1.1. Понятие дискурса. Политический агитационный дискурс

Характерной чертой современного употребления термина «дискурс» можно считать отсутствие какой-либо строгости и однозначности его интерпретации. За этим термином закреплено несколько толкований, так как в разных парадигмах знаний его используют в разных значениях.

Как отмечают исследователи, «дискурс многосторонен, и достаточно очевидна ограниченность любых попыток отразить его моделирование, сведя дискурс к одному или двум измерениям» [Кубрякова 2000: 9].

В современной лингвистике сформировалось несколько точек зрения на понятие «дискурс»:

1. Дискурс - комплексное коммуникативное событие (Т. ван Дейк, Д. Остин, А. К. Михальская, Ю. В. Рождественский, М. Л. Макаров);

2. Дискурс - текст, вербальный продукт коммуникативного действия (Э. Бенвенист, П. Серио, М. Пешё);

3. Дискурс - «социально обусловленная организация системы речи и действия» [Современный философский словарь 1998: 249] (М. Фуко, Е. И. Шейгал, Ю.А. Сорокин).

4. Дискурс «представляет собой явление промежуточного порядка между речью, общением, языковым поведением, с одной стороны, и фиксируемым тестом, остающимся в “сухом остатке” общения, с другой стороны» [Карасик 2004: 231].

Таким образом, дискурс - это речевое событие, сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще дополнительно экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста. Речевая ситуация - это «совокупность элементов речевого события, включающая его участников, отношения между ними и обстоятельства, в которых происходит общение» [Михальская 1996: 48], а дискурс обусловлен речевой ситуацией. Такое понимание дискурса характерно для коммуникативного и риторического течения в интерпретации этого понятия.

М. Л. Макаров анализирует понятие «дискурс», также отталкиваясь от формулы «дискурс - это текст плюс ситуация». Текст и дискурс, по мысли М.

коммуникации, которая «рассматривается как конститутивный фактор поведения и деятельности людей, а не как простой обменный процесс между переработчиками информации. Коммуникативность дискурса помещается где-то в пересечении социального и психологического, неизбежно оставаясь в рамках постоянно меняющихся биологических и физических условий деятельности, накладывающих свои собственные ограничения» [Там же: 11].

С точки зрения лингвопрагматики дискурс понимается как социальное действие. «Язык больше не мыслится как средство, коммуникация и взаимодействие, но как поступок, акт. Говорить - значит теперь не только обмениваться информацией, но, прежде всего, совершать речевой акт, воздействовать на слушателя, владеть (в соответствии с точными правилами) коммуникативной ситуацией, через языковое воздействие менять систему убеждений слушателя и даже его поведение» [Робен 1999: 186]. Так, Д. Остин (Остин 1986) вводит понятия перформативного и констатирующего высказывания. Под первым он понимает высказывание, являющееся исполнением некоторого действия, под вторым - дескриптивное высказывание, способное быть истинным или ложным. Соответствие речи целям ее отправителя находит отражение в понятии «иллокутивный акт».

Процессу создания текста сопутствует и процесс его восприятия.

Когнитивное направление лингвистики сосредоточивает свое внимание на процессе понимания высказывания. Понимание текста обусловлено замыслом отправителя и контекстом, в котором совершен коммуникативный акт. Т. ван Дейк вводит понятие «модель ситуации» в качестве когнитивной модели обработки дискурса. По мнению Т.

Следующее направление интерпретации понятия «дискурс» связано с представлением о нем как «тексте, произведенном в институциональных рамках, которые накладывают сильные ограничения на акты высказывания» [Серио 1999: 27]. Его представители изучали условия производства текста. В наиболее полном виде это направление развилось во французской школе анализа дискурса. Она делает акцент на критике понятия психологически целостного, внеязыкового, целеполагающего субъекта речи: «Нельзя быть абсолютным хозяином смысла высказывания, история и бессознательное вносят свою непрозрачность в наивное представление о прозрачности смысла для говорящего субъекта» [там же: 16]. Структурализм за языком и текстом признает лишь относительную независимость, чем переносит акцент с деятельности говорящего субъекта на законы функционирования языка и построения текста. «Семантическая единица не может образовываться как постоянная и однородная проекция «коммуникативного намерения», она образуется скорее как некий узел в конфликтном пространстве, как некоторая, всегда неокончательная стабилизация в игре разнообразных сил. За определенной семантической единицей необходимо восстанавливать движение высказывания, которое под двойным нажимом уже сказанного и говоримого должно учитывать требования и языка, и интердискурса» [там же: 30].

