<<
>>

Глава пятая Идеальный дипломат

Принципы, которые, как показал опыт, обязательны для здоровой дипломатии, могут быть проиллюстрированы, если рассмотреть качества, обязательные для идеального дипломата. — Каковы эти качества? — Некоторые из них нынче устарели.

— Другие по-прежнему весьма необходимы. — Основа успешных переговоров — моральное воздействие, и покоится оно на семи добродетелях дипломата, а именно: i) правдивости, 2) точности, 3) спокойствии, 4) ровном характере, 5) терпении, 6) скромности, 7) лояльности.

I

Каковы же эти общие принципы, «основанные на здравом смысле и опыте», на которые я ссылался в конце предыдущей главы? Думаю, легче всего они могут быть изложены, если в данной главе я попытаюсь определить, какими моральными и умственными качествами должен обладать идеальный дипломат. Перечисляя эти качества в форме личных характеристик, я бы не хотел, чтобы меня заподозрили в том, будто я занимаюсь характерными зарисовками на манер Теофраста или Лабрюйера. Я преследовал более практическую цель. Я хочу проиллюстрировать этими качествами, какие правила и предписания здравая дипломатия выработала на протяжении веков. Одновременно хочу сформулировать критические стандарты, которые помогут всякому человеку, изучающему дипломатию, судить о том, какая дипломатия «хорошая», а какая «плохая». Надеюсь тем самым показать читателю, что искусство переговоров требует сочетания некоторых особенных качеств, которыми не всегда обладает обычный политик или даже обычный человек.

Большинство авторов сочинений по теории дипломатии уделяли немало места обсуждению качеств, необходимых лицу, ведущему переговоры, для успешного выполнения возложенной на него задачи. Все авторы сходятся во мнении, что, если

посол хочет добиться успеха, он должен завоевать доверие и симпатии лиц, находящихся у власти в той стране, где он аккредитован. Это с неизбежностью влечет за собой необходимость принимать во внимание конкретные обстоятельства времени и места.

Человек, который мог бы оказаться великолепным послом в XVII в., сегодня наверняка стал бы посмешищем. Посол, который добился исключительных успехов в Тегеране, может потерпеть сокрушительный провал в Вашингтоне. Эти различия очевидны, и на них не стоит задерживаться. И все- таки, прежде чем перейти к тому, что я бы назвал неизменными качествами, которые нужны всякому лицу, ведущему переговоры, интересно остановиться на тех, что когда-то считались необходимыми, а теперь утратили актуальность.

В превосходной статье о дипломатии, написанной проф. Алисоном Филлипсом для Британской энциклопедии, приводятся некоторые интересные выдержки из старинных руководств, где определены качества, нужные идеальному дипломату. Например, Оттавиано Магги в своей книге «О после» (De legato), опубликованной в 1596 г., утверждал, что посол должен получить богословское образование, хорошо знать Аристотеля и Платона и быть в состоянии мгновенно разрешить любую самую запутанную проблему по всем правилам диалектики. Кроме того, по мнению Магги, посол должен быть специалистом в математике, архитектуре, музыке, физике, гражданском и церковном праве. Он обязан свободно говорить и писать на латыни, хорошо знать древнегреческий, испанский, французский, немецкий и турецкий языки. Он должен иметь классическое образование, разбираться в истории и географии, быть знатоком военного дела и обладать утонченным вкусом к поэзии. Кроме всего этого, он должен быть знатен и богат и отличаться привлекательной наружностью.

Иногда требовались совсем уж особые качества. Так, княгиня Цербстская, мать русской императрицы Екатерины II, в письме к Фридриху Великому рекомендовала назначить послом

в Петербург красивого молодого человека с хорошим цветом лица. А способность поглощать не пьянея громадное количество крепких напитков полагали непременным качеством для всех послов, направляемых в Голландию или Германию.

Теперь эти качества уже не считаются настоятельно необходимыми для кандидатов на дипломатическую службу.

