Формирование белых отрядов в Северной Маньчжурии

25 (12) декабря 1917 г. на III съезде Советов, проходившем в Хабаровске, Советская власть была провозглашена на всей территории Дальневосточного края. Но реально власть большевиков на Дальнем Востоке установилась лишь к февралю-марту 1918 г.

На Дальнем Востоке знамя борьбы с большевизмом первым поднял есаул Забайкальского казачьего войска Г. М. Семенов. Еще в мае 1917 г. он написал доклад на имя военного министра Временного правительства

А.              Ф. Керенского и отправил его в Петроград через своего друга и будущего соратника Е. Д. Жуковского. В этом докладе Семенов предложил сформировать у себя на родине, в Забайкалье, отдельный конный Монголо-бурятский полк и привести его на фронт якобы с целью «пробудить совесть русского

солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело». На самом деле, по мнению историка JI. А. Юзефовича, побуждения Семенова были несравненно прагматичнее. Он, видимо, хотел переждать в тылу смутное время развала армии, а затем, если ситуация изменится к лучшему, прибыть на фронт во главе лично им сформированной и лично ему преданной боевой единицы. Она могла бы стать надежным фундаментом быстрой военной карьеры[110].

Инициатива Семенова была поддержана. В сентябре 1917 г. он с мандатом комиссара Временного правительства прибыл в Забайкалье и, расположившись на станции Маньчжурия Китайско-Восточной железной дороги, приступил к организации Монголо-бурятского полка. После свержения большевиками Временного правительства Г. М. Семенов остался без организационной и материальной поддержки со стороны штаба Иркутского военного округа.

Вскоре Семенов получил возможность пополнить свои силы. В конце декабря через станцию Маньчжурия прошли на восток эшелоны возвращавшегося с фронта Уссурийского казачьего полка. Группа офицеров и сотня казаков этого полка вступили в ряды Монголо-Бурятского полка. Командир Уссурийского казачьего полка войсковой старшина Л. В. Вериго передал Семенову два пулемета и несколько походных кухонь. Тогда же со станции Дау- рия были привезены четыре полевых конных орудия 1-й Забайкальской батареи с лошадьми и амуницией, также вернувшейся с фронта[112].

К 9 января 1918 г. в Монголо-Бурятском конном полку уже числились 51 офицер, три чиновника, 300 баргутов, 80 монголов и 125 русских добровольцев, всего 556 человек. 10 января Семенов подписал приказ о дополнительном формировании, кроме Монголо-Бурятского полка, Семеновского пешего полка и артиллерийской батареи двухорудийного состава. Основу пешего полка составили около 300 сербских добровольцев под командованием подполковника Драговича[113]. Таким образом был образован отряд, получивший по месту своей дислокации название Особого Маньчжурского.

Помощником Г. М. Семенова как командира Особого Маньчжурского отряда (ОМО) был назначен генерал-майор Н. В. Никонов, начальником штаба отряда - полковник Н. Г. Нацвалов, дежурным штаб-офицером штаба - полковник С. А. Бирюков, интендантом отряда - генерал-майор С. А. Мунгалов. Должности командира Монголо-Бурятского полка занял полковник Г. Е. Мациевский, командира Семеновского пешего полка - подполковник М. М. Лихачев, начальника артиллерии - полковник Д. В. Загоскин, началь

ника пулеметной команды - полковник Крузе[114]. В течение последующих месяцев в руководящем составе отряда происходили неоднократные изменения.

Формированию ОМО в определенной степени способствовало то, что в Чите, административном центре Забайкальской области и Забайкальского казачьего войска, большевики еще не имели сколько-нибудь прочных позиций.

В начале января 1918 г., когда во всех крупных населенных пунктах Сибири и Дальнего Востока уже установилась советская власть, в Чите был образован коалиционный Народный совет под председательством меньшевика М. А. Ваксберга. Народный совет принял на себя властные полномочия «впредь до установления во всей Российской республике власти, признанной всем народом или огромным его большинством». В Чите действовал также Совет рабочих и солдатских депутатов, находившийся в оппозиции к Народному совету[115].

В отличие от совдепа, в распоряжении которого имелся хорошо вооруженный отряд Красной гвардии, Народный совет не располагал собственными вооруженными силами. Положение изменилось, когда в ночь на 17 января 1918 г. в Читу прибыл 1-й Читинский полк Забайкальского казачьего войска во главе с полковником Н. М. Комаровским, сохранившим дисциплину и весь офицерский состав. Таким образом, у Народного совета возникла реальная возможность упразднить Читинский совдеп и распустить отряд Красной гвардии.

Накануне, в ночь на 16 января, по приказу Г. М. Семенова из ст. Маньчжурия в направлении на Читу выступил железнодорожный эшелон, в котором находилось 102 бойца под командованием сотника

Н.              И. Савельева. Конечной задачей этого отряда являлось соединение с 1-м Читинским полком и ликвидация советских организаций в Чите. 16 января отряд Савельева без боя занял ст. Оловянная. У находившихся здесь красногвардейцев было отобрано 78 винтовок и 12 шашек. К вечеру того же дня белые без боя заняли станции Карымская и Адриановка.

В этой ситуации руководители Народного совета не решились занять четкую антибольшевистскую позицию и 18 января направили на станцию Адриановка делегацию во главе с читинским городским головой

А.              А.

ского казачьего войска полковник В. В. Зимин. В результате был составлен акт, согласно которому представители Народного совета обещали не допустить восстановления в Чите советской власти, а Г. М. Семенов взял на себя обязательство содействовать этому, но не вводя в город части ОМО[116].

Власть Народного совета в Чите продержалась недолго. 16 февраля в город прибыл распропагандированный большевиками 2-й Читинский полк Забайкальского казачьего войска. Во взаимодействии с местными красногвардейцами казаки, не встретив сопротивления, заняли ключевые пункты в Чите. В тот же день вновь образовавшийся Военно-революционный штаб потребовал от Народного совета передать власть исполкому и самораспуститься. Вечером состоялось последнее заседание Народного совета, на котором было принято решение выполнить данное требование. Таким образом, в Чите установилась советская власть[117].

