Полибий (210—128 гг. до н. э.)—видный греческий историк, политический деятель и мыслитель эллинистического периода. Он был уроженцем Мегаполя (Мегаполиса) , сыном Лика, избиравшегося стратегом Ахейского союза. Возникновение Ахейского союза полисов северного Пелопоннеса относится к IV в. до н. э. К середине III в. в этот союз входили Мегаполь, Аргос, Фигалия, Лепрей, Флиунт и ряд других городов центрального Пелопоннеса, а к началу II в.— уже весь Пелопоннес (вместе с Лакедемоном и Мессеной). Члены союза — отдельные полисы — пользовались равными правами и большой автономией. В общесоюзном собрании принимали участие все граждане союзных полисов, достигшие 30 лет. Основная задача союза состояла в отстаивании независимости объединившихся полисов от экспансии иных держав, в качестве каковых в разное время, сменяя друг друга, выступали Спарта и Македония, а затем и Рим. Будучи приверженцем целей Ахейского союза, Полибий активно отстаивал идеи независимости и автономии отдельных греческих полисов и всей Эллады от иноземцев 97. Но с учетом реального положения дел и соотношения сил Полибий пришел к выводу о предпочтительности для эллинов в создавшейся обстановке возвышения Рима и его власти над Элладой. В 148 г. до н. э. Македония была превращена в римскую провинцию, а в 146 г. римлянами было подавлено выступление членов Ахейского союза и ряда других греческих полисов против господства Рима. Мятежные полисы были включены в состав Македонской провинции Рима, а не участвовавшие в антиримских выступлениях греческие полисы в качестве союзников Рима сохранили известную автономию. Еще в 168 г. до н. э., когда в ходе Третьей македонской войны Рим одержал победу над Македонией в битве при Пидне, римляне потребовали у своих союзников в этой войне — ахейцев — отправления в Италию в качестве заложников тысячи знатных граждан. В их число попал и Полибий. В Риме он завоевал большое доверие тех кругов римского нобилитета, которые выступали за мягкий политический курс в отношении завоеванных территорий вообще и Эллады в особенности. Ведущими сторонниками такой политики были Сципионы, успешно противостоявшие жесткой политической линии Марка Порция Катона и его приверженцев. У Полибия сложились хорошие отношения с влиятельной семьей Сципионов. Особую роль в укреплении его позиций сыграло то, что он был наставником Публия Корнелия Сципиона Африканского, влиятельного римского политика и полководца. Используя доверие и расположение к нему римлян, Полибий в качестве посредника между Римом и Грецией сделал очень многое для смягчения их взаимоотношений и сохранения черт и элементов политической самостоятельности в жизни эллинских полисов, насколько это было возможно под властью римского проконсула македонской провинции. К счастью для греков римским проконсулом в это время был Л. Муммий, чтивший обычаи эллинов и проводивший мягкую политическую линию. В процессе замирения и нормализации на новой основе отношений между Римом и Грецией Полибий, пользовавшийся доверием одновременно и завоевателей, и соотечественников, был весьма удобной фигурой для политического посредничества. Учитывая все это, римляне согласились с просьбой полисов Ахейского союза прислать к ним от римлян Полибия в качестве законодателя и устроителя новых политических порядков. Деятельность Полибия в щекотливой роли друга Рима и защитника интересов Эллады была успешной. Плутарх сообщает о той большой роли, которую сыграл Полибий при установлении нового государственно-правового устройства Эллады под властью Рима. После шести месяцев работы десять уполномоченных Рима (устроителей новых порядков в эллинских полисах) вернулись в Италию. Полибию же была предоставлена власть обходить греческие города и разрешать возникающие споры. «В короткое время,— пишет Плутарх,— он достиг того, что жители полюбили дарованное устройство, а законы не порождали больше никаких трудностей как в частных отношениях, так и в государственных» 5в. Среди тогдашних греков Полибий считался человеком, спасшим соотечественников от гнева римлян. В мегаполь- ском храме Владычицы было сооружено его мраморное изображение с надписью: «Эллада не пострадала бы вовсе, если бы следовала во всем указаниям Полибия; потом, когда ошибка была сделана, он один помог ей» ”. Воззрения Полибия, в том числе и его политико-правовые взгляды, отражены в его знаменитом труде «История в сорока книгах» 5S. В центре политико-исторического исследования Полибия—полувековой отрезок (220—168 гг. до н. а.) пути Рима к господству над всем Средиземноморьем. Большое внимание при этом уделяется политико- правовой тематике вообще, анализу достоинств римских государственных учреждений в особенности. Таким образом, «всеобщая история» Полибия в своей существенной части предстает как политическая история Рима