Можно даже сказать, что старая теория, согласно которой для каждого определенного поста следует подбирать людей определенного типа, начинает утрачивать популярность; ей на смену приходит идея о том, что человек, показавший себя умелым специалистом в одной стране, наверняка будет так же успешно действовать и в другой. Опыт доказал, что в этом утверждении заключается большая доля истины: ум и характер дают одинаково хорошие результаты как в Варшаве, так и в Буэнос-Айресе. Иногда говорят, однако, что британский МИД слишком последовательно проводит эту идею в жизнь и склонен назначать людей на дипломатические посты, совсем не считаясь ни с их индивидуальными психологическими особенностями, ни со специфическими условиями каждой отдельной страны. Подобного рода критика в целом необоснованна.

Интересно также отметить, что на протяжении веков существовали разные мнения насчет того, какие качества более эффективны как инструменты дипломата: ум или характер, хитрость или честность. Даже некоторые современные дипломаты пытались оправдывать ложь, сказанную из дипломатических соображений. Так, князь Бюлов утверждал, что Бетманн-Гольвегу следовало категорически отрицать, что он когда-либо произнес злосчастную фразу о «клочке бумаги». А граф Силасси в своем трактате о дипломатии безапелляционно доказывает, что в определенных обстоятельствах говорить заведомую ложь «патриотично». Эти лица не являются типичными представителями классической теории дипломатии. Граф Силасси не занимал высоких дипломатических постов,

а князь Бюлов причинил Германии едва ли не больше вреда, чем какой-либо другой государственный деятель этой страны. Общее мнение об искусстве переговоров явно склонно предпочитать доброе имя и доверие обману, причем такое более просвещенное мнение — это не просто продукт сравнительно недавнего времени.

Г-н де Кальер, например, в 1716 г. опубликовал трактат под заглавием «О способах ведения переговоров с государями, о пользе переговоров, о выборе послов и посланников и о личных качествах, необходимых для достижения успеха на этих должностях».

Это руководство, считавшееся дипломатами XVTTI в. учебником, содержит много мудрых и верных правил, ряд которых я приведу в дальнейшем. Теперь же мне хочется воспроизвести лишь один отрывок, который показывает, что даже в те времена, когда Фридриху Великому было четыре года, бюловская теория дипломатии не пользовалась успехом у здравомыслящих людей.

«Хороший дипломат, — пишет Кальер, — никогда не должен добиваться в переговорах успеха посредством лживых обещаний и обмана доверия; вопреки распространенному мнению ошибочно предполагать, будто искусный посол должен быть первоклассным мастером в искусстве лицемерия. Лицемерие в действительности происходит от ничтожности ума человека, который к нему прибегает, это знак того, что человек этот не обладает достаточными способностями, чтобы изыскать средства для достижения своих целей справедливыми и разумными путями. Вне всякого сомнения, зачастую лицемерие помогает дипломату добиться успеха, но всегда менее прочного, так как оно возбуждает ненависть и жажду мести в сердцах обманутых им людей, которые рано или поздно дадут ему почувствовать последствия его коварства.

Пусть даже лицемерие и не было бы столь противно для всякого человека с правильным образом мыслей, лицо, ведущее переговоры, должно помнить, что ему в течение жизни придется договариваться не по одному делу, так что в его интересах

снискать хорошую репутацию и рассматривать ее как истинное достояние, ведь она облегчит ему впоследствии достижение успеха на других переговорах и обеспечит ему почтительный и любезный прием во всех странах, где его знают; стало быть, он должен настолько прочно утвердить мнение о честности своего господина и о своей собственной, чтобы не возникало сомнений в том, что он обещает»1.

II

Из вышеизложенного ясно, что даже в XVIII в. дипломаты, описывавшие плоды собственного опыта, считали нравственную чистоту наиболее важным качеством из всех тех, которыми должен обладать дипломат, намеренный преуспевать. Г-н Жюль Камбон, писавший свыше двухсот лет спустя после Кальера, придерживался такого же мнения.

