ВЕЛИЧАЙШИЙ МИФ

Эта война все еще живет в России. Она застряла осколками в отце одного из нас. Она — не только в отцовских орденах и медалях. Рядом с ними — три похоронки на отца, которые получила бабушка.

В 1939-1941 гг. Сталин и Молотов, обвинив Великобританию и Францию в развязывании мировой войны и объявив войну против гитлеризма преступной, вместе с Гитлером делили мир. СССР, исключенный из Лиги Наций за агрессию против Финляндии, в начале года оказался на грани войны с Западом. А весной 1940 г. советские руководители, по словам У. Черчилля, с каменным спокойствием наблюдали за крушением фронта во Франции. Того фронта, открытие которого Сталин будет клянчить в 1941-1943 гг. Это СССР с 22 июня года, сам того не желая, стал вторым фронтом в Европе, где целый год Англия в одиночку противостояла фашизму. Вы хотя бы знаете, что Гитлер бросил в воздушную битву за Англию более 2,5 тыс. самолетов, из которых потерял 1,7 тыс.? Вы задумывались о последствиях использования этих самолетов и пилотов на Востоке, если бы они не были уничтожены, а уцелели? А ведь Британия, кроме того, вела подводную войну на северных морях и в Атлантике, потопила треть итальянских ВМС в Средиземном море. Мировая война — битва коалиций. И на первом этапе СССР оказался в фашистской коалиции. У Сталина было свое «мы». Он и после 1945 г., по свидетельству дочери, все вздыхал: «Эх, с немцами мы были бы непобедимы». В 1949 г., обращаясь к руководителям социалистической Германии, Генералиссимус настаивал: опыт последней войны показал, что «германский и советский народы» «обладают наибольшими потенциями в Европе для свершения больших акций мирового значения»1.

Конечно, типологическое единство (поздняя модернизация, тоталитаристские тенденции, личности вождей, а что еще?) «затягивало» СССР в союз с Антикоминтерновским пактом, при всех идеологических различиях.

Цит. по: Геллер М. Я., Некрич А. М. Утопия у власти. М.: МИК, 2000.

С. 453.

голову перед павшими всех армий. Но мы не звали к себе тех немцев, итальянцев, румын, венгров, финнов. Для нас их Новый порядок был не лучше старого, сталинского.

Война человечества против фашизма — справедливая. И такой она была для всех, независимо оттого, кто, когда и при каких обстоятельствах встал на сторону человечества. При неоспоримой научной значимости вопроса о том, собирался ли Сталин нападать на Гитлера летом г., очевидно, что эта проблема носит второстепенный характер.

Ясно, что справедливость целей — не гарантия победы. Поговорим о гарантиях. ВВП главных участников двух коалиций в 1941 г. составлял (в сопоставимых ценах 1985 г. в миллиардах долларов) 1556 у США, СССР и Великобритании (1001, 297, 258 соответственно) и 545 у Германии, Японии и Италии (290, 141, 114 соответственно). Показатели 1944 г:. 2082 (1522, 300, 260) против 527 (308, 136, 83) соответственно, Обратите внимание, каково соотношение общей экономической мощи Объединенных наций и стран Оси в 1941 г. и в 1944 г. А каково оно для Германии и СССР? Между тем, Германия воевала не только на Востоке. Были еще Северная Африка, Средиземное и северные моря, Балканы и Италия, Атлантика и Франция, тогда как СССР держал лишь свой фронт! Кстати, скачок с минимума (227) в г. советской экономике удалось совершить именно в 1943-1944 годах, на которые приходится максимум поставок по ленд-лизу. Не забывайте: за годы войны США и Великобритания произвели вооружения в семь раз больше, чем Германия, Япония и Италия, вместе взятые. При этом М. Харрисон делает отнюдь не парадоксальный вывод, свидетельствующий совсем не о превосходстве «советского экономического строя»: «Влияние войны на советскую экономику больше соответствовало опыту побежденных стран, нежели опыту победителей, Великобритании или США»1.

Экономический, военный потенциал человечества в несколько раз, а его людские ресурсы — в десятки раз превосходили возмож-

Harrison М. Accounting for War. P. 124, 167, The Economic Transformation of the Soviet Union. 1913-1945. Ed. by R. W. Davies, M. Harrison, S. G. Weatcroft. Cambridge, 1994. P. 242.

ности фашистской коалиции и без участия СССР в войне. Так или нет? Рыночная экономика продемонстрировала гигантские возможности и колоссальную гибкость? Допустим.

Куда сложнее разобраться с данными о военном производстве. Официально СССР в 1942-1944 гг. ежемесячно выпускал 2 тыс. танков, 2 тыс. самолетов (в 1944 г. даже 3 тыс.), свыше 10 тыс. орудий. Показатели Германии в 1,5-2 раза ниже, кроме рекордного 1944 г., когда немецкая промышленность приблизилась к советским объемам производства вооружений, хотя и не превзошла их[335]. Но, как Вы знаете, сложная система фальсификаций, приписок, сдачи и приемки бракованной продукции — неотъемлемая и органичная часть отечественной экономики. Даже самое осторожное снижение официальных данных на треть приведет к их итоговому уравнению с выпуском оружия в Германии. Б. В. Соколов идет еще дальше. Его расчеты производства алюминия, броневой стали и трудозатрат свидетельствуют в пользу завышения показателей отечественного производства самолетов и танков как «минимум в два раза за счет сознательного завышения отчетности еще в военные годы»[336]. Если это так, то и западные поставки вооружения составят не 10-15 % от нашего производства, а гораздо больше.