и покоренных им народов, как анализ роли государственного устройства и политико-правовых институтов в историческом развитии. Полибий и сам называет свое изложение «политической историей» (VI, 5, 2). Подчеркивая своеобразие своего подхода — освещение событий с точки зрения «всеобщей истории», Полибий отмечает, что до него не было всеобщей истории и предшествующие авторы описывали лишь отдельные войны и некоторые события, не пытаясь осмыслить их и исследовать в свете того, когда и каким образом началось объединение и устроение всего мира. И если Геродот — «отец истории», то Полибия по справедливости следует считать «отцом всеобщей истории». Правда, поскольку под «всем миром» Полибий имеет в виду страны Средиземноморья, его «всеобщая история» оказывается по сути дела «средиземноморским» вариантом всемирной истории. Большим достоинством исторической позиции Полибия, при всей ее ограниченности, является попытка всемирно- исторического взгляда на рассматриваемые события, стремление осмыслить их в качестве составных моментов единого, закономерно развивающегося исторического процесса. В этой своей попытке целостного охвата исторических явлений он опирается на то рационализированное стоиками 98 представление о «судьбе», согласно которому она оказывается всеобщим мировым законом и разумом, регулирующим и направляющим все отношения мироздания, включая и отношения политические. В контексте «всеобщей истории» Полибия «судьба» предстает как историческая судьба, как исток, содержание и в то же время синоним внутренних закономерностей и необходимостей единого процесса политической истории. Исходя из такого понимания истории, Полибий расценивает достижение Римом «мирового» господства как проявление всемирной власти «судьбы». Иначе говоря, для рассматриваемой им эпохи всемирной истории политических отношений возвышение Рима выступает как неизбежная историческая «судьба» для остального мира. «Особенность нашей истории и достойная удивления черта нашего времени,— пишет Полибий (I, 4, 1),— состоят в следующем: почти все события мира судьба направила насильственно в одну сторону и подчинила их одной и той же цели». Такой целью является всемирное господство Рима, расцениваемое Полибием как прекраснейшее и благотворнейшее деяние судьбы, невиданнейшее ранее проявление ее мощи. Отсюда очевидна и проримская позиция историка. Ценным достижением исторического подхода Полибия является его указание на моменты новизны в историческом развитии явлений. Так, он обращает внимание на то принципиально важное с точки зрения историзма обстоятельство, что «судьба», непрестанно проявляя свою силу в жизни людей, изобретает «много нового» (I, 4, 5). Понимание истории как одновременно и необходимого, закономерного процесса, и как движения к чему-то новому, ранее не имевшему места, является крупным вкладом Полибия в становление и развитие исторического воззрения на мир. Показательна в этой связи его характеристика истории Рима как новой страницы всеобщей истории. Именно с мирового господства Рима и начинается, по Полибию, всемирная история. С учетом этого своеобразия римской истории Полибий и обосновывает необходимость ее рассмотрения с точки зрения «всеобщей истории», т. е- по сути дела с новых методологических и мировоззренческих позиций. «Без всеобщей истории,— замечает он (VIII, 4, 6),— трудно понять, каким образом римляне достигли мирового господства, каковы были помехи окончательному осуществлению их замыслов, и что, с другой стороны, и в какое время содействовало им. По тем же причинам нелегко представить себе громадность подвигов и достоинства государственных учреждений Рима». Однако не следует преувеличивать степень и меру свободы Полибия от традиционных циклических представлений при трактовке исторических явлений. Зависимость от подобного рода представлений отчетливо проявляется, в частности, при характеристике им смены государственных форм как их кругооборота в рамках определенного замкнутого цикла событий. В этом отношении взгляды Полибия находятся под заметным влиянием идей Платона и Аристотеля. В целом для Полибия — и здесь он тоже следует Платону — характерен государственнический взгляд на происходящие события, согласно которому то или иное устройство государства играет определяющую роль во всех человеческих отношениях. «Важнейшею причиною успеха или неудачи в каком бы то ни было предприятии,— полагает Полибий (VI, 1, 9—10),— должно почитать государственное устройство. От него, как от источника, исходят все замыслы и планы предприятий, от него же зависит и осуществление их». Историю возникновения государственности и последующей смены государственных форм Полибий (со ссылкой на Платона и некоторых других своих предшественников) изображает как естественный процесс, совершающийся по «закону природы» (VI, 