«Итак, вы видите, — пишет он, — что самое необходимое качество для дипломатического представителя — это моральный авторитет. Его испытанная лояльность должна внушать правительству, при котором он аккредитован, и его собственному правительству такое доверие, чтобы сказанное им никогда не ставилось под сомнение»2.

Стало быть, если мы считаем, что ловкий дипломат с большой долей вероятности может оказаться ненадежным, а ненадежный дипломат неизбежно станет опасным неудачником, то мы должны рассмотреть, какими особыми добродетелями должен обладать идеальный дипломат или какие из них он должен приобрести, чтобы завоевать «моральный авторитет».

Первая добродетель — это правдивость. Под правдивостью понимается не только воздержание от сознательного введения людей в заблуждение, но и щепетильное стремление избегать и намека на ложь или сокрытие истины. Хороший дипломат

Кальер Ф.де. О способах ведения переговоров с государями. Гл. Ш: О качествах и поведении дипломата / Пер. Л. А. Сифуровой. М.: Гендальф, 2000. С. 47—48. Камбон Ж. Указ. соч. Гл. I: Дипломат. С. 33 наст. изд.

должен всеми силами стараться не оставлять неправильного впечатления о себе у тех, с кем договаривается. Если он неосознанно ввел в заблуждение иностранного министра, с которым ведет переговоры, или если последующие сведения противоречат тем, которые он сообщил ранее, то ему следует немедленно исправить возникшее недоразумение, какова бы ни была временная выгода, которую он может получить, если не исправит его. Даже если применять к переговорам минимальные требования, все равно и в этом случае исправление неверных сведений повышает уважение к человеку в настоящем и укрепляет доверие на будущее.

Ни на одну секунду лицо, ведущее переговоры, не должно соглашаться с Макиавелли, провозгласившим, что бесчестность других оправдывает вашу собственную. Барон Соннино, итальянский министр иностранных дел в 1918 г., велел выгравировать на каминной доске в своем кабинете девиз «Aliis licet: tibi non licet» («Другим можно — тебе нельзя»).

Это изречение должны твердо помнить все дипломаты.

Похожее правило применимо также и в тех случаях, когда имеешь дело с проявлениями утонченного восточного ума. Один видный британский дипломат, долгое время работавший на Дальнем и Ближнем Востоке, имел обыкновение давать следующий совет молодым дипломатам, назначенным в восточные столицы: «Не теряйте времени на попытки раскрыть, что таится в глубинах восточного сознания: почем знать, может быть, там ничего и не скрывается. Старайтесь всеми силами не допустить, чтобы у них осталась хоть тень сомнения насчет того, будто вы затаили какую-то заднюю мысль».

Как я уже сказал выше, принцип, гласящий, что правдивость важна для всякой эффективной дипломатии, — это вовсе не открытие последнего времени. Я упоминал выше лорда Малмсбери как представителя старой дипломатии и описывал его методы. Но даже лорд Малмсбери убедился на опыте, что двуличие просто невыгодно. В письме лорду Кэмдену в 1813 г.,

в ответ на вопрос о том, как должен держать себя дипломат, он выразился следующим образом: «Едва ли нужно говорить о том, что никакое обстоятельство, никакой вызов, никакое стремление опровергнуть несправедливое обвинение, никакая мысль (как бы заманчива она ни была) добиться цели, которую вы себе поставили, не могут нуждаться во лжи и уж тем более оправдывать ее. Успех, достигнутый при помощи лжи, сомнителен и непрочен. Разоблачение обмана не только навсегда погубит вашу репутацию, но и глубоко ранит честь вашего двора. Если, как это часто бывает, хитрый министр внезапно задал вам нескромный вопрос, требующий точного ответа, то либо парируйте вопрос как нескромный, либо вместо ответа просто серьезно и задумчиво взгляните на собеседника. Но ни в коем случае не опровергайте в категорической манере правдивых заявлений и не подтверждайте ложных и опасных».