С этого времени большевики приступили к организации боевых сил для борьбы с Особым Маньчжурским отрядом. Из Читы в сторону станции Маньчжурия выступили рота Красной гвардии и поддержавший большевиков й Аргунский полк Забайкальского казачьего войска. Командующим этими силами был назначен бывший прапорщик С. Г. Лазо, посланный Центральным исполнительным комитетом Советов Сибири («Центросибирь») из Иркутска в Забайкалье для организации борьбы с Семеновым. Так возник Даурский (Забайкальский) фронт - один из первых фронтов гражданской войны в России[118].

В последних числах февраля войска советского Забайкальского фронта перешли в контрнаступление. 27 февраля они заняли станцию Борзя и разъезд №81, 1 марта - станцию Даурия, 5 марта - станцию Шарасун, 8 марта - станцию Мациевская. Потрепанные в боях, части ОМО вынуждены были отступить на территорию Китая и сосредоточились в районе станции Маньчжурия[119].

По собственному признанию, начиная борьбу с большевиками, Г. М. Семенов считал необходимым иметь при себе «хотя бы в зародыше» аппарат государственной власти. Поэтому Штаб ОМО помимо чисто оперативных функций стал выполнять функции органов верховной и исполнительной власти. Как командующий самостоятельным фронтом против большевиков, Семенов присвоил себе права командующего отдельной армией, предусмотренные соответствующими статьями дореволюционного «Положения о полевом управлении войск». Однако в случаях, когда по обстоятельствам чрезвычайной обстановки ему приходилось брать на себя функции верховной власти, все распоряжения он делал «условно, впредь до утверждения законной Всероссийской властью». По словам менова, это было необходимо отчасти в силу охраны престижа будущего Всероссийского правительства, но главным образом, чтобы избавить себя и свой Штаб от излишних нареканий в захвате не принад

лежащих им функций и в желании узурпировать верховную власть на занятой

58

частями отряда территории .

Исходя из изложенных соображений, схема организации ОМО была приспособлена к требованиям жизни. Помимо чисто военных отделов управления, состоявших из Штаба отряда с оперативным, инспекторским и интендантским подразделениями, отряд имел совершенно самостоятельные судебно-административный, финансовый, железнодорожный, политический и мобилизационный отделы. Хотя отрасли деятельности управления отрядом были весьма многогранны, численность занятых этой работой людей была невелика. Со всеми делами справлялось не более десяти человек, состоявших при Штабе отряда, которые вели ответственную работу и в распоряжении которых находился необходимый штат сотрудников.

В дальнейшем, в ходе продвижения ОМО вглубь территории Забайкалья, было образовано Временного правительство Забайкальской области, в состав которого вместе с Г. М. Семеновым (председатель и руководитель по военным вопросам) вошли генерал-майор И. Ф. Шильников, возглавивший военноадминистративную и мобилизационную часть, и С.

На первых порах единственным источником снабжения ОМО являлись реквизиции. 14 февраля 1918 г. на основании приказа по отряду №23 от февраля комиссия под председательством полковника Дмитриева осуществила реквизицию помещений Переселенческого пункта при поселке Маньчжурия, а также имевшихся в поселке гостиниц[121], необходимых для размещения частей отряда. 23-24 марта 1918 г. по приказу Семенова в поселке Маньчжурия и его окрестностях была проведена реквизиция лошадей. Реквизиции подлежали все, в том числе и единственные у владельцев, лошади. Всех лиц, уклонявшихся от реквизиции, Семенов приказал немедленно арестовать и судить по законам военного времени[122]. 16 марта 1918 г. харбинская газета «Призыв» сообщила, что атаман Семенов реквизировал электрическую станцию бывшего железнодорожного полка в Хайларе и предложил Хайларскому общественному управлению купить ее за 180 тыс. руб. Хайларские общественники весьма сочувственно встретили предложение Семенова и обратились к управлению КВЖД с просьбой утвердить сделку. Эта просьба поставила в

затруднительное положение управление дороги вследствие «сомнительной

62

закономерности затеянной купли-продажи» .

Не располагая материально-технической базой для ведения активной борьбы с большевиками, Г. М. Семенов обратился за помощью к представителям иностранных держав - союзникам России по Первой мировой войне. В начале января 1918 г. атаман встретился в Харбине с английским генеральным консулом Портером и заверил его в своем стремлении восстановить про- тивогерманский фронт хотя бы на Байкале и намерении начать борьбу с большевиками, как ставленниками Германии. В ответ Портер передал Семенову на организацию борьбы 400 тыс. мексиканских долларов.

Тогда же Семенов познакомился с прибывшим из Пекина помощником английского военного атташе в Китае майором Дени. Последний передал Семенову некоторое количество имевшегося в его распоряжении оружия и стал английским представителем при ОМО. Вскоре к Семенову прибыл представитель французского посольства в Китае капитан Пелье и представитель Японии майор Ч. Куроки. Они, подобно майору Дени, имели официальные полномочия - помочь Семенову в организации снабжения Особого Маньчжурского отряда.

Вскоре, примерно в мае 1918 г., английские и французские представители при ОМО прекратили оказывать непосредственную помощь Семенову, сделав ставку на прибывшего в Харбин адмирала А. В. Колчака. По свидетельству Семенова, майор Дени, капитан Пелье и майор Куроки уведомили его, что отныне Англия и Франция будут снабжать деньгами, амуницией и вооружением воинские формирования в полосе отчуждения КВЖД, находившиеся в ведении генерала Д. Л. Хорвата, а обеспечением ОМО будет заниматься исключительно Япония[123].

***

В период первого наступления ОМО на Читу была предпринята попытка свержения советской власти в Благовещенске - административном центре Амурской области. Инициатором и руководителем антибольшевистского движения здесь стал атаман Амурского казачьего войска И. М. Гамов.

В начале января 1918 г. в Благовещенск вернулась с фронта Амурская казачья бригада. 1-й Амурский казачий полк оказался большевистски настроенным: офицерский состав в нем был смещен, а командование осуществлял полковой комитет. Поэтому войсковое правление приняло решение немедленно распустить личный состав полка по домам. 2-й Амурский казачий полк и артиллерийская батарея (1 тыс. сабель, четыре орудия), сохранившие старый командный состав, были оставлены в Благовещенске и стали главной опорой атамана Гамова. К этому времени для прохождения военных сборов войсковое правление стянуло в Благовещенск 800 молодых казаков.

