Глава II ПРОБЛЕМА БЕЗДЕНЕЖНОГО ХОЗЯЙСТВА
В то время как гражданская война уже близилась к концу и наступил момент перехода к новым формам хозяйственного строительства и управления, в академических и ведомственных кругах шла разработка вопроса о тех методах учета, которые должны будут применяться в советской хозяйственной системе вслед за полной ликвидацией денежного обращения и денежного хозяйства.
Проблема считалась актуальной. В кругах Высшего совета народного хозяйства мысль начала, по-видимому, усиленно работать в этом направлении во второй половине 1919 г. В январе 1920 г. третий съезд Советов народного хозяйства подошел вплотную к вопросу о безденежном учете и один из тезисов доклада о финансировании национализированной промышленности" ввиду чрезвычайной неустойчивости денежной единицы (рубля) для учета хозяйственных операций" предлагал "поставить задачу" установления "твердой учетной единицы в хозяйстве и бюджете страны, взяв за основание измерения единицу труда". И хотя резолюции по этому вопросу принято не было, финансово-счетный отдел Высшего совета народного хозяйства после съезда организовал изучение вопроса в специальной комиссии. Год спустя (26 января г.) по представлению Народного комиссариата финансов Совет Народных Комиссаров вынес обширную резолюцию по вопросу о разработке основ материального учета и о расчетах между ведомствами и в одном из пунктов ее (4, 3, 6) предложил "безотлагательно приступить к разработке счетной единицы, как общего мерила оценки, наиболее соответствующего трудовому строю". Разработка вопроса велась междуведомственной комиссией при НКФ по подготовке реформы по "материализации бюджета" и по выработке нового ценностного измерителя. Здесь (в валютной подкомиссии) составлены были проекты Декрета и Положения "о трудовой единице учета в государственном хозяйстве РСФСР".
В начале 1921 г. Высшим семинарием сельскохозяйственной экономии и политики при Петровской сельскохозяйственной академии выпущено было исследование под заглавием "Методы безденежного учета хозяйственных предприятий" (вып.
11 трудов семинария), причем руководитель семинария проф. А. В. Чаянов в предисловии к этому выпуску писал: "Вопросы безденежного учета хозяйства переходного периода уже два года входят в круг работ Высшего семинария сельскохозяйственной экономии и политики. Поэтому предложение комиссии Народного комиссариата земледелия, стоящей перед проблемой учета
советских хозяйств, придать этим работам более практический уклон и опубликовать их, позволило нам в самый кратчайший срок составить и опубликовать прилагаемый сборник". Эго предисловие датировано 1 октября 1920 г.
Кроме учреждений в обсуждении вопроса принимали участие и отдельные теоретики и практики. Можно назвать A. JI. Вайнштейна, Ю. Е. Варга, X. Керве, С. Клепикова, В. Сарабьянова, М. Смит, С. Г. Струмилина, А. В. Чаянова, К. Ф. Шмелева. То, что было написано у нас по этому вопросу в 1920 — 1921 гг. очень неравноценно по оригинальности мысли и по степени продуманности предложений. Но мы считали бы неправильным обойти молчанием самую проблему и ту литературу, которая пыталась ее разрешить. Этот эпизод из истории экономической мысли был так тесно связан со всей экономической политикой и в частности с денежной политикой того периода, который описан был в предыдущей главе, что мы получили бы неполное представление об эпохе, если бы отказались дать отчет о том, как обсуждалась указанная проблема. Сделать это представляется тем более целесообразным, что вопрос имеет не только историческое значение, но представляет также теоретический интерес.
С внешней стороны настоящая глава построена целиком на анализе той небольшой русской литературы, которая выдвинула в — 1921 гг. различные предложения по вопросу о формах учета в социалистическом хозяйстве. Но вопрос был не новым как в русской литературе, так и в мировой. Различные предложения и критические отзывы о разных проектах имеются в социалистической и в несоциалистической литературе в очень большом количестве. Вопроса о судьбе денег в обществе будущего не могли не коснуться в большей или меньшей степени утопические построения, размышления и системы Кампа- неллы, Томаса Мора и Кабэ, Сен-Симона, Оуэна, Фурье и Прудона.
