Что написано пером... Поговорка Большая комната, где работал генерал Пантер, в прежнее время совершенно пустая, теперь заставлена снизу доверху ящиками тройным и четверным рядом папок всевозможных форматов и цветов. — Что это такое? — с удивлением спросил министр. — Улики против Пиро, — ответил генерал Пантер. Анатолъ Франс. «Остров Пингвинов» Основа детективного рассказа или сценария — чаще всего история расследования убийства либо кражи — преступлений одномоментных. На то есть причины. Для писателя истории такого рода — лишь повод в увлекательной форме показать столкновение коварства и доблести, торжества добра над пороком. Сама же техника убийства или кражи примитивна, как уловка хорька или крысы. Описание их не требует специальных познаний и не сдерживает развитие фабулы (что немаловажно при чтении в электричке по пути на работу). Иное дело преступления должностных лиц (на Западе их называют беловоротничковой преступностью). Это сложные аферы с использованием отклонений от производственной технологии, нарушений порядка банковских, страховых, биржевых, бухгалтерских операций; завуалированное взяточничество; несчастные случаи на производстве и в быту, повлекшие гибель людей; экологические катастрофы и т. п. Чтобы разобраться во всем этом, надо иметь представление о производстве, о банковском деле, бухгалтерском учете, технике безопасности, об охране природы, о полномочиях служащих разных рангов в разных отраслях экономики и управления. Какому писателю это по силам? Нет такого следователя, который все бы это знал. Между тем от него требуется не более- менее правдоподобное повествование, а достоверный, доказательный вывод о сути и причине происшедшего, о виновных и потерпевших и т. д. В производстве и управлении действия и решения, касающиеся значительных материальных ценностей, а также иные ответственные действия и решения обычно документируются. Поэтому расследование преступлений в этой области требует от следователя еще и вкуса к работе с бумагами, способности видеть за пожухлыми ведомостями, накладными, заявками, распечатками людей, их намерения и поступки, не всегда благовидные. В «беловоротничковой» преступности нередко участвуют субъекты, обладающие властными полномочиями, использующие свои полномочия и связи, чтобы совершать и скрывать преступления, противодействовать расследованию, выручать «своих мерзавцев», сохранять должность вопреки профессиональной непригодности и проч. Поэтому от следователя, занимающегося такими делами, ожидается еще и готовность бесстрашно идти на конфликт со власть имущими. Как видно, при расследовании «беловоротничковых» преступлений возникают проблемы, не характерные для дел о традиционной уголовщине — об убийствах, разбоях, кражах и т. п. Впрочем, в последние годы границы между этими преступлениями размываются. Бандиты включаются в респектабельный бизнес, а бизнесмены используют услуги громил для подавления и устранения конкурентов, принуждения к возврату денег и т. п. Можно полагать, некоторые сенсационные убийства «деловых людей» и «крестных отцов» остаются нераскрытыми потому, что привычные приемы уголовного розыска оказываются недостаточными там,, где исследование документов раскрыло бы отношения и мотивы действующих лиц и исполнителей. Выдающимся мастером работы с документами был Давид Львович Голинков — следователь по важнейшим делам при прокуроре Российской Федерации. Начало моей работы под его руководством совпало с возникновением дела, которое произвело на меня сильное впечатление. При расследовании взяточничества в высокой судебной инстанции стало, в частности, известно, что в компании с обвиняемым пьянствовал ответственный сотрудник Комиссии по помилованиям Президиума Верховного Совета РСФСР. Непосредственно в преступлениях он не участвовал, но был близок к этому. Д.Л. Голинков решил рассказать об этом председателю Комиссии. Председатель недовольно выслушал эту весть и предложил поговорить о другом. Он показал пять конвертов, в которых с последней почтой поступили просьбы о помиловании. Просителями значились родственники осужденных, живущие по разным адресам в Москве и в Московской области. Но марки на конвертах были погашены штампом одного и того же отделения связи. Сходство конвертов, бумаги, расположение текста на конвертах и в самих жалобах, наконец, язык, стиль жалоб — все это указывало, что в действительности отправитель — одно и то же лицо. Председатель Комиссии предположил, что это дело рук какого-то подпольного адвоката. Он перелистал документы, приложенные к одной из жалоб. Они удостоверяли, что осужденный — фронтовик, в колонии ведет себя примерно, жена осталась с тремя детьми, о досрочном освобождении ходатайствует местком профсоюза с места прежней работы, При таком исключительном стечении благоприятных обстоятельств, пояснил председатель, помилование весьма вероятно. Беседа прерывалась телефонными звонками, обращениями по срочным вопросам работников Комиссии. Д.