ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЕ ОБЗОРЫ

После XX съезда КПСС (1956), когда советские обществоведы стали освобождаться от сковывающих их тяжелых пут и вериг «крат-кокурсовой» (сталинской) методологии фальсификации истории, в том числе и по истории политических партий России, перед ними открылись новые возможности. Должно было пройти определенное время для появления историографических статей, а затем и обобщающих трудов. В историографии политических партий потребовалось относительно немного лет: первая книга о партии левых эсеров (К.В. Гусева) была опубликована в 1963 г., а первая историографическая статья Л.М. Спирина — в 1966 г.

Анализ совокупности историографических публикаций показывает, что проделана значительная работа по систематизации и оценочной характеристике литературы по истории российских политических партий; заметна тенденция первоочередного изучения двух тематических сюжетов — истории партии эсеров (левых, прежде всего) и деятельности партий в период Октября 1917 г. Авторами историографических трудов становились, как правило, исследователи истории политических партий, что обеспечило достаточный уровень профессионализма в освещении темы.

Исходя из господствующей в советской историографии теоретико-методологической посылки о том, что ее ведущей задачей является изучение процесса овладения исследователями ленинской концепцией истории России и ее воплощения в конкретных исторических трудах,

22

все историографы стремились неотступно следовать ленинским идеям и взглядам, взяв их за эталоны анализа.

Особенностью исследовательской работы являлось и нарочитое выпячивание ошибок и просчетов программного и тактического характера, недальновидности деятельности лидеров партий, особенно так называемых мелкобуржуазных. Как исторические труды, так и историографические, как уже отмечалось, помечались в большинстве случаев знаком «крах», «банкротство» и т.п., что вело к поверхностному изучению внутренней жизни этих партий. Скрупулезный анализ документов и материалов зачастую подменялся риторикой.

Наконец, историография политических партий, как и вся историческая наука, была политизирована и идеологизирована. Это особенно проявлялось при выяснении проблемы так называемой актуальности исследований, ставшей обязательным атрибутом при написании каждой статьи, книги, диссертации. За этой «модной» сентенцией крылось, по существу, стремление направить историческое и историографическое знание на путь обслуживания конъюнктурных маневров правящей тоталитарной партии, что наносило огромный вред поиску историографической истины, объективному освещению процесса складывания и развития подлинной истории политических партий и движений.

Длительное время, вплоть до 80-х годов, многие историки и историографы сосредоточились на изучении так называемых ближайших противников КПСС — мелкобуржуазных партий. О других же партиях создавалось значительно меньшее количество работ. Таким образом, историография поддерживала на плаву идею о неминуемости распада всех партий, кроме коммунистов, и закономерности существования однопартийной системы в СССР.

Общее количество историографических источников, оказавшихся в поле зрения историографии, довольно многочисленно.

В последнее время появились труды по историографии помещичьих и буржуазных партий. Им посвящены часть книг «Борьба ленинской

23

партии против непролетарских партий и течений (дооктябрьский период). Историографические очерки» (Л., 1987) и «Борьба коммунистической партии против непролетарских партий, групп и течений (послеоктябрьский период)» (Л., 1982), а также статьи авторского коллектива (Волобуева, Леонова, Уткина, Шелохаева и др. — см. ссылку. 30). Если книги — это сборники историографических очерков, выполненных с позиций овладения историками ленинской концепцией и руководства ею «на протяжении всего советского периода», то в статьях намечена тенденция отхода от этой методологической посылки, в них показана динамика развития исторической мысли.

Характерная черта названных книг — попытка обобщить литературу, трактующую классовую сущность помещичье-монархических партий и их руководства, начиная от Совета объединенного дворянства, «Союза русского народа» и других и кончая кадетами; последняя квалифицируется однозначно как буржуазная партия. Даны и обобщающие подсчеты количества членов этих партий. Другой особенностью их является своеобразный историографический анализ, где качество научных знаний определяется соответствующим эталоном. В первой из названных книг таким эталоном являются очерки Л.М. Спирина «Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX века — 1926 г.)» и Г.З. Иоффе «Крах российской монархической контрреволюции». Это же относится и к многотомной истории КПСС. Частые ссылки имеются и на книгу Н.Г. Думовой о кадетской партии. Собственные же оценки даются лишь тем работам, которые по разным причинам оказались за пределом внимания этих авторов.