17 января Большой круг Амурского казачьего войска отказался признать советскую власть и потребовал возобновить деятельность разогнанного большевиками Всероссийского Учредительного собраниия. Одновременно по

решению Большого круга были сформированы полк четырехсотенного состава и артиллерийская батарея из казаков призыва 1916-1918 гг. (900 сабель, четыре орудия). е областное земское собрание 1 февраля также высказалось за восстановление Учредительного собрания и предложило организовать на местах коалиционную власть из представителей земств, городских дум, казачьих самоуправлений и советов рабочих и солдатских депутатов при соблюдении пропорционального представительства. По инициативе домовладельцев г. Благовещенска был организован «Союз добровольной гражданской милиции» во главе со штабс-капитаном Языковым. В милицию записалось около 5 тыс. человек, в основном из числа домовладельцев, торговцев, чиновников и гимназистов. Кроме того, в городе были сформированы офицерская рота (120 чел.) и японский отряд (60-80 чел.). Таким образом, атаман Гамов располагал значительной по местным условиям вооруженной силой - около 4,4 тыс. чел. при восьми орудиях. Благовещенский совдеп располагал значительно меньшими силами - около 1 750 красногвардейцев и матросов Амурской военной флотилии[124].

6 марта 1918 г. при попытке захватить оружие на военных складах большевики арестовали штабс-капитана Языкова. На требование атамана Гамова освободить арестованного председатель Благовещенского совдепа Ф. Н. Мухин ответил отказом. Арест Языкова и явился поводом к антибольшевистскому восстанию в Благовещенске. К вечеру восставшие разоружили советский гарнизон города, захватив артиллерийскую батарею, несколько пулеметов, сотни винтовок и арестовали около 600 сторонников советской власти. Около 800 красногвардейцев и матросов сосредоточились в Затоне на окраине Благовещенска, а 8 марта отступили вдоль р. Зея к селу Астраханов- ка. В тот же день мятежники попытались овладеть Астрахановкой, но были отбиты. 9 марта после артиллерийской подготовки была предпринята вторая попытка взять этот пункт, также безуспешная. марта атаман Гамов объявил осадное положение в Благовещенске и общую мобилизацию мужского населения в возрасте от 18 до 50 лет. Общая численность белогвардейской группировки достигла 7-8 тыс. человек. К этому времени в Астрахановке сосредоточилось 10-12 тыс. красногвардейцев и матросов, прибывших из разных населенных пунктов Амурской и Приморской области, под общим командованием А. И. Комарова.

В 4 часа утра 12 марта советские войска при поддержке артиллерийского огня бронепоездов и канонерской лодки «Орочанин» перешли в наступление. Бой шел за каждый дом, за каждую улицу. Главный опорный пункт белогвардейцев в городе - железнодорожный вокзал - был сдан красным вечером того же дня (примерно в 18 часов), когда около половины его защитников были убиты и ранены. Под сильным артиллерийским огнем атаман Гамов и активные его сторонники переправились на правый берег Амура и укрылись в ки

тайском городе Сахалин. Всего в ходе описываемых событий с обеих сторон было убито около 300 и ранено до 500 чел.[125]

***

В апреле 1918 г. военно-политическая обстановка на Дальнем Востоке резко изменилась не в пользу советской власти. В ночь на 5 апреля было совершено провокационное нападение неизвестных лиц на Владивостокское отделение японской конторы «Исидо». При этом два японца были убиты и один ранен. Нападение на японскую контору послужило формальным поводом к открытой военной интервенции. 5 апреля во Владивостоке высадился японский десант в составе двух рот. Вслед за японцами в тот же день высадилось на берег около полуроты английской морской пехоты, а 6 апреля - еще 250 японских матросов[126].

Вскоре после высадки во Владивостоке японского и английского десантов возобновил свою деятельность и атаман Семенов. 7(20) апреля его Особый Маньчжурский отряд выступил со станции Маньчжурия и предпринял второе наступление на Читу. Справедливости ради следует отметить, что это наступление отнюдь не было сознательно приурочено к высадке иностранных войск во Владивостоке. Скорее всего, эти два события лишь случайно совпали по времени.

По словам Г. М. Семенова, план вторжения в пределы Забайкалья базировался на быстром распространении его влияния на возможно большую часть территории Забайкальского казачьего войска, чтобы иметь возможность мобилизовать занятые станицы и получить таким путем необходимое отряду пополнение. В конце марта 1918 г. он объявил мобилизацию забайкальских казаков 2-го военного отдела в приграничных с Маньчжурией станицах по рекам Аргунь и Онон и приступил к формированию трех полков: 1-го Онон- ского, 2-го Акшинско-Мангутского и 3-го Пуринского, общей численностью в 900 сабель. Таким образом, объявленная мобилизация дала возможность усилить отряд бригадой конницы трехполкового состава и приступить к дополнительному оборудованию броневых поездов, на которые была возложена охрана железнодорожной линии в тылу отряда, помимо содействия передовым частям его в их продвижении вперед. Большую помощь Семенову оказали японцы. Они предоставили ему несколько сот своих солдат, артиллерийские орудия с прислугой и несколько штабных офицеров. К апрелю 1918 г. у Семенова насчитывалось в общей сложности около 3 тыс. человек и 15 орудий[127].

Перед началом наступления генерал Н. В. Никонов, помощник Г. М. Семенова по военной части, обратил внимание на «чисто формальную ненормальность» в области существовавшей в ОМО иерархии. Будучи в чине есаула, Семенов имел в своем подчинении генералов и штаб-офицеров, в от

ношении которых являлся их непосредственным начальником. Чтобы обойти неловкость подчинения Семенову старших в чине, высший командный состав отряда обратился к нему с предложением принять на себя звание атамана ОМО. Лишь спустя несколько месяцев это звание Семенова было узаконено избранием его на пост походного атамана Дальневосточных казачьих войск[128].

9(22) апреля 1918 г. Особый Маньчжурский отряд без боя занял станцию Даурия. Предпринятая вскоре красными попытка осуществить обходной маневр не увенчалась успехом. Вечером 14(27) апреля отряд подъесаула

А.              И. Тирбаха вышел в тыл советским войскам, располагавшимся у станции Борзя, и взорвал железнодорожный мост через р. Борзя. В 8 час. утра 15(28) апреля главные силы ОМО возобновили наступление и к 15 час. заняли станцию Борзя и поселок Суворовский. Были захвачены три пулемета, винтовки, снаряды, патроны, несколько железнодорожных вагонов и другие трофеи. В этом бою белые потеряли четырех человек убитыми и 15 ранеными. По официальной версии наступившая темнота и сильный ветер помешали организовать преследование противника, благодаря чему красным удалось исправить поврежденный мост и вывести артиллерию. На следующий день семеновцы заняли станцию Хадабулак. Здесь конный разъезд ОМО захватил два артиллерийских орудия[129].

