ЦИВИЛИЗАЦИЯ, ЛАНДШАФТ И ЭТНОС

По-нашему мнению, русская православная цивилизация приобрела свой уникальный облик в период с середины XV в. до середины XVII в. (одновременно с новой европейской — «западной» — цивилизацией).

начинается малый ледниковыи период, пики которого приходятся на рассматриваемый нами рубеж. Зима теперь все более ранняя и суровая, весна и осень — холодные и влажные, а летние месяцы — прохладные и дождливые. В мае возвращались морозы со снегом, не таявшим по несколько дней. Летописи все чаще фиксируют, что «был мраз и ярь побил». Заморозки не редкость и в середине августа.

Но самое главное, в XV-XVII вв. произошла социальная революция (Р. Пайпс) или даже серия социальных революций, в результате чего русская политическая жизнь круто поворачивает на новую дорогу (П. Н. Милюков). Суть поворота не просто в рождении вотчинного единодержавия (термин А. Е. Преснякова) и не только в превращении государства и самодержавного государя в главные действующие силы, в центральный факт, от которого шли и к которому сводились все новые социальные явления (В.

С другой стороны, уже А. С. Пушкин знал, что Россия не имела ничего общего с остальною Европой, в частности, «феодализма у нас не было», поэтому история наша «требует другой мысли, другой формулы», нежели европейские. Чаадаев уточнял: «Мы просто северный народ и по идеям и по климату... Исходные точки у западного мира и у нас слишком разные», Россия — особый мир, покорный воле одного

человека, олицетворяющего произвол[20]. Естественно, можно спорить

о              том, с какого именно времени «так повелось на Великой Руси»: с середины ли XV в. или веком позже (мы к этому еще вернемся). Но оба начала все равно оказываются в намеченных нами пределах.

Не менее важно и то, что XIV-XV вв. — время наибольшего сближения регионов западнее и восточнее Эльбы, а вопрос о том, по какому социально-экономическому пути пойдет Московская Русь, решался лишь на рубеже XV-XVI вв.[21]. Расходясь с А. Л. Яновым в оценке Ивана III, мы разделяем антидогматический пафос историка и также считаем, «что у России не одна, а две, одинаково древние и легитимные политические традиции»: европейская и патерналистская. Европа действительно была внутри России[22]. Однако мы не видим оснований и для спора с Кавелиным, считавшим, что как раз московский, а не европейский тип был «проведен со страшной, убийственной последовательностью», и «к концу XVII в.

Что ж, рассмотрим структуру нашей цивилизации. Ее системообразующим элементом является специфическое государство, которое, наряду с прочими элементами, представлено на схеме (рис. 1). Мало кто спорит с самим их «набором» (а каково Ваше мнение?). В конце концов, задолго до уваровской триединой формулы, повторяемой ныне лидерами КПРФ и частью российских интеллектуалов, Чаадаев выделил следующие характерные черты: неправовое государство; закрепощение сельского населения; широкое распространение рабства, наложившего печать даже на свободу; церковь, благословившая порабощение и продемонстрировавшая «действие религии наоборот»; выходящая за пределы своих границ и «болезненно напирающая на остальной мир» «чужеядная цивилизация»[24]. Ученые и публицисты, впрочем, расходятся в оценках отдельных составных частей и характера связей между ними, а самое главное — нет единства в трактовке причин, породивших нашу уникальность.

Рис. 1. Русская православная цивилизация XV-XVII-XIX вв.

Начнем с постоянно действующих естественных факторов, прежде всего с той северо-восточной окружающей среды, в которую встраивалась русская православная цивилизация. Казалось бы, какие тут могут быть проблемы, сродной природой?! Нам ли не знать ее? Но хотелось бы, во-первых, уточнить, что, собственно, известно Вам о природно-кпимати- ческих особенностях Северо-Восточной Европы; во-вторых, напомнить, что последние полтора столетия человечество (и Россия вместе с ним) живет в условиях стремительно нарастающего потепления, тогда как в предшествующие полтысячелетия малый ледниковый период порождал совсем иные обстоятельства, при которых, как гласили пословицы, «России и лету союза нету», «Россия под снегом закоченела»; в-третьих, выяснить, что конкретно предопределила природная среда.

Первый аспект проблемы Вам придется выяснить самостоятельно с помощью географической карты.