III

Если правдивость — это первая добродетель идеального дипломата, то точность — вторая. Под ней понимается не только точность мышления, но и нравственная точность, то есть щепетильность. Лицо, ведущее переговоры, должно обладать и тем и другим.

Профессиональный дипломат приучается к точности с самого начала своей служебной карьеры. Небрежность и неряшливость свойственны дипломатам-любителям. Известно, что даже политики, даже министры упускали из виду, что дипломатия, как явствует из самого термина, — искусство скорее письменное, чем устное, и что пути истории усеяны гробницами мирных договоров, которые или остались незавершенными или развалились по заключении только из-за того, что их фундаменты были построены на песках какого-нибудь устного недоразумения. Бьёркё, Бухлау*, Туари*, Стреза*, Мюнхен* — вот те разрушенные храмы, которые должны служить предостережением для всех молодых дипломатов.

Профессиональные дипломаты, как правило, не столь подвержены неточности. Посол почти всегда получает инструкции в письменном виде; представления иностранному правительству он делает или при помощи тщательно составленной ноты или в личной беседе; в последнем случае он немедленно по возвращении обязательно описывает содержание разговора в донесении своему правительству.

Более того, согласно установившемуся обычаю, если послу предстоит сделать иностранному правительству особо важное сообщение, он должен принести с собой краткий конспект, или aide-memoire (памятную записку), с изложением того, что ему предписано высказать. Он может зачитать этот меморандум министру и даже оставить его копию. В свою очередь, если посол получает от министра, с которым ведет переговоры, какое-нибудь чрезвычайно важное устное сообщение, то он проявит разумную предусмотрительность, если покажет министру свою версию разговора, прежде чем официально сообщит ее своему правительству. Когда послы забывали о подобного рода предосторожности, это вело к печальным инцидентам в прошлом. Классическим примером такого недоразумения служит отказ г-на Гизо в 1848 г. от обещаний, данных устно лорду Норманби (тогдашнему британскому послу в Париже), о которых последний сообщил в донесении, посланном в Лондон. Г-н Гизо заявил, что лорд Норманби совершенно неверно истолковал его слова и что он никогда не давал обещаний, которые ему приписали. Он также резонно добавил, что доклад о беседе, отправленный послом своему правительству, можно рассматривать как достоверный и обязательный документ только в том случае, если он был предварительно представлен на рассмотрение лица, чьи утверждения в нем излагаются.

Хотя профессиональный дипломат редко бывает повинен в том, что я называю интеллектуальной неточностью, склонность к тому, что я именую нравственной неточностью, постоянна и велика.

Нравственная неточность принимает различные формы. Опытный дипломат хорошо знает, что человеческие поступки зависят от случайных событий и что предсказывать — дело всегда опасное. Поэтому он подвергается искушению или вообще избегать каких-либо прогнозов или, по меньшей мере, изрекать предсказания в стиле дельфийских оракулов*. Дух Сивиллы, а равно ее оригинальная манера выражаться слишком часто служат примером, которому подражает старательный дипломат. Он предпочитает перестраховаться. Хотя дипломаты совершенно правы, избегая каких-либо поспешных предсказаний, равно как и всяких несдержанных высказываний, они все же должны без колебаний ставить правительство в известность

о              направлении, которое, по их мнению, с большой долей вероятности примут в дальнейшем местные события. Донесения, содержащие двусмысленные прогнозы, могут, конечно, дать послу возможность постфактум выставлять напоказ свой дар предвидения, но они не приносят какой-либо существенной пользы ни правительству, ни репутации посла. Слишком часто послы настолько боятся быть обвиненными в неправильной оценке положения, что вообще избегают давать какие бы то ни было оценки. Уклоняясь от ответственности, они не выполняют одну из важнейших обязанностей дипломата.

