ВЛАСТЬ И ПОДДАННЫЕ

В Петербурге на Невском проспекте в 1909 г. установили конную статую царя Александра III. Ее гранитный пьедестал велик, как глыба из египетской пирамиды. Конь напоминает носорога — тяжелый, длинный телом, с короткими ногами, широко расставленными для поддержания тяжеловесного всадника.

ИЗ ДИНАСТИИ РОМАНОВЫХ

Царствующее семейство ничем особым не отличалось от прочих королевских домов Европы. Помимо 7 млн десятин удельных земель, Романовы владели десятками предприятий: тут и богатейшие Нерчин- ские золотые прииски, и махонький стекольный заводик, предприятия винокуренные и чугунолитейные, Боржомские минеральные воды и лесопилки. Среди великих князей и княгинь встречались люди разные: истово-набожные и циники, скромные аскеты и развратные пьяницы- гуляки, высокообразованные ученые, талантливые поэты и грубые солдафоны. Их императорские высочества служили генералами, числились в Комитете министров, заседали в Государственном совете, возглавляли

академии, занимались благотворительностью. Иногда, как шеф флота великий князь Алексей Александрович, могли присвоить пару миллионов казенных денег, отпущенных на строительство броненосцев. Иной раз — похитить фамильные драгоценности и подарить их любовнице. А порой жертвовали собственные средства на раненых, госпитали, больницы, монастыри. Подавляющее большинство членов царской фамилии нисколько не сомневалось в божественном происхождении собственной власти и соглашалось с великим князем Николаем Николаевичем в том, что нынешний государь — не человек и не бог, а нечто среднее.

Восемнадцатый и последний царь династии, Николай Александрович (1894-1917) вступил на престол против своего желания, будучи совершенно неподготовленным. Впрочем, по словам Витте, Николай II превосходил своего отца Александра III (человека «ниже среднего ума, ниже средних способностей и ниже среднего образования») и обладал «средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства». Он не был глупым, грубым, злым. Очень добрый и чрезвычайно воспитанный, весьма самолюбивый и манерный, сочетавший в себе мистицизм, хитрость, коварство, этот обыкновенный гвардейский офицер[284], видимо, был начисто лишен чувства юмора, если в анкете переписи 1897 г. на вопрос о звании ответил «Первый дворянин», а в графе «род занятий» написал: «Хозяин земли русской»[285].

Государь знал несколько иностранных языков. Прочитывал в месяц до двадцати книг, но особым кругозором не отличался. Ему нравились скачки, велосипедные и пешие прогулки, военные парады. Он обладал тремя несомненными талантами: замечательно ловко колол и пилил дрова, прекрасно фотографировал, отменно стрелял. Будучи высшим чиновником Империи, Николай II ежедневно приходил «на службу» в половине десятого утра и работал до двух часов дня. Бумаги, резолюции, доклады министров, заседания... Порой казалось, что он оказывался пешкой в руках различных придворных группировок. Выслушав одного советника, царь соглашался с ним, а буквально через несколько минут, приняв другого, поддерживал, как решали многие, прямо противоположное. Объясняли подобное поведение бесхарактерностью. Тем не менее, император знал, что делал.

Он не любил «сшибок», столкновений. Но был невероятно упрям и, раз зафиксировавшись на чем-то, не уступал даже очень сильному давлению, демонстрируя полнейшую неспособность к маневру. Веруя в божественное происхождение своей власти, государь не собирался жертвовать даже малостью ее. Идеал Николая не нов: не трогать ни части, ни целого, а там, даст бог, проживем. Поэтому царь не жаловал прежде всего тех, кто пытался ему диктовать свою волю или кому он был чем-то обязан.

