В ПРЕДДВЕРИИ ОКТЯБРЯ

Согласно догмам «Краткого курса...» пружиной всех перемен, закономерно закончившихся 25 октября штурмом Зимнего дворца и триумфальным шествием советской власти, являлась деятельность большевиков, спасших страну от катастрофы. Этот тезис, если и верен, то лишь частично. Но такое признание не меняет того неоспоримого факта, что правящей партией стали именно большевики. Почему они, как им это удалось, в чем была их сила? Или виной тому опять же случайность? Пытаясь ответить на поставленные вопросы, обратимся к исторической канве событий того времени. А факты таковы.

В истории Российского государства, экономическая и политическая система которого в течение долгого времени отставала от более развитых стран Запада, внешний фактор играл огромную роль. Едва ли не каждая крупная война служила толчком для социального, политического всплеска внутри страны. Так, 1812 год послужил прелюдией к восстанию 14 декабря 1825 г. Крымская война середины прошлого века породила мощный общественный подъем и стимулировала отмену крепостного права. Война с Японией в начале XX в. подтолкнула страну к первой революции, а мировая, начавшаяся в 1914 г., закончилась для России революционными катаклизмами 1917 г.

Последняя война качественно отличалась от всех предыдущих людских столкновений в истории человечества: впервые небывалое количество сражавшихся, десятки миллионов людей на огромной территории, когда протяженность фронтов составляли сотни километров, в течение нескольких лет вели ожесточенные бои.

Война, начинавшаяся патриотическим подъемом во всех странах, объявлением в них «гражданского мира», надеждами на быструю и

286

легкую победу, уже на второй год фронтовых сражений показала призрачность таких надежд. Это была война совершенно нового типа. Она велась главным образом лозиционно, а основной задачей воюющих сторон становились методичное уничтожение живой силы противника и изматывание врага в затяжных боях. Это вело к перенапряжению сил стран-участниц, серьезно ухудшало положение масс в большинстве воюющих государств. Нарастала усталость и на фронте, и в тылу. Население ощущало полную бесперспективность и бессмысленность продолжавшейся бойни.

В 1916 г. антиправительственные настроения в России поднялись до уровня обычных норм в поведении и либералов, и многих консерваторов. Но, даже ощущая нарастание кризиса, верхушка российской буржуазии надеялась на его локализацию и устранение лишь заменой руководства. Пределом мечтаний было создание правительства, подотчетного Думе (в отличие от того, которое находилось непосредственно под эгидой царя).

Соблюдая свои классовые интересы, буржуазия была обеспокоена слухами о возможном сепаратном мире с Германией. Общество было поражено вирусом шпиономании. Слухи об измене в правительстве, в генералитете, о царице, склоняющей государя к сепаратному миру, особенно распространились в канун 1917 г. К усиливающимся подозрениям в измене добавлялся и тот немаловажный факт, что ни один из прежних царей не вызывал в России такой массовой ненависти, презрения, негодования и раздражения, как Николай И.

Приведенные выше взгляды двух деятелей из различных лагерей примечательны. Проблема альтернатив, выбора путей общественного развития долгие десятилетия вытравливалась из нашего сознания. Ныне она вполне правомерно приобрела право гражданства, переживает сьой ренессанс. И нас естественно волнует вопрос о возможных вариантах развертывания событий в 1917 г. Социалист Кереиск^л далее после Февральской реъилюци*1 задним чиоюм допускал ь0омо>кность сохранения царизма, а буржуа Маклаков наконец понял несбыхочность та

287

кой надежды. В одном оба сходились: все упиралось в личность преемника; приблизиться же к анализу коренных противоречий, разобраться в подлинных причинах катастрофы самодержавия они не смогли. Между тем думские оппозиционеры если и «поднимали голову», то очень осторожно. Дума не желала выходить из рамок, поставленных монархом.

К этому времени вчерашний патриотизм сменялся все более полной опустошенностью. Пополнения приходили на фронт со средней утечкой в 25%. И уже тогда миллионы думали не столько об обороне, сколько о мире и земле. Армия — главная и неизменно верная опора режима — разлагалась, воочию наблюдая бессмысленность приносимых жертв, неспособность властей организовать хотя бы правильное и непрерывное снабжение войск провиантом.

Реальный ход событий обнаружил всю слепоту дворцовой камарильи, необратимость процесса разложения государственного строя. 1917-й год начался в Петрограде забастовками, организованными, в частности, в память о 9 января 1905 г. Симптоматичная деталь! Симптоматичным был и ответ властей: репрессии, увольнения. Уроки 1905 г. не пошли впрок.

