Глава первая Происхождение организованной дипломатии

Рост общественного интереса в демократических странах к международным делам с 1918 г. — Недостаточное понимание вопроса из-за смешения понятий «внешняя политика» и «переговоры».

I

Будет полезно с самого начала сказать, о чем пойдет речь в этой книге.

До войны 1914—1918 гг. рядовой избиратель в Великобритании и ее доминионах, а также в США лишь от случая к случаю проявлял интерес к международным отношениям. Бывали, конечно, периоды, когда внешняя политика становилась предметом партийных и даже программных разногласий. Но в большинстве случаев широкие слои населе

ния не интересовались ни принципами внешней политики, ни методами или способами, которыми она осуществлялась. Предполагалось, что основы внешней политики покоятся на неизменных национальных и государственных нуждах и как таковые находятся вне сферы партийных разногласий.

Столь безразлично настроенная публика, разумеется, пребывала в уверенности, что сменяющие друг друга кабинеты приложат все усилия, чтобы сохранить главнейший из национальных интересов — мир. И если возникала ситуация, при которой какие-либо внешние силы угрожали жизненно важным свободам, правам, владениям или интересам страны, то большинство граждан поддерживало правительство в его решимости отразить эту угрозу применением военной и морской силы.

Война 1 g 14— 1 g 18 гг. значительно поколебала эту пассивность и безразличие. С одной стороны, стало ясно, что любая страна может (подчас без ведома, обсуждения и согласия народа) оказаться связанной определенными обязательствами в отношении других держав и что в момент серьезного кризиса народ может в одночасье встать перед альтернативой: отвергнуть обязательства, принятые от его имени, или быть вовлеченным в войну. С другой стороны, теперь все поняли, что в современной войне страдают не только профессиональные военные и моряки, которые по собственной воле избрали для себя воинское ремесло, но и каждый гражданин подвергается тяжким испытаниям, мучительным тревогам и колоссальным опасностям.

Именно осознание этих двух фактов побудило рядового избирателя демократических стран после войны подходить к международным вопросам менее добродушно и снисходительно, с более обоснованной критикой и большей настороженностью. Это было важным шагом вперед. Но, заинтересовавшись этими вопросами, широкая публика была поставлена в тупик их сложностью и запутанностью.

Настороженность сменилась беспокойством, критика слишком часто принимала форму преувеличенных подозрений, а внимание стало чересчур напряженным.

Одной из основных причин этого тревожного замешательства была ошибка широкой публики, путавшей политику и переговоры и называвшей две разные области деятельности одним словом «дипломатия», имевшим дурную славу. Общественность не заметила разницы между тем, что можно именовать «законодательной» и «исполнительной» сторонами вопроса. В то время как решения, задающие общее направление внешней политики, должны в демократических странах приниматься кабинетом с согласия избранных народом представителей, осуществление этой политики, независимо от того, назовем ли мы эту деятельность дипломатией или переговорами, должно быть, как правило, предоставлено опытным и осторожным профессионалам.

Проводить это различие, на самом деле, очень важно для установления здорового демократического контроля над внешней политикой. Во внутренних делах, где народ обладает опытом, накопленным многими поколениями, различие, о котором было сказано выше, не вызывает затруднений. Бюджет или закон, касающийся, например, образования, составляется соответствующим министром при участии чиновников его ведомства, рассматривается кабинетом и направляется в парламент для обсуждения и утверждения, а затем передается Для исполнения в органы исполнительной власти. Публика вполне обоснованно интересуется первоначальной стадией

обсуждения, во время которой «политику» формулируют и выбирают, последующее исполнение затрагивает ее менее непосредственно.

В иностранных делах, однако, избиратели еще не привыкли придерживаться этого удобного различия, и постоянное неверное употребление слова «дипломатия» для обозначения как процесса формирования внешней политики, так и ее осуществления мешает им приобрести эту привычку. Именно поэтому необходимо в самом начале этого исследования установить истинное значение слова «дипломатия» и указать, в каком смысле или смыслах это слово будет употребляться в дальнейшем.