У Родбертуса, Маркса, Энгельса и Каутского имеются замечания и предложения очень существенные для освещения этого вопроса. В работах Шефле (“Bau und Leben des Sozialen Korpers" и "Quintessenz des Sozializmus") есть мысли и схемы, которые, на наш взгляд, заслуживают внимания. В новой литературе в числе других интересны работы Туган- Барановского ("Социализм, как положительное учение"), Нейрата ("Vollsozialisierung", 1910, "Kriegswirtschall", 1919, "Wirtshaftsplan und Naturalrechnung”, 1925), Лейхтера ("Die Wirtschaftsrechnung in der Sozialistischen Gesellschaft", 1923), Кона ("Kann das Geld abgeschafft werden", 1920), Мизеса ("Die Gemeinwirtschaft”, 1922), критические статьи А. А. Соколова ("Социалистическое хозяйство, цена и деньги", 1922), С. Каценеленбаума ("Проблема денег в социализме", 1922) и др. Но мы не останавливаемся здесь на этой литературе и не цитируем ее, потому что иначе эта глава не могла бы занять место в специальной работе, посвященной только истории денежной политики советской революции, и должна была бы разрастись в отдельное исследование. Но это не значит, что те точки зрения, которые высказаны и обоснованы в перечисленных работах, не приняты во внимание в последующем изложении, особенно в критической его части. Вслед за этой оговоркой мы можем перейти к некоторым общим размышлениям, которые следует предпослать рассмотрению литературы 1919 — 1921 гг.
Для всякого хозяйствующего субъекта цель хозяйствования заключается в удовлетворении его потребностей, или, другими словами, в обеспечении, или в повышении его благосостояния. Но ни в отношении потребностей, ни в отношении благосостояния мы не знаем действительного способа их измерения. Такого способа не существует даже для отдельного лица, и его тем более нельзя найти для совокупности многих лиц, ибо потребности людей в т о ч н о м смысле слова несоизмеримы. Но раз задачей хозяйствования остается повышение благосостояния и ни один хозяйствующий субъект не может отказаться от постановки вопроса о том, насколько удовлетворительно он эту задачу разрешил, то из этого противоречивого положения необходимо найти какой-нибудь практический выход.
Не будучи в состоянии найти точный ответ, люди довольствовались на всех стадиях хозяйственного развития неточными или, лучше сказать, условными ответами и для практических целей такой неточный или условный ответ обычно оказывался достаточным.При натуральном хозяйстве крестьянин или помещик решает вопрос о том, какое место отвести в хозяйстве скотоводству, земледелию, или обработке продуктов, на основании своих соображений о своих собственных интересах и об интересах своей семьи. Как бы значительна ни была в данном случае роль традиции, кое-что остается и на долю хозяйственного расчета. Хозяин соразмеряет правомерность и значительность потребностей своих чад и домочадцев. Применительно к своей оценке этих потребностей он строит свой план производства и потребления. Он ведет материальный учет тому, что создается и потребляется в его хозяйстве. Он считает, сопоставляет, совершает выбор между разными возможностями и решает. Без этого не было бы и хозяйства как процесса, если не рационального, то хотя бы сколько-нибудь рационализированного. Но техника хозяйственного счета в условиях натурального хозяйства очень груба, методов сведения всех элементов хозяйства воедино не существует, и на вопрос о движении благосостояния можно получить ответ лишь в том случае, если имевшие место перемены достаточно велики для того, чтобы даже при грубом подсчете результативная картина была уже ясна.
В процессе исторического развития создаются многочисленные и сравнительно тонкие формы учета производства и распределения хозяйственных благ. Мы говорим не о "форме", а о "формах", ибо их имеется много. Наиболее общую и для товарно-денежного хозяйства принципиально наиболее существенную образует ценностноденежный счет, основанный на том, что хозяйственное благо является товаром, что для товара существует цена и что цена выражена в денежной единице, пользующейся в пределах данного народного хозяйства всеобщим признанием.
Но ценностно-денежный счет и для товарно-денежного хозяйства не является и не может быть единственным.
Не говоря уже о том, что и сам он не может не опираться на учет натуральных единиц — пудов, аршин, ведер продукта,— предприятия не могут — даже при самой развитой товарно-денежной системе — ограничиться одним только ценностным измерением в его наиболее общей форме. Примеры общеизвестны. Качество племенного скота принято оценивать при помощи балльных отметок статей отдельных животных, принимая условные числа за высшие нормы, устанавливая затем отметки для каждой особи в соответствии с качеством отдельных ее статей и вычисляя сумму всех отметок. Искомое число выражает один из видов хозяйственной оценки. Для решения вопросов, связанных с использованием топлива, принимают за единицу число калорий, которые дает определенное количество угля, нефти или дров и в этой единице производят оценку всего запаса. Железнодорожные предприятия ведут счет пудоверстам, пассажироверстам, осеверстам и т. п. для разрешения своих специальных задач. Все это — методы измерения не только технического, но и хозяйственного значения. Но ни одна форма учета, кроме ценностно-денежной, не является всеобщей, не может служить формой учета всего, что происходит внутри данного предприятия и вне его. Ни одна другая форма не делает все хозяйственное сравнимым и не позволяет сопоставить итог всех затрат с итогом всех полученных результатов. Именно хозяйственно-ценностная форма приобретает поэтому в товарно-денежном хозяйстве решающее значение.
Хозяйственно-ценностный счет в современной его форме ведется в единицах, данных денежной системой. На рынке устанавливается цена каждого товара, а задача денежной политики добиться того, чтобы единица, в которой выражены цены, т.е. денежная единица была по возможности неизменной. Если эта задача разрешена удовлетворительно, предприятие калькулирует в спокойной уверенности, что в своей работе оно может положиться на те выводы, к которым его приводит ценностно-денежный учет.
