Нравственные основы многообразия власти и управления.
Любой центр власти и управления в обществе может формироваться, воспроизводиться на основе той или иной формы нравственного единства. Общество как специфическое целое может быть осмыслено, если будет обнаружено основание этого целого — культурная программа его самовоспроизводства. Культурную программу общности людей, позволяющую формировать базовый консенсус, содержащую схему совместной воспроизводственной деятельности, можно рассматривать как нравственность. Во всяком случае, в основе общности, фиксированной в культуре, лежит некоторый сложный нравственный принцип, выявление и анализ которого является одной из важнейших задач науки об обществе, социокультурной методологии. История нравственности как особой формы культуры есть история ответов общества на усложнение проблем, повышение способности формулировать более сложные смыслы, принимать более сложные решения. Ранее сложившиеся пласты нравственности могут оттесняться на задний план, в сферу культурного подсознания. В культуре как концентрированном, организованном опыте человека есть свое подсознание, которое формируется прежде всего как результат ухода одного полюса нравственности на задний план в результате активизации противоположного. В дальнейшем эти полюса могут меняться местами. Существование подсознания открывает возможность созидания условий для победоносного возвращения ранее оттесненного полюса нравственности. Оттесненные пласты можно рассматривать как наследуемые из прошлого опыта культуры, как непосредственную основу для инерции истории. Решения и действия людей, опирающихся на разные пласты культуры, нравственности отличаются друг от друга своими программами и результатами. Каждый субъект характеризуется способностью обеспечивать выживаемость, что связано со специфической интерпретацией условий, средств и целей, способностью противостоять опасностям, угрозам существования. Решения и действия, опирающиеся на разные формы нравственности, отличаются своим отношением к большому обществу, программами формирования власти и управления. В российском обществе можно выделить следующие нравственные идеалы: 1. Традиционный (вечевой) идеал, сложившийся задолго до возникновения государства во времена безраздельного господства эмоциональных форм отношений, инверсионной логики. Специфика социальных отношений традиционного общества складывалась на основе его организации как множества локальных сообществ, групп собирателей, земледельцев, патриархальных семей, родовых и территориальных общин и т.д. В каждом локальном сообществе численность людей была такова, что все знали друг друга в лицо. Локальная общность воспринималась как целое, нерасчлененное синкретическое единство эмоциональной и мыслительной конструкции мироздания, космоса, как нечто господствующее над личностью. Ценность личности в статичных локальных мирах определялась ее способностью растворяться в целом, противостоять отпадению от целого, воспроизводить сложившиеся ценности при минимальной критике их форм и содер жания. Ориентированные на статику локальные миры сохраняли, обеспечивали выживаемость своей напряженной воспроизводственной деятельностью, противостоящей значимым по критериям этой культуры изменениям. Взаимопроникновение членов сообщества происходило в процессе освоения каждым из них некоего культурного абсолюта, содержавшегося в (суб)культуре соответствующего сообщества. Этот абсолют рассматривается в вечевой культуре как высшая ценность. Все люди превращаются как бы в единую синкретическую сообщество-личность, связанную круговой порукой. Здесь непосредственно не возникала проблема базового консенсуса, интеграции. Образец единства был задан раз и навсегда как нечто исходное для существования, выживаемости. Во всяком случае, этим людям так казалось. Воспроизводя порядок, они воспроизводили свои способности обеспечивать выживаемость в соответствующих исторически сложившихся формах. Статичный идеал традиционализма означал, что люди в действиях, мыслях ориентировались на ранее сложившуюся культуру — опирались на инерцию истории, фиксированный опыт истории. Тем самым история, историческое время как бы отрицалось, представление об опыте истории подвергалось сакрализации. Ориентация на инерцию истории является выражением ценности неизменности, ценности традиционализма. В идеале традиционализм может быть определен