них, чтобы максимальным образом затруднить реализацию преступных намерений со стороны правонарушителя

. Ибо, как заметил один джентльмен, <выход из безвыходного положения находится там же, где вход>.

1.1.8. Виктимность и преступность - две стороны одной медали

Анализ современных криминогенных ситуаций свидетельствует, что дилеммы <преступник-жертва> и <жертва-общество> - в действительности лишь две стороны одной медали. Кризисные ситуации порождены отнюдь не самой преступностью, а взаимодействием преступно

сти, виктимности и иных социальных факторов в конкретно-исторических условиях. При этом альтернативность интересов данных социальных систем в их взаимодействии нередко иллюзорна и исходит скорее из существующих представлений об антагонистическом конф

ликте между преступниками, жертвами и обществом, чем от реальной ситуации.

Как утверждают специалисты: <Эргатические системы содержат трудновыявляемые ресурсы кумуляции и скрытые программы, которые могут проявляться и разворачиваться в соответствующих ситуациях, причем, когда они возникли, то подавить их чрезвычайно трудно,

часто невозможно. Скрытые программы могут быть генетическими, но могут возникать и локализоваться, сохраняясь в <замороженном виде> путем самоорганизации> [100].

К сожалению, мы до сих пор не располагаем инструментарием, позволяющим с достаточно высокой степенью объективности провести исследование указанных систем как социального целого. Так, область моральных представлений, эмоционально-волевая сфера, играющ

ие огромную роль в усилении и подавлении общечеловеческих конфликтов, способах их ориентации и стимулирования, не подлежат пока объективному измерению и квантификации [101].

Мечты пионеров криминологии о социальной физике, физике нравов, к сожалению, во многом остались лишь мечтами. Однако ученый <...может и должен не ограничиваться сферой официально-позитивных преступлений и кар (подвигов и наград), изучаемых уголовным

правом (или имеющим равное право на существование наградным правом), а может ловить свою <рыбу> и вне этой области, в более обширных морях социальной реальности> [102].

Вот почему совершенствование системы социального контроля над преступностью, обеспечение справедливого отношения с жертвой реально осуществляются именно в системе <преступник-жертва-общество>. Однако риск виктимизации часто не зависит только от эффек

тивности самой системы социального контроля и уголовной юстиции.

Напротив, многочисленные исследования свидетельствуют, что виктимизация населения как таковая определяется соотношением демографических и социально-ролевых факторов, ориентирующих индивида (социальную группу) на удовлетворение определенных потребност

ей с заданными обществом возможностями их удовлетворения, равно как и иными общими политическими, социальными и экономическими условиями жизнедеятельности общества [103].

И виктимность, и преступное поведение личности, порождаясь антагонизмом между уровнями признания (социальный аспект), возможностей (психический аспект) и притязаний (моральный аспект), на массовом уровне отражают разные уровни существования девиантн

ости как социальной формы. <Структурный характер общества приводит индивидуума к девиантности как реакции на разочарование своим социальным положением, а возможности общества формируют его действия> [104].

Реализующаяся в совокупности преступлений преступность - фактический криминальный произвол [105].

Реализующаяся в совокупности виктимных отклонений от безопасного образа жизни виктимизация - девиантные реакции населения на преступность, а также ожидания и страхи населения, активность, отклоняющаяся от нормы безопасности.

И в этой связи виктимность (как и преступность) должна являться объектом изучения отдельных, относительно самостоятельных научных дисциплин.

<Возникновение и развитие нового направления в науке - процесс длительный, - писали всего лишь пятнадцать лет назад в 1985 году авторы <Курса советской криминологии>, обращаясь к анализу науковедческих вопросов отечественной виктимологии. - На сегод

няшний день он еще не завершен, поэтому нет достаточной ясности в теоретических основах и главных направлениях виктимологических исследований> [106].

Нет нужды еще раз говорить, что подобное отношение к предмету виктимологии порой сохраняется и по сей день. Вместе с тем современное <исследование преступности, начинаясь с уже имеющегося представления об этом социальном явлении, должно обогащаться,

рефлексировать, обрастать плотью и кровью, дополняться связями и опосредованиями с другими социальными процессами, чтобы предстать в возможно более полном, конкретном виде как целостность и проявление общественного целого> [107].

Анализ мировоззренческих основ формирования виктимологии волей-неволей подталкивает к выводу о том, что логика развития виктимологии как самостоятельного научного направления диктуется всей логикой развития науки об обществе, науки о человеке, всей л

огикой формирования этноса и его культуры.

Выше, исходя из историко-методологических основ развития научного познания преступности и взаимосвязанных с ней форм отклоняющегося поведения, мы показали, что и отечественные и зарубежные ученые в процессе осуществления поиска причин и условий отдел

ьных девиаций прошли путь от становления криминологии как самостоятельной науки о преступности, вышедшей из уголовной антропологии и социологии уголовного права к теории деликтности и, наконец, к теории социальных отклонений как самостоятельной (спец

иальной) социологической теории, которая описывает феномен социальных отклонений и его взаимосвязи с обществом.

Соответственно, анализ проблемы коррекции девиаций показал особую значимость и эффективность регулирования социальных воздействий на личность, интегрирующих ее в профилактический процесс, в противовес стандартным запретительным методикам социального

контроля.

<Только в том случае, когда общность, к которой принадлежит человек, обеспечивает защиту его прав, моральные требования к нему оказываются обоснованными. В этом проявляется одна из особенностей моральной формы регулирования поведения. В тех социальны

х группах, которые нарушают это требование, моральные запреты и поощрения неизбежно обесцениваются> [108].

Поэтому виктимология, возникая как отдельное научное направление в криминологических исследованиях, идя навстречу необходимости развития и совершенствования знаний о человеке и особенностях регуляции его поведения, со временем не может не преобразов

аться в самостоятельную науку.

Ее задачи и цели сводятся к изучению путей нормализации негативных социальных, психологических и моральных воздействий на человека (социальную общность) со стороны природной среды, искусственной жилой и рабочей среды, социальной среды, а также внутре

нней среды самого человека (социальной общности) [109].

Предмет криминологии - преступность, предмет виктимологии - активность жертв социально опасных проявлений, относительно самостоятельная и дистанцированная от иных видов социальных девиаций.

Как правильно отметил профессор Э. Виано: <Если мы все более и более начинаем опасаться сложностей современной жизни в обществе, новая наука должна быть определена и создана не только потому, что она в состоянии определить для себя относительно новый

предмет изучения, но также и потому, что она видит новые взаимоотношения и динамику и предлагает интегрированный подход к исследованиям и прикладным методикам, которые объединяют существующие науки, получая то лучшее, что каждая из них может предлож

ить> [110].

Помимо этого, логика возникновения и становления виктимологии как самостоятельной науки обусловлена не только вышеперечисленными социально-политическими, социально-психологическими, социально-коррекционными, мировоззренческими проблемами развития на

уки и общества. По сути дела, она диктуется также и самой историей развития общества в целом, да и самой виктимологии.

При этом история развития виктимологических исследований в мире свидетельствует о наблюдающемся переходе от конкретного изучения виктимогенных структур непосредственной жизни индивидов в рамках криминологии к относительно самостоятельному комплексном

у изучению социальных фактов на предельных уровнях обобщения, на уровнях, описываемых единой виктимологической теорией как учением о жертвах социально опасных проявлений.