Заключение ПРОБЛЕМЫ ДЕНЕЖНОЙ ПОЛИТИКИ НА ДЕСЯТОМ ГОДУ РЕВОЛЮЦИИ

Мы пытались набросать на предыдущих страницах историю нашего денежного обращения в течение истекшего десятилетия. Теперь мы подошли к концу своего исследования, и последняя наша задача заключается в том, чтобы осветить те проблемы, которые стоят перед денежной политикой.

Экономическая жизнь Союза быстро развивалась после 1921 г. не только в отношении своего "материального содержания", но и в отношении изменения организационных форм хозяйства. Мы имеем в этом отношении еще мало твердо установившегося. Недавнее прошлое было богато изменениями, и их, наверное, не лишено будет и ближайшее будущее. Может быть, преждевременно поэтому описывать существующие организационные формы как законченную систему. Правда, действительность всегда текуча. Но нужна достаточная степень повторяемости явлений, т. е. постоянства их, для того чтобы осуществимо было описание изменчивой действительности в неподвижных понятиях, как это возможно, например, в отношении того или другого фазиса развития капитализма. Советская хозяйственная система строится к тому же не чисто стихийно, а на основании определенного замысла государственной власти, и даже самый замысел этот не отлился еще в какие-либо застывшие формы. И все же нельзя отказаться от попытки теоретического анализа установившихся или, точнее, устанавливающихся хозяйственных форм тогда, когда ставится вопрос об одной из основных проблем экономической политики.

В статьях, речах, резолюциях и декларациях последних лет можно найти целый ряд суждений, образующих отдельные элементы для такого описания. Однако эти элементы пока еще очень мало систематизированы. Только книга Е. А. Преображенского "Новая экономика" (Москва, 1926 г., два издания) стремится дать законченный ответ на вопрос о природе советской хозяйственной системы, правда, в смысле глубоко отличном от того, в котором мы освещаем тот же вопрос на следующих страницах.

Всякой хозяйственной системе необходимо равновесие, по крайней мере, всякой системе, рассчитанной на длительное существование. Правда, это равновесие никогда не отказывается реализованным полностью. Вполне уравновешенная система — уравновешенная в состоянии покоя (случай статического равновесия) или в состоянии движения (случай динамического равновесия),— есть лишь теоретическая схема, корреспондирующая известным элементам действительности, но никогда в действительности не осуществляемая. И тем не менее стремление к равновесию образует принцип всякой организации хозяйства. Это утверждение есть результат наблюдения над многообразными сменяющими друг друга хозяйственными формами (и, может быть, над формами жизни вообще). Мы думаем, что очень существенная часть теоретического описания хозяйства заключается в установлении того, как в нем реализуется равновесие или, точнее, как в нем определяется состояние равновесия и как в нем осуществляется тенденция к нему. С этой точки зрения мы и подходим к описанию советской хозяйственной системы, т. е. к тому описанию, которое необходимо нам в качестве введения к постановке проблемы о задачах нашей денежной политики.

Начнем с характеристики двух хозяйственных систем, которые поддаются описанию в достаточно точных понятиях. Знакомы по недавнему историческому опыту и могут быть в полной мере противопоставлены друг другу; анализ их облегчит нам описание существующей советской организации хозяйства: мы имеем в виду товарно-денежную систему классического капиталистического типа и систему законченного коммунистического хозяйства того типа, который пыталась осуществить политика эпохи военного коммунизма.

Первую характеризуют, как известно, частная собственность на средства производства и разделение общества на классы, из коих один распоряжается средствами производства, а другой отчуждает первому за плату свою рабочую силу. Ее характеризует также то, что все производимые хозяйственные блага суть товары, т. е. поступают на рынок, на котором и устанавливается связь между различными отраслями производства и между производством и потреблением. Одним из товаров является и рабочая сила, на которую, как и на всякий другой товар, на рынке устанавливается цена. Все хозяйственные отношения выражаются в деньгах. Равновесие в хозяйственной системе, т. е. равновесие между различными отраслями производства, между производством и потреблением, между накоплением и потреблением, между внешней и внутренней торговлей и т. д. устанавливается через посредство механизма цен, а цена — если не ставить вопроса о более глубоких основах ценообразования, в чем мы не нуждаемся здесь, — составляет всегда на рынке (по крайней мере, теоретически) ту величину, т. е. то отношение, при котором спрос уравновешивается предложением. Высота цены, определяя высоту прибыли и заработной платы, становится регулятором распределения материальных ресурсов и рабочих сил между различными их хозяйственными назначениями. Деление общества на классы, из коих один владеет и распоряжается средствами производства, а другой, обладая только рабочей силой, может распоряжаться ею

лишь в порядке ее отчуждения, характеризует социальную природу этой экономической системы. Установление связи между всеми предприятиями и элементами хозяйства на рынке при помощи механизма цен характеризует формы ее функционирования и определяет пути, которыми в ней устанавливается равновесие. Направление хозяйственной деятельности зависит от цен и от реализуемой в ценах прибыли. То, что не прибыльно, то и не предпринимается. То, что обещает высокую прибыль, привлекает к себе предприимчивость и производительные силы страны.

Такова схема, к основным элементам которой не принадлежит ни существование монополий, видоизменяющих порядок образования цен (хотя и не устраняющих самих закономерностей ценообразования), ни существование актов вмешательства государства в хозяйственную жизнь, вносящих существенные изменения в организационные принципы хозяйственной системы, сохраняя, однако, в некоторых основных чертах самую ее сущность.

Другая система, которую мы должны характеризовать, согласно принятого выше плана, — система законченного коммунистического хозяйства,— прямо противоположна только что описанной. Все средства производства принадлежат государству. Последнее распоряжается ими и всеми рабочими силами страны в силу своего публичного права на них, ибо все производительные силы образуют его достояние. Это не означает, что распоряжение рабочими силами должно происходить на основе административного принуждения. Раз установлен принцип "кто не работает, да не ест", и раз работать можно только в предприятии государства, то государственное распоряжение всеми рабочими силами создается уже само собой. Рабочая сила не продается, и не существует никакого "рынка труда".

"покупают", а получают свою долю в народнохозяйственном доходе, устанавливаемом государственной властью на основании того или другого принципа. Продукт труда всего общества обращается на пополнение или расширение средств производства, с одной стороны, и на создание фонда предметов потребления, с другой. Этот последний фонд распределяется между всеми членами общества, т. е. делится на пайки. Вопрос о том, строго ли зафиксировано содержание каждого пайка или же государство допускает в нем какие-либо изменения в соответствии с желаниями и вкусами потребителей, имеет здесь второстепенное значение, ибо, поскольку власть находит технические приемы для такого более гибкого удовлетворения потребностей, не прибегая к старому методу купли-продажи и установления цен, т. е. не восстанавливая хотя бы подобия рынка, основной принцип хозяйственной системы остается глубоко противоположным принципам товарно- денежного хозяйства.

Нет товаров, рынка, денег и цены. Распределение материальных ресурсов и труда, средств производства и предметов потребления регулирует хозяйственный план. Закономерности ценообразования умерли. Забота о соблюдении равновесия в хозяйстве лежит на органах власти и формой выражения хозяйственных намерений государственных органов является (и может являться только) хозяйственный план. Равновесие должно быть соблюдено прежде всего в плане. Равновесие плана превращается в равновесие самого хозяйства. Если план не рассчитал, что в стране имеется меньшее количество слесарей, забойщиков или сапожников, чем то, которое необходимо для выполнения всей производственной программы, то часть ее останется невыполненной, наблюдающий орган это обнаружит, и план должен будет быть изменен. Никакие цены не возрастут вследствие недостатка продукции, ибо нет самих цен. Стихийным элементом в хозяйстве остается только его зависимость от природных условий. В пределах этой зависимости равновесие устанавливается не в порядке "встречи" на рынке спроса и предложения, соответствующего движения цен и реакций на движение цен в области производства, торговли и потребления, а в порядке планомерного, основанного на учете распределения государственной властью всех элементов хозяйства.

