Глава IV РАСПДД ДЕНЕЖНОЙ СИСТЕМЫ И УНИФИКАЦИЯ ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ

Кризис денежного обращения, пережитый Россией, заключался не только в том, что захирела ее основная денежная система, но также и в том, что наряду с основной системой появилось множество других.

“Каталог бон и дензнаков России, РСФСР, СССР, окраин и образований" под редакцией Ф. Г. Чучина (2-е изд. М., 1927), отмечая несомненную неполноту содержащихся в нем сведений, устанавливает для центральной России 21 местный знак, для северной России (включая "перфорированные" и тем приобретшие специальный признак для хождения в ограниченной области) — 74, для Северо-Западно- го и Западного края — 104, для Украины — 342, для Крыма и Юго- Востока — 171, для Северного Кавказа — 325, для Закавказья — 217, для Средней Азии — 235, для Урала и Приуралья — 145, для Сибири и Дальнего Востока (включая Китайско-Восточную ж. д.) — 547, всего 2181 знак самого разнообразного происхождения и очень различной длительности существования. Распад денежной системы был, по-видимому, беспримерным в истории и во всяком случае небывалым в истории бумажно-денежного обращения. В более поздние годы Германия, испытавшая глубочайший кризис денежного обращения, тоже пережила волну местных эмиссий.

По мере восстановления государственного единства совершался и процесс унификации денежной системы, происходивший в различных формах в зависимости от политических и хозяйственных условий. Во многих случаях унификация декретировалась немедленно вслед за занятием Красной Армией новой территории и проводилась сразу. В других случаях процесс унификации затягивался на несколько лет, и местами он был завершен лишь после проведения денежной реформы во всей стране. Мы не можем дать здесь ни полную картину процесса развала, ни обстоятельного описания процесса восстановления, во-первых, потому, что в нашем распоряжении не имеется достаточных данных, которые должны быть еще собраны путем тщательного просмотра всех местных архивов и систематизированы в ряде специальных исследований, и, во-вторых, потому, что даже исчерпывающее описание, основанное на тех материалах, которые могут быть уже подвергнуты обработке, страдая крайней неполнотой, тем не менее заняло бы слишком много места в труде, посвященном прежде всего изучению основной системы денежного обращения и денежной политики центральной власти. Но, так как унификация денежного обращения составляла один из немаловажных элементов денежной политики центра, то мы воспроизводим в настоящей главе в нескольких очерках картину того, как совершалось это объединение. Как было уже сказано, процесс унификации затянулся и был завершен лишь после проведения в Союзе денежной реформы 1924 г. Хронологические рамки настоящей главы поэтому выходят далеко за пределы предыдущей и содержание ее отчасти опирается на данные, которые будут сообщены лишь в следующих главах.

Исторический очерк финансовых итогов эпохи военного коммунизма, вышедший в качестве официального издания в 1921 г. ("Социальная революция и финансы", сборник к III конгрессу Коммунистического Интернационала, издание НКФ), резюмирует в следующих словах те общие мероприятия, которые принимались в целях объединения денежного обращения по мере того, как их позволял проводить самый ход гражданской войны; "политика Советской власти в отношении эмиссий, производившихся местными советскими органами в областях, временно отрезанных от центра, обычно сводилась к их прекращению и обмену местных знаков на общереспубликанские. В отношении же местных знаков, выпущенных не советскими или противосоветскими правительствами, в зависимости от обстоятельств, применялся двоякий метод: или они признавались новой революционной властью, или же полностью аннулировались. Первый метод применялся в отношении самостоятельных окраинных республик, революционным путем устанавливающих у себя Советскую власть, — в них общероссийские денежные знаки вводились в обращение наряду с местной валютой. Напротив, все денежные знаки, выпускавшиеся белогвардейскими правительствами, активно боровшимися с Советской властью, аннулировались без всякого обмена (с.48). Политика сохранения местных денежных систем революционных окраин и привела к тому, что мероприятия по унификации затянулись на ряд лет.

Вопрос о том, как действовать в отношении местных эмиссий при занятии новой территории был предметом обсуждения в Наркомфине в начале 1919 г. Записка по этому вопросу составлена была, по-видимо- му, в марте и представлена Народному комиссару Н.Н. Крестинскому в апреле, когда поднятые ею вопросы и были разрешены (9/IV 1919 г.) его резолюцией. Как видно будет из дальнейшего, они разрешены были на основании чисто политических соображений.

Записка отмечает, что "по мере очищения от неприятеля окраин республики в Центральное управление все чаще и чаще поступают с мест запросы о том, как относиться к суррогатам денежных знаков, выпущенным в освобожденных районах в период их оккупации или в то время, когда эти местности были отрезаны от сообщения с центром".

По первому пункту записка разрешала вопрос положительно, т. е. в смысле обмена знаков, выпущенных местными советскими органами, на знаки общегосударственные, оговаривая только, что в тех случаях, когда эти эмиссии произведены были без разрешения и без ведома центральной власти, обмен должен быть произведен не за счет Народного банка РСФСР, а за счет Государственного казначейства, "от которого уже зависит настоять на возмещении ему сумм, израсходованных на местные нужды", — предложение, которое, очевидно, не имело уже в 1919 г. никакого реального смысла.

"Что касается квитанций и расписок в приеме суррогатов (т. е. местных советских денег) для штемпелевания и регистрации учреждениями оккупационной власти,— писали авторы записки,— то производить оплату такого рода документов ни банк ни Государственное казначейство, казалось бы, не обязаны. Принимая, однако, во внимание, что предоставление указанных суррогатов для регистрации производилось населением указанных местностей по принуждению неприятеля и что в случае полного непризнания за такими квитанциями платежной силы владельцы их, в том числе рабочие и крестьяне, могут оказаться в критическом положении, представлялось бы необходимым, по соображениям, как хозяйственным, так и политическим, допустить оплату также и квитанций, хотя и с ограничением сумм". Резолюция по этому вопросу гласила: производить оплату такого рода документов "ни банк, ни Государственное казначейство не только не обязаны, но оплата их была бы политической ошибкой, так как означала бы оплату принудительного займа, произведенного у населения белыми".

"Выкуп эмиссий, произведенных местными самоуправлениями или иными нейтральными общественными организациями,— продолжает записка,— также не может быть вменен в обязанность правитель

ству. Однако отказаться от оплаты этих денежных знаков вряд ли удобно. Суррогаты этой категории выпускались всего чаще вследствие отсутствия в данном районе общегосударственных денежных знаков мелкой купюры и имели своим назначением облегчить разменный кризис. Поэтому в указанных случаях, если не юридически, то нравственно Народный банк все же ответственен за эти выпуски, ибо поддержание свободного размена денег составляет его прямую обязанность". Это положение также не получило утверждения Народного комиссара финансов, который написал: "Местные самоуправления сохранялись в местностях, еще не признавших Советской власти или ее временно свергнувших. Выпуск производился не потому, что Народный банк не успевал снабжать, а за отсутствием денег, ибо Народный банк не имел права снабжать белогвардейские самоуправления. Поэтому деньги городских и земских самоуправлений оплате не подлежат".

"Наиболее острым и болезненным,— по мнению записки,— представлялся вопрос о ликвидации денежных знаков, выпущенных враждующими с Советской Республикой правительствами окраин России. Ни юридической, ни нравственной, ни какой-либо другой ответственности за эти выпуски на Советскую власть никто возложить не вправе. Деньги, выпущенные врагами республики, зачастую были употребляемы на финансирование враждебных действий. Спрашивается, можно ли эти деньги признать и оплатить. Казалось бы, на этот вопрос ответ один — отрицательный. Однако при ближайшем рассмотрении такое решение вряд ли практично и справедливо. Здесь приходится прежде всего иметь в виду, что аннулирование вражеских денег не может причинить особого вреда виновникам их выпуска. Вся тяжесть такой меры падет на самые широкие слои трудового населения и прежде всего на трудовые массы городских жителей. Деньги, прежде всего, орудие обмена; поэтому, весьма несправедливо возлагать на население ответственность за пользование суррогатами их в тех случаях, когда за перерывом связи с центром или вследствие вражеской оккупации оно вынуждено ими пользоваться.