Несомненно, что труды указанных ученых для конца 70-х годов были заметным явлением в изучении истории политических партий.

Авторы вышеназванных очерков довольно полно осветили комплекс вопросов, отраженных в советской исследовательской литературе по истории партий правительственного лагеря. К ним относятся: межпартийные отношения, парламентская деятельность, тактика на различных исторических этапах и др. Однако недостаточно внимания уделено политико-идеологической ситуации в стране, предшествовавшей написанию тех или других работ, что не позволило осветить процесс развития исторической мысли, объяснить выбор той или другой проблематики.

Вызывает сомнение целесообразность разделения всего опубликованного материала на исследовательскую литературу (все, что в традиционном понимании характеризуется как историографический источник) и такую литературу, как сборники документов, стеногт рафические отчеты и др.

В статьях В.В. Шелохаева и соавторов справедливо замечено, что к настоящему времени историки в значительной мере осветили такие

24

вопросы, как социальные состав и база буржуазных партий, их программы, процесс политической консолидации либеральной буржуазии и т.д. Уточнение их численности и состава позволяет охарактеризовать распространенность местных организаций буржуазных партий, соотношение партийных сил в различных регионах, структуру той или иной партии. В решении этих важных проблем сделаны лишь первые шаги. Известным успехом исторической мысли является обстоятельный ответ на вопрос опричинах поражения кадетской альтернативы в буржуазно-демократической революции.

Исследователи констатировали, что изучение буржуазных и помещичьих партий требует комплексного подхода, который должен включать следующую совокупность проблем: классовую природу политических партий, их социальный состав, численность, территориальное размещение, формирование идеологии и теоретическое обоснование программ, стратегию и тактику, средства и формы агитационно-пропагандистской деятельности в массах и среди различных социальных слоев и групп, выявление причин результативности (или нерезультативности) этой деятельности; отношения партий между собой, а также факторы, определяющие эти отношения.

Новые идеи о литературе, отражающей историю буржуазных партий, содержатся в историографическом обзоре Х.М. Астрахана (см. ссылку 30). Автор сосредоточился на анализе политики кадетов в предоктябрьский период, отраженной в литературе 70-х годов. Деятельность этой партии рассматривается в свете ленинского положения о том, что после Февральской революции кадеты, став правящей, правительственной партией, объединили вокруг себя «всех правых, всю контрреволюцию, всех помещиков и капиталистов»31. Этот тезис проиллюстрирован на материале корниловского мятежа.

Историографическому анализу подвергся большой пласт работ, посвященных так называемым мелкобуржуазным партиям32. Зачинателем в изучении темы о левых эсерах на новом этапе был К.В. Гусев. Вместе с Л.М. Спириным он открыл и ее историографические традиции, заложив в ее фундамент ряд постулатов и приемов изучения, не единожды повторенных в литературе. Среди них выделяются следующие: анализ трудов, написанных бывшими партийными деятелями (Н.С. Слетовым, А.А. Аргуновым, Г. Гершуни, а также жандармским полковником А.И. Спиридовичем); обязательное определение актуальности анализируемой темы; стремление выявить ведущие тенденции в развитии историографии темы; характеристика зарубежной советологии, хотя и под рубрикой «фальсификаторы». Эти первые сочинения

25

при всех их достоинствах страдают известной категоричностью суждений. Вот некоторые из них: «ее (партии эсеров.— Авт.) история — это история эволюции и банкротства теории и тактики мелкобуржуазного революционаризма в России, поражение мелкобуржуазного утопического и победы пролетарского научного социализма» (Гусев К.В. Советские историки о крахе партии эсеров; выделено нами.— Авт.).

