§2. Борьба за души верующих: противоборство ислама и православия на Северном Кавказе
Религиозный состав населения Северного Кавказа в период покорения его Российской империей в XVIII - первой половине XIX вв. отличался крайней пестротой. В основном здесь жили мусульмане. Казаки и русские переселенцы относились к православию и разным толкам старообрядчества. Небольшие общины горских евреев Северо-Восточного Кавказа исповедовали иудаизм. На Северо-Западном и отчасти Центральном Кавказе жили недавно обращенные в ислам или православие язычники. В предгорьях кочевали буддисты - калмыки. Даже в первой трети XX века идентичность населения региона была не столько этнической, сколько конфессиональной. При этом границы между религиозными группами оставались довольно подвижными. Как коренные жители региона, так и переселенцы не раз меняли свое вероисповедание. Язычники становились мусульманами, а затем обращались в православие. Были крещены многие буддисты. Часть новокрещеных православных вновь стали мусульманами. Шииты и отчасти иудеи были ассимилированы мусульманами-суннитами, а часть старообрядцев - православными. Эти переходы происходили не без влияния православных и мусульманских миссионеров, которых нередко поддерживали державы, боровшиеся за обладание Кавказом. При этом Османская империя пыталась насаждать суннитский ислам, Иран - шиизм, а Российская империя - православие. Тем самым они приобретали новых политически лояльных подданных и укрепляли границы государства. Конфессиональная принадлежность имела в глазах власти значение идентичности политической. Трудами османских и крымских миссионеров исламизация СевероЗападного Кавказа закончилась только в XVIII - первой половине XIX вв. Вплоть до начала XIX века идущее из Крыма мусульманское влияние явно перевешивало османское. Ислам не везде имел одинаково прочные позиции: так, исламизация Северо-Западного Кавказа была поверхностной. В частной и общественной жизни предписания шариата уживались с правовыми и неправовыми обычаями. Среди мулл сначала было много турок и крымских татар, однако ко времени установления российского владычества сложилась и местная мусульманская духовная элита. Мусульмане уезжали через Анапу продолжать свое образование в Османскую империю. Одним из каналов распространения исламского знания в регионе был хадж, пока Россия не начала ограничивать его, пытаясь оградить «замиренный Кавказ» от османского влияния. Во главе мусульманской духовной элиты стояли получившие исламское образование в Стамбуле и Бахчисарае или в Дагестане имамы мечетей и шариатские судьи, носившие титул эфенди. Конфессиональная ситуация на Северо-Восточном Кавказе была иной, чем на северо-западе региона. Большая часть Дагестана вошла в состав мусульманского мира еще в VII—XIV вв. Последними к XV-XVII вв. ислам приняли сельские общины и конфедерации горцев Северного Дагестана, Чечни и Ингушетии. Некогда сильное православие к XVIII веку полностью сдало свои позиции, и на этой территории господствовал ислам. Российское государство первоначально не предпринимало серьезных попыток христианизировать край. Принимая мусульманских правителей Дагестана и Чечни под свое покровительство, русские цари не обязывали их или их подданных менять веру, те должны были лишь платить подать-ясак и не предпринимать враждебных действий против российских властей и подданных. Эта же политика продолжалась на большей части российского Кавказа и в первой половине XIX века. Северо-Восточный Кавказ не был и объектом активной миссионерской деятельности. Еще в XVIII столетии среди мусульманской духовной элиты было организовано движение против российского проникновения на Северный Кавказ. В литературе за ним утвердилось название «мюридизм». Усиление российского политического и военного присутствия в регионе вызвало резкие антироссийские настроения среди мусульманской знати. В это время в ней завоевывает популярность идея войны за веру (джихад) и за освобождение северокавказских мусульман из-под власти «проклятых русских». В начале XIX века идеологи шариатского движения пытались воспользоваться этим и первоначально сделали ставку на горскую знать. Они попробовали объединить под лозунгом джихада или газавата силы мусульманских общин и ханов. Однако из этого ничего не вышло, и к 30-м годам XIX века горская знать отошла от участия в движении за джихад. Она приняла сторону русских, видя в них гарантию сохранения своих привилегий в борьбе с общинами горцев. К концу XVIII века движение за очищение ислама и джихад против России перекинулось в Центральный, а затем и на Северо-Западный Кавказ. Во главе его здесь тоже встали склонявшиеся к суфизму отдельные представители местной мусульманской духовной элиты, известные антироссийскими взглядами и проосманскими симпатиями. Глубокий раскол мусульманского общества на сторонников и противников власти Российской империи, произошедший на Северо-Восточном Кавказе в период Кавказской войны, продолжал ощущаться вплоть до начала XX века и сыграл определенную роль в противостоянии советской