23 февраля (8 марта по новому стилю) забастовали рабочие многих питерских заводов. С пролетарским праздником, Международным женским днем, совпало очередное обострение продовольственного положения в городе. На следующий день бастовала уже половина рабочих. Шли демонстрации с красными флагами и революционными песнями. 25 февраля наступил перелом. Забастовки охватили 80% рабочих. Начался разгром полицейских участков, на ряде заводов формировались боевые дружины. Отсутствие стрельбы со стороны войск в течение трех дней освобождало народ от чувства боязни, да и солдаты осознали всю важность бездействия начальства. Среди них зрело понимание того, что даже в случае приказа «Стрелять!» вряд ли кто его будет выполнять (к этому времени из-за гибели большого числа офицеров произошло разрушение старой офицерской касты, появились либерально и даже революционно настроенные офицеры).

Сложилась поистине парадоксальная ситуация: весь гарнизон и город охвачены восстанием, а в столице, где находились распущенная Дума и ушедшее в отставку правительство,— паралич власти. Наконец думцы, окруженные солдатами, которые требовали перехода всей власти к Думе, провели частное совещание. Они выделили из своей среды Временный комитет во главе с М. В. Родзянко для наведения порядка и успокоения народа. 28 февраля государь решился даровать стране ответственное министерство и поручил Родзянко сформировать кабинет. Но время для императорского правотворчества миновало.

288

Рядом с Временным комитетом Думы был образован новый орган власти — Петроградский Совет, в исполкоме которого преобладали меньшевики.

Весть о низвержении Николая быстро облетела Россию, везде народ встречал ее поистине с ликованием. На какой-то миг беды измученной страны отошли на второй план. Возобладало настроение больших надежд и даже уверенности в близком окончании войны, люди поверили, что все наконец-то изменится к лучшему. Эйфория от одержанной победы кружила головы не\ только тем, кто вчера открыто выступал против царя. Взволнованно чувствовали себя даже многие из недавних сторонников монарха, едва ли не больше всего удивленные легкостью перемен, можно сказать, бескровностью переворота.

Нередко подобные суждения здравствуют и в нашей литературе. Воспроизводится при этом весьма простой довод: сама гнилость царского режима предопределила скоротечность его кончины, иначе говоря, сдачу без боя. При таком подходе к освещению Февраля в тени остается долгий и мучительный путь к победе. Достаточно вспомнить конец царствования последнего Романова: сначала унизительное поражение в русско-японской войне; кровавое воскресенье 9 января 1905 г.; потом потрясения, связанные с перипетиями первой российской революции; репрессии против ее участников и политическая реакция; наконец, драма, человеческие потери, разруха — следствие участия в первой мировой войне. Ни один другой народ в Европе не испытывал тогда столь тяжелых испытаний и притеснений, не был в такой же мере бесправен и угнетен, как в России. С тем большей силой аккумулировались в толще народных масс неприязнь и ненависть к царизму, опиравшемуся на госаппарат и помещиков, полицию, жандармерию и охранку.

Верхи недаром так опасались революционных настроений.

10-148

289

органы, какими былд царская полиция, жандармерия, охранка, и выпустить из тюрем политзаключенных. Пришлось пойти также на арест бывших министров, изолировать царя и его семью. Последнее, в частности, объяснялось не только разговорами о необходимости привлечь Николая II к судебной ответственности и нежеланием отпускать за границу: вполне реальной могла стать стихийная расправа над виновниками обрушившейся на страну катастрофы. Отрицание населением свергнутого строя, усталость, всеобщее озлобление и неуравновешенность, порожденные главным образом бедствиями военного времени, развалом экономики, долгой оторванностью миллионов солдат от родного дома, — все это проявлялось в отношении к сброшенному монарху, его окружению, чиновничье-бюрократическим структурам, составляло часть общенационального кризиса.

Современники, оценивая царизм, во многом занимали верную позицию. Разве он не вел захватнические войны, не участвовал в подавлении народных восстаний в России или революционных высту-лений в Европе? У кого повернется язык назвать царя поборником интернационализма? Но, к сожалению, следует признать, что уже в 1917 г. в моду входило отождествление понятий «царизм» и «Россия». В итоге без всяких на то оснований Россия оказывалась и «жандармом Европы», и «тюрьмой народов», одним словом, чуть ли не вечной «империей зла».