Л. Голинков тем временем просмотрел приложения к остальным просьбам. Оказалось, что, если верить бумагам, каждый из пяти осужденных — фронтовик и образцовый заключенный, у каждого по три ребенка и больная жена, за него просит местком. Все просьбы были поданы на имя председателя,, депутата Верховного Совета, и поэтому подлежали особому контролю, что тоже повышало шансы на успех. Из этого следователь заключил, что, во- первьк, комплектовал приложения к просьбам человек, хорошо знакомый с прохождением в Комиссии просьб о помиловании, скорее всего ее сотрудник, и, во-вторых, документы, вероятно, поддельные. Не торопясь делиться этими предположениями с председателем, Д. JL Голинков забрал пять конвертов с их содержимым, возбудил уголовное дело и приступил к расследованию. Уже на первых допросах прозвучала фамилия Нильского, бывшего военного юриста, с год назад принятого в Комиссию по помилованиям на должность консультанта. Незадолго до описываемых событий Нильский второй раз женился. Его новой женой стала Трубич, инспектор «Мосминвода». Она познакомила Нильского с разными людьми, у которых были проблемы с преступлением и наказанием. По условиям работы сам Нильский не мог во всех случаях давать заключения в интересах обратившихся к нему знакомых. Просить об этом сослуживцев он не рисковал. Однако как опытный юрист он быстро усвоил некий неписаный кодекс Комиссии — перечень обстоятельств, которые в совокупности дают высокие шансы на помилование. Новым знакомым он предлагал раздобыть любой ценой и передать ему соответствующие документы. В вопрос об их подлинности или подложности он не входил. Получив справки, ходатайства, характеристики на осужденного, Нильский составлял от имени родственников осужденного и подписывал его фамилией просьбу, которую почтой отсылал в Комиссию. Расчет на известные ему обыкновения иногда срабатывал, и несколько осужденных преступников вышли на свободу. Они рекомендовали Нильского другим. Круг клиентуры расширялся. Подвела Нильского его чиновничья пунктуальность. Собираясь с женой на курорт (по путевкам, полученным в качестве очередной взятки), он решил выполнить накопившиеся обязательства перед клиентами. В один день он продиктовал частной машинистке и отправил пять заявлений, с которых и началось дело. До возвращения супругов в делах Комиссии были найдены и другие заявления, отпечатанные той же машинисткой. За ними тоже стояли взятки. В итоге Нильский, а также группа взяткодателей и посредников были осуждены. Дела о преступлениях в сфере экономики — это обычно груды документов. Криминалисты предлагают разные основания классификации этих дел. Не оспаривая их, я лично в своей практике исходил еще из одного критерия, чисто субъективного и эмоционального, различая среди Дел о хищениях занятные и нудные. Пример первых — дело главного бухгалтера строительной организации Бочкина. Он не любил повторяться. Не было, пожалуй, ни одного бухгалтерского счета, который он не использовал для присвоения денег. Расчеты по заработной плате, расходы из безлюдного фонда, платежи в бюджет, приобретения по безналичному расчету — все это и многое другое в его руках было поводом для хищений. Он был сущим артистом казнокрадства. Следователи и ревизоры не уставали удивляться его изобретательности. Совсем иначе выглядят дела нудные. Скромная, неприметная, трудолюбивая женщина, рядовой бухгалтер по расчетам зарплаты, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год делает одно и то же: начисляет незаработанные деньги и затем присваивает их при содействии кассира или в обход кассира через подставных лиц. Понемногу, но часто. Ее девиз: «курочка по зернышку клюет, да сыта бывает». Обнаружить «курочкины» проделки нетрудно, если продублировать ее работу. Но на это в бухгалтерии никогда нет свободных рук. Ведь так уж у нас заведено: сокращать штаты начинают со счетных работников, ревизоров, контролеров. Поэтому хищения длятся годами и достигают огромных сумм. Разоблачение наступает случайно: когда, например, «курочка» внезапно