2.2. Семиотическая роль журналиста как критерий этической нормативности речи и дискурс как средоточие лингвоэтических проблем

Например, плодом творчества чиновников от образования стала аббревиатура ЕГЭ (единый государственный экзамен для выпускников средних школ). И, употребляя эту аббревиатуру, журналисты невольно цитируют язык власти. Но когда те же журналисты употребляют, например, словечко Баба-ЕГЭ, да еще закавычивают его: «Школьники — не подопытные кролики», «ЕГЭ — дебилизация страны!», «Баба-ЕГЭ». С такими лозунгами сегодня выходят ученики и их родители, протестуя против повального внедрения тестов (АиФ—Петербург, 11.03.2009), это ретрансляция речевого поведения аудитории.

Причем речь может идти не столько о реальном цитировании, т.

Рассмотрим, каким регуляторам и то и другое подчиняется и какие лингвоэтические проблемы при выполнении этих семиотических ролей возникают.

Роль ретранслятора журналисту дает наибольшую этическую свободу, степень и саморедатирования, и редатирования текста в этом случае минимальна и продиктована соображениями типа: «Мы-то с вами понимаем, что речевое поведение имярек этически недопустимо, но из чужой песни слова не выкинешь, даже если оно не совсем приличное». Редактирование чужих высказываний, если их все-таки приводят, по сути сводится к постановке многоточий вместо любимых российских ругательств, и так понятных даже самому неопытному бойцу на поле русской брани, их запики- ванию или затушевыванию. Правда, последнее в основном касается высказываний аудитории, например протестных выступлений: Мат — великий и могучий язык бессмысленного и беспощадного бунта. Все революции в России проходят по одним неписаным правилам и под единым

непечатным лозунгом: эх, ... вашу мать ! Будь то хоть медный бунт, хоть соляной, пугачевщина или махновщина. ..(Орловский вестник, 28.08.2007.); протестные выступления студентов под непечатным лозунгом «Ельцина на...». Как видим, «стремление к чистоте, правильности и образности русского языка lt;...gt;, отказ от употребления ненормативной лексики, сленговых и жаргонных выражений», специально провозглашенный Хартией телерадиро- вещателей и само собой разумеющийся как стилевая черта языка любых СМИ, часто понимается в семиотической роли ретранслятора как необходимость делать купюры на месте табуированной лексики из «чужой песни».

Цитирование как речевое действие в агональном дискурсе преследует цель так представить высказывание другого лица, чаще всего оппонента, чтобы только подтвердить свои мысли, а не адекватно передать чужие[167]. Кроме того, оно дает коммуникантам наибольшую свободу в выборе средств выражения и в то же время имплицирует культурное, в т. ч. этическое, интеллектуальное и коммуниативное, превосходство говорящего и всех, кого он относит к психолинг- вистической категории МЫ. Говорящий позволяет себе то, чего никогда не позволил бы, выступай он от своего имени. Процитировать можно кого угодно и почти как угодно (тем более что наш политический истеблишмент дает богатый материал) и самому при этом представляться белым и пушистым: Вот посмотрите на Аденауэра, канцлера Германии. Если штаны снять, то сзади видно, что Германия на две части разделена, а если спереди смотреть, то понятно, что Западная Германия никогда не поднимется. Н. С. Хрущев (титры программы «Постскриптум», ТВЦ, 07.02.2010). Так нажали на яйца, что они сразу исчезли. До унитазов мы доберемся, как нам поставил задачу В. В. Путин, а как — это наши проблемы; Россия должна стать Еврочленом; Банда Ельцина прячет на Кавказе концы в воду (выписки из рубрики «ЖПС» — АиФ).

Границы этически приемлемого при ретрансляции расширяет и выбор не обычного, серьезного способа осмысления действительности, а карнавального (в трактовке М. М. Бахтина), который снимает множество ограничений обыденности и наиболее ярко проявляет себя в политическом дискурсе в травестировке и высмеивании противника, что и демонстрируют приведенные примеры.

Кстати, не совсем приличное название рубрики «ЖПС» — «Жизнь политических субъектов» (высказывания из которой цитировались выше) журналисты «Аргументов и фактов» сменили: речь-то своя, а не чужая, так что, видимо, стало неудобно перед читателями.