Такого вулканического взрыва и деградации режима не было даже в дни первой российской революции. И на то были веские причины. Само падение царского самодержавия тоже не случайно произошло в разгар первой мировой войны. Неспособность (и нежелание) режима перевести страну на рельсы буржуазно-демократического развития, ставшая внутренней болезнью России, наиболее полно проявилась в экстремальной обстановке кризиса, который переживал тогдашний капитализм, приведший человечество к кровавому конфликту. На поле брани столкнулись сильнейшие хищники. Царская система испытания не выдержала.

Читатель, верно, уже понял, зачем понадобился экскурс в предысторию Февраля. Разговор о характере и последствиях первой мировой войны, о неподготовленности буржуазно-помещичьей России к участию в ней и катастрофическом провале внутренней политики имеет важное значение минимум по трем причинам. Во-первых, мы убеждаемся в стихийном характере Февральской революции, обусловленной объективными факторами и вполне конкретным стечением обстоятельств. Во-вторых, мы видим, что ни одна из политических партий не проявила себя как организатор и руководитель свержения царизма, не выдвинула программ буржуазно-демократического переустройства страны. В-третьих, получаем возможность расширить сложившееся представление о том, как и почему большевики сумели в этих условиях наиболее полно и радикально выразить настроение

290

масс, мучительно искавших выход из глубинного кризиса, который вел Россию к трагическому финалу.

Тесная взаимосвязь перечисленных проблем очевидна. Поскольку же для данного раздела требуется наибольшее освещение последней, вернемся еще раз к февральским событиям. Если верить бывшему Институту марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (что очень трудно), то численность большевиков Петрограда насчитывала в те дни примерно 2 тыс. человек, а всего в партии состояло тоща 24 тыс, и возможности ее, следовательно, были ограничены. Даже в «Кратком курсе истории ВКП(б)» говорилось: «Уже через пять дней после Февральской революции начинает выходить газета «Правда» в Петрограде, а через несколько дней после этого — «Социал-демократ» в Москве». Только в условиях директивного преподавания истории отсюда можно было делать вывод об авангардной роли большевиков в перевороте.

Несколько позднее А. Шляпников, практически возглавлявший в 1917 г. работу партии в Петрограде и избранный в исполкрм Пет-росовета, справедливо писал о стихийности революционного процесса в начале 1917 г. Он признавал, что в феврале 1917 г. «нашу подпольную организованность нельзя было и сравнивать с организованностью буржуазии». Сам Ленин узнал о событиях в Петрограде лишь в начале марта, когда газеты в Цюрихе сообщили о победе революции в России. Даже в эти дни у него еще не было твердой уверенности в правдивости полученной информации. Ленин, прочитав газету, в письме И. Арманд заметил: «Коли не врут немцы, так правда». Добавим, газеты сообщали — и Ленин это выписал,— что у власти 12 членов Думы, о возникновении в Петрограде Совета он вообще ничего не знал.

Это говорится не в упрек Ленину и большевикам, поставленным в ложное положение фальсификаторами истории. Сегодня мы знаем и другое: Каменев и Сталин, приехавшие из Сибири в Петроград в марте, самовольно возглавили «Правду». Будучи членами ЦК, они основательно влияли и на работу всей местной организации. В короткий срок выяснилась их линия на умеренную политику. После радикального тона, утвердившегося в газете до Каменева и Сталина, «Правда» призывала лишь оказывать давление на Временное правительство. Возмущенные рабочие требовали исключить новых редакторов из партии. Знай они, что редакторы даже письма Ленина печатали с большими сокращениями, не миновать бы большого скандала. Ленинские письма, где речь шла о переходе революции от демократического этапа к социалистическому, о необходимости покончить с войной, создании республики Советов и т. д., остались неизвестными и для делегатов Всероссийского совещания большевистских партработников, которое прошло в конце марта — начале апреля 1917 г. Сталин и здесь предостерегал от «форсирования событий», настаивал на условной поддержке Временного правительства.

291

Он даже ратовал за объединение с меньшевиками на платформе умеренной оппозиции к войне.

Все это происходило в те дни, когда буржуазия, оказавшись у власти, начинала открыто проводить свою классовую политику и тем показала, что в ее планы «форсирование событий» не входит. Меньше всего заботясь о проведении крупномасштабных преобразований, которые обеспечивали бы успокоение в стране и отвечали насущным интересам широких слоев населения, она открыто заявила о верности союзническому долгу и призвала к войне до победного конца. Абсурдность и беспардонность заявления возмутила и ошарашила массы. Эсеро-меныпевистское руководство Советов было шокировано.

