Глава 6 История «Русской земли» и Московии в сочинениях Александра Гваньини
А Публикация польскоязычной хроники Стрыйковского стала событием огромного значения в истории польской историографии. Вместе с тем использование национального языка существенно ограничило круг читателей этого сочинения: познакомиться с ним имели возможность лишь жители Речи Посполитой и сопредельных с ней славянских стран, знавшие польский язык. Именно это обстоятельство не позволило Стрый- ковскому приобрести славу историографа в общеевропейском масштабе. За пределами Польши наиболее авторитетным ученым трудом об истории стран Восточной Европы по-прежнему считалась хроника Кромера. Вместе с тем, огромный интерес к этому региону стимулировал создание новых сочинений. На исходе XVI столетия наиболее востребованными были комплексные труды, сочетавшие в себе элементы географического трактата и исторической хроники, приемлемые как с точки зрения формы, так и содержания. Хроника Кромера по целому ряду параметров не отвечала этим запросам. С одной стороны, она была слишком объемной, проигрывала из-за тяжеловесной «хронографической» структуры изложения материала. С другой стороны, это сочинение подверглось критике некоторых влиятельных интеллектуалов эпохи Возрождения из-за избыточного полоноцентризма и прокатолической направленности. Между тем, европейский читатель был заинтересован в появлении идеологически нейтрального, достаточно информативного, и в тоже время популярного очерка истории восточноевропейского региона. Этим требованиям в немалой степени отвечало сочинение современника Кромера и Стрыйковского, натурализовавшегося в Польше итальянца Александра Гваньини (Alexander Guagninus, 1534-1614). Этот автор был одной из самых противоречивых фигур в истории европейской историографии конца XVI - начала XVII в. Несмотря на отсутствие специального гуманитарного образования, а также нелицеприятные обвинения в плагиате, ему удалось создать ученый трактат, в котором в простой и доступной форме описывались история и актуальное положение стран «Европейской Сарматии»: Польши, Руси, Литвы, Московии, Пруссии, Ливонии и других земель. Гваньини родился в 1534 г. в итальянской Вероне, принадлежавшей в те времена Венецианской республике. В Польшу он приехал вместе с отцом в 50-х гг. XVI в. с целью поступить на военную службу. В составе польской армии Гваньини принял участие в Ливонской войне и многие годы командовал гарнизоном приграничной витебской крепости. Именно в Витебске он собрал сведения об истории и современном положении стран Восточной Европы, что можно объяснить не только потребностями информационного обеспечения военных действий, но и честолюбивым стремлением прославить свое имя посредством написания ученого трактата. Гваньини имел все основания рассчитывать на успех именно на литературном поприще, поскольку в XVI в. на пике развития ренессансной интеллектуальной культуры в странах Европы наметился подъем в развитии научной географии, в связи с чем были крайне востребованы любые компетентные реляции, позволявшие получить достоверные сведения о малоизвестных землях. О писательском и научном таланте Гваньини современному исследователю судить крайне сложно, поскольку публикация приписываемого ему сочинения сопровождалась обвинениями в плагиате со стороны Ма- чея Стрыйковского, который служил в Витебске под началом Гваньини. Стрыйковский утверждал, что его командир похитил принадлежавшую ему рукопись хроники и опубликовал ее как собственное сочинение. Обратившись с жалобой к королю Стефану Баторию, Стрыйковский получил грамоту, подтверждавшую его авторские права на спорное произведение, однако это не помешало Г ваньини в дальнейшем публиковать его под своим именем за пределами Польши. В научной литературе нет единого мнения по вопросу плагиата Г ваньини. Различные точки зрения и аргументы, касающиеся данного вопроса, мы приведем в историографическом разделе данной главы. Вместе с тем, для анализа содержания ученого трактата, опубликованного под именем Г ваньини, важно определиться в вопросе признания или непризнания самого факта использования этим автором материалов Стрыйковского. В пользу признания этого факта говорит немало обстоятельств, прежде всего тесное взаимодействие Г ваньини и Стрыйковского в Витебске, масштабность задуманного проекта, которая требовала не только литературного таланта, но и кропотливой работы с источниками на протяжении длительного времени. Публикация хроники Стрыйковского показала, что именно этот автор был способен провести такую работу. Еще одним косвенным подтверждением плагиата Гваньини мы можем признать тот факт, что после публикации своего сочинения каких-либо иных достойных внимания литературных трудов этот автор не создал. Последующие издания спорного произведения подвергались лишь незначительной редакторской правке, а существенно видоизмененная польская редакция была подготовлена, судя по указанию на титульном листе, переводчиком Марчином Пашковским «стараниями» Гваньини (przez Marcina Paszkowskiego za staraniem Autorowym z Lacinskiego na Polskie przelozona)606 607. Таким образом, есть все основания полагать, что Гваньини при создании своего трактата в той или иной степени воспользовался материалами Стрыйковского. Однако некорректно утверждать, что этот автор лишь опубликовал похищенную рукопись под своим именем Вероятнее всего, материал Стрыйковского был тщательно отредактирован, переведен с польского языка на латынь, а также «вписан» встр>муру изложения, которая была разработана самим Гваньини, на что указывают принципиальные различия в способах организации информационного пространства в хронике Стрыйковского и сочинении Гваньини. Ниже мы постараемся рассмотреть эти особенности. Впервые латинский трактат, на титульном листе которого значилось имя Александра Гваньини, был опубликован в 1578 г. в краковской типографии доктора Мачея Вижбенты под титулом Описание Европейской Сарматии (Sarmatiae Europeae Descriptio; далее по тексту - Описание) В 1581 г. это сочинение с некоторыми дополнениями было переиздано в немецком Шпейере608. Об интересе к Описанию свидетельствует предпринятая синхронно с его вторым изданием публикация «извлечения» из сочинения Г ваньини - фрагмента, посвященного эпохе Ивана Г розного- в латинской и немецкой языковых версиях609. В конце XVI в. фрагменты оригинального латинского текста Описания неоднократно переиздавались в сборниках историко-географических трудов, посвященных Польше610. В первой половине XVII в. это сочинение несколько раз было опубликовано в немецком Лейдене (1626, 1627, 1642). Последний раз латинская редакция трактата Гваньини была опубликована Мицлером де Колоф в первом томе сборника Historiarum Poloniae в 1761 г.611 Полный текст, а также отдельные фрагменты Описания в разное время переводились на польский, итальянский, чешский и русский языки612. О масштабах интереса к этому сочинению читающей публики всей Европы говорит тот факт, что всего за два столетия, с момента первой публикации, полностью или частично оно было опубликовано девятнадцать раз613. Источниками знаний Гваньини об истории восточных славян, полученных через посредничество Стрыйковского, были ранее опубликованные польские исторические хроники - главным образом труды Меховия, Кромера и Бельского, а также записки иностранцев о Московии (Герберштейна, Шедела, Штадена и др.)