Эволюция демографического и социального состава республиканской элиты.

Своего рода «базовыми», характеризующими эволюцию социального состава политической элиты РБ, выступают три группы факторов. К первой группе относятся такие демографические показатели как возраст и пол.

«демографической», необходимо отнести миграционное происхож-

«_» /-1 «_» дение представителей элиты в двух основных аспектах. С одной стороны, решающую роль в формировании политического облика элиты играет традиционно «городское» или «сельское» ее происхождение. В условиях практического завершения этапа интенсивной урбанизации республики к началу 1990-х годов, «сельско-городские» особенности рождения элиты приобретают уже совершенно иной, чем прежде, смысл. В то же время сама социальная психология, выработанная у представителей элиты в условиях либо «деревенского», либо «урбанизированного» социального окружения во многом определяет тип поведения и коммуникаций уже в условиях «элитного» состояния. С другой стороны, именно в национальных республиках России (Башкортостане - в том числе) решающую роль в смысле горизонтальной «циркуляции» (В.Парето) играет «автохтонность» происхождения политических элит. «Варяги» в данном случае становятся не только «делегатами» федеральной или других региональных элит, но и в большинстве случаев - этническими «пришельцами», внося порой существенные поправки во внутриэтническую статистику элиты.

Наконец, к третьей группе факторов относятся собственно социальные показатели эволюции республиканской элиты, а именно: социальное происхождение (которое в рамках исследуемого нами периода уже не имеет большого значения), образовательный уровень и его «отраслевые» характеристики, особенности начала трудовой деятельности и т.д.

представляет собой отдельную, многоплановую проблему и будет рассмотрен нами специально.

Простое сравнение основных возрастных групп политических элит республики в исследуемый период показывает, что вплоть до 1995 года элита постоянно «молодела», возрастала в ней доля 4050 летних (1986 - 38%; 1990-91 - 57,4%; 1995 - 59,7%), соответственно падало значение более старших возрастов, при том, что поколение самых молодых (30-40 лет) держалось приблизительно на одном уровне 8-12%. Однако уже к 1999 году началось масштабное старение элиты, существенно выросла в ней доля деятелей старше 50 лет (45,9%). В то же время нельзя не отметить, что характерный для советской эпохи значительный компонент элиты «сверхпенсионного» возраста (12, 7%) к 1990 году вообще исчез, а в 1995 г. и 1999 г. стабилизировался на уровне 4%. В целом к 1999 году основные пропорции ведущих «элитных» возрастов (41-50 лет) и (51-60 лет), за исключением «пенсионеров», пришли в состояние 1986 года, т.е. времени существования классической партхозноменклатурной элиты, что говорит об определенных стабилизационных процессах. Разница лишь в том, что, если в 1986 году в политической элите преобладала генерация, прошедшая войну или познавшая ее в тылу, то в 1999 году основной возрастной костяк политической элиты составило уже поколение, родившееся в послевоенное десятилетие и характерно называемое в нашей стране «шестидесятниками».

Более ясную картину эволюции возрастных характеристик политической элиты Башкортостана позволяет создать соответствующее сопоставление ее структурных группировок. Хорошо заметно, например, что появление в сегодняшней «высшей» правящей элите довольно мощного слоя работников старше 60 лет (22,7 %) напоминает как раз ситуацию 1986 года, когда в руководстве Башкирского обкома КПСС «пенсионеры» составляли 28 %. В то же время в период своеобразного «всплеска» общественно-политического развития на основе общей «демократизации» и «ранней суверенизации» в 19901991 гг., в среде «высшей» политической элиты даже группа 5160 летних составляла наименьший процент - 14,3, по сравнению с другими группами («вторые» - 48,5%; «территориальщики» - 26,3%), а деятели старше 60 лет отсутствовали во всех трех структурных подгруппах.