Трудно сказать, какую позицию заняли бы в сложившейся ситуации руководители «Правды». Единого мнения не было и на местах. Но в это время из-за границы вернулся Ленин. Позади остались почти 10 лет второй эмиграции, годы напряженной борьбы и поиска... Он возвращался как общепризнанный лидер, теоретик и практик большевизма. Одни его безоговорочно поддерживали, другие, напротив, были не согласны с ним, третьи искали с ним компромисса и т. д., но все считались с ним как с выдающейся личностью, непревзойденным теоретиком. И так было теперь не только в масштабах российской соццал-демократии, но и международной. Подчеркнем еще раз: Ленин сознавал свою силу, вполне отчетливо ощущал свой приоритет и умел пользоваться этим, что, в свою очередь, опять-таки делало его еще более значимым.

Деятельный по натуре, умудренный опытом, Ленин, полный энергии и с готовыми планами, возвращался в Россию. Поезд еще не подошел к Петрограду, когда в вагон подсели встречающие. Среди них был Каменев. Первое, что ему довелось услышать, было: «Что у вас пишется в «Правде»? Мы видели несколько номеров и здорово вас ругали». Обратим внимание: редакторов за умеренность и примиренчество ругали и рабочие. Ленин этого еще не знал, тем символичнее совпадение. Приходится вновь добавить: его радикализм, ненависть к существующему строю, стремление в корне изменить жизнь трудящихся имели под собой прочную основу, истоками своими связанную с историей России. Все это и выдвинуло в начале XX в. большевизм на передний край борьбы за социальную справедливость.

«Апрельские тезисы», с которыми Ленин ознакомил членов Русского бюро ЦК, и их судьба хорошо известны. Путь от недопонимания до прямой поддержки их оказался недолгим. Конференция большевиков, состоявшаяся 24—29 апреля, одобрила курс на передачу всей власти Советам. Обычно такой поворот объясняют целеустремленностью вернувшегося вождя, напором его энергии, теоретическим превосходством. Сталин, в частности, позднее свою пассивность в марте 1917 г. пытался оправдать недопониманием ленинской мысли о пере

292

растании буржуазно-демократической революции в социалистическую, объясняя это «недостаточной теоретической подготовкой».

В какой-то степени подобные доводы принять можно. И все же главное было в напоре и энергии именно масс. Призыв воевать до победы взбудоражил население, многотысячные демонстрации протеста шли уже под лозунгом «Долой правительство!». Именно это обстоятельство помогло Ленину всколыхнуть партию. Массы не очень разбирались в тонкостях теории, лишь немногие были знакомы с содержанием «Апрельских тезисов», а тем более с последней книгой лидера большевиков, посвященной анализу империализма как высшей и последней стадии капитализма. Но единицы читали и Плеханова, который назвал тезисы бредом. Зато все ощущали нехватку продуктов, инфляцию и другие признаки ухудшения материального положения. А тут еще выступление министра иностранных дел кадета Милюкова (о верности союзническому долгу)... На этом фоне перемены в тактике большевиков воспринимались с растущим вниманием. Увеличилось и количество сторонников Ленина. Кстати, в конце апреля большевиков было уже примерно втрое больше, чем в начале 1917 г.: в столице их численность выросла до 15 тыс. человек, т. е. в семь с лишним раз. Цифры говорили сами зе себя.

Взрыв народного негодования, вызванный заявлением Милюкова, вошел в историю как первый кризис Временного правительства. Сегодня следует углубить это представление. Определенный кризис пошатнул и руководство Советов: оно не сумело занять позицию, отражавшую настрой измученного войной населения.

В данной ситуации в выигрыше оказались большевики. По численности они еще заметно уступали меньшевикам, однако по организации им не было равных. При ЦК было сформировано Бюро фронтовых и тыловых военных организаций; в Советах, как правило, действовали большевистские фракции. Особое внимание уделялось работе в фабрично-заводских комитетах — фабзавкомах и в профсоюзах; если ще-то проходили стачки, собрания, митинги, манифестации и т. п., то на них, как правило, выступали большевики, их агитаторы и ораторы. Далеко не всегда и не сразу им удавалось привлечь к себе внимание, но тысячи фактов свидетельствуют о плодотворности той активности, которую они проявляли, причем не только в столицах (Петрограде и Москве). Выдвинутый лозунг самоопределения наций давал дополнительный импульс развертыванию местной инициативы трудящихся в национальных регионах страны. Столь массовая будничная, кропотливая работа оказалась не под силу другим партиям и группировкам.