\ Немаловажную роль для формирования исторической концепции «соавторов» Описания сыграли также личные наблюдения Стрыйковского и Гваньини. Для более полной реконструкции концепции русской истории Гваньини целесообразно сопоставить латинскую и польскую редакции его сочинения. Различия между ними настолько существенны, что так называемый польский перевод М. Пашковского, опубликованный в Кракове в 1611 г. под титулом Хроника Европейской Сарматии (Kronika Sarma- суеу Europejskiey), допустимо рассматривать в качестве самостоятельного произведения, в основу которого был положен оригинальный латинский текст Описания, значительно переработанный и дополненный614 615. Вводный раздел сочинения Гваньини содержит краткое географическое описание Восточной Европы616, в том числе характеристику русских земель, а также концепцию происхождения «древних и воинственных народов Сарматии»617 618, в том числе и русского народа. Источником представлений Гваньини о географическом положении восточноевропейского региона вероятнее всего было сочинение Меховия, поскольку этот автор, описывая границы Европейской Сарматии, перечисляет находившиеся в ней географические объекты, а также населявшие ее народы, в полном соответствии с Трактатом о двух Сарматиях^. Различие между латинской и польской редакциями данного фрагмента сочинения Гваньини состоит в вариантах названий рек (в первом случае греко-латинские, а во втором - славянские)619. Вызывает интерес также комментарий, отражающий политические реалии эпохи написания трактата Гваньини, в частности, указание на то обстоятельство, что большая часть обширных территорий Европейской Сарматии, в том числе многочисленные русские земли (multas regiones Russiae), находится под властью польского короля, границы владений которого простираются на север до земель, принадлежащих Швеции, и на восток вплоть «до Московского княжества» (ad Moschorum Principis)620. Тем самым Гваньини подтверждает право польской короны на западные русские земли, которое, как во время Ливонской войны, так и в последующий период, активно оспаривалось Московским государством. В этногенетической концепции Гваньини объединены свидетельства, заимствованные из различных источников, происхождение которых не всегда очевидно. Здесь в общих чертах воспроизводится сарматская теория происхождения Руси. Гваньини ассоциирует русских с «жестоким народом роксолан или роксан», прародиной которого называет берега Танаиса и «Меотские болота» (a fluvio Tanai et paludibus Meotidis gens crudelis... Roxolani sive Rossani, et Rutheni Russiquae cognominati sunt)621. Прямых ссылок на труды польских историков, из которых заимствованы эти данные, в сочинении Г ваньини нет — обосновывая их, итальянский автор напрямую апеллирует к трудам Геродота, Бероса, Плиния, Птолемея, Сабеллика и Кранца622. Единственным очевидным источником представлений Гваньини (посредничество Стрыйковского при этом также не вызывает сомнений) об этногенезе восточных славян была Хроника всего света Бельского. На это указывает ряд обстоятельств: во-первых, упоминание родственных русским-роксоланам «волгар или волгинов», названия которых автор Описания, следуя Бельскому, производит «от мест их обитания на Волге» (Volgari... sive Volhini populi ex ijsdem sedibus a Volga amplissimo cognominati), во-вторых, пересказ представленной лишь в Хронике всего света гипотезы о переселении «волгар» на Волынь (в тексте Описания - Wolinia) и, в-третьих, почти дословное воспроизводство фрагмента сочинения Бельского, в котором упоминается о взаимоотношениях вандалов и русских-роксолан в Сарматии623. Вместе с тем, каких-либо ссылок на польский источник в данном случае Гваньини не дает. Именно эта особенность позволяет предположить, что приведенные выше тезисы концепции Бельского были восприняты Гваньини не напрямую, а через посредничество все того же Стрыйковского. На выборочный характер использования Гваньини этногенетических гипотез Стрыйковского указывает то обстоятельство, что в концепции итальянского автора, изложенной в вводных разделах его сочинения, проигнорирован вопрос происхождения московитов, которому Стрыйковский уделял пристальное внимание. Московиты хотя и упоминаются Гваньини в перечне славянских народов, представленном под выносной глоссой «Gentes Slauonicae quantae et quot» (Славянские народы, какие и сколько), но при этом не удостоены «собственной» генеалогии624. В польской редакции 1611 г. существенных дополнений, касающихся вопроса их этногенеза, нет - появляется лишь краткое указание на происхождение московского народа «от Мошка, брата Яфетова» (Moszki od Moszka, brata Jafetowego)625, которое в несколько искаженном виде было заимствовано из второй редакции все той же Хроники всего света626. Основная часть сочинения Гваньини состоит из историко-географических очерков, посвященных странам Восточной Европы: в латинской редакции они названы «описаниями», в польской - «хрониками»627. Количество таких очерков в латинской и польской редакциях не одинаково. В латинской редакции представлены «описания» Польши628, Великого княжества Литовского629, Пруссии630, Ливонии631, Московии632 и Татарии633, в польской редакции - «хроники» Польши (1-я книга)634, Великого княжества Литовского (2-я книга)635, «русской земли» (3-я книга)636, «прусской земли» (4-я книга)637, «инфлянтской и жмудской земли» (5-я книга)638, «заморских земель» (6-я книга)639, Великого княжества Московского (7-я книга)640, «татарской земли» (8-я книга)641, а также «Греции, земель славянских, Валахии и Паннонии» (9-я книга)642. Заключительная, 10-я книга хроники Гваньини включала рассказы о странах, окружающих Европейскую Сарматию, в том числе описание Венгрии, стран Ближнего Востока и Персии. Образцом такого рода организации материала для Гваньини, очевидно, послужила третья редакция Хроники всего света Бельского, в состав которой также включены очерки, посвященные отдельным странам. Сведения по истории Руси содержатся во многих из этих очерков, поскольку Гваньини стремился показать не только прошлое самих восточнославянских земель в специально посвященных им разделах, но и историю взаимоотношений русских с другими государствами и народами. Нашей задачей