Конкретные мероприятия проводились в духе этой резолюции и аннулирование местных денег во всех тех случаях, о которых выше шла речь, стало общим правилом. Однако до резолюции Н.Н. Крестинского а иногда и после нее — имели место и изъятия из правила, ибо в

начале 1919 г. формы товарно-денежного хозяйства еще преобладали и аннулирование денег приводило к величайшим затруднениям, которые непосредственно ощущались местными властями и мимо которых последние пройти не могли. С согласия центра или с доведением до сведения центра частичная, по крайней мере, оплата денежных знаков не раз производилась на местах. Владимирский военком телеграфировал 24 апреля 1919 г., что "прибывшие с фронта раненые красноармейцы, находящиеся на излечении владимирских госпиталей, предъявляют в Народный банк для обмена денежные знаки различных республик, образовавшихся из бывшей империи", и просил распоряжений отделению банка во Владимире о беспрепятственном производстве обмена. Владимирскому отделению разрешено было производить обмен и сообщен был список знаков, подлежащих оплате, причем в этом списке были такие деньги, как "разменные знаки минераловодских городских самоуправлений", "боны Екатеринодарского отделения Государственного банка (на вексельных бланках)", "контрольные марки" (без обозначения учреждения их выпустившего). Могилевское отделение Народного банка 5 апреля 1919 г. писало Центральному управлению, что "суррогаты денежных знаков — городские боны, выпущенные в г. Могилеве городом и земством во время оккупации его польскими и немецкими войсками, оплачены отделением". В конце апреля 1919 г. Главный комиссар Народного банка уведомлял, "что в виду признания Советским правительством Украины украинских денежных знаков, выпущенных при прежних правительствах, разрешается свободный обмен украинских денежных знаков на общегосударственные" (29 апреля 1919, № 423). На севере в течение некоторого времени производился частичный обмен на советские знаки так называемых "северных рублей" — кредитных билетов и бон, связанных с английской денежной единицей. В Онежском уезде согласно доклада архангельского финансового отдела (18 октября 1919 г.) "размен северных рублей был разрешен временно беднейшему трудящемуся населению в зависимости от степени нуждаемости", "а также товарищам красноармейцам, получившим эти знаки в сдачу при покупке у населения тех или иных продуктов". Тот же доклад сообщает, что "с присоединением к территории РСФСР последних девяти волостей Шенкурского у. при отступлении белогвардейских войск на Двинском фронте в свою очередь пришлось дать разрешение на обмен белогвардейских денежных знаков", правда на небольшую сумму. Исключения делались еще и в 1920 г. Донской областной исполнительный комитет согласно распоряжения центра издал в июле постановление о том, что аннулированы "все без исключения местные денежные знаки, выпущенные врагами РСФСР, как-то: донские билеты главного командования южного фронта (добровольческие), 5-процентные краткосрочные обязательства все- великого войска донского и заемного обязательства Владикавказской ж. д.", причем предложено было выдать рабочим советскими деньгами двухнедельный заработок, а красноармейцы должны были получить компенсацию от военных властей. Кроме того, "представителями центральной власти был одобрен небывалый в практике аннулирования принятый Донисполкомом особый пункт о компенсации крестьянства.

Такое нововведение в практике аннулирования обусловливалось особенностью денежного обращения Донобласти, не учесть которого было бы политической близорукостью". (Донской Исп. ком., Отдел финансовый, 26/VII 1920 г., № 8080). Постановление о компенсации гласило следующее: “Сельские хозяева, сдавшие продукты своего хозяйства в срок от 15 марта до 15 июня с. г. заготовительным органам Дониспол- кома и имеющие на руках квитанцию о сдачеf но при расплате получившие за них аннулированными деньгами, имеют право на возмещение стоимости сданных продуктов, в размере, однако, не свыше тысяч рублей, если подлежащим советским органом (станичный исполком, хуторской Совет, продорганы на местах) будет установлено, что в данном селении расплата за продукты производилась аннулированными деньгами" ("Советский Дон, 2/VII 1919, постановление Дони- сполкома от 29/VII 1919 г.). Число примеров можно было бы увеличить, однако все это были исключения. Правилом оставались те принципы, которые формулированы были Наркомфином по докладу, приведенному выше и, по-видимому, эти принципы чем дальше, тем тверже проводились в жизнь: денежные знаки враждебных Советской власти правительств аннулировались, рабочим же и красноармейцам выдавались в виде компенсации некоторые суммы советскими деньгами. Поскольку при этом признанные Советской властью организации оставались без денежных средств, они должны были испрашивать их в общем порядке, т. е. у казначейства: напомним, что к концу 1920 г. даже кооперативные предприятия получали средства для своих расходов через государственный бюджет. К концу эпохи военного коммунизма в центре существовало, по-видимому, стремление использовать акты аннулирования для изъятия всех местных денежных знаков. Так, телеграмма НКФ от 19 марта 1919 г. предлагала уполнаркомфину в Харькове, Губревкому в Александровске и в Симферополе "по получении достаточного количества общероссийских дензнаков объявить аннулированными без обмена все обращающиеся в Таврической губ. дензнаки, выпущенные белогвардейцами, в том числе образцов, выпущенных в период существования в Крыму Советской власти 1919 г. Рабочим и служащим, оставшимся после ухода белых, также красноармейцам, прибывшим в Крым до момента аннулирования, выдать возмещение в размере полумесячного жалования, ограничив выдачу возмещения сроком первого мая. Органам местного управления, общественным учреждениям, профсоюзам, кооперативам убытки возмещаются; потребные расходам суммы получаются ими в сметном порядке".

Этими актами и обменом знаков местных советских эмиссий на знаки РСФСР изъято было огромное количество местных денег и установлено было к концу гражданской войны единство денежного обращения на большей части территории нынешнего Союза. На нескольких окраинах процесс унификации совершался в гораздо более сложных условиях, потребовал больше времени, и объединение оказалось возможным лишь в результате ряда мероприятий, к описанию которых ,мы и перейдем. Некоторые из этих мероприятий были проведены уже в эпоху военного коммунизма. Другие закончились лишь через два года после денежной реформы. Мы остановимся только на тех эпизодах, кото

рые касаются Туркестана, Бухары и Хивы, федерации Закавказских республик и Дальнего Востока.

Туркестанская денежная реформа относится еще к 1923 г. Гражданская война отрезала Туркестан от государственного центра. Уже в и 1919 гг. декретами СНК РСФСР туркестанскому отделению Народного (бывшего Государственного) банка несколько раз предоставлялось право выпуска временных кредитных билетов. Сперва на сумму в 200 млн рублей (3 сентября 1918 г.), затем дополнительно на сумму в 300 млн рублей (17 сентября 1918 г.), затем всего на сумму до 2 млрд рублей (16 апреля 1919 г.). Первоначально это был местный выпуск денег общегосударственного значения. Первый из упомянутых декретов требовал, чтобы в тексте билетов Туркестанского края было оговорено, что они выпущены по постановлению СНК РСФСР, и указывал, что "билеты сии выпускаются в обращение ташкентскими и прочими учреждениями Народного банка в Туркестане в том же порядке, как и кредитные билеты общегосударственного образца, т. е. по банковым операциям и по государственным расходам, в пределах, разрешенных Совнаркомом РСФСР кредитов". Однако несмотря на эту преемственную связь туркестанского временного кредитного билета с прежним русским рублем, денежное обращение Туркестана постепенно отрывалось от общероссийского: при двух эмиссиях и разрыве хозяйственных связей этот процесс был неотвратим. Поэтому последний из упомянутых декретов установил уже определенный район для обращения кредитных билетов Туркестана, а именно области: Закаспийскую, Самаркандскую, Семиреченскую и, кроме, того, Хиву и Бухару. Народный банк РСФСР должен был обменивать туркестанские кредитные билеты на общероссийские и вне этого района, но на практике это встречало затруднения и лишь слабо проводилось в жизнь.

Деньги Туркестана оторвались от общероссийской денежной системы, и судьба их оказалась худшей, чем судьба общероссийского денежного знака. Положение не изменилось с образованием Туркестанской Советской Социалистической Республики. Доклад о денежной реформе, представленный в начале 1921 г. Народным комиссариатом финансов ТССР, констатировал, что "катастрофическое положение Туркестанской республики в отношении финансовом выяснилось уже в середине 1920 г. Колоссальный рост туркестанского бюджета; неимоверно быстрое падение покупательной силы рубля, во много раз обгонявшее соответствующие цифры РСФСР, совершенно ясно указывали на то, что Туркестан в области своих финансов быстро приближается к катастрофе". (Доклад С. Измайлова "О произведенной в Туркестанской республике денежной реформе — деноминации"). Действительно, туркестанская эмиссия составляла на 1 января 1919 г. 942 млн, на 1 января 1920 г. — 6439 млн и на 1 января 1921 г.— 95 000 млн. Это было увеличение за два года в сто раз. За то же время общероссийская эмиссия возросла менее чем в 20 раз. В связи с этим и обесценение туркестанских денег значительно превышало общероссийскую норму.

Иметь валюту, обесценивающуюся еще быстрее, чем общероссийская, было для Туркестанской республики крайне неудобно, и туркестанское правительство само видело выход из положения в унифика

ции денежного обращения. Правительство Федерации после некоторых колебаний пошло на унификацию, которую решено было произвести путем замены туркестанских кредитных рублей знаками РСФСР образца 1919 г. В связи с этим прежде всего встал вопрос о том, из какого расчета производить обмен туркестанских временных кредитных билетов на общероссийские.

Доклад туркестанского Наркомфина описывает разрешение этого вопроса следующим образом: "Рынки сопредельных с ТССР стран имеют для последней в области экономической огромное, определяющее значение, в особенности рынки Бухарской и Хорезмской республик. На этих же рынках курс на туркестанские деньги, сравнительно с общефедеративными деньгами образца 1917 г. ("керенки"), в течение продолжительного времени установился довольно прочно — с незначительными уклонениями в ту или иную сторону, — в размере 10:1. Такая высокая сравнительно расценка "керенок" объяснялась двумя причинами: 1) тем, что "керенки" были деньгами не "советскими" и 2) тем, что они были общефедеративными, ибо в тот момент, когда после ликвидации дуговской "пробки", с Бухарой возобновились сношения, "керенки" были единственными общефедеративными знаками, выпускавшимися на бухарский рынок. Не забывая первой из указанных причин, нельзя было не считаться и со второй, т. е. с тем фактом, что "керенки" расценивались выше именно потому, что они были знаками общефедеративными. А из этого надо было вывести, что знаки образца 1919 г., будучи такими же общефедеративными знаками, как и "керенки", дают возможность приравнять их друг к другу. По отношению же к временным кредитным билетам Туркестанского края это означало, что таковые должны расцениваться сравнительно с знаками образца г. как 10:1. Исходя из того что рынки Бухары и Хорезмы в столь сильной степени влияют на Туркестан, Народный комиссариат финансов пришел к выводу, что прежде, чем осуществить деноминацию в ТССР, необходимо ввести знаки образца 1919 г. по указанному выше курсу на рынках Бухарской и Хорезмской республик. Победоносная революция в Бухаре, завершившаяся изгнанием эмира, облегчила решение этой задачи, и на основании достигнутого между Наркомфином ТССР и Бухарским революционным комитетом соглашения в ноябре г. знак образца 1919 г. введен в качестве государственной валюты Бухарской республики и приравнен по своей стоимости к "керенкам"; таким образом, на него по отношению к временным кредитным билетам Туркестанского края был установлен курс 10:1. В этом же месяце то же мероприятие было декретировано в Хорезмской республике”.

