Леонтьев Константин Николаевич (1831-1891) - консервативный русский 4 мыслитель . Творя в идейном контексте эпохи, К. Леонтьев глубоко раскрыл несколько социально-политических тем: византийские основы русской социальнополитической реальности; отношение к проблемам европейского рационалистического прогресса, к национальности и панславизму; и ясно высказанная им тема охранения существующего социально-политического строя. К. Леонтьев верно определил важность византийского идейного наследия в истории России. Здесь он особо выделил два элемента: православие и самодержавие. «Я хочу сказать, что царизм наш, столь для нас плодотворный и спасительный, окреп под влиянием православия, под влиянием византийских идей, византийской культуры. Византийские идеи и чувства сплотили в 433 434 435 436 одно тело полудикую Русь». Действительно, византизм - это то идейное основание, на котором Россия развивалась в допетровское время. «Византизм как система византийских идей и институтов, сопрягаясь с нашими патриархальными, простыми началами, создала наше величие; изменяя этому византизму, мы погубим Россию; перед угрозой надвигающегося западного эгалитаризма следовало бы “подморозить прогресс”»1. На К. Леонтьева сильное влияние оказали идеи Н. Данилевского, однако он подверг их критике и переработке. Он поддержал его идею завоевания Константинополя, но не для создания всеславянского союза, как это предлагал Данилевский, а исходя из собственной идеи восстановления Византийской империи. Леонтьев хотел, чтобы Россия захватила Константинополь и возродила Византийскую империю, которую он представлял как жесткий теократический режим, не допускавший никаких современных демократических институтов. Поглотив Константинополь и Дарданеллы, Россия «немедленно станет во главе совершенно антиевропейского движения, долженствующего ознаменовать новый период своеобразного творчества в истории человечества»437 438. Основная социально-политическая проблема, по Леонтьеву, заключалась в движении Европы по пути рационализма и вовлечении в сферу этого движения других стран, включая Россию. В письме к О.И. Фуделю К. Леонтьев пишет о колоссальном прогрессе Европы «на пути эгалитарного либерализма, демократизации, равноправности, на пути внутреннего смешения классов, властей, провинций, обычаев, законов и т. д. ...И если не произойдет в XIX веке где-нибудь и какой-нибудь, невообразимый даже, переворот в самих идеях, потребностях, нуждах и вкусах, то и будут так идти, пока не сольются все в одну - всеевропейскую - республиканскую фе- дерацию»439. Этому страстно противится К. Леонтьев, однако положительного выхода для России он не видит. В отличие от Данилевского, считавшего славянский национализм защитой от европейской идейной экспансии, Леонтьев отчетливо видит, что «политика племенная, обыкновенно называемая национальною, есть не что иное, как слепое орудие все той же всесветной революции, которой и мы, русские, к несчастью, стали служить с 1861 года»440. Он не верит в идею славянской федерации, ему чужд панславизм, который совершенно не сочетается с его теорией возвращения к основам византийского наследия. «Византизм есть прежде всего особого рода образованность или культура, имеющая свои отличител ь- ные признаки, свои общие, ясные, резкие, понятийные начала и свои определенные в истории последствия. Славизм, взятый во всецелости своей, есть еще сфинкс, загадка. Отвлеченная идея византизма крайне ясна и понятна. Эта общая идея слагается из нескольких частных идей: религиозных, государственных, нравственных, философских и художественных. Ничего подобного мы не видим во всеславянстве»1. Он отвергал панславизм еще и потому, что считал, что южные славяне развращены либеральными и демократическими идеями. Их панславистской идеологии он противопоставлял византинизм, призывая к возрождению Византийской империи. По мнению К. Леонтьева, панславизм «во что бы то ни стало - это подражание, и больше ничего. Это идеал современно-европейский, унитарнолиберальный, это - стремление быть как все. Это все та же общеевропейская революция»441 442. Русским следует стремиться к самобытности духовной, умственной и бытовой, тогда и остальные славяне пойдут со временем по их стопам. Предложение К. Леонтьева о воссоздании Византийской империи оказалось слабой, неубедительной идеей, которую практически никто из политиков не поддержал. Идеи Н. Данилевского в этой части были более убедительными и нашли больше сторонников. Не принимая европейских идей, ни религиозных, ни социальных и научных, ни европейского быта и образа жизни, Леонтьев не смог предложить иной программы, кроме «подмораживания России», то есть сохранения той реальности, которая уже была создана в государстве. Эта концепция - коренная социально-политическая идея Леонтьева, которую у него ценили и переняли К. Победоносцев и другие охранители. Казалось бы, что в ней привлекательного? «Подморозить хоть немного Россию, чтобы она не гнила...»443 - эта идея поражает ясностью и откровенностью, граничащей с цинизмом. Для того чтобы так высказаться, нужно было большое мужество. Эта ясно высказанная, такая тяжелая и безнадежная идея, признававшая полное интеллектуальное бессилие в решении проблем тогдашней России, тяжело лежала на сердце каждого русского консерватора. В этой идее содержится и отказ от какого-либо развития на основе рационализма, и тревожное ожидание неизбежного конца привычного мира, и вера в чудо, что придет кто-то и скажет спасительное слово. Однако спасительное слово в среде консерваторов никто сказать не смог, а реализация К. Победоносцевым идеи «подмораживания России» привела к трем революциям, краху социально-политической реальности, построенной на православном мировоззрении. Все это предвидел К. Леонтьев. Он понимал, что спасительное слово должно было прийти из недр православия, но там не нашлось людей и идей, способных на такое «слово». Если надежды на консервативные изменения К. Леонтьев связывал с Церковью, то в деле сохранения существующей в России социальнополитической реальности он уповал на власть: «Надо просить Царя,- писал Леонтьев,- чтобы он держал нас грознее». Пора перестать бояться страшных слов, раз дело идет о необходимости спасать Россию от грядущего зла. Надо не останавливаться и перед насилием, ибо без насилия нельзя. Только жесткая самодержавная власть могла сохранить многообразие, являвшееся для Леонтьева сутью цивилизации, потому что современная жизнь имела тенденцию к однородности. Поэтому он прославлял Николая I и его правление. Он считал оправданными жертвы, принесенные народом на алтарь национальной культуры. Его не угнетала мысль, что миллионы русских людей должны прожить целые века под давлением трех атмосфер - чиновничьей, помещичьей и церковной, хотя бы для того, чтобы Пушкин мог написать Онегина и Годунова, чтобы построились Кремль и его соборы, чтобы Суворов и Кутузов могли одержать свои национальные победы1. Он высказывался за расширение функций полиции, выступал против всеобщего начального образования на основании того, что это будет способствовать прививанию простым русским порочных западных ценностей, и в связи с этим был доволен высоким уровнем неграмотности в России: «Да! В России еще много безграмотных людей; в России много еще того, что зовут варварством. И это наше счастье, а не горе»444 445. Идеи К. Леонтьева были реализованы только в части «подмораживания» России, однако это, как ожидал и сам автор, не уберегло ее от движения по пути европейских идей.