Дефицит механизмов, адекватных формированию большого общества и государства, приводил к мучительным попыткам использовать для решения этой задачи как элементы архаичной культуры с их мощным энергетическим потенциалом, так и элементы либерального типа, возникшие в результате развития осевой культуры. Хотя социокультурная база либерализма была в обществе слабой, постепенно выявлялась его необходимость, незаменимость для решения усложняющихся проблем. Разрыв между полюсами архаики и либерализма оказался слишком велик, общество не могло его эффективно преодолевать. Нужно ясно понять, что проблема не в самом факте мощи архаики в стране, и не в появлении либерально-модернистских ценностей, но в неспособности общества наладить диалог между ними. В этом — глубокая противоположность Западу, который научился преодолевать разрыв, противоречие между традиционализмом и либерализмом, между государственной властью и властью духа и т.д., постоянно повседневно наращивая срединную культуру. Россия пошла по пути приспособления к расколу, по пути манипулирования расколотыми частями на основе исторически сложившихся элементов культуры, культурных программ, подчас далеких друг от друга и даже противостоящих друг другу. Последнее породило двоевластие как результат слабо интегрированных продуктов дифференциации синкретизма, не объединяемых диалогом. В свете данного обстоятельства особенно ярко проявляется иллюзорность мифа о могуществе российской государственности. Ссылки на этапы авторитаризма и тоталитаризма как якобы исключающие двоевластие не представляются убедительными. Во-первых, специфика этих форм власти в истории как бы уравновешивается спецификой господства локализма, под ударами которого любая власть в России могла рассыпаться как карточный домик. Во-вторых, могущество даже самой свирепой власти в России не шло дальше организации террора, что опиралось на массовый страх перед оборотнями мирового зла. Что же касается созидательного могущества, оно проявлялось в основном в попытках тиражировать образцы, эффективность которых была низкой. В этой связи интересно, что советская система возникла как попытка создать организацию, способную вывести общество из катастрофической разрухи, хаоса. Могло казаться, что у но вой власти было много шансов решить эту задачу. Она опиралась на возможность распоряжаться всеми человеческими и материальными ресурсами, была готова ликвидировать не только активно несогласных, но и пассивно согласных. Сегодня мы продолжаем пожинать плоды этой утопической попытки. Организация нового государства, как и предшествующего, развалилась под влиянием дезорганизации власти, неизбежной в результате далеко зашедшей дезорганизации общества. За океаном поверхностных политологических соображений по поводу этих трагических событий оставались незамеченными их главные пружины. Еще не привлекло достаточного внимания то обстоятельство, что высшее руководство, которое взяло на себя функцию воплощенного порядка, абсолютной организации, оказалось на протяжении всего существования во власти деморализующей дезорганизации. Это разоблачает миф о всемогуществе вождей большевистской России, как, впрочем, и тех, кого они сменили, и тех, кому предшествовали. Все советские вожди были трагическими фигурами, постоянно балансирующими на краю пропасти. На них лежала деморализующая тяжесть невыносимого бремени, как кажется, превышающего человеческие возможности. Любопытной иллюстрацией этого являются письма знаменитого “Железного Феликса”, который покинул свой пост главы ВЧК и с февраля 1924 г. до своей смерти в июле 1926 года был председателем Всесоюзного совета народного хозяйства. Письма, оставленные Ф. Дзержинским, отчетливо показывают глубокую дезорганизацию, захватившую власть. Власть пыталась адаптироваться к дезорганизации, одновременно стараясь ее сдержать посредством другой формы дезорганизации, то есть массовым террором, повседневным истреблением какой-то части населения145. Судьба людей, пытавшихся действовать как “государевы люди”, не отделять себя от государства, от его средств и целей, была трагична. Пример с Дзержинским демонстрирует до сих пор не оцененный факт, что человек в принципе оказывался не в состоянии решить эту проблему, оставаясь человеком. Люди, отождествлявшие себя с советской системой в высших центрах ее господства, были бесчеловечны в буквальном смысле этого слова даже по отношению к самим себе. Невозможно функционировать в качестве государственного лица в государстве, раздвоенном, атомизированном, дезорганизованном в каждой точке. Были случаи, когда партийные функционеры, выдвинутые с мест в аппарат ЦК КПСС, попадали в психиатрическую больницу — так как контраст между мифами, которыми они жили до своего повышения, и реальностью оказывался разрушительным для психики. Большинство чиновников избегало этой опасности ценой по крайней мере частичного отчуждения от государственных функций. Кстати говоря, этим объясняется, что вопреки первоначальному романтизму советского руководства, в последующие годы отчуждение от власти функционеров неотделимо от отсутствия у них сопротивления падению советской государственности, от отсутствия ее защитников, когда могло казаться, что эта защита могла иметь смысл. Никто не защищал президента СССР, существование СССР и т.д. В этой связи двоевластие в России, во всяком случае на советском этапе, имело мощный психологический источник — элементарное стремление хотя бы частично отодвинуться от бесчеловечных попыток воплощения абстрактных, лишенных человеческого содержания, “самых гуманных в истории человечества идей”. Достоин внимания не только звероподобный облик этой власти, которая во имя блага людей уничтожала граждан, саму себя, но и ее обращение к поиску “порядка”, неизбежно в этих условиях превращающегося в свою противоположность. Советская система пыталась превратить способность адаптироваться к дезорганизации во всеобщую для общества. Одновременно списывали дезорганизацию на пережитки капитализма, вредителей, “временные трудности”. Многие забыли, что на определенных этапах советской системы сложившийся порядок рассматривался как сакральный, следовательно, поиск ц^ем источника дезорганизации расценивался как клевета на “советский государственный и общественный строй”. ФОРМЫ ДВОЕВЛАСТИЯ. Двоевластие как результат недостаточной способности общества культурно и организационно интегрировать результаты дифференциации, распада синкретизма, атомиза- цию, управлять дезорганизованным обществом не является локальной проблемой. Она присутствует в каждой клеточке общества и, следовательно, должна рассматриваться как проблема целого.