В истории наблюдается феномен возрастания силы и мощи государственной власти. Несмотря на то, что в отдельные периоды ее сила и объем могут уменьшаться, тем не менее общая тенденция свидетельствует о ее возрастании. Тому есть целый ряд причин. Одна из причин возрастания власти кроется в том, что она вынуждена решать все новые задачи. Увеличивающееся количество идей, которые власть претворяет в жизнь, увеличивает объем ее функций и полномочий, а значит, и силы, которая имеется у власти, и ресурсов1 для реализации этих идей. Б.де Жувенель указывает на то, что власть имеет тенденцию к возрастанию230 231 не только по причине увеличения числа функций, которые она вынуждена возлагать на себя, но и из-за ее стремления непосредственно осуществлять власть над личностями, составляющими государство, минуя посредников. Действительно, социальная реальность под воздействием новых идей меняется, что приводит к формированию новых центров власти, первоначально независимых от власти: партий, профсоюзов, социальных движений и др. Постепенно они наращивают свою власть. Государственная власть, увидев поднимающегося соперника, начинает действия по его подчинению. В конце концов она либо лишает его силы, либо встраивает в собственную систему власти на правах подчиненного, хотя и сохраняющего некоторые властные функции. Например, феодалы были встроены во власть в качестве аристократии; первоначально независимые политические партии также были постепенно инкорпорированы в современную властную систему. Государство, реализуя идею суверенитета, стремится к концентрации всей власти на данной территории в своих руках. Поэтому, как только в стране создаются новые властные центры, неподконтрольные центральной власти, она стремится к их подчинению. То, что это стремление есть следствие действия идеи суверенитета, а не имманентное свойство власти, как полагает Б.де Жувенель, говорит тот факт, что власть в тех государствах, которые восприняли и реализуют идею разделения властей, может разделиться на исполнительную, судебную и законодательную, то есть пойти на ослабление власти как таковой. Б.де Жувенель описал универсальный механизм, часто используемый государственной властью в своей борьбе с новыми центрами власти, которые он характеризует как аристократические. В качестве союзников в борьбе с ними государство использует плебс (или народ). Действительно, этот механизм применяется не только в европейской, но и российской истории: например, использование Иваном Грозным народа в борьбе с боярами или привлечение Сталиным выдвиженцев из народа для борьбы с партийными функционерами - выходцами из профессиональных революционеров, которые превратились в партийную аристократию. Власть не опасается новых социальных структур до тех пор, пока они не претендуют на политическую власть. Например, первоначально она благосклонно относилась к возвышению финансовых и промышленных структур, однако как только они заявили свои претензии не только на экономическое, но и на политическое могущество, как с ними тут же началась война. Часто государственная власть, ликвидируя своих соперников, будь то аристократия или иные автономные центры власти, невольно способствует установлению большего равенства в обществе, и эти действия обычно находят поддержку у плебса. Установившееся на некоторое время относительное равенство вскоре нарушается естественным ходом событий232, когда начинают возникать новые центры власти. Этот процесс Р. Михельс назвал «железным законом олигархических тенденций», согласно которому демократия, дабы сохранить себя и достичь стабильности, вынуждена создавать организацию, а это связано с выделением элиты - бесконтрольного активного меньшинства, поэтому демократия неизбежно превращается в олигархию. Демократия, как и любая власть, не может существовать без организации, управленческого аппарата, элиты, что в свою очередь ведет к закреплению постов и привилегий, к отрыву от масс, к несменяемости лидеров, к вождизму. При этом функционеры левых партий, особенно избранные членами парламентов, меняют свой социальный статус, превращаются в правящую элиту. С определенными оговорками этот процесс применим для объяснения действия механизма разрушения равенства в других политических системах и при иных исторических обстоятельствах. Важным фактором возрастания власти является необходимость защиты суверенитета от внешних угроз. Как только у соседей появляются и реализуются идеи, увеличивающие их военную, политическую, экономическую или научно-техническую мощь, тотчас эти же идеи государственная власть стремится внедрить и у себя в стране, чтобы не оказаться зависимой от более сильного соседа. Государство не только не может допустить чрезмерного увеличения военного, экономического и научно-технического потенциала соседей, но и на значительное усиление власти в соседних государствах вынуждено отвечать ее усилением в собственной стране, поскольку власть способна мобилизовать все остальные виды ресурсов. Как утверждает Б.