Новые материалы о партиях эсеров, меньшевиков и анархистов приведены в ряде историографических обзоров о периоде с середины 20-х до середины 30-х годов. Почти всех ученых, как отмечено в обзорах, интересовал вопрос о правительственном блоке большевиков и левых эсеров. Общий вывод по проблеме на начальном этапе ее изучения звучал так: несмотря на колебания левых эсеров, блок сыграл положительную роль в истории России. Однако тут же добавлялось: блок якобы облегчил борьбу против левоэсеровской контрреволюции и помог большевикам «организационно связаться с крестьянством». Отмечалось также, что союз не мог быть прочным ввиду противоречий, разделявших обе партии. Данная постановка вопроса — пример того, как верная теза отрицается антитезой. Несмотря на это, такие взгляды на длительное время стали ведущими в историографии.

В начале 20-х годов выходят книги о Бунде М.Г. Рафеса33, в прошлом одного из руководителей этой партии. Наряду с историей создания этой организации освещаются также история раскола в организациях Бунда после победы Октября и выделение в них левых группировок.

Идеологию и политику анархизма изучали Я. Яковлев, И. Генкин, М. Равич-Черкасский, Б. Горев и В. Залежский34. Акцент во всех работах делался на контрреволюционной деятельности анархистов, почти не показана их внутрипартийная жизнь.

Фактически единственной работой того времени о меньшевиках являлась брошюра Д. Эрде . Уже в 20-х годах наметилась тенденция квалифицировать деятельность меньшевиков и эсеров как эволюцию от соглашательства к контрреволюции36. На это обратил внимание Х.М. Астрахан. В ленинградском сборнике «Борьба Коммунистической партии против непролетарских партий, групп и течений» (1982; послеоктябрьский период) без сомнений и колебаний записано, что указанные партии в «Октябрьской революции предали коренные интересы тех слоев населения, на которые эти партии пытались опереться». Естественно, что такая установка привела к следующему выводу: «После победы Великого Октября меньшевики и эсеры оказались в лагере, враждебном диктатуре пролетариата и советской власти».

История других партий в эти годы изучалась слабо.

Некоторые категоричные выводы Х.М. Астрахана о кадетах не выдержали проверку временем. Он солидаризировался с наметившимся

26

в 20-х годах тезисом, будто кадетская партия в 1917 г. была ведущей силой российской контрреволюции, но это не точно. На такую роль претендовали.в первую очередь монархисты и другие правые партии и организации.

С середины 30-х до середины 50-х годов о мелкобуржуазных партиях писалось крайне редко. Господствующим стало мнение, что история контрреволюции не является заслуживающей внимания темой исследования. В работах А. Королевой, В. Парфенова, И. Воронкова, Д.А. Чугаева о левых эсерах и Ем. Ярославского об анархистах основное внимание уделялось тактике большевиков по отношению к этим партиям, которая трактовалась лишь в плане их изоляции от народных масс. Все мелкобуржуазные партии рассматривались как сплошная контрреволюционная масса. Это, естественно, мешало вскрыть ту роль, которую они сыграли после Октябрьской революции в разработке теоретических проблем новой экономической политики и других вопросов строительства нового общества.

В историографическом очерке Т.А. Сивохиной (см. ссылку 30) отдельным сюжетом выделяется отражение в литературе количественного состава партий меньшевиков, анархистов и эсеров, что стимулировало дальнейшую историографическую работу по этой проблематике.

Литература за 1975—1985 гг. о меньшевиках и эсерах, их история в годы первой российской революции проанализированы в уже упоминавшейся статье В.В. Шелохаева и его соавторов.

В монографии СВ. Тютюкина о Г.В. Плеханове3 рассмотрены и некоторые общие вопросы истории меньшевизма. Выделяя в меньшевизме три течения — правое (Аксельрод, Череванин, Потресов), «центр» (Мартов, Мартынов, Дан) и левое (Троцкий, Парвус), автор обосновывает положение об «особой» позиции Плеханова внутри меньшевизма. Органически не приемля его «якобинства», меньшевистские лидеры охотно признавали Плеханова (имея, конечно, для этого все основания), наряду с Аксельродом, своим «духовным отцом» и в то же время стремились не допустить его влияния на организационные дела. Эти положения имели теоретико-методологическое значение для понимания роли меньшевизма в революции.