заболеет и ее бумаги попадут в руки другого работника, тот заметит, начнет вникать, поднимет тревогу, и назначат бухгалтерскую ревизию. Это уже начало конца. Следователь в таких случаях получает материалы ревизии с многостраничными перечнями необоснованных выплат в их хронологической последовательности. По каждой выплате требуется установить, существует ли вообще человек, числящийся получателем (для чего взять справку в адресном бюро); работает ли он на данном предприятии (о чем справиться в отделе кадров); если существует, то подучил ли деньги и расписался ли в кассовой ведомости (для: чего его допросить); кто фактически получил деньги (для чего собрать образцы подписей и почерка подозреваемых, а также свидетелей, заявивших о подделке подписи, и назначить почерковедческую экспертизу). Это по каждой сомнительной выплате. А их — тысячи. И расследовать каждый случай порознь не хватает ни сил, ни времени. Ну а если один и тот же человек фигурирует в документах, допустим, пять раз, как быть? Пять раз вызывать его на допрос? Или на каждом допросе лихорадочно перелистывать документы в поисках других выплат на имя этого свидетеля? На каждого запрашивать сведения из адресного бюро и отдела кадров? По всякому случаю назначать экспертизу? Тогда справкам, запросам, экспертизам конца не будет, Где же выход? Неоднократно сталкиваясь с такими ситуациями, я со временем выработал методику расследования «нудных дел». Помог жизненный опыт совсем в другой области. В молодые годы я как-то наблюдал работу слесаря в механическом цехе. Ему поручили заключительную операцию по изготовлению корончатых гаек. Действуя рутинными приемами, каждую гайку надо было три раза зажимать в тисках, чтобы ножовкой, а затем напильником сделать в ее верхней части шесть выемок. Это труд физически тяжелый, да еще требующий напряженного внимания. Но слесарь поступил иначе. Он зажал в оправке сразу десять гаек и, улучив время, когда был свободен фрезерный станок, провел фрезой по всему десятку. Еще две такие операции — и он взялся за следующий десяток гаек.. Так он быстро и без напряжения справился с заданием, которое могло бы оказаться долгим и монотонным. В другом случае надо было обезжирить для последующего хромирования несколько десятков покрытых смазкой мелких фигурных деталей. Протирать каждую ацетоном — занятие долгое и неприятное. Вместо этого рабочий нанизал все детали на проволочное кольцо и сунул их в ванну с расплавленной селитрой, которая стояла в цехе для других надобностей. Смазка мгновенно вспыхнула и испарилась. Осталось только сполоснуть детали в воде. Подобным образом предстояло найти приемы, обеспечивающие выполнение каждой следственной операции по всем выплатам в один заход и с минимальными затратами «ручного» труда, т. е. переписки. Прежде всего требовалось определить, сколько всего человек числятся получателями необоснованных выплат и сколько таких выплат приходится на каждого из них. Для этого ревизоры по просьбе следователя составили алфавитную картотеку получателей с указанием необоснованно выплаченных им сумм, реквизитов платежных документов и листы дела, на которых эти документы расположены. Вместо запросов на каждого из получателей (а их сотни) в адресное бюро направляется вся картотека. Там по поручению следователя картотеку сопоставляют с данными прописки и разбивают на два блока: проживающих в данном городе и не проживающих. В карточки первого блока сотрудники адресного бюро вносят адреса, и этот блок служит сводным планом допросов. По карточкам второго блока адресное бюро предоставляет следователю справку о том, что указанные в них лица в данном городе проживающими не числятся. Такая справка уже служит одним из доказательств хищения денежных сумм, якобы выплаченных этим лицам. Блок «проживающих» поступает в отдел кадров предприятия и там разбивается на две группы: работающих на предприятии и не работающих. В карточках первой группы кадровик указывает, с какого времени и в каком подразделении работают эти лица (это облегчает организацию допросов по месту работы). О лицах второй группы отдел кадров выдает справку, что они не работают и не работали в соответствующий период на предприятии, и эта справка также представляет собой доказательство обвинения. После этого можно приступать к допросам. Каждая карточка из блока «проживающих» представляет собой план допроса, составление которого не потребовало особых усилий следователя. Обозначение в карточке реквизитов