является выявление «русских» и «московских» фрагментов в различных разделах сочинения Гваньини, сопоставление их в его латинской и польской редакциях. Очерк истории Польши Гваньини представляет в форме кратких жизнеописаний польских монархов (Vitae Regum Polonorum): от «первого князя и прародителя поляков» Леха до эпохи правления последнего короля династии Ягеллонов Сигизмунда Августа (в редакции 1578 г.). В польской редакции описание доведено до эпохи правления короля Сигизмунда III. Структурно латинская и польская версии этого раздела идентичны, однако по содержанию они существенно отличаются друг от друга. Латинский вариант более компактен, содержащиеся в нем сведения не являются прямым заимствованием из ранее опубликованных сочинений. Заслуга Г ваньини состояла именно в том, что ему удалось кратко изложить факты польской истории, содержавшиеся в более ранних латиноязычных сочинениях. Этот раздел является примером так называемого «компендиума», краткого изложения фактов, заимствованных, главным образом, из хроники Кромера643. Русские известия здесь представлены фрагментарно. Как правило, упоминаются отдельные факты, связанные с польско-русскими отношениями (войны, вмешательство польских монархов в междоусобицы русских князей, вопросы взаимодействия католицизма и православия, династические браки и т. д.). Польско- язычная версия данного раздела сочинения Гваньини более обстоятельна и представляет собой выборочную компиляцию очерка истории Польши из Хроники всего света Марчина Бельского644. В состав очерка польской истории Гваньини включено также описание отдельных регионов Польши. Латинская редакция этого раздела имеет важную особенность: наряду с польскими землями здесь характеризуются также вошедшие в состав Польши русские княжества, которым посвящена отдельная глава О землях и округах Руси, присоединенных к Польскому королевству (De terris et districtibus Russiae, Regno Poloniae incorporatis)645. Она состоит из краткого очерка истории Руси, в котором излагаются ключевые факты ее этнической и политической истории, а также описания Львовской, Галицкой, Бельзской, Хелмской, Пере- мышльской земель и Подольского края. В польской редакции 1611 г. эта глава перенесена в Хронику русской земли. Значительно больше сведений об истории Руси содержится в описании Великого княжества Литовского, которое представлено как в латинской, так и в польской редакциях сочинения Гваньини, но при этом, как содержательно, так и структурно эти разделы не идентичны. В латинской редакции сочинения Гваньини посвященный Литве раздел Краткое описание Великого княжества Литовского (Magni Ducatus Lituania compendiosa descriptio) состоит из исторического и географического очерков. В историческом разделе излагается концепция происхождения литовского народа (deductio et origo celeberrimae gentis Lituanorum), а также «генеалогия» литовских князей (ordo ginealogiaque ducum Litua- niae) в форме кратких жизнеописаний - начиная от легендарного Папе- мона и заканчивая Великим князем Литовским Александром. В таких «персональных» очерках представлены также сведения об эволюции литовско-русских отношений от даннических форм зависимости литовцев от русских князей до полного подчинения Руси Литве. Гваньини не указывает своих источников. Между тем, его реляции гораздо содержательнее свидетельств Длугоша, Меховия, Деция, Кромера и Бельского, которые в той или иной степени затрагивали вопросы литовско-русских отношений в контексте описания истории Польши, в частности, упоминали о размере и формах дани, уплачивавшейся литовцами русским князьям. С учетом преимущественно компилятивного характера других разделов сочинения Гваньини, очевидная содержательная новизна описания литовско-русских отношений позволяет нам полагать, что автор именно в Кратком описании Великого княжества Литовского в наибольшей степени использовал материалы Стрыйков- ского, что подтверждается содержательным сходством этого раздела стремя главными сочинениями Стрыйковского, посвященными истории Литвы: повестями Посланник добродетели (Goniec Cnoty, 1574) и О началах, а также с соответствующими «литовскими» известиями его хроники. При этом Гваньини, судя по всему, вовсе не ставил перед собой задачи какой-либо верификации сведений, заимствованных у Стрыйковского. К примеру, он без каких-либо комментариев пересказывает свидетельство Стрыйковского о войне Ольгерда и московского князя Дмитрия Ивановича, в том числе повторяет его ошибочные суждения646. Таким образом, плагиат Гваньини, применительно к данному разделу его хроники, не вызывает сомнений. В заслугу этому автору можно поставить лишь перевод свидетельств Стрыиковского о Литве и литовско-русских отношениях на латинский язык, что сделало их доступными европейскому читателю. В состав Краткого описания Великого княжества Л нповск > о также включена характеристика русских земель, принадлежавших Литве Ззе ь представлены краткие очерки, посвященные Троцкому, Минскому, Но вогродскому, Брестскому, Киевскому, Мстиславскому, Витебскому, Полоцкому воеводствам (palatinatus) и Волынскому краю (Volinia re ю) которые содержат описание важнейших городов, а также их мсстополо жения (не во всех случаях)647. Исторические экскурсы здесь кратки Вместе с тем, именно этот фрагмент сочинения Гваньини, по всей видимости является результатом его собственных изысканий, поскольку в сочине ниях Стрыиковского, в том числе и в хронике такого рода свидетельств мы не обнаруживаем. В польской редакции 1611 г. «литовский» раздел сочинения Гваньини был существенно переработан и расширен- его объем увели чен с 66 до 120 страниц, главным образом за счет доб IB ЮНИЯ сведении о новейшей истории Великого княжества Литовского и подробного описания его взаимоотношений с Московским государством в первой половине XVI в. (изложение доведено до 1587 г. - даты смерти Стефа на Батория)648. Структура «литовской хроники» осталась неизменной в польской редакции исторический материал также излагался в рамках «жизнеописаний» литовских князей. Вошедшие в состав 2-и книги редакции 1611 г. фрагменты, отсутствовавшие в латинском тексте Крат кого описания Великого княжества Литовско о, представляли собой буквальный пересказ соответствующих разделов Пошскои хрии и Иоахима Бельского649. Таким образом, в заслугу итальянскому автор здесь можно поставить лишь выборку «литовских >, а также связанных с ними «русских» и «московских» известий сочинения Бельского-млад- шего, которые были объединены в тексте польской редакции хроники Гваньини в рамках компактного тематического очерка. Описание русских регионов Литвы в польской редакции 1611 г. также было существенно скорректировано: в составе «литовской хроники» сохранены рассказы лишь о тех областях, которые непосредственно примыкали к Литве, а именно о