С внешней стороны действия Особого Маньчжурского отряда при наступлении на Читу выглядят вполне успешными. Однако, по свидетельству генерала И. Ф. Шильникова, это наступление было организовано из рук вон плохо. Общего приказа с изложением боевой задачи Семенов не подготовил. Оперативные распоряжения он отдавал последовательно каждому начальнику, в силу чего никто не знал, что делает сосед. Рабочий поезд для исправления железнодорожного пути был забыт и опоздал почти на сутки. Расчет времени перед наступлением сделан не был. В результате удар обходной колонны войскового старшины Золотухина из Кулусутая в тыл красным произошел на 1,5 суток раньше общей атаки станции Борзя и имел только отрицательные результаты, так как, не принеся конкретной пользы, вывел из боя всю конницу ОМО. Артиллерия в количестве девяти орудий, испугавшись огня одной большевистской пушки, стрелявшей с платформы, была уведена полковником Загоскиным в тыл. Благодаря этому красные получили возможность увести девять своих эшелонов, которые застряли в шести верстах от Борзи из-за забитости путей[130].

На станции Борзя 17(30) апреля 1918 г. атаман Г. М. Семенов подписал приказ о мобилизации забайкальских казаков для борьбы с большевиками. В приказе говорилось следующее: «Станичники! Большевики, разграбив города, начали уже грабить и села. Борзя, Чиндант, Цасучей, Цаган-Олуй, Цу- гальская волость уже пострадали от их набегов. Во всех этих селениях взяты

и увезены бесплатно лошади. Наконец, чаша терпения казаков переполнилась. Кулусутай дал этой банде хороший отпор. Заранее организованный, получив оружие и пулеметы изотряда, он встретил их, разбил, прогнал и освободился от грабежей. За ним встали Ононские станицы. И теперь Ононская линия неуязвима. Станичники! До каких пор вы будете жить под страхом прихода большевиков, до каких пор вы будете дрожать за свое имущество, за ваш скот, хлеб и даже за свою жизнь? Нужно мобилизоваться. Вы будете вооружены, у вас будут артиллерия и пулеметы. Прогоним этих грабителей из своего Забайкалья, займем Читу и восстановим порядок, спокойно займемся мирным производительным трудом».

Дабы поддержать ононских казаков в борьбе с большевиками, Семенов приказал станичным атаманам станиц Букунской, Верхнее-Ульхунской, Мо- гойтуевской, Акшинской, Мангутской, Дурулгуевской, Цасучеевской, Чин- дан-Гродековской, 2-й Чиндантской, Цаган-Олуевской, Абагайтуевской, Ду- роевской, Манкегурской и Онон-Борзинской немедленно призвать всех офицеров, врачей и чиновников в возрасте до 45 лет и казаков от 21 до 29 лет (т.е. срока службы 1911-1918 гг.). Названные категории лиц предлагалось командировать: верхним станицам до Могойтуя включительно - в Акшу в распоряжение есаула Н. Ф. Шильникова, а остальным низовым станицам - на станцию Борзя в распоряжение особой комиссии. Все казаки должны были прибыть на лошадях и по возможности с оружием и в форменном обмундировании[131].

Призыв Семенова встретил живой отклик у казаков. Так, уже 18(31) апреля к месту назначения прибыли 300 казаков, в том числе 90 - из Кулусутаев- ской станицы, 50 - из 2-й Чиндантской станицы, 126 - из Цасучеевской станицы, 34 - из Абагайтуевской станицы. Ввиду успешности мобилизации по предложению генерала И. Ф. Шильникова 24 апреля было принято решение освободить от призыва: а) совершенно неспособных к службе, имеющих об этом свидетельства из лазаретов и отметки в послужных списках, б) единственных в семье работников при престарелых родителях или имеющих детей без матери и в) всех народных учителей[132].

Тогда же, находясь на станции Карымская, атаман Семенов объявил призыв казаков в станицах Митрофановской, Размахнинской, Кайдаловской и Маклаковской. Все призванные должны были непосредственно присоединяться к отряду, продвигавшемуся по железной дороге на Читу. Одновременно он потребовал от всех станичных атаманов, чтобы казаки, не выполнившие приказ о мобилизации, были арестованы и препровождены к коменданту станции Борзя для последующей отправки в юридический отдел ОМО[133]. В результате мобилизации численность ОМО к концу апреля достигла 6 тыс. чел. и 3 тыс. лошадей (табл. 1).

Таблица 1

Численность Особого Маньчжурского отряда в конце апреля 1918 г.*

¦Составлена по: РГВА. Ф 39539. On. 1. Д. 3. J1. 54.

Третьего мая части ОМО заняли станцию Оловянная. Советские отряды, не принимая боя, отступили, взорвав железнодорожный мост через р. Онон[134]. Как свидетельствует генерал И. Ф. Шильников, при занятии станции артиллерия под управлением полковника Загоскина ничего не предприняла, чтобы воспрепятствовать красным взорвать мост через Онон. Большевистский командующий С. Г. Лазо пять раз лично подъезжал на автомобиле к мосту поджигать бикфордов шнур и произвел несколько взрывов, артиллеристы при этом не произвели ни одного выстрела. После занятия Оловянной, несмотря на настояния генерала Шильникова, атаман Семенов не отдал приказа о продолжении наступления. «К несчастью», взятие Оловянной произошло за два дня до Пасхи, и после победы все устремились кутить в Маньчжурию, начиная с самого атамана - он нашел повод для каких-то переговоров с китайскими и монгольскими властями. Молодежь, торжествуя победу, занялась пьянством и в Маньчжурии, и на фронте, не заботясь о ближайшем будущем[135].

