Правовые признаки состава речевых преступлений и их лингвистические показатели

ретической основой является когнитивно-коммуникативное направление лингвистики.

Когда преступное деяние совершается либо распространением порочащих сведений (это диффамация и клевета, включая ее политизированные варианты), либо характеристикой лица в неприличной форме (это оскорбление, с тем же уточнением), то оно характеризуется законом как унижение чести, достоинства, доброго имени человека и деловой репутации человека или организации [Кара- Мурза 2010].

Согласно формулировке Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 г. «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», порочащими являются сведения, «содержащие утверждения о совершении гражданином или юридическим лицом действующего законодательства, совершении нечестного поступка, неправильном, неэтичном поведении в личной, общественной или политической жизни, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной или предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики и обычаев делового оборота, которые умаляют честь и достоинство гражданина или деловую репутацию гражданина или юридического лица» [Взгляд 2005: 11]. С лингвистической точки зрения это пропозитивный содержательный аспект порочащих сведений (иначе — ситуативная семантика высказывания).

Другой их важный показатель — ложность пропозиции, т. е. несоответствие этих сведений действительности: это «утверждения о фактах или событиях, которые не имели место в реальности во время, к которому относятся оспариваемые сведения» [Там же]. От порочащих сведений принято отличать позорящие — правдивые сведения о незаконном или безнравственном поведении человека. За их распространение журналистов наказывать не полагается: не они порочат человека — он сам себя позорит таким поведением. Более того, от порочащих и позорящих сведений надо отличать «просто» негативную информацию, например, факт неудачи на выборах. Он с горечью воспринимается политиком и его близкими и злорадно — его врагами, но информация

об этом не может быть сочтена порочащей: ведь, проиграв выборы, политик не нарушил никаких законов и моральных норм. Иск, где истец пытается инкриминировать такую информацию, должен быть отклонен.

Необходимость соблюдать пропорцию между императивами прав человека и общества и сложность медиапроцессов привела европейских правоведов, к которым затем присоединились отечественные, к различению в конфликтогенных текстах двух типов содержания, двух приемов подачи сведений. Это факты — информация о действительности, отображающая события, процессы, ситуации, поступки и действия граждан и, соответственно, верифицируемая. Оказавшись недостоверной, она расценивается как деликт — диффамация или клевета. И это мнения — не информация о действительности, более или менее объективная, а сугубо субъективный образ ситуации, картина мира в сознании автора, фрагмент которой отображается в тексте; и эта информация принципиально не верифицируема. В контекстах мнения информация подается автором как субъективное убеждение, которое не обладает параметром истинности. О мнении не полагается говорить, истинное оно или ложное; оно характеризуется как убедительное или нет, доказанное или недоказанное. По правилам ведения массовой коммуникации, оно требует открытого провозглашения и отчетливых обоснований правоты говорящего.

Частной разновидностью мнения является оценка — суждение о каком-либо объекте, явлении действительности или лице, в котором наряду с так называемой дескриптивной (описательной и объективной) информацией содержится квалификативный компонент, в чем проявляется личное отношение автора к объекту речи и/или некоторый оценоч

ный стереотип. Оценочная шкала поляризована, и ее общие значения — «хорошо» и «плохо». Функциональная семантика оценки — это комплекс, в котором присутствуют субъект и объект оценки, сам оценочный предикат и его основание, поэтому она заведомо субъективна. Согласно юрислингвистическим традициям, оценка является разновидностью мнения и как таковая не нуждается в верификации, т. е. в доказательстве своей истинности. В диффамационных процессах оценочные контексты обычно выводятся из рассмотрения.