как стремление выйти из ситуации МЕЖДУ, возвращаясь к прошлому, где якобы существовало полное слияние с идеалом. Для него характерен синкретизм, неотличимость для человека деятельности от ее результата, стремление подчиниться сложившимся природным и социальным ритмам. Этот нравственный идеал нацелен на сохранение некоторого исторически сложившегося уровня эффективности воспроизводства, то есть способности сдерживать дезорганизацию, как и способности обеспечивать выживаемость на некотором неизменном уровне. Все взрослые члены сообщества, осваивающие его культуру, представляют собой носителей власти, управления, хотя и в разной институционально закрепленной форме и степени. Организационной формой является вече, где собираются главы семейств. Трудность понимания этого типа общества, присущей ему власти, управления заключается в том, что для него характерна высокая ценность неизменности, противостояние инновациям, которые в соответствии со сложившимися методами интерпретации представляются как отпадение от идеала в соответствии с принципом: “Там, где новизна, там и кривизна”. Кажется, что общество тем самым жило постоянным стремлением к самообману, внушая себе, что новизна и есть возврат к правде неизменного абсолюта. Правда, следовательно, выступала как результат самообмана, а ложь как форма выражения правды. Появление способности субъекта обеспечить выживаемость творческой рефлективной деятельностью, выраженной в формах власти и управления, по сути есть возникновение человека, появление границы между человеком и дочеловеческими формами существования. Рефлексия — кумулятивный процесс, где результат вчерашней рефлексии становится основой формирования последующих смыслов, решений, действий, актов воспроизводства. Коренной качественный перелом связан с выходом за рамки ограниченной рефлективной способности воспроизводить общество на основе некоторого статичного идеала, появлением способности превращать в ценность инновации, развитие, повышение эффективности человеческой деятельности в различных формах. Исторический процесс развития этой способности в масштабе всемирной истории можно интерпретировать через оппозицию “стремление воспроизводить исходную культурную программу на основе исторической инерции — стремление критически переосмысливать, преодолевать инерцию, постоянно выходить за ее рамки, совершенствовать, формировать новую программу”. Стремление людей ориентироваться на второй полюс может означать, что в обществе развиваются принципиально новые ценности, нравственные идеалы. В противоположность традиционализму их суть в повышении эффективности во всех формах, преодолении ограниченности шага новизны. Рефлексия порождает механизм изменений, ведущий к изменению новых нравственных идеалов. Возникновение государственности было связано с попытками превратить вечевой идеал в государственный, где выделяются авторитарный и соборный идеалы. 2. Авторитарный идеал основан на абсолютизации отца-ба- тюшки, главы локального мира, которая превращается во власть монарха, генерального секретаря, президента. В системе власти и управления собрание глав локальных миров отодвигается на задний план. Вектор напряженности охватывает государство, большое общество (он выходит за рамки групп, где люди знали друг друга в лицо). Попытка односторонне подчинить большое общество абстракции высшего сакрального центра в ущерб ценности низа, земли, власти, управления локального типа, основанного на эмоциональных связях, может быть двойственной по своим последствиям. Она не только открывает путь осевому времени, повышению способности обеспечить выживаемость, но и несет опасность снижения эффективности, роста дезорганизации, социокультурной патологии, подавления человеческого потенциала рефлексии через ломку локальных центров власти и управления. Это в свою очередь вызывает опасность активизации догосударственных сил, угрожающих развалом большого общества. 3. Соборный идеал служит одним из оснований формирования власти, управления в большом обществе. Специфика соборной власти в том, что она в своей первозданной форме представляет собрание правомочных, обладающих соответствующим статусом лиц. Они в рамках тотемических представлений принимают решения, которые выступают как следование некоторым абсолютным, заданным, сакральным значениям. Власть редуцируется до вече “братьев”, способных “сдумавши” решать общие проблемы. В качестве “братьев” в большом обществе практически могут выступать главы миров, входящих в большое общество, редуцированное в представлении до локальных миров, до авторитетов некоторой общности: глав регионов, ведомств, частей города, князей, членов политбюро. Использование в советском обществе слова “товарищ”, близкого по сути со словами собрат, соучастник, приятель, член артели, братства и т.