Празднуя очередную победу, атаман Семенов продолжал издавать приказы. Осознавая, что станицы, отправившие своих казаков на службу в ОМО, могут подвергнуться нападению со стороны большевиков, 24 апреля (6 мая) он приказал им организовать отряды самообороны, на вооружение которых из запасов отряда было выделено 280 мексиканских винтовок и 14 тыс. патронов. Для руководства самообороной атаман назначил: а) от Букуна до Мо- гойтуевской станицы включительно на офицера по назначению начальника Акшинского отряда есаула Н. Ф. Шильникова с местопребыванием в Акше, б) от Могойтуевской станицы исключительно до станции Борзя и поселка Хадобулак Чиндантской станицы - прапорщика Моторина с местопребыванием в Цасучее и в) от Абагайтуя до Соктуевского поселка - подъесаула Викулова с местопребыванием в Абагайтуе. Предполагалось, что в случае нападения большевиков на какую-либо станицу начальник самообороны мобилизует казаков по числу имеющихся винтовок и отразит нападение. Отряду ОМО, располагавшемуся на станции Даурия, ставилась задача служить резервом для охраны линии Маньчжурия - Оловянная, держать под угрозой местных большевиков Нерчинско-Заводского уезда и в случае надобности высылать необходимые силы для помощи поддержавших Семенова станиц. Для выполнения указанной задачи отряду придавалось два артиллерийских орудия и два пулемета[136].

В целях охраны собственно железнодорожной линии атаман Семенов приказал Забайкальскую железную дорогу разделить на два участка: 1-й - от станции Маньчжурия до моста через реку Ингода у станции Карымская включительно, 2-й - от станции Сретенск до станции Сухонда и участок Амурской железной дороги от станции Зилово до станции Куенга. Местопребыванием начальников участков устанавливались станции Оловянная и Карымская. Для охраны железной дороги атаман распорядился призвать необходимое для этого количество казаков срока службы 1907-1911 гг. Начальником всей железнодорожной охраны был назначен штабс-капитан С. Н. Меди с предполагаемым местопребыванием в Чите[137].

Успехи белых при наступлении на Читу оказались кратковременными. Пользуясь временным затишьем на фронте, большевики очень быстро собрали необходимые силы. На борьбу с Семеновым направились красногвардейские отряды из многих городов Сибири. В течение месяца на «семеновский фронт» были переброшены из Омска 1 590 бойцов, Красноярска - 1 200, Томска - 70, Судженки, Анжерки и Кольчугино - 800, Черемховских копей - 2 000, Ново- николаевска - 500, Барнаула - 210, Ачинска и Канска - 250, Тюмени - 153, Кургана - 79, а всего - 6 852 бойца. Если в начале мая 1918 г. на всем участке Забайкальского фронта насчитывалось около 5 тыс. советских бойцов, то к середине месяца их было уже около 10 тысяч[138].

15 мая войска Забайкальского фронта под командованием С. Г. Лазо перешли в контрнаступление. В тот же день красные выбили семеновцев со станций Бурятская и Моготуй. В районе ст. Ага Г. М. Семенов намеревался задержать продвижение противника, но, потерпев поражение, отступил к ст. Оловянная. 18 мая советские войска одновременным ударом по центру и флангам нанесли белым новое поражение и захватили названную выше станцию. Части ОМО заняли позиции вдоль правого берега р. Онон. 27 мая противник предпринял наступление по разрушенному железнодорожному мосту через Онон. Одновременно в тыл семеновцам вышла красная конница, скрытно переправившаяся вплавь через реку в 15 км севернее моста. Этот маневр решил исход боя. Бросив артиллерию, пулеметы и раненых, белые, не задерживаясь на станциях Борзя, Даурия и Шарасун, поспешно отступили к ст. Мациевская[139]. Здесь фронт стабилизировался.

К лету 1918 г. ОМО имел в своем составе пехотную бригаду (1-й Семеновский и 2-й Маньчжурский полки двухбатальонного состава с пулеметными командами по восемь пулеметов), конную бригаду (1-й Монголо- Бурятский и 2-й Даурский полки четырехсотенного состава с пулеметными командами по шесть пулеметов), две офицерские роты, чины которых пополняли убыль командных кадров в других подразделениях, две сербские роты, позднее сведенные в конный дивизион капитана Драговича. Артиллерия ОМО состояла из двухорудийной тяжелой батареи Арисака, двух четырехорудийных полевых батарей Арисака, двух четырехорудийных горных батарей Арисака и одной французской четырехорудийной горной батареи. Отряд располагал четырьмя бронепоездами, оборудованными в Харбинских механических мастерских КВЖД, одним броневиком и 15 грузовыми автомобилями, на которых в случае необходимости могли быть установлены пулеметы и легкие орудия Гочкиса. Вспомогательные части состояли из одной инженерной роты и корейской рабочей роты капитана Ли[140].

В силу плохой сохранности документальных источников мы можем привести лишь отрывочные данные по численности и вооруженности ОМО летом 1918 г. Так, на 1 июля 1918 г. в 1-м Семеновском пешем полку состояло 87 офицеров, 53 унтер-офицера, 748 солдат и восемь пулеметов. Во 2-м конном Даурском полку насчитывалось 55 офицеров, пять чиновников, один фельдшер, один писарь, 733 всадника, 375 лошадей и четыре пулемета[141]. Обратим внимание на то, что личный состав конного полка лишь на 50 % был обеспечен лошадьми. Всего в двух полках состояло по списку 1 683 чел.

Конструкция артиллерийских частей ОМО была следующая. В состав 1-го артиллерийского дивизиона входили 1-я легкая батарея (четыре 3-дюймовые пушки образца 1900 г.), 2-я легкая батарея (три пушки Аррисака) и 3-я горная батарея (четыре горных пушки Аррисака), всего - 11 орудий. В состав 2-го ар

тиллерийского дивизиона входили 1-я Забайкальская казачья батарея (четыре пушки) и 2-я конно-горная батарея (четыре французских пушки), всего - восемь орудий. Не входили в состав дивизионов Тяжелая батарея (две гаубицы) и Отдельный мортирный взвод, два орудия которого были установлены на платформы броневиков. Всего по состоянию на 9 июня 1918 г. в составе ОМО числилось 23 орудия[142]. Точную численность личного состава в этих частях мы можем указать лишь в отношении 1-го артиллерийского дивизиона. К 6 июля 1918 г. в управлении дивизиона состояло по списку 17 чел., в команде связи - 48 чел. при двух пулеметах системы Гочкиса, в 1-й батарее - 90 чел., во 2-й батарее - 91 чел., в 3-й батарее - 78 чел., всего 324 чел., в том числе «на лицо» - 278 чел.[143]

***

Кроме Особого Маньчжурского отряда атамана Семенова в конце 1917 — начале 1918 г. в полосе отчуждения КВЖД началось формирование и других антибольшевистских воинских частей. Для их руководства в феврале 1918 г. была учреждена должность командующего Российскими войсками, на которую Хорват назначил бывшего командира 1-го Сибирского армейского корпуса старой армии генерала от кавалерии М. М. Плешкова. Однако начальники отдельных отрядов не желали подчиняться Плешкову, и его командование было чисто номинальным. Начальники отрядов обращались в штаб Российских войск, требуя деньги, предметы снабжения и оружие, но, когда дело доходило до каких-либо распоряжений, выходящих из штаба, они не желали их выполнять[144].