власти и ее противников в годы революции и Гражданской войны. Российские власти понимали опасность воинствующих исламских движений на Северном Кавказе. Они пытались противопоставить им как укрепление российской границы, так и проповедь христианства среди замиренных горцев. В то время как из османских крепостей на Черноморском побережье по региону рассеивались мусульманские миссионеры, на Центральном Кавказе не менее активно работали православные миссии. Главным объектом их деятельности стали осетины, которых православные миссионеры и российские чиновники рассматривали как «древних христиан», отпавших от веры после усиления ислама в горах Кавказа в Средние века. Обращение в православие часто носило насильственный характер, что вызывало недовольство политикой российских властей. Новокрещеные часто тайно возвращались в ислам, участвовали в антироссийских выступлениях. Для контроля над действиями и идеями мусульманских лидеров российское правительство пыталось поставить Северный Кавказ под юрисдикцию Оренбургского магометанского духовного собрания (ОМДС). В 1852 году наместник Кавказский М.С. Воронцов пригласил 10 улемов из Оренбургского муфтията для противодействия проповедникам газавата. Под влиянием Кавказской войны призрак мусульманского повстанчества стал пугать российское правительство. Синод получил неограниченные права в христианизации нерусских подданных народов. Были ужесточены наказания за переход из православия в другую веру. Со второй трети XIX века вновь усилилось православное миссионерство в регионе. Однако предотвратить вероотступничество новокрещеных не удалось. Большую роль в деятельности православных миссионеров на Северном Кавказе стали играть переводы Св. Писания и учебной религиозной литературы на местные языки. Еще одной серьезной проблемой, которая тревожила российские церковные и светские власти на Северном Кавказе, была борьба с христианским сектантством и управление православными Предкавказья. В регионе долго не было отдельной епархии, что мешало установлению церковного контроля над религиозной жизнью казаков и русских переселенцев. Наконец в 1843 году была создана отдельная Кавказская епархия. Значение православия на Северном Кавказе заметно выросло. В Ставрополе была открыта консистория, а в 1846 году - духовная семинария, быстро росло число церквей. Расселяя казаков на землях Северо-Западного Кавказа, освобожденных уехавшими в Османскую империю горцами, власти пытались дать каждому селу свою церковь и православного священника. Православное духовенство, направлявшееся по распоряжению епархиального начальства в казачьи станицы, в течение первых шести лет получало жалованье наравне с офицерами. Переданные им во время службы земельные участки переходили в их потомственное пользование. Несмотря на эти привилегии, служение на Северном Кавказе оставалось непопулярным среди русских православных иерархов, многих отпугивали близость военных действий и перспектива оказаться в плену или в заложниках у «немирных горцев». Сильные позиции на Северном Кавказе удерживало старообрядчество. Немало общин раскольников осталось в Терском казачьем войске. Под влиянием местных раскольников казаки-переселенцы часто переходили в «старую веру». В некоторых казачьих полках старообрядцы составляли подавляющее большинство. Несмотря на все старания православного миссионерства, усилившиеся после создания Кавказской епархии, конфессиональный состав региона оставался очень пестрым. Значительная часть коренного и пришлого населения по-прежнему ускользала от контроля российских церковных властей. Вместе с преобразованием управления Кавказского края правительство начало в регионе серию религиозных реформ. Их целью было создание управляемой мусульманской организации. В 1857 году был издан «Устав духовных дел иностранных вероисповеданий», определивший правовой статус иноверцев в империи. Власти пытались «встроить» мусульманскую духовную элиту в систему официальных институтов империи в центре и на местах. Реформы последней трети XIX века на Кавказе были в целом направлены на упрочение государственного надзора за деятельностью мусульманских подданных империи с намерением по возможности избегать конфронтации с ними. В политике реформирования немалую роль сыграла охранительная русско-православная идеология, влияние которой в правительстве резко усилилось в правление Александра III. В середине XIX века правительство курировало мусульманские регионы империи через Оренбургский и Таврический муфтияты, замыкавшиеся на Министерстве внутренних дел в Петербурге. В 1832 году при МВД был создан Департамент духовных дел иностранных исповеданий (ДДДИИ), остававшийся важнейшей частью министерства вплоть до революции 1917 года. Мусульмане Северного Кавказа относились к юрисдикции Оренбургского муфтията. Департамент духовных дел иностранных исповеданий оставался центральным правительственным органом, контролировавшим жизнь мусульман, буддистов и лиц прочих неправославных исповеданий. При надзоре за иноверцами департамент был обязан придерживаться «принципа полной терпимости, насколько такая терпимость может согласовываться с интересами государственного порядка»1. В последней трети XIX века большинство чиновников департамента имело высшее образование, полученное в лучших востоковедческих центрах страны. Кроме постоянных сотрудников в ДДДИИ имелся обширный штат научных консультантов и экспертов. На формирование политики в религиозной области значительное влияние во второй половине XIX века оказывают новые идеи, которые создаются в российской науке под влиянием изучения ислама. Складываются школы востоковедения и исламоведения, академическая в Петербурге и миссионерская с центром в Казани. При кавказских наместниках работало в свое время немало известных востоковедов практического направления. Изучение ислама привело к переоценке прежде более благожелательного отношения к исламу, к общему ужесточению конфессиональной политики России. Под влиянием востоковедов и миссионеров среди чиновников в Тифлисе и Петербурге распространяются страхи перед внешней и внутренней исламской угрозой, от которой они пытаются отгородиться при помощи православия, государственных границ и новых форм контроля над мусульманами. Главной причиной смены направления в конфессиональной политике России в центре и на Кавказе стало новое понимание сути и смысла ислама под влиянием новых знаний и идей. В 50-70-х годах XIX века в правительстве складываются два диаметрально противоположных подхода к исламу. Один из них предполагал полный пересмотр конфессиональной политики Российской империи начиная с Екатерины II, которую теперь обвиняли в потакании мусульманам. Сторонники этого направления считали крайне опасной концентрацию власти в руках «мусульманских фанатиков», а создание централизованного управления в виде муф- тиятов - ошибкой. В будущем они909 910 предлагали отказаться от создания новых муфтиятов, в том числе и на Кавказе, полностью игнорируя мусульманскую духовную элиту. Сторонники другого направления настаивали на продолжении централизации управления и надзора над деятельностью ислама, и в особенности мусульманской духовной элиты, развивая иерархические структуры в виде муф- тиятов. Для противодействия враждебным иностранным исламским влияниям сторонники этой точки зрения предлагали закрыть границы России для мусульманских агитаторов из-за рубежа, а также запретить российским мусульманам выезжать за границу для продолжения там исламского образования. Наиболее сильными сторонниками этого лагеря оказались чиновники МВД. Еще в царствование Николая I Министерство внутренних дел разработало амбициозную программу строительства мусульманского «духовенства» путем создания иерархической структуры мусульманских учреждений. Несмотря на то, что в исламе в принципе не может быть духовенства и церкви, ни тем более государственных религиозных иерархий, эксперты МВД решили обойти все это путем легализации в России части мусульманской духовной элиты (улемов911) и постановки ее на казенное содержание. Улемы должны были дать кадры мусульманского духовенства. Северный Кавказ и Закавказье стали одним из основных «полигонов» плана дальнейшей централизации управления исламом. В 1872 году были созданы два муфтията - Закавказские магометанские духовные правления (ЗМДП) шиитского и суннитского учений. Идею их создания активно поддерживал наместник Кавказский великий князь Михаил Николаевич, поскольку он разделял точку зрения чиновников МВД о необходимости государственной централизации управления мусульманами. Целью создания новых муфтия- тов, по словам Михаила Николаевича, был, во-первых, контроль над деятельностью «враждебных по религиозным убеждениям» империи лиц; во-вторых, противодействие укреплению среди влиятельного духовного «сословия» корпоративного антироссийского духа, а также препятствование проникновению на Кавказ враждебных России представителей мусульманской духовной элиты из Османской империи и Персии. Для осуществления этих задач власти пытались ограничить «круг действий» мусульманской элиты, не ущемляя при этом свободу совести, декларированную в законодательстве; установить надзор над мусульманскими школами и поставить под контроль государства разные виды имущества, составляющие основу финансовой независимости «мусульманского духовенства». В указе об образовании ЗМДП, как и в других законах того времени, власти прямо заявляли о стремлении создать сословие «мусульманского духовенства», материально зависящее от Российского государства. Положение 1872 года создавало в Закавказье более упорядоченную иерархию подотчетного властям империи «мусульманского духовенства», возникла единая властная вертикаль - от сельского муллы до муфтия. Часть мусуль- манской духовной элиты, получившая государственную лицензию, была поставлена под двойной контроль - местного губернского и высшего кавказского начальства империи. Средством интеграции мусульман в правовое пространство империи стал шариат. В ЗМДП на всех уровнях был последовательно проведен принцип коллегиального управления под контролем российских гражданских