Сложность рассмотрения российского общества, в частности хозяйства, заключается в том, что его можно описывать по крайней мере через два различных, противоположных культурных пласта, два нравственных идеала, тяготеющих к разным суперцивилизациям, т.е. традиционной и либерально-модернистской. Можно рассматривать хозяйство как движение бесконечно разнообразных натуральных вещей, как их производство, обращение, потребление, как движение единичных вещей. Но ту же реальность можно рассматривать как движение денег, как движение вещей и услуг, сводимых к движению денег, через которые они оцениваются, переходят друг в друга. В существовании этих вариантов нет специфики российского общества. Специфика заключается в том, что эти два подхода к хозяйственному процессу находятся в состоянии раскола. Причина этого проста. Эти системы оценок нацелены на решение разных задач. Первая — на получение определенного набора вещей, причем деньги, если они вообще признаются, рассматриваются как особая вещь среди вещей. Другая позиция требует повышения эффективности, возрастания роли денег, они рассматриваются как условие и средство сотворчества, доступа потенциально ко всем благам, создаваемым людьми, как форма связи людей. Первая точка зрения требует стабильности в форме неизменности хозяйственных процессов, тогда как вторая требует роста эффективности хозяйственных процессов, допускает банкротство тех, кто этого достигнуть не может, кто не может платить налоги, идти в ногу со временем, то есть выдерживать изменяющиеся условия конкуренции, отвечать на меняющиеся вызовы потребителя. В развитом рыночном обществе также существуют эти два подхода, но там они субординированы, решение проблемы в денежной форме по крайней мере в тенденции означает и ее решение в натуральной форме. Гегель бы сказал, что подход к хозяйственному процессу как натуральному снят в товарно-де- нежном. В таком обществе поток натуральных товаров теряет значимость в отрыве от его денежной оценки, и наоборот. Они постоянно взаимопроникаются друг другом. Для американского фермера даже то продовольствие, которое он сам производит на своей ферме, является не предметом его личного потребления, но потоком ресурсов, поступающих на рынок, где они превращаются в денежную форму, то есть ту форму, которая является для него единственно приемлемой. В расколотом обществе эти два подхода расходятся кардинальным образом, дают различные, противоположные результаты, практические решения, разрушают друг друга, несут в себе принципиально различные формы власти и управления. Прав ли тот, кто говорит, что предприятие нельзя закрыть за неуплату налогов, так как это нанесет гигантский ущерб обществу, значительному количеству людей и это опасно для всех? (Эта проблема обсуждалась одно время в печати в связи с тем, что Ав- товаз находился под угрозой закрытия за неуплату гигантских налогов. С его работой в той или иной форме связано 3,5—4 млн человек.) Здесь на первый план выходит натуральная оценка, социальные последствия. Может бьггь, прав тот, кто требует его закрытия, так как предприятия, не платящие налоги — непосильное экономическое бремя для общества? Трудно позавидовать людям, которые должны принять одно из этих решений в расколотом обществе. Каждое из них оказывается мощным дезорганизующим фактором. Но если это так, то центральной проблемой хозяйственной жизни является не выбор решений, соответствующих механизмов принятия решений в рамках такой альтернативы, но поиск преодоления их несовместимости, преодоления двойственности, хозяйственного двоевластия. Следовательно, проблема, кажущаяся чисто хозяйственной, далеко выходит за рамки хозяйства. Это проблема раздвоенности нашей жизни, которая и должна переместиться в центр внимания, включая случай, когда речь идет об экономике. Расколотость нашего хозяйства делает невозможным его функциональное описание, которым можно руководствоваться при принятии значимых решений, формировании программ деятельности. Описание его в категориях рыночного хозяйства приводит к абсурду. Например, “добавленная стоимость (чистая продукция) в большинстве отраслей советской промышленности и сельского хозяйства отрицательна”. Это означает, что “Россия могла бы обеспечить свое население гораздо лучше, если бы просто продавала все естественные ресурсы на мировом рынке и импортировала продовольствие и потребительские товары”. Иначе говоря, в результате высоких издержек чем больше мы работаем в “большинстве отраслей промышленности и сельского хозяйства”, тем беднее мы становимся168. Положение может меняться, в частности, от цен на нефть на мировых рынках. Пока общество получало подкачку необходимого минимума ресурсов через приток нефтедолларов, оно могло не подходить к роковой черте превращения труда в растрату ресурсов, в принудительном порядке перебрасывая ресурсы на угрожаемые участки. Тем самым готовилось всеобщее банкротство, которое мы все сегодня переживаем. Смысл реформы заключается в том, чтобы преодолеть двойственность, раскол двух подходов, конфликт между управлением двух форм хозяйственной жизни, порождаемую этим дезорганизацию.