Однако, согласно [Вольф 1985] и ]Арутюнова 1988], не верифицируема только общая оценка, только общеоценочное суждение. Частнооценочные смыслы вполне поддаются верификации, представляя собой «двухслойный» предикат, где «верхняя» часть — общая оценка («это хорошо/плохо»), а вторым слоем идет указание на конкретную, частную сферу ее формирования. Этот пласт семантики у Арутюновой обозначен как модус оценки. Разнообразие модусов велико, модусы взаимодействуют, но можно выделить несколько базовых. Это истинностный модус (истина, правда/ложь), перцептивный (вкусно/невкусно) и утилитарный модус (выгодно/невыгодно), интеллектуальный (умный/глупый), эстетический (красивый/безобразный), этический (добро/ благо, приличие/неприличие), религиозный (священный/ профанный, кощунственный), тимиологический (важный/ неважный) и др.

Но если оценка выражена неприличным способом, грубо-просторечной или обсценной лексикой, с привлечением имен одиозных литературных героев или исторических личностей, то такое высказывание может быть истолковано как другое речевое преступление — оскорбление (ст. 130 УК РФ).

Различение фактов и мнений, общих и частных оценок на основании их языковых примет — основная задача лингвистической экспертизы в диффамационных делах. И это трудная задача, особенно с учетом политизированности диффамационных процессов.

К выборам в Мосгордуму осенью 2009 г. оппозиционный политик Б. Немцов выпустил брошюру «Лужков. Итоги», где писал о коррупции в московском правительстве. Пресс-

секретарь Ю. Лужкова С. Цой выступил с отповедью, в которой сказал, что Ю. Лужков — это фигура, а Б. Немцов — никто. По этому поводу Б. Немцов дал «Коммерсанту» интервью, где заявил: Я считаю, что Лужков — вор и коррупционер, а я — нет. В связи с этим выступлением Лужков подал иск против Немцова и «Коммерсанта» и выиграл его, получив в качестве компенсации морального вреда от каждого из ответчиков по 500 тыс. руб.

Еще один квалифицирующий показатель, характерный для уголовных преступлений, в отличие от гражданских, — умышленный характер деяния. Если суду удается доказать умышленность распространения порочащих сведений, то это состав клеветы (ст. 129 УК РФ); если будет доказано, что такие сведения распространялись без умысла, т. е. что автор или распространитель (политик или журналист) не знал, что сведения ложные, не удосужился их проверить, то его действия подпадают под гражданское правонарушение (ст. 152 ГК РФ). Что хуже — неизвестно: с одной стороны, за уголовное преступление полагается наказание вплоть до тюремного заключения; а наличие уголовной судимости ограничивает человека в правах, создает ему дурную славу; но можно получить и условный срок. А с другой — гражданское правонарушение наказывается опубликованием опровержения в тех же рамках и объемах, что и опровергаемые сведения; кроме того, истец часто требует с ответчика материальной, т.

Аман Тулеев отсудил у Зюганова еще полмиллиона рублей («Ъ», 30.05.08). Лидер КПРФ Геннадий Зюганов должен был выплатить в качестве компенсации морального вреда губернатору Кемеровской области А. Тулееву 500 тыс. руб. по иску губернатора о защите чести, достоинства и деловой репутации. На президентских выборах 2008 г. в Кемеровской области Г. Зюганов получил 8,45% голосов (3 место). После выборов он заявил, что губернатор Кузбасса якобы созвал

«своих янычар» и обещал снять с должностей руководителей тех городов и районов, избиратели которых отдадут за кандидата Зюганова больше 10%. А. Тулеев счел это клеветой и обратился в суд. В. Соловьев, руководитель юридической службы КПРФ, пообещал обжаловать это решение, т. к. сумма взыскания слишком велика. «Мы рассматриваем это как целенаправленную кампанию травли, которая сейчас началась против Зюганова и связана с его выступлением против Путина и оспариванием КПРФ результатов думских выборов». Это второе в 2008 г. проигранное А. Тулееву дело Г. Зюганова. Первый суд Тулеев выиграл 12.02.08: 450 тыс. руб. за заявления главы КПРФ в эфире «Эха Москвы» и за публикацию «Прагматический расчет» в газете «МК в Кузбассе».