П

В современном языке слово «дипломатия» небрежно употребляется для обозначения целого ряда довольно-таки разных вещей.

Этими пятью значениями слова «дипломатия» в странах, говорящих по-английски, пользуются без всякого разбора, в результате чего в мало какой-либо другой области политики существует подобное смешение понятий. Если бы, например, слово «армия» употреблялось для обозначения мощи, искусства

стратегии, тактики как науки, профессии солдата и воинственных инстинктов людей, то, надо полагать, дискуссии по военным вопросам приводили бы ко многим недоразумениям.

Цель этой монографии — описать в простых, но точных выражениях, чем дипломатия является, а чем нет. В первых двух главах будет дан краткий очерк происхождения и эволюции дипломатической теории и практики. Цель исторического обзора — показать, что дипломатия не изобретение и не забава какой-нибудь определенной политической системы, но служит необходимым элементом любых разумных отношений между людьми и народами. Далее будут рассмотрены изменения в дипломатических методах последнего времени, причем особое внимание будет уделено вопросам «открытой» и «тайной» дипломатии и препятствиям, мешающим сочетать эффективную дипломатию с демократическим контролем. В других главах будет показано, как работает современная дипломатия, какая существует связь между дипломатией и торговлей; каковы организация и управление заграничным аппаратом министерства иностранных дел и каково значение дипломатии, применяемой на конференциях.

Однако прежде чем заняться исследованием столь широкого круга вопросов, необходимо, как уже было сказано выше, определить, в каком смысле или смыслах в этом труде будет употребляться слово «дипломатия». Я предполагаю придерживаться толкования, данного этому слову Оксфордским словарем английского языка (Oxford English Dictionary), а именно: «Дипломатия — это выстраивание (management) международных отношений посредством переговоров; метод, при помощи которого послы и посланники регулируют эти отношения и управляют ими; работа или искусство дипломата».

Взяв это точное, хотя и широкое толкование для руководства к действию, я надеюсь избежать как зыбучих песков внешней политики, так и болот международного права. Я буду обсуждать особенности политики или политической системы различных народов лишь постольку, поскольку они касаются методов и стандартов осуществления этой политики. Я буду затрагивать вопросы международного права лишь в той мере, в какой оно способствует развитию теории дипломатии или влияет на привилегии, иммунитеты и действия дипломатических представителей. И я надеюсь, что таким образом сумею сосредоточить внимание больше на «исполнительной», чем на «законодательной» стороне вопроса.

III

Прежде всего необходимо рассмотреть, как и почему возникла в человеческом обществе дипломатическая практика.

Я осознаю, что выражение «дипломатическая практика» само по себе может породить ту двусмысленность, против которой я только что возражал. Некоторые могут понять под этими словами те способы ведения международных дел, которые дипломаты на основании опыта многих столетий считают дающими наилучшие результаты; другие могут обозначить этими словами принципы переговоров, общие для всего комплекса международных отношений и не зависящие от преходящих изменений в государственном строе или во внешней политике.

Желательно, стало быть, не смешивать эти два оттенка толкования данного выражения. В настоящей главе я рассмотрю, как человечество постепенно пришло к изобретению и развитию ныне действующего аппарата профессиональной дипломатической службы, а в следующей главе исследую, как общие положения и правила искусства переговоров выделились в нечто совершенно особое (хотя и всегда дополняющее и даже находящееся в подчиненном положении) от государс

твенного управления, с одной стороны, и политики, с другой. Я начну поэтому с происхождения и эволюции дипломатической службы.

Дипломатия в смысле упорядоченного ведения отношений между двумя группами людей, чужих друг другу, существовала и в доисторические времена. Теоретики XVI в. утверждали, что первыми дипломатами были ангелы, так как они служили вестниками (messengers) между небом и землей. Современные историки вряд ли могут разделить эту точку зрения.