следующее. Гигантский ромб вечной мерзлоты с вершинами у Кольского полуострова, мыса Челюскин, Чукотки и Байкала закрывает более половины территории России в границах до 1913 г. Еще 15 % заняты пустынями. Если же вычесть горы, болота и непроходимую тайгу, то окажется, что лишь на четверти площади страны имеются относительно благоприятные условия для жизни и только восьмая часть пригодна для ведения сельского хозяйства. Не составит труда отыскать ее. Не забудьте, однако, что и в середине XVII в. Псков, Смоленск, Белгород, Тамбов, Симбирск были «порубежными» (пограничными) городами. Со вторым аспектом проблемы мы уже знакомились, а позднее уточним кое-что еще. А вот третий нуждается в более пристальном внимании, поскольку с 70-90-х гг. ушедшего века ряд авторов (Л. Н. Гумилев, Л. В. Милов, Э. С. Кульпин и др.) настаивают на определяющем значении Природы в формировании облика интересующей нас цивилизации и, в связи с этим, на изначальной предопределенности форм российской государственности.

Вместе со значительной частью интеллектуальной и политической элит перечисленные авторы разделяют основные историко-методологические позиции евразийства. Выводы же евразийцев (от Н. С. Трубецкого, П. Н. Савицкого, Г. В. Флоровского до Л. Н. Гумилева) таковы[25].

Существуют срединный континент Россия-Евразия и два периферийных мира: азиатский (Китай, Индия, Иран) и европейский (все страны к западу от линии рек Неман-Сан). Границы Евразии — границы русской империи. Неразложимость, замкнутость, самодостаточность этого особого мира определялись во многом тем уникальным и нерас- членяемым месторазвитием «русского континента-океана» (Великой тайги от Онежского озера до Охотского моря), которое было выбрано русским народом для своего образования и преобразования в величайший народ мира. В процессе развития сформировались особые евразийские культура, нация, национализм, основой которых явились великорусские культура и нация, идеологическим стержнем — православие, а русский народ стал хозяином государства и территории.

«личности» (государства, империи) и отдельных наций доминируют над интересами отдельной личности. Господствует особое состояние души (и общества) — соборность. Месторазвитие, человек, религия, культура, народы, государство, империя сливаются в тотальную общность. Держава, империя — высшие ценности, лишь меняющие свои обличья. СССР сменил Российскую империю, а на смену большевикам придет новая партия, отличная от европейских, — правительствующая и своей властью ни с какой иной партией не делящаяся, даже исключающая существование других партий.

Чтобы определить слабые и сильные стороны евразийства, Вам придется познакомиться с работами «классиков» (отыщите их самостоятельно). Не предваряя Ваших выводов и не навязывая собственных, советуем учесть один из первых критических разборов евразийства, предпринятый Милюковым в 30-е гг. прошлого века. Как заметил историк, даже в Европейской России — несколько разных местораз- витий (много ли общего между климатом, при котором снег лежит от трех до шести недель, и климатом, при котором снег не тает более полугода?). При этом различия нарастают не с запада на восток, а с юго-запада на северо-восток. Кроме того, слишком много общего в месторазвитии всей Восточной и частично Центральной Европы с доуральской Россией. Собственно же русское месторазвитие, имея основное ядро в европейской части страны (между 52 и 58 градусами северной широты), тянется сужающимся клином между южными окраинами тайги и северным краем степей к устью Амура. На территории Империи существуют 4-5 законченных и самостоятельных культур и столько же месторазвитий. Поэтому некорректно говорить о едином, неразложимом массиве. Поскольку интеграция разнообразия не очень давалась евразийцам в рамках единой культуры, они выстраивают единство на имперской основе. Империя рождается из синтеза Леса и Степи.

Именно осознание слабостей евразийства и отсутствие у него научной основы заставили «последнего евразийца» Гумилева заняться созданием «теории этногенеза». Опираясь на некоторые гипотезы

и догадки В. И. Вернадского, ученый высказал предположение о наличии космического излучения неизвестной природы, существование которого не может быть строго доказано. Это излучение время от времени обрушивается на Землю, и за последние 4 тысячи лет было то ли девять эмпирически зафиксированных фактов, то ли в два раза больше[26]. Похоже, что основание у новой «теории» весьма шаткое, Вы не находите? Но продолжим знакомство с последствиями необычного природного феномена.