документов, которые следует предъявить свидетелю, и листов дела, на которых расположены эти документы, облегчает работу, так что практически два следователя успевают за день допросить несколько десятков человек и получить образцы их подписей для почерковедческой экспертизы. Подавляющее большинство лиц, числящихся получателями необоснованных выплат, обычно к хищениям непричастно, их фамилии включены расхитителями, в платежные документы по чистой случайности, произвольно, и каждый из них фигурирует в материалах ревизии один-два раза. Однако иногда предварительный анализ позволяет выделить неоднократных получателей. Это могут быть соучастники, которых организатор хищений бухгалтер-расчетчик вовлекает в хищения, если в них не участвует кассир. Но бывает и по-другому. Так, по материалам дела о хищениях на фаянсовом заводе ежемесячно производились необоснованные выплаты смотрителю высоковольтной линии. В ходе расследования же выяснилось, что обслуживаемый им участок находится в другом районе, там он и живет, и по его просьбе зарплату ему выплачивают раз в месяц. Воспользовавшись этим, обвиняемая регулярно включала намеченные для хищения суммы против его фамилии в «свободную» графу авансовой ведомости и подделывала его подпись. Так или иначе, неоднократные выплаты на имя одного и того же лица заслуживают особого внимания, и это полезно учесть в плане. Преступления должностных лиц нередко связаны с подлогами, с нарушениями правил бухгалтерского учета и отчетности. Поэтому в делах такого рода редко обходятся без документальной ревизии, криминалистической почерковедческой экспертизы и бухгалтерской экспертизы. Ревизоры, эксперты — это, как правило, высококвалифицированные специалисты, внушающие доверие и уважение. Но следователь всякий раз должен убедиться, что они оправдывают это доверие и уважение. Ведь их заключения ложатся в основу выводов о виновности обвиняемого в совершении преступления, а за эти выводы в стадии расследования лично отвечает следователь. Ревизии, экспертизы — мероприятия нередко длительные. Следователю же надо сориентироваться в специфических обстоятельствах уголовного дела как можно быстрее, чтобы приступить к неотложным следственным действиям, обеспечить сохранность и пополнение материалов для экспертов и ревизоров, с пониманием наблюдать за их работой и оценивать ее результаты. Не зря же в юридических вузах преподают бухгалтерский учет, почерковедение и другие разделы экспертной криминалистики. Пополнять эти: знания следователю надо всю жизнь. Иначе в сложных случаях он не сможет критически оценить ошибочные заключения ревизора или эксперта. Практика же сталкивает следователя и эксперта с чрезвычайно сложными ситуациями. Снабженец Баранов в течение пяти лет понуждал свою дочь писать от имени вымышленных лиц расписки в получении денег за якобы выполненные погрузочные работы. Этими расписками он отчитывался за присвоенные подотчетные суммы. Первые расписки, написанные когда девочка еще училась в начальной школе, не имели внешне ничего общего с последними, приложенными к отчетам Баранова незадолго ДО возбуждения дела. Однако, расположив расписки в хронологическом порядке, можно было проследить плавный переход от детской каллиграфии к «чертежному» почерку студентки машиностроительного техникума. Попытки непрофессионально, на глаз определить поддельность или подлинность подписи рискованны. Прораб Макарова составила фиктивный наряд на строительные работы, якобы выполненные приезжавшей на объект в командировку сотрудницей субподрядной организации Максименко. Наряд был оплачен через кассу. При расследовании возник вопрос, кто расписался за Максименко в расходном кассовом ордере. Кассир показала, что Макарова забрала у нее ордер и подлежащую выплате сумму, а затем вернула ордер с подписью получателя. Макарова не отрицала поддельности наряда и присвоения денег, но настаивала, что в ордере расписалась Максименко. Меж тем выполненная бисерным почерком: подпись в ордере совсем не походила на имевшийся у следователя образец размашистой подписи Максименко. По некоторым причинам ее долго не удавалось допросить. Когда же наконец допрос состоялся, Максименко подтвердила, что действительно по просьбе Макаровой расписалась в получении денег, не причитавшихся ей. При этом, сознавая, что содействует преступлению, изменила подпись, чтобы в случае чего от нее отказаться. Ошибаются и эксперты-почерковеды. Случай убедиться в этом я имея, разбираясь в конфликте прокурора одного из