Даже в доисторические времена, вероятно, бывали случаи, когда одна группа дикарей желала вести переговоры с другой, например, о временном прекращении битвы, чтобы подобрать раненых и похоронить убитых. Вероятно, с самого начала времен, и даже для наших предков неандертальцев и кроманьонцев, было ясно, что подобного рода переговоры оказались бы серьезно затруднены, если бы посланец одной стороны был убит и съеден другой до того, как передать послание, поэтому даже в отдаленнейшие эпохи, должно быть, догадывались предоставлять посланцам определенные права и привилегии, которых воины были лишены. Особа подобного рода посланцев, или вестников, если они были надлежащим образом уполномочены, должна была с самого начала считаться в некотором роде священной и неприкосновенной; из этих обычаев и возникли те особые иммунитеты и привилегии, которыми пользуются современные дипломаты.

Нужно помнить, что в примитивном обществе все чужестранцы считались опасными и нечистыми. Послы Юстина II*, прибывшие для переговоров с турками-сельджуками*, первым делом подверглись очищению с целью уничтожить исходившее от них вредное влияние. Чародеи племени дикими танцами, сжиганием ладана, битьем в бубны и всеми известными им магическими действиями пытались уменьшить опасность заразы. Послы к татарским ханам также должны были пройти через огонь, прежде чем предстать перед ханами, и даже дары, кото

рые они привозили, очищались подобным же образом*. Еще в XV в. Венецианская республика грозила изгнанием или даже смертью венецианцам, которые общались с членами иностранных миссий*. И даже в наши дни некоторые рудименты этого табу можно обнаружить в Москве и Тегеране*. В настоящее время в Лондоне и других более прогрессивных столицах процесс очищения, которому подвергаются иностранные послы, осуществляется более постепенно и не так явно.

В древности табу, существовавшее в отношении иностранцев и особенно послов, было широко распространено и имело большую силу. Чтобы смягчить суровость этого табу, возник обычай предоставлять дипломатические привилегии особому должностному лицу — глашатаю племени или города. Эти вестники были облечены полурелигиозным авторитетом и находились под особым покровительством бога Гермеса. Выбор этого божества привел к тому, что в последующие эпохи о дипломатической службе нередко бытовали отрицательные мнения.

Следует помнить, что бог Гермес был для древних символом чародейства, плутовства и хитрости. Уже в день появления на свет он украл у своего брата Аполлона пятьдесят коров и спрятал их в пещере, после чего вернулся в свою колыбель и безмятежно заснул. Проявленная Гермесом ловкость так понравилась Зевсу, что он стал пользоваться услугами Гермеса для выполнения деликатных дипломатических поручений, в частности для убийства Аргуса. Греки видели в Гермесе доброго, но бессовестного покровителя путешественников, купцов и воров. Именно Гермес наделил Пандору, первую женщину, даром лести и обмана. Он придавал силу голосу вестников и укреплял их память. Его считали посредником между миром богов и людей. Однако, несмотря на свою огромную популярность, большим уважением он не пользовался. Дипломаты впоследствии часто жалели, что их покровителем не было избрано другое божество, может быть не столь блестящее, но заслуживающее большего доверия.

IV

С переходом от мифологии к истории мы обретаем более твердую и надежную почву под ногами.

Глашатаи эпохи Гомера* были не только уполномоченными для переговоров, в их обязанность входило управление царским двором, поддержание порядка на собраниях и выполнение ряда религиозных обрядов. С развитием греческой цивилизации и одновременным сближением городов-госу- дарств между собой и ростом их взаимного соперничества, тех качеств, которыми обладал городской глашатай, оказалось явно недостаточно; искусство переговоров требовало более высоких дарований. Профессия глашатая (вестника) часто передавалась по наследству, а главными качествами умелого глашатая считались только хорошая память и зычный голос. Со все возраставшим усложнением взаимоотношений между греческими полисами возникла необходимость повысить уровень дипломатической службы, находившейся на тот момент в зачаточном состоянии.

