... Огромная усталость от войн и смуты; всеобщая неудовлетворенность существующим положением; не изжитая еще рабья психология масс; инертность большинства и полная безграничного дерзания деятельность организованного, сильного волей и беспринципного меньшинства; пленительные лозунги: власть- пролетариату, земля- крестьянам, предприятия- рабочим и немедленный мир... Вот в широком обобщении основные причины того неожиданного и, как-будто, противного всему ходу исторического развития русского народа факта- восприятия им или, вернее, непротивления воцарению большевизма... Власть падали из слабых рук Временного правительства, и во всей стране не оказалось, кроме большевиков, ни одной действенной организации, которая могла бы предъявить свои права на тяжкое наследие во всеоружии реальной силы. Этим фактором в октябре 1917 г. был произнесен приговор стране, народу, революции. ... Распад центральной власти вызвал временную балкани- зацию русского государства по признакам национальным, территориальным, подчас совершенно случайным, обусловленным местным соотношением сил... С первых же шагов в сознании доброврльчества возникло острое чувство обиды и беспокойное сомнение в целесообразности новых жертв, приносимых не во имя простой и ясной идеи отчизны, а за негостеприимный край, не желающий защищать свои пределы (имеется в виду Донецкая область), и за абстрактную формулу, в которую после 5 января обратилось Учредительное собрание. Измученному воображению представлялось повторение картин Петрограда, Москвы, Киева, где лозунги оказались фальшивыми, доверие расшатано й подвиг оплеван. Поддерживала только вера в вождей... От Харькова и Воронежа шли советские войска, и Бронштейном (Троцким) принимались все меры, чтобы «в кратчайший срок стереть с лица земли контрреволюционный мятеж казачьих генералов и кадетской буржуазии...» На Волге- Царицын, давший оплот большевизма, и Астрахань, после кровавой расправы с офицерством и буржуазией 24 января перешедшая в руки большевиков; далее на восток- павший 17 января Оренбург. На Кавказе- мятущиеся инородцы и надвигающийся поток бывшей Кавказской армии. На Черном море- порты, загруженные враждебными нам солдатскими бандами, и флот, поднявший красные флаги, наконец, сама колыбель добровольчества- Тихий Дон, если не враждебный, то, во всяком случае, только-только терпимо относящийся к непрошенным гостям... В силу создавшихся условий комплектования армия в самом зародыше своем таила глубокий органический недостаток, приобретая характер классовый... Печать классового отбора легла на армию прочно и давала повод недоброжелателям возбуждать против нее в народной массе недоверие и опасения и противополагать ее цели народным интересам. Было ясно, что при таких условиях Добровольческая армия выполнить своей задачи в общероссийском масштабе не может. Но оставалась надежда, что она в состоянии будет сдерживать напор неорганизованного пока еще большевизма и тем даст время окрепнуть здоровой общественности и народному самосознанию, что ее крепкое ядро со временем соединит вокруг себя пока еще инертные или даже враждебные народные силы... Если бы в этот трагический момент нашей истории не нашлось среди русского народа людей, готовых восстать против безумия и преступления большевистской власти и принести свою кровь и жизнь за разрушаемую родину,- это был бы не народ, а навоз для удобрения беспредельных полей старого континента, обреченных на "колонизацию пришельцев с Запада и Востока. К счастью, мы принадлежим к замученному, но великому русскому народу. ... Помимо мотивов классового или личного самосохранения общие явления распада государственной и народной жизни достаточно ярко и наглядно свидетельствовали о гибельности советского режима. Даже в элементарном отражении темной массы. Народное хозяйство катилось стремительно по наклонной плоскости..., террор..., система шпионажа, лишение всех гражданских свобод..., произвол властей..., гонения на религию, осквернения святынь возмущали народную совесть... Казалось, во всех слоях населения и во всех областях жизни были глубокие основания и стимулы к борьбе с не национальной, не государственной и не народной властью... Между тремя основными народными слоями- буржуазией, пролетариатом и крестьянством легли непримиримые противоречия в идеологии, в социальных и экономических взаимоотношениях... Они лишили нас верного залога успеха- единства народного фронта. Между тем, в противоболыиевистском стане все усилия Москвы, Киева, Ростова, Самары, всех политических и общественных организаций- правых и левых, по крайней мере в 18-ом году, были направлены не на преодоление этих противоречий, а на поиски «вернейшей» ориентации и «наилучших» форм государственного строя. Ни того, ни другого мы не нашли. В то время, когда на огромном пространстве от Волги до Великого океана шла политическая борьба взаимно ненавидящих правительств и правителей, на бесчисленных внутренних фронтах лилась кровь. Политика всецело полонила стратегию... Борьба Вооруженных сил юга окончилась поражением... Люди с последним клочком земли потеряли все- Родину, семью, добро, весь смысл своего существования... Народ встречал их с радостью, на коленях, а провожал с проклятиями... Так формулирую часто приговор над белым прошлым... Классовый эгоизм процветал пышно и повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам... Все требовали от власти защиты своих прав и интересов, но очень немногие склонны были оказать ей реальную помощь... И вот, учитывая слагаемые сил и средств боровшихся сторон, приходишь к заключению, что в отношении подъема и активности народных настроений белое движение имело немногим больше шансов, чем большевизм... ***