4, 9, 13; VI, 5, 1—10). Всего имеется, согласно Полибию, шесть основных форм государства, которые в порядке их естественного возникновения и смены занимают следующее место в рамках полного их цикла: царство (царская власть), тирания, аристократия, олигархия, демократия, охлократия. Обращая внимание на роль естественногенетического момента различ ных форм государственности, Полибий подчеркивает, что лишь благодаря уяснению самого процесса зарождения той или иной формы правления можно понять ее дальнейшие изменения — рост, наивысшее развитие, гибель и переход в другую форму. Генезис соответствующей формы государства, будучи естественным процессом, предопределяет, таким образом, способ ее дальнейшей жизни и смерти. Морфология (учение о формах) государственности Полибия предстает в свете этого как разновидность органической концепции государства. Свой способ трактовки смены государственных форм как естественно-органического процесса Полибий считает наиболее применимым именно к римскому государству, ибо «оно с самого начала сложилось и потом развивалось естественным путем» (VI, 4, 13). И в этом плане следует особо отметить концептуальную последовательность позиции Полибия: всеобщий (всемирный) характер истории Рима дополняется и подкрепляется в плоскости «политической истории» трактовкой римского государства как образца и классического примера естественного развития государственных форм. Тем самым развиваемые Полибием на примере Рима идеи «политической исторйи» предстают как стержень его «всеобщей истории», ее сердцевина. В начале своего учения о формах государства и их смене Полибий останавливается на вопросе о происхождении государственности вообще. Истоки человеческого общежития он видит в том, что присущая всем живым существам (как животным, так и людям) слабость естественно «побуждает их собираться в однородную толпу» (VI, 5, 7). И здесь, согласно непререкаемому порядку самой природы, владыкою и вождем толпы становится тот, кто превосходит всех прочих своей телесной силой и душевной отвагой. Мерой власти такого вождя и единовластного правителя является физическая сила. С течением времени в подобного рода сообществах устанавливаются прочные товарищеские связи и отношения сотрудничества (вместо господства силы) и формируется царское управление — первая развитая форма государства. В процессе этого естественного развития у людей рождаются представления о прекрасном и подлом, правде и неправде и другие нравственные понятия. Естественно формируется у людей и «понятие долга, его силы и значения, что и составляет начало и конец справедливости» (VI, 6, 7). Отметим здесь попутно, что в этой оценке Полибием «долга» как основополагающего понятия этики отчетливо сказывается влияние стоиков. Первоначальный вождь-самодержец незаметно и естественно превращается, по концепции Полибия, в царя в той мере, в какой «царство рассудка сменяет собою господство отваги и силы» (VI, 6, 12). Царская власть воздает каждому по заслугам, и подданные покоряются ей не столько из страха насилия, сколько по велению рассудка и по доброй воле. С течением времени царская власть стала наследственной. Цари изменили прежний образ жизни, с ее простотой и заботой о подданных, стали сверх меры предаваться излишествам. Вследствие вызванных этим зависти, ненависти, недовольства и ярости подданных «царство превратилось в тиранию» (VI, 7, 8). Такое состояние (и форму) государства Полибий характеризует как начало упадка власти. Тирания — время козней против властелинов. Причем козни эти исходят от людей благородных и отважных, не желающих переносить произвол тирана. При поддержке народа такие благородные люди свергают тирана и учреждают аристократию. Эту форму государства Полибий характеризует как такое правление меньшинства, которое устанавливается с согласия народа и при котором правящими людьми бывают «справедливейшие и рассудительнейшие по выбору» (VI, 4, 3). На первых порах аристократические правители руководствуются во всех своих делах заботой об «общем благе». Когда же власть в аристократии становится наследственной и оказывается в руках людей, «совершенно незнакомых с требованиями общественного равенства и свободы» (VI, 8, 4—5), тогда аристократия извращается в олигархию, где царят злоупотребления властью, корыстолюбие, беззаконие, стяжательство, пьянство и обжорство. Выступление народа против олигархов сопровождается умерщвлением одних из них и изгнанием других. Не доверяя прежним формам правления, народ устанавливает демократию и берет на себя заботу о государстве. Демократией Полибий считает такой строй, при котором решающая сила принадлежит постановлениям большинства на рода, господствуют повиновение законам и традиционное почтение к богам, родителям и старшим. При жизни первого поколения учредителей