СКАЗКА О ПОТЕРЯННОМ ВРЕМЕНИ

Деспотизм многогранен. Вспомните его проявления в 30-50-е гг. позапрошлого века. Мы же остановимся на одном из них — всестороннем попечительстве власти над подданными. В связи с разнообразием жизни, ограничивающим самодержавие, ширится и система ответного контроля над ней, насаждается единообразие.

Николай I, превзошедший всех Романовых в мелочности и почти всех — в росте, лично определял покрой мундиров, высоту воротников и шитье на них. Тут дело нешуточное! Выяснилось, что мундиры чиновников не имеют унифицированной системы шитья. Хуже того: некоторые учреждения вообще никаких мундиров не имеют! Посему в 1834 г. была проведена реформа мундиров. Государь во все детали вник: кому шитье по швам, кому только по воротнику, а кому лишь половинное, да и то лишь на обшлагах (всего десять разрядов). Не упускал царь-батюшка из виду и бороды. Особым указом чиновникам запрещено носить и их, и густые бакенбарды. Гражданский мундир высочайше объявлен несовместным ни с бородой, ни с усами. «Ибо сии последние принадлежат одному военному мундиру»[227]. В подобной «системе координат» борьба за бороду — уже посягательство на прерогативы самодержавной власти (вспомните об отношениях славянофилов и Николая Павловича). Но уместно ли в таком случае рассуждать о модернизации?

Уследить за всем трудно. Поэтому I отделение Собственной его императорского величества канцелярии ежедневно получало краткие сведения от всех ведомств. Из 12 тыс. дел, которые ежегодно проходили через отделение, 9 тыс. составляли ежемесячные отчеты. Это отделение стало средоточием всех высочайших повелений по гражданскому ведомству. А вот как определялось назначение знаменитого III отделения (всего их было шесть): «Корпус жандармов не разделяет

никакои власти, ни от кого не отнимает ее; он — вспомогательное средство для всех управлений, он принадлежит всем министерствам».

Частично это было сделано за счет дублирования контрольных функций министерством внутренних дел. А самое главное — путем самоконтроля «общества», поощрения и использования доносов, слухов, секретных осведомителей, вербовавшихся во всех «состояниях» (так теперь именовали сословия, коих утверждено четыре: дворянство, духовенство, сельские обыватели и городские). В 40-е гг. III отделение ежегодно получало 2,5 тыс. жалоб и до 10 тыс. прошений. «Сими делами приобретается нравственная сила корпуса жандармов. Они дают моим подчиненным обширный круг знакомств во всех сословиях», — утверждал шеф жандармов генерал А. X. Бенкендорф[230].

Но и этого было недостаточно, поскольку, как докладывал шефу фон Фок, «деятельность надзора растет с каждым днем и у меня не хватает времени для принятия и записывания всех заявлений». Предложили государю: так как «пружины правительственного механизма в большинстве случаев действовали плохо», а ход дел пришел в расстройство, «у каждой пружины иметь верных двигателей», чтобы «вновь завести машину» посредством «урегулирования воспитания и образования юношества». Поэтому начальник штаба корпуса жандармов предлагает «отпускать учености только по рецептам правительства».

Согласно распоряжению министра просвещения, «ныне отпущается» «таким образом, чтобы впредь все положения и выводы науки были основаны не на умствованиях, а на религиозных истинах»[231].

Но может быть, расширение полицейской опеки и нарастание реакции — плод привходящих обстоятельств? Помните о европейских революциях 1830 г., 1848-1849 гг.? Однако, если вместе с Герценом посмотреть «с другого берега», то окажется, что «петербургское правительство всегда, во всем шло напролом», «топтало без зазрения совести все дорогое и святое», выбирая «пути насилия». «Чтобы их употребить, надобно иметь отсутствие сердца, очень ограниченный ум и совсем неограниченную власть». Да к тому же — нерассуждающих исполнителей. «Имея все это при счастливых обстоятельствах, бездарностью и ограниченностью можно наделать чудеса нелепостей»[232]. Почему же московские и петербургские правительства последние 500 лет все прут и прут напролом? И прав ли Герцен в отношении императоров XIX в.? А Вы усматриваете связь между неограниченной властью и насилием? И какую роль играют личные качества правителя в подобной системе? Выходит, Ключевский ошибался?

Другой вывод историка гласит: период с 1796 по 1855 г. — эпоха господства бюрократии. Но изменилось ли что-то после смерти Николая I? Между тем, среди афоризмов последнего есть весьма примечательный: «Я смотрю на всю человеческую жизнь только как на службу, так как каждый служит». Пожалуй, и Петр «Великий», и Алексей Михайлович, и Иван Грозный приняли бы этот идеал. А почему?

Кстати, а что такое, по-Вашему, бюрократия? Соответствует ли она в России понятию, предложенному М. Вебером? Будем считать, что для нашей страны это (всего лишь) служащие, занимающиеся управлением и либо имеющие классный чин (согласно Табели о рангах), либо его не имеющие (копиисты, канцеляристы, губернские регистраторы), но по закону способные стать «табельными чиновниками».