Что же сделало цену таким высшим критерием в хозяйственных делах? Цена, о которой идет речь, есть денежная сумма, выручаемая на рынке за единицу товара.
Оставляя в стороне все спорные вопросы теории ценности и касаясь только отношений, лежащих близко к поверхности явлений, мы можем утверждать, что цена есть та денежная сумма, при назначении которой спрос на товар и предложение товара приходят в состояние равновесия. Вся жизнь рынка может быть рассматриваема с точки зрения поисков равновесия, и рынок является тем более организованным ив этом смысле совершенным, чем полнее обеспечено скорейшее нахождение его. Стремление к равновесию присуще всякой хозяйственной системе. Если даже понятие равновесия есть лишь познавательный принцип, то в самих явлениях должно заключаться нечто адекватное этому принципу, ибо только в таком случае возможно плодотворное его применение. Товарно-денежное хозяйство находит свое равновесие через посредство цены. Через нее оно достигает (точнее, стремится достигнуть) сперва равновесия между спросом и предложением, а затем — равновесия между издержками производства и результатами производственной деятельности. Это, конечно, верно только в качестве схемы, но только схема нам здесь и нужна.В условиях товарно-денежного хозяйства всякое предприятие работает на рынок, и здесь оно получает за все свои заботы и труды один вид удовлетворения — цену реализуемого товара в деньгах. Отсюда
необходимость для всякого хозяина вести учет своим затратам и своей выручке в денежных единицах, отсюда же (д о известных пределов) и достаточность для него такого учета. Раз все имеет цену и продается и покупается за деньги, то денежный счет (до тех пор, пока единица этого счета практически достаточно устойчива) может служить и служит регулятором всей хозяйственной деятельности.
Каковы бы ни были условия происхождения и функционирования метода денежно-ценностного учета, несомненно, что по своей ясности, точности и полноте он представлял в истории хозяйственного развития огромный шаг вперед. Но мы должны оговорить, что и этот метод является условным и что и он не разрешает безупречно тех задач, которые были формулированы в начале настоящей главы.
Денежно-ценностный метод хорош тем, что он дает возможность сопоставить издержки с выручкой. Но это не всегда так, потому что издержки не во всех случаях могут быть точно определены. При учете себестоимости неизбежны условные предположения. Из них самое существенное заключается в том, как включается в калькуляцию амортизация основного капитала. Норма амортизации представляет коэффициент, хотя и взятый на основании прошлого опыта, но все же взятый довольно произвольно, ибо нужны были бы десятилетия стационарного хозяйства для того, чтобы исчислить его научно с безусловной точностью. В действительности значительная часть предприятий никогда не была вполне амортизована в порядке ежегодных отчислений, а другая, тоже значительная часть была переамортизована в том же порядке. Можно, конечно, утверждать, что это не есть дефект самой системы ценностно-денежного счета, а дефект человеческого знания и несовершенство ее применения. Теоретически такое утверждение верно. Но практически этот дефект всегда останется налицо, особенно в развивающемся хозяйстве, где старые машины и приспособления через разные сроки в силу изменений в технике приходится заменять новыми.
Далее, в хозяйстве всякой капиталистической страны имеется множество цен, которые суть твердые цены монополистических или квазимонополистических предприятий, установленные на основании сложных — и чем более сложных, тем более условных,— соображений, иногда дающие сверхприбыли, иногда не покрывающие издержек производства, сплошь и рядом не обеспечивающие равновесия между спросом и предложением. Иногда нельзя даже точно установить, являются ли эти цены убыточными или прибыльными для предприятия. Так обстоит дело с железнодорожными тарифами, если рассматривать отдельно каждую их категорию, ибо невозможно точно исчислить себестоимость каждой отдельной услуги, которую приходится тарифицировать. Так же дело обстоит с почтовыми тарифами и рядом других установленных цен. Очереди при отправке грузов свидетельствуют о том, что спрос превышает предложение. Пустые места в вагонах показывают, что предложение больше, чем спрос. Нет ничего объективно обязательного в назначенном тарифе. Ни об одной из его ставок часто нельзя сказать, что она не могла бы
быть иной. Между тем именно эти цены входят существенными элементами в себестоимость многих товаров, и то, что есть в них условного, распространяется по всей совокупности обращающихся на рынке хозяйственных благ.
Затем существующая система хозяйственного учета и рынка ставит сама себе границу там, где хозяйственные блага предоставляются потребителю бесплатно. Так дело обстоит с мостовыми в городах, с освещением улиц, с дорогами, с публичными парками, музеями и проч. Цена каждого товара, перевезенного по асфальтовой мостовой, теоретически исчислена неправильно, раз в нее не введена соответствующая часть стоимости асфальтирования дороги. Тот, кто не платит за эти удобства, не имеет, конечно, основания включать их в свои калькуляции. Однако это означает, с одной стороны, что существующие калькуляции условны и не объемлют всех затрат и, с другой стороны, что исчисленный в денежных единицах доход не покрывает всех тех хозяйственных благ, которые фактически вошли в состав потребления.