чиновников. Связи мусульманской элиты Северного Кавказа с муфтиятами в Тифлисе были крайне нерегулярными. Ко второй половине XIX века практически полностью прервались отношения Северного Кавказа и с ОМДС; регион, по существу, выпадал из сферы влияния обоих муфтиятов, а собственного централизованного управления там так и не было создано. На уровне мечетной общины («мусульманского прихода») судебная (по шариату) и духовная власть была сосредоточена в руках имамов. Наряду с управлением общиной и преподаванием в частных мусульманских школах они были обязаны вести метрические книги своей общины и регулярно предоставлять местным кади сведения о количестве мечетей и школ, рождений, смертей и заключенных браков. Тем самым они превратились в низовых сотрудников государственной статистической службы. Кади помимо своих прямых функций по разрешению споров по брачно-семейным и наследным делам между мусульманами округа должны были надзирать за сельскими имамами, выступая в роли государственных чиновников среднего звена. Они проводили испытания кандидатов в имамы мечетей и судьи по мусульманскому праву, составляли программы для примечетных школ, ежегодные статистические отчеты по губерниям и консультировали власти в вопросах культа. Духовным правлениям подчинялись губернские меджлисы (советы из трех членов), а тем - кади, муллы и муэдзины. На уровне губернских меджлисов разбирались дела по вопросам мусульманской обрядности и богослужения, апелляции и жалобы на решения кади, выносились судебные решения по обвинениям простых мусульман и духовной элиты в проступках религиозного характера. Здесь же рассматривались вопросы, касающиеся работы медресе и мектебов1 губернии, управления имуществами мечетных («приходских») общин. Кроме того, через меджлисы власти контролировали настроения в мусульманских общинах края. Время от времени губернатор обращался к ним с запросами, которые требовали участия мусульманских судей или знатоков шариата. Выборность мусульманской духовной элиты была сохранена. Однако все кандидаты на пост сельских мулл, мударрисов912 913 и кади обязательно проходили через контроль окружного начальства. Областные начальники утверждали сельских мулл, избранных на сходе общины. При назначении на ду- ховные должности учитывалась лояльность претендентов к российским властям. Состоявшие под негласным надзором полиции не имели возможности попасть на эти должности. Хотя «мусульманское духовенство» и находилось под пристальным надзором властей, его представители получили широкие права и существенные привилегии. Представители мусульманской духовной элиты и их дети были освобождены от уплаты казенных повинностей. Дети высшего духовенства (эфенди), прослужившего на службе империи 20 лет, автоматически приобретали права детей личных дворян и личных почетных граждан. В случае командировок духовные лица получали прогонные деньги от казны. В состав привилегированного «мусульманского духовенства» Кавказского края не попали только довольно многочисленные суфии и их последователи - по причине устойчивых страхов властей перед суфизмом, в котором после Кавказской войны и восстания 1877 года видели источник антироссийского повстанчества. Это отношение к суфизму, сложившееся в последней трети XIX века, определяло правительственную политику по отношению к суфиям и суфийским братствам не только на Кавказе, но и в других регионах империи, в частности в Средней Азии. Первоначально иерархическую организацию мусульманского духовенства закавказских духовных правлений собирались распространить на весь Кавказский край. Однако на Северном Кавказе в последней трети XIX и начале XX вв. удалось создать только низовой общинный уровень имперской мусульманской администрации. Прослойка мусульманского духовенства была относительно велика. В Дагестанской области она охватывала до 5% местного мусульманского населения. Наместники, а затем главноначальствующие и начальники округов старались ограничить довольно значительное в регионе число низовых мусульманских институтов. Разрешение на возведение новых мечетей и открытие примечетных школ и медресе выдавал начальник области. Однако на деле существовавшие за счет частных пожертвований общин мечети и мусульманские школы ускользали от контроля начальства. Новые школы возникали и закрывались без ведома властей, в зависимости от числа учеников, учителей и имевшихся средств. Дореволюционная статистика позволяет предположить, что в пореформенное время на Северном Кавказе наблюдался довольно бурный рост низовых мусульманских институтов, прежде всего мечетей и примечетных школ. Особенно значителен он был на Северо-Западном Кавказе, где исламизация продолжалась. В пореформенное время на Северном Кавказе активизировалось православное миссионерство. Его центром, как и прежде, оставалась Осетия. Наиболее отличился на миссионерском поприще о. Игнатий Брянчанинов, назначенный в 1855 году на учрежденный здесь новый пост епископа Кавказского и Черноморского. Немало сил он отдал христианизации горцев Северного Кавказа. Будучи противником