Начиная с VI века до н. э., греческие города-государства стали назначать послами наилучших ораторов, наиболее ловких судебных адвокатов. Задачей этих послов было отстаивать интересы своего полиса перед народными собраниями чужих городов или союзов. В их обязанности не входил сбор сведений о стране, куда их направляли, или составление докладов по возвращении*, они должны были только произносить блистательные речи*.

Читавшие Фукидида знают, сколь блистательны и сколь длинны были эти речи*. Из произведения этого историка также можно заметить, что в V веке до н. э. специальные посольства между греческими полисами настолько участились, что возникло нечто похожее на современную систему постоянных дипломатических отношений.

В первых главах своей истории Фукидид дает подробное и поучительное описание греческой дипломатической кон

ференции, раскрывая ее содержание и процедуру. Он описывает, как спартанцы созвали конференцию союзников для решения вопроса о том, действительно ли Афины нарушили договоры и следует ли объявить им войну*. Эта конференция происходила в Спарте в 432 г. до н. э. Рассказ Фукидида о ней содержит много ценных сведений о греческой дипломатической практике.

Во-первых, приводится порядок ведения конференции. Делегаты Мегар и Коринфа произнесли перед народным собранием Лакедемона длинные речи, в которых изложили свои претензии к Афинам. Затем их попросили удалиться, и собрание перешло к обсуждению мер, которые должны быть приняты. Вопрос об объявлении войны был поставлен на голосование и решен сперва возгласами одобрения, а затем и большинством голосов.

Во-вторых, из повествования Фукидида мы видим, что в Спарте в это время оказалась афинская делегация. Она не была в числе приглашенных на конференцию, где заседали только члены Пелопоннесского союза*. Афиняне находились в Спарте по каким-то другим делам, вероятно, вели переговоры о заключении торгового договора. Им, однако, разрешили не только присутствовать на конференции будущих противников, но даже участвовать в дебатах. Даже после того как союзники решили объявить войну Афинам, афинской торговой делегации позволили остаться в Спарте до тех пор, пока она не закончит дела, ради которых приехала. Это показывает, сколь высоко была развита дипломатическая практика греческих городов-государств.

Историческое свидетельство Фукидида о спартанской конференции показывает, что уже к V веку до н. э. греки выработали некую систему постоянных дипломатических отношений, что члены дипломатических миссий пользовались определенными иммунитетами и большим уважением; было признано, что отношения между государствами нельзя регулировать и

ими нельзя управлять только при помощи хитрости и насилия и что существует какое-то имманентное право, стоящее выше сиюминутных национальных интересов и выгод текущего момента.

V

Эти традиции и принципы перешли от греков к римлянам. Последние не были наделены какими-либо особыми способностями к искусству переговоров*. В течение многих столетий своего господства они применяли методы скорее воина-легионера или строителя дорог, чем дипломата. В худших своих проявлениях римляне бывали безжалостны в достижении поставленных целей и жестоки в средствах. В лучших — выработали принцип сокрушать наиболее упорных противников, но щадить покорившихся. Вклад римлян в дипломатию следует искать в области не техники переговоров, а международного права.

В задачу данной книги не входит обсуждение разницы между ius civile (право, применявшееся во взаимоотношениях римских граждан между собой), ius gentium (право, применявшееся во взаимоотношениях между римскими гражданами и чужеземцами) и ius naturale (право общее для всего человечества). Римская доктрина о нерушимости контрактов, естественно, породила твердую веру в святость договоров. Популярность легенды о Регуле* (история о человеке, который согласился скорее пожертвовать жизнью, чем нарушить обещание, данное карфагенянам) показывает, что эта концепция глубоко укоренилась в сознании римлян. Туманная идея ius naturale, кроме того, содействовала зарождению известных принципов того, что мы сегодня должны назвать международным поведением. Она предполагала наличие фундаментальной идеи «права», или «правильного» (right), применимой для всех рас и во всех обстоятельствах. Она делала акцент на обязательности соблюдения договоров. Онаучила, что толкование договоров должно не только исходить из голой буквы взятого обязательства, но и сообразовываться с требованиями справедливости и разума.