Это теория отталкивается от положений Э. Бенвениста. Бенвенист называет дискурсом «речь, присвоенную говорящим» [Бенвенист 2002: 27]. Именно в речи говорящий оформляется как субъект. Анализ позиции субъекта в тексте является основой для подхода к дискурсу с точки зрения его имманентных, внутренних, механизмов, что является началом и для анализа дискурса.

Свое видение феномена дискурса предлагает Е. И. Шейгал, которая широко использует понятие «институциональный дискурс». Исходя из положения о том, что «общение всегда протекает в определенной сфере человеческой деятельности, в определенном социальном пространстве», Е. И. Шейгал констатирует предназначенность дискурса к обслуживанию своей конкретной социальной сферы: «...мы сталкиваемся с анализом не дискурса вообще, а некоего конкретного дискурса с агентивным или генетивным определением: публичный дискурс, политический дискурс, дискурс власти» [Шейгал 2000: 14].

Сущность эволюции понятия «дискурс» и причины его вариативности выразила Е. С. Кубрякова, отмечая, что «интуитивное обращение к новому понятию было вызвано не просто модой и не только содержанием слова дискурс, которое в литературном языке могло означать и речь, и беседу, и разговоры, и лекции, и последовательное изложение мысли, и рассуждения с переходом от одной темы к другой. Оно было связано с необходимой потребностью в создании такого концепта, который соединил бы существующие в неясном и смутном виде представления в единый гештальт и помог бы отразить в едином образе порождаемую в особых условиях речь, связанную с самими коммуникативными условиями этого порождения» [Кубрякова 2004: 524]. Как указывает А. П. Чудинов, «преимущество такого подхода в том, что дискурс не ограничивается рамками собственно текста, а включает также социальный контекст коммуникации, характеризующий ее участников, процессы продуцирования и восприятия речи с учетом фоновых знаний» [Чудинов 2001: 196].

Мы присоединяемся к мнению тех ученых, которые рассматривают дискурс как сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, мнения, установки, цели адресата), необходимые для понимания текста.

Центральным понятием политической лингвистики является политический дискурс, который представляет собой особую разновидность дискурса и отражает целевую установку говорящего на завоевание и удержание политической власти.

В лингвистической литературе политический дискурс представлен как многоаспектное и многоплановое явление, как комплекс элементов, образующих единое целое. Мы, в целом разделяя данное понимание дискурса, включаем в него процесс и результат порождения и восприятия текстов плюс экстралингвистические факторы, влияющие на восприятие. Кроме того, мы полагаем, что термин «дискурс» в современной лингвистике используется для обозначения разных видов речи и речевых произведений, осмысление которых должно строиться с учетом всей совокупности языковых и неязыковых факторов. «Предназначение политического дискурса - не просто информировать, а дать почву для убеждения и побудить к действию» [Маслова 2008: 45]. Эффективность политического дискурса следует

определять относительно этой цели.

Эта несводимость политического дискурса к совокупности текстов подчеркивается и в других определениях, например: политический дискурс - это «совокупность всех речевых актов, используемых в политических дискуссиях, а также правил публичной политики, освященных традицией и проверенных опытом» [Баранов, Казакевич 1991: 6].