Таковы две схемы, соответствующие таким типам хозяйственной организации, которые наблюдались уже в хозяйственной действительности, ибо после опыта 1918 — 1921 гг. можно утверждать, что наблюдался не только первый, но и последний тип. Эти схемы должны помочь нам в характеристике существующей советской хозяйственной системы.

От классового строения капиталистического общества в Советском Союзе осталось сравнительно мало. Огромная часть средств производства принадлежит государству и в огромной части предприятий — в промышленности, транспорте, области торговли, кредита, страхования — распорядителем является государственная власть. Но проблема распределения средств производства и особенно предметов потребления разрешается через посредство рынка и механизма цен, и советское хозяйство образует поэтому особую форму товарно

денежного хозяйства. Эта форма глубоко отлична от всех капиталистических форм, и для того, чтобы указать самое существенное отличие, достаточно отметить совершенно иную классовую структуру общества (о значении планового элемента речь будет идти в дальнейшем) , но система остается при всем том товарно-денежной. Равновесие должно достигаться в ней как равновесие товарно-денежного хозяйства, и именно это обстоятельство подлежит здесь выяснению.

В советском хозяйстве огромную роль играют полные монополии и квазимонополии. Они имеют значение как в заготовках хлеба и промышленного сырья, так и в целом ряде производств, в которых преобладают крупные тресты, нередко объединенные в синдикаты. Советские монополистические организации имеют возможность воздействовать на рынок и цены, и они пользуются этой возможностью в соответствии с теми заданиями, которые ставит перед ними государственная власть. Содержание этих заданий, зависящее от характера экономической и социальной политики советского государства, конечно, отличается от тех целей, которые ставят себе капиталистические тресты. Но метод реализации этих заданий есть метод товарно-денежного хозяйства в том смысле, что они реализуются на рынке, на котором для бесперебойного течения хозяйственной жизни должно осуществляться равновесие, т. е. должно наступить условие, не существующее для законченной коммунистической организации хозяйства, не знающей рынка, а следовательно, и равновесия на нем.,

Советское государство в состоянии назначить цены так, чтобы получилась (калькулируемая капиталистически) максимальная чистая прибыль. Или же оно может назначить цену, довольствуясь начислением обычной прибыли. Оно может отказаться в данной отрасли производства от прибыли для того, чтобы дать населению более дешевый товар и сделать его доступным для лиц с наименее высокими доходами. Оно может даже продавать для этого товар ниже себестоимости, если только из других источников данной отрасли производства будут даваться субсидии. Оно может, наконец, предоставить населению в отдельном случае продукт бесплатно. Но оно не может уйти от закономерностей рынка и цен. Прежде всего, издержки производства, которые суть цены, должны быть так или иначе покрыты. Кроме того, стремится ли монополист назначить максимальную цену или же государство-монополист довольствуется очень низкой ценой, во всех случаях приходится учитывать размеры спроса, с тем чтобы при назначенной цене на рынке установилось равновесие. Все дело заключается лишь в том, что к данному случаю применимы не те обобщения, которые относятся к образованию цен в условиях свободной конкуренции, а другие обобщения закономерностей товарно-денежного хозяйства.

Условием равновесия государство связано при назначении максимальной продажной цены, ибо его не может устраивать такое положение, при котором половина или десятая часть товара останется непроданной. Тем же условием государство связано при назначении минимальной продажной цены, ибо если при такой цене спрос превысит предложение, то продажа товара в точном смысле станет невозможной.

Организация очередей не может рассматриваться как прием экономической политики и подлинный метод преодоления тех затруднений, которые вытекают из отсутствия равновесия между спросом и предложением. Преодолеть эти затруднения можно, правда, при помощи "системы пайка", известной всем по опыту войны и революции. Но эта система, действительно означая преодоление рынка после "успешной" или, может быть, правильнее сказать "безуспешной" — борьбы с ним, именно поэтому означает и решительный и даже заключительный шаг к ликвидации в данной сфере товарно-денежного хозяйства.

На характер советской хозяйственной системы накладывает отпечаток не только выступление на рынке его хозяйственных предприятий в качестве монополистических организаций. Советское государство своими хозяйственными планами и административно-хозяйственными распоряжениями регламентирует течение хозяйственной жизни. Но и эти планы и распоряжения проводятся в обстановке товарно-денежного хозяйства и должны приспособляться к ней. Случается часто, что и в капиталистическом хозяйстве ведется политика регулирования. Но капиталистическая система остается системой товарного хозяйства, хотя бы государство и практиковало "вмешательство в хозяйственную жизнь" с целью поднять промышленность путем таможенной охраны внутреннего производства, или с намерением поддержать "среднее сословие" путем высокого обложения универсальных магазинов, или с желанием сохранить помещичье хозяйство определенных районов путем премирования экспорта. Такое "вмешательство", преодолевает свободную конкуренцию, влияет на высоту цен, но не изгоняет явления товара и цены из хозяйственной системы.

То обстоятельство, что в советской хозяйственной системе огромную роль играет регулирование хозяйственной жизни также не уничтожает характера системы как системы товарно-денежно- г о хозяйства, ибо условия и результаты хозяйственной деятельности и в данном случае измеряются в ценах, т. е. деньгами. Хозяйственная успешность или безрезультатность может устанавливаться лишь на основании цен, и этого положения не изменяет то обстоятельство, что в некоторых случаях необходимо учитывать не ближайшие, а более отдаленные ценностные результаты или же результаты не для отдельного предприятия, а для всего народного хозяйства в целом.

В основном и советское государство не имеет иного критерия хозяйственной целесообразности, кроме ценностного. И всякий раз, как оно поступает вопреки этому критерию, оно рискует тем, что хозяйственная эффективность его затрат не будет максимальной.

Имеется одно существенное различие между самими методами регулирования в условиях советской хозяйственной системы и капиталистических стран, которому принадлежит большое значение и которое должно быть подчеркнуто как важная особенность советского хозяйства, хотя оно и не устраняет того значения закономерностей ценообразования и вытекающих из них методов ценностного учета, о которых мы говорили. Советское государство, будучи

распорядителем огромных предприятий и во многих случаях монополистом, часто непосредственно, в качестве "хозяина", проводит в жизнь то, что в других условиях осуществляется косвенным путем. Капиталистическое государство может форсировать экспорт только экспортными премиями. Советское — может (до известного предела) предписывать государственным предприятиям вывозить в убыток. Капиталистическое государство может влиять на состав импорта только путем установления отвечающих его намерениям таможенных пошлин. Советское государство может непосредственно включить в экспортно-им- портный план ввоз определенных товаров. Капиталистическое государство может направить капиталы в ту отрасль производства, развитие которой он считает особенно полезным, только путем таких поощрительных мер, которые повысят доходность этой отрасли. Советское государство может сделать это в порядке составления плана капитальных затрат. Ибо в области ввоза, вывоза и производства оно выступает либо в качестве монополиста, либо в качестве крупнейшего владельца предприятий. Те экономические проблемы, которые оно себе ставит, оно разрешает в этих случаях иными методами, чем сходные проблемы разрешаются и могут быть разрешены в условиях товарно-к а п и т а - диетической системы. Регулирование проводится не путем нажима на основной стимул капиталистической системы — прибыль, а путем непосредственного предложения государственным, а иногда и кооперативным предприятиям осуществить те хозяйственные действия, которые предусмотрены планом и признаны государством целесообразными.