д., говорило о его вечевых соборных истоках. Соборный идеал носил по своему происхождению и сути синкретический характер, противостоящий осевому времени. Исторический его смысл в том, чтобы сформировать большое общество на основе эмоциональной логики локального мира. Эмоциональные основы синкретизма, будучи экстраполированы на большое общество, оказывались ограниченно функциональными, эродировали. Сложность большого общества, государства вступала в противоречие с высокой ценностью в этом идеале “тишины” и “покоя”. Попытка построить власть в этом необозримом обществе по типу локального мира несла потенциал недостаточной эффективности, опасность ответа на кризис возвратом к синкретизму. 4. Дифференциация первозданного догосударственного вечевого идеала на этом не остановилась. Возник утилитарный пласт культуры, имеющий в России длительную историю. Для него характерно ценностное отношение к миру как набору реальных и потенциальных средств. Его развитие включало возникновение абстрактного противопоставления условий и средств, выход за рамки господства эмоционального отношения. Утилитаризм свидетельствовал о росте творческого потенциала человека, рефлексии, способности искать более эффективные пути для воплощения целей. 5. Для умеренного утилитаризма характерно стремление активизировать изъятие готовых результатов, искать новые пути и средства деятельности, изощренно и творчески агрессивно их захватывать — формировать более эффективные функции в рам ках сложившихся отношений. Этот идеал открывает возможность развития товарно-денежных отношений. Однако примитивность умеренного утилитаризма несет опасность разрушения власти, отказ от ее поддержки во имя минутных интересов приобретательства, принесение власти и управления в жертву локальным интересам, облеченным в агрессивную форму. Локализм умеренного утилитаризма позволяет культивировать двоевластие, но одновременно может стать стимулом развития определенных социокультурных абстракций — денег, законодательства, права, собственности и т.д. 6. Для развитого утилитаризма характерно превращение повышения эффективности деятельности в ценность — преобладание интенсивной ориентации, включая способность совершать соответствующие изменения в отношениях людей. Отсюда возникновение власти, способной постоянно менять, совершенствовать отношения людей, способность людей повышать эффективность деятельности посредством активного поиска новых форм отношений, осознанно ориентироваться на развитие и постоянное воплощение абстрактных принципов. Власть и управление в большом обществе постепенно превращают утилитаризм во все более важный элемент своего основания, что не исключает возможности постоянных опасных конфликтов между властью, управлением, необходимых для воспроизводства целого и разрушительных для целого утилитарных устремлений локальных миров. 7. Создание нравственной основы для постоянного разрешения этой проблемы связано с появлением либерально-модернистского нравственного идеала. Специфика либерализма в том, что он на уровне ценностей превращает конфликт между утилитаризмом и властью в движущий фактор развития общества, подчиняя утилитаризм консенсусу (формируя протестантскую этику и т.д.). Каждая из форм нравственности имеет смысл в обществе как основа для общности, которые можно рассматривать в качестве (со)обществ-субъек- тов, способных в определенных ограниченных спецификой идеала рамках управлять своими функциями, возможно, своим развитием. Все эти нравственные идеалы являются результатом развития способности людей отвечать новыми формами культуры на усложнение человеческой реальности. Эти формы несут программы воспроизводственной деятельности, программы установления людьми власти над реализацией своих способностей воспроизводить себя, управлять функциями, способностью изменяться в процессе формирования инноваций, в процессе их освоения, ведущего к самоизменению. Этот материал создает методологическую основу для анализа власти и управления (со)обществ, взятых в их культурно-нравственной конкретности. Проблема, однако, заключается не только в разнообразии идеалов, но и в отношении между ними, которые отягощены расколом, двоевластием. Нравственная ситуация вновь толкает к выводу, что проблема власти и управления есть проблема МЕЖДУ этими центрами, соединяющими в себе и нравственность и управление. Разнообразие субъектов власти и управления. Развитие любой значимой деятельности, то есть вовлекающей значительное количество людей, например хозяйственной, возможно как ее выделение из первобытного синкретического целого, как развитие способности человека давать ответ на вызов истории, на усложнение проблем общества, на нарастание опасностей. Эта дифференциация форм деятельности создает для общества, государства проблему целого, проблему отношений между целым и этими формами. Проблема выделения из синкретизма этих форм деятельности в странах развитого либерализма может показаться абстрактной и не актуальной, но в российском обществе ее острая актуальность не вызывает сомнений. Специфика хозяйственной сферы формируется как процесс производства необходимых для воспроизводства субъекта ресурсов, сначала главным образом материальных, а затем и информационных. Закономерности этого процесса пронизывают все общество. Сами эти отношения сферы МЕЖДУ целым и ее частями, сферы МЕЖДУ особыми формами деятельности приобретают сложный характер. Например, в своей истории общество постоянно ставит границы выделению хозяйства в самостоятельный процесс, воплощая страх перед дестабилизацией, дезорганизацией, снижением способности обеспечения выживаемости. Но одновременно рост творческого потенциала в обществе открывает возможность его совершенствования, развития рыночного хозяйства. Отношение общества и хозяйственной деятельности не может интерпретироваться как отношение базиса к надстройке, как зависимость общества от экономики. Это отношение динамично и никогда не сводится к односторонней зависимости. Анализ наследия синкретизма в XX в. в России показывает, что разделение власти, управление специализированными формами, связанными с собственно государством, с хозяйством, с армией и т.д., — результат длительного исторического развития, результат разложения синкретизма. Исключительная актуальность этого процесса в России в том, что он далеко еще не закончен. Более того. Он не достиг решающей точки перелома. Это видно хотя бы из того, как враждебно и подчас сокрушительно реагирует общество на попытки реформаторов отделить хозяйственную деятельность от государства, на попытки ориентироваться на спонтанное развитие рынка; часть общества продолжает стойко дер жаться коммунистических идей вопреки их полному функциональному и организационному банкротству, вопреки утопической попытке удержать и усилить влияние синкретической нерасчле- ненности в обществе, ее элементов, снять тем самым проблему раскола в сфере МЕЖДУ. Проблема МЕЖДУ в обществе — это прежде всего проблема отношения людей друг к другу. Эти отношения всегда выступают в конкретных исторических формах. Возможны, санкционированы в культуре лишь те из них, которые не подрывают способность к выживаемости, не усиливают дезорганизацию. Здесь возникает проблема динамики меры в истории в каждом (сообществе, меры исторически изменяющейся способности личности выступать самостоятельно, прежде всего в качестве субъекта инноваций. Чем ниже эта способность, тем выше массовость и тем активнее могут быть попытки государства заместить личность в качестве субъекта. Возможно бесконечное разнообразие субъектов хозяйственного развития, занимающих разное место в диапазоне между полюсами господства синкретического, нерасчле- ненного, соборного субъекта, с одной стороны, и субъектом-личностью — с другой. Эти два полюса, которые можно рассматривать как идеальные типы, в тенденции совпадают с полюсами господства в хозяйстве натуральных отношений и господством рынка. Любая общность с ее воспроизводственными функциями и соответствующей субкультурой есть субъект, даже если ее функциональные возможности и ограничены, если люди, входящие в эту общность, лишь ограниченным образом с ней идентифицируются. Массовизация личности означает, что можно говорить о многообразии субъектов: групп, сообществ — предприятий, семей, клубов и т.