нии: «второй уровень» - «территориальная группа» - «высшая элита». Причем от 1995 года к 1999 году эта тенденция заметно усиливается. Это с неизбежностью создает целую группу диспропорций, нарушая естественную преемственность поколений политической элиты и увеличивая возрастной разрыв между различными уровнями власти.

Синхронный сравнительный анализ политических элит Башкортостана и других российских регионов, сложившихся к середине 1990-х годов, т.е. ко времени, когда они почти полностью предметно и структурно сформировались, показывает, как ни странно, практически полную идентичность их возрастных характеристик (см. табл. 2). Подобная, на первый взгляд парадоксальное статистическое сочетание, зафиксированное в таких совершенно различных регионах как Башкортостан, Татарстан и Ростовская область, говорит скорее об однонаправленности эволюции региональных политических элит в России.

Таблица 2. Возрастное распределение политических элит Башкортостана, Татарстана и Ростовской области к середине 1990-х годов.12

Половой состав политической элиты Башкортостана, как в диа- хронном значении, так и синхронно отличается еще большим доминированием мужчин над «слабой половиной человечества», чем в федеральной и других региональных элитах.

Таким образом, так же как и в советские времена, находясь целиком на второстепенных позициях, женщины, составляя определенную долю в формальной, практически отсутствуют в реальной политической элите Республики Башкортостан. Причем, если в советскую эпоху непрерывное возрастание роли женщины в общественнополитической жизни хотя бы декларировалось и обеспечивалось но- менклатурно ( в составе 3-х секретарей РК КПСС их доля достигала 40-50 %), то в постсоветский период « женская составляющая» политики в элитах перестала обсуждаться даже идеологически и практически исчезла даже в группе административной территориальной элиты (заместители глав администраций городов и районов практически все - мужчины).

Возвращаясь по некоторым другим позициям кадровой политики к старым номенклатурным традициям и даже усиливая их (например, в этническом аспекте), современная политическая элита республики именно в женском вопросе отказалась от этих традиций. А наличие женщин в системе специфических элитных должностей стало выполнять скорее представительную, чем реальную властную функцию. Да и в этом случае женский контингент сформирован в большей степени искусственно, а не в результате естественной политической карьеры, т.е. женщины входят сейчас в республиканскую элиту лишь в той степени, в какой их туда «пускает» «высшая» группа политической элиты Башкортостана.

Большое значение для характеристики эволюции политической элиты Башкортостана имеют тенденции « местного « или «пришлого» ее происхождения. Причем для элит российский республик этот аспект, как уже отмечалось выше, приобретает особенное значение. Анализ данной проблемы показывает, что «автохтонность» всей политической элиты республики постепенно, но неуклонно возрастает: если в 1986 году родившиеся в РБ составляли 83% элиты, то к 1995 году их доля достигла 91,9% и приблизительно на этом уровне стабилизируется к 1999 г. Причем, если учитывать руководителей, родившихся за пределами республики, но проходивших здесь процесс социализации, в сравнении с мигрировавшими сюда уже сложившимися политическими деятелями, то возрастание «местного» значения

элит значительно более существенно. Наиболее заметно уменьшение доли «варягов», в ходе новейшей эволюции, в группе «высшей» политической элиты Башкортостана. Если в 1986 году среди секретарей и заведующих отделами Башобкома КПСС доля «мигрантов» составляла 32%, в 1990-1991 годах среди «высшей» элиты она была чуть более 21,4%, то уже в 1995 году в данной подгруппе республиканской элиты лишь 13,3% родились вне пределов Башкортостана. К 1999 году доля «заграничных» уроженцев несколько возросла (22,7%), однако, в основном - за счет родившихся за пределами, но прошедших политическую социализацию в республике руководителей. Вызвана данная ситуация была прежде всего тем, что характерная для советской эпохи традиция постоянной ротации партруководителей областного уровня в пределах страны, на современном этапе безвозвратно ушла в прошлое. Суверенизация, таким образом, как особый социально-политический феномен, закрыла доступ в местную элиту политическим деятелям, происходившим из соседних территорий и федерального центра.