демократической формы правления в государстве высоко ценятся равенство и свобода. Но уже следующие поколения, свыкшись с этими благами, перестают дорожить ими. В этих условиях богатые люди, развращая народ подачками, стремятся возвыситься над большинством. Толпа, привыкшая кормиться за счет чужих подачек, выбирает себе в вожди отважного честолюбца (демагога), а сама устраняется от государственных дел. Демократия вырождается в охлократию. Этот процесс Полибий характеризует следующим образом: «Тогда разгневанный народ, во всем внимая голосу страсти, отказывает властям в повиновении, не признает их даже равноправными с собою и все дела желает решать сам. После этого государство украсит себя благороднейшим именем свободного народного правления, а на деле станет наихудшим из государств, охлократией» (VI-57-9)- Рисуя охлократию как строй насилий и беззаконий, Полибий отмечает, что с точки зрения кругооборота государственных форм охлократия является не только худшей, но и последней ступенью в смене форм. При охлократии «водворяется господство силы, а собирающаяся вокруг вождя толпа совершает убийства, изгнания, переделы земли, пока не одичает совершенно и снова не обретет себе властителя и самодержца» (VI, 9, 9). Круг смены государственных форм, таким образом, замыкается: конечный пункт естественного развития форм государства совпадает с исходным. «Таков,— резюмирует Полибий (VI, 9, 10) — круговорот государственного общежития, таков порядок природы, согласно коему формы правления меняются, переходят одна в другую и снова возвращаются». Из своего по сути дела социально-психологического анализа «естественной» смены государственных форм Полибий делает ряд выводов. Прежде всего он отмечает неустойчивость, присущую каждой отдельной простой форме, поскольку она воплощает в себе лишь какое-то одно начало, которому неизбежно по самой природе суждено вырождение в свою противоположность. Так, царству сопутствует тирания, а демократии — необузданное господство силы. Исходя из этого, Полибий заключает, что «несомненно совершеннейшей формой надлежит признать такую, в которой соединяются особенности всех форм, поименованных выше» (VI, 3, 7), т. е. царской власти, аристократии и демократии. Главное преимущество такой смешанной формы правления Полибий, испытавший в этом вопросе большое влияние соответствующих идей Аристотеля, видит в обеспечении надлежащей устойчивости государства, предотвращающей переход к извращенным формам правления. Первым, кто уяснил это и организовал смешанное правление, был, по мнению Полибия, лакедемонский законодатель Ликург. Он «установил форму правления не простую и не единообразную, но соединил в ней вместе все преимущества наи- лучшнх форм правления, дабы ни одна из них не развивалась сверх меры и через то не извращалась в родственную ей обратную форму, дабы все они сдерживались в проявлении свойств взаимным противодействием и ни одна не тянула бы в свою сторону, не перевешивала бы прочих, дабы таким образом государство неизменно пребывало бы в состоянии равномерного колебания и равновесия, наподобие идущего против ветра коробля» (VI, 10, 6—7). Раскрывая смысл соединения Ликургом достоинств различных форм государства в единую (смешанную) форму правления, Полибий указывает на взаимное сдерживание и равновесие таких составных частей этого правления, как царская власть, власть народа и власть старейшин. Преимущество смешанной формы правления состоит, следовательно, в надлежащем сочетании начал (царского, аристократического и демократического) правления, присущих «смешиваемым» (совмещаемым в некое целое) формам государства. Эта античная концепция сочетания принципов различных форм правления по существу дела рассчитана на тот же эффект, что и теория разделения властей в новое время: в «смешанной» форме государства полномочия представителей различных форм правления не соединяются в одно начало, а, будучи раздельными, сочетаются и сосуществуют, взаимно сдерживая и уравновешивая друг друга и тем самым стабилизируя весь государственный строй. При всех исторических, социально-политических и теоретических различиях между ними идея «смешанного» правления и теория разделения властей имеют и определенную общность: и в том и в другом случае речь идет о такой конструкции государственной власти, при которой полномочия правления не сосредоточены в одном центре (начале), а распределены между различными, взаимно уравновешивающими и сдерживающими началами (составными частями государства). Установленная Ликургом безупречная форма смешанного правления, по словам Полибия, обеспечила спартанцам свободу на долгое время. Касаясь современного ему положения дел, Полибий отмечает, что наилучшим устройством отличается римское государство. В этой связи он анализирует полномочия «трех властей» в