Бухарская и Хорезмская республики тем охотнее могли пойти на эти меры, что они получили крупные суммы общероссийских денежных знаков. Введение денежного знака образца 1919 г. на рынках этих республик, т. е. возможность закупать в Бухаре и Хорезме товары на общефедеративные деньги, имело ближайшим последствием повышение их курса в Туркестане. В начале 1920 г. денежные знаки образца и 1919 гг. расценивались в 1,6 — 2 раза дороже временных кредитных билетов Туркестанского края; в конце 1920 г. их курс поднимался в Ташкенте до 5 — 6, а в Самарканде и Полторацке даже до 8—9.

Туркестанское правительство взяло курс, еще менее выгодный для временных кредитных билетов (курс Бухары и Хорезмы) и установило соотношение 1:10. На этом основании и был произведен обмен на советские денежные знаки образца 1919 г. В соответствии с общим направлением экономической политики этого времени постановлено было обменивать в одни руки не более 3 млн рублей временных кредитных билетов Туркестанского края, исходя из стоимости по ценам вольного рынка среднего крестьянского инвентаря. А во избежание возможных способов обхода этого постановления было дополнительно установлено, что предъявлять деньги к обмену могут только граждане, начиная с 16-летнего возраста.

Необходимо отметить один любопытный элемент этой реформы. Задача заключалась в том, чтобы объединить денежное обращение Туркестанской республики и РСФСР. Собственно говоря, для этого надлежало установить определенное соотношение между туркестанской и российской денежными единицами и приступить к обмену, не делая различия между разными образцами денежных знаков, имевших хождение в РСФСР. Но это оказалось практически невозможным. Положение о реформе гласило, что обмен производится только на знаки образца 1919 г., и выходило, таким образом, будто знаки других образцов не имеют хождения на территории ТССР. Это вызывалось тем, что ранее выпущенные деньги РСФСР в количестве 3 млрд еще до деноминации были получены в Туркестане и были выданы здесь по курсу туркестанских кредитных билетов. Нельзя было поэтому декретировать обмен в общей форме. Нельзя было вместе с тем и постановить, что деньги других образцов не имеют хождения в Туркестане, ибо в таком случае основная задача объединения денежных систем осталась бы недостигнутой. Выход найден был в том, что декретировался только обмен на знаки образца 1919 г., но молчаливо признавалось и хождение знаков других образцов по их нарицательной стоимости, т. е. на таких же основаниях, как и в РСФСР. Таким образом, путем умолчания об этом скользком пункте достигнуто было фактически полное объединение денежного обращения. Само собой разумеется, что такое упрощенное разрешение вопроса возможно было только в условиях совершенно расшатанного и неупорядоченного денежного обращения, при котором не приходилось считаться с "мелочами". С ними в то время не особенно и считались.

Реформа основана была на очень простом принципе и после разрешения некоторых затруднений, касавшихся выдачи заработной платы, текущих счетов и т. п., реформа была проведена.

Распространение союзной системы денежного обращения на сопредельные с Туркестаном страны — Бухару и Хорезму (Хиву) — произошло значительно позднее, а именно лишь в начале 1923 г. Положение здесь было следующее *:

Бухарское ханство имело в довоенное время параллельное обращение, основанное на двух металлах,— на золоте и серебре. Золотые вы-

1 Сведения о Бухаре взяты частично из "дел" Народного комиссариата финансов, час- тично же сообщены мне М. П. Демидовым, который изучал вопрос на месте и использовал материалы проф. Ю. Пославского и К. 3. Сечкина.

сокопробные монеты — тилли и серебряные монеты — теньги не связаны были твердым курсом, и отношение между ними колебалось. Оборот обслуживался главным образом серебряной теньгой. В начале 20 столетия российское правительство стало принимать меры к тому, чтобы стабилизовать курс теньги в отношении к русскому кредитному рублю, и фактически курс фиксирован был на уровне 1 теньга=0,15 рубля, т. е. теньга приравнена была нашему пятиалтынному. Русская пятнадцатикопеечная монета вошла в бухарский денежный оборот, и к моменту начала войны русская билонная монета составляла довольно значительную часть денежной массы, обращавшейся в Бухаре.

При Временном правительстве в денежное обращение Бухары наряду с кредитными билетами проникают новые выпущенные им денежные знаки. Вслед за Октябрьской революцией эмир бухарский приступает к выпуску собственных бухарских денег, выраженных в теньгах, но по-прежнему приравниваемых по своей платежной силе к рублям. Размеры этой эмиссии не могут быть установлены из-за отсутствия архивных материалов.

В 1920 г. в Бухаре произошла революция и провозглашена была народная республика. Новое правительство в свою очередь стало эмитировать свои бумажные деньги. Вместе с тем оно допустило к обращению советские денежные знаки образца 1919 г., приравняв их к "керенкам", получившим раньше в стране большое распространение. Население приняло новые знаки и признало установленный для них курс. Однако последний продержался недолго. В Бухару проникли иностранные товары и началась их скупка для перепродажи на рынок РСФСР. Специальные скупщики собирали знаки образца 1919 г. в России и отправляли их в Бухару для закупки чая, мануфактуры и других товаров, которые ввозились затем в Россию. Курс керенок отделился от курса советских знаков образца 1919 г., и последний упал.

Долгое время бухарские бумажные деньги стояли в курсе выше советских денежных знаков. Такое положение поддерживалось в 1922 г. тем, что Бухаре предоставлялись деньги правительством РСФСР на закупку на российских рынках товаров. Однако к концу 1922 г. положение изменилось для Бухары к худшему. Кредиты РСФСР были исчерпаны, новых не открывалось. Эмиссия на покрытие бюджетного дефицита практиковалась в широких размерах. Налоговая система не развивалась, и ничто не предвещало оздоровление финансовых условий. Вместе с тем правительство Бухарской республики эмитировало деньги не только на покрытие бюджетного дефицита, но и на образование валютного, преимущественно серебряного фонда. Такая финансовая политика диктовалась в значительной мере желанием использовать самостоятельную эмиссию до ее прекращения.

Результаты неумеренной эмиссии стали обнаруживаться в Бухаре очень остро с конца 1922 г. и тогда же начались осложнения во всех операциях, связанных с денежными расчетами. В конце 1922 г. лаж на общероссийские денежные знаки составлял около 8%, в начале февраля 1923 г. он поднялся уже до 120, в начале марта он достиг 220, а к концу существования бухарской эмиссии он доходил до 500%.

В 1922 г. правительству РСФСР приходилось вести борьбу за хождение советского денежного знака в Бухаре по паритету' с бухарским

рублем. Но вскоре после того, как эта цель была достигнута, чрезмерное использование бухарской эмиссии создало для российских учреждений и предприятий, работавших в Бухаре, крайне невыгодную обстановку. Железная дорога и почтово-телеграфные учреждения, принимавшие бухарские деньги наравне с совзнаками, стали отказываться от них, когда бухарские деньги начали обесцениваться на рынке быстрее, чем советские рубли. Бухарское правительство искало выхода в том, чтобы бухарским знакам дано было хождение в пределах Туркестана. Но на это невозможно было пойти, ибо это означало бы предоставление Бухаре огромных, ничем не оправдываемых эмиссионных возможностей. Кончилось тем, что железная дорога и почтово-телеграфные учреждения отказались от приема бухарских знаков, и это ускорило их обесценение. Не оставалось иного выхода, кроме прекращения бухарской эмиссии и объединения денежного обращения, и правительство Бухарской Народной Советской Республики на этот выход пошло.

Когда стал обсуждаться вопрос о реформе, то обнаружилось, что проведение ее осложняется чрезвычайной пестротой бухарского денежного обращения, в котором не только оставались металлические и бумажные деньги различного происхождения, но даже и расценка одной и той же бумажной валюты не всюду была одинакова. В районе Аму- Дарьи и в Восточной Бухаре имели хождение серебряная теньга, русская золотая монета (преимущественно пятирублевая) и афганская рупия. Они играли роль платежных средств во внешних сношениях Бухары и доминировали всюду, где сказывалось преобладающее влияние внешней торговли. В других районах, но тоже главным образом лишь в городках, обращались бухарские знаки. Наконец, в полосе железной дороги имели значительное обращение советские знаки. Затруднения при ликвидации бухарской эмиссии и выкупе бухарских знаков на советские и должны были — как указывали представители Бухары — возникнуть или во всяком случае значительно усилиться вследствие того, что лаж на советские знаки в различных частях Бухары являлся крайне неравномерным. Представители Бухарского правительства сообщали на совещании в Народном комиссариате финансов в Москве, что высокий лаж существует, главным образом, в старой Бухаре и в полосе близ железной дороги, что он понижается по мере удаления в глубь страны и что в наиболее далеких вилайетах декхане (крестьяне) принимают советский рубль по паритету с бухарским рублем.