де Жувенель, «Прогресс Власти - прогресс войны. Прогресс войны - прогресс Власти» 1. Всякий значительный шаг вперед в милитаризации связан с ощутимым продвижением власти - как его результат или как его причина. При этом власть, находясь в некоторых отношениях с народом, может увеличить свой военный аппарат только в известных пределах. Чтобы их преступить, она должна революционизировать эти отношения, присвоить себе новые права. Одной из причин возрастания власти является и то, что все авторы социальных утопий, реформаторы и революционеры связывают свои проекты с ее творческими возможностями. Осуществление новых социальных проектов предусматривается обычно силами государственной власти, как наиболее могущественного инструмента социального творчества. Придя к власти и осуществляя свои проекты, и революционеры, и реформаторы прежде всего привлекают к этому делу государственный аппарат, вынужденно увеличивая его силу и мощь, даже если в результате предполагается отмирание государства, как это было в случае с коммунизмом. Б.де Жувенель считает, что проведение в жизнь любых «простых» решений также требует значительной власти и приводит к ее возрастанию233 234. В рамках рационалистического мировоззрения в XVIII веке была воссоздана идея ограничения государственной власти. Эта идея не нова. Вероятно, она становится популярной в те периоды, когда власть опирается на слабую или слабеющую идею и ей приходится применять насилие для реализации своих решений. В Средние века государственная власть в Европе была проводником христианской идеи, и до тех пор, пока эта идея не ставилась под сомнение, не возникало попыток ограничения власти. Мысль о том, что люди могут вводить законы, идущие вразрез с обычаем, совершенно чужда Средневековью. Да и сама государственная власть находилась в жестких рамках религиозных догматов, переступить которые она не могла ни при каких обстоятельствах. В этих рамках власть была неограниченна, вне этих рамок - незначительна либо не существовала вовсе. Наступление идей рационализма привело к кризису христианского мировоззрения. Власть, лишенная идейной опоры в глазах прежде всего рационалистически мыслящих людей, стала казаться им избыточной и несправедливой. Вот как описал этот процесс Б.де Жувенель: «Распад единства христианской церкви, многообразие сект, распространение вольнодумства подрывали этот фундамент. Его заменили основанием Разума, по правде сказать, более хрупким. Важно было поддерживать всеобщее законодательство, которое ни один человек не мог бы извращать по своей прихоти и в своих интересах»1. Выход нашел Монтескье, создавший средство против вырождения демократии в тиранию - равноправие трех ветвей власти: «Чтобы не было возможностей злоупотреблять властью, необходим такой порядок вещей, при котором различные власти могли бы сдерживать друг друга» («О духе законов», 1748). Примеры для обоснования, как обычно, нашли в римской истории, где против постановления одного консула мог возражать другой консул, против действия одного трибуна - другой трибун, то есть разные части одной и той же власти ограничивали друг друга. Другой идеей, ограничивающей власть, была идея верховенства права. В условиях христианского мировоззрения эта идея не могла существовать, поскольку господствовал Закон Божий, не подлежащий изменению. Нужны были рационализм и смелость Гоббса, чтобы утверждать, что государство - источник права, что «все законы, писаные и неписаные, имеют свой авторитет и силу в зависимости от воли государства, то есть от воли его представителя, каковым является в монархии монарх, а в других государствах - верховное собрание»235 236. Обоснование и в этот раз нашли в Античности. Еще Цицерон утверждал, что над властью во все времена стоит право, распространяющееся на всех людей во всех землях и не подчиненное воле сената или народа. Эти принципы восприняла революция. Право - творение общей воли, а на деле - парламента, который сразу же стал единственной инстанцией, правомочной не только изъяснять, но и формировать эту волю. Этому действительному суверену была дана неограниченная власть237. Б.де Жувенель считает, что «идея ограничения власти со стороны права означает не механический, а духовный процесс. Это общее отвращение, вызываемое руководителями государства у всей нации, это испытываемые ими самими угрызения совести, это, наконец, возможное возбуждение против них судебного процесса и осуждение их, невзирая на высокое положение»1. В современной либеральной политической мысли идея ограничения власти путем демократических процедур и механизмов возведена в ранг одного из основных догматов. Так, К. Поппер считает, что «демократия, или право народа оценивать и отстранять свое правительство, представляет собой единственный известный нам механизм, с помощью которого мы можем пытаться защитить себя против злоупотребления политической силой. Демократия - это контроль за правителями со стороны управляемых... государственная власть всегда была и останется опасным, но неизбежным злом. Государственное вмешательство должно быть ограничено в той степени, которая в действительности необходима для защиты свободы»238 239. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в основе исторических тенденций как усиления, так и ограничения власти лежит появление новых идей в политической, и иных сферах.