Во-первых, он оказывается источником биогеохимической энергии (таков термин Вернадского; поначалу его использовал и Гумилев, но позднее он рассуждал уже о биохимической энергии, что не совсем то же самое). Избыток этой энергии Гумилев назвал пассионарностью. Во-вторых, излучение вызывает пассионарные толчки, мутации, порождающие в свою очередь новые этносы (активно усложняющиеся целостности с новыми стереотипами поведения и ментальностью) и этнические системы — суперэтносы (группы этносов в одном ландшафтном регионе). Мутации сначала происходят у небольшого количества людей, ставших носителями избыточной энергии (пассионариев), а затем, через несколько поколений распространяются на прочих. Таким образом, оказывается запущенным в действие механизм этногенеза. Раз начавшись, он при благоприятных условиях (проходя 4-5 стадий по 300 лет каждая) будет продолжаться до тех пор, пока не израсходуется весь избыток энергии. Любому народу, суперэтносу отмерен один срок — не более 1500 лет. Суперэтносы ранее именовали цивилизациями, культурами, мирами. Но это, полагает Гумилев, неточно. Суперэтнос, несомненно, представляет собой культурно-религиозную целостность, но суть ее глубже — на этническом уровне, а развитие детерминировано энергетической закономерностью и характером контактов с другими суперэтносами. При этом пассионарные толчки, как правило, лишают отдельных людей возможности выбирать собственную линию поведения. Все это не только позволяет описывать, «что произошло», но и отвечать на вопросы: «почему?» и «что к чему?». Более того, удается предсказать будущее человечества[27]. Описаниям, объяснениям, пророчествам и посвящены увлекательные и страстные

книги «последнего евразийца». Беда лишь в том, что в значительной своей части они никак не связаны с наукой. Если Вы читали их, то уже сейчас сможете объяснить, почему это именно так.

Не станем цепляться к мелочам и сделаем ряд допущений. Вернадский утверждал, что все вещество биосферы собирает и распределяет энергию, вся биосфера занята трансформаторами — живыми организмами, переводящими космическую энергию в земную, т. е. в геохимических процессах участвует все живое вещество[28]. Гумилев же настаивает на том, что мутации и толчки затрагивают лишь один вид на Земле — Homo sapiens, и подтверждение этих толчков следует искать исключительно в человеческой истории. Пусть так, хотя, по Гумилеву, этнос — феномен биосферы и его невозможно «уловить» посредством социальных законов. Не будем обращать внимания и на то, что сам ученый не строго соблюдает это различие, постоянно смешивая социальное и природное (некоторые субэтносы оказываются сословиями, один суперэтнос становится то ли классом, то ли профессией, «общественным слоем», патриотизм не относится к числу социальных явлений и т. п.)[29]. Допустим (хотя наука и сейчас мало что знает об этом), что механизм функционирования биосферы открылся только Гумилеву, а все наши допущения оставляют догадки ученого в научных рамках.

Тогда хотелось бы получить ответы на два вопроса. Что это за эмпирические факты, свидетельствующие о рождении новых народов? Чем эти народы отличаются от прежних, если, скажем, пассионарии всех народов ведут себя одинаково? На первый вопрос следует троякий ответ: наличие самих народов, о которых пишут последующие историки; некоторые исторические события и источники, подтверждающие смену поведенческих стереотипов и ментальности (например, на Куликово поле отправились представители отдельных княжеств, а вернулись с него — русские, хотя и живущие в разных землях; или Яса Чингисхана — кодекс новых стереотипов поведения у монголов)[30]. Поскольку наблюдения историков весьма противоречивы, делаются постфактум и никак не вытекают из «теории этногенеза», перейдем ко второму

и третьему аргументам. Гумилеву хочется доказать, что пассионарный толчок, приведший к рождению «российского суперэтноса», случился около 1200 г. Поэтому он считает, что через некоторое время после толчка одинокий пассионарий — князь Александр Невский, который «великолепно разбирался в этнополитической обстановке и... спас Россию», сменил этническую доминанту и вместо борьбы с Ордой вступил с ней в союз против Запада[31]. Пошел скрытый период этнического подъема (он обычно длится 180 лет), который и обнаружил себя в 1380 г. Но почему, по этой же логике, не взять за «точку обнаружения» 1497 г., ведь Судебник Ивана III, как и Яса, стал кодексом новых поведенческих стереотипов? Почему нельзя начальный толчок на Западе отнести к 1600 г., если очевидна смена поведенческих стереотипов в Европе после Великой французской революции, Декларации прав человека и гражданина? Почему не считать войну за независимость США и американскую Конституцию событиями, отсчитав от которых назад 180 лет, мы получим все ту же дату — 1600 г. и рождение американского «суперэтноса»? Почему, следовательно, надо отрицать новый толчок, породивший новый «суперэтнос» на Западе в XVII в.? Гумилев в таких случаях отвечал с неподражаемой непосредственностью: «Мне это не нравится! Я хочу думать иначе!»[32]. Но это не научные критерии. В рамках гумилевского подхода они и невозможны. Дело в том, что Гумилев хочет доказать, что Запад старше России на 500 лет, и доказывает это, т. к. свидетельства о наличии толчков конструируются постфактум. Если Вы захотите доказать что-либо иное, то, используя «теорию этногенеза», без труда сделаете это.