Не лучше обстояло дело и в Хорезме.

В Хорезме [1] до начала 20 столетия денежное обращение целиком состояло из металлических монет, золотых, серебряных и медных. Золотой монетой была "тилля", которая чеканилась свободно ханским монетным двором, но за довольно высокую и притом колеблющуюся плату. Она существовала в двух видах — ординарном и двойном, причем монета двойная по содержанию золота называлась "пухта тилля". Серебряной монетой была "теньга", металлическое содержание которой

значительно понизилось от первой половины 19 столетия к концу его. Твердого соотношения между золотой и серебряной монетами установлено не было. Как и в Бухаре, существовавший порядок можно характеризовать как систему параллельного обращения. Серебряная монета чеканилась свободно, но с задержками за сравнительно высокую плату, так же, как и золотая. Она преобладала в денежном обращении, но, по-видимому, нельзя сказать, чтобы основной денежной единицей была именно серебряная теньга, ибо многие расчеты велись в тиллях. Медная монета ходила под разными наименованиями (пуль, сом, фулус), причем к концу XIX века установился счет, согласно которому 32 пули приравнивались теньге. Наряду с деньгами Хорез- мы в обороте были также российские кредитные рубли и русские серебряные монеты.

С проведением в России денежной реформы в конце XIX века и с внедрением в самой России в оборот значительных сумм золотой монеты последняя появляется и в денежном обращении Хорезмы, причем кредитные рубли почти исчезают из него. Но нахлынувшая волна вскоре спадает. Зато усиливается значение в денежном обращении ханства российской разменной серебряной монеты. Здесь совершается в начале 20 столетия тот же процесс, который имел место в Бухаре: устанавливается твердое отношение между хивинской теньгой и российской валютой, т. е. местная система смыкается с российской, сохраняя в обращении наряду с российскими деньгами и свои собственные монеты. Это сращение произошло на основе приравнения теньги =1/5 рубля золотом или кредитными билетами, т. е. двадцати копейкам. Таким образом, здесь, как и в Бухаре, в начале 20 столетия фактически установилась золотая валюта, представленная в обращении почти полноценным серебром местного чекана и билонным серебром российского происхождения.

В продолжение войны до февральской революции существенных изменений в составе денежного обращения Хорезмы, насколько нам известно, не произошло: серебро — особенно теньга — осталось доминирующим платежным средством; наряду с ним имели хождение русские кредитные рубли. В 1917 г. к ним присоединились так называемые керенки. В 1919 г. ханство начало выпускать новые медные монеты, а также шелковые и бумажные деньги, и эти выпуски продолжались в и 1921 гг., причем достоинство денежных знаков, отчеканенных из меди и напечатанных на шелку, становилось все более крупным. В г. медные деньги выпущены были достоинством от 10 копеек до рублей (от 1/2 теньги до 15 тенег), в 1920 г.— в 20 и 25 рублей; в г.— в 100 рублей и 500 рублей. Шелковые деньги эмитированы были в 1919 г. достоинством от 40 рублей до 250 рублей; в 1920 г.— до 1000 рублей и в 1921 г. до 2000 рублей. Вместе с тем в обращение проникли в 1920 г. бухарские деньги, туркестанские боны и советские знаки образца 1919 г.

Революция, вспыхнувшая в 1920 г. поставила во главе государства новую, республиканскую власть, которая выпускала свои деньги, сперва медные, шелковые и бумажные, подобно ханскому правительству, затем, начиная с 1922 г., одни только бумажные. Содержание меди в

монетах было уменьшено, бумажные знаки эмитировались в возраставшем количестве, ибо финансовое положение было крайне тяжелым и финансовое управление до последней степени примитивным. На рубеже 1923 г. почти никаких доходных источников, кроме эмиссии бумажных денег, у хорезмского правительства не существовало. Когда Бухара пошла на унификацию денежного обращения, у Хорезмы не было иного исхода, как последовать ее примеру.

Вопрос об унификации был разрешен в положительном смысле в отношении обеих республик на экономической конференции среднеазиатских республик в марте 1923 г. и на совещании в Народном комиссариате финансов в Москве. Постановлено было, что местные эмиссии прекращаются с мая 1923 г. и что происходит обмен местных денежных знаков на общефедеративные из предоставляемого для этой цели центральным правительством фонда. Первоначально имелось в виду, в целях безболезненного проведения реформы, произвести обмен в Бухаре по двум различным курсам, установленным для более близкого к железной дороге и для более отдаленного района. Таким способом предполагалось приблизить обменный курс к действительному курсу в разных частях Бухары. Практическое осуществление реформы показало, что проведение границы между обоими районами встречает слишком большие затруднения. В таком виде реформа и была проведена. Курс для обмена установлен был 1:3 для Бухары и 1:1 для Хорезмы. Начиная с мая, бюджетные дефициты обеих республик стали покрываться из средств федерации, причем на республики возложено было обязательство приступить к налаживанию налоговой системы и к упорядочению финансовой отчетности. К осени 1923 г. выкуп местных денег был закончен, причем в Бухаре на обмен было израсходовано в переводе на червонные рубли 1122 тыс. рублей (по данным неопубликованного доклада проф. Ю. Пославского). Относительно расхода на обменную операцию в Хорезме у нас нет сведений, но он был, несомненно, еще значительно меньше. Нельзя сказать, чтобы обменная операция проходила удовлетворительно. М. П. Демидов говорит в использованной мною записке, что "население, несмотря на широкую информацию, чрезвычайно недоверчиво отнеслось к обмену, а так как кассы не во всех районах открылись одновременно, то в некоторых местностях распространились слухи о нуллификации бухарских денежных знаков. Несмотря на существование, например, обменных касс в Кагане, в сельских местностях за 6 — 7 верст население покупало совзнаки по курсу 4:1, а в Керминэ 6:1, в районе Шихрязаба 9:1". Но бухарская валюта была умирающей, и население привыкло уже в 1923 г. не видеть в бумажных деньгах чего-либо особенно ценного. Вероятно, поэтому все эти неурядицы не сопровождались протестом и какими-либо осложнениями. Однако они вызвали усиленный спрос на золото, которое и без того всегда ценилось здесь, на окраине, выше, чем в центральной России.

Формально унификация была проведена в 1923 г. Но фактически серебряная теньга после описанной реформы еще долго сохраняла хождение в Бухаре. Ее обращение настолько укоренилось, что и финансовые учреждения не могли не считаться с этим фактом. В 1925 г. (после

политических преобразований в Средней Азии и образования новых республик на месте старых), Узбекский народный комиссариат финансов с разрешения центрального правительства принимал еще теньгу в уплату налогов. И теперь металлическая монета, старая российская и иностранная (персидская, афганская) не утратила вполне своего значения в некоторых районах Средней Азии.

История денежного обращения Закавказья представляет особую пестроту систем и видов денег, как местных, так и иностранных, имевших хождение в трех нынешних республиках — в Грузии, в Азербайджане и в Армении. Основные этапы распада и восстановления сводятся здесь к следующему *.

Восьмого ноября 1917 г. армейский комитет Кавказской армии объявил, что он не признает новой власти, созданной Октябрьской революцией; с этого времени началось обособленное политическое существование Закавказья. В декабре в Тифлис прибыла последняя партия русских денег. Новых поступлений денежных знаков из центра не предстояло и закавказское правительство приступило к собственной эмиссии. Местные бумажно-денежные знаки стали выпускаться под названием "боны Закавказского комиссариата", или сокращенно "зак- бон". 29 января 1918 г. утверждено было положение о порядке их выпуска. Эмиссия возложена была на тифлисскую контору Государственного банка, который уполномочен был выпускать эти знаки “до устранения причин, вызывающих хронический недостаток кредитных билетов". Эмиссия сразу же превратилась в чисто казначейскую, предназначенную главным образом для покрытия государственных расходов. Первоначальные выпуски были огромны; так, эмиссия за февраль 1918 г. составила около 10% общероссийской эмиссии за тот же месяц. Но в марте, апреле и мае она сократилась и дошла до 1,5% одновременной российской.

В течение 1918 и первой половины 1919 г. закавказские боны были общей валютой для всего края. Лишь в Азербайджане ходили также и другие местные деньги. Но так как Закавказье распадалось уже в это время на три республики, то снабжение края деньгами происходило в форме распределения денежной продукции между тремя правительствами. Печатало боны грузинское правительство, и оно же производило распределение. "Есть основание полагать,— пишут авторы "Закавказского финансово-статистического сборника 1918 — 1923 гг." (с. 10, И),— что оно было не совсем аккуратно. Дело даже доходило до официальных дипломатических протестов против действий грузинского правительства". Как бы то ни было этот порядок сохранился до сентября 1919 г. За это время всего было выпущено 1 360 ООО ООО рублей, из которых Грузия получила 39,7%, Азербайджан — 27,9 и Армения — 32,4%. К началу эмиссии уровень цен стоял выше довоенного примерно в 18 раз, к концу ее — в 126 раз. Но вычислить реальную ценность выпущенных денег представляется невозможным. По Армении и Азер-

1 Статистический материал по истории денежного обращения в Закавказье опубликован в издании "Закавказский финансово-статистический сборник 1918 — 1923 гг.", ч. 1. Тифлис, 1924 г. Кроме того, Я. Р. Бляхов предоставил мне материалы своего неопубликованного исследования о денежном обращении Закавказья.