По мнению генерала А. П. Будберга, находившегося в то время в Харбине, «трудно было сделать более неудачный выбор, так как Плешков - это типичная фигура старого командования, добродушный, обходительный барин, ничем остро не интересующийся, любящий спокойную и без волнений, равнотекущую жизнь высокого военного начальника довоенного времени, - одним словом совершенно не то, что нужно сейчас, чтобы собрать и организовать всю эту разношерстную и несомненно очень распустившуюся толпу, забрать ее в ежовые рукавицы и заставить работать и учиться»[145].

Под стать Плешкову был и его штаб. Генерал А. П. Будберг 28 апреля 1918 г. записал в своем дневнике: «Заходил в штаб начальника российских войск, содержимый по штату отдельного корпуса, но почти не имеющий войск; во всяком случае, в штабах этих войск больше народу, чем во всех строевых их частях; есть полки по 50 солдат, а в батареях по два номера на орудие; зато штабные должности переполнены, и всюду еще толпы прикомандированных; все начальство обзавелось стадами личных адъютантов; по городу носятся автомобили с супругами, содержанками и ординарцами высо

кого начальства и разных кандидатов в атаманы; появились так называемые сестры, или вернее сказать, кузины милосердия»[146].

В приказе генерала М. М. Плешкова № 5 от 23 марта 1918 г. были определены условия службы добровольцев в рядах Российских войск полосы отчуждения КВЖД. На службу приглашались «офицеры и прочие военнослужащие, а также все граждане, ...кто желает и чувствует себя в силах принести пользу Родине-России и активно выступить на защиту порядка, закона и справедливости». Для добровольцев устанавливались следующие месячные оклады: солдатам и казакам - 80 руб., младшим урядникам - 100 руб., старшим урядникам - 150 руб., вахмистрам, фельдшерам и солдатам-специалистам - 200 руб., младшим офицерам - 350 руб., взводным командирам, делопроизводителям и казначеям - 400 руб., помощникам начальников пулеметных команд, начальникам мелких команд, полковым адъютантам - 450 руб., сотенным командирам и начальникам пулеметных команд - 500 руб., командирам батарей - 550 руб., помощникам командиров полков и полковым врачам - 650 руб., командирам полков - 800 руб. Кроме того, все военнослужащие должны были получать квартиру, пищевое довольствие, обмундирование, снаряжение и вооружение, а семьи добровольцев - квартиру или квартирные деньги из расчета, что кроме кухни на семью из одного человека полагается одна комната, из 2-3 чел. - две комнаты, из 3-5 чел. - три комнаты, на большее число людей - четыре комнаты. Предполагалось, что прежде чем получить назначение на конкретную должность, добровольцы-офицеры и классные чиновники, ранее находившиеся на военной службе, будут зачисляться в особые кадровые части на положение рядовых с содержанием в 200 руб. в месяц, а прочие - с содержанием в 80 руб. В то же время генерал Плешков, ожидая появления сверхкомплекта офицеров, намеревался содержать его в виде офицерских частей, как резерв для будущих формирований[147].

Наиболее крупной воинской единицей из числа созданных в полосе отчуждения КВЖД был «Отряд защиты Родины» под командованием полковника Н. В. Орлова. Отряд начал формироваться 20 декабря 1917 г., когда сам Орлов вместе с пятью офицерами занял Миллеровские казармы в Харбине. Спустя месяц сформированная из офицеров-добровольцев 1-я особая рота этого отряда по распоряжению генерала Д. JI. Хорвата отправилась в Забайкалье на помощь к Особому Маньчжурскому отряду. 18 февраля 1918 г. в том же направлении выступила из Харбина 2-я (конная) рота «Отряда защиты Родины» под командованием ротмистра В. В. Враштиля. Чуть раньше (2 февраля) на станцию Даурия отбыл и полковник Н. В. Орлов. После провала первого наступления белых на Читу Орлов разорвал свои отношения с Г. М. Семеновым и увел обе роты отряда обратно в Харбин.

Вернувшись в Харбин, полковник Орлов продолжил формирование отряда, в состав которого вошли дополнительно к уже существовавшим подраз

делениям 3-я и 4-я роты, две отдельные артиллерийские батареи, пулеметная команда, автомобильный и санитарный отряды, инженерная, нестроевая и музыкантская роты, а также служба связи. 2-я рота ротмистра В. В. Враштиля была развернута в конный дивизион. Обмундирование и вооружение (до орудий и пулеметов включительно) для своего отряда Орлов самовольно захватывал на складах бывшего Заамурского округа охранной стражи. «Добывали все с трудом, у генерала Самойлова, - вспоминал позднее Орлов. - Просили, получали отказ и забирали силой!». К маю 1918 г. в рядах «Отряда защиты Родины» состояло уже около 2 тыс. добровольцев[148].

Начальником штаба «Отряда защиты Родины» с момента его создания состоял полковник В. В. Ванюков, командиром 1-й роты был полковник

В.              М. Рахильский, командиром 2-й роты - полковник Р. А. Франк, затем полковник Гуляев, командиром 3-й роты - полковник Меньшов, командиром 4-й роты - штабс-капитан С. Н. Меди. 1-й и 2-й артиллерийскими батареями командовали соответственно капитаны Г. В. Ломиковский и Карпенко[149].

Кроме орловского «Отряда защиты Родины» в Харбине формировался Пластунский полк под командованием полковника А. Е. Маковкина. Эта воинская часть состояла из китайских добровольцев и насчитывала к маю 1918 г. около 400 чел. Предполагалось, что Пластунский полк будет использоваться исключительно для охраны Китайско-Восточной железной дороги. Привлекая в его ряды китайцев, русское командование намеревалось таким образом освободить русских добровольцев от службы по охране КВЖД и направить высвободившиеся силы на борьбу с большевиками[150].