В этом пункте советское хозяйство представляет большое своеобразие, которое должно быть подчеркнуто при характеристике системы товарно-социалистического хозяйства. Суть дела заключается в том, что концентрация средств производства в руках одного распределителя заставляет или позволяет проводить в качестве внутри хозяйственных такие операции, которые иначе проходили бы в качестве межхозяйственных, т. е. рыночных, и вместе с тем в том, что государство, будучи само этим распорядителем, проводит таким внутрихозяйственным способом ряд мероприятий своей экономической политики. Это надо пояснить на примерах. Пусть речь идет о покровительстве машиностроению. Капиталистический метод — пошлина, заказ и субсидия, отсюда вероятная высокая прибыльность и приток капиталов в новое строительство. Советский способ — включение постройки новых машиностроительных заводов в план капитального строительства.. Распоряжение государственными средствами, обращаемыми на капитальное строительство, есть внутрихозяйственный акт. Другой пример. Крупной экспортно-импортной организации, скажем одному из госторгов, может быть предложено провести убыточную операцию, с тем что убыток был покрыт прибылью от других операций. Той же цели пришлось бы достигнуть в товарно-капиталистических условиях системами таможенных пошлин или премий. Государство проводит намеченную им операцию внутри одного предприятия, и оно может, конечно, сделать это только в советской обстановке. Можно утверждать, имея в виду эти явления, что, вследствие

значительности сосредоточенных в руках государства материальных ресурсов и крупных размеров советских хозяйственных организаций, многие действия, которые протекают в системах менее централизованных между хозяйствами, становятся здесь делом административного распоряжения, а не рыночной сделки, и что в связи с этим действуют и своеобразные методы регулирования народного хозяйства. Но административные распоряжения становятся бесхозяйственными, если они проводятся без учета тех ценностных соотношений, которые складываются на рынке, а рынок, во всяком случае, сохраняется в качестве критерия и регулятора, пока на нем реализуются все предметы потребления, ибо всякий продукт в конце концов переходит в предметы потребления и ради этого производится. Не говоря уже о том, что рынок сохраняется у нас еще и потому, что за пределами государственного сектора остаются еще миллионы хозяйств.

Своеобразие существующей хозяйственной системы очень велико. Не во всем оно может быть уже теоретически изучено и установлено, потому что после нескольких лет новой экономической политики трудно еще сказать, что именно принадлежит к существу этой системы и что составляет в ней случайную аномалию. Но пока имеются все основания считать, что своеобразия этой системы, своеобразия ее методов регулирования, своеобразия ее приемов ведения планового хозяйства и воздействия на стихийные элементы экономической жизни следует искать в том, как она, будучи системой товарного хозяйства, регулирует последнее, а не в том, как она его преодолевает, переходя в систему, аналогичную той, которая строилась в эпоху военного коммунизма.

Против этих построений было выдвинуто возражение (см. А. Вит- куп, "Критические замечания к вопросу о характере системы СССР", "Хозяйство Украины", 1927 г., № 3 и А. Леонтьев, "К вопросу о природе хозяйства СССР", "Плановое хозяйство", 1927 г., № 4), сводящееся к тому, что плановое регулирование хозяйства в советской хозяйственной системе означает преодоление товарно-денежного хозяйства даже и в том случае, если при регулировании приходится соблюдать равновесие между спросом и предложением, ибо для советского хозяйства характерно преодоление стихийных сил товарно-денежного хозяйства, т. е. того, что для товарно-денежного хозяйства всего более характерно и что именно в этом лежит особенность советской хозяйственной системы. В этом возражении есть верная мысль (содержащаяся и в нашем описании), но мысль эта неправильно использована вследствие недостаточного расчленения различных хозяйственных форм и подведения под одно понятие "переходного" хозяйства или социалистического хозяйства слишком разнообразных явлений. Товарно-денежное хозяйство может существовать в различных видах — хозяйственная история уже показала это. Социалистическое хозяйство, вероятно, тоже может существовать в различных формах, экономическая история уже начала это показывать.

"Если имелось в виду обосновать тезис о неограниченном действии закона ценности в советском хозяйстве, — возражал нам А. Леонтьев, — следовало доказать... что равновесие в производственном про

цессе может в наших условиях устанавливаться как в любом товарном хозяйстве (разрядка наша. — Л. Ю.) исключительно путем игры спроса и предложения на рынке" и т. д. ("Плановое хозяйство", 1927 г., IV, с. 119). Но совершенно неверно, будто дело происходит так в "любом товарном хозяйстве". Выше было уже отмечено, что и капиталистическое хозяйство, в особенности на высших фазах своего развития, знает воздействие монополистических предприятий на "игру спроса и предложения на рынке", знает установление рыночных цен в результате соглашений, фиксацию тарифов монопольных предприятий и т. п. и знает, кроме того, на разных стадиях своей эволюции государственное регулирование многих сторон хозяйственной жизни. Вовсе не "любое" товарно-денежное хозяйство одинаково в этом отношении. Различения хозяйственных форм должны быть достаточно многообразны и тонки. Несомненно, что внесение планового начала в хозяйство и централизованное управление им уменьшают роль стихии в хозяйственной жизни, хотя бы и сохранялись рыночные формы распределения производительных сил между предприятиями и продуктов между потребителями. Но это означает только, что товарно-денежные системы хозяйства могут существовать в разных формах и что им соответствуют различные сочетания плановых и стихийных начал. Однако остаются существенные элементы, обязательные для всех видов товарно-денежного хозяйства и их-то необходимо определить для того, чтобы выяснить роль различных типов регулирования и найти критерии для оценки мероприятий экономической политики. При упрощенном представлении о товарно-денежном хозяйстве, так же как и при упрощенном представлении о задачах и формах планового хозяйства, не может быть плодотворного теоретического анализа особенностей существующей советской хозяйственной системы, и тогда о ней действительно можно только сказать, что она есть система "переходная". Но этого для теоретического анализа очень уж мало, или, вернее, для такого определения никакого научного анализа вообще не нужно.

В мире явлений все образует переход от предыдущего к последующему. Классическая форма капитализма составляет переходный этап от "раннего" капитализма ("Frtihkapitalismus") к "позднему" капитализму ("Spatkapitalismus"), если пользоваться этими двумя терминами Вернера Зомбарта; "поздний" капитализм может рассматриваться как переходный этап от классического .капитализма к социализму, а "ранний" капитализм — есть переход к классическому капитализму от докапиталистических форм хозяйства и т. д. Однако что пользы перескакивать в научном анализе через отдельные звенья, определяя лишь содержание предыдущего и последующего и ограничиваясь указанием, что в среднем звене содержатся в некотором сочетании элементы того и другого. Конечно, не всякое "случайное" сочетание явлений следует рассматривать как самостоятельный этап хозяйственного развития, заслуживающий того, чтобы исследователь описывал его как особую систему хозяйства. Современник особенно легко может ошибаться, когда приходится оценивать в этом отношении историческое значение тех явлений, среди которых он сам живет. Однако нам думается, что имеется налицо множество признаков, в силу которых современный строй хо-

зяйствз СССР может и должен быть описан, как система sui generis и именно как товарно-денежная форма социалистического хозяйства, для которой характерны целевые устремления пролетарского правительства, небывалая концентрация средств производства, вытекающее из всего этого плановое управление хозяйством и вместе с тем характерны основные закономерности рынка и образования цен. Мы специально отметили сохраняющееся значение этих закономерностей, потому что хозяйственная практика не всегда достаточно считается с ними, а экономическая мысль современности склонна иногда ими пренебрегать, усматривая в них только отмирающую хозяйственную категорию. Может быть, она и отмирает в аспекте векового развития хозяйства. Но с точки зрения теоретического осмысления существующей системы это есть, на наш взгляд, не отмирающая категория, а существенный ее признак, играющий в ней роль одного из основных устоев, на которых она построена.