байджану нет достаточных данных о товарных ценах. А курсы золота подвергались таким сильным колебаниям в отношении к товарным ценам, что ведение счета по этим курсам представляется делом весьма сомнительным. Пользуясь сложным комбинированным методом, цитированный сборник приводит к выводу, что за время от февраля 1918 г. по сентябрь 1919 г. при помощи эмиссии закбон удалось извлечь у населения 30,3 млн довоенных рублей, т. е. в среднем по 1,5 млн рублей в месяц. Если расчеты произведены достаточно правильно, то эту сумму следует признать довольно большой, ибо среднемесячный эмиссионный доход в Советской России составлял за те же месяцы около 30 млн рублей. Но не следует особенно полагаться на эти цифры.

Кроме азербайджанских знаков, о которых упомянуто было выше, в Закавказье продолжали иметь хождение российские кредитные билеты и знаки Временного правительства — “керенки”; и те и другие ходили с лажем. Лаж на кредитные билеты составлял в январе 1919 г. 63%, в июне — 290, в сентябре — 150, лаж на “керенки” достигал только 6,5% — в январе, 50 — в июне и 15% — в сентябре. Местные власти стремились бороться с этими лажами, но безуспешно. Реальная ценность всей денежной массы здесь, как и всюду, быстро уменьшалась. К сентябрю 1919 г. она составляла, по-видимому, около 20 000 000 довоенных рублей и была примерно в четыре раза ниже довоенной (Закавказский сборник, с. 18). Если эти цифры хотя бы приблизительно соответствуют действительности, то сжатие денежного обращения было несравненно меньше, чем одновременно в Советской России. Такое различие вполне возможно, ибо в 1919 г. гражданская война сузила территорию Советской России, а экономическая политика сократила в сильнейшей степени объем денежного хозяйства: к сентябрю 1919 г. реальная ценность денежной массы в Советской России составляла лишь 1/15 довоенной.

Во второй половине 1919 г. совершается распад объединенной закавказской денежной системы. Грузия наследует эмиссию "закбон", которые превращаются в ее собственные, а не общекавказские деньги. Армения создает свою собственную эмиссию. Азербайджан строит свою денежную систему на основах, заложенных уже до распада. Этот период продолжается и после советизации республик в 1920 — 1921 гг. до закавказской денежной реформы января 1923 г. Денежное обращение каждой из республик приходится теперь рассматривать обособленно, подразделяя весь промежуток времени от распада до объединения на два периода: до и после советизации.

Эмиссия Грузинской Демократической Республики началась несколько раньше прекращения объединенной эмиссии закавказских бон. Она продолжалась от июля 1919 г. до февраля 1921 г., и это было время наиболее острой инфляции. За 20 месяцев эмиссии бон закавказского комиссариата Грузия получила 540 млн рублей. За 20 месяцев собственной эмиссии она выпустила в обращение 17 млрд рублей, причем на последний месяц — февраль 1921 г. — из них приходится формально 7,3 млн рублей, часть которых, впрочем, вывезена была меньшевистским правительством из Грузии и фактически выпущена позднее. За полтора года выпуска бон Закавказского комиссариата уровень цен в

Грузии повысился в 7 раз. За полтора последующих года он возрос в 25 раз. Эмиссия Закавказского комиссариата дала грузинскому правительству 12 млн рублей, самостоятельная грузинская эмиссия дала примерно за такой же срок 16—17 млн рублей: больший доход получен был ценой очень сильного нажима на печатный станок, значительного повышения темпа эмиссии и роста цен, доходившего до 44% в месяц. Реальная ценность денежной массы в довоенных рублях к середине 1920 г. благодаря огромным выпускам поднялась, но безудержная инфляция снова снизила ее, и в начале 1921 г., накануне советизации, она стояла ниже, чем накануне приступа к собственным выпускам денег. В финансовом и валютном отношении это был один из наиболее тяжелых периодов для Грузии.

С марта 1921 г. начинается эмиссия советского правительства Грузии. Она продолжалась до конца 1922 г., т. е. тоже 20 месяцев. Темп ее, сперва очень высокий, затем замедлился. Началась она накануне объявления новой экономической политики, лозунгом которой и в Советской России была денатурализация хозяйства, сопровождаемая восстановлением финансовой системы. Финансовая работа, хотя и недостаточная, но все же серьезная, проделана была и в Грузии. Если в первые месяцы эмиссионные поступления составляли единственный источник доходов советского правительства Грузии (98%), то в среднем за 1922 г. половина расходов была покрыта из других поступлений. Темп эмиссии от 34 — 43% в марте — мае 1921 г. снижен был до 10 — 20% в течение 1922 г. В отдельные месяцы рост цен продолжал оставаться огромным и в самом начале был даже несравненно выше, чем при меньшевистском правительстве: 204% в апреле, 163% в мае 1921 г., 61% в январе 1922 г. и 51% в феврале. Но в течение значительной части всего этого двадцатимесячного периода — осенних месяцев 1921 г. и марта — ноября 1922 г. — цены росли медленно и даже по временам понижались: три месяца — сентябрь — ноябрь 1921 г. дали снижение цен на 2%, девять месяцев, март — ноябрь 1922 г. дали вместе повышение всего на 13%, т. е. в среднем по 1,5% в месяц. По сравнению с теми колебаниями ценности бумажных денег, которые стали уже привычными до г., это казалось, да отчасти и было, стабилизацией валюты, и грузинский рубль приобрел славу исключительного феномена среди различных обращавшихся в советских республиках бумажных рублей.

Финансовая работа сыграла несомненную роль в этом явлении. Интервенционные мероприятия Комиссариата финансов Грузии тоже не остались без влияния. Но эмиссия бумажных денег для покрытия бюджетных дефицитов все же совершалась ведь непрерывно. Одними указанными мерами и летним расширением товарооборота нельзя объяснить эту устойчивость грузинского рубля. Фактором первостепенного значения в течение этого периода являлось положение Грузии как страны, служившей почти единственным местом связи между Советской Россией и мировым рынком. Иностранные товары, поступавшие через батумский порт, во-первых, улучшали состояние товарного рынка в самой Грузии, во-вторых, становились предметами вывоза в Россию, укрепляя торговый баланс между Грузией и Россией и содействовали притоку товаров в Грузию с севера. Вместе с тем огромная разни

ца между ценностью золота в Тифлисе и в Москве пошла на первых порах на пользу грузинскому денежному обращению.

Золотая "десятка” стоила в июле 1921 г. в Тифлисе 420 ООО рублей, а в Москве 177 ООО рублей. Так как вслед за советизацией в Грузии получили хождение и советские денежные знаки, то русские советские рубли (которые обменивались во второй половине 1921 г. на грузинские бумажные рубли по курсу, недалекому от паритета) в отношении к золоту оказались в Грузии более дешевыми, чем в Москве. Грузия получила поэтому возможность покупать советские товары по очень дешевым ценам. Соотношение курсов золота на совзнаки в Москве и в Тифлисе давало возможность либо с выгодой приобретать в России товары на советские бумажные деньги, купленные в Тифлисе по низкому курсу на золото, либо дешево покупать за границей товары на золото, скупленное по низкой цене в Москве на совзнаки. Золото стало притекать из центральной России в Грузию и оттуда за границу, и это движение его, в процессе которого стало совершаться выравнивание курса, послужило во второй половине 1921 г. к снабжению грузинского рынка товарами и укреплению грузинской валюты. Выравнивание курса золотого рубля закончилось на рубеже 1922 г., и действие этого фактора тогда прекратилось. Но и после этого сохранялось транзитное значение Грузии в области внешней торговли Советской власти. И кроме того, в 1922 г. совершился перелом в соотношении между грузинским и русским рублем, который также послужил к укреплению денежного обращения Грузии. Это обстоятельство имело в истории грузинской денежной системы очень крупное значение.

Советские денежные знаки появились в Грузии вслед за советизацией и на первых порах ходили даже с лажем против грузинских рублей, вполне понятным, если принять во внимание, что они нужны были Грузии для покупки товаров в России вообще и в частности для чрезвычайно выгодных арбитражных операций с золотой монетой. Но к концу 1921 г. эти арбитражные операции не представляли уже прежних выгод, а наплыв советских денежных знаков, которые ввозились из Москвы для покрытия некоторых расходов центральных ведомств, все более увеличивался. Население начало отказываться от приема совзна- ков по паритету, хотя официально русские знаки должны были обмениваться на грузинские рубль за рубль. В самом начале 1922 г. грузинские финансовые учреждения под давлением вольного рынка стали уже ограничивать прием совзнаков, и это, разумеется, еще более дискредитировало их в Закавказье. Процесс падения их вольного курса стал совершаться столь стремительно, что в феврале грузинское правительство отказалось от официального курса и установило, что совзнаки подлежат приему только по вольному рыночному курсу. В ноябре 1921 г. на русский рубль существовал еще лаж в несколько процентов; а в марте 1922 г. 100 русских рублей стоили на грузинские деньги 18 рублей 50 копеек, в мае — 8 рублей, в июле — 5 рублей, в сентябре — 3 рубля 50 копеек, в ноябре — 1 рубль 25 копеек. Деньги РСФСР стали для Грузии иностранной валютой, и притом такой, курс которой быстро падал. С июня по сентябрь 1922 г. товарные цены в Советской России повысились гораздо слабее, чем упал курс русского рубля по отношению к

грузинскому: это было и в России временем относительной стабилизации и покупательной силы рубля. Создалось положение, выгодное для ввоза товаров из России в Грузию на дешевые для Грузии "совзнаки", и само собой разумеется, что на состояние товарного рынка в Грузии, а следовательно, и на состояние покупательной силы ее валюты это должно было оказать благоприятное влияние.