Кроме того, учтите, что за годы войны Германия спустила на воду 1151 боевой корабль основных классов, а СССР — лишь 70. Немецкая промышленность наладила массовое производство принципиально новой техники, разработанной в 1941-1944 гг.: реактивных истребителей (выпущено 0,9 тыс. штук), ракет ФАУ (свыше 27 тыс.), тяжелых и сверхтяжелых танков, самоходных орудий, океанских подводных лодок

и т.

Самый очевидный, впрочем, столь же игнорируемый, как и рассмотренный только что, аспект коалиционности - наличие множества театров военных действий. Со сталинских времен в нашей историографии закрепился тезис: СССР вынес всю тяжесть войны с фашистской Германией на своих плечах и внес решающий вклад в разгром фашизма в Европе и милитаризма в Азии. Разве не «на бескрайних равнинах России» погибла большая часть вермахта? Значит ли это, однако, что не западные демократии, а социализм «сломал хребет фашистскому зверю», освободил почти всю Европу от коричневой чумы? Мы дума

ем, что бессмысленно искать главный фронт мировой войны, так как для этого нет ясных критериев.

и 12 % морских сил. Но бомбардировки Германии англо-американской авиацией, в ходе которых союзники поднимали в воздух ежедневно до тыс. четырехмоторных бомбардировщиков, обрушивавших на немцев 35 тыс. тонн смертоносного груза, заставляли держать на Западе 10 тыс. стволов зенитных орудий и лучших летчиков люфтваффе. Только два месяца налетов в 1944 г. привели к падению производства шарикоподшипников на 30 %, что резко снизило производство танков и поставило его под угрозу прекращения1. И когда все эти факторы (другие Вы назовете самостоятельно) соединились, уже ничто не могло остановить, как назвал кто-то из немецких генералов, наводнение из глубин Азии, начавшееся на Востоке в 1944 г.

Поэтому мы предлагаем Вам признать: советские солдаты в Восточной и Центральной Европе, китайцы, англичане и французы в Азии, партизаны в Европе и Азии, англичане и американцы в Северной Африке и водах Атлантики, американцы на Тихом океане — все внесли свой решающий вклад и все вместе победили. Конечно, 60 лет назад, когда идея единства человечества (единства в многообразии) еще только распространялась, это могли понять и принять немногие. Но теперь, кажется, настало время? Но что же Система?! Она победила вместе с остальными, но масштабы ее заслуг далеко не очевидны, мягко говоря. Кто измерит, на сколько затянуло войну советское сотрудничество с нацизмом в 1939-1941 гг., преступные, с точки зрения международного права, сталинские имперские захваты независимых стран, бывших колоний Российской империи? Как оценить значение поражений, понесенных Красной Армией по вине ее Самодержавнейшего из Самодержавнейших верховных главнокомандующих, который, по словам маршала Жукова, как был, так и остался всю жизнь штафиркой, т. е. ничего не смыслившим в военном деле гражданским человеком, случайно попавшим на военную службу? Как замечал один из ведущих советских исследователей войны, «многие авторитарные решения Сталина фактически способствовали противнику», а «советским людям приходилось воевать не только против внешнего врага, но и внутреннего — сталинизма и его носителей»2. О каком превосходстве «лучшего в мире» политического строя можно рассуждать, если ВКП(б) и советы

История Второй мировой войны. Т. 9. М., 1978. С. 531-533. Т. 7. М., 1976. С. 111-112. Шпеер А. Воспоминания. Смоленск-Москва: Русич-Прогресс, 1997. С. 382, 487, 392.

Мерцалов А. Миф о великом стратеге// Социалистическая индустрия. 15 мая.

перестали существовать как институты? Что это за правящая партия, которая не могла созвать не то что съезд, но даже пленум ЦК, а вместо ее политбюро собирались пятерки, семерки, а чаще всего —двойки? Патриотизм солдат, людей земли по преимуществу, вытягивавших, в смертном надрыве, на своем хребту страну из той пропасти, в которую она едва не свалилась благодаря сталинскому руководству, понятен. Как понятно им было и то, что защищают они землю свою, баб своих и ребятишек. Но коммунистическая идеология здесь ни при чем. Союзное государство, лишившееся б из 16 союзных республик, НАСЕЛЕНИЕ КОТОРЫХ ВСТРЕЧАЛО ФАШИСТОВ КАК ОСВОБОДИТЕЛЕЙ, государство, обвинившее целые народы в измене, государство, пленные солдаты которого образовали почти миллионную многонациональную армию, готовую сражаться против собственного правительства, не имеет права претендовать на звание прочного оплота дружбы народов. Поэтому, полагаем мы, СССР и государство со своей Системой в том виде, в каком они существовали с конца 30-х годов, сами по себе войну проиграли бы, а одержать победу были неспособны в силу органических пороков Системы. Но, может быть, Система спасла нас (и человечество!) от поражения в 1941-1942 гг.? Вероятно, это два разных вопроса — о победе и не-поражении.