Может быть, это не такой уж серьезный недостаток, однако если моральная неточность проявляется во взаимоотношениях посла с правительством, при котором он аккредитован, то тем

самым может быть причинен серьезный ущерб делу. Правильно, что посол старается поддерживать хорошие отношения с властями, с которыми ему приходится взаимодействовать, но временами в этом своем стремлении он заходит чересчур далеко. Нередко бывает так, что дипломат, получив от своего правительства инструкцию сделать сообщение, которое, как он знает, вызовет раздражение и неприязнь, столь сильно смягчает полученные распоряжения, что дает неверное и слабое представление об их сути.

Но даже если он достаточно лоялен и добросовестен, чтобы строго следовать букве инструкций, у него порой возникает соблазн во избежание оскорбления сопроводить изложение полученных инструкций такой интонацией или такими жестами, которые дают понять, что он лично не согласен с тем, что ему поручено передать. Об этих соблазнах и сопровождающих их симптомах вновь пойдет речь в разделе «лояльность».

IV

Третье качество, необходимое идеальному дипломату, — это спокойствие. Лицо, ведущее переговоры, не только не должно показывать своего раздражения при столкновении с глупостью, бесчестностью, грубостью или самомнением тех, с кем ему выпадает неприятная обязанность договариваться, но еще ему полагается отречься от всякой личной враждебности, личных предпочтений, от всякого энтузиазма, предрассудков, тщеславия, преувеличений, театральности и морального негодования. Известное ироническое высказывание Талейрана, когда его попросили дать совет молодому дипломату, гласило: «Et surtout pas trop de zele»[38] — «Прежде всего не приходите в возбуждение от вашей работы». Этот совет могли бы повторить все опытные дипломаты.

Выдержка и невозмутимость, свойственные идеальному дипломату, могут сильно подорвать его популярность среди друзей.

И в самом деле, качества, присущие вышколенному дипломату, как-то: осторожность в суждениях, скептическая терпимость, хладнокровно-бесстрастное отношение ко всему — часто заставляют посторонних наблюдателей считать его гордецом, лентяем, дураком или серьезно больным человеком.

Спокойствие идеального дипломата должно проявляться, главным образом, в следующем: во-первых, он должен быть человеком уравновешенным или, по крайней мере, уметь обуздывать свой дурной нрав, во-вторых, он должен быть исключительно терпелив.

Случаи, когда дипломаты теряли самообладание, с ужасом вспоминают целые поколения их преемников. Выйдя из себя во время переговоров с Меттернихом во дворце Марколини в Дрездене 26 июня 1813 г., Наполеон швырнул свою треуголку на пол, — результаты были очень и очень печальны*. Сэр Чарльз-Юэн Смит сорвался на переговорах с султаном Марокко и разорвал в его присутствии договор. Граф Таттенбах утратил контроль над собой на Альхесирасской конференции*, подвергнув свою страну тяжелому дипломатическому унижению. А г-н Стиннес впал в раздражение в Спа*.

Терпение и настойчивость также весьма важны для успеха на переговорах. Г-н Поль Камбон, один из наиболее удачливых дипломатов современности, служивший французским послом в Лондоне в течение 20 лет, являл чудеса терпеливости. Он прибыл в Англию в те времена, когда англо-французские отношения были напряжены до крайности и находились на грани разрыва. Когда же он покидал Англию, мы были верными союзниками. В течение всех этих 20 лет г-н Камбон выжидал. Он всегда стремился к примирению, неизменно проявлял сдержанность, был воплощением лояльности и непременно оказывался там, где нужно. Благодаря необыкновенной способности выбирать подходящий момент, тонкому пониманию обстановки, исключительному достоинству манер к 1914 г. он стал всеми уважаемым человеком, пользовавшимся всеобщим

доверием. Подобное терпение не всегда проявляли посланцы других наций, которые желали быстро достигнуть каких-нибудь неотразимых успехов и поскорее вернуться домой с блестящими результатами. Слишком часто эти нетерпеливые послы отпугивали британского бульдога и заставляли его отказываться от аппетитной косточки — заманчивых предложений.