Троцких (включая Гродно), минских, брестских и новогродских землях650, тогда как описание киевской, Мстиславской, витебской, полоцкой земель, а также Волыни перенесено в «русскую хронику». Каких-либо разъяснений по поводу этих изменений Гваньини не дает. Наибольший интерес для исследователя концепции русской истории Гваньини представляет 3-я книга польской редакции Хроники русской земли (Kronika ziemie Ruskiey), которая состоит из трех глав. 1-я глава «русской хроники» О русских княжествах и их народах (О ruskich Xsi^stwach, i Narodziech ich) является уникальным для польской хронографии того времени памятником, поскольку это единственный в своем роде очерк истории Руси, в котором отражены все наиболее значительные достижения историографии предшествующего XVI столетия в области изучения истории славянского востока. По тексту латинской редакции здесь пересказаны лишь гипотезы о «начале роксолан или русского народа», а также версии происхождения их этнонима651. Были добавлены описание ареала расселения русского народа, а также характеристика культурных и религиозных особенностей Руси. В качестве иллюстративного материала в «русской хронике» приводится графическое изображение букв русского алфавита, с указанием на обстоятельства их «принятия» русским народом «от булгар». Здесь же уделено внимание сюжету основания древнерусской государственности: изложена легенда об основании Киева, описаны «генеалогия русских князей» и история крещения Руси, а также кратко упоминается о междоусобицах русских князей на рубеже X и XI вв. Этот очерк не был результатом самостоятельных поисков Гваньини. Содержащийся в нем материал заимствован из главы О русском народе хроники Иоахима Бельского и дополнен сведениями последующих разделов этого же сочинения652. При описании эпохи удельной раздробленности на Руси, Гваньини ссылается на 3, 4, 5 и 9-ю книги хроники Кромера653. Особое внимание здесь уделяется князьям юго-западных русских княжеств. Гваньини описывает генеалогию потомков Ярослава, причем наиболее скрупулезно - один из русских княжеских родов, основателем которого был князь Игорь Ярославин (следуя ошибочной номинации польско-латинских хроник Гваньини называет его Григорием: Hrehory), которому наследовали Давид, Мстислав, Роман, Даниил, Лев и другие князья юго-западной Руси. Сосредоточенность Гваньини на генеалогии русских князей не случайна: тем самым этот автор стремится обосновать древность и благородство происхождения лояльных польско-литовскои монархии князей Острожских, Заславских, Пронских, Радзивиллов и других известных русских княжеских родов современной ему Речи Посполи- той, связанных кровным родством с киевской великокняжеской династией, описанием которых завершается l-я глава Хроники русской земли654. 2-я глава данного раздела хроники Гваньини содержит краткие историко-географические очерки, в которых характеризуются русские провинции и города, присоединенные к Польше и Великому княжеству Литовскому. Эти рассказы были перенесены в «русскую хронику» изописаний Польши и Литвы латинской редакции 1578 г. Содержательные различия между латинским и польским вариантами достаточно значительны. Прежде всего, обращают на себя внимание вводные замечания Гваньини, включающие более обстоятельное, по сравнению с аналогичным разделом текста латинской редакции, описание «положения границ русской земли»655. Здесь указываются не только «внешние», но и «внутренние» границы Руси, выделяются три русские области, дифференцированные по политической принадлежности - белая («литовская»), черная («московская») и красная («польская») Русь, кратко характеризуется каждая из них656. Вводные замечания содержат также сведения о религиозной ситуации на русских землях. Городам и землям Руси в польской редакции даны более подробные характеристики, особенно Львову657, Киеву 658, Витебску659 и Полоцку660, а также Подольскому краю661 и Волыни662. В 3-й главе «русской хроники» представлен отсутствовавший в латинской редакции 1578 г. материал, позволяющий получить представление о неславянских народах, населявших русские земли (половцах и ятвягах), а также запорожских и донских казаках, которые характеризуются как важный фактор защиты Польши от татарских набегов. Очерк истории половцев Гваньини воспроизводит по Хронике всего света Марчина Бельского, свидетельства о ятвягах - по хроникам Иоахима Бельского и Кромера. Украинские исследователи О. А. Дячок и Ю. А. Мыцык пришли к выводу, что источником заключительного раздела 3-й книги хроники Гваньини, в котором речь идет о «козаках» также была хроника Бельского-младшего, содержавшая рассказы о «низовых казаках», оказавших сопротивление туркам и татарам в 1569 г. во время похода на Астрахань, и походе запорожцев Сверчевского на Молдавию в 1574 г.663 Пожалуй, самым известным разделом сочинения Гваньини является Достаточное и правдоподобное описание подданных всех местностей Московской монархии, дополненное приложением, в котором дается, во многом предвзятая, характеристика «деяний могущественного московского монарха» Ивана Васильевича - главного врага польско-литовского государства в Ливонской войне. Латинский и польский тексты этого раздела не вполне идентичны как по структуре, так и по содержанию. Латинский вариант «описания Московии» состоит из пяти глав, предисловия и эпилога. Исторические экскурсы здесь весьма лаконичны и имеют для Гваньини вспомогательное значение, они призваны помочь читателю понять особенности современной ситуации в московском государстве и сопредельных с ним странах. Источником представлений Гваньини об истории Московии были Записки о Московитских делах Герберштейна, а также хроника Кромера. В предисловии «описания Московии» по третьей редакции De origine et rebus почти буквально воспроизведена реляция автора этого сочинения о первоначальной неизвестности московитов, а также о способах и последствиях расширения их владений664. В 1-й главе «описания Московии» исторические сведения мы находим в рассказах, посвященных «провинциям и главным городам, находящимся под властью Москвы». Гваньини кратко информирует читателя о прошлом провинций московского государства, отдавая предпочтение сведениям, касающимся обстоятельств присоединения к Москве Тверского665, Ярославского666, Суздальского667 и Ростовского668 княжеств, а также Вятки669. Упоминается также о старинном столичном статусе Владимира670, излагается история борьбы между московскими и польско- литовскими монархами за Северское и Смоленское княжества671. Пристальное внимание Гваньини уделил историческому обоснованию принадлежности пограничных территорий и крепостей, права на которые оспаривались Литвой и Москвой (Можайск, Торопец, Дорогобуж, Брянск)672. Наиболее содержательны реляции, касающиеся истории подчинения московскими князьями