На станции Пограничная к формированию собственного отряда приступил атаман Уссурийского казачьего войска есаул И. П. Калмыков. 3 марта он с отрядом в 130 чел. начал продвижение от ст. Пограничная к ст. Гродеково. По собственному признанию Калмыков преследовал цель отвлечь большевистские силы от Семенова[151]. Подобно Семенову Калмыков пользовался материальной поддержкой японцев и поэтому чувствовал себя независимым от кого бы то ни было.

Десятого мая 1918 г. в Пекине состоялось общее собрание акционеров КВЖД, принявшее решение о самостоятельности дороги как предприятия Русско-Азиатского банка и избравшее новое Правление общества КВЖД. В правление вошли китайский генерал Янь Шицин (председатель), генерал Д. Л. Хорват (директор-распорядитель), А. В. Колчак, А. И. Путилов, Л. А. Устругов, А. И. Бучеров, В. С. Езерский, Н. А. Коновалов, 3. В. Славута и

А.              С. Вентцель. Вице-адмирал А. В. Колчак был назначен главным инспектором Охранной стражи КВЖД; одновременно ему поручалось и заведывание «всеми русскими вооруженными силами, находящимися в районе дороги, и

управление военной ее частью». Вскоре Колчак выехал в Харбин и принял от генерала М. М. Плешкова пост командующего Российскими войсками[152].

Колчак планировал создать в полосе отчуждения КВЖД корпус пограничной стражи численностью около 20 тыс. человек. Из них 5 тыс. китайцев предполагалось использовать для охраны железной дороги, а 15 тыс. русских направить на борьбу с большевиками. К маю 1918 г. в полосе отчуждения уже имелось около 6 тыс. русских добровольцев, причем, по словам адмирала, «приток добровольцев был очень велик». Эти силы составили бы костяк будущих формирований. Для доведения корпуса пограничной стражи до планируемой численности Колчак предполагал провести в полосе отчуждения мобилизацию, которая могла бы дать около 10 тыс. человек. Однако осуществить эту мобилизацию так и не удалось[153].

Решительными мерами Колчак попытался добиться реального объединения всех белогвардейских отрядов в полосе отчуждения и направить их деятельность на решение общих боевых задач. В связи с этим и произошло его столкновение с Семеновым. По словам Колчака, Семенов действовал, «не считаясь ни с Хорватом, ни с его распоряжениями, широко применяя в полосе отчуждения железной дороги реквизиционную систему, т. е. просто забирая все, что можно. Семенов реквизировал все железнодорожное имущество, - приставлял револьвер ко лбу, и все выносилось. Хорват противился этому, но он не слу-

94

шалея» .

В начале мая[154] А. В. Колчак отправился на станцию Маньчжурия для того, чтобы встретиться с Семеновым и передать ему 300 тыс. руб. от правления КВЖД. Согласно воспоминаниям Колчака, по прибытии на станцию ему сообщили, что Семенов отсутствует. Это его очень удивило, так как тремя днями ранее была послана соответствующая телеграмма. Через некоторое время донесли, что Семенов все-таки находится на станции, но не желает встречаться. В сложившейся ситуации адмирал решил пренебречь самолюбием и сам поехал к Семенову, хотя и имел достоверную информацию о том, что тот получил инструкцию ни в коем случае не подчиняться Колчаку.

Колчак следующим образом охарактеризовал эту встречу: «Я прибыл к Семенову в вагон и спросил: МВ чем дело? Я приезжаю сюда не в качестве начальника над вами, я приехал с вами поговорить об общем деле создания вооруженной силы, и нам нужно договориться, в какой мере и в какой степени я могу оказать вам помощь своим отрядом, потому что средства у нас одни и те же, средства Восточно-Китайской ж. д., и мне, как члену Правления этой дороги, чрезвычайно важно знать ваши желания и цели для того, чтобы я мог распределять те остатки имущества и ценностей, которые имеются в распоряжении Правления, соответствующим образом. Я привез вам денег от Вос- точно-Китайской ж. д.”. Он отвечал мне довольно уклончиво, что он сейчас ни в чем не нуждается, что он получает средства и оружие от Японии, и что он не обращается ко мне ни с какими пожеланиями и просьбами... Таким образом, выяснилось, что Семенов желает действовать совершенно самостоятельно и ни в какие обязательства и связи ни с Правлением ж. д., ни с Хорватом входить не желает. Тогда я ему сказал: "Хорошо, я с вами не буду разбирать этот вопрос, но имейте в виду, что раз Вы со мной не могли договориться и не могли ничего выяснить, то я слагаю с себя всякую ответственность за ту помощь, которую могла бы Вам оказать ж. д.. .”»[155].

В прессе сообщалось, что на попытку Колчака подчинить своему командованию отряд атамана Семенова последний якобы заявил: «Когда, адмирал, у меня будет флот, я воспользуюсь Вашим опытом, но теперь в Ваших услугах не нуждаюсь»[156]. Полковник Н. В. Орлов, сопровождавший адмирала в этой поездке, отметил характерную подробность. По прибытии их поезда в Маньчжурию на станции не оказалось ни одной души. Зато при его отправлении «.. .перрон вдруг наполнился публикой. Были военные, но преобладал женский элемент в шляпках и в косынках сестер милосердия. Эта праздная толпа вызывающе глядела на освещенные окна вагонов. И когда поезд тронулся, шумно загалдела, а несколько дам дошло до такого неприличия, что в виде демонстрации подняло руки и показало вслед уходящему поезду кукиш.. .»[157].