В.В. Шелохаев и другие ученые считают, что наибольший успех был достигнут в изучении неонароднических партий в монографиях К. Гусева, В. Гинева и других исследователей3 . Анализ аграрных программ и других документов эсеров позволил Шелохаеву, Волобу-еву, Миллеру и другим прийти к выводу, что те боролись за установление в России власти либеральной буржуазии, а себе отводили роль парламентской оппозиции в будущей системе политического устройства. Эта констатация нуждается в перепроверке и уточнении. Проведенный анализ показал, что в 1905—1907 гг. партия эсеров эволюционировала, стремясь превратиться из группы народничествующей

27

интеллигенции в массовую организацию. Однако эволюция была далека от завершения. Последующие изыскания определят, насколько далеко зашел этот процесс и как он проявлялся на разных этапах революции. Исследования последних лет подтвердили необходимость корректировки бытовавшего в литературе мнения об эсерах как исключительно заговорщической и террористической организации. В дальнейшем изучении нуждаются и вопросы о месте и роли этой партии в системе политических сил, взаимодействии с другими политическими организациями мелкобуржуазной демократии, масштабах и степени их влияния на различные слои общества.

Пристальное внимание историографов привлекают сюжеты о деятельности партий в период подготовки Октября. Продолжая изучение темы о меньшевиках и эсерах, Х.М. Астрахан вступил в полемику с одним из зачинателей исследования рассматриваемой проблематики в 60-х годах В.В. Коминым, утверждавшим, будто их социал-соглашательство и социал-предательство состоит в том, что «декларируя в своей программе буржуазно-демократический республиканский строй в новой России, они... не спешили с провозглашением этого строя, откладывали окончательное решение вопроса о государственном устройстве до Учредительного собрания»39. Между тем главное, считает Астрахан, в чем проявилось соглашательство лидеров меньшевиков и эсеров,— это то, что они тянули революцию назад «от Советов рабочих депутатов к «единовластию» буржуазии, как обычной буржуазной парламентарной республике».

Х.М. Астрахан согласен с мнением П.И. Соболевой40 о том, что политика меньшевиков и эсеров в 1917 г. единая — социал-соглашательская. В доказательство он приводит только ссылки на Ленина о том, что лидеры этих партий изменили принципам не только социализма, но и демократизма41.

Так же трактуется политика меньшевиков и в ленинградских очерках послеоктябрьского периода. Здесь, в частности, вопреки фактам, считается, что между правыми и «левыми» течениями меньшевистского ЦК не было разногласий в оценке Октября. Те и другие стремились якобы свергнуть советскую власть42. На самом же деле Ю.О. Мартов, например, с известными оговорками принял как совершившийся факт революцию и не участвовал в антисоветской деятельности. Он и его единомышленники по партии вступили на путь лояльного сотрудничества с советской властью. Бывший «рабочеделец» В. Акимов-Махновец после Октября продолжал свои теоретические изыскания по истории политических партий. Подобные факты не единичны.

В этой же работе проанализированы труды об анархизме, изданные в 20-х годах, начиная с брошюры Я.А. Яковлева-Эпштейна «Русский анархизм в великой русской революции» и кончая трудами Л.М. Спирина и других современных авторов. Акцентируется внимание на следующих крупных вопросах: история анархизма, наличие среди

28

анархистов большого количества течений и групп. По справедливому выражению Я.Д. Яковлева, «чуть ли не каждый анархист представлял свое собственное течение». Показаны и причины активизации анархизма в первые годы советской власти, их временного союза с большевиками.

Завершая анализ историографических обзоров до 70-х годов, можно констатировать, что они охватили литературу по всем наиболее крупным политическим партиям России. Их авторы руководствовались методологией и периодизацией, заложенной в науке после XX съезда КПСС, — «непогрешимой» ленинской концепцией истории советского общества и общественной мысли России. При этом присутствует обязательный рефрен: в трудах советских историков анализируется история борьбы большевиков против попыток кадетов, эсеров, меньшевиков, анархистов и других партий свергнуть советскую власть; в то же время отсутствует стремление выявить, хотя бы в теоретическом плане, взаимоотношения между различными партиями, причины внутрипартийного размежевания в рядах некоторых из них, особенно на переломных этапах истории России.