Брат Поля Камбона, г-н Жюль Камбон, французский посол в Берлине, в своем увлекательном очерке «Дипломат» считает терпение одной из первых добродетелей дипломата. «Умение выжидать, — пишет он, — не менее необходимо тому, кто хочет преуспеть. Порой дует неблагоприятный ветер, и, чтобы войти в гавань, приходится лавировать»[39]. В качестве примера терпения и настойчивости он приводит свои довоенные переговоры с Кидерлен-Вехтером.

V

Дипломат может быть правдив, точен, спокоен, терпелив, уравновешен, но чтобы стать идеальным, он должен быть еще и скромен. Едва ли можно преувеличить опасности, которыми чревато для дипломата тщеславие. Оно искушает его не считаться с советами и мнениями людей, обладающих большим опытом и лучше, чем он, знающих страну или разбирающихся в каком-то вопросе. Оно делает его легко уязвимым для лести или нападок со стороны тех, с кем он ведет переговоры, побуждает слишком субъективно смотреть на характер и цели его функций, а в крайних проявлениях даже заставляет предпочитать яркий, но сомнительный успех какому-нибудь не столь бросающемуся в глаза, но более осторожному компромиссу. Тщеславие ведет к тому, что дипломат начинает хвастать победами и тем самым вызывает ненависть у побежденных. Оно может помешать дипломату в некий критический момент сознаться своему правительству, что его предсказания или информация были неверны.

Оно же делает его жертвой или инициатором ненужных трений в незначительных вопросах сугубо светского характера. Оно может вынудить его к проявлению оскорбительного чванства, снобизма или вульгарности. Тщеславие — главная причина всех случаев нарушения тайны и большинства проявлений бестактности. Оно толкает страдающих этим пороком к краснобайству и к роковым для дипломатов пристрастиям: иронии, эпиграммам, двусмысленным намекам и колким ответам. Оно может помешать послу сознаться даже самому себе, что он не настолько владеет турецким, персидским, китайским или русским языком, чтобы в важных вопросах обходиться без услуг переводчика. Тщеславие может породить опасную иллюзию, нередко возникающую у профессиональных дипломатов, что их место службы — это центр дипломатической вселенной и что министерство иностранных дел только из-за слепоты и упрямства не следует их советам. Оно может подвести дипломата и даже заставить совершить вероломство, свысока отозвавшись перед посетившими его политиками или журналистами о министре иностранных дел. Наконец, тщеславие может привести за собой и иные пороки — неточность, возбудимость, нетерпение, чрезмерную эмоциональность и даже лживость. Из всех недостатков дипломатов, а их много, тщеславие, вне всякого сомнения, — наиболее распространенный и наиболее вредный.

Среди несчастий, к которым тщеславие приводит морально неустойчивый человеческий дух, одно влияет на практику переговоров особенным образом — это самодовольство. Оно ведет сначала к потере гибкости, а затем и к снижению проницательности.

У дипломатов, в особенности тех, которые занимают незначительные посты и вряд ли пойдут выше, обыкновенно совершается постепенный переход от обычного человеческого тщеславия к непомерному самомнению. Весь уклад жизни дипломата — церемонии, придворные приемы, просторные особняки, лакеи и еда — стимулирует прогрессирующий скле

роз личности. С возрастом у таких людей замедляются речь, движения и восприятие, что придает им напыщенный вид. Конечно, дипломаты типа г-на де Норпуа* не столь часто встречаются среди наших современников. Но, пусть даже смотреть на Норпуа как на образчик несправедливо, видеть в нем предостережение все же разумно.

Если косность поражает не слишком одаренного дипломата, то она лишает его умения приспосабливаться к обстоятельствам. Он перестает с прежней гибкостью реагировать на явления, которые порицает, или на идеи, с которыми не знаком. Разумеется, этот недостаток присущ всем, кто без борьбы сдается наступлению старости. Но у дипломата это влечет за собой действительное снижение уровня профессионализма, так как умение приспосабливаться или ставить себя на место другого человека — необходимейшая составляющая для успеха переговоров.