Несколько иное положение было в деревне, там преобладали эсеры. Но фактически сама жизнь сплошь и рядом сближала их позиции с большевиками, которые призывали крестьян к немедленному захвату помещичьих земель, к выступлению против кулаков.

293

Июнь 1917 г. ознаменовался новым кризисом правительства, уже включавшего в свой состав меньшевиков и эсеров. Состоявшийся в июне-I Всероссийский съезд рабочих и солдатских депутатов прошел под лозунгом правых социалистов, имевших еще подавляющее большинство. Между тем настроение масс все более смещалось влево, чего не заметили ни руководители Советов, ни члены коалиционного правительства, т. е. те же лидеры меньшевиков и эсеров; они практически ничего не изменили во внутренней и внешней политике. Большевики призвали рабочих и солдат Петрограда выйти на демонстрацию протеста. Последовал официальный запрет, большевики подчинились. Когда же 18 июня меньшевики решили организовать свою манифестацию, на улицы и площади столицы вышли около 500 тыс человек, и оказалось, над их головами чаще всего реяли большевистские лозунги.

Таким образом, прагматизм и решительность Ленина больше импонировали широким массам, нежели действия эсеро-мень-шевистских руководителей Советов, считавших курс на социалистическую революцию опасным заблуждением. Страна, повторяли они, не достигла должной зрелости капитализма. Российская история, предостерегал Плеханов, еще не измолола той муки, из которой можно испечь пирог социализма (и оказалось, что он был не так уж не прав!).

В начале июля противостояние достигло апогея. Освещая прежде всего победоносную политику большевиков, советские историки в прошлом мало или односторонне показывали лагерь их противников, действия буржуазии, монархистов, которые вовсе не собирались сдаваться без боя. Летом 1917 г. вопрос так и не стоял. Ленинскую реплику о том, что большевики готовы взять власть в свои руки, делегаты I Всероссийского съезда либо не расслышали, либо всерьез не восприняли. 2 июля кадеты потребовали разоружить столичный гарнизон и создаваемую большевиками Красную гвардию; более того, они решили покинуть правительство. Дело дошло до прямого конфликта. Часть большевиков решилась на вооруженное выступление. Правительство применило военную силу и пролилась кровь. Двоевластие кончилось. Развернулось преследование большевиков.

Нет нужды напоминать, как действовали в этих условиях лидеры эсеров и меньшевиков, какие статьи и работы писал ушедший в подполье Ленин, что решил VI съезд партии, собравшийся в августе 1917 г. Канва событий изложена в учебниках. Спор сегодня идет об альтернативах: могла ли страна выбрать иной путь, нежели тот, который ей уготовили большевики. При этом одни считают, что большевики навязали свой выбор; другие полагают, что он был единственно возможным; третьи ищут компромиссного ответа. Но ведь большевики действовали не в безвоздушном пространстве, а в конкретных условиях надвигающегося голода, полного распада народного хозяйства. Реальная, объективная история тех дней еще не попала на страницы

294

учебников. Предстоит показать Россию в контексте мировых событий, объяснить невиданную прежде взаимосвязь между лидерами большевизма и многомиллионной страной, увлеченной не только речами Ленина и Троцкого, которые отринули прежние расхождения и объединились на капитанском мостике революции. Повседневная действительность требовала немедленных акций в масштабах государства. Но почему этого не смогли сделать ни буржуазное правительство Львова, ни правосоциалистическое под руководством Керенского? Поверженным оказался и генерал Корнилов.

Авторитет большевиков в то время невиданно вырос. Осенью 1917 г. РСДРП (б) имела в своем составе свыше 24 тыс человек. Под их началом стремительно росли отряды Красной гвардии. Осенью они действовали почти на всех заводах столицы и на многих предприятиях промышленных центров России. Их численность достигла 200 тыс. добровольцев.

На этом фоне явно бледно выглядели организации меньшевиков и даже эсеров, поначалу являвшихся самой многочисленной партией в стране. Особенно проигрывали лидеры, страдавшие, по меткому наблюдению Чернова, властобоязнью. И именно это, пожалуй, больше всего выдавало оторванность вождей от ЖИЗНИ народа. Их страшила невиданная прежде энергия масс, сопровождавшаяся в деревне захватом земли, реквизицией квартир в городе, введением в ряде мест физического труда для буржуазии и т. п. Подчеркнем, речь идет не об акциях, проводившихся большевиками после 25 октября или захвата ими власти; названные мероприятия осуществлялись в период между февралем и осенью 1917 г. по инициативе, чаще всего исходившей от беспартийных трудящихся.