Наконец, цены выражены в денежных единицах. Между тем содержание настоящей книги будет лишний раз иллюстрировать, насколько трудно добиться устойчивости денежной единицы в стране. Даже при наличии самых благоприятных хозяйственных условий задача никогда еще не была точно разрешена. Экономисты последних десятилетий уделяли этому вопросу много внимания, и проблема замены денежной единицы, опирающейся на золото, другой единицей, более устойчивой, обсуждалась уже не только теоретиками, но и в кругах практических деятелей. Это обсуждение дало пока мало практических результатов, и если оно со временем даст их больше, то все же единица абсолютной устойчивости никогда не будет найдена, ибо по самому существу ценностного измерения такой единицы нет и не может быть. Все измерения цен суть ныне измерения в колеблющейся единице и на практике (даже вне военных и революционных условий) бывают такие случаи, когда предприятие, считавшее, что оно накопляет капитал, в действительности проедало его.
Очень многое, таким образом, условно в порядке образования цен. Но кроме того, как давным-давно известно, условно и самое значение цены. Существующий ценностный счет не всегда позволяет судить о том, насколько полно удовлетворяются потребности общества и отдельных его членов. В год хорошего урожая цена всего сбора хлебов может понизиться, как показывала еще старая формула Грегори Кинга. Однако высокий урожай, очевидно, полнее удовлетворяет потребности, чем низкий, и богатство (в противоположность ценности), по терминологии Д. Рикардо, или общая полезность, по терминологии А. Маршала, при большом запасе благ всегда значительнее, чем при меньшем. Ценностный эффект ограничения производства и даже уничтожения хозяйственных благ (классические примеры которого — уничтожение запасов кофе нидерландской остиндской компанией в XVII веке или запасов коринки греческим правительством — вошли в экономические учебники) может быть положительным. Хозяйственные результаты тех же действий в каком-то другом, однако, тоже очень существенном смысле будут несомненно, отрицательны, причем под от
рицательным результатом мы в этом случае понимаем тот, который ведет к меньшему удовлетворению потребностей. Ценностный счет не совпадает со счетом благосостояния, т.е. не всегда степень благосостояния может быть измерена по ценам. Очевидно, что еще и в этом смысле существующая система хозяйственного счета условна.
Однако мы привели все эти соображения не для того, чтобы сказать, что она плоха. Условный не значит неудовлетворительный. Но условный — значит не общеобязательный, т.е. значит: не исключающий иных возможностей. Мы не имеем поэтому основания отвергать a priori возможность иного способа хозяйственного учета. Речь не идет и не должна пока идти — о том, будет ли другой способ лучше или хуже. Ибо, во-первых, нужен был бы долгий опыт, чтобы вынести окончательное решение по этому вопросу; во-вторых, нигде не доказано, что существовать может лишь лучшая в смысле производительности система: это — предрассудок нового времени, который не находил себе полного и безусловного подтверждения даже в эпоху наиболее полного господства капиталистического хозяйства. Речь идет только о том, возможно ли существование хозяйства, объемлющего обширную территорию, значительное население, располагающее современным транспортом и крупными фабрично-заводскими заведениями и организующее производство, распределение и потребление не при помощи ценностно-денежного учета, хотя бы в модифицированном его виде. Нам думается, что только так может быть поставлен вопрос при обсуждении тех схем учета, которые были предложены для социалистической хозяйственной системы.
Таких схем в русской литературе 1919 — 1921 гг. предложено было несколько. В перечисленных выше статьях о проблеме учета в социалистическом хозяйстве имеется достаточно различных оттенков теоретической мысли для того, чтобы на основании этого материала можно было оценить важнейшие идейные течения в интересующей нас области.
Однако прежде чем перейти к описанию различных схем, мы должны отвести одну постановку вопроса. Теория и практика так называемых безденежных расчетов — хотя бы и доведенная до своего логического предела, т.е. до производства всех расчетов путем записей в книгах без помощи наличных денег — не дает нового принципа хозяйственного учета и не создает, в частности, какой-либо формы безнадежного хозяйства. Практика расчетов через банки без непосредственной передачи денег, а в порядке одних только записей в банковых книгах есть прием товарно-денежного хозяйства, получивший в капиталистическую эпоху большое распространение. Такие расчеты ведутся в какой-либо денежной единице, и разница между червонцем, воплощенным в напечатанном и снабженном надлежащими подписями банковском билете, и червонцем, записанным в кредит чьего-либо счета в банковском учреждении, будучи очень существенна с точки зрения банковской техники, лишена значения с точки зрения интересующих нас принципов учета. В эпоху военного коммунизма очень распростра
нено было мнение, что система расчетов через банк является переходной ступенью к безденежному учету в точном смысле слова. На такой же точке зрения стоит и австрийский экономист Отто Нейрат, работы которого по вопросам организации безденежного хозяйства представляют наибольший интерес среди того, что было написано в течение последнего десятилетия на эти темы. Однако такая связь и необходимость такой последовательности ничем не доказаны. Безденежные расчеты суть плод высокоразвитой кредитно-денежной техники. Наличность крупных (в частности и в особенности государственных) хозяйств должна способствовать их распространению. Но они остаются расчетами денежными, ибо совершаются в денежных единицах, и в проектах их укрепления нет ничего такого, что заключало бы в себе зерно их собственного уничтожения.