Новгорода673 и Пскова674. Здесь источником Гваньини были записки Герберштейна. На это указывают два обстоятельства: во-первых упоминание новгородского архиепископа Феофила (Theo- philus) как главного союзника Ивана Ш в борьбе за контроль над Новгородом (польские историки не упоминали о нем)675 676 и, во-вторых, ошибочная датировка смерти этого московского князя, которому Гваньини, вслед за Герберштейном, приписывает захват Пскова в 1509 г. Поскольку на эту неточность автора Записок о Московитских делах в своей хронике указал Стрыйковский677, едва ли данный раздел сочинения Гваньини был написан по его материалам. Таким образом, 1-4-я главы описания Московии Г ваньини представляют собой переработку записок Герберштейна, в заключительной, 5-й главе дополненную свидетельствами иностранных очевидцев «тирании Великого князя Московии Ивана Васильевича»678. В эпилоге описания Московии мы находим краткий очерк древнейшей истории московитов, в котором их происхождение связывалось с народом каппадокийских москов, производившихся «от Мезеха». Как видим, Гваньини в данном случае ориентируется на мосохову генезу, обоснованную Кромером и Стрыйковским. Однако, в отличие от этих авторов, склонных оценивать сам факт происхождения московского народа от Мосоха либо позитивно (Стрыйковский), либо нейтрально (Кромер), Гваньини акцентирует жестокость нравов и склонность московитов к тирании, по его мнению унаследованную от древних москов, родственных «свирепым народам» - туркам и арабам679. В результате, используя сочинения своих предшественников в качестве источника сведений о древнейшем периоде истории московитов, итальянский автор интерпретировал их по-своему, ориентируясь на идеологические запросы читателей. В польской редакции 1611 г. в первоначальный текст внесены определенные изменения. Описание географического положения московских земель и тирании Ивана Васильевича, которое приобрело общеевропейскую известность в латиноязычном варианте, в польской редакции 1611 г. воспроизводится в полном объеме680, но при этом дополняется очерком новейшей истории Московии (описывается период после 1580 г.), в котором представлены события последних лет правления Ивана Васильевича, царствование Федора Ивановича и Бориса Годунова, а также первая «Дмитриада»681. Описанные нами сочинения Гваньини на рубеже XVI и XVII вв. приобрели репутацию ценнейшего источника исторических и географических сведений о землях восточных славян и представляли немалый интерес для современников с политической, пропагандистской и военной точек зрения. Росту их популярности в немалой степени способствовали переводы с латыни на национальные языки, использование простого и понятного стиля изложения материала, а также четкая и логичная структура организации текста. Эти особенности позволили значительно расширить читательскую аудиторию произведений Гваньини, которую составили не только представители интеллектуальной элиты стран Европы, но и мыслившие практическими категориями люди, нуждавшиеся в прикладной информации и стремившиеся использовать ее в интересах развития политических и торговых отношений с русскими землями и Московским государством. Отношение современников к достижениям Гваньини было в большей степени позитивным. Так, Симон Старовольский упоминает этого автора в каталоге польских писателей, опубликованном на латыни в 1627 г., характеризует его как «историка» и посвящает ему краткую биографическую статью, в которой вовсе не упоминает о спорности авторства сочинений Гваньини. Старовольский представляет «Сарматскую хронику» как труд, посредством которого итальянский автор доказал, что он «является настоящим гражданином Польши» и видит ценность этого сочинения в том, что оно способствовало «лучшему познанию страны», а также содержало «географические сведения о соседних с нами народах, прежде всего о варварах с севера»682. Критические оценки достижений Гваньини в области историографии можно обнаружить в предисловиях к публикациям его трудов683, а также в обобщающих трудах по истории польской литературы и истории историографии684. Работы, непосредственно посвященные Гваньини, крайне немногочисленны и, как правило, носят биографический характер685. Главный вопрос, к которому обращались исследователи - авторство сочинений, приписываемых Гваньини, а точнее проблемы степени и характера заимствований у Стрыйковского содержавшихся в них сведений, а также степени авторского участия Марчина Пашковского в создании польской редакции труда Гваньини. Варшавский просветитель второй половины XVIII в. Франтишек Богомолец, издатель многотомного Собрания польских историографов, коснувшись вопроса плагиата Гваньини, изложил точку зрения Стрыйковского, отраженную в предисловии к публикации его хроники 1582 г., а также отметил тот факт, что подобного мнения придерживаются многие современные ему исследователи, хотя и не уточнил, кто именно. Характеризуя сочинение Гваньини в целом, Ф. Богомолец дал ему положительную оценку, подчеркнув его пользу и востребованность для изучения старинных городов, обычаев и истории всех тех народов, которые в нем описываются686. Современник Ф. Богомольца Мицлер де Колоф не сомневался в плагиате Гваньини и акцентировал это обстоятельство, опубликовав латинскую редакцию Описания Европейской Сарматии под именем Стрыйковского687. Л. Голембиовский признавал лишь факт использования Гваньини «дневников» (raptularzy) Стрыйковского, однако к обвинениям в «присвоении чужого собрания» и плагиате (udawanie za swoje tego, со sam nie pisal), выдвинутым Стрыйковским, относился скептически. Л. Голембиовский высказал предположение, что публикация трактата Гваньини, основанного на материалах Стрыйковского, сыграла для этого историка важную роль, а именно побудила его к «еще большему углублению в национальную историю, с целью написания чего-то лучшего и совершенного, нежели то, что у него подхватил Гваньини»688. Польский исследователь также обратил внимание на ряд существенных расхождений в подходах Стрыйковского и Гваньини, в частности отметил языковые различия, использование Стрыйковским стихотворной формы изложения исторического материала, не свойственной Гваньини, а также обратил внимание на «совершенно иной план написания» сочинения итальянского автора, который не имел ничего общего с планом сочинения Стрыйковского. Особенностью «плана» Гваньини Л. Голембиовский называет упорядоченность материала и лаконичность повествования, тогда как для сочинения Стрыйковского, по наблюдениям исследователя, были характерны хаотичность и недостаток изящности в изложении, множество повторов, фантастических домыслов и анахронизмов689. Обобщив опыт своих современников - И. Лелевеля, Ф. Бентковского и П. И. Со- линьяка - Л. Голембиовский пришел к выводу о том, что «Гваньини не создал