В своих воспоминаниях Г. М. Семенов предлагает следующую версию своего конфликта с А. В. Колчаком. О предстоящем прибытии адмирала он был извещен из Харбина, но, занятый постоянными боями, решил не выезжать на ст. Маньчжурию для встречи нового командующего, полагая, что если Колчак пожелает увидеть отряд, то прибудет сам на его боевые позиции. «В один прекрасный день, - пишет Г. М. Семенов, - мне передали по телефону из Маньчжурии, что адмирал Колчак прибыл и желает видеть меня. Я поехал в Маньчжурию и явился адмиралу. По видимому, настроенный соответствующим образом в Харбине, адмирал встретил меня упреками в нежелании подчиняться Харбину, вызывающем поведении относительно китайцев и слишком большом доверии к моим японским советникам, влиянию которых я якобы полностью подчинился. Покойный адмирал являлся в то время ярым противником так называемой японской ориентации и считал, что только Англия и Франция готовы оказать бескорыстную и исчерпывающую помощь национальной России, восстановление которой находится в их интересах. Что касается Японии и САСШ, то, по мнению адмирала, они стремились использовать наше затруднительное положение в своих собственных интересах, которые настойчиво диктовали возможно большее ослабление России на Дальнем Востоке. Ориентацию на Японию адмирал считал чуть ли не преступлением с моей стороны и настойчиво требовал от меня полного отказа от самостоятельной политики в этом вопросе и подчинения Харбину. В свою оче

редь, я напомнил адмиралу, что, приступая к формированию отряда, я предлагал возглавление его и ему самому, и генералу Хорвату. Если бы кто- нибудь из них своевременно принял мое предложение, я безоговорочно подчинился бы сам и со всеми своими людьми и никакие разговоры о моей самостоятельной политике и сношениях с иностранными консулами не могли иметь места. В настоящее же время, когда я с ноября месяца прошлого года оказался предоставленным самому себе, я считаю вмешательство в дела отряда с какой бы то ни было стороны совершенно недопустимым и в своих действиях, так же, как и в своей ориентации, буду давать отчет только законному и общепризнанному Всероссийскому правительству»[158].

«Свидание наше, - продолжает Г. М. Семенов, - вышло очень бурным, и мы расстались, явно недовольными друг другом. Адмирал отказался от посещения частей отряда и немедленно вернулся в Харбин. От этой встречи с адмиралом у меня осталось впечатление о нем, как о человеке крайне нервном, вспыльчивом и мало ознакомленном с особенностями обстановки на Дальнем Востоке. Его неприязнь и недоверие к японскому сотрудничеству в деле борьбы с красными, его уверенность в стремлении Японии к использованию нашей гражданской войны для территориальных приобретений за счет русского Дальнего Востока я считал основанными только на личных его антипатиях и потому не мог согласиться с ним. Эта первая и последняя моя непосредственная встреча с покойным адмиралом выяснила всю разность наших взглядов на ближайшие задачи внешней политики национального нашего движения и на наши взаимоотношения с союзниками. В то время как адмирал, подозревая японское правительство в агрессивных замыслах против России, строил все свои расчеты на широком использовании наших западных союзников, я никогда не верил в то, чтобы помощь с их стороны могла быть сколько-нибудь существенной. Со стороны же Японии я не видел никаких поползновений на ущемление наших интересов на востоке, и оказываемая японским правительством мне помощь никогда не обуславливалась какими-либо обязательствами с моей стороны, которые могли бы быть истолкованы как стремление использовать наше тяжелое положение в собственных интересах»[159].

Семенов не только отказался подчиняться кому бы то ни было. Он выдвинул претензии к руководству всеми антибольшевистскими добровольческими отрядами, сформированными на территории Дальнего Востока. В приказе № 125 по Особому Маньчжурскому отряду от 5 июня 1918 г. он заявил: «Всероссийский центральный комитет по организации Добровольческой армии назначил меня своим комиссаром по формированию добровольческих конных полков в Забайкальской области, применительно к приказу Верховного главнокомандующего от 21 августа 1917 г. за № 856, в чем выдал мне соответствующее удостоверение от 19 сентября за № 2085. Приказом по войскам Иркутского военного округа от 16 ноября за № 1059, изданным в со

гласии с Окружным бюро, вышеприведенное полномочие, подтвержденное телеграммой начальника мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба от 12 ноября за № 45760, признано за мною правомочным агентом Временного правительства и мне приказано формировать добровольческие конные отряды. А посему я являюсь, на основании вышеуказанных документов, единственным законоуполномоченным агентом Временного правительства по организации армии на территории России...»[160].

Комментируя выше процитированный приказ, Е. X. Нилус позднее расценил его как относящийся «к разряду чисто авантюристических махинаций». «Семенов, - по словам Е. X. Нилуса, - действительно был уполномочен Временным правительством на организацию в Забайкальском казачестве добровольческих отрядов. Но полномочий на проведение мобилизаций, организацию армии и т. п. Временное правительство ему не давало»[161].

Не найдя общего языка с Семеновым, Колчак решил предпринять активные действия против большевиков на Владивостокском направлении. 28 мая г. отряды Н. В. Орлова и И. П. Калмыкова, общей численностью до 800 чел., перешли в наступление от станции Пограничная в направлении на станцию Гродеково и село Полтавка. Белые, вероятно, рассчитывали на поддержку казаков Гродековской станицы. Однако последние на своем станичном сходе приняли решение о нейтралитете и обратились к враждующим сторонам с просьбой о принятии мер к обеспечению личной и имущественной безопасности нейтральным жителям станицы. В результате контрнаступления красногвардейцев, прибывших из Никольск-Уссурийска и Владивостока, 5 июня белогвардейцы были отброшены обратно к ст. Пограничная. Таким образом возник Гродековский фронт, имевший три направления: Гроде- ковское, Полтавское и Камень-Рыболовское. Советскими войсками фронта командовал JI. Н. Тонконогий[162].

Конфликт с Семеновым показал неспособность А. В. Колчака объединить под своим командованием все русские антибольшевистские силы и наладить деловые отношения с представителями иностранных держав на Дальнем Востоке. Когда генерал Д. JI. Хорват это окончательно осознал, 9 июня он сместил Колчака с поста главнокомандующего и приказал ему сдать должность генералу Плешкову. Однако Колчак отказался подчиниться приказу, заявив, что если его попробуют тронуть, то он вызовет «верные ему войска». На замечание, что это может вызвать кровопролитие, адмирал якобы ответил: «Ну и пусть будет кровопролитие, но распоряжаться всей здешней сволочи я не позволю».

Подписав приказ о смещении Колчака, генерал Хорват немедленно уехал в Пекин, оставив Плешкова в весьма «щекотливом» положении. Последний по причине «дряблой нерешительности» так и не осмелился отдать приказ о

своем вступлении в должность, заявив, что будет ждать возвращения Хорвата. 10 июня между вернувшимся из Пекина Хорватом и Колчаком произошло «бурное» объяснение, в результате которого Хорват вынужден был отменить приказ о смещении Колчака[163]. Но продолжать работать в таких условиях психологически Колчак был уже не в состоянии. В конце концов, 30 июня г. он сдал должность генерал-майору Б. Р. Хрещатицкому и выехал в Токио.