Разрешите еще раз процитировать Кальера: «Он [дипломат. — Примеч. ред.] должен... в определенном смысле отказаться от своих собственных мнений и поставить себя на место государя, с которым ведет переговоры, так сказать, перевоплотиться в него, понять его соображения и склонности и сказать себе, познав его таким, каков он есть на самом деле: “Если бы я был на месте этого государя, с его властью, его страстями и предрассудками, какое бы воздействие оказало на меня то, что я ему предлагают»[40].

Утрата умения приспосабливаться сопровождается потерей воображения. Для молодого дипломата воображение — это часто ловушка. «Pas de fantaisie»[41] — таков был совет (бесполезный, как можно полагать), который Бюлов-старший дал своему более знаменитому сыну. И тем не менее, если пожилой дипломат теряет дар воображения, он становится подобен загруженному судну без парусов. Он перестает реагировать на ветры перемен,

что дуют с родины, и даже на шквалы, которые могут внезапно возникнуть в стране пребывания. Он преисполняется такого самодовольства, что перестает интересоваться чужой психологией. А поскольку психологическая подвижность — один из наиболее важных факторов на переговорах, страдающий апатией дипломат превращается в бесполезную обузу.

Позвольте закончить эту главу седьмой великой добродетелью идеального дипломата — лояльностью.

Профессиональный дипломат находится под воздействием разных, подчас противоречивых, обязательств в плане соблюдения лояльности. Он должен быть лоялен к своему повелителю, правительству, министру и министерству, своим сотрудникам, до известной степени к дипломатическому корпусу столицы пребывания. Он должен быть лоялен к местной британской диаспоре и ее коммерческим интересам. Он обязан проявлять особую форму лояльности к правительству, при котором аккредитован, и министру, с которым ведет переговоры.

Существует такая тенденция: у дипломатов, долго живших за границей и, быть может, утративших связь со своим народом и министерством иностранных дел, контуры лояльности всегда немного размываются. Они склонны или настолько сентиментально и страстно любить страну пребывания, что перестают замечать все ее недостатки, или же ненавидеть ее с такою силой, что становятся невосприимчивы к любым ее достоинствам. Или же между ними могут оказаться такие, которые столь увлечены теорией о том, что задача посла — устанавливать «хорошие отношения» с иностранными правительствами, что путают цель со средствами и рассматривают «хорошие отношения» не как часть своих обязанностей, а как единственную цель деятельности. Концентрация внимания на работе только своей миссии может заставить дипломатов позабыть о том, что у их страны есть посольства и в других столицах и что есть лишь один орган, который обладает всеми источниками

информации и способен правильно взвесить дипломатическое положение в одной стране по сравнению с другими, — это МИД. Личная же антипатия к тем или иным иностранным коллегам может помешать готовности к совместной работе с ними даже тогда, когда сотрудничество диктуется политикой стран, которые они представляют. Старые традиции, даже прежнее соперничество могут помешать усердному проведению дипломатами в жизнь нового политического курса, за который выступает министр иностранных дел. А трения с собственным штатом могут временами отвлекать внимание посла от более серьезных задач, стоящих перед посольством.

Против всех этих ядов, которыми может быть отравлен посол, имеется одно эффективное противоядие — исключительная лояльность в отношении правительства, которому он служит.

Я уже отметил ранее, как легко дипломату, который не согласен с политикой своего правительства, показать свое несогласие, не нарушая букву инструкций. Но даже если он «assents with civil leer»[42]*, ему следует отдавать себе отчет в том, что на самом деле это молчаливое проявление нелояльности.

Нелояльность может незаметно и вопреки воле дипломата закрадываться в доклады, которые он посылает домой. Еще Кальер предостерегал дипломатов от искушения говорить своему правительству то, что оно желало бы услышать, а не то, что ему следовало бы знать*. И наиболее достойные из послов склонны поддаваться этому искушению, не осознавая, что, поступая таким образом, они проявляют нелояльность в отношении своего правительства, которому должны говорить правду, какой бы горькой она ни была.