Что касается поведения народов и различий между ними, то к критике Янова, показавшего, что этнические особенности, предлагаемые Гумилевым, — всего лишь универсальный набор признаков любого крупного политического изменения, одинаково применимый ко всем революциям и реформациям[33], добавим следующее. Гумилев во всех определениях этноса подчеркивал главное: оригинальность стереотипов поведения. Рассматривая наше поведение в «вопросах чести», поведение Пушкина на дуэли, а купца Калашникова — в кулачном бою, ученый вынужден констатировать смену стереотипов поведения и за

дать вопрос: не родился ли новый этнос? Ответ категоричен: нет, т. к. интуиция подсказывает, что Пушкин — такой же русский человек, как и мы, а смена стереотипов вполне естественна, ибо неизменный национальный характер — миф, он для каждой новой эпохи будет другим[34]. Конечно, кому-то интуиция подсказывает, что скифы — предки славян, а те, в свою очередь, без всяких мутаций — прямые предки русских. Кто-то уверен, что Андрей Боголюбский — природный украинец. С интуицией не поспоришь. Но в данном случае одно из двух: или надо менять определение этноса, или признавать наличие нового народа на каждой стадии этногенеза. Гумилев же не обращает внимания на то, что его объяснения лишь усугубляют противоречие.

Вы легко найдете и другие нестыковки, если прочтете работы Гумилева и попытаетесь в рамках его «теории» объяснить, например, почему варяги — это профессия, а казаки — этническое образование; почему субэтнос сибиряков — не сословие; почему конкистадоры в Новом Свете — субпассионарии эпохи надлома, а русские землепроходцы в Сибири и на Аляске в те же века — пассионарии эпохи расцвета, хотя разницы в их поведении — никакой; почему жить в Литве, где доминирует православие, иметь русский язык государственным, не платить дань Орде, воевать с татарами и немцами-католиками в XIV-XV вв. — плохо, а платить дань Орде, не воевать против немцев в защиту православия, натравливать крымцев на Литву — хорошо; почему Запад, на который уже в середине XVII в. пришла усталость, где через два столетия преобладали морально нечистоплотные тупицы и обыватели, оказался способен на серию экономических, социальных и политических революций, а в прошлом столетии подарил практически непрерывный всплеск пассионарности; сколько все-таки в Евразии суперэтносов — один, пять или семь; каков смысл тезиса о том, что в основе идеологических споров лежали природные, объективные процессы этногенеза? Вопросы можно множить, но дело в том, что Гумилев писал свои трактаты не для их прояснения. А для чего же?

Ученый посвятил свой главный теоретический труд «Этногенез и биосфера Земли» великому делу охраны природной среды от антисистем. Суть основополагающего тезиса, ради которого трудился Гумилев: не портить природу. Именно этим и заняты антисистемы — враги всего живого на Земле. Конечно, рассеянная энергия Галактики выжигает каленым железом пассионарных толчков эту нелюдь, но

терять бдительность нельзя. Антисистемы — это этнические целостности людей с негативным мироощущением, стремящиеся уничтожить все живое вместе с собой. Антисистемы появляются там, где возникают этнические химеры — сосуществование двух и более суперэтнически чуждых этносов в одной экологической нише[35]. Примеров антисистем не счесть: гностики, манихеи, богумилы, исмаилиты и т. д. Но (Вы будете очень смеяться!) главными творцами антисистем являются евреи. Именно против них и их ужасной средневековой химеры Великой Хазарии, их нынешней Великой Антисистемы — Запада и направлены трактаты «выдающегося ученого», заурядного антисемита и антизападника.