Из этого описания видно, насколько сложной была конъюнктура денежного обращения. Нужен был бы очень подробный анализ всех его факторов для того, чтобы пояснить каждое из колебаний в покупательной силе и в курсе грузинского рубля, имевшее место в течение этого периода. Мы не можем взять на себя выполнение этой задачи в своем общем очерке. Отметим только, что в декабре 1922 г., в момент предстоявшей ликвидации грузинской эмиссии, правительство Грузии снова прибегло к усиленному действию печатного станка и стабилизация грузинского рубля была сорвана: темп эмиссии поднялся по сравнению с предыдущим месяцем вдвое и цены под влиянием панического настроения рынка, не знавшего, чего ждать от преобразования денежной системы, снова поднялись на 35%.

Денежное обращение Азербайджана представляет меньший интерес, и мы короче остановимся на нем. До образования Азербайджанской Советской Социалистической Республики (в апреле 1920 г., т. е. на девять месяцев раньше, чем в Грузии) здесь выпускали свои бумажные деньги последовательно Бакинская городская управа, Бакинский Совет городского хозяйства и Азербайджанское правительство (Мусса- ватское), которым, как указано уже было выше, получена была также часть эмиссии Закавказского комиссариата. Всего ими было эмитировано (вместе с закавказскими бонами) свыше трех млрд рублей, ценность которых в довоенных рублях (если считать по тифлисским индексам, за отсутствием азербайджанских) составляла за 27 месяцев около 26 млн рублей при "реальной ценности" всей денежной массы к середине 1919 г. в среднем около 7 млн довоенных рублей ("Закавказский сборник", с. 44 — 47). С конца апреля 1920 г. начинается эмиссия Азербайджанской ССР, которая стала самой напряженной из всех эмиссий Закавказья. За 1920 г. (8 месяцев) было выпущено 8,4 млрд, за г. — 680 млрд и за 1922 г. — 18 753 млрд. Наконец, за первую треть января (накануне закавказской денежной реформы) Азербайджан эмитировал 11 753,4 млрд рублей. До 1922 г. эмиссия оставалась единственным источником денежных доходов казначейства и еще в среднем за 1922 г. она дала бюджету 2/3 всех его доходных поступлений.

Того падения курса знака РСФСР ниже паритета с местными рублями, которое имело место в Грузии, в Азербайджане не произошло. Наоборот, в течение 1921 г. образовался и поднялся очень высоко лаж на советские денежные знаки. Лишь в начале 1922 г., когда выпуски бумажных денег в РСФСР достигли огромных размеров и покупательная сила советского знака в России стремительно катилась вниз, этот лаж исчез. Этому способствовало и то, что в Аз. ССР именно в это время приступили к восстановлению финансового хозяйства и ограничили весной 1922 г. размеры эмиссии известным соотношением ее к выпуску бумажно-денежных знаков в Москве. Во всяком случае никаких особых

преимуществ Азербайджанская система по сравнению с общероссийской не имела. В этом отношении положение было совершенно иное, чем в Грузии, и это определило отношение Азербайджана к той реформе денежного обращения, которая проведена была в Закавказье в январе 1923 г.

Армения начала выпускать свои бумажные деньги лишь с августа 1919 г., т. е. с того времени, когда прекратилась общая закавказская эмиссия, производившаяся в Тифлисе. Сперва в обращение вошли чеки Эриванского отделения Государственного банка, выпускавшиеся им по соглашению с правительством республики для финансирования правительства. В первые же дни появилось дизажио на эти знаки по отношению к бонам Закавказского комиссариата. Кроме чеков, в начале 1921 г. выпущены были еще “лондонские денежные знаки”. В 1919 г. в Лондон командирован был представитель министерства финансов для заказа технически более совершенных знаков достоинством в 50, 100 и 250 рублей всего на сумму в 300 млн. Однако к тому времени, когда первая партия денег прибыла в Армению (в 1920 г.), она оказалась уже совершенно недостаточной. Ее выпустили в обращение в феврале — марте 1921 г., причем приравняли особым постановлением рубль "лондонскими денежными знаками" ста рублям "армчеками" и получили вместе 300 млн 30 млрд рублей. Этот выпуск произведен был уже после советизации Армении (январь 1921 г.), во время краткого возвращения к власти правительства дашнаков.

Правительство Советской Армении продолжало сперва выпуск тех же чеков, которые эмитировала предшествовавшая ему власть. С августа 1921 г. оно начало выпускать новые бумажные деньги по курсу более высокому, чем чеки, в 5 раз. В Армении получилась в 1922 г. пестрота бумажных валют, превосходившая все то, что имело место где-либо в другой части советских республик. По разным курсам ходили закавказские боны, "армчеки", "лондонские знаки", знаки советской Армении, денежные знаки РСФСР. Все это, не считая знаков соседних республик, проникавших в оборот, не считая иностранных банкнот и металлических денег русского и иностранного происхождения. Такое положение делает невозможным подведение каких-либо итогов эмиссии в Армении.

Российский совзнак появился в Армении вслед за ее советизацией так же, как он появлялся всюду, где утверждалась Советская власть. Но между тем, как в Грузии, он стал худшими деньгами по сравнению с местными, в Армении преимущества в течение 1921 г. были на его стороне. Его можно было использовать для платежей как в Армении, так и вне Армении, а условия этого использования, т. е. соотношения цен складывались так, что российский рубль должен был цениться выше местного. Бегство от местного рубля к общефедеральному усиливало обесценение первого и в ноябре 1921 г. за рубль знаками РСФСР давали 4 армянских рубля. Лишь обострение инфляции в России в конце г. и в начале 1922 г. уменьшило размеры этого лажа. Как бы то ни было, положение Армянской советской республики с точки зрения ее финансов и ее денежного обращения было таково, что она не имела основания отстаивать самостоятельность своей денежной системы.

К концу 1922 г. каждая из крупных республик Закавказской федерации — Грузинская, Армянская и Азербайджанская — имела свою денежную систему, и это обстоятельство служило огромным препятствием, как для торговых сношений между ними, так и для установления хозяйственных связей между Закавказьем и остальными частями государства. Даже три устойчивые системы денежного обращения должны были бы вредить беспрепятственному ходу торговых операций. Три падающие местные валюты в дополнение к падающей общероссийской валюте исключали всякую возможность точных торговых расчетов и создавали невыносимое положение. Хозяйственные предприятия Закавказья искали выхода из этих тяжелых условий в том, что ориентировались в своих расчетах на курс иностранной валюты и старой золотой монеты, но это было только паллиативом, и притом с государственной точки зрения крайне нежелательным. Деньги одной республики почти не имели хождения в другой, и экономические сношения между ними велись так же, как между политически ничем не связанными друг с другом государствами. Даже лучшая из закавказских валют, грузинская, вне Грузии встречалась довольно мало: к началу реформы в Азербайджане имелось 1,3%, а в Армении — 0,3% всех грузинских бон, выпущенных к этому времени в обращение.

Вопрос о радикальном изменении этого положения поставлен был уже давно: еще осенью 1921 г. Краевое экономическое совещание высказалось за унификацию денежного обращения закавказских республик с денежным обращением РСФСР и вопрос снова обсуждался в г. Однако по целому ряду соображений эта мера не была проведена. Отчасти потому, что Грузия имела в 1922 г. более устойчивую валюту, чем общероссийская, и боялась потерять ее. Отчасти мысль о радикальной реформе была оставлена иногда потому, что политическая почва для экономического сближения казалась недостаточно подготовленной. Реформа была решена к концу 1922 г., когда стала складываться и оформляться федерация Закавказских республик; но и тогда она была проведена не в форме объединения с общероссийской денежной системой, а в форме создания одной системы денежного обращения для всей Закавказской федерации. Постановлением Союзного Совета ЗСФСР решено было выпустить новый закавказский денежный знак, имевший хождение и являвшийся законным платежным средством во всех закавказских республиках. На этот новый знак были обменены грузинские, армянские и азербайджанские знаки. Закавказский знак приравнивался грузинскому рублю, и в Грузии обмен производился на основании этого паритета. Для азербайджанской валюты установлено было отношение 100 азербайджанских рублей=1 закавказскому рублю. Для Армении установлено было отношение 150:1. Эти отношения (1:100:150) соответствовали курсу грузинских, азербайджанских и армянских денег на золото. Декрет от 10 января 1923 г. постановил, что самостоятельная эмиссия трех республик прекращается.