Анализу различных методов учета в социалистическом хозяйстве мы не предпошлем никакой классификации этих методов и дадим лучше классификацию в результате нашего обзора. Тогда основания для группировки существующих построений будут более ясны. Теперь же перейдем к изложению формулированных в 1919 — 1921 гг. предложений по вопросу о методах учета. Одно из самых радикальных мнений было высказано М. Смит и С. Клепиковым ("Народное хозяйство". Изд. ВСНХ, 1921 г., № 3). Оно было формулировано в столь общих чертах, что трудно воспроизвести его содержание с достаточной отчетливостью, и осталось неясным, как эти авторы представляли себе разрешение наиболее основных проблем, касающихся хозяйственного учета. Но ясно, что сущность их предложений сводилась к тому, чтобы отыскать чисто технические признаки, дабы судить по ним о степени успешности хозяйственной деятельности.
Необходимо отметить, что в своих статьях как М. Смит, так и С. Клепиков сами указывали, что ими дается лишь первоначальный набросок, за которым должны последовать более подробные и более законченные предложения, насколько нам известно, оставшиеся невысказанными. По-видимому, основная мысль о методах учета в этой концепции заключалась в следующем. Затраты в производстве сводятся М. Смит к пяти основным категориям: (1) человеческому труду, (2) механической энергии, (3) тепловой энергии, (4) сырью и вспомогательным материалам, (5) орудиям производства. Одни категории могут быть еще сведены к другим. Так как "сырье, вспомогательные материалы и затрачиваемые орудия производства могут рассматриваться в таком-то предприятии как готовый продукт", то, "следовательно, их можно выразить через энергетические затраты в том предприятии, где они являются конечной целью производства" (М. Смит, с.30). Механические и тепловые затраты, в свою очередь, могут быть сведены к общей энергетической единице (с.32). Что касается сведения всего к одной единице трудовых и прочих затрат, то решение этой задачи представляет затруднения в виду того, что в различных отраслях хозяйства процесс производства не механизирован в одинаковой степени. Однако "весьма вероятно, что единый измеритель будет возможен при полном революционном преобразовании техники человечества, что человеко-час явится в будущем не тем неопределенным
понятием, каким он является сейчас, а действительным эталоном затраты общественного труда в целом и что с переходом к новым техническим приемам или орудиям производства эталон этот будет меняться для всего общественного хозяйства в целом. Для переходного периода приходится все же прибегать к двойному измерителю челове- ко-минут и единиц затрачиваемой энергии. Только в будущем можно мыслить себе настолько высоко стандартизованную технику и настолько равномерное распределение производительных сил между работниками всех стран и всех отраслей производства, что отношение затраты человеческого труда к энергетическим затратам можно будет принять за постоянную величину... Но для наступления такого технического строя необходимо пережить два периода революционных бурь: в области техники и в области учета. Только с переходом к мирсовнархозу — когда объектом техники и экономических расчетов сделается мировое хозяйство в его целом можно себе мыслить постоянное отношение между трудом человека и машины" (М. Смит, с.34, 35). До тех пор М. Смит предлагала пользоваться "комбинированной трудоэнергетической единицей", причем из ее изложения оставалось все же неясным, как ею можно было бы пользоваться.
К этому же сводится и ход мыслей, высказанных С. Клепиковым. В основу метода учета предлагалось положить "понятие энергетической затраты, представляющей собой совокупность затрат сложного человеческого труда и двигательно-тепловой энергии, выраженных в одной энергетической единице, потраченной на производство данного продукта" (С. Клепиков, "Опыт построения системы хозяйственных измерителей в промышленности", "Народное хозяйство", 1921, III, с.37), причем автор, по-видимому, считал возможным сделать это после некоторых предварительных работ, не дожидаясь организации мирсов- нархоза."Мы можем, — писал он, — взять за основу измерения ценности продукта единицу человеко-машинной энергии, выраженной в общей энергетической единице (обозначим ее условно "энед"). Тогда ценность единицы продукта выразится в количестве "энедов", потребных на добычу или изготовление единицы данного продукта или иначе в основу измерения ценности продукта мы кладем его энергоемкость" (с.42).