д. Каждый из них — форма организации личностей, которая сложена таким образом, чтобы обеспечивать некоторые соответствующие специфике (суб)культуры уровень и масштабы инновационного творчества. В массовом субъекте-(со)обще- стве проблема МЕЖДУ существует внутри каждого (со)общества между людьми, составляющими (со)общество. Но она существенно значима и МЕЖДУ (со)обществами. Деятельность субъекта, как бы он ни интерпретировался, должна рассматриваться как культурно содержательный процесс, как реализация культурной программы, ее воспроизводство. Все множество характеристик деятельности групп фиксировано в культуре, в субкультуре, в личностной культуре. В ней всегда существует и программа отношений МЕЖДУ (со)обществами. Проблема эта решается в масштабе большого общества. Государство функционирует в традиционном обществе как инструмент принудительной циркуляции ресурсов, возможно, как фактор организации мощных, требующих гигантских затрат сооружений: военных, хозяйственных, ритуальных. Иначе говоря, проблема МЕЖДУ решается в масштабе целого. Государство, возникшее в традиционном обществе, несет в себе эстафету синкретизма. Хотя сам факт существования государства есть мощный акт отрицания, разложения синкретизма, тем не менее государству присуще сохранение в той или иной форме и степени синкретизма как ценности. В России это тяготение к синкретизму в хозяйственной сфере можно проследить при появлении специализированных хозяйственных форм, начиная от подчинения ремесла княжеской власти до подчинения всего хозяйства государству на советском этапе. Эта задача могла решаться на основе преобладания статичных ценностей, стремления предотвратить изменения. Но государство, возникшее в традиционном обществе, оказывалось не приспособленным к роли субъекта хозяйственного развития, так как оно в соответствии с накопленным историческим опытом противостояло развитию. Иначе говоря, традиционная программа МЕЖДУ стала давать сбои, когда государство стало пытаться наполнить ее новым содержанием, то есть управлять развитием, прогрессом, стимулировать потоки конструктивных инноваций. Для этого нужны другие субъекты — прежде всего предприниматель, носитель частной инициативы. Государство в своих неоднократных попытках организовать хозяйственный рост, то есть изменить программу МЕЖДУ в значительных масштабах, опиралось на архаичные формы отношений, например использование крепостных для развития промышленности, на принудительную перекачку ресурсов и принудительное планирование, на общинные формы труда, на закрепощение населения, доходящее до прямого рабства. Все это можно рассматривать как результат изменения программы МЕЖДУ в результате изменений расстановки сил в обществе, сдвигов в общей картине культуры, расстановки нравственных идеалов, энергетического потенциала каждого из них. Новая программа, новые цели, претендующие на массовость, могли опираться в значительной степени лишь на архаичный потенциал культуры, на программы исторически сложившихся (со)обществ. В этой мощи архаичных форм можно видеть предпосылку и одновременно результат исторической слабости бизнеса, независимой частной инициативы даже во времена максимального развития отечественного капитализма до первой мировой войны. Для России оказывалось характерным существенное отличие значимостей личной инициативы и государства как субъектов хозяйственного развития по сравнению с западными обществами. Иначе говоря, в России и на Западе программы МЕЖДУ сложились как существенно различные, в некотором смысле противоположные. Неоднократные полные ненависти народные восстания в России были нацелены не на замену одного типа государства на другой, но на борьбу с государственностью как таковой, на сохранение типа МЕЖДУ, характерного для догосударственной жизни локальных сообществ. Ненависть к власти стимулировалась ее попытками сдвигать образ жизни людей от специфического для господства натуральных отношений к господству программ, тяготеющих к рыночному типу. Поэтому в России сложилось разнообразие сообществ, организованных на основе различных, разрушающих друг друга нравственных идеалов. Эта специфическая форма расколотого МЕЖДУ, связанная с существованием в обществе типа воспроизводства, неадекватного уже сложившимся в обществе потребностям в ресурсах, и создает специфическую картину двоевластия, то есть власти различных по своим программам субъектов, находящихся в сложных скрытых отношениях, анализ которых представляет трудную задачу.