Семен Гудзенко, поэт-фронтовик, 19-летним ушедший на фронт и умерший от ран чуть старше 30 лет, писал в 1942 г.: «Будь проклят, сорок первый год, ты — вмерзшая в снега пехота!». Поверим ощущениям рядового бойца. Проклятый год... Не будем ввязываться в дискуссии по поводу потерь первого военного полугодия. Возьмем официальные (бесспорно, заниженные) данные. Безвозвратные потери Красной Армии: 3,1 млн человек (убитые, умершие от ран и болезней, пропавшие без вести и попавшие в плен). Санитарные потери (раненые, контуженные и т. п., оказавшиеся в госпиталях): 2,1 млн солдат и офицеров. Вся Красная Армия перед войной насчитывала 4,8 млн человек. Уничтожено наших танков 20,5 тыс. штук (имелось к лету 1941 г. 22,6 тыс.). Из 20 тыс. боевых самолетов потеряно 18 тыс. Потери по орудиям — примерно в той же пропорции1. Почти половина потерь — до октября, т. е. до битвы за Москву, за два с небольшим месяца, в течение которых были уничтожены три Западных, ЮгоЗападный и Северо-Западный фронты. Перестали существовать все

Россия и СССР в войнах XX века. Статистическое исследование. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. С. 219, 241, 250, 473-475.

силы, сосредоточенные Красной Армией в западных военных округах. К середине октября, пройдя более тысячи километров, вермахт оказался в 20 км от Кремля. На северо-западе был полностью блокирован Ленинград, а на юго-западе немецкие танки приближались к низовьям Дона. Система рухнула на всем оккупированном пространстве с такой быстротой, что, казалось, ее и не было вовсе. И это при том, что вермахт наступал на численно превосходящего противника, уступая Красной Армии на театре военных действий по танкам в 3,5-4 раза, по авиации — не менее чем в 2 раза. Вероятно, Вы бы согласились с Гитлером, который не сомневался: Сталин войну практически проиграл, а «русские» не смогут восстановить свои разгромленные танковые силы и авиацию. Думаем, Вы не сомневаетесь и в том, что Система сделала все возможное для подобного развития событий. Уточним: половина командармов накануне войны занимала свои должности менее трех месяцев и еще 15 % — от трех до шести месяцев, среди командиров корпусов эти показатели составляли 20 и 29 %, среди комдивов — 20 и 30 % соответственно. Добавьте сюда 21-27 % тех, кто командовал своими частями более полугода, но менее года. 90 % командиров авиадивизий и все командиры авиакорпусов служили в этом качестве менее полугода[337]. Не могла такая армия ни наступать, ни обороняться. Но и ее не стало. Напоминать ли о трагедии весны-лета 1942 г.? Очевидно, что ни «гениальность и твердость» Сталина, ни «руководящая и вдохновляющая роль коммунистической партии», ни репрессии против генералов, не удержавших фронт, ни заградительные отряды с пулеметами против отступающих солдат, т. е. «системные» средства, не спасали, да и не могли спасти положение. Тогда что же?

Во-первых, огромная территория. Площадь СССР — 22 млн кв. км. (Германии с Австрией — 0,6 млн, Франции — 0,5 млн). Как Вы помните, в недрах этих бескрайних просторов находились все необходимые для войны ресурсы. Простой пример: основной источник горючего для Германии — месторождения нефти в Румынии, а в СССР имелось и «второе Баку» (Вы знаете, где?). Нам было что защищать и куда отступать. Париж лежал от франко-германской границы примерно на том же расстоянии, что и Минск — от советско-германской. В 1941 г. немцы заняли столицу Белоруссии через неделю после начала войны. Если бы французы в мае 1940 г. отступали столь же стремительно, то вместо того, чтобы через месяц боев сдать Париж, они должны были

обороняться на... испанских склонах Пиренеев. По логике Сталина, следует сказать: французская демократия продемонстрировала куда большую прочность, чем «наш советский политический строй», а Франция потерпела военное поражение из-за отсутствия второго фронта в Европе.

Полевые уставы вермахта предусматривали продвижение наступающих частей по 30-35 км в сутки. В соответствии с этим войска обеспечивались горючим, боеприпасами и т. п. Темпы германского наступления как в 1941, так и в 1942 г., достигая 70 км в сутки, ограничивались отсутствием горючего и безбрежными пространствами, открывавшимися впереди. При этом по мере продвижения вермахта вглубь СССР ширина фронта увеличивалась, растягивая и разрывая коммуникации агрессора. Оккупанты испытывали постоянную нехватку людей для контроля над «покоренными землями на Востоке». В результате в немецком тылу существовали гигантские и совершенно свободные от новой и от старой власти районы.