Несмотря на ценность и жизненную важность этих идей, они оказали влияние скорее на теорию дипломатии, чем на практику. Римская система, как мы увидим дальше, создала квалифицированных архивариусов — специалистов в области дипломатических прецедентов и процедуры.

Обретя господство, Рим в своих взаимоотношениях с другими странами пользовался уже в большей степени колонизаторскими и административными приемами, чем дипломатическими, и поэтому мало сделал для создания корпорации специально подготовленных людей, умеющих вести переговоры.

Только в последний период своего существования Римская империя ощутила необходимость в искусстве переговоров*, или в собственно дипломатии. Византийские императоры достигли в этом деле исключительной изобретательности. Они придумали три основных метода: первый — ослаблять варваров, разжигая раздоры между ними, второй — приобретать дружбу пограничных племен и народов денежными субсидиями и лестью и третий — обращать язычников в христианство. Одновременно применяя все три метода, Юстиниану удалось распространить свое влияние на Судан, Аравию и Абиссинию и держать в страхе племена, жившие около Черного моря и на Кавказе. Подобные методы использовались и в более позднюю эпоху, когда Византии* стали угрожать болгары, мадьяры и русские.

Постоянные усилия последних императоров подкрепить тающую физическую силу дипломатическими комбинациями, и специальные методы, к которым они при этом прибегали, внесли новый элемент в дипломатическую практику. Метод разжигания вражды между деспотами соседних стран делал необходимым для правительства в Константинополе получение точной информации о честолюбивых замыслах, слабостях и ресурсах тех, с которыми оно собиралось иметь дело, поэтому послам византийских императоров поручалось не только представлять интересы империи при дворах варварских деспотов, но также слать подробные донесения о внутреннем положении

чужих стран и о взаимоотношениях этих стран между собой. Для этой цели нужно было обладать иными качествами, нежели у вестника или оратора. Потребовались люди с развитой наблюдательностью, большим опытом и здравым суждением. Таким образом постепенно возник тип профессионального дипломата. Подобно тому как вестник уступил место оратору, так оратора сменил опытный наблюдатель.

VI

Эта эволюция происходила медленно. Лишь в XV в., когда итальянские государства стали назначать постоянных послов, дипломатия как профессия получила, можно сказать, всеобщее признание. Однако лишь в 1815 г. статус и устав этой профессии были установлены международным соглашением*.

Между тем одновременно с переходом от вестника к оратору и от оратора к профессиональному дипломату постепенно возник новый фактор. Этот фактор странным образом был связан с происхождением самого слова «дипломатия».

Это слово происходит от греческого глагола «складывать». Во времена Римской империи все паспорта, пропуска для проезда и подорожные чеканились на двойных металлических пластинках, которые складывались и сшивались особым образом. Эти металлические пропуска назывались дипломами. В более поздний период это слово стало обозначать и другие, неметаллические официальные документы, главным образом те, которые предоставляли привилегии или включали соглашения с чужеземными общинами и племенами. С увеличением числа этих договоров имперские архивы оказались заваленными бесчисленным количеством мелких документов, сложенных и скрепленных особым образом. Появилась необходимость в обученных чиновниках, чтобы каталогизировать, расшифровывать и сохранять эти документы. Таким образом возникла профессия архивиста, а вместе с ней и палеография — наука, занимающаяся исследованием и расшифровкой старинных

документов. Эти два занятия до конца XVII в. назывались res diplomatica (дела дипломатические) — как связанные с архивами или «дипломами».