московских районов Михайловского с его помощницей Морозкиной. Прокурору было за что не любить свою помощницу. Она не раз жаловалась в вышестоящие инстанции, что Михайловский несправедлив к ней и в то же время использует свое служебное положение в личных целях. И вот появился повод избавиться от этой: неприятной дамы. Морозкина по окончании очередного отпуска несколько дней не выходила на работу, а затем представила на эти дни листок нетрудоспособности по уходу за больным скарлатиной ребенком. Листок был выдан больницей южного городка, где у Морозкиной, по слухам, были какие-то связи. Прокурор заподозрил неладное. Дня через два в прокуратуру пришла десятилетняя дочь Морозкиной. Не застав матери, девочка решила ее подождать. Михайловский же стал как бы невзначай ласково ее расспрашивать, как она провела лето. Девочка рассказала, что гостила у родственницы. На вопрос, не лежала ли она в больнице, девочка ответила отрицательно. Теперь в подделке листка у прокурора сомнений не было. Он сравнил записи в листке со служебными рукописями Морозкиной и убедился, что они схожи. Этим открытием Михайловский поделился со своим приятелем, именитым экспертом-почерковедом. И тот в срочном порядке дал заключение о том, что листок о нетрудоспособности заполнился Морозкиной. Прокурор представил это заключение в Отдел кадров с просьбой освободить его от сотрудницы, которая допускает прогулы и подделывает документы. Морозкина со своей стороны обжаловала действия прокурора. При проверке прежде всего было обращено внимание, что эксперт не располагал образцами почерка главврача больницы Семеновой, от имени которой выдан листок нетрудоспособности. Далее выяснилось, что Семенова — та самая родственница, у которой гостила Морозкина с дочерью. Семенова подтвердила, что выписала листок нетрудоспособности, и пояснила, что скарлатина протекала у девочки в легкой форме. Обнаружили заболевание только при шелушении кожи, т. е. когда кризис уже прошел. Поэтому госпитализации не потребовалось, тем более что девочка жила в квартире Семеновой, на территории больницы. Ограничились наблюдением и изоляцией от других детей. Повторная экспертиза, порученная не менее именитому эксперту, установила, что документ действительно заполнен Семеновой. На вопрос, чем объясняется ошибка первого Эксперта, второй, видимо, жалея своего коллегу, указал, что у близких родственников иногда наблюдается чрезвычайная схожесть почерков как результат подражания при обучении письму. Морозкина, ознакомленная с этим заключением, выразила недоумение: дескать, как могла повлиять Семенова на ее почерк, если она тетка покойного мужа Морозкиной. На мой взгляд, подобные ошибки имеют более правдоподобное объяснение. Так происходит, когда эксперту передается охотничий азарт следователя или прокурора и стремление помочь изобличению обвиняемого берет верх над объективностью. Значительную часть работы с документами составляют акты бухгалтерских, экономических, технических ревизий, инспекций и других служебных обследований. Эти документы нередко представляют фундамент дела. На них строятся заключения Экспертизы и конечные выводы следователя. Порочность же, ненадежность этих материалов могут привести к краху расследования. Поэтому опытные следователи с калькулятором в руках проверяют правильность подсчетов ревизора (а потом - эксперта), чтобы своевременно выявить ошибки и добиться их исправления. Критерий оценки сложного документа типа акта ревизии или заключения эксперта — не только правильность арифметических подсчетов, но также объективность, внутренняя логика, обоснованность информации. Недооценка этих требований порой обходится дорого. В милицию поступили негласные сведения о том, что приемщики мясокомбината за взятку завысили вес гурта скота, поступившего от одного колхоза. Результатом такой операции должна бы явиться недостача скота или мяса на комбинате, а также лишние деньги на расчетном счете колхоза, которыми как-то воспользуются злоумышленники. Негласные сведения, однако, подтверждения не нашли. Недостачи скота или мяса не оказалось. Гуртовщики и приемщики завышение веса отрицали. Однако вопреки этому сотрудники милиции, полагаясь на своих информаторов, решили забросить невод пошире — потребовали от треста провести сплошную ревизию приемки скота мясокомбинатом за полугодие. Они же предложили поручить ревизию пребывавшему не у дел бывшему главному бухгалтеру мясокомбината Федорову. Руководство треста пыталось отклонить эту