римском государстве — власти консулов, сената и народа, выражающих соответственно царское, аристократическое и демократическое начала. «В самом деле,— поясняет Полибий (VI, 11, 12),— если мы сосредоточим внимание на власти консулов, государство покажется вполне монархическим и царским, если на сенате — аристократическим, если, наконец, кто-либо примет во внимание только положение народа, он, наверное, признает римское государство демократией». Показав, каким образом правление государством у римлян распределяется между тремя властями, Полибий, далее, освещает те устоявшиеся политические процедуры и способы, с помощью которых отдельные власти могут при необходимости мешать друг другу или, наоборот, оказывать взаимную поддержку и содействие. Возможные претензии одной власти на не соответствующее ей большее значение встречают надлежащее противодействие других властей, и в целом государство сохраняет свою стабильность и прочность. Невысоко оценивает Полибий демократические государственные устройства Фив и Афин, которые лишь на короткое время, словно по капризу судьбы, блеснули, но тут же стали клониться к упадку, так и не обретя необходимой устойчивости. Афинский народ в этой связи он сравнивает с судном без кормчего. Расходясь со многими своими предшественниками (Платоном, Ксенофонтом, Каллисфеном и другими авторами), Полибий считает, что критское государство существенно отличается от Спарты и что оно по форме правления было, скорее, демократией. Наличие смешанного правления Полибий отмечает и у карфагенского государства. Но ко времени войны Ганнибала против Рима Карфаген, по оценке Полибия, уже прошел пору своего расцвета и клонился к упадку, а Рим (и его государственные учреждения) находился в цветущем состоянии. «У карфагенян поэтому во всех начинаниях наибольшую силу имел народ, у римлян — сенат; у карфагенян совет держала толпа, у римлян — лучшие граждане; решения римлян в государственных делах были разумнее» (VI, 51,6-8). Из проводимого Полибием сравнительного анализа государственного устройства Рима и Карфагена вытекает тот вывод, что в войне двух государств победу одерживает в конечном счете то, у которого государственный строй лучше. В частности, преимущество Рима состояло в том, что его строй по сравнению с карфагенским находился в более благоприятной стадии развития. Сопоставляя же Рим и Спарту, Полибий приходит к иным выводам. Здесь он обращает внимание на то, что государственный строй Спарты и законодательство Ликур- га пригодны для прочной защиты спартанцами своей свободы и своих владений, но не для завоевания иноземцев. Римское же государство, напротив, лучше, чем любое другое, приспособлено к завоеваниям и достижению господства над прочими народами. Важным обстоятельством, обеспечивающим прочность римского государства, является, по опенке Полибия, то, что «богобоязнь у римлян составляет основу государствам (VI, 56, 7). Конечно, замечает Полибий, если бы государство состояло из мудрецов, в этом не было бы нужды, но имея дело с толпой, следует поддерживать в ней религиозность. «Поэтому, мне кажется,— продолжает он в духе софистов,— древние намеренно и с расчетом внушали толпе такого рода понятия о богах, о преисподней; напротив, нынешнее поколение, отвергая эти понятия, действует слепо и безрассудно» (VI, 56, 12). Обычаи и законы характеризуются Полибием в качестве двух основных начал, присущих каждому государству. Он восхваляет «добрые обычаи и законы», которые «вносят благонравие и умеренность в частную жизнь людей, в государстве же водворяют кротость и справедливость» (VI, 46, 2). Полибий подчеркивает взаимосвязь и соответствие между добрыми обычаями и законами, хорошими нравами людей и правильным устройством их государственной жизни. «Всеобщая история» Полибия, его государственниче- ская концепция «политической истории», его учение о смене государственных форм и «смешанной» форме правления пользовались широкой популярностью и высоким авторитетом не только среди последующих греческих и римских авторов, но и у политических мыслителей и государствове- дов средневековья и нового времени. Его представления о «смешанной» форме правления широко использовались в различных проектах «наилучшего» государственного устройства, а в дальнейшем легли в основу ряда существенных положений разработанной в новое время теории разделения властей. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Историческое знание, в том числе и политико-правового профиля, является необходимой, хотя, разумеется, и не единственной предпосылкой теоретически осмысленной и верной ориентации в делах и проблемах современности. Ведь история — это не просто отработанное время и исчезнувшее прошлое, но и некий опыт, итог и вместе с тем исток для будущего развития, нечто вечно значимое, поучительное и пребывающее, то, что связано с современностью прочными узами преемственности в рамках продолжающегося единого исторического процесса развития человечества. Всемирно-историческое значение духовного наследия Древней Греции, составной частью которого являются политико-правовые учения, обусловлено уже тем, что древнегреческие мыслители были первооткрывателями в многочисленных областях человеческого познания. Речь, следовательно, идет не об ординарном вкладе древних греков в историю философской, политической и правовой мысли, а о создании ими фундамента и формулировании отправных идей и концепций в разнообразных сферах теории и практики. Возникнув в условиях деления людей на свободных и рабов, античная политико-правовая мысль оформилась и развивалась как идеология свободных. Свобода — фундаментальная ценность, главная цель усилий и основной предмет забот всей древнегреческой политической теории и практики. Это, конечно, была не всеобщая, а ограниченная свобода: рабы были вне этой свободы. Не были они и субъектами той политики (полисной жизни), которая представляла собой форму жизни только свободных людей, полноправных членов полисного коллектива, граждан по лиса. Политика и связанные с нею практические и духовные занятия выступают здесь как дело свободы и сфера усилий свободных людей, а труд (и прежде всего труд физический) — как удел рабов. Вся производственно-трудовая сфера, как и сфера семьи, находится по тогдашним представлениям в принципе вне сферы свободы и, следовательно, вне политики как отношений свободы. Отношения господина и раба, главы семьи и остальных ее членов как отношения господства и подчинения трактуются как неполитические отношения. С этим связано и традиционное для античной мысли принципиальное противопоставление эллинской политической (полисной) жизни «варварскому» правлению в смысле противоположности между свободой и деспотизмом. С пониманием политики как отношений свободы и формы жизни свободных людей связана и трактовка закона в качестве подлинного выразителя свободы и специального феномена полисной жизни — разумной нормы политической справедливости, адекватном правиле взаимоотношений свободных и равных людей, направленном к обеспечению общего интереса полиса и всех его членов. Причем закон как норма политической справедливости опирается на божественную справедливость и необходимый порядок природы («естественное право»). В свете традиционного представления о полисе как необходимом (божественном, естественном, разумном) установлении политика, закон, свобода — это не простые и случайные эмпирические явления, а необходимые по своей природе данности, и уяснение этой их необходимости выступает как ведущее направление и существенная задача значительной доли усилий древнегреческой теоретической мысли. Уяснение же необходимости какого-либо явления представляет собой процесс выявления закономерностей его возникновения и функционирования. Иначе говоря, в центре внимания древнегреческой мысли оказалась проблематика, связанная с исследованием закономерностей происхождения и функционирования политико-правовых явлений. Формирование рационально-логических, философских, а затем и научных (в зачаточной форме) способов подхода к окружающему миру поставили обсуждение и рассмотре- ние названной тематики на теоретическую почву. Первоначальные мифологические представления (Гомер и Гесиод) постепенно уступают место формирующемуся философскому подходу («мудрецы», Пифагор, Гераклит, Демокрит), рационалистическим интерпретациям (софисты), логикопонятийному анализу (Сократ, Платон) и, наконец, зачаточным формам эмпирико-научного (Аристотель) и историко-политического (Полибий) исследования государства и права. В эпоху эллинизма, в условиях потери древнегреческими полисами своей независимости и переоценки прежних ценностей, безусловная ценность нравственного целого, полиса и коллективной полисной (политической) жизни ставится под сомнение с позиций индивидуалистической этики, духовной свободы отдельного человека, его моральной автономии (эпикуреизм, стоицизм). С этих же позиций отвергается прежнее деление людей на свободных и рабов. Свобода трактуется здесь не как социально-политическое, а как духовное явление, и на этой основе провозглашается великий принцип всеобщей свободы и равенства людей по божественным законам природы. Христианство, выступив первоначально как религия рабов и угнетенных, сделало эту идею всеобщего равенства и свободы людей своим знаменем и придало ей широкое распространение. Свое дальнейшее развитие и применение греческая мысль получила на римской почве. Эпикуреизм, стоицизм и скептицизм Маркс характеризовал как «основные типы римского духа», как ту «форму, в которой Греция перекочевала в Рим» 99. Огромное влияние на римских авторов оказали политико-правовые