Гессен-Дармштадтскую принцессу Алике звали в России Александрой Федоровной, считали немкой и не любили. Надменная и холодная на людях, она редко улыбалась. В Европе шутили, что впервые ее сумел рассмешить обворожительный весельчак британский король Эдуард VII в 1908 г. Было от чего грустить. У царской четы родились четыре девочки, но долгожданного наследника все не было. Наконец, в 1904 г. родился царевич Алексей. Он страдал несвертываемостью крови, любая царапина могла оказаться смертельной. Царица, окружавшая себя юродивыми, ясновидящими, целителями, нашла человека, которого сегодня назвали бы экстрасенсом. Бывший конокрад Григорий Распутин умел «заговаривать кровь» и удачно снимал стрессы у нервной государыни. Он убедил ее в том, что, пока жив он сам, будет жить и наследник. Александра Федоровна создала себе культ мифического русского народа, который питал, по ее мнению, безграничную любовь к монархии. «Наш Друг» (так императрица именовала Распутина) играл в ее «творчестве» не последнюю роль. В идеальном образе народной монархии, порожденном мистическим сознанием царицы, отсутствовали всякие посредники и средние слои между государем, царской фамилией и народом. Она верила, что в России все происходит именно так, как ей представляется, и видела свою миссию в том, чтобы сохранить в неприкосновенности атрибуты самодержавия до того момента, когда наследник взойдет на трон. Императрицу считали «единственным мужчиной в семье» (кроме великого князя Николая Николаевича, человека решительного, грубоватого и ненавидимого государыней, — она боялась, что «Николашка» отнимет престол у Алексея). О некоторых ее качествах Вы можете судить по цитатам из писем мужу: «Тебя должны бояться; Покажи, что ты хозяин; Ты владыка, ты хозяин в России, помни это; Мы

не конституционная монархия, слава Богу; Будь львом...

Они жили иллюзиями. Видели мир таким, каким он им казался. Когда же действительность расходилась с представлениями о ней, ее... игнорировали.

В мае 1896 г. в Москве проходили торжества в связи с коронацией Николая II. Всем руководил дядя царя — великий князь Сергей Александрович, московский генерал-губернатор. На Ходынском поле предполагалась раздача подарков. Собралось до полумиллиона человек. Места занимали с ночи, и когда утром 18 мая стали одаривать народ, началась ужасная давка. Забыв обо всем, люди пытались вырваться из толпы. Но выхода не было. Упавших на землю затаптывали. Задавленные мертвецы, устоявшие на ногах, продолжали движение вместе с обезумевшей массой. На руки поднимали детей. Они бежали по плечам, головам, срывались, падали. Над полем клубился предсмертный вой. Люди задыхались от нехватки воздуха.

Пострадало до 3 тыс. человек, почти половина из них — задавлены до смерти. Трупы вывозили телегами. По городу брели оборванные, окровавленные «счастливцы» с дикими глазами...

А у французского посла давали бал. Ужин сервировали на серебре, присланном из Версаля. Благоухали сто тысяч свежих роз, выписанных из Прованса. Государь, вспоминал Витте, был скучен — катастрофа произвела на него сильное впечатление. Но решили ее как бы не признавать, с нею не считаться. Танцевали кадриль, веселились.

Сергею Александровичу государь объявил благодарность за образцовую подготовку и проведение торжеств, обошедшихся казне в 100 млн рублей. Это в три раза больше затрат на народное просвещение, произведенных в том году. Кое-что перепало и пострадавшим: тысяча бутылок вина в больницы, а осиротевшим семьям по 50-100 рублей. Отыскали и виновного — обер-полицмейстера столицы, которого отправили на пенсию с содержанием 3 тыс. рублей в год.

С того времени государя прозвали Кровавым. «Дай Бог, чтобы следующий, 1897 год прошел бы так же благополучно, как этот», — запишет в дневнике Николай Александрович в декабре 1896 г.

Витте полагал, что император вел страну «в сторону регресса» 80-х гг. XIX в.[287]. Сам Сергей Юльевич видел выход в монархии, ограниченной выборными общественными элементами (правда, писал он об этом после своей отставки, в мемуарах, не предназначенных для печати). Биограф Николая II — А. Н. Боханов на исходе XX в. уверял, что хотя век назад «исторические возможности монархического авторитаризма подходили к концу», однако, поскольку самодержавие и Россия в представлении царя были неразрывны, фактически ничего изменить было нельзя (сам историк подчеркивает, что мнение государя подтвердилось в 1917 г., когда с падением монархии настал конец и России)[288]. А что по этому поводу думаете Вы?