ничего экстраординарного, но предпринял попытку в небольшом сочинении охватить историю каждой провинции, входившей в состав Речи Посполитой, в деталях описать ее географическую номенклатуру». Польскую редакцию сочинения Гваньини Л. Голембиовский называет «неточным» переводом, поскольку, по его мнению, разница между латинским и польским вариантами «бросается в глаза». Исследователь обратил внимание на многочисленные заимствования в тексте польской редакции «из Бельского и истории Стрыйковского», а также на расширение хронологических рамок сочинения до 1610 г. При этом Л. Голембиовский полагает, что фрагменты, посвященные эпохе, неописанной в латинской редакции, были изложены самим М. Пашковским, хотя и не приводит в подтверждение этого тезиса каких-либо аргументов690. Исследователи второй половины Х1Х-ХХ в. также проявили интерес к достижениям Гваньини. В это время неоднократно переиздавались фрагменты польской и латинской редакций его сочинения, а также было предпринято несколько попыток их перевода на восточнославянские языки. Следует отметить переиздание ряда фрагментов хроники Гваньи- ни, предпринятое К. Й. Туровским691; публикации перевода на русский язык «описания Московии», осуществленного Г. Г. Козловой692, и перевода на украинский язык полного текста польской редакции сочинения Гваньини693. В научной литературе второй половины XX - начала XXI в. роль Гваньини в истории польской историографии подверглась некоторой переоценке. Т. Улевич характеризует Описание Гваньини как «очевидный плагиат со Стрыйковского, слегка переработанный и, вероятно, дополненный компиляцией еще каких-то работ»694. Однако сама по себе проблема плагиата этого исследователя не привлекает. Наиболее значимым для него является отражение в сочинении Гваньини актуальных для его времени идей. По мнению Т. Улевича, вызывает интерес то обстоятельство, что именно в сочинении натурализовавшегося в Польше иностранца находят выражение «настроения современности и ее способ мышления». Польский исследователь усматривает противоречие между политической интерпретацией идей сарматизма в сочинении Г ваньини (отождествление сарматского и польского политического пространства, характеристика Стефана Батория как властителя всей Сарматии) и «географической» трактовкой понятия Сарматия, заимствованной из классических трудов античности и сочинений польских историков XVI в. Т. Улевич полагает, что политическая конъюнктура для Гваньини была более важна, нежели задачи сугубо научного плана, в результате чего «традиционная» географическая трактовка понятия Сарматия представлена на страницах его сочинения менее определенно, чем политическая. По словам Т. Улевича, «современный политический смысл» понятия Сарматия определил идеологическую направленность концепции региональной истории, представленной в сочинении Гваньини. Именно это обстоятельство дало основание польскому ученому весьма скептически оценить научную значимость этого труда, важного лишь как «свидетельство эпохи», тогда как сам Гваньини, по словам Т. Улевича, «не имел ни ценности, ни значения как историк»695. Т. Улевич придерживался мнения, что главным источником представлений Гваньини о древнейшей истории славянских народов была концепция Марчина Бельского, воспроизведенная в Описании Европейской Сарматии в ранней интерпретации Стрыйковского, содержавшейся в присвоенных Гваньини записках этого автора696. Аналогичные оценки можно встретить в работах В. Будки697, И. Н. Голенищева-Кутузова698 и А. Бернацкого699. Эти авторы по-разному характеризуют влияние приписываемых Гваньини сочинений на политическую и культурную жизнь эпохи, но при этом повторяют традиционный тезис о плагиате, не утруждая себя какой-либо аргументацией. Попытки глубже разобраться в данном вопросе были предприняты лишь в работах Ю. Рад- жишевской, 3. Войтковяка и Я. Юркевича. Ю. Раджишевская трактовала латинскую редакцию сочинения Гваньини как публикацию «утерянного сочинения Стрыйковского», точнее целого ряда незаконченных очерков, написанных этим автором в Витебске в первой половине 70-х гг. XVI в. В своей монографии Ю. Раджишевская обосновывает использование Гваньини четырех очерков Стрыйковского - описания Европейской Сарматии, описания Литвы, описания Московии и тирании Великого князя Московского, а также описания Венгрии700. Польской исследовательницей выдвинута гипотеза о том, что Стрыйковский, отправляясь в небезопасное путешествие на Балканы в 1574 г., либо передал Гваньини «на сохранение» свои сочинения, которые считал недостаточно подготовленными для публикации, либо оставил их без должного присмотра, не подозревая, что они могут быть похищены701. Допуская возможность «переработки» Гваньини материалов Стрый- ковского, сам факт плагиата Ю. Раджишевская также не подвергала сомнению, и предприняла попытку определить, «что нового внес Г ваньини в труд Стрыйковского». Польская исследовательница выявила, что значительная часть «исторической канвы» латинской редакции сочинения, опубликованного Гваньини в 1578 г., находит соответствие в трудах Стрыйковского. Различаются лишь «взгляды», оценки этих двух авторов, дававшиеся отдельным историческим событиям и фактам. Кроме того, итальянским автором были добавлены составленные им самим географические описания некоторых регионов Польши и Литвы702. Ю. Раджишевская справедливо обратила внимание на отсутствие сравнительных исследований латинской и польской редакций сочинения Гваньини, сопоставив Описание и хронику 1611 г., характеризовала последнюю как «подшивку» (klocek) различных по тематике произведений, которые, по мнению исследовательницы, не издавались отдельно в связи с тем, что Гваньини не считал их своими собственными сочинениями703. Ю. Раджишевская отметила также изменение в «методе работы» Гваньини, характерное для польской редакции: прежде всего, появление ссылок на труды Стрыйковского, которые, по ее мнению, были призваны посредством характеристики этого автора как «поэта» принизить в глазах читателей своей Хроники заслуги Стрыйковского в области историографии и, тем самым, отвлечь внимание от нежелательных для итальянского автора ассоциаций, указывавших на несамостоятельный характер опубликованных под его именем исторических сочинений704. Любопытен подход к разрешению вопроса плагиата Гваньини, представленный в монографии 3. Войтковяка. Этот исследователь призвал отказаться от стереотипного восприятия творческих взаимоотношений Стрыйковского и Гваньини и попытался разрешить интересующую нас проблему посредством проведения «междисциплинарного» исследования данного вопроса. 