учения древних греков (в частности, их естественноправовые концепции, учения о политике и политической справедливости, о формах государства, о «смешанной» форме правления и т. д.). Разработанное стоиками представление о свободном индивиде легло в основу развитой римскими юристами концепции юридического лица (правовой личности, персоны). А характерная для древнегреческой мысли идея взаимосвязи политики и пра ва получила свое юридическое преломление в трактовке Цицероном государства как публично-правовой общности. Отчасти непосредственно, отчасти через посредство римских авторов основные политико-правовые идеи, концепции и понятия древнегреческой теории прочно вошли в сокровищницу всей последующей истории европейской культуры. Каждое время, обращаясь к творческому наследию древних греков, по-своему училось у них, интерпретировало их воззрения, использовало их теоретические достижения и их духовный опыт при решении актуальных проблем своей современности. В прошлом и ныне представители различных теоретических и идейно-политических направлений, школ и движений постоянно черпали и продолжают черпать из истории древнегреческой философской и политико-правовой мысли разнообразные сведения, знания и аргументы для обоснования отстаиваемых ими позиций, критики в адрес своих противников. Политические и правовые учения Древней Греции, концепции и положения древнегреческих мыслителей (и прежде всего Пифагора, Г ераклита, Солона, Демокрита, Протагора, Сократа, Платона, Аристотеля, Эпикура, стоиков, Полибия) в той или иной мере и форме всегда находились в центре внимания последующих исследователей, в поле идейной и теоретической борьбы вокруг актуальных для каждого времени проблем государства, права, власти, политики, свободы, справедливости, законодательства и Т. д. На протяжении более чем двухтысячелетней истории менялись подходы к древнегреческой политической и правовой мысли, изменялось существо идейно-теоретической борьбы вокруг творческого наследия мыслителей Древней Греции, обновлялись и обогащались формы этой борьбы, варьировались аргументы, забывались старые споры и вспыхивали новые, но в целом данная тематика не теряла своей актуальности как в теоретико-познавательном отношении, так и в плане идейной борьбы. Обращение к идеям и представлениям мыслителей Древней Греции, к античным «традициям», «авторитетам» и «классикам» в сфере политико-правовой мысли сохраняется (и даже явно усиливается в ряде аспектов) и в современных условиях. Методологически важную роль в процессе уяснения и оценки политических и правовых учений Древней Греции, как, впрочем, и всех иных политико-правовых концепции прошлого, играет принцип историзма. Аишь при учете требовании этого принципа можно избежать односторонних характеристик соответствующих учений и воззрений, полнее отразить связи между различными концепциями Древней Греции и современности, глубже проанализировать генезис, развитие и модификацию той или иной античной теории & исторической перспективе и ретроспективе, проследить специфическую логику в истории политических и правовых учений, осветить место и роль древнегреческих политико-правовых идей в практической политике и идейной борьбе прошлого и современности. Исторический подход выступает (в частности, при исследовании политико-правовой мысли Древней Греции) в качестве важного средства для адекватного понимания и оценки как прошлого, исторически определенного значения политического и правового содержания рассматриваемых учений, так и их роли и значения в последующей истории, а также в современных условиях. Очевидно, что политикоправовые концепции и конструкции того или иного древнегреческого мыслителя (и взятые в их «нетронутом» виде и непосредственном отношении к последующей действительности, и рассматриваемые в качестве переработанного элемента в политических и правовых учениях более позднего времени) в каждой новой исторической ситуации, в контексте другой действительности неизбежно приобретают иное, новое значение. Находясь в арсенале общечеловеческой духовной культуры, классические учения прошлого, в том числе и основные политико-правовые концепции Древней Греции, постоянно подвергаются все новым и новым трактовкам, оценкам, интерпретациям. Подобные интерпретации концепций прошлого являются, в частности, важной формой ориентирования в духовной культуре путем актуализации культурного наследия в его значимых для современности аспектах и параметрах, эффективным и продуктивным способом познания и освещения не только старой проблематики в новом историческом и духовном контексте, но и новых проблем и ситуаций в контексте уже известного, в сопоставлении с авторитетными идеями уже признанного мыслителя и т. д. В диалектической взаимосвязи прошлого и современности, старого и нового всякое