кандидатуру, ссылаясь на то, что Федоров несколько лет назад уволен с этого комбината за пьянство. Но сотрудники милиции настояли на своем. Они считали, что Федоров как нельзя лучше знаком с учетом на комбинате, за истекшие годы преодолел свой недуг, а его неприязненные отношения с коллективом бухгалтерии и руководством треста — залог его нелицеприятности. Результаты ревизии превзошли самые мрачные ожидания. Ревизор выявил множество актов приема скота, за который поставщикам соответствующие суммы через банк не перечислялись, и не меньше случаев, когда деньги перечислялись колхозам и совхозам при отсутствии соответствующих актов на прием скота. Возникла версия о функционировании разветвленной преступной организации. По этой версии работники комбината создавали излишки скота за счет одних поставщиков и перечисляли в счет этих излишков деньги другим колхозам, совхозам, где эти деньги, по-видимому, переводили в наличность и расхищали. Было возбуждено дело о хищениях, совершенных в особо крупных размерах. Дело поступило к следователю. При ознакомлении с делом следователь прежде всего обратил внимание на то, что в материалах ревизии фигурируют как кредиторы и дебиторы, т. е. как не получившие деньги за принятый скот и получившие деньги за скот, который не сдавали, все без исключения колхозы и совхозы зоны мясокомбината. Такой размах преступной деятельности представлялся невероятным. Далее оказалось, что одни и те же поставщики числятся в одних случаях дебиторами, в других — кредиторами, как будто работники мясокомбината создают излишки путем обмана контрагента и ему же эти излишки передают для реализации. Это не поддавалось логическому объяснению и опровергало версию, положенную в основу возбуждения уголовного дела. Произведенная по требованию следователя сверка взаиморасчетов мясокомбината с поставщиками скота показала, что сколь-нибудь значительной задолженности, кредиторской или дебиторской, у комбината не было и нет. А было другое. Свои выводы ревизор построил на сопоставлении актов приемки скота с платежными поручениями банку оплатить поступившую партию скота. При этом если дата приемки, указанная в платежном поручении, не соответствовала, дате актов приемки, хранящихся на комбинате, ревизор относил поручение к бестоварным, неправомерно произведенным. И напротив, если имелся акт сдачи скота, на дату которого нет ссылки в платежном поручении, ревизор относил этот акт к не оплаченным комбинатом, а стоимость скота — к задолженности в пользу поставщиков, В действительности же расхождения между датами в приемо-сдаточных актах и ссылками на те же акты в платежных поручениях к хищениям никакого отношения не имели, Причина этих расхождений была иная. За задержки платежей банк налагал на мясокомбинат штрафы. И работники бухгалтерии, опаздывая с выпиской платежных поручений, чтобы избежать штрафа, указывали в них более позднюю дату приемки, чем та, что в приемном акте. На расчеты с поставщиками, а также на учет скота в мясокомбинате эти «маленькие хитрости» никак не повлияли. Выведенные ревизором грандиозные суммы дебиторской и кредиторской задолженности оказались дутыми. Сознавал ли это сам Федоров, провоцируя версию о крупных хищениях? Скорее всего, сознавал. Игры с датами приемных актов велись еще с тех времен, когда он сам возглавлял бухгалтерию мясокомбината. Если он хотел потрепать нервы своим бывшим начальникам и сослуживцам, то это ему удалось. До поры до времени он импонировал сотрудникам милиции, которым хотелось создать громкое дело. К тому же как ревизору ему шла значительная зарплата. В конечном счете дело лопнуло. Слабым утешением в таких случаях является соображение, что могло быть хуже. Могло быть и бывает, что из горы совершенно никчемных бумаг, оказавшихся на столе неквалифицированного или беспринципного следователя, возникают произвольные обвинения против невиновных. В случае же с мясокомбинатом социальные издержки свелись к тому, что оперативные работники, следователь, эксперты зря потратили несколько месяцев работы, которые можно было употребить с пользой для расследования реальных преступлений. Так получилось из-за просчетов в работе с документами, среди которых необоснованное назначение ревизии; поручение ее лицу, чья нравственная репутация и беспристрастность вызывали обоснованные сомнения; отсутствие контроля за ходом и промежуточными результатами ревизии. Подобные просчеты в следственной практике, к сожалению, весьма распространенны, и напомнить о них нелишне.