Во-вторых, наша Родина обладает специфическими природно-климатическими условиями. Еще перед войной германское командование, планируя войну в России, отдавало себе отчет в том, что союзниками Красной Армии являются просторы страны и бездорожье. Генерал Г. Гудериан, командовавший танковой группой (армией), наступавшей на Москву через Минск, вспоминал: летом 1941 г. его танкисты страдали от жары, мух и пыли, которая забивала моторы, выводила из строя машины и автоматы1. Летом у нас жарко. Помните пушкинское: «О лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной, не комары да мухи!»? Дороги в это время — пыльные полосы. Весной и осенью они становятся водными и грязевыми преградами для транспорта и пеших путников, проливные дожди превращают наши равнины в сплошное болото. Только в короткие периоды конца весны — начала лета, конца осени — начала зимы они относительно надежны. И хотя в мае Гитлер, отвлеченный операцией в Югославии, не смог начать вторжение, но он собирался завершить кампанию на Востоке до холодов 1941 г.

Поэтому теплое обмундирование имелось лишь у 20 % солдат, которых предполагали оставить в России на зиму. Каждый десятый немецкий солдат был водителем транспортного средства, каждый

12-15-й вооружен автоматом. Вся эта германская техника, утопая в грязи, с трудом продвигалась, постоянно останавливалась и отказывала. Осенью 1941 г. даже горючее для автомашин приходилось доставлять самолетами. И это в тот момент, когда, по словам Жукова, командовавшего обороной Москвы, все пути на столицу были открыты. Зимой, при морозе ниже 20 градусов по Цельсию, вермахт вмерз в снега России. Застыли моторы занесенных по самую крышу машин, мертвые танки превратились в холодильники, замерзла смазка на оружии1.

Обычно наша историография оправдывает поражения Красной Армии в войне с Финляндией тем, что финны были привычны к своим морозам, а нашим бойцам, переброшенным с Украины, не хватало теплого обмундирования, не умели они, выросшие «среди долины ровныя», сражаться в лесах и болотах. Но ведь и солдаты вермахта, привыкшие к мягкому климату Центральной Европы, пришли из иной климатической зоны. Здесь средняя температура января редко опускается ниже нуля, средняя температура самого жаркого месяца — июля — не поднимается выше 20 градусов. Если Вам случалось стоять зимой в карауле «на часах», ходить на лыжах при морозе ниже 10 градусов или просто брести в открытом поле часа два при встречном ветре с северо-востока при температуре градусов в 15, Вы вряд ли скажете, что все это — пустяки. А ведь в начале января 1942 г. морозы стояли 30-градусные. В 1939-1940 гг. немцы воевали в Европе, насыщенной отличными дорогами, и только летом. Это Пушкин написал: «Здоровью моему полезен русский холод», а не Гете или Гейне. Это наши мужики, привычные и к тяжелому труду, и к суровому климату, месили свою грязь. Это был их мороз в их стране. В 1941, 1942, 1943 гг. на «бесконечные просторы русских снежных равнин, где ледяной ветер мгновенно заметал всякие следы, а снег не таял по полгода» (Гудери- ан), с ужасом смотрели незакрывающимися глазами тысячи немцев и итальянцев: у них отпали обмороженные веки.

И тут логично перейти к третьему (столь же объективному, как и предыдущие) фактору — демографическому. После войны Сталин любил собирать у себя на даче военных, играл с ними в городки, праздновал победу, беседовал. Как-то Генералиссимус спросил начальника Генерального штаба С. М. Штеменко: «Почему мы разбили фашистскую Германию и заставили ее капитулировать?». Генерал начал перечислять

те причины, которые назвал Сталин в предвыборной речи 1946 г.: жизнеспособность, превосходство и т. п. Сталин выслушал и сказал: «Все это верно и важно, но не исчерпывает вопроса». И Верховный Главнокомандующий разъяснил, что он имел в виду. Численность Красной Армии к концу войны — около 11 млн человек. Сталин прибавил к ним количество погибших солдат и подсчитал, что общее число мобилизованных в армию, прошедших фронт, погибших составило в СССР 12 % от численности населения. (Штеменко не пишет, каковы были потери армии по оценке Сталина. Ныне официально признаны безвозвратно утраченными 8,7 млн человек. Кроме того, 2,8 млн вернулись из плена или пропали без вести, оказались на оккупированной территории, но были после ее освобождения призваны в армию. Между тем в банке данных Музея на Поклонной горе собраны сведения о 17 млн погибших и пропавших без вести военнослужащих. Опираясь на эту цифру и собственные подсчеты, Б. В. Соколов подводит ужасающий итог: 26,4 млн погибших солдат и офицеров.) По мнению Сталина, аналогичный показатель в Германии составил 16 %. Именно это, заметил Генералиссимус, истощило Германию и привело ее к катастрофе1.