Мы не всегда отдаем себе отчет в значении, которое в средние века придавали сбору и упорядочению архивов. Можно без преувеличения утверждать, что обычаи дипломатии как науки, основанной на прецеденте и опыте, были впервые установлены в папских и прочих канцеляриях под началом и руководством нескольких поколений «магистров свитков» (хранителей архивов). Канцелярия Каролингов* была тщательно организована и имела большой штат служащих. Начальник канцелярии назывался канцлером. Этот титул, который в более позднюю эпоху приобрел столь огромное значение в Австрии и Германии, происходит от слова cancellarius — так назывались в Риме привратники судов*. В эпоху Каролингов ни один королевский эдикт не признавался законным, если не был скреплен подписью канцлера, или хранителя королевских архивов. Такую же систему Вильгельм Завоеватель ввел в Англии.

Нужно иметь в виду, что применение слов «дипломатия», «дипломатический» для обозначения не исследования архивов, а деятельности в области международных отношений началось сравнительно недавно. В Англии эти слова впервые были применены для такого обозначения Эдмундом Бёрком в 1796 г., но только после Венского конгресса 1815 г. дипломатическая служба получила признание как нечто отличное от других форм государственной или политической деятельности и выработала свои собственные законы, условия и обычаи.

Слово «дипломатия», таким образом, в течение многих столетий связывалось в сознании людей с хранением архивов, анализом старых договоров и изучением истории международных переговоров. Эта научная сторона и по сей день играет исключительно важную роль в практике любого хорошо работающего министерства иностранных дел. Британский МИД имеет в Департаменте международных договоров группу специалистов

в области дипломатической техники, в библиотеке — штат высококвалифицированных знатоков прецедентов, а в лице своих консультантов по правовым вопросам — крупных экспертов по тонкостям составления договоров и международному праву. Без такого штата специалистов в области истории и права можно упустить из виду какие-то прецеденты и допустить неточности, поэтому так важно подчеркнуть научную и техническую сторону происхождения дипломатической практики.

Дипломат-вестник исчез, когда стало ясно, что, кроме зычного голоса, нужны еще и другие качества, а дипломат-оратор исчез, когда сделалось очевидным, что недостаточно послать способного адвоката, но что для правильной оценки политики нужен наблюдательный человек, благодаря своей подготовке хорошо разбирающийся в положении страны. Несмотря на опыт Византии, лишь со временем легат, или, как его долго называли, оратор, стал постоянной фигурой в международных отношениях.

Эпоха мрачного Средневековья, особенно в феодальной Европе, мало подходила для установления упорядоченной системы регулярных международных связей. Современная дипломатия, как мы ее понимаем (обозначая словом «дипломатия» не только искусство переговоров, но и специалистов, занимающихся этим искусством), возникла в Италии в XIII— XIV вв. Можно сожалеть о том, что именно Италия является колыбелью организованной и профессиональной дипломатии, но это было неизбежно. Итальянские города-государства находились вне общей системы феодализма, их связывали бесчисленные общие интересы и разделяла жестокая вражда. Они постоянно боролись за власть и были заняты созданием комбинаций и союзов, которые позволяли усилить эту власть. Таким образом в Италии в XIII—XIV вв. возник тип дипломата — государственного деятеля.

Флоренция может гордиться такими послами, как Данте, Петрарка, Боккаччо, а в более позднюю эпоху — Макиавелли и