Начинается с мелочей: евреи — коварные и безжалостные, Китай и Запад — агрессивные, рыцари — алчные, а кочевники — смелые и верные. Суперэтнос на Западе — могучий и хищный, принцип устроения Руси — альтруистический патриотизм. Потом оказывается, что евреи — вообще народ-изгой, блуждающий суперэтнос, лишенный кормящего ландшафта и всяких корней (вот они — «безродные космополиты»!), паразитирующий на достижениях прочих народов, эксплуатирующий их посредством ростовщичества. Со временем евреи из этноса превратились в общественный слой, осваивающий не природный, а антропогенный ландшафт. В итоге этот слой сформировал жесткую систему, которая «автоматически исключается из природного развития», не имеет возраста (вот Вам и «вечный жид»!), а ее вторжение в ход этногенеза «создает зигзаги, не предусмотренные ни природой, ни наукой»[36]. Один из критиков-скептиков заметил, что хочется верить и верить Гумилеву. Беда в том, что никому из историков верить не нужно, а Гумилеву в особенности, поскольку любил он повторять, что истинная наука не только пересказывает известные факты, но и открывает доселе неизвестные. Вот лишь часть «открытий».

Распыленные и блуждавшие сотни лет евреи, наконец, осели в Западной Европе, Византии и Персии. Чем же отплатили они персам за 1200 лет гостеприимства? Вы не поверите, но один иудей перешел в ислам, создал шиизм (а шииты-то, наверное, и не знают), расколол правоверных, спровоцировал гражданскую войну в Персии, которая полвека корчилась в муках, и только после этого зловредный

народец покинул несчастную страну. Подались злодеи на север, в Хазарию, создали здесь антисистему, химеру, и разгулялись вовсю. Они оседлали все торговые пути: из Багдада в Великую Пермь, Великий шелковый путь из Китая в Прованс и Испанию, пути из варяг в греки и из варяг в арабы. Обложили данью половину Руси и еще 24 страны. Стали гегемоном Каспийско-Черноморского бассейна. Да что там «бассейн»! Захватили они почти всю Восточную Европу, контролировали — полностью! — мировой рынок! Русские князья (Олег и Игорь) были у них на посылках, ходили на Византию по иудейской наводке. Еврейские инструкторы обучали русичей зверствам. Хаза- рия дружила со всеми имперскими режимами, пребывая во вражде со всеми народами. Евреи повсеместно провоцировали гонения на христиан, в Европе открывали захватчикам ворота городов. Иудеи придумали тотальную войну. И хотя еще не пили кровь христианских младенцев, но уже «извлекали из хазарского этноса детей», что кажется не меньшим грехом (почему-то монголам, делавшим на Руси то же самое, это не ставится в укор).

По «теории этногенеза» покончить со всем этим бредом (мифической Великой Хазарии, хазарского ига и т. п. не заметили крупнейшие знатоки и исследователи эпохи: Г. В. Вернадский, Б. А. Рыбаков, И. Я. Фроянов и др.) могла только кара небесная, галактический огнь пассионарности, низвергнутый на Землю, а не какой-то герой-пассионарий. Так нет же. Без всяких толчков, уже на грани угасания пассионарного напряжения, в тяжелое время земля русская все еще рождала богатырей (ее пассионарный генофонд не был, по счастью, полностью уничтожен), и нашелся герой — князь Святослав, погромивший, как сказал бы «товарищ Сталин», контингент иудео-хазар в 964 г. Правда, недобитки угнездились в Киеве, но и здесь их трудящиеся массы не приняли, устроив в 1113 г. первый на Руси еврейский погром. Князь Владимир Мономах выслал евреев (правда, без конфискации имущества) куда подальше: не укоренялись они в наших северных лесах, омытых христианской благодатью, заимствованной из незамутненного византийского источника. Но зато осели изверги в урбанизированной Европе. И что же? «Современная промышленная цивилизация» со своими мегаполисами, конгломератами и космополитизмом обречена[37].

Удивительно, что весь этот поток сознания, достойный маленькой психиатрической больницы, исходит от человека, уверенного в своей научной непогрешимости и провозгласившего, что нет народов плохих или хороших, они все разные. Политическая публицистика Гумилева оказалась самой популярной. Но мы не можем принять ее выводов — она не научна. Иное дело труды исследователя по кочев- никоведению; доказательный анализ известных фактов, заставивший по-новому взглянуть на отношения Руси и Степи, Руси и Орды; изучение ландшафтных зон и климатических изменений, их влияния на исторические события. По нашему мнению, Гумилев не подвел научную базу под евразийство. Но возможно ли вообще осуществить подобное, как Вы считаете?