Логика Сталина проста: мы потеряли одну армию, создали вторую, могли бы создать и третью, а Гитлер такой возможности не имел. Как ни отвратительны подобные расчеты, но основа их крайне проста: 200-миллионный СССР в 2,5 раза превосходил Германию с населением в 76 млн человек. И ни руководство коммунистической партии и советского правительства, ни ошибки Сталина и Гитлера — дилетантов, возомнивших себя великими стратегами, ни гениальность или бездарность их маршалов и генералов не могли здесь ничего изменить. Всю войну вермахт сражался на Востоке с численно превосходящим противником. Даже официальная советская историография 60-х годов признавала, что в 1941-1942 гг. противник, имея меньше сил и средств, окружал и уничтожал более крупные группировки наших войск. Генерал Гудериан писал (и это подтверждал опыт войны), что с германским солдатом можно было без всякого опасения «наступать против противника, превосходящего в пять раз». Но невозможно противостоять семикратному и более превосходству[338]. Вермахт потерял свою победо

носную армию 1939-1942 гг. к началу 1944 г. (безвозвратные потери на Восточном фронте за два с половиной года войны: 1,5 млн убитых, 0,6 млн пленных, потери 1944 г.: 1,1 млн и 1,2 млн соответственно). А мы могли каждый год гробить целиком по бедоносной Красной Армии. Скажем, положить только мертвыми в 1942 г. 5,9 млн бойцов (по Д. А. Волкогонову). Сдать в плен за всю войну от 4,5 млн (официальные данные) до 5,7 млн (по немецким сведениям) человек[339]. Один из лучших генералов вермахта Э. фон Манштейн вспоминал, что немцы «встретили поистине гидру, у которой на месте одной отрубленной головы вырастали две новые». Германское командование полагало, что уже к весне 1943 г. Красная Армия потеряла безвозвратно 11 млн человек. «Должны же в конце концов иссякнуть наступательные силы русских!» — восклицал Манштейн[340]. Но они не иссякли.

К чему мы ведем? А вот к чему. Не Система спасла страну в 1941 гг., не она обеспечила победу на советско-германском фронте в 1943-1945 гг. Оболочку Системы намотали на гусеницы немецкие танки, разметали ее германские бомбы и снаряды, распылили сапоги солдат групп армий «Север», «Центр» и «Юг». И открылась мощная цивилизационная основа, которая никуда не исчезла, да и не могла исчезнуть. Как написал бы Салтыков-Щедрин, ею оказались обременены и начальники и подначальные, и защитники и агрессоры. Это не значит, что Германия была с самого начала обречена на поражение. Начни вермахт «русскую кампанию» в мае, открой Япония второй фронт на советском Дальнем Востоке — и (даже при вмешательстве Гитлера, постоянно нарушавшего первоначальный план войны и германские военные каноны) неизбежное взятие Москвы повлекло бы непредсказуемые последствия. В силу своей чрезвычайной примитивности — односекторная экономика, однородное «общество», однопартийная система и т. п. — Система, как гигантское одноклеточное существо, была сравнительно легко управляема посредством централизованного командования. Она была и чрезвычайно живуча (утверждают, что всемирный ядерный катаклизм пережили бы лишь тараканы; стоит ли этим восторгаться сторонникам тараканьей цивилизации?). И, даже теряя гигантские части, быстро регенерировала, пока сохранялась жизне

деятельность Центра. Легко проследить некоторые непосредственные результаты падения Москвы, сравнить войны 1812 г. и 1941-1942 гг. и определить три-четыре отличия, которые не позволяют проводить аналогий между двумя вторжениями в Россию.

Именно из-за наличия Системы пришлось заплатить непомерную цену за наш вклад в Победу. Сталин летом 1941, весной 1942, в начале гг. выдвигал, как обычно, нереальную цель: освободить в том году страну и разбить противника. Как обычно, это оборачивалось истощением всего и вся. Те «пяди и крохи», которые мы потеряли за три-четыре месяца 1941 г., пришлось возвращать в течение трех следующих лет. Три года «мы рвались на Запад», три года «пылала земля под ногами оккупантов и ширилась всенародная борьба в тылу врага», как утверждала советская пропаганда, но реальный и окончательный сдвиг произошел в 1944 г. Вы можете объяснить, почему это случилось?

Возможно, Вы назовете еще несколько факторов, благоприятствовавших отечественной «устойчивости» и никак не связанных с Системой? Или опровергнете все наши рассуждения? Подумайте и вот над чем. Всякая война, а тем более та, в которой солдаты уверены, что воюют за правое дело (большинство советских солдат тогда в этом не сомневались, что бы мы ныне ни говорили), рождает в «человеке с ружьем» удивительное чувство свободы. Подчеркнем: любая война ужасна и отвратительна. Мы сейчас не об этом. Смотрите, какой парадокс. Небывалое состояние личной свободы и ответственности возникало на узкой полосе между немецким передним краем и советскими заградительными отрядами, да в немецком тылу, на ничейной — ни коммунистической, ни национал-социалистической — земле. Свобода, Равенство, Братство, но фронтовые, общие, перед лицом Абсолютного Зла и Всеобщей Смерти. В бою многое решал конкретный боец, младший командир. «Все зависит от меня. Это неизвестно, как там наверху распорядятся, а Я вот тут сижу с ручником (так называли ручной пулемет) и фрица не пропущу. Может, кто другой и сдрейфит, а Я сдохну тут, но гады не пройдут. И мотал Я вас, ваши заградотряды, вашу... на общих основаниях!» Не за страх воевали многие солдаты, а из ненависти к фашистам. Для наших людей та война была второй германской и действительно Отечественной. На войне, как и в обычной жизни, люди разные. Храбрецы и трусы, честные и лгуны, верные клятве и предатели, бескорыстные и воры, работяги и лентяи. Кому война, а кому — мать родная. Конечно, победили не трусы, предатели