Вполне закономерно, что в среде республиканской элиты «территориального» уровня доля «местных уроженцев», всегда традиционного очень высокая, в течение исследуемого периода возросла, достигнув к 1999 году абсолютного доминирования.

Традиционным не только для элит российских республик, но и для других региональных политических элит[13], несмотря на довольно высокий уровень современной урбанизации в стране, остается их преимущественно деревенское происхождение. Этот вывод в полной мере относится к политической элите Башкортостана. Несомненно, что данный фактор развития руководства республики трудно переоценить прежде всего в связи с тем, что становление большей части элиты происходит в особенных условиях «сельско-соседско- родственной» коммуникации, что вносит в сознание современных руководителей стереотипы мышления, сохраняющие свое влияние до

конца жизни. Даже продолжительная социализация в условиях города уже во взрослом состоянии, как показывают многочисленные, в том числе проведенные под нашим руководством[14], социологические исследования, не позволяет сломать традиционный деревенский менталитет и стиль поведения мигрантов. Применительно к политической элите Башкортостана мы полностью согласны в этом смысле с выводом казанского политолога М.Фарукшина, сделанном относительно татарстанской элиты: «Специфическая деревенская культура, привнесенная значительной частью правящей элиты во властеотно- шения, включает в себя традиционные нормы чинопочитания, внутреннего неприятия оппозиции и инокомыслия, благоволения выходцам из собственной среды, еще больше - землякам, подозрительности к «чужакам», особенно из городских и образованных слоев, представление о собственной непогрешимости, самолюбование и т.д. По сути своей это культура имеет антидемократическую окраску».[15]

Анализ динамики деревенско-городского происхождения политической элиты Башкортостана в целом показывает, несмотря на подавляющее преобладание уроженцев села, постепенное падение их роли и медленное, но неуклонное (за исключением «провала» 1995 г.) возрастание доли горожан по происхождению. К 1999 году соотношение родившихся в городе и на селе составляет уже в политической элите республики 18 к 81. В то же время, в смысле влияния «горожан» на политическую элиту, Башкортостан существенно отстает не только от соседних областей, где выходцы из города уже к рубежу 1990-х годов перевалили 50% отметку,[16] но от пограничных республик, например - Татарстана, в котором соотношение «сельской» и «городской» составляющих элиты фиксируется на уровне 69,6% и 30,4%.[17] Таким образом, политическая элита Башкортостана относится к одной из самых «рустикафицированных» региональных политических элит России, со всеми вытекающими для ее внутреннего развития последствиями. Очень важное значение это имеет, например, для эволюции этнополитических элит. Как подчеркивается в некоторых новейших исследованиях специалистов-этнологов, титульная для Башкортостана «...башкирская элита строится преимущественно по социальному принципу: ее основу составляют

функционеры-выдвиженцы из сельской местности. Главная цель башкирской политической элиты - достижение власти путем всесторонней мобилизации этничности среды башкирского населения. При этом попутно ею решается и другая задача - максимальное продвижение своих членов по ступеням государственной иерархии, получении рабочих мест с наибольшим полезным эффектом. Результатом этой деятельности является ощутимый рост в последние годы доли башкир в аппарате министерств республики».[18]

Конечно «сельско-городской» состав современных политических элит не может адекватно отражать уровень достигнутого в соответствующее время урбанизационного состояния общества. В этом случае необходима корректировка анализа на тот исторический период, когда рождались те или иные представители современной политической элиты. Не могла, например, в преобладающей своей части родиться в городе генерация современного старшего (свыше 50 лет) поколения политической элиты Башкортостана, если уровень городского населения составлял в республике в 1926 году - 9%, в 1939 году - 17,1%, а в 1959 году - только 38,8%.[19] Однако и с учетом данного обстоятельства, что особенно заметно на примере современнейшей элиты, поколение руководителей - выходцев из городов по своему значению существенно отстает от объективных урбанизационных процессов в республике, что позволяет сделать вывод о почти полном сосредоточении общереспубликанской и особенно местной власти даже в таком промышленно развитом регионе России как Башкортостан в руках сельских в прошлом жителей, бывших крестьян.