Из сказанного вытекает следующее. Образуя по своей социальной структуре систему совершенно новую, советская организация хозяйства как система товарно-денежная сохраняет закономерности ценообразования в качестве основного регулирующего фактора в хозяйстве. Для того чтобы в ней сохранялось хозяйственное равновесие, ей необходимо соблюдение соответствия между денежными издержками производства и ценами, а также между денежным предложением и денежным спросом. То обстоятельство, что она есть хозяйственная система пролетарского государства, заставляет ее, а то обстоятельство, что в распоряжении государства сосредоточены основные производительные силы страны, позволяет ей ставить такие задачи, которые чужды капиталистическому обществу, и разрешать их при помощи регламентирования хозяйственной жизни гораздо более частого и глубокого, нежели происходящее где-либо в другом месте. Цели, методы и результаты этого регламентирования еще недостаточно изучены для того, чтобы можно было дать удовлетворительное теоретическое их описание, т. е. найти необходимые для такого описания обобщения. Но во всяком случае регламентирование это совершается в условиях товарно-денежного хозяйства и состоит из мероприятий по регулированию товарно-денежного хозяйства, а не из действий, направленных к его преодолению.

Однако в современных хозяйственных мероприятиях, в частности, в числе действующих хозяйственных планов есть такие, которые, по- видимому, явно противоречат тому, что сказано выше. У нас имеются планы распределения, не считающиеся с существующим на рынке уровнем цен, ставящие себе целью распределение независимо от существующего денежного спроса, т. е., в сущности, распределение вне рынка и с устранением всех его закономерностей. Каково же место этих планов в советской хозяйственной системе? Следует ли рассматривать их как ростки новой экономической системы, перерастающей существующую, или же как временные болезненные аномалии в хозяйстве. Неизбежная постановка этого вопроса заставляет нас коснуться проблемы планирования в тех его видах, в каких оно развернулось у нас.

Мы полагаем, что в числе планов, утверждаемых у нас различными государственными учреждениями, следует прежде всего отличать те,

необходимость которых вытекает из самого факта распоряжения государством большей частью предприятий в промышленности, транспорте, во внешней, а вместе с кооперацией и во внутренней торговле и т. д. Крупное хозяйство не может вестись без плана. Там, где в одном хозяйстве (в широком смысле) сосредоточены целые отрасли производства и проч., там, очевидно, составление плана, направляющего и согласующего работу отдельных частей, становится совершенно необходимым. Наличность этих планов ни в какой мере не противоречит тому построению и тому пониманию советской хозяйственной системы, которое изложено выше.

Но из всей системы мероприятий по регулированию нашего народного хозяйства и по управлению государственным сектором его необходимо выделить те, которые приняты "по нужде", и лишь после этого можно получить чистый остаток планирования, действительно свойственного и необходимого существующей хозяйственной системе. Следует отметить, что как раз мероприятиям, не принадлежащим к чистому остатку, а принятым “по нужде” и вытекающим из факта нарушения равновесия на рынке, свойственно нарастать и размножаться в силу присущей им внутренней логике развития. Недавнее прошлое дало этому огромное количество примеров, но примеры не отсутствуют и в настоящем. Регулирование в товарно-денежном хозяйстве, не нарушающее необходимого этому хозяйству равновесия, может спокойно преследовать свою цель. Если же равновесие нарушено и не восстанавливается, то мера регулирования, стремящаяся к разрешению своего задания в обход рыночному равновесию, не может остаться единственной, а требует принятия все новых мер, из коих последней завершающей цепь и дающей подлинное решение — но не в направлении к равновесию рынка, а в направлении от равновесия на рынке — является ликвидация рынка и установление в соответствующей области законченного строго-планового распределения.

Классическим примером является эволюция регулирования хлебного рынка, хотя бы в том виде, в каком она проделана была в России (ср. "Введение"). В этой эволюции было очень мало произвольного. Она имела свою внутреннюю логику и в первом звене длинной цепи, для полного развертывания которой у нас понадобилось несколько лет, было уже заключено содержание последнего звена. Такая эволюция могла быть прервана только при условии, если какие-либо обстоятельства дали возможность восстановить равновесие на рынке, прежде чем весь ряд был доведен до конца. Монополия хлебной торговли — чтобы остаться при том же примере может быть установлена и в других условиях, чем это имело место в 1917 г., и по иным соображениям, чем те, которые имелись тогда у Временного правительства; скажем, по соображениям чисто организационного порядка — для концентрации операций, удешевления их, для выступлений на внешнем рынке и т. п. Но когда вся проблема ставится и разрешается иначе, тогда данная форма не навязывается обстановкой в качестве мероприятия по преодолению хозяйственных затруднений, а избирается в качестве одной из организационных возможностей. Тогда речь идет о регулировании рынка с полным учетом действия его закономерностей и с соблюдением тех

требований, которые вытекают из условий товарно-денежного хозяйства. Хлебная монополия может быть формой регулирования рынка и можетл быть формой его устранения и ликвидации.

Есуш не различать этих форм, если в современной хозяйственной жизни Советского Союза не отделить одних от других, тогда едва ли возможно правильно определить существенные признаки всей хозяйственной системы. Строительство нового хозяйственного уклада совершается под воздействием многих сил. Не мудрено, что в хозяйственной жизни переплетаются противоречивые тенденции. Мы имеем ряд планов и программ, которые суть мероприятия по управлению концентрированными в распоряжении государства средствами производства с целью возможно большего роста государственного сектора хозяйства и возможно более ровного развития всего народного хозяйства, как хозяйства товарно-денежного: следовательно, со стремлением к соблюдению во всех этих планах и программах необходимых товарному хозяйству условий равновесия. Сюда относятся: план производства государственной промышленности, план работы транспорта, план капитальных затрат в промышленности, план железнодорожного строительства, экспортный план, импортный план и т. д. Хотя в каждом из них могут быть отдельные элементы от лукавого, если их приходится составлять в обстановке нарушенного равновесия, но необходимость этих планов вытекает из самого существа советской хозяйственной системы, а не из того, что на каком-либо ее участке равновесие оказалось нарушенным. Но мы имеем также планы и программы, которые специально порождены теми или другими явлениями нарушительного в товарно-денеж- ном хозяйстве равновесия и имеют своей целью не восстановить полное равновесие на рынке, а разрешить различные ближайшие хозяйственные задания при нарушенном равновесии. Сюда относятся планы по завозу товаров в различные районы при лаличии бестоварья, оперативные планы распределения иностранной валюты между импортными организациями, когда они являются планами распределения "недостаточного товара". Сюда же следует отнести распределение ограниченного жилищного фонда между претендентами на жилую площадь, ибо и здесь отсутствует равновесие между спросом и предложением. Сюда же отчасти относятся кредитные планы, если хозяйственные предприятия на основании своих хозяйственных планов (а иногда и без такого основания) предъявляют при существующей учетной ставке требования на кредит, превосходящие то, что кредитная система считает возможным им предоставить и т. п.