и прочие, которых могла исправить только могила, а совсем другие, которые вспоминают войну как лучшие годы своей жизни, потому что отстояли Родину, одолели фрицев, удержались на самом краю. Они не стали лучше и чище. Они воевали такими, какими были. Но чего мог бояться солдат, прошедший все круги военного ада, научившийся проявлять инициативу, брать ответственность на себя? Не случайно первые восстания в лагерях начались в военные годы, и организовывали их фронтовики. Именно солдат, почувствовавший себя свободным, шел освобождать Европу. Когда Сталин выторговывал у союзников границы июня 1941 г., Прибалтику, польские земли, Кенигсберг и прочее, он действовал как империалист. Однако Генералиссимус, при всем своем цинизме, многое понимал, если 9 мая 1945 г. объявил Отечественную войну завершенной. Война с Японией велась уже однозначно с имперскими целями. В Европе и Азии советских солдат встречали как освободителей. Но, пишет Борис Слуцкий, «странная была свобода! Взламывали тюрьмы за границей и взрывали. Из обломков строили отечественные тюрьмы». (Впрочем, еще гетевские герои заметили: «Как будто бредят все освобожденьем, / Но вечный спор их, говоря точней, / Порабощенья спор с порабощеньем».) А чего стоит «лагерь социализма»!? Из всех этих парадоксов вырастала полувековая трагедия послевоенного мира.

А что же Система? Она боролась вовсе не «за правое дело», а за самосохранение. И не было дела ей ни до человечества, ни до страны, ни до «людишек». Мы и спустя 60 лет после Победы не знаем, «во что нам стала та страда». То ли 7 миллионов, как между делом поведал Сталин, то ли 20 миллионов, как решил Хрущев, то ли 27 миллионов, как официально признано теперь, то ли под 40, как когда-то полагали наши союзники, кинорежиссер А. П. Довженко, а в начале XXI в. — независимые исследователи. Десять миллионов туда, десять — сюда... Вроде бы сошлись на том, что в оккупации сгинуло до 14 миллионов человек, но посчитать, сколько же полегло солдат, сколько людей умерло с голоду в блокадном Ленинграде, сколько — в нашем тылу, оказывается, невозможно. Не пала на колени Красная площадь на Параде Победы. Не скинула шапки, поминая погибших. Ни словом не обмолвился о жертвах маршал Жуков.

Американский генерал Дж. Паттон, любимец солдат, напутствовал их перед высадкой в Северной Африке примерно так: «Ни один сукин сын не побеждал, умирая за свою страну. Он побеждал только тогда,

когда заставлял других сукиных сынов делать это. И я сочту за честь командовать вами, где угодно и когда угодно». Вояка, хлебнувший лиха в двух мировых войнах, не о том вел речь, что, вот, своих положу, один останусь, но всех побью. Он собирался заставить умирать немецких сукиных детей. Главком союзнических войск в Европе американский генерал Д. Эйзенхауэр рассказывал в своих мемуарах, как поинтересовался у Жукова, сталинского «Маршала Победы», почему русские сначала посылают на минные поля пехоту, которая гибнет, а потом в образовавшиеся проходы заползают саперы, которые снимают противотанковые мины и тоже гибнут, и лишь затем идут танки. Не проще ли послать спецтехнику и сохранить людей, недоумевал генерал Айк. Лучший сталинский полководец ответил, что техника дороже солдата. Сталин, думавший так же, приказал танкистам не покидать подбитый и горящий танк — пусть спасают. Но и в тылу считалось геройством спасти ценой собственной жизни груду плохо склепанных железок под названием «трактор» или «комбайн».

«Качество войны, — писал Довженко в дневнике летом 1942 г., — это качество организации общества, народа». «Не было у нас культуры жизни — нет культуры войны. Потому и страдаем много по-глупому». «Вся наша фальшь, вся тупость, все... безмозглое лодырство, весь наш псевдодемократизм, перемешанный с сатрапством, — все вылезает боком». И добавил через год, наглядевшись вдосталь на отступления и наступления: «Четкости и точности в военном хозяйстве у нас все-таки нет. Это наш советский недостаток, так сказать, национальный»1.

Большинство советских людей сформировалось, выросло или родилось после 1917 г. И как плохо они жили и работали, так же плохо и воевали. Иначе и быть не могло — они же дети Системы. Добавьте сюда сильнейшую цивилизационную инерцию, проявлявшуюся в том, что воевали на Руси числом, а не умением. Прежде чем спорить с этим, послушайте историю о начале 40-летнего ратного пути полковника И. А. Долуцкого и познакомьтесь с фактами не очень известными или игнорируемыми.