Политический дискурс характеризуется «фантомностью денотатов» (Шейгал 1999: 140). «Социальная действительность раздваивается на

реальную инстанцию и ее образ, который ее скрадывает, делает неразличимой и оставляет место лишь для схемы растворения личности: общество всецело приспосабливается к вам, так интегрируйтесь же и сами в него. Но эта взаимность, конечно, с подвохом: к вам приспосабливается чисто воображаемая инстанция, вы же взамен приспосабливаетесь ко вполне реальному социальному строю» (Базылев 1997: 7). Заметим, что политический дискурс в его «предвыборном варианте» вполне отвечает этой характеристике. Е. И. Шейгал характеризует политический дискурс «как текущую речевую деятельность с ее результатом (текстами) и как семиотическое пространство, включающее в себя знаки разной природы (слова, политическую афористику, флаги, эмблемы, гимны и др.)» [Шейгал 1999: 15].

В России выборы президента, депутатов, глав городов стали уже привычными событиями политической действительности.

Важным элементом процедуры выборов является предвыборная кампания. Это временной отрезок, на протяжении которого политические субъекты (лица, партии, общественные движения) должны позиционировать себя в глазах избирателей, привлечь к себе внимание электората (объекта своего воздействия) и побудить людей проголосовать за кандидата той или иной политической ориентации, который обещает своему сегменту электората определенные социальные выгоды (желательное будущее). При этом позиционирование включает в себя не только самопрезентацию, но и дискредитацию других участников предвыборной кампании.

Агитационный предвыборный дискурс рисует картину мира по структуре «прошлое - настоящее - будущее», «свой претендент - чужой претендент - электорат». Картина мира призвана ответить на вопросы: как сделать будущее лучше настоящего; почему «свой» претендент сможет решить эту задачу лучше «чужого». Такая мифологизированная картина мира замещает в сознании адресата реальность. Это сформированное отражение реальности

призвано организовать нужное адресанту поведение адресата.

Речевая ситуация агитационного дискурса имеет следующую трехчастную схему: адресант-кандидат, агитационный текст и адресат- избиратель. Эта триада отображает сложное взаимодействие между кандидатом и избирателем.

Тексты, объединенные в агитационный предвыборный дискурс, направлены на то, чтобы побудить адресата-избирателя к конкретному политическому действию.

План выражения агитационного текста представляет собой несколько уровней. Композиционные построения представляют один из них, а другой - лексические, морфологические и синтаксические средства, используемые для выражения той или иной точки зрения.

Четкое разграничение позиций адресанта и адресата обусловлено пафосом агитационного текста. Это обстоятельство является стержневым в агитационном дискурсе и соотносимых с ним текстах: «Агитационная речь имеет четкую стратегию: побудить адресата (избирателей) к выбору того, а не иного кандидата, убедить адресата в необходимости совершения сознательного действия» [Купина 2000: 216]. Воздействие на избирателей, завоевание и удержание их симпатий - основная задача агитационного текста. Эта задача реализуется в условиях недифференцированной избирательской аудитории, так как призыв обращен к достаточно большой и разнородной группе избирателей. Заинтересованность в количестве сторонников диктует необходимость адресовать тексты по возможности наиболее общей, включающей максимум потенциальных избирателей, аудитории.

Агитация является областью массовой коммуникации, в связи с этим агитационные тексты имеют существенные признаки своей родовой принадлежности: ориентация на широкую группу читателей, подстройка под нее, суггестивность и заинтересованность в обратной реакции адресата.

Адресантом агитационного текста, то есть отправителем, но не обязательно его автором (а в условиях совершенствования предвыборных технологий, как правило, не автором) является кандидат, баллотирующийся в

тот или иной политический орган. Его цель - быть избранным - является и основной интенцией текста.

Адресатом агитационного текста является, как правило, широкая, но иногда достаточно определенная группа. В обращении могут быть перечислены те категории граждан, возрастные, социальные, гендерные группы людей, на которых рассчитывает кандидат в первую очередь. Реакция избирателя на агитационный текст становится итогом взаимодействия адресата и адресанта.

Нужно отметить, что агитационный дискурс базируется на особенных субъект-субъектных отношениях. «Речевая ситуация агитации осмысливается в известной мере как конфликт, то есть взаимодействие кандидата и избирателя на основе разных интересов» [Гофман 2009: 16]. Для того чтобы взаимодействие между сторонами было успешным, необходимо снять антагонизм между кандидатом и его избирателем и представить их друг другу как людей, имеющих общие интересы. Поэтому агитационный дискурс - это в известной мере воплощенное разрешение конфликта посредством ассимиляции интересов кандидата и избирателя, а конфликтность как свойство агитации определяет специфику агитационного дискурса. «В агитационном дискурсе прослеживается борьба за точку зрения, вскрывающая намерение объединить позиции адресанта и адресата, сформировать единую агитационную платформу, превратить избирателя в агитатора» [Купина 2000: 217].