Закавказская федерация получила единую денежную систему, отличную от общесоюзной. Правда, хождение советского денежного знака допущено было в Закавказье, но он не являлся законным платежным средством, и никто не обязан был принимать его. Поэтому совет

ский знак, как падающая валюта, не мог получить распространение в Закавказье. Но валютные отношения между Закавказьем и остальными частями Союза стали определяться в 1923 г. не этим. В 1923 г. Государственный банк Союза эмитировал уже червонцы, имевшие относительно устойчивый курс на иностранную валюту и бывшие сравнительно с закавказскими деньгами твердой валютой. Червонец не мог не проникнуть в Закавказье и не сделать там завоеваний аналогичных тем, которые он сделал в остальных частях Союза, тем более что Государственный банк, имеющий в Тифлисе свою контору и в разных городах Закавказья свои отделения, открывал свои кредиты в червонцах, в то время как Закавказская федерация с ее пассивным торговым балансом могла выплачивать сальдо по этому балансу только червонцами. Поэтому червонец становился все в большей мере основной валютой торгового оборота Закавказья и унификация, не проведенная в законодательном порядке, все же частично была достигнута в порядке мероприятий банковой политики. Если тем не менее и для закавказского знака сохранилась известная сфера обращения и ценность всех денежных знаков, составлявшая в червонных рублях в марте 1923 года 5,8 млн рублей, затем повысилась в июле до 8,8 млн рублей и спустилась к ноябрю только до 5,5 млн рублей, то это объясняется отчасти теми же причинами, которые позволили советскому денежному знаку сохраниться до 1924 г., а именно потребностью торгового оборота в мелких деньгах и отчасти улучшением хозяйственных условий в Закавказье.

С 10 января 1923 г. по 14 апреля 1924 г., т. е. за 15 месяцев, было выпущено в обращение почти 16 квадриллионов закавказских рублей, причем особенно значительны были выпуски в конце 1923 г. и огромны они стали в начале 1924 г., когда закавказская эмиссия приближалась к концу: в январе 1924 г. денежная масса Закавказья утроилась, в марте она увеличилась в 5,5 раза. Упорядочение финансового хозяйства шло медленнее, чем в Союзе, и эмиссия давала все время около 1/3 всех государственных доходов. Москва стремилась к полной унификации денежного обращения, и центр без особого сожаления смотрел на то, что закавказская денежная система по временам приближается к краху с еще большей быстротой, чем загнившая союзная система казначейской эмиссии.

Обособленная закавказская эмиссия могла сохраняться в таком виде лишь до тех пор, пока в Союзе не появились устойчивые мелкие деньги. Денежной реформой, проведенной в Союзе в феврале — марте 1924 г., предрешался и вопрос о закавказской денежной системе. Постановлением Закавказского ЦИК и СНК от 18 февраля 1924 г. установлено было обязательное хождение на территории ЗСФСР государственных казначейских билетов СССР. В апреле 1924 г. прекращена была эмиссия закавказских денежных знаков и декретирован был их выкуп по курсу 12,5 млрд за рубль казначейскими билетами, т. е. по курсу в раза более высокому, чем тот, по которому обмен произведен был в Союзе. Но мы увидим ниже, что низкий выкупной курс в Союзе был результатом стремительного обесценения совзнака в последние недели его существования и отчасти самой денежной политики этого периода. В Закавказье предреформенная эмиссия тоже была огромна, но по ре

зультатам своим в отношении обесценения она все же осталась позади общесоюзной. Закавказских знаков обменено было на 1 209 ООО рублей, что по сравнению с суммой, затраченной на обмен в Союзе (см. главу

о              денежной реформе), представляло крупную величину.

Это был один из самых поздних актов унификации, но все же не последний. Процесс объединения всего дольше затянулся на Дальнем Востоке. О денежном обращении в этом крае мы имеем подробное исследование, составленное на основании изучения обширных материалов А. И. Погребецким ("Денежное обращение и денежные знаки Дальнего Востока за период войны и революции", 1914 — 1924 гг., Харбин, 1924), на которое мы, главным образом, и опираемся в нижеследующем описании.

Политическая обстановка отличалась здесь такой сложностью, что невозможно дать отчет о ней в нескольких словах. Лишь в редкие периоды между концом 1917 г., т.е. появлением Советской власти, и концом 1922 г., т.е. временем советизации всего Дальнего Востока, здесь господствовало единое правительство. На различных частях территории Дальнего Востока чередовались власть советов, земских учреждений, Временного правительства Сибири, правительства адмирала Колчака, управляли японские войска, атаман Семенов, автономисты, правительство Меркулова, правительство Дальневосточной республики, правительство Еремеева, генерал Дитерикс и др. Каждая новая власть эмитировала свои деньги, и дать о картине денежного обращения пятилетия 1917 — 1922 гг. сколько-нибудь полный отчет можно лишь в таком подробном описании, как то, которое взял на себя труд составить А. И. Погребецкий. Мы можем отметить здесь лишь несколько этапов эволюции денежной системы на дальнем Востоке.

В 1918 году кроме денег, циркулировавших еще при Временном правительстве Керенского, на Дальнем Востоке появляются выпущенные Временным правительством Сибири "краткосрочные обязательства Государственного казначейства Сибири", которые имели хождение не только в подлинном, но и в подделанном виде, ибо министерство финансов, по его собственному признанию, вынуждено было снисходительно относиться к поступавшим в кассы сомнительным обязательствам, если они недалеко отступали по исполнению от настоящих" (Погребецкий, с.9). Наряду с кооперативными, муниципальными, частными и армейскими знаками эти сибирские знаки (печатавшиеся в Омске и во Владивостоке) составляли в 1918 — 1919 гг. основу денежного обращения Приморья. Но уже в 1918 г. к ним присоединились бумажные деньги, выпущенные в иенах высадившимся на берег японским десантом — знаки различных купюр с надписями на японском и русском языке. И кроме этого, оборот пользовался особенно охотной иностранной японской иеной как валютой наиболее надежной.

В начале 1920 г. в добайкальской Сибири сибирские знаки были аннулированы Советской властью. Это не прекратило их хождения на Дальнем Востоке, но нанесло им сильнейший удар. Второй удар нанесло решение японского Кассационного департамента в Осаке, отказавшегося признать изготовление фальшивых "сибирок" уголовным преступлением за отсутствием признанного правительства, обладающего

регалией на их изготовление и эмиссию. Сибирские знаки подв‘ - лись стремительному обесценению, но еще не исчезли в этот момент. Затс кроме них Владивостокское отделение Государственного банка сталс выпускать сперва (в небольшом количестве) облигации 4,5% выигрышного займа 1917 г. со специальным штемпелем и затем свои чеки. Сверх всего этого с конца 1919 г. в обращение были выпущены во Владивостоке в качестве денег казначейские знаки и обязательства Государственного казначейства. Все это создавало невообразимый хаос и в июне 1920 г. Временное правительство Дальнего Востока — "Приморская областная земская управа" — постановило произвести денежную реформу: выпустить новые знаки американского изготовления (заказанные еще правительством Керенского кредитные билеты и разменные знаки), унифицировать денежное обращение, прекратить доступ в край из Сибири бумажных денег, потерявших там всякую ценность и наводнявших Дальний Восток, принять меры борьбы против хождения иностранной валюты. Правительство объявило, что новые бумажные деньги обеспечиваются металлическими резервами на золоте и серебре, сумму которых оно определяло — в 70 867 ООО рублей, хотя часть этих резервов, вывезенных из Владивостока в Благовещенск, фактически уже не находилась в безусловном его распоряжении. Иностранцы оказали этой реформе сильное противодействие, но тем не менее она была проведена. Она позволила приморскому правительству финансировать еще некоторое время свои расходы при помощи выпуска бумажных денег, но оно не создало сколько-нибудь устойчивой бумажной валюты. В течение второй половины 1920 г. новые бумажные деньги, подобно всем предшествовавшим им, подверглись быстрому обесценению.

Надо иметь в виду особенности Дальнего Востока для того, чтобы правильно понять то, что происходило после этого. Во всех других районах России мы наблюдали эмиссии быстро обесценивавшихся и тем не менее сохранивших свои функции (или, по крайней мере, некоторые из своих функций) бумажных денег. Но нигде бумажный знак не вынужден был вести такую борьбу с иностранной валютой и металлом, как на Дальнем Востоке. Даже на закавказской границе и в Бухаре натиск металла и иностранной валюты, при всем их значении на этих окраинах, был гораздо слабее, чем на побережье Тихого океана и на амурской границе. Хождение японской иены и русского серебра (а отчасти, хотя в слабой степени, и золота) никогда не прекращалось здесь. У самого правительства Дальнего Востока имелись запасы иностранной валюты и металла. Все это создавало совершенно особую обстановку. При проведении приморской денежной реформы 1920 г. вставал вопрос о том, не выпустить ли в обращение серебро. Правительство Приморья отказалось от этой мысли и повело борьбу с хождением металла. Но оно не справилось с этой задачей и не вытеснило серебра. Иностранные дипломатические представители и иностранные фирмы своим сопротивлением ослабили его и без того не очень сильные позиции.

В октябре приморское правительство, не справившись с финансовыми затруднениями, сдало эти позиции, и 19 октября 1920 г. был издан закон "о выпуске в обращение для государственных нужд 5 000 000

рублей серебра в мелкой разменной монете". 6 ноября было опубликовано постановление, разрешавшее "заключение всяких сделок по имуществу и составление всякого рода договоров и обязательств в рублях золотом" с платежом по курсу. В ноябре приступили ко второму выпуску серебра на 5 ООО ООО рублей, ибо "требование на серебро с момента выпуска его в обращение носило почти стихийный характер" (Погре- бецкий, с. 104). В декабре 1920 г. последовала третья эмиссия на ту же сумму. В январе 1921 г. правительство выпускает остатки серебряной монеты на 198 ООО рублей и производит первый выпуск золотой монеты на 250 ООО рублей. В феврале выносится постановление о выпуске в обращение золотой монеты на 1 020 000 рублей. Металлическое обеспечение было обращено на покрытие расходов, причем за недостатком российской золотой монеты выпущена была и испанская (Погребец- кий, с. 119). В мае 1921 г. произошел переворот, и власть перешла к Временному приморскому правительству во главе с С. Меркуловым.