Но как же соблазнительно для дипломата, находящегося за границей, не уклоняясь от истины, извлечь максимальную для себя пользу из благоприятных фактов! Он знает, что его

депеши попадут на Даунинг-стрит или набережную Орсе* одновременно с донесениями из других столиц. Он также знает, что чиновники МИДа, которым приходится читать донесения и делать из них выжимки, перегружены работой и обременены заботами.

Он знает, что утешительные известия (такова человеческая природа) вызывают чувство удовольствия, а тревожные доставляют огорчение. Измученный чиновник, получающий одновременно шесть докладов из шести стран, неизбежно огорчается, когда МИД обвиняют в инертности или когда видит мрачные признаки каких-либо грядущих бедствий. Он с облегчением переходит от депеши сэра Чарльза Икс (который пишет: «Если вы срочным образом не предпримете немедленных шагов, то последует полная катастрофа») к депеше сэра 1енри Игрека (которая гласит: «Благодаря энергичным действиям и предусмотрительности, проявленной правительством Его Величества, удалось полностью овладеть положением. Вы можете теперь все предоставить мне, я не нуждаюсь в дальнейших указаниях»).

Измученный чиновник непременно придет к выводу, что сэр Чарльз Икс «сварлив и предпочитает упорствовать в своих заблуждениях», а на сэра Генри Игрека определенно «можно положиться». Франсуа де Кальер предупреждал об этом еще в 1716 г.

Вот, стало быть, каковы качества моего идеального дипломата: правдивость, точность, спокойствие, терпение, уравновешенность, скромность и лояльность. Это также и свойства идеальной дипломатии.

Читатель может возразить: «Но Вы же забыли назвать ум, знания, интуицию, осмотрительность, гостеприимство, очарование, трудолюбие, мужество и такт». Я не забыл о них, просто считаю, что эти качества сами собой разумеются.

<< | >>
Источник: Камбон Ж. Дипломат., Никольсон Г. Дипломатия. 2006

Еще по теме Глава пятая Идеальный дипломат:

  1. II ИСТОРИЯ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА
  2. МАТЕРИАЛЫ К ГЛАВЕ УП
  3. ГЛАВА 23 ПОДГОТОВКА ЯПОНИИ К ВОЙНЕ
  4. Глава 5 крещение княгини Ольги как факт международной политики (середина X века)
  5. Глава 7 Накануне Крещения: Ярополк Святославич и Оттон II (70-е годы X века)
  6. Глава 11 Несостоявшийся «триумвират»: западноевропейская политика Ярославичей (вторая половина XI века)
  7. ГЛАВА XII ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС
  8. ГЛАВА XV ВСЕСЛАВЯНСКИЙ СОЮЗ
  9. Глава 10 ИМИДЖ РОССИИ В ГЛОБАЛЬНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
  10. Глава 12 МЕХАНИЗМ ФОРМИРОВАНИЯ ПОЗИТИВНОГО ОБРАЗА РОССИИ
  11. Глава четвертая Демократическая дипломатия
  12. Глава пятая Идеальный дипломат
- Внешняя политика - Выборы и избирательные технологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - Дипломатическая и консульская служба - Идеология белорусского государства - Историческая литература в популярном изложении - История государства и права - История международных связей - История политических партий - История политической мысли - Международные отношения - Научные статьи и сборники - Национальная безопасность - Общественно-политическая публицистика - Общий курс политологии - Политическая антропология - Политическая идеология, политические режимы и системы - Политическая история стран - Политическая коммуникация - Политическая конфликтология - Политическая культура - Политическая философия - Политические процессы - Политические технологии - Политический анализ - Политический маркетинг - Политическое консультирование - Политическое лидерство - Политологические исследования - Правители, государственные и политические деятели - Проблемы современной политологии - Социальная политика - Социология политики - Сравнительная политология - Теория политики, история и методология политической науки - Экономическая политология -