Целью соображений, изложенных выше, было показать, что закономерности ценообразования действительны для советской хозяйственной системы, что равновесие системы может иметь место лишь постольку, поскольку оно соблюдается как равновесие товарно-денежного хозяйства. Отсюда значение проблем денежной политики. О состоянии денежной системы мы судим по состоянию цен и курсов, а последние, в свою очередь, суть цены. Следующий наш шаг в направлении к по

становке проблем денежной политики должен поэтому заключаться в рассмотрении вопроса о том, соблюдено ли в этой области необходимое нашей хозяйственной системе равновесие. Мы дали настоящей главе заглавие: "Проблемы денежной политики на десятом году революции". Мы начнем свой анализ с описания того, как мы вошли в этот год, когда проблемы, не утратившие своего значения, выступали особенно резко.

Мы имели в этот момент ряд случаев нарушенного равновесия или ряд диспропорций в народном хозяйстве, которые либо сами были диспропорциями ценностного порядка, либо имели в своей основе ценностные диспропорции. Не ставя себе задачей их исчерпать, мы остановимся на некоторых из них.

Прежде всего должно быть отмечено существенное несоответствие между темпом восстановления производства в промышленности и сельском хозяйстве, с одной стороны, и темпом восстановления нашей внешней торговли — с другой. В отношении производства и транспорта народное хозяйство, как известно, вплотную подошло к цифрам 1913 г., и в некоторых областях в 1926/27 г. совершается движение за пределы довоенных цифр. Внешняя торговля стоит на уровне, отстающем от производства — если измерять разницу периодами времени — на несколько десятков лет. Вывоз составлял накануне войны около 1,5 млрд рублей в год. В среднем за первое десятилетие XX века он несколько превышал миллиард рублей. В 90-е годы он достигал около 655 млн за год. В 80-е годы он составлял 590 млн. При сопоставлении этих данных с современным экспортом надо еще принять в расчет, что накануне войны мировые цены составили примерно 2/3 современных, а в начале 80-х годов они были еще ниже. Между тем данные об экспорте за последние годы дают следующие итоги (в млн рублей):

По своему объему вывоз стоит примерно на уровне 80-х годов прошлого столетия, даже если учесть сокращение государственной территории. Одного этого указания достаточно для того, чтобы зародить подозрение, что не все в области количественных соотношений между производством, потребностями и внешней торговлей обстоит благополучно.

Правда, в советской экономике имеются обстоятельства, в силу которых современный экспорт может стоять на более низком уровне, чем в довоенное время, без каких-либо вредных последствий для народного хозяйства. В дореволюционное время экспортом покрывались очень большие платежи процентов по внешней задолженности государства, железных дорог, городов и частных предприятий. В современном внешнем расчетном балансе Союза этих платежей почти что нет. Но ни исчезновение этих платежей, ни сокращение территории не уменьшили

потребностей страны в импортных товарах и в иностранных валютных ресуррах в такой степени, чтобы вызов в три четверти миллиарда можно было считать сколько-нибудь достаточным для народного хозяйства ?оюза.

К тому же в стране, несомненно, имеются продукты, являющиеся теми "излишками", которые целесообразно было бы вывезти с точки зрения рационального построения плана народного хозяйства. Что является таким экспортным "излишком" в народнохозяйственном смысле слова? Тот продукт, который целесообразно вывезти за границу для ввоза оттуда другого, необходимого в Советском Союзе товара, т. е. тот продукт, который меньше нужен в Союзе, чем его иностранный эквивалент. Отвлечемся на несколько мгновений от денежной оболочки, покрывающей интересующие нас здесь хозяйственные отношения и искажающей их действительное содержание в тех случаях, когда в денежной системе что-либо не в порядке. Можно ли сказать, что сверх масла, яиц или зерна, экспортируемых в настоящее время, в Союзе нет больше таких же продуктов, которые можно было бы обменять с выгодой для народного хозяйства на иностранные товары? Никто из тех, кто так или иначе причастен к составлению экспортно-импортных планов, вероятно, не сомневается в том, что такие продукты в стране еще существуют. Когда составители "контрольных цифр" Госплана на 1926/27 г. в главе, посвященной товарообороту и внешней торговле, говорили о причинах, "сдерживающих расширение экспортных контингентов", и называли здесь "ненормальное оседание продукции сельского хозяйства в деревне" (с.84), то они и имели в виду, что с народнохозяйственной точки зрения правильнее было бы вывезти еще часть этой продукции, чем оставлять ее внутри страны в качестве запаса или для дополнительного потребления. И действительно, не может быть никакого сомнения в том, что для народного хозяйства выгодно было обменять в 1926/27 г. еще несколько десятков миллионов пудов зерна сверх существующего плана на сельскохозяйственные машины, красители, цветные металлы, промышленное сырье и т. п. Экс- портно-импортный план не пошел на такое расширение не потому, что составители его сомневались в выгодности этой операции, а потому, что они сомневались в возможности закупить дополнительные экспортные товары, т.е. в том, что производители их продадут. С народнохозяйственной точки зрения экспортно-импортная торговля, во всяком случае, отстает от того уровня, которого она должна была бы достигнуть при условии наиболее рационального использования всей существующей продукции. С народнохозяйственной точки зрения излишки для вывоза, следовательно, существуют.

Достаточно было бы исчислить в натуре эквивалентное отношение между нашими товарами — хлебом, маслом, яйцами, нефтепродуктами, лесными материалами, с одной стороны, и иностранными товарами — сырьем, вспомогательными производственными материалами и недостаточными готовыми фабрикатами, — с другой (приняв в расчет и транспортные расходы, и таможенные пошлины), для того чтобы стало ясно, что мы должны иметь неиспользованные излишки для экспорта. Если страна их вывезти не может и реальные излишки становятся "не

видимыми", то это происходит потому, что в механизме денежного обращения и в строении цен что-то, очевидно, не в полном порядке. "Непорядок" этот заключается в высоком уровне цен, который в одних случаях делает экспорт нерентабельным, а в других случаях сокращает возможности заготовки экспортных продуктов, так как хозяйства, производящие их, недостаточно заинтересованы в их реализации для покупки на вырученные деньги других товаров.

Комиссия по контрольным цифрам Госплана, составившая проект этих цифр на 1926/27 г., высказалась в одном из мест своего доклада по вопросу о внешней торговле в следующих словах. Занимаясь проблемой развертывания всей промышленности, она выявляла "лимиты, кладущие предел желательному развертыванию". "Идя таким путем, Комиссия нащупала первый лимит — в области наших внешнехозяйственных отношений. Ориентируясь на экспортные возможности, учитывая задачи в области накопления валютных ресурсов, комиссия строила свои предположения об импорте и соответственно приспособляла соприкасающиеся с импортом части промышленности, а по ним равнялись и остальные элементы (с. 19). И в другом месте доклад повторяет, что "экспорт, а следовательно, и импорт являются одними из основных лимитов нашего хозяйственного развития и индустриализации" (с.85). Это показывает, что дефект, тормозящий экспорт, имеет для народного хозяйства самое серьезное значение.

Второе явление, о котором необходимо упомянуть, соприкасается с первым и вытекает из него, хотя оно и не вполне тождественно ему. В импортных товарах существует потребность, которая за недостатком экспорта не может быть покрыта полностью. На импортные товары остается неудовлетворенный спрос. Но импортные товары, как известно, приходится покупать на доллары и фунты. Следовательно, спрос на иностранные товары превращается в спрос на иностранную валюту, а неудовлетворенный спрос на оборудование, сырье и другие предметы иностранного происхождения становится неудовлетворенным спросом на иностранные банкноты. Мы говорим пока только о спросе, относящемся к внешней торговле.