К началу правления Екатерины Великой количество чиновников превысило 16 тыс. человек. Половина из них — недворяне, прежде всего потомственные «приказные люди». Сокращение аппарата управления, ликвидация коллегий привели к тому, что через сорок лет «табельных чиновников»...

на службу даже в канцелярии Сената и департаменты министерств. К концу царствования Николая I только «табельных чиновников» было уже свыше 60 тыс. Всю вторую половину XIX в. доля потомственных дворян среди чиновников составляла 40 % (потомственное дворянство тогда давалось по достижении VIII класса). Выходит, в России, действительно, правит не аристократия, а бюрократия (Ключевский)? Может быть, что-то следует уточнить? Подумайте самостоятельно. Учтите: низшее и среднее образование имел каждый пятый чиновник, а высшее — 13 % в начале и 40 % в середине века. Интересно, что даже среди чиновников первых четырех классов треть не имела земли и жила только на жалованье. В целом две трети чиновничества не обладали ни крепостными, ни земельной собственностью. После некоторого сокращения госаппарата в период реформ его рост продолжился. И в начале XX в. насчитывалось уже 384 тыс. чиновников, а вместе с канцелярскими служащими — до 500 тыс.[233].

Чиновника не интересует человек. Да и он сам на службе человеком не является, представляя собой неодушевленную часть государственного механизма. Главное его занятие — бумаги. К нему — «входящие», от него — «исходящие». Министр внутренних дел Л. А. Перовский утверждал в 40-е гг., что правительство «не может в точности полагаться на точное и верное исполнение постановлений, если само не наблюдает беспрестанно за действиями исполнителей». В итоге в МВД, реально управлявшее Империей, из каждой губернии поступало ежегодно 174 ведомости. Только ежемесячных ведомостей разных учреждений, сообщавших Сенату о получении его указов, набиралось в год более 100 тыс. бесполезных писем. В 1825 г. по ведомству юстиции числилось более 3 млн дел, через 20 лет — в 11 раз больше. Дела рассматривались годами. Над каждой бумагой в земском суде производилось 26 операций, в губернском правлении — 54, в департаменте министерства — 37

и,              наконец, в Комитете министров — 36![234]

Во власти чиновника — дать или нет ход бумаге.

тому, что сообщал Бенкендорф государю: «Сенат, обогащаясь взятками, завален процессами»? А вот мнение П. А. Валуева, губернатора и либерала: «Многочисленность форм подавляет сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь». Да что там либералы! В конце 50-х гг. даже Н. И. Греча прорвало: «Может ли существовать порядок и благоденствие в стране, где из 60 миллионов нельзя набрать 8 умных министров и 50 честных губернаторов, где воровство, грабеж и взятки являются на каждом шагу, где нет правды в управлении?»[235]. Ясное дело, не может. Но кто виноват и что делать? Почему и полтора века спустя ничего не изменилось? Куда же подевалась «особая православная этика»?

Когда правительство в 60-е гг. сочло необходимым выяснить, отчего растут раскол и сектантство, и опросило губернаторов, то получило ответы, которые бы многие сочли за пасквиль на духовенство, если бы не авторитет губернаторской власти. Вот некоторые выдержки, а Вы уж сами найдите причины, породившие изображаемое. «Духовенство необразовано, грубо, необеспечено и в то же время... образом жизни резко выделяется от народа, не оказывая на него ни малейшего влияния... Поучения устной проповеди и наставлений в делах веры, разъяснения начальных истин богопочитания наш народ не слышит». «Может ли народ уважать священников, которые не выходят из кабака, пишут кляузные просьбы, дерутся крестом, бранятся в алтаре»[236].

Два искренних ревнителя веры — Ф. М. Достоевский и обер-прокурор Синода К. П. Победоносцев соглашались: на рубеже 70-80-х гг. состояние церкви подобно параличу. Правда, обер-прокурор, уверяя, что православная церковь не отделяет и не может отделять себя от государства, видел в этом источник силы и жизнестойкости церкви. А что об этом думаете Вы?

Может быть, Вы знаете, что один из членов Северного общества, Я.

Герцен часто писал о мертвом застое николаевской России, скованной морозами Зимнего дворца. Зимняя империя... Но учебники истории рассказывают и о другом: о промышленном перевороте, росте производства и т. п. Количество предприятий при Николае I утроилось, производство чугуна — удвоилось. Это ли не успех? Однако в Англии-то последний показатель вырос в 20 раз, а во Франции — в 5! Построив третью железную дорогу в мире, Россия к 1860 г. имела 1,5 тыс. км железнодорожных путей. В Англии их длина достигла к 1850 г. 11 тыс. км, во Франции — свыше 3 тыс.[237] Наконец-то отставание очевидно, и столь же очевидно, что объясняется оно не татарским «игом» и не северными широтами. А чем же? Авторитетный дореволюционный исследователь отечественной промышленности М. И. Туган-Барановский отвечал, что все дело в избытке правительственной опеки и отсутствии свободного труда.

Надо было что-то делать, и западники, славянофилы и русские социалисты предложили свои рецепты (а в чем их суть?). Правительство выбрало иное: не трогать ни части, ни целого, а там, даст Бог, проживем. «История прекратила течение свое».