Вопреки тем, кто оценивал подобные поступки как нарушение закона, Ленин усматривал в этой практике естественное стремление трудящихся масс, систематически и нещадно подвергавшихся эксплуатации, к социальной справедливости. Массовость такого движения (как и многих других аналогичных действий) убеждала его в правильности намеченного в апреле 1917 г. курса на перерастание первого этапа революции, давшего власть в руки буржуазии, во второй, призванный увенчаться победой рабочего класса. При этом никакого комплекса «властобоязни» Ленин, большевики не испытывали. Наоборот, они были готовы отвечать за революционное творчество масс, ибо только с его помощью считали возможным коренным образом преобразовать общество, ликвидировать все виды и формы угнетения человека.

Участники событий 1917 г. не могли остановить ход истории. Попытка правительства установить в стране единовластие, арестовать Ленина и его активных соратников лишь еще более четко обозначила расстановку сил. Заметим, на прицеле находились только большевики. А коль скоро война продолжалась и экономический развал подталкивал

295

массы к последней черте, большевистские призывы становились все более популярными, находили самый горячий отклик в массах. Заговор Корнилова окончательно обнаружил неспособность Временного правительства справиться с нависшей катастрофой. Стране угрожала либо репрессивная диктатура с возможной реставрацией монархии (генерал был известен своей жестокостью), либо к власти приходили большевики (которая тоже была неоднозначна по своим потенциям). Никаких других альтернатив тогда не видели. Октябрь и быстрая победа Советов на рубеже 1917—1918 гг. свидетельствовали о том, кому было отдано предпочтение, каким лозунгам поверил народ.

Большевики не выдвигали тогда задачу непосредственного строительства социализма в России. Этому препятствовали преобладание в народном хозяйстве аграрного сектора (80% жителей страны составляли крестьяне), неграмотность и политическая отсталость значительной части населения и ряд других факторов.

Ставка в тот победный час со всей откровенностью делалась на мировую революцию, на поддержку рабочего класса промышленно развитых стран Запада, прежде всего Германии. При этом большевики рассчитывали на помощь этих стран либо предполагали, что буквально в ближайшее время в Европе развернется пролетарская революция, т. е. Октябрь в России рассматривался как начало новой эпохи, как прорыв в системе мирового капитализма, который согласно марксистской доктрине уже изживал себя и вплотную подвел цивилизацию к смене общественно-экономических формаций.

В этом плане нельзя согласиться с теми авторами, которые сплошь и рядом связывают с большевиками, вышедшими в феврале 1917 г. из подполья и затем легально боровшимися за власть, свои представления о правящей с 25 октября партии с верхушечным переворотом и особенно о ее диктатуре времен гражданской войны и даже более поздних десятилетий. Думается, это совершенно неверная точка зрения, которая приводит к ошибочным заключениям и лишает возможности осмыслить уникальный политический опыт, своего рода феномен, связанный с деятельностью партии, по существу пережившей весной 1917 г. второе рождение и менее чем за 8 месяцев получившей поддержку и завоевавшей авторитет, что и позволило ей в экстремальных условиях того времени прийти к власти. Если, таким образом, объективно анализировать прошлую историю, то можно извлечь конструктивные в своей основе уроки.

Итак, надо взвешенно, строго объективно изучать и освещать природу Февраля и его последствий, деятельность всех без исключения партий, государственных структур, общественных движений того времени. Тот период интересен не только для академических исследований. Царизм оставил после себя -страну, опутанную множеством традиций феодального абсолютизма, в рамках которой частнохозяйственный и монополистический капитализм сожительствовал с остат-

296

ками крепостничества. Крупная буржуазия росла, выполняя заказы казны с помощью иностранного капитала. Парламентская практика только зарождалась, политические партии переживали пору своего становления, т. е. все это общеизвестно. Важно увидеть (разумеется, с поправкой на время и характер нынешней эпохи) определенное повторение ситуации на исходе XX в.

Финал Февраля, действительно сделавшего Россию тогда самой свободной страной в мире, был предопределен не действиями большевиков, которых весной 1917 г. была небольшая горстка, а безответственностью правящих сил, аморфностью и болтливостью партий, эйфорией значительной части интелигенции, пассивностью весьма широких слоев населения в городе и особенно в деревне.

Без учета этих уроков нельзя понять то, что произошло уже после 25 октября 1917 г.