Новое правительство пыталось обосновать свое финансовое хозяйство на субсидиях японцев, на продолжении распродажи грузов, как казенных, так и хранившихся на таможне, на вывозных пошлинах, на монополии на опиум. Возможности выпуска бумажных денег, очевидно, не существовало: обращение стало металлическим. Был разработан и даже утвержден проект выпуска бумажных денег в форме краткосрочных обязательств Государственного казначейства, но предприятие это не получило осуществления. Не выпустил бумажных денег после Меркулова и Верховный правитель Земского Приамурского края воевода Земской рати генерал Дитерикс, хотя финансы его были в очень плачевном состоянии. В октябре 1922 г. во Владивосток вступили войска Дальневосточной республики и завершилось объединение Дальнего Востока. Мы должны возвратиться здесь к более раннему периоду для того, чтобы описать то, что происходило в этой республике в области ее денежного обращения до занятия Владивостока. Мы минуем при этом историю денежного обращения в Хабаровске, Благовещенске, Чите и в их районах, которые внесли свою лепту в историю бумажноденежных знаков Дальнего Востока, не менее богатую, чем та, которой могло похвалиться Приморье. Путь к металлическому обращению, пройденный здесь, был, в общем, тот же, что и во Владивостоке.

В 1920 г. под властью советов находилась территория до Байкала. Восточней небольшой, но все более расширявшийся район захвачен был народно-революционной армией, обосновавшейся в Верхнеудин- ске и образовавшей "Временную земскую власть Прибайкалья" — "буферное государство", находившееся в близких политических отношениях с Советской властью, но сохранившее свою политическую самостоятельность, потому что РСФСР считала тогда несвоевременным дальнейшее продвижение на Восток. Уже в апреле 1920 г. “буферное государство” преобразовалось в Дальневосточную республику, занявшую в октябре 1920 г. Читу и затем объединившую в течение двух лет весь Дальний Восток.

Временная Земская власть Забайкалья использовала прежде всего найденные ею в Иркутске "кредитные билеты образца 1918 г.", заказанные омским правительством в Америке, и выпустила их в обращение.

Она решила также приступить к собственной эмиссии и вошла по этому вопросу в соглашение с правительством РСФСР. Последнее согласилось гарантировать эмиссию "буферного государства", с тем чтобы на его территории получили хождение и совзнаки (Погребецкий, с. 282). Условия эмиссии "кредитных билетов ДВР", или "буферок", как их тогда называли, на очень ограниченной территории были крайне неблагоприятны. В Монголии и на востоке их не принимали вовсе. Обмен их на совзнаки ограничен был определенными суммами при въезде в Советскую Россию. Падение их ценности совершалось с большой быстротой. "Кредитные билеты ДВР" печатались сперва "Иркутской фабрикой изготовления государственных бумаг", а после занятия Читы производство тех же кредитных билетов перенесено было в Читу. Эта эмиссия продолжалась до мая 1921 г.

Бумажная валюта ДВР по мере распространения власти республики на восток вступала в борьбу с металлическим обращением, которое, как мы видели выше, начало утверждаться там с октября 1920 г. Правительство ДВР давало распоряжения об изъятии звонкой монеты. "В условиях Приморья осуществление (этих распоряжений)... было равносильно не только финансовой, но и политической катастрофе. Насильственное введение в обращение уже скомпрометированных и упавших в цене более чем в двести раз “буферок” было явно немыслимо" (Погребецкий, с.289). В Хабаровске, Спасске, Никольске-Уссурийске распоряжения эти не выполнялись. Правительство ДВР боролось до мая г. за свою бумажную валюту и за соблюдение своих постановлений, но оно должно было уступить. 16 мая 1921 г. был издан закон "об урегулировании денежного обращения в ДВР", который объявил, что в основу всех денежных расчетов кладется "золотой рубль" и что "бумажные знаки", а также разменная звонкая монета" принимаются по курсу, устанавливаемому для всей территории республики по отношению к золотому рублю и объявляемому периодически министром финансов". Это равносильно было в существовавших условиях введению металлического обращения. Правительство пыталось устанавливать курс бумажных денег "буферок" и совзнаков, но не поспевало за их обесценением. "С момента введения правительством ДВР в обращение звонкой монеты (май 1921 г.) бумажных, буферных денег никто не стал брать, и их стали употреблять на завертку валюты" (Погребецкий, с.302).

Фактически в республике имело хождение главным образом серебро: высокопробное по курсу, близкому к номиналу (а официально по номиналу), и низкопробное по курсу, который в 1921 г. составлял от рублей 70 копеек до 3 рублей 85 копеек за рубль золотом, а в 1922 г. утвердился на уровне 3 рублей за золотой рубль. Правительство ДВР старалось усилить свои доходные источники, но в 1922 г. дефицит его составлял еще более половины бюджета. Если при таких условиях возможно было сохранение металлической валюты, то это имело место потому, что дефицит покрывался правительством РСФСР золотом и серебром. В ноябре 1922 г., вслед за занятием Владивостока, Дальневосточная республика вошла в состав РСФСР в качестве Дальневосточной области, и это была единственная область в Союзе, имевшая металлическое обращение. В своей первой же декларации Дальнево

сточный революционный комитет, ставший высшим органом местной власти, облеченным особыми правами, декларировал "сохранение золотого обращения на нашей дальневосточной окраине".

В тот момент, когда издано было это постановление, единственной валютой Союза был совзнак. На этой основе нельзя было приступать к унификации денежного обращения. Окраина с металлическим денежным обращением, пережившая не одну, а множество бумажных валют и преодолевшая бумажно-денежную инфляцию, не приняла бы обесценивавшегося совзнака. Объединение могло произойти только на базе твердой бумажной валюты и объединявшим элементом явился червонец, который Госбанк начал эмитировать в последних числах ноября 1922 г. Работа Государственного банка и органов Народного комиссариата финансов на Дальнем Востоке и была направлена главным образом к внедрению червонца. Работа была не легка, ибо червонец встречался здесь с металлом, а не с местной обесценивающейся бумажной валютой, как в Закавказье. Тем не менее она была проведена с достаточным успехом, и в 1923 г. червонец получил на Дальнем Востоке довольно широкое распространение. Во второй половине 1923 г. сделана была попытка сблизить денежное обращение ДВО со всеми частями советской денежной системы. Декрет от 3 августа г. постановил, что советские денежные знаки принимаются в ДВО в уплату всех налогов и сборов и что они обязательны к приему для всех государственных и кооперативных учреждений и предприятий; прием должен был производиться по официальному курсу. Что касается банковских билетов, то прием их сделан был обязательным по номиналу, (т.е. черво- нец=10 рублям золотом) для всех правительственных касс и для всех государственных и коммунальных предприятий. Тот же декрет воспретил государственным, коммунальным и кооперативным учреждениям и предприятиям принимать и производить платежи иностранной валютой, за исключением случаев совершения сделок с предприятиями, находящимися за границей. Для проведения в жизнь всех этих мер дополнительное постановление от 19 октября 1923 г. обязало Государственный банк принимать на Дальнем Востоке от всех организаций и лиц советские денежные знаки на текущие счета и производить переводы в червонном исчислении.

Однако декреты эти не оказали влияния на денежное обращение в ДВО, поскольку речь шла о внедрении советских денежных знаков. Некоторое значение они имели только в смысле вытеснения иностранных валют, но и этот процесс не быстро совершился на дальневосточной окраине.

Сближение денежных систем произошло только через червонец. Постепенно он вытеснил из обращения звонкую золотую монету, так как все кассы государственных учреждений и предприятий принимали ее по паритету с червонцами, а рынок расценивал ее выше. В качестве разменной монеты до начала 1924 г. сохранило хождение серебро царской чеканки. По проведении денежной реформы в Союзе в 1924 г. в обращение вошли также государственные казначейские билеты Союза. Оставалось вытеснить старое серебро. Несколько раз курс серебра менялся и в апреле 1924 г. он был установлен на уровне 1 рубль высокопробного серебра=75 копейкам золотом и 1 рубль низкопробного серебра=40 копейкам золотом. Постепенно начало появляться на дальневосточной окраине и серебро советской чеканки. Затем серебро царской чеканки было выкуплено. Мероприятия

по вытеснению из обращения иностранной валюты стали проводиться с большей твердостью, число установленных льгот и изъятий было сокращено и затем сведено на нет. Если исключить те колебания в курсе разменного серебра, которые имели место в 1924 г., то объединение завершилось легко сравнительно с трудностью стоявшей здесь перед денежной политикой задачи. Постановлением ЦИК СССР последний срок выкупа серебра установлен был для всей Дальневосточной области 1 марта 1925 г., а для Камчатской губернии и Николаевского уезда Приморской области 13 апреля 1925 г.

Описание процесса унификации денежного обращения увело нас далеко от той первоначальной стадии восстановления финансового хозяйства, о которой мы писали в предыдущей главе; нам пришлось ссылаться на явления, имевшее место не только после выпуска червонца, но и после денежной реформы 1924 г. В порядке изложения такое нарушение хронологической последовательности было неизбежно. Однако в следующей главе мы должны снова возвратиться к тем условиям народного хозяйства и денежного обращения, которые имели место в Союзе в 1922 г.