новое (в том числе и новые интерпретации античных концепций)— это, вопреки пословице, не просто хорошо забытое старое, но и нечто непременно современное. Всякая новая интерпретация учений прошлого подразумевает и новый взгляд на прошлое, и новое знание о современности. Поэтому можно сказать, что прогресс познания (включая и познание политикоправовых явлений) — это не просто продолжение и наращивание духовной связи времен и увеличение совокупности знаний, но и их изменение и обновление. Причем необходимо иметь в виду, что подобно тому как связь политических и правовых учений и идей с последующей практикой не прямолинейна, не непосредственна, а опосредована сложной картиной реальных исторических событий и острой идеологической борьбы, так и момент их преемственности опосредован всей совокупностью теоретических знаний, приобретенных и сформулированных в истории человеческой мысли вообще, в истории политической и правовой мысли в особенности. В ходе освещения доктрин прошлого, в том числе и политических и правовых учений Древней Греции, важное познавательное значение, как мы видели, может иметь такой исследовательский прием, как различение в структуре политического и правового знания, представленного в том или ином учении, его конкретно-исторической и теоретической сторон. При этом конкретно-исторический аспект политико-правового содержания соответствующего учения указывает на то, какие именно исторически определенные, социальнополитически конкретные взгляды на общество, государство, право, политику, справедливость и т. д. развиты и обоснованы в данном учении, как эти взгляды соотносились с идеологией определенных классов и социальных групп, какие конкретные интересы и тенденции развития они выражали, какую позицию занимал автор учения в контексте своей исторической эпохи и т. д. В то же время теоретический аспект отражает философские, общеметодологические, теоретико-познавательные мо менты соответствующего учения, показывает, как и каким образом обосновывались данным мыслителем его исторически конкретные политико-правовые взгляды, в какие теоретические концепции и конструкции они оформлялись, какие исходные принципы положены в их основу, какие формы и модели мысли отражены в рассматриваемой доктрине и являются ведущими и определяющими для ее автора или впервые вводятся им в теоретический оборот и т. п. Внимание к обеим сторонам (конкретно-исторической и общетеоретической) структуры соответствующего (в нашем случае — древнегреческого) политико-правового учения — не только необходимая база для правомерной и корректной оценки, но и важное предварительное условие освещения логики дальнейшей исторической жизни учения, его взаимоотношений с другими учениями (предшествующими, современными и последующими), процессов интеграции и дифференциации различных концепций и учений, моментов борьбы, преемственности и новизны в их историческом развитии и связях с современностью. Диалектическое единство и взаимосвязь конкретноисторической и теоретической сторон политического или правового учения не исключают, а, напротив, предполагают их относительную самостоятельность, благодаря чему теоретические категории, идеи, формулы и построения того или иного античного мыслителя «высвобождаются» из своего конкретно-исторического контекста и входят в теоретико-методологический арсенал развивающегося человеческого познания социальных, политических и правовых явлений. И в этом увеличении и развитии понятийного и категориального аппарата политико-правовой науки, в обогащении ее теоретического словаря и методологического арсенала познания ярко проявляется сложный процесс связи идей и наращивания знания в истории политических и правовых учений, связи истории и современности. В контексте такой прогрессирующей кумуляции политико-правовых знаний и происходили в истории политических и правовых учений формирование и все более углублявшаяся разработка тех сквозных тем и проблем (так называемых «вечных проблем» политико-правового профиля, например проблем соотношения морали и политики, гоажданина и государства, свободы и подчинения, власти и насилия, права и закона, форм правлений и политических режимов и т. д.), в постановку и освещение которых выдающийся вклад внесли древнегреческие мыслители. Политико-правовая мысль Древней Греции и сегодня представляет огромный познавательный, исследовательский и идейный интерес и как основополагающая часть всей последующей истории политических и правовых учений, и как богатый теоретический источник различных идей, концепций, приемов исследования, и как, вследствие всего этого, значимый аспект современной идейно-теоретической борьбы за духовное наследие прошлого. В невидимой связи времен современность прочными историческими узами связана с великими достижениями древних греков.