Анализ внутриструктурных группировок политической элиты Башкортостана с точки зрения «сельско-городского» происхождения показывает разновекторность динамики из развития. Парадоксальным, например, выглядит тот факт, что «высшая» политическая элита Башкортостана от рубежа к рубежу и притом существенно увеличивает свое «сельское» по происхождению содержание, соотвествен- но падает в ней роль выходцев из города: если в 1986 году «горожан» было 32%, к 1995 году осталось уже только 13,3%. Элиты «второго уровня» и особенно - «территориальная», вполне закономерно заполненные в основном выходцами из деревни, в сельско-городской динамике показывают развитие «колебательного» типа. Если принять во внимание, что «ключевой» во всех смыслах властеотношений является именно «высшая» группировка политической элиты Баш

кортостана, не трудно предугадать политические последствия такой « рурализации ».

Одним из основных факторов, влияющих на формирование политической элиты, является ее образование. Причем, если уровень образования в современных условиях перестает иметь такое важное значение, как в предыдущие периоды истории страны, в связи с тем, что к концу советской эпохи высшее образование для региональных элит становится практически правилом и не является уже своеобразным непосредственным «приложением к должности», то «отраслевые» характеристики образования, определяющие профессиональные навыки и компетенцию республиканского руководства, выдвигаются на первый план. Однако и в этом случае проблема уровня образования продолжает сохранять свое значение в двух основных аспектах. Во-первых, естественно, что основное высшее образование современных руководителей, полученное еще в молодости, до вхождения в «правящий класс», в абсолютном большинстве случаев не соответствует нынешним «штатным обязанностям» политической элиты. Поэтому, рано или поздно для элиты неизбежно возникает проблема получения «второго», специализированного высшего образования, выполняющего, кстати, почти такую же роль для становления современной элиты, какую выполняло собственно высшее образование для региональных руководителей 50-х - 70-х годов - «приложение к должности». В позднесоветское время функция получения представителями элиты «менеджерского» образования осуществлялась, как известно, в хорошо отлаженный и многоступенчатой системе партийного образования. Не случайно, что согласно официальной партийной статистике, доля функционеров, получивших второе, «партийно-идеологическое» по своей сути, образование неуклонно росла и к 1986 году среди секретарей горкомов и райкомов КПСС составляла в Башкортостане уже 43,3%.[20] Причем практически до середины 1990-х годов названная образовательная система была разрушена и бездействовала, лишь затем уже в последние годы началось бурное возрождение этой системы, теперь - на базе созданной академии государственной службы и управления при Президенте РБ.

Во-вторых, причиной актуализации проблемы образовательного уровня современной политической элиты стало то, что появившееся в 1980-е годы среди партийно-советской элиты поветрие защиты кандидатских диссертаций, в 1990-е годы можно сказать уже превратилось в определенную новономенклатурную традицию. Причем основной костяк диссертаций защищается теперь не в специализиро

ванных учебных заведениях (АОН ЦК КПСС), а в самых различных областях науки, в том числе - не гуманитарных. Представители сегодняшней политической элиты республики стремятся овладеть ученой степенью в любой сфере знаний, эта задача постепенно превращается в самоцель. Несмотря на это, доля «остепененных» деятелей республиканской элиты остается небольшой и во внутриструктурном смысле, и в смысле сравнения с другими, особенно - федеральной, элитами. В целом по республиканской элите в 1986 году ученую степень имели 10,2%, в 1995 году - 11,3%, а в 1999 году - 12,3%. Период 1990-1991 годов в этом смысле «выпал» из общей закономерности в основном из-за статистических погрешностей (большая выборка), хотя в количественном отношении данные по этому периоду вполне сопоставимы с другими рубежами нашего исследования.