Едва ли стоит останавливаться на том, что оба автора не упоминали о способах определения рациональности затрат с точки зрения не одной только экономии энергии, но и возможно более полного удовлетворения различных потребностей общества. Своеобразие предлагавшегося ими метода было столь велико, что нельзя было, может быть, и требовать того, чтобы они уделили внимание всем сторонам вопроса. Что же касается того принципа, который выдвигался ими, то он страдал прежде всего тем существенным недостатком, что не имел никакого отношения к действительным условиям хозяйствования. Этот принцип имел бы какой-либо смысл в том случае, если бы все виды энергии можно было с одинаковым успехом использовать для производства любых продуктов, т.е. если бы энергия, содержащаяся в затрате человеческого труда, в работе парового двигателя, в химическом процессе, совершающемся в фабричных условиях, или в вегетатив
ном процессе, происходящем в поле и лесу, всегда давали производственный эффект, экономическое значение которого равно было бы энергетической затрате. Но так как этого нет и нельзя даже предвидеть, как это в каких-либо условиях могло бы быть, то вся схема носила характер, совершенно оторванный от хозяйственной действительности и лишенный хозяйственного смысла. Ценность результатов затраты энергии одной и той же паровой машины должна быть действительно одинакова всюду, где эта энергия расходуется, ибо иначе следовало бы отказаться от экономически менее производительной затраты. Но ценность результатов такой же затраты энергии разных двигателей, даже разных паровых машин (не говоря уже о разных источниках энергии) не может и не должна быть всюду одинакова, потому что не всюду одни и те же источники и приспособления применимы, и значение каждого из них заключается не только в том, что он дает известное количество энергии, а еще и в том, в каком виде он его дает. Мало того, огромное количество энергии (солнца, ветра, водяной силы) достается человечеству экономически даром и не может входить в ценность продукта: одно дело зимнее отопление помещения углем и дровами, совсем другое дело согревание его летом солнечными лучами; одно дело приведение парохода в движение при помощи сжигания нефти, совсем другое дело приведение парусного судна в движение силой ветра и т. п. Наконец, оценка человеческого труда (не только высококвалифицированного, но и всякого, за исключением того, который в точности может быть заменен работой двигателя) в порядке приравнивания его работе двигателя представляло бы полную несообразность. Для того чтобы эта схема могла принести какой-либо экономический смысл, едва ли было бы достаточно тех двух периодов революционных бурь, о которых писала М. Смит. Для этого нужна была бы такая буря, которая изменила бы характер всей неорганической и органической природы. Вне такой перспективы все описанное построение едва ли могло иметь какое-либо значение.
На технических признаках, но не на одном, а на многих, построена и та схема, которую предложил А. В. Чаянов. ("Методы безденежного учета хозяйственных предприятий". Изд. Главного комитета профессионально-технического образования Наркомзема, 1921). Однако его работа заслуживает совершенно иного отношения. С ней можно не соглашаться, но она во всяком случае теоретически содержательна и интересна. В общем его мысль совпадает с теми принципами, которые в немецкой литературе были изложены Отто Нейратом, хотя, насколько нам известно, эти экономисты пришли к одинаковым выводам независимо друг от друга. Построение А. В. Чаянова мы изложим преимущественно его же собственными словами.
"Постараемся прежде всего,— пишет он,— установить природу социалистического хозяйства в самой его основе. Мы имеем перед собой организованный единой государственной волей народ, нуждающийся в материальных и иных благах для удовлетворения своих потребностей, располагающий своими многочисленными мыслящими головами и рабочими руками, вооруженными средствами производства и противопоставленными солнцу, водам, земле, рудам и другим силам природы, и
организующий из перечисленных элементов единое трудовое хозяйство, направленное на создание благ, необходимых для удовлетворения моральных и материальных потребностей, ему свойственных. Говоря короче, перед нами единое колоссальное натуральное потребительное трудовое хозяйство.... В некотором отношении социалистическое хозяйство напоминает хозяйство патриархальной крестьянской семьи натурального сложения" (с. 13).
Принцип экономии сил сохраняет свое значение и для этого хозяйства, но понятие хозяйственной выгодности имеет существенно иное содержание, чем в капиталистическом обществе. Результаты соразмеряются с усилиями не на основании категорий капиталистического хозяйства (цена, заработная плата, прибыль), отсутствующих в социалистическом обществе, а на основании "естественного соотношения усилий и результатов". "При одном и том же естественном соотношении усилия и полученного выхода продукта, предприятие с точки зрения капиталистической выгодности может быть выгодным и невыгодным в зависимости от цен сегодняшнего дня. В капиталистическом хозяйстве, возможны случаи, когда слишком большой технический успех предприятия, ронявший цены на его продукты, был чрезвычайно невыгоден предпринимателю"... (с. 15). При отсутствии категорий капиталистического хозяйства (ценз и пр.) мы не можем пользоваться даже подобием капиталистических критериев выгодности и должны, вернувшись к натуральному основному соотношению усилий и результатов, придать ему такую новую форму конкретного выражения, которое могло бы быть практически полезно и вне ценностного своего выражения" (с. 14 - 16).