нередко встречавшихся прежде случаев насильственного обращения горцев в православие, Брянчанинов выступал за развитие христианского просвещения среди населения Осетии, Кубани и Черномории. Новый этап в истории православного миссионерства в регионе начинается в последней трети XIX века. В это время усилия были направлены главным образом на развитие православного образования на родных языках народов Северного Кавказа. В этом отношении руководители Кавказской епархии следовали по пути, предложенному деятелями миссионерского востоковедения в Казанской епархии. На Кавказ поступали выпускавшиеся в Поволжье миссионерская литература и учебники для тюркоязычных «инородцев». «Программа-максимум» православных миссий в регионе заключалась в возвращении Северного Кавказа в лоно православия, откуда он уклонился в ислам. С этой целью проводилась работа по изучению исторических средневековых христианских памятников в Осетии, Чечне, Дагестане. Для координации деятельности ученых, православной церкви и миссионеров при наместнике в 1860 году было создано «Общество восстановления православного христианства на Кавказе» с центром в Тифлисе. Вопреки первоначальным надеждам основателей «Общества...» собственно миссионерская деятельность не получила в нем особого развития, оно приобрело скорее охранительный характер. Объектом его забот было в основном православное и новообращенное население Кавказского края. Главными направлениями миссионерской деятельности на пореформенном Северном Кавказе были: открытие новых православных храмов; создание сети церковноприходских школ и духовных семинарий; переводы Библии, молитвенников и иной богослужебной литературы на местные языки; издание христианской литературы. Практические итоги миссионерской деятельности на Центральном Кавказе, за исключением Осетии, оказались довольно скромными. Наибольших успехов «Общество восстановления православного христианства на Кавказе» добилось в Закатальском округе, где в 1850-1858 гг. было крещено 5442 грузиноязычных мусульманина. В Абхазии к концу XIX столетия удалось окрестить 241 мусульманина и шесть евреев. Около 30 поляков-католиков перешли в православие. В Дигории крещение приняли 23 язычника. Православное миссионерство вызывало растущее недовольство мусульман в Южном Дагестане и Северном Азербайджане. Назревало крупное восстание. Участились случаи отпадения новообращенных из православия в ислам. По этим причинам в 1858 году власти военно-народного управления решили свернуть программу по христианизации. Подытоживая неудачи православных миссионеров в регионе, в 1864 году барон Н.Е. Торнау отмечал, что «ввиду несгибаемых религиозных убеждений... несбыточно обращение мусульман по приказу правительства в христиан»1. К 1867 году в Кавказском наместничестве удалось исключительно за счет переселения и колонизации создать достаточно прочную социальную опору самодержавия. Общее количество православных было примерно равно числу мусульман, а если учесть лояльных власти раскольников, армяно-григориан и других христиан, то большинство было за сторонниками царского режима. Однако христиане проживали в Кубанской и Терской областях и Ставропольской губернии, а в Дагестанской области на полмиллиона мусульман проживало всего 8 тысяч православных914 915. В конце XIX - начале XX вв. стало ясно, что программа рехристианизации горцев Северного Кавказа потерпела полное фиаско. В 1905 году впервые в Российской империи были отменены репрессивные меры при переходе из православия в другую веру и провозглашалась свобода совести. В новых условиях православные миссионеры, лишенные поддержки властей и закона, не могли развернуть успешную деятельность по пропаганде православной веры. Таким образом, российскому правительству не удалось убедить завоеванные народы Северного Кавказа в преимуществе русских православных идей и ценностей над мусульманскими. Идейной победы над исламом православие не одержало. Победа в регионе была достигнута силой оружия, выселением идейных противников и заселением их территорий казаками и русскими переселенцами. Конфессиональная принадлежность на Северном Кавказе определяла политические взгляды и лояльность к существующей власти, поэтому царское правительство главное внимание обращало на создание социальной базы своей власти в регионе. Основным методом ее создания стали переселение народов и заселение освободившихся территорий православными, старообрядцами, представителями других христианских конфессий. Благодаря принимаемым мерам на Северном Кавказе удалось создать социальную опору власти, однако позиции ее противников были сильны, их основу составляло мусульманское население региона. Для подчинения мусульманского духовенства и контроля его влияния на массы власти создали иерархическую структуру «мусульманского духовенства». Тем не менее полностью поставить под контроль деятельность мусульманских идейных лидеров правительству не удалось. Православное миссионерство, несмотря на поддержку власти и закона, не смогло достичь сколь-нибудь значимых политических результатов.