Немного остановимся на взаимодействии агитационного дискурса с иными видами дискурсов: пропагандистским и рекламным.

В пропагандистском дискурсе, в отличие от агитационного, не звучит призывов к каким-либо действиям, его главная функция - переоценка системы ценностей. Агитационный дискурс, как правило, имеет редуцированную структуру силлогизма (меньшая посылка + следствие), а пропагандистский дискурс составляют большие посылки - общие суждения, которые являются базой для убеждения. Агитационный дискурс апеллирует к традиционному общественному мнению, устоявшемуся, пропаганда же

активно участвует в формировании нового мнения, часто по спорным вопросам.

В соответствии со специфическими отличиями сферы агитации от сферы пропаганды агитационный дискурс и дискурс пропагандистский имеют различную структуру. Речевая ситуация пропагандистского дискурса включает в себя имплицитно выраженного адресанта, сообщение, имеющее целью изменить или укрепить общественное мнение, и широкую аудиторию, которая принимает данное сообщение. Пропагандистский дискурс старается предстать «незаинтересованным». Сокрытие адресанта-манипулятора в пропагандистском дискурсе существенно отличает его от агитационного дискурса, для которого запоминаемость кандидата и открытый призыв к его избранию являются основным признаком.

Наиболее близок агитационному дискурсу рекламный дискурс. Общее для них - стратегия позиционирования: уникальное торговое предложение для рекламы, уникальное политическое предложение для агитации. Общая интенция - вызвать у адресата желание совершить определенное действие: для рекламы - приобрести товар, для агитации - проголосовать за кандидата. Однако имеется и существенное отличие, которое находится в структуре речевой ситуации рекламы и агитации и соответствующих каждой сфере специфических субъект-субъектных отношениях.

Как отметил Ж. Бодрийяр, в рекламе действует «не логика тезиса и доказательства, но логика легенды и вовлеченности в нее» [Бодрийяр 1999: 179]. Для того чтобы потенциальный покупатель совершил покупку, нужно изобразить как можно более красочно все преимущества, которые можно получить от предлагаемого товара. Как только адресат рекламного сообщения отождествил себя с получателем преимуществ, он станет потенциальным покупателем. Поэтому речевая ситуация рекламного дискурса имеет следующую структуру: адресант (рекламный субъект), сообщение по поводу товара и адресат. Рекламный субъект сублимирует в себе удовольствия, удобства, выгоду от объекта рекламы (товара) и готов поделиться ими с адресатом рекламы. Адресат, к которому обращен рекламный дискурс, может отождествить себя с субъектом рекламы, то есть получателем преимуществ от товара. Адресат становится вовлеченным в рекламу через идентификацию себя с субъектом рекламы. При этом интересен феномен доверия адресата рекламы, который Бодрийяр называет «феномен Деда Мороза»: не всегда веря в достоинства товара, адресат верит в удовольствие, которое можно от него получить, то есть он покупает, по сути, не товар, а удовольствие. «Не веря в этот товар, я верю рекламе, которая пытается заставить меня в него поверить» [Там же 1999: 180].

Более сложные отношения, не вписывающиеся в формулу «деньги - товар» возникают между избирателем и кандидатом. В этих отношениях не должно быть отождествления. Кандидат ни в коем случае не должен воплощать преимущества в себе - он должен гарантировать благо (в более высоком смысле отстаивания прав и свобод). Агитационный дискурс направлен в будущее, он обещает, гарантирует, поэтому избиратель должен поверить кандидату, найти общее с ним. Как следствие, агитационный текст содержит в себе линию кандидата и линию избирателя, часто служит для смягчения конфликта между ними.