Летом 1941 г. через его деревню отступали солдаты. 18-летнего паренька, знающего местность, взяли с собой разведчики. В первом же бою он был ранен и только после ранения зачислен в красноармейцы. Молодого бойца отправили в госпиталь, а через месяц лечения — на командирские курсы в военное училище, так как имел Иван редкое по

Правда. 1989. 11 сентября. Литературная газета. 1989. 15 февраля.

тем временам образование в девять классов. Но учиться не пришлось. Как «обладающего боевым опытом», зачислили его сразу же в выпускной батальон, ускоренно заканчивавший годичный курс подготовки. Через три дня батальон подняли ночью по тревоге, зачитали приказ о присвоении звания младшего лейтенанта и — на фронт. Прибыли молодые офицеры в штаб дивизии. Посмотрел на них комдив и сказал, указав на Ивана Долуцкого: «Вот этот и пойдет». Так стал 18-летний крестьянский сын командиром особой роты автоматчиков. Такая рота — одна на полк, ударная сила в сотню бойцов, вооруженных в основном автоматами, с шестью офицерами. Что знал комроты о войне, противнике, военной науке? Ничего. Скоро выяснилось, что таким же «профессионалом» был и его командир полка, упорно пытавшийся поставить роте боевую задачу по карте не той местности, где предстоял бой. Миллионы таких необученных солдат и офицеров Сталин швырял на фронт, под немецкие танки.

Солдату сильно повезет, если не убьют его в первом же бою или во втором. И если повезет ему еще раз-другой и шальной снаряд, осколок, пуля не сразят его, то, глядишь, месяца через три боев он кое- чему и научится. Станет превращаться в профессионального убийцу. Константин Симонов верно заметил: солдатами не рождаются. Опыт приходил быстро, но стоил дорого. Подобно солдатам, учились и полководцы, расплачиваясь за науку солдатскими жизнями. В «славную когорту сталинских маршалов» попали те, кто, жертвуя солдатами, при колоссальном преимуществе над врагом, умел добиваться любой ценой цели, поставленной Верховным Главнокомандующим. Тех, кто, угробив десятки тысяч, задачи не выполнял, Сталин и война отбраковывали. Нет, мы не посмеем сказать, что плохо воевал Иван Долуцкий, как и сотни тысяч других бойцов, сначала отступивший до Москвы и Сталинграда, а потом дошедший до Кенигсберга, победивший и выживший. Когда он в одиночку с пулеметом в руках уничтожил в чужом окопе роту гитлеровцев, за что получил свой второй орден Красного Знамени, он уже умел это делать. Но шел 1944 г. А накануне Ивану повезло. 250 человек под его командованием, почти не понеся потерь, выбили фрицев с высоты и окапывались. Неожиданно налетела девятка наших штурмовиков. За несколько минут высотка превратилась в бесформенную грязную массу, с которой смешалось то, что совсем недавно было людьми. 42 израненных человека уцелели. Это было шестое ранение капитана Долуцкого. На всю Красную Армию счастливчиков, оставшихся в строю с шестью ранениями, наберется не более 9 тысяч.

Да, были у нас герои-умелыды. Их имена и подвиги отыскать легко. Но в целом мы воевали плохо. О людских потерях не говорим. Вот еще информация к размышлению. 104 аса люфтваффе сбили по 100 и более советских самолетов, а Э. Хартман — 347 (плюс 5 английских). В начале войны против СССР высших наград рейха удостаивались пилоты, сбившие 25 машин. Позднее норму несколько раз увеличивали, и к осени 1942 г. она выросла до 100. А у нас? Трижды Герои Советского Союза И. Н. Кожедуб и А. И. Покрышкин уничтожили 62 и 59 немецких самолетов соответственно. Правда, А. К. Горовец сбил в одном бою 9 машин противника — это абсолютный рекорд войны. Но герой погиб. Экипаж немецкого танкиста О. Кариуса подбил более 150 советских танков и САУ (по некоторым данным — почти 200), М. Виттмана — 138 советских, британских и американских. И тот и другой могли в одном бою поразить до десяти «Т-34». К. Броман на «Королевском тигре» сжег 66 танков противника. «Тигр» под командованием А. Мюллера в одном бою уничтожил 25 советских танков — непревзойденный результат. Среди советских танкистов прославились «КВ» Зиновия Колобанова, подбивший летом 1941 г. в одном бою 22 немецких танка, и экипаж Дмитрия Лавриненко, сумевшего в 28 боях до своей гибели осенью 1941 г. поразить 52 вражеские машины. В чем же дело? Среди прочего и в том, что наших летчиков выпускали в бой после 4-15 часов учебных полетов. Выучка немцев до осени 1942 г. включала 450 часов, а после Сталинграда — 150 часов. Наших танкистов учили 5-10 часов вместо минимально необходимых 25. Чем это оборачивалось на практике? Курская битва — классический пример (а почему?). Кстати, перед началом немецкого наступления под Курском наши войска имели двукратное превосходство в людях и технике. Потери Красной Армии в танках — свыше 6 тыс. штук, в самолетах (по разным данным) — 1,6-3,3 тыс., против 1,5 тыс. и 0,7 тыс. машин у немцев соответственно1. И отступали, и наступали мы в ту войну одинаково.