Под спросом в экономике разумеют не простое желание приобрести какой-либо товар и не голую потребность в этом товаре. Желание иметь тысячу фунтов, основанное хотя бы на самых уважительных потребностях, не есть спрос на фунты, если лицо, желающее их иметь, не может и не готово заплатить за них столько, сколько они стоят. И если мы отмечали выше, что существует неудовлетворенный спрос на иностранную валюту, то мы имели в виду, что находится большее число покупателей валюты, чем то, которое, действительно, может получить ее в банках. А это сводится к тому, что в рассматриваемой сфере хозяйственных явлений равновесие не установлено.

Но действительно ли это утверждение правильно в условиях монополии внешней торговли и действующего у нас валютного законодательства? Не игнорируем ли мы существенной особенности нашей хозяйственной системы? Ведь монополия внешней торговли, отметая часть спроса, действует как и система таможенных пошлин с тою, однако, разницей, что при последней спрос как бы уничтожается совсем,

ибо импортеру нет расчета уплатить высокий таможенный сбор и он совсем уходит с валютного рынка, а при лицензионной системе у импортера расчет остается, но нет административного разрешения на ввоз, и он как бы продолжает оставаться в преддверии валютного рынка, дожидаясь момента, когда лицензия будет ему дана. Спрос отметается в обоих случаях. Но в одном — этот спрос как бы исчезает, и, для того чтобы увидеть его, надо вскрыть то, что имело бы место при ином таможенном тарифе, а в другом случае спрос остается на поверхности и виден невооруженным глазом.

Эти соображения правильны. О спросе, хотя бы и платежеспособном, но не основанном на планах внешней торговли, в этом месте поэтому говорить не приходится. В этом нет и надобности, потому что на "узость" самого плана указано было выше. Здесь речь идет о диспропорции уже в пределах плана. Необходимо точнее представить себе, каким образом здесь может иметь место случай нарушения равновесия.

Лицензионный порядок во внешней торговле является очень могущественным орудием регулирования спроса на иностранную валюту, а следовательно, и валютных курсов. Подкрепленный разрешительным порядком покупки и перевода за границу иностранной валюты, он действует, если и не безукоризненно, то во всяком случае, с такой силой, которая позволяет выходить из очень серьезных затруднений. Доказательством тому может служить хотя бы валютная политика 1925/26 г. Однако следует прежде всего иметь в виду, что в лицензионной системе допущены некоторые изъятия: они относятся к внешней торговле по восточной границе. Здесь укреплением, отражающим спрос на иностранную валюту, остается, главным образом, валютное законодательство, если только лицензионный барьер не заменяется другими торговыми ограничениями, что не всегда оказывается вполне возможным. Один барьер действует слабее, чем два барьера, и поэтому в сфере тех торговых и валютных отношений, которые относятся к востоку, прорывается торговый спрос на импортные товары и на иностранную валюту, ищущий удовлетворения обходными путями и готовый платить за иностранную валюту выше официального курса.

Однако даже там, где спрос не "прорывается" в обход планового порядка импорта, даже там, где лицензионное и валютное регулирование производится по возможности с исчерпывающей полнотой, нарушение равновесия оказывается возможным, по крайней мере, на время, и существо его обнаруживается в этих случаях в том, что курс начинает играть уже иную роль, чем прежде — он становится расчетной ценой, а не условием равновесия между спросом и предложением.

В той обстановке, которая кратко описана была выше, напор со стороны предприятий, нуждающихся в иностранных товарах, становится чрезвычайно велик. Хозяйственные планы составляются и выполняются не в научной лаборатории. Они чаще отражают какой-нибудь компромисс, чем результат беспристрастных изысканий. Кроме того, в них возможны и просчеты, особенно вероятные тогда, когда стремление к импорту преобладает над спокойным размышлением об его возможных пределах. Лицензионный порядок не мог поэтому предотвратить то, что в 1925/26 г. у импортирующих организаций оказалось гора

здо больше надежд на лицензии, прав на лицензии и даже полученных уже лицензий, чем могло быть реализовано в ближайшие сроки без чрезмерного и нежелательного напряжения валютных ресурсов банковой системы. "Особому валютному совещанию" пришлось тогда сыграть весьма активную, регулирующую роль. В качестве руководства стали составляться валютные планы, предусматривающие вероятные поступления валюты и устанавливающие, кому из импортеров наличные ресурсы будут предоставлены в течение ближайшего промежутка времени. Этим путем удалось избежать платежных затруднений. Во второй половине 1926 г. положение значительно улучшилось и, как мы видели, возобновилось валютное накопление, продолжавшееся и в начале 1927 г., но все же приближение к состоянию равновесия было еще недостаточным для того, чтобы можно было отказаться от порядка распределения валюты по планам. Между тем ясно, что эти распределительные программы означают уже не что иное, как "плановое распределение" того товара, предложение которого недостаточно для удовлетворения платежеспособного и даже надлежаще признанного торгового спроса.

План распределения формально восстанавливает, конечно, равновесие между спросом и предложением. Кто не попадает в план, тот и не предъявляет спроса, и в самом плане расход всегда должен быть покрыт приходом. Но такое равновесие является уже только бухгалтерским, а не рыночньиу. Правда, тут речь идет о таком нарушении равновесия, которое при существовании монополии внешней торговли может быть ликвидировано легче, чем другие его случаи. Стоит усилить лицензионное регулирование или упорядочить его, если механизм стал плохо действовать, и в этих пределах он придет в норму. Но мы вообще не пишем здесь о диспропорциях неустранимых. Что же касается столь легкого, по-видимому, способа преодоления данного случая нарушения равновесия, то следует заметить, что легкость приема получается лишь при сжатии плана, т. е. импорта, а это ведет к тому, что диспропорция лишь несколько перемещается.

Мы имели пока в виду только внешнеторговый и "плановый" или государственно уже признанный спрос, т. е. тот, который основан на утвержденных программах. Но существует еще спрос частного рынка, имеющего в виду не использование валюты для внешней торговли, а ее накопление. Такому спросу принадлежит, конечно, совершенно иное значение, чем спросу импортному. Но о нем приходится упомянуть и в этом месте, потому что объект у обоих один и тот же.

Опыт последнего пятилетия, в течение которого наше денежное обращение пережило многие испытания, показал, что этот спрос существует не при всяких обстоятельствах. Спрос на иностранные банкноты (и золото) зависел от состояния нашей собственной валюты, и в те периоды, когда положение ее упрочивалось или было прочно, частный спрос на иностранную валюту и золото сменялся даже частным предложением ранее накопленных запасов. Как бы ни относиться к вопросу о задачах денежной политики в отношении этого сектора валютного рынка, он представляет интерес в том отношении, что его состояние служит симптомом где-то и в чем-то нарушенного равновесия. Он не

предъявляет совершенно беспричинного спроса на валюту и беспричинно не отдает ее. В системе товарно-денежного хозяйства, где имеются еще миллионы частных хозяйств, его показания заслуживают особенного внимания. В главе IX было отмечено, что с середины г. частный валютный рынок стал обнаруживать спрос на иностранную валюту, превышающий предложение, и что с начала 1926 г. он стал расценивать иностранную валюту и золото выше официального курса. Разрыв курсов есть показатель нарушенного равновесия и должен быть отмечен как одно из тех явлений, которое не ставят серьезные задачи перед денежной политикой.

Третий случай нарушения равновесия в том ряду, отдельные элементы которого мы хотим перечислить, заключается в разрыве между высотой наших товарных цен или покупательной силой червонца и его валютным паритетом. Он переплетается с теми, которые уже описаны, и все они, в сущности, образуют лишь различные стороны или различные последствия одного и того же явления. Цены поднялись на высоту, не соответствующую золотому паритету, и отсюда нерентабельность целого ряда отраслей экспортной торговли.