Таким образом, субъект-субъектное взаимодействие различно в трех представленных видах дискурса: адресат, воспринимая пропагандистский дискурс, может сделать своими навязываемые ему выводы, воспринимая рекламный дискурс, может идентифицировать себя с субъектом рекламы, а в агитационном дискурсе адресат «находит себя» в контрапункте, точке, где пересекаются интересы кандидата и избирателя. Именно здесь избиратель видит гарантию правильности своего выбора.

Высказывается мнение о том, что в период предвыборной агитации «правомерно параллельное рассмотрение политики и рекламы, точнее говоря, пропаганды и рекламы» [Миронова 2003: 82-83]. Как и реклама, политическая предвыборная агитация должна привлечь внимание адресата, пробудить интерес к предмету разговора, возбудить желание видеть «рекламируемого» кандидата на определенном политическом посту и побудить к действию - голосованию за данное лицо или данное политическое объединение.

Активно использующаяся в политической коммуникации воздействующая функция языка реализуется через применение ряда речевых стратегий.

С позиций прагмалингвистического подхода стратегия определяется как «совокупность речевых действий» [Ольшанский 2003: 58], «цепочка решений говорящего, его выборов определенных коммуникативных действий и языковых средств» [Мечин 2002: 192].

В русле когнитивного подхода О. Н. Паршина понимает под коммуникативной стратегией «комплекс речевых действий, направленных на достижение коммуникативных целей», который «включает в себя планирование процесса речевой коммуникации в зависимости от конкретных условий общения и личностей коммуникантов, а также реализацию этого плана» [Паршина 2007: 14].

С позиции психолингвистики под стратегией понимается способ организации речевого поведения в соответствии с замыслом, интенцией коммуниканта, «осознание ситуации в целом, определение направления развития и организация воздействия», «развернутая во времени установка субъекта на общение» [Почепцов 2001: 178]. В широком смысле

коммуникативная стратегия понимается как сверхзадача речи, диктуемая практическими целями говорящего.

Таким образом, при определении стратегии учитываются такие характеристики, как зависимость выбора стратегии от интенции (шире - коммуникативного намерения), а также от общей коммуникативной ситуации.

Понятие «стратегии речевого воздействия» соотносится с набором тех тактик, которые используются для ее реализации. Так, побудить проголосовать за определенного кандидата можно как путем предъявления убедительных аргументов, так и с помощью средств саморекламы или через дискредитацию политического противника в глазах избирателей. «Речевые тактики представляют собой выбор и последовательность речевых действий, характеризующихся своей задачей в рамках реализуемой коммуникативной стратегии» [Руженцева 2004: 31].

Исследователи выделяют различные виды коммуникативных стратегий в

разных дискурсах, в том числе в политическом: дискурсивные, стилистические, семантические, прагматические, риторические, диалоговые

и т. д. «Конечной целью любой речевой стратегии является коррекция модели мира адресата» [Иссерс 2008: 109].

В политическом дискурсе Е. И. Шейгал (Шейгал 2000) выделяет следующие виды стратегий: стратегия вуалирования, затушевывания

нежелательной информации (позволяет притушить, сделать менее очевидными неприятные факты); стратегия мистификации (сокрытие истины, сознательное введение в заблуждение); стратегия анонимности (деперсонализации) как прием снятия ответственности.

Н. Б. Руженцева выделяет в предвыборном дискурсе стратегии дискредитации, презентации и самопрезентации.

Основная цель стратегии дискредитации - подорвать авторитет дискредитируемого объекта, унизить его, опорочить в глазах избирателей [Паршина 2007: 56]. Основная цель стратегий презентации и самопрезентации - создание положительного имиджа политического лидера [Там же: 42].

Итак, общепринятого определения понятий «дискурс» и «политический дискурс» на сегодняшний день не существует. Основная цель политического дискурса - побудить адресата к конкретному действию. Агитационный дискурс, являясь частью политического дискурса, представляет собой совокупность опубликованных в период избирательной кампании текстов, ограниченных временем и пространством, в которых четко выражена позиция адресанта, реализующего свои политические цели для воздействия на адресата (электорат), делающего свой политический выбор.