Но разве Система не обеспечила Красную Армию всем необходимым? Тут Вы многое можете уточнить после того, как от грешной земли поднимете взгляд к голубому небу. Вот летят сталинские соколы. Пусть нестройно, однако же летят! После войны французский авиажурнал так оценивал один из самых массовых и быстрых истребителей «Як-3»: «Идеальная машина для массового производства на предприятиях с ма-

Аргументы и факты. 1990. № 33, Докучаев А. Танковые асы. Кто они? // Сегодня. 1995. 13 сентября. Россия и СССР в войнах XX века. С. 485. Соколов Б. В. Правда о Великой Отечественной войне. С. 117, 150-151.

локвалифицированной рабочей силой. Конструкция неправдоподобно груба, с качеством сварки, соответствующим уровню деревенского кузнеца... Эта машина... надежная и построена с расчетом на жизнь в несколько часов, какую живет истребитель в военное время»[341]. Сталин приказал довести производство самолетов до 3 тыс. в месяц. Он контролировал выпуск некоторых образцов буквально поштучно. И приказ выполнялся. Но как-то по весне в 1943 г. у самолетов стали отклеиваться крылья. Они отклеивались, а в полете обшивку срывало. Что случилось!? Видимо, докладывал Сталину замнаркома авиапромышленности, плохо приклеили, не тот клей использовали. Там фанерка, досочки, брезент. Брезент, кстати, американский, специальный. Под весенним дождем все намокло, клей отстал. Речь шла о многих сотнях истребителей. Верховный главнокомандующий, нарком обороны и пр. приказал все исправить. За десять дней все исправили[342]. Нарком авиапромышленности А. И. Шахурин назвал книгу своих воспоминаний «Крылья победы». Да, эти крылья едва держались, но иначе и быть не могло. Половина работавших в авиационной промышленности — женщины, ранее не связанные с производством. Еще до четверти рабочей силы составляли дети. Все работали по 12 часов в сутки, учились (а зачастую и спали) тут же — у станка. Если не хватало алюминия, то бензобаки точили из дерева, а сверху обтягивали резиной. Нет меди? Заменили чугуном. Поставщики не присылают клей и болты? Авиацион- щики сами варят, точат. Кончилась мраморная крошка? Снимают надгробия с кладбищ[343]. Голь на выдумки хитра. Сварили корпус, вставили деревянно-резиновый бензобак, мотор, пушку, приклеили крылышки, посадили пацана 18-ти лет. Полетел. Сбил немца — отлично. Вернулся с задания — хорошо. Его сбили — ничего страшного. Мы таких машин и таких мальчишек найдем сколько угодно. Немцы так не могли. Технология, педантизм, аккуратность, бережное отношение к «кадрам» им мешали. Но Германия продержалась четыре года.

Несомненно, война во многом укрепила Систему. Война — наиболее адекватная среда ее существования. Упившись народной кровью, она ожила, раздвинула свои границы, поглотив новые территории, получив современные технологии, передовую технику, репарации.

Военная контрразведка СМЕРШ (Смерть шпионам) работала на фронте, не покладая рук. НКВД в советском тылу проводил войсковые операции по выселению «народов-изменников», чистил бывшие оккупированные западные области и республики. Миллионы людей проходили проверку в фильтрационных лагерях. В ВКП(б) к 1946 г. состояло около б млн человек, половина из которых стала коммунистами на фронте (интересно, что 2,5 млн человек вступили в партию в 1944 г.)[344]. Казалось, ничто не может поколебать этот гигантский монолит, раскинувшийся от Берлина до Пекина и скрепленный стальными сталинскими дивизиями. Но Сталин лукавил, когда уверял, что Советское государство вышло из войны окрепшим и более прочным. Война в то же время работала и против Системы. По ее фундаменту, замешанному на страхе и повиновении, побежали глубокие трещины. Огромные пространства и массы людей надолго вышли из-под контроля Системы. Миллионы советских людей впервые оказались за границей, многое увидели и поняли. Когда проходили злость, ненависть и оторопь, общий глас был таков: зачем колхозы, если можно без них жить по-людски?! Свобода коснулась не только рядовых и простолюдинов. Война ускорила созревание нового поколения руководителей в центре и на местах, научила их самостоятельности и независимости. Эти люди поняли, что без них ни Сталин, ни старое поколение войну бы не выиграли. Они увидели, что Система работает плохо, и ради нее же и ради самих себя решили ее улучшить. Наконец, Система, находившаяся в изоляции перед войной, после нее должна была встраиваться в новый мир.

У человечества никто не похищал Победу. Никто ее не мог отнять и у советских людей. Просто политики оказались не в состоянии понять и принять новые реалии 1945 г. Мы не поняли тогда, что делать дальше, и решили жить по-старому. Чего это стоило человечеству и СССР, в общих чертах известно. Но кое-что полезно уточнить.