Об этом несоответствии достаточно говорилось в предшествующих главах, где оно было иллюстрировано цифрами и где показано было время его возникновения и усиления. Здесь нелишне будет прибавить к сказанному лишь следующие замечания.

Средний уровень цен, по которому мы измеряем покупательную силу валюты, образуется как равнодействующая множества экономических сил. Средний уровень слагается из цен товаров, которые вывозятся за границу и которые ниже, чем цены соответствующих продуктов за границей, из цен товаров, которые импортируются из-за границы и которые дороже, чем соответствующие товары иностранного происхождения, и из цен товаров, нейтральных в отношении внешней торговли. Средний уровень цен даже при существовании золотой валюты никогда не бывает одинаков во всех странах. Когда в современных сопоставлениях уровней цен в различных государствах опираются на те индексы, которые строятся на основании цен довоенного времени, то нередко упускают из виду, что и в 1913 г. эти уровни были различны. Истекшее же время настолько изменило все хозяйственные условия, что не может быть ничего неожиданного в том, чтобы и в разницах между уровнями цен также совершился известный сдвиг. Так как хозяйство Советского Союза в течение ряда лет находилось в особенно неблагоприятных условиях в отношении износа и разрушения старого оборудования и в отношении замены его новым, то понятно, что оно имеет цены на промышленные изделия относительно еще более высокие, чем пятнадцать лет назад. В связи с этим оно должно иметь и более значительный, чем в мировом хозяйстве, подъем среднего уровня цен.

Высокие цены могут при всяких условиях рассматриваться как симптом того, что какие-то явления в хозяйстве, лежащие в области оборудования, в области других условий производительности труда, в области промышленной или финансовой организации и т. п.,— небла

гополучны. Но они сами по себе не суть доказательство того, что дело обстоит неблагополучно именно в области денежного обращения. Однако если поднимается общий уровень цен и затрудняется вывоз товаров, т. е. начинает происходить отрыв народного хозяйства от мирового, то корень явления лежит уже несомненно и в условиях денежного обращения, ибо это явление показывает, что эмиссией денег создан внутренний спрос на товары, который исчерпывает предложение, не оставляя излишков для вывоза. При свободных внешних торговых и валютных сношениях такое положение быстро приводит к пассивному внешнему расчетному балансу, к утечке золота и падению курса валюты. А при падении курса экспорт опять становится рентабельным. Но при регулировании курса мероприятиями, описанными выше, и при стабильности курса в результате этих мероприятий, образуется разрыв между курсом и покупательной силой, который превращается в длительную диспропорцию с отмеченными уже ее последствиями.

Другие случаи нарушения равновесия, к которым мы теперь перейдем, также стоят в теснейшей связи с состоянием денежного обращения. Необходимо отметить расхождение между оптовыми и розничными ценами, а также расхождение между ценами в государственно-кооперативной торговле и ценами в частной торговле, или, другими словами, существование в стране двойного уровня цен. В главе VIII, характеризуя нашу денежную систему, мы отмечали, что двойной уровень цен в наших условиях возможен. В известный момент он оказался не только возможным, но и действительно существующим. Полное единообразие цен вообще едва ли может и едва ли должно обязательно иметь место. Но то расхождение цен, которое стало наблюдаться уже к осени 1924 г. и возросло в 1925/26 г., представляет собой явление настолько крупное, что его необходимо включить в описываемый ряд. Эта диспропорция относится, главным образом, к промышленным изделиям, но она существует и в отношении продуктов сельского хозяйства.

Индекс промышленных изделий в 1925 г. достиг своей низшей точки в течение лета, и мы поэтому приведем цифры, характеризующие эволюцию от лета 1925 г. до весны 1927 г.

Индексы, приведенные в нашей таблице, мало сравнимы как по методам обработки материала, так и по номенклатуре товаров. На основании этих данных нельзя поэтому судить о том, насколько розничные цены выше оптовых. Они не показывают действительных размеров так называемых оптовых накидок. Но они достаточны для того, чтобы обнаружить, насколько различны результаты движения оптовых и розничных цен в течение описываемого периода. Если розничные цены повышались быстрее оптовых, то это значит, что дистанция между теми и другими возросла. Образование этой возросшей дистанции относится главным образом к первой половине 1925/26 г., но цифры показывают, что движение цен после этого не возвратило их к тому соотношению уровней, на котором они стояли в исходный момент, и что расхождение к апрелю 1927 г. даже усилилось.

Столь же отчетливо цифры обнаруживают те сдвиги, которые произошли в соотношениях между ценами в кооперативной и в частной торговле, причем и здесь следует обращать внимание лишь на тенденции движения цен, так как непосредственно друг с другом частные и кооперативные цены мало сопоставимы (в некоторых случаях явно учитываются различные сорта товаров). Данные, приведенные ниже (см. табл.), относятся только к Москве и исчислены Конъюнктурным институтом.

Снижение кооперативных цен свидетельствует отчасти о том, что кооперативная сеть ныне строже придерживается в Москве установленных накидок, чем раньше. Частные цены ориентировались по состоянию спроса и все более отклонялись от кооперативных цен. Для некоторых товаров отклонения эти стали огромны.

Многие из тех несоответствий, или диспропорций, которые отмечены выше, значительно смягчились в течение второй половины 1926 и первой половины 1927 гг., когда состояние денежного обращения постепенно

улучшилось, бестоварье сократилось и покупательная сила валюты укрепилась. Но цифры показывают, что, несмотря на это, равновесие к лету 1927 г. не было восстановлено, а в замечаниях, сделанных в предыдущей главе, было указано, что в середине 1927 г. процесс восстановления равновесия снова приостановился.

Едва ли нужно повторять здесь, почему все эти случаи нарушения равновесия причиняют народному хозяйству значительные неудобства и даже существенный ущерб. Но необходимо выяснить, какие задачи денежной политики вытекают из них.

Задачи заключаются прежде всего в устранении двойственности цен, т. е. разрыва между уровнем товарных цен и курса, разрыва между ценами оптовыми и розничными, заготовительными и продажными, кооперативными и частными. Эти задачи могут быть разрешены двумя способами. Начнем с изложения того метода, который представляется нам неправильным.

Он заключается в повышении отпускных цен государственных трестов и синдикатов, в поднятии розничных цен в кооперации и в снижении курса червонца. Мотивы в пользу этого метода высказываются разные, и те, которые мы формулируем ниже, не принадлежат какому-либо отдельному автору, а исходят от разных представителей этого направления, сходящихся не во всех своих взглядах. В повышении цен видят способ укрепить финансовое положение государственной промышленности, усилить тем самым ресурсы, идущие на капитальное строительство, прекратить спекулятивную торговлю продуктами государственного производства, уничтожить указанный источник накопления частного торгового капитала. Что касается вопроса о снижении курса червонца, т. е. о повышении курсов золотых валют, то мотивом в защиту этого предложения служит несоответствие между покупательной силой и курсом червонца и необходимость усиления вывоза путем создания для экспортной торговли более благоприятного соотношения внешних и внутренних цен.