Гвиччардини. Трудно точно установить, когда и где временные посольства и миссии были заменены постоянными. Ученые называли первыми постоянными миссиями те, которые выполняли легаты Святого Престола. Но никаких убедительных доказательств, подтверждающих факт такого их происхождения, не существует. Первая отмеченная в истории постоянная миссия была учреждена в Генуе в 1455 г. Франческо Сфорца, герцогом Миланским. Пять лет спустя герцог Савойский направил Эузебио Маргариа, протодиакона из Верчелли*, своим постоянным представителем в Рим. В 1496 г. Венеция назначила двух купцов, живших в то время в Лондоне, subambasciatores (заместителями, или помощниками посла) на том основании, что «путь на Британские острова очень долог и очень опасен». Несколько лет спустя постоянные посольства были учреждены итальянскими городами в Лондоне, Париже и при дворе Карла V. Другие державы последовали их примеру. В 1519 г. сэр Томас Болейн и доктор Уэст были посланы в Париж в качестве постоянных послов Великобритании. А впоследствии французский король Франциск I создал некое подобие постоянного дипломатического аппарата.

Однако прошло не менее трех столетий, пока была окончательно установлена и признана дипломатическая иерархия. В средние века дипломатических представителей как только ни называли: легатами, ораторами, нунциями, комиссарами, уполномоченными, агентами, послами. Постепенно стали различать два вида представителей. Были послы, которые тогда, как и теперь, теоретически считались личными представителями главы государства. Этот самый представительный статус вел к бесконечным недоразумениям. Предполагалось, что посол своей особой представляет положение и достоинство своего повелителя. Данное обстоятельство заставляло послов проявлять исключительную заботу о вопросах иерархии, что нередко влекло за собой неприличные пререкания, стычки и драки в королевских приемных. Даже в наши дни представите

ли некоторых малых держав весьма чувствительны в вопросах, связанных с распределением мест на официальных приемах, и склонны испытывать глубокую обиду, если предоставленные им места (как это часто происходит в Лондоне) сильно не соответствуют их рангу От несчастных же послов XVI—XVII вв. ждали, что они не только с помощью физической силы будут защищать свое высокое положение в иерархии, но и роскошью станут демонстрировать величие и могущество своего повелителя. А так как повелители, как правило, не платили послам жалованье, те часто запутывались в долгах. Кроме этого, осознание того, что они олицетворяют достоинство короля, не позволяло им вступать в сношения с лицами некоролевской крови. Из-за этого их источники информации и возможности для живого общения оказывались ограниченны. В результате выяснилось, что значительно удобнее и дешевле не держать в иностранных столицах настоящих послов, а прибегать к услугам полуофициальных агентов. Такие личности часто оказывались продажными врунами. Значение и влияние, которые они приобретали в дипломатических службах всех стран, не делали чести профессии в целом.

Государственные деятели, участвовавшие в Венском конгрессе 1815 г., осознали, что следует воспользоваться случаем, чтобы покончить с неустойчивой и малодостойной системой. Регламент 19 марта 1815 г. и дальнейшие дополнения к нему, принятые на Ахенском конгрессе*, наконец, установили общепринятые основы дипломатической службы и представительства держав.

Были установлены следующие четыре категории дипломатических представителей: 1) послы, папские легаты и папские нунции, 2) чрезвычайные посланники и полномочные министры, 3) министры-резиденты, 4) поверенные в делах. Но, что еще более важно, старшинство в каждой категории было установлено в зависимости не от весьма спорного критерия — положения и влиятельности повелителя посла, а более

объективного — даты назначения самого посла. В этой системе старший посол или, другими словами, тот, который дольше всех пробыл на посту, становится дуайеном, или старшиной (doyen), дипломатического корпуса. Старшинство остальных послов устанавливается точно в хронологическом порядке. Тем самым удается избегать острых споров о первенстве.

Таким образом, к 1815 г. дипломатическая служба стала отдельной отраслью государственной службы каждой страны. Возникла особая профессия с собственной иерархией и правилами, в которой были выработаны свои условности и создано своего рода франкмасонство*. В последующих главах будет описано, как этот аппарат работает в реальной жизни, в данной же главе предполагалось описать лишь медленный процесс возникновения этого аппарата. В следующей главе будет сделана попытка показать развитие теории дипломатии, тесно примыкающей к ее практике.