Как же устанавливать искомое соотношение усилий и результатов? А. В. Чаянов подходит к решению этого вопроса следующим образом. Государство определяет на основании опыта предыдущего времени, какое количество различных продуктов необходимо для удовлетворения потребностей населения. Оно, по-видимому, выносит свое решение так же, как это делает глава патриархального натурального хозяйства, по своему усмотрению удовлетворяя одни потребности и отказывая в удовлетворении других. Оно дает задание произвести известное количество единиц того или другого продукта, и иногда встает вопрос о том, как это сделать наиболее выгодным способом. То же государство располагает известным фондом производительных сил, который необходимо использовать так, чтобы он дал максимальный эффект. "В социалистическом обществе почитается выгодной такая затрата труда и средств производства, по сравнению с которой всякая другая затрата того же труда и тех же средств производства дает меньший выход продуктов" (с. 18). Сравнения затрат и выхода продуктов в одной и той же единице не может быть. Понятия чистого дохода поэтому нет, а есть валовой доход. Однако вопрос о затратах для социалистического общества не безразличен. Основная затрата есть затрата труда. Увеличение ее при целесообразной работе дает всегда увеличение количества продукта. На каком-то уровне получение добавочного продукта перестает наконец оправдывать эти дополнительные затраты и на этом уровне дальнейшее производство становится нецелесообразным. А. В. Чаянов
разрешает возникающую здесь проблему отыскания предельного уровня в том смысле, что “уровень напряжения труда социалистического общества, а сообразно и уровень валового дохода будет установлен некоторым равновесием между мерой тягостности труда и мерой удовлетворения потребностей. Мы не знаем,— прибавляет он,— в каких формах технический аппарат социалистического хозяйства будет устанавливать момент этого равновесия; при анализе нашей проблемы для нас это не имеет большого значения" (с. 19). Заметим, однако, что никакого точного критерия у этого аппарата, при предлагаемом А. В. Чаяновым построении, не может быть. Вопрос об этом моменте равновесия должен был бы быть разрешен на основании усмотрения центрального хозяйственного органа так же, как и вопрос о том, какие потребности общества подлежат вообще удовлетворению и в какой мере они должны быть удовлетворены. Условность такого усмотрения не делает его однако невозможным.
Порядок распределения производительных сил А.В. Чаянов иллюстрирует следующим примером. Государство определяет, что ему необходимо 1 ООО ООО пудов овощей. Их можно получить в различных по условиям своей работы хозяйствах. Государственная власть отбирает те из них, в которых потребуется наименьшая затрата средств производства. Проблема распределения средств производства разрешается тем, что производственное задание дано, а производственный процесс должен вестись так, чтобы затраты на его выполнение были минимальны. Но необходимо преодолеть затруднение, вытекающее из несоизмеримости затрат. Это затруднение не столько преодолевается, сколько устраняется в схеме А. В. Чаянова тем, что вводится учет отдельных затрат в отношении к продукту, определяется путем сопоставления с установленной нормой коэффициент производительности каждой затраты в данном хозяйстве и затем выводится средняя. Так, если для получения 1000 единиц зерновых продуктов необходимо по установленным нормам затратить "а" единиц труда, "б" единиц продовольствия, "в" единиц инвентаря и т. д., а фактически затрачено "а"', "б"', "в"' и т. д. единиц, то коэффициенты для данного хозяйства составляют а'/а, б'/б, в'/в и т. д. Их можно просто суммировать и разделить на число элементов затрат, или можно придать каждому элементу особый "вес" в соответствии с предполагаемой его важностью. Так получается сводный коэффициент, характеризующий данное хозяйство. Государство отбирает хозяйства с наиболее благоприятными коэффициентами.
Проблема разрешается на основании того метода, который применяется при оценке племенного скота. Для каждой "статьи" устанавливается свой предельный балл. Затем для данной особи устанавливаются по осмотре ее баллы в некотором отношении к предельным. Их суммируют, и та особь, для которой сумма получается наибольшей, должна быть поставлена по качеству своему на первое место. То, что дают для такой оценки племенного скота предельные "баллы", установленные для отдельных статей, то же для отдельных видов затрат в натуральном хозяйстве социалистического общества должны дать "наряды". На основании имеющегося опыта соответствующие органы определяют нор
мальные затраты различных видов топлива, сырья, оборудования и труда на единицу продукта. Сопоставление с ними фактических затрат и выведение средней для данного хозяйства величины показывает, насколько это хозяйство работает успешно. Государство прекращает работу наименее успешных хозяйств, расширяет работу более успешных, допуская еще работу тех (худших) хозяйств, деятельность которых в данных условиях нужна для того, чтобы произвести заданную для всего социалистического общества массу продукта. Так как продукты так же мало соизмеримы, как и затраты, то естественно, что вопрос об успешности для каждого вида продуктов должен быть поставлен отдельно. Таково было в основных чертах предложение А. В. Чаянова.