Что означал бы однако в современной обстановке метод повышения цен? Укрепление финансового положения государственной промышленности произошло бы не в такой степени, которая окупила бы издержки по проведению этого метода в жизнь. За повышение цен государство должно было бы компенсировать рабочих, но не только их одних. Оно должно было бы также компенсировать крестьянство, т. е. повысить и заготовительные цены на сырье и хлеб. Повышение заработной платы поглотило бы, может быть, не весь излишек валовой выручки, который создался бы вследствие повышения отпускных цен у предприятий, производящих "недостаточные" товары. Но не все предприятия производят такие товары, а поднять заработную плату должны были бы все. Это заставило бы повысить цены и на тех участках товарного рынка, где в настоящее время равновесие не нарушено. Но общий рост цен означает углубление того разрыва, который имеется между курсом и покупательной силой рубля, и он несовместим с поддержанием золотого паритета червонца. Отсюда следует, что речь ^лжна идти вслед за мероприятиями по повышению цен или одново ;менно с ними, о снижении курса червонца.

Вопрос, вести ли покупательную силу червонца к его курсу путем ее повышения или же вести курс червонца к его нынешней покупательной силе путем его снижения, и образует кардинальную проблему денежной политики Союза с 1925 г.

Вопрос о том, на каком уровне цен и курсов следует искать того равновесия, которое является необходимой принадлежностью нормально функционирующей системы товарно-денежного хозяйства, должен разрешаться тем, какие сдвиги народное хозяйство переживет безболезненней, и тем, какие мероприятия потребуют наименьшей ломки в хозяйственной жизни. Полтора года назад (когда предложение об изменении курса выдвигалось особенно настойчиво) при тревожном состоянии денежного обращения полный перелом в области валютной политики (а частичный перелом в марте 1926 г., как мы видели в главе IX, пришлось допустить) мог иметь для молодой валюты очень опасные последствия. Но и после этого не исчезли те вредные последствия, которые были бы связаны с изменением основного принципа валютной политики.

Изменение курса червонца не было бы изменением цены одного товара — иностранной валюты — и приведением ее в соответствие со всеми остальными ныне существующими ценами. Остальные цены стоят уже на разных уровнях. Те, которые расположены на более низких уровнях, близких уже теперь к соответствию с паритетным курсом, должны были бы быть повышены. Но повышение должно было бы распространиться и на остальные цены, ибо изменение официального курса повлекло бы за собой рост цен на все импортные товары, оплачиваемые иностранной валютой, и на все экспортные товары, за которые страна получает плату иностранной валютой. Желательностью повышения этих последних цен, главным образом, и мотивируется обычно предложение об изменении курса червонца. Речь, таким образом, шла бы не о пересмотре одной цены, а о пересмотре всех цен. При пересмотре всего уровня цен и всех калькуляций в сторону повышения пришлось бы расширить банковые кредиты всем предприятиям за счет новой эмиссии. Предвидеть в таких условиях, на каком уровне цен и при каком курсе удалось бы остановить начавшееся движение и установить новое равновесие, представляется делом невозможным. Страна утратила бы доверие к своим деньгам, и должна была бы войти на ^время в новую более или менее продолжительную полосу падающей валюты, и пережить многие из тех затруднений и потрясений, которые ей знакомы по не давнему прошлому, с тем чтобы к концу этого неопределенного периода установилось соответствие между покупательной силой и курсом валюты на новом уровне, которого сейчас никто не в состоянии предсказать. Денежная политика не должна ставить себе такую задачу. Такая перспектива открылась бы с неизбежностью только в том случае, если бы после длительных усилий совершенно безнадежным оказался другой путь.

Этот другой путь, пока еще возможный и более целесообразный, заключается в унификации всех уровней товарных цен ив снижении их в той мере, которая определяется официальным курсом- червонца, после

чего этот курс сам собой снова станет не только официальным, но и общим для всех участков валютного рынка. Это может оказаться делом длительным, но постепенное разрешение задачи в этом направлении представляет гораздо более надежный способ оздоровления денежного обращения, чем ломка курса и неизбежное тогда ориентирование денежной политики в сторону повышения цен, которому не поставлено и не может быть поставлено определенных границ. После всего изложенного в предыдущих главах нет надобности доказывать, что эта задача может быть разрешена лишь при наличии хозяйственных планов, построенных в пределах реальных ресурсов страны и при проведении осторожной и сдержанной кредитной политики.

Если налицо будут симптомы того, что такой процесс оздоровления достаточно успешно и вполне твердо продвигается вперед, можно будет выдвинуть и некоторые частные задачи, оставшиеся до сих пор неразрешенными. Эти задачи касаются, главным образом, формального объединения двух самостоятельных эмиссий — банковой и казначейской. Они могут быть разрешены сразу или в порядке властных мероприятий. Несомненно, что целью является превращение всей эмиссии бумажных денег в эмиссию банковую. Вопрос о том, как такое слияние будет со временем осуществлено, не представляет в настоящее время большого интереса.

Не менее крупную задачу, чем действительное снижение цен, составляет увеличение золотых резервов Государственного банка. В 1924/25 хозяйственном году Союз имел пассивный, внешний расчетный баланс вследствие неурожая, а в 1925/26 г. он имел его вследствие кредитной экспансии, описанной в предыдущей главе. В первую половину 1926/27 г. имело место накопление валютных резервов. К началу лета 1927 г. оно вновь приостановилось. Стране необходимо во что бы то ни стало, чтобы оно было возобновлено, и задачей денежной политики является постепенное увеличение валютно-импортных запасов в несколько раз.

Достаточно ли будет создать крупные металлические и валютные резервы и установить твердую бумажную валюту с курсом, действительно соответствующим соотношению между спросом и предложением, и с уровнем товарных цен, соответствующим курсу, или же со временем придется поставить вопрос о выпуске золота в обращение, будет зависеть от многих внутренне-хозяйственных и внешне-хозяйственных условий и, в частности, от практики других стран в этом отношении. Ставить эту проблему было бы преждевременно. Сказать, что она не будет поставлена, было бы рискованно.

Задачи нашей денежной политики заключаются, таким образом, в установлении того равновесия в области цен, которое является условием ликвидации бестоварья и развития экспорта, а также в накоплении золотых запасов для укрепления денежной системы, для упрочения хозяйственного положения страны на мировом рынке и для создания общих материальных резервов государства в наиболее ликвидной их форме. Мероприятия в этой области в обстановке товарно-денежного хозяйства должны опираться на сдержанную и очень осторожную кредит-

но-денежную политику, ибо только при этом условии задача может быть разрешена.

Но как ни тесно связаны те хозяйственные перебои, которые страна пережила в 1925/26 г. и не изжила до сих пор, с условиями денежного обращения и с направлением кредитно-денежной политики, мы не хотели бы, чтобы создалось впечатление, что правильную денежную политику мы считаем панацеей от всех зол и способом разрешения всех хозяйственных затруднений. Чем ближе денежная политика подошла бы к разрешению своих задач, тем яснее стало бы, что она не всесильна. Если бы с цен на промышленные товары снят был инфляционный налет, тогда еще отчетливее, чем сейчас, обнаружилось бы, что одни высоки вследствие большой себестоимости промышленных изделий и что в деле установления соответствия между ценами на продукты промышленности и сельского хозяйства — в одном из важнейших дел всей экономической политики — достигнута грань, дальше которой можно пойти только при помощи методов политики производственной и торговой. Это сознается и учитывается уже теперь, но это приобретет еще большее значение тогда, когда денежная политика разрешит свои задачи. Вопросы рационализации производства, повышения производительности труда, развития экспортных отраслей народного хозяйства и сельского хозяйства в качестве основной из них, тогда еще яснее выступят в качестве главнейших проблем экономической политики. Но задача денежной политики в том и заключается, чтобы денежное обращение было построено так, чтобы страна не замечала связанных с ним проблем, как здоровый человек не замечает своего здоровья. Тогда основные вопросы в области производства и распределения не затушевываются несовершенствами денежной системы и могут быть проанализированы и поставлены во всей чистоте.