При изучении внутриструктурного содержания «остепененно- сти» элиты РБ хорошо заметно, что наибольшим «научным потенциалом» всегда обладала «высшая» категория республиканского руководства: уже в 1986 году 20% ее состава имело ученые степени, а к 1995 году этот процент достиг 46,6%. Обязательное присутствие профессионалов в группе «второго» уровня требовало их высокой квалификации в подведомственных им отраслях. Поэтому достаточно большой процент данной группы также всегда имел ученые степени. Наконец, наименьшей была доля руководителей - «ученых» среди «территориалов». При этом все они, за исключением одного, кандидаты сельскохозяйственных наук.

Доминантным показателем современной эволюции региональной политической элиты является так сказать «отраслевая» направленность ее образования. Определяя на этапе получения образования профессиональные характеристики элиты, данный фактор во многом создает ее технократический потенциал. И даже если в дальнейшем, в ходе «номенклатурной» карьеры, знания специалиста в той или иной сфере жизнедеятельности, как правило, остаются не востребованными, «образовательный фундамент» во многом определяет стиль и способ руководства, практикуемый представителями политической элиты. Технократизм мышления региональной элиты, поэтому, задается не только непосредственной индустриальной направленностью ее современной работы, но и в значительной мере - первыми системными профессиональными знаниями, полученными обычно в вузе на начальном этапе биографии. В данном смысле политическая элита Башкортостана на всем протяжении своей «революционной перестройки» (1986-1999 гг.) оставалась в преобладающей части «технократизированной»: если в 1986 году доля специалистов с высшим сельскохозяйственным и промышленно-инженерным

образованием составляла в ней 80,4%, то к 1995 году она понизилась лишь до 75,4%. Причем традиционно для российских республик, объем «аграрников», почти полностью с агрономическим, ветеринарным и зоотехническим образованием, за исключением 1995 года, преобладал над «городскими» инженерами. В 1986 году их было 44%, в 1990-91 годах - 47,9%, в 1995 - 35,5%, а в 1995 - 41,8%. Вместе с тем, анализ динамических показателей позволяет уловить определенную тенденцию к повышению гуманитарной направленности образования современной политической элиты Башкортостана. Особенно это заметно при сопоставлении структурных компонентов последней. Так, если в «высшей» категории политической элиты РБ в «партхоз- номенклатурный» период доля гуманитариев составляла 28%, то к 1999 году она достигает уже 54,5%, при том, что «нетехнологи» всегда контролировали довольно большой объем в данной группе республиканской элиты. Причем вполне закономерно и то, что среди руководителей «первого уровня» наиболее динамичен рост представителей с высшим юридическим образованием: с 1 человека в 1986 году (4%) до 7 человек в 1999 году (31,8%). Среди других структурных групп, рост гуманитарной направленности образования (почти в два раза), при отсутствии юристов, наблюдается у «территориальной» республиканской элиты. Только среди работников республиканских правительств «гуманитарная» интеллигенция всегда довлела над «технологической». Причем, среди «технократов» в этой группе, видимо в силу специфики профессиональной деятельности, работники с политехническим образованием, вполне сопоставимые с «аграриями» в 1986 году, в постсоветский период стали кратно превосходить последних. Эти кадровые изменения очень хорошо характеризуют новейшую эволюцию исполнительной власти в республике: «индустриальный» технократизм и гуманитарная направленность ее неизбежно возрастают.

Конечно, технологический характер образования республиканской политической элиты является не единственным и не главным препятствием на пути тенденций ее новейшей эволюции. Тем более, что как справедливо отмечает германский исследователь советских политических элит Е.Шнайдер: «Инженерное образование обучает мышлению в категориях технического решения проблем. Из инженеров техники можно легко стать инженерами власти».[21] Однако современная необходимость перехода к правовому государству и орга

низации гражданского общества неизбежно требует от региональных политических элит возрастания роли экономистов, юристов и социальных менеджеров, процент которых, к сожалению, в башкортостанской элите на порядок отстает от федеральных показателей.[22]