3. Войтковяк отметил субъективность негативной трактовки действий Гваньини, основанной лишь на жалобах самого Стрыйковского, и косвенно подтверждаемой отсутствием иных, достойных внимания, собственных сочинений итальянского автора. Польский исследователь допускал возможность партнерства Г ваньини и Стрыйковского при подготовке к публикации Описания Европейской Сарматии, поскольку «выпускник бжезиньской школы» едва ли мог владеть латинским языком на том достаточно высоком уровне, на котором было написано это сочинение. Таким образом, полагает 3. Войтковяк, итальянский автор мог изначально принять на себя DO ль переводчика и редактора польскоязычных записок Стрыйковского705. Вместе с тем, 3. Войтковяк отмечает, что окончательно разрешить вопрос предполагаемого плагиата Г ваньини можно лишь сопоставив текст Описания с двумя важнейшими сочинениями Стрыйковского - повестью О началах и хроникой 1582 г.706 Сравнительный анализ этих сочинений Стрыйковского и Описания Г ваньини был предпринят в одной из работ Я. Юркевича. Этот ученый отметил, что развернувшиеся на страницах научных публикаций дискуссии на тему плагиата Гваньини, повышенный интерес к фигуре Стрыйковского, а также априорное признание его авторских прав на Описание Европейской Сарматии оставили это сочинение на периферии интереса исследователей. Не согласившись с такой постановкой вопроса, Я. Юркевич пришел к выводу о том, что «сомнения, касающиеся его авторства, по существу глубже, нежели следует из представленных в историографии вопроса мнений», тогда как главное противоречие в подходах ученых заключалось в том, что оценки, дававшиеся на основе анализа лишь одного из фрагментов Описания Европейской Сарматии, а именно раздела, посвященного Литве, переносились на произведение Гваньини в целом707. Я. Юркевич посредством сопоставления текстов трех произведений Стрыйковского - поэмы Посланник добродетели, повести О началах и хроники 1582 г. с текстом Описания Европейской Сарматии аргументированно доказал, что основным источником, которым пользовался Гваньини при написании своего сочинения была уже опубликованная работа Стрыйковского, а именно Посланник добродетели. Именно из этого сочинения были заимствованы фрагменты, касающиеся происхождения и ранней этнической истории литовцев, а также описание начальной истории литовского государства (отмечается сходство личных имен и топонимов, которые в более поздних произведениях Стрыйковского в некоторых случаях изменялись). Я. Юркевич также обратил внимание на то обстоятельство, что очерк ранней истории Литвы в повести О началах менее информативен, чем аналогичные по содержанию разделы в Посланнике добродетели и Описании Гваньини708. Это и ряд других обстоятельств дали основание польскому исследователю утверждать, что Гваньини не был знаком с более поздними сочинениями Стрыйковского, в том числе с рукописью повести О началах, в период подготовки к публикации Описания. Я. Юркевич показывает на конкретных примерах, что при написании трактата Гваньини непосредственно использовались сочинения Меховиты709 и Герберштей- на710, хотя и допускает возможность того, что посредником в таких заимствованиях мог быть Стрыйковский. Общий вывод Я. Юркевича сводится к тому, что посвященный Литве фрагмент латинской редакции труда Гваньини, являющийся преимущественно компиляцией с сочинений Стрыйковского, Меховия и Гер- берштейна, в то же время не лишен оригинальных черт, которые состоят не только в различиях в содержании, достигнутых благодаря «искусной комбинации фрагментов различных трудов, но и щегольской подчиненной теме сочинения наррации»711. В результате, вместо многословного и объемного труда, за счет «обеднения» его содержания, исключения «побочных сюжетов» и «отступлений», был создан краткий очерк, по стилю приемлемый, прежде всего, для западноевропейского читателя. Я. Юркевич не готов определенно ответить на вопрос, были ли отношения Гваньини и Стрыйковского «сотрудничеством» в вопросах перевода и редактирования, или же замысел итальянского автора был исключительно его частной инициативой. В любом случае тезис о плагиате Гваньини Я. Юркевич склонен отвергать по причине совершенно иного видения этим автором предназначения историка. Польский ученый полагает, что, в отличие от «дотошного» историографического подхода Стрыйковского, деятельность Гваньини «можно сравнить с работой энциклопедиста и популяризатора науки», в которой «первостепенное значение имела передача в привлекательной манере большого количества информации, собранной наиболее простым способом, посредством использования плодов чужого труда, даже если это было сопряжено с обвинениями в плагиате»712. Не обошел Я. Юркевич вниманием и вопрос общественно-политической направленности Описания. Как и многие из его предшественников, исследователь подчеркнул существенную пропагандистскую роль этого сочинения в период войн Речи Посполитой с Москвой в баторианскую эпоху, оценил его как важный феномен в истории - труд, познакомивший читателей на Западе Европы со странами восточной части континента713. Особенности отражения в сочинениях Гваньини истории русских земель и проблематика их рецепции в восточнославянской историографии рассматриваются в работах Ф. Щелицкого714, О. Купранца715, Н. П. Ковальского716 717,0. А. Дячка,Ю. А. Мыцыка718, Г. Г. Козловой719 и Е. В. Чистяковой720. Польский историк Ф. Щелицкий уделил внимание вопросу рецепции польской редакции труда Гваньини в российской и украинской историографии XVII—XVIII вв. Основываясь на результатах исследовании A. И. Соболевского и Н. П. Жинкина, описавших переводы фрагментов латинской и польской редакций сочинения Гваньини на русский язык, сделанные в XVII в., в том числе обнаруживших переводы разделов, посвященных Руси и Московии721, Ф. Щелицкий отметил существенное влияние работ этого автора на исторические представления восточнославянских интеллектуалов конца XVI-XVII в.722 В частности, раздел, посвященный «тирании царя и московского князя Ивана Васильевича», по мнению польского исследователя, оказал решающее влияние на Андрея Курбского, автора политического памфлета, созданного в интересах польского короля Стефана Батория723. Ф. Щелицкий отметил факт использования описания Сарматии авторами некоторых сочинений, в частности, целые фрагменты труда Гваньини были им обнаружены в составе Повести о двух монархиях (Русской Московской и Лядской Польской), из которои эти сведения впоследствии были перенесены в украинские летописи XVII в. Фрагменты сочинений Гваньини, по наблюдениям польского исследователя, послужили материалом для составителей Густынской летописи, были использованы в Палинодии Захария Копыстенского, Синопсисе Иннокентия Гизеля, Скифской истории Андрея Лызлова724 725 и ряде других сочинений. Ф. Щелицкий обратил внимание на весьма неоднозначное отношение российской имперской историографии Нового времени к отдельным разделам сочинения Гваньини, прежде всего к описанию Московии. Подчеркивается, в частности, неприятие «антирусского тона» итальянского автора B. Н. Татищевым и близость подхода Г ваньини духу и идеологии исторического сочинения Н. М. Карамзина, который осуждал тиранию Ивана Г розного и в связи с этим позитивно воспринял аргументы своего предшественника12. В работах, посвященных описанию Московии, Г. Г. Козлова называет этот фрагмент сочинения Гваньини «самостоятельным», «законченным» и «оригинальным» произведением, характеризует его как «замечательный образец европейской публицистической прозы XVI в.», при написании которого, по мнению исследовательницы, Гваньини была поставлена двоякая задача: дать историко-географический очерк Московии и описать тиранию Ивана Г розного1 . Исследовательница склонна оценивать подход итальянского автора к описанию прошлого Московского государства как отражение его политических воззрений, тесно связанных с «традициями шляхетской вольности и философскими принципами гуманизма», под влиянием которых и была дана «суровая оценка русского народа и русского царя». К источникам описания Московии Г. Г. Козлова относит публикацию «комментариев» Герберштейна, рукопись сочинения Альберта Шлих- тинга, записки Альберта Кампенского и Рафаэля Барберини, а также усматривает совпадения с данными очевидцев, описываемых в трактате о Московии событий, - Генриха Штадена, Элерта Краузе и Иоганна Таубе726 727. Вместе с тем, она не отвечает на вопрос о происхождении исторических экскурсов Гваньини, в частности, гипотезы о происхождении московского народа, описаний истории русских земель, подчиненных московскими государями, а также московско-литовских войн конца XV - начала XVI в. Значительный вклад в изучение «русских» и «московских» известий Гваньини внесли украинские исследователи, которые рассматривали его сочинения (преимущественно польскоязычную хронику 1611 г.) как источник по истории западно-русских земель, оказавший огромное влияние на развитие польской, украинской, белорусской и российской историографии, а также во многом сформировавший исторические представления о Руси других славянских народов XVII-XVI1I вв. На украинский язык во второй половине XX - начале XXI в. были переведены, прежде всего, те книги хроники Гваньини, в которых содержались сведения об истории восточно- славянских земель728. Важнейшим достижением современной украинской историографии является уже упоминавшаяся нами публикация украинского перевода полного текста польской редакции сочинения Гваньини, осуществленного Ю. А. Мыцыком и дополненного научным комментарием729. Украинские авторы уделяют особое внимание историко-географическим экскурсам итальянского автора, касавшимся событий, происходивших на территории, занимаемой современным украинским государством, и представленным, главным образом, в 3-й книге хроники Г ваньини. В их числе трактовка истории средневековой юго-западной Руси730, взаимоотношения русских княжеств с Польшей и Литвой731, роль казачества в истории Руси-Украины732 733, а также особенности использования в хронике Гваньини этнополитического термина «Русь»1 8. Говоря о последнем аспекте, следует отметить значительную степень политизации вопроса применения «русской» этнонимической номенклатуры в украинской историографии. Тем самым открываются широкие возможности не только для научной дискуссии, но также для многочисленных спекуляции, весьма востребованных в политическом дискурсе современной Украины734. Отдельные украинские ученые склонны прибегать к некоторой < модернизации» в оценках общественно-политического значения восточно- славянских фрагментов сочинения Гваньини, содержание которых нередко рассматривается не как продукт интеллектуальной культуры своего времени, а как материал, пригодный для историографического моделирования исторического самосознания современной этнополитической общности украинцев. При этом зачастую игнорируется то обстоятельство, что в эпоху создания Хроники Европейской Сарматии процесс размежевания восточного славянства еще не был завершен, в связи с чем восприятие просвещенными элитами этнокультурной ситуации в регионе не было выражено в категориях национальных общностей современного типа. Действуя в русле данной тенденции, автор вводной статьи к публикации украинского перевода хроники Гваньини Ю. А. Мыцык, проанализировав содержание 3-й книги этого сочинения, характеризует население «русской земли» посредством двойного этнического наименования «русины-украинцы» и этнополитического термина «Русь-Украина»735. В тексте хроники украинский исследователь усматривает «четкую связь» истории Киевской и Галицко-Волынской держав с историей Руси- Украины XIV-XVII вв. и, в результате, приписывает самому Гваньини тезисы о преемственности «государственных традиций» Киевской Руси и Украины (так!), а также иноэтничности московитов, их очевидном отличии от русского народа (украинцев и белорусов), что служит основанием для умаления претензий Москвы на «наследство Киевской Руси», которые, как полагает Ю. А. Мыцык, опять же апеллируя к представлениям Гваньнни, были менее значительны в сравнении с претензиями украинцев11'. Проявившаяся в данной работе неконструктивная, на наш взгляд, в источниковедческих и историографических исследованиях «внешняя» политизация вопросов культурно-исторического размежевания восточных славян и применения «русской» номинации, обернувшаяся подменой исторических понятий современными терминами (в данном случае дихотомия Русь/Украина), едва ли способствует корректному научному определению специфики трактовки феноменов «русской земли» и «русского народа» в исторической мысли Польши интересующей нас эпохи. Вместе с тем, достижения украинских ученых в изучении историографического наследия Гваньини не исчерпываются анализом текста польско- язычной версии его сочинения как источника по истории стран Восточной Европы. Несомненную научную ценность имеют предпринятые О. А. Дяч- ком исследования вопроса распространения этого сочинения Гваньини в различных странах Европы , а также изыскания, позволяющие выявить степень влияния Хроники Европейской Сарматии на развитие украинского летописания XVII в.736 На фоне достижений украинской и польской историографии в области изучения историографического наследия Г ваньини, результаты исследований российских ученых выглядят гораздо скромнее. Между тем, потенциал проведения изысканий в данном направлении довольно велик. Прежде всего, нуждается в осмыслении пропагандистская роль высказанных итальянским автором взглядов на историю восточных славян в целом и русской государственности, в частности, которые во многом скорректировали представления европейских читателей о славянском востоке, сформировавшиеся после публикации записок Герберштейна, и отразили те геополитические изменения, которые произошли в Восточной Европе в результате Ливонской войны.