Это была схема безденежного хозяйства в точном смысле слова. И то, что предлагал А.В. Чаянов, вытекало из намерения построить схему без денег и без единого измерителя. При таком задании необходимо было предоставить государству определить размеры потребностей своих граждан и распределить между ними предметы потребления не по их выбору, а по государственному плану. И отсюда же вытекало, что государство должно было бы взять на себя и решение ряда других задач по своему усмотрению: оно устанавливало бы "наряды", определяющие нормальные затраты всякого отдельного вида средств производства на всякий отдельный продукт, оно устанавливало бы критерии для определения выгодности работы каждого отдельного хозяйства, т.е. перечни признаков, по которым делался бы вывод о качестве работы хозяйства, и "веса", с которыми каждый из признаков входил бы в общую их сумму. Все было бы построено на условных признаках, вероятно не вполне произвольных, а основанных на опыте, но не навязанных с объективной необходимостью руководящему органу этой хозяйственной системы.
Как ни сложен весь этот порядок, как ни условны все эти признаки, на которых он построен, мы не можем утверждать, что он не мыслим, хотя он и кажется нам маловероятным. С тем что он маловероятен, согласятся должно быть очень многие, и здесь нет надобности приводить какие-либо соображения для того, чтобы доказать это. Но мы хотим отметить, почему он кажется нам мыслимым. Самые благоразумные и прозорливые люди не сумели бы построить такую хозяйственную систему иначе, как опираясь на твердое основание традиций и выработанных в течение донатурального (т.е. товарно-денежного) периода навыков и представлений. Но дальше, имея известную исторически сложившуюся и доставшуюся им базу, они могли бы расширять хозяйство в отдельных частях и в целом и совершенствовать его в отдельных предприятиях и отраслях. Не было бы никакой возможности судить о том, является ли их путь расширения и совершенствования наиболее выгодным с точки зрения современных хозяйственно ценностных представлений. Но не доказано, что эти представления довлеют всей истории рода человека, прошедшей и будущей. Государственное натуральное хозяйство было бы столь отлично от современного хозяйства не только капиталистического, но и всякого иного существующего типа, что нет смысла анализировать его возможные достоинства и недостатки с современных хозяйственных точек зрения. Довольно правдоподобно, что установленное при существующем ныне уровне произ
водительных сил, оно таило бы в себе опасность очень низкого удовлетворения потребностей всего населения. Но, может быть, установленное на базе очень высокого уровня народного богатства, оно было бы осуществимо в качестве системы, обеспечивающей населению известный достаток.
Никто не мог бы сказать, насколько такая система была бы хороша или плоха. Но это была бы действительно система безденежного хозяйства, система, в которой устранены были бы все остатки прежнего ценностно-денежного счета.
Особую группу образуют предложения, кладущие в основу измерения затраты труда в производстве. Сюда относятся те точки зрения, которые развиты в статьях X. Креве и В. Сарабьянова, в трудах валютной подкомиссии "Комиссии при НКФ по подготовке реформы по материализации бюджета и по выработке нового ценностного измерителя" и в работах С. Г. Струмилина.
Соображения X. Креве ("Учет трудовой ценности предмета и очередные задачи хозяйственного строительства","Народное хозяйство". г., № 1— 2) сводились к следующему.
"Разрушенное вконец наследие буржуазного строя — бумажный рубль,— писал он,— доживает последние дни. Это ясно. Но что должно быть дальше? Отсутствие ли всякого ценностного учета или что-либо иное?" Необходимо ли “отказаться от всякого ценностного учета и ценностного сравнения одного продукта с другим или нет, это вопрос, который еще не всеми одинаково решается" (с. 55). X. Креве отвечал на вопрос в том смысле, что для определения выгодности производства, для установления себестоимости продукта и для построения рациональной системы распределения ценностный учет необходим. "Ведь существующий способ распределения по аршинам и по фунтам и проч.— это просто безалаберная растрата"... (ср. 56). Самый учет он предлагал производить в "трудочасах", поясняя предлагаемый метод следующими соображениями".
“Трудовая ценность предмета заключается в количестве человеческой трудовой энергии, затраченной целесообразно на производство данного продукта и в связи с этим производством, а также на производство того количества материалов и орудий, которое затрачено на производство данного продукта. — Количество затраченной трудовой энергии определяется количеством проработанного времени и интенсивностью труда. — Основной единицей трудовой ценности считается один час простого неквалифицированного общественно необходимого труда при выполнении 100% нормы. При невозможности учета интенсивности нормы — при повременной работе — за единицу считается простой час работы" (с. 56). "Отношения между разного рода квалификациями суть отношения тарифных ставок. Тарифные отношения могут быть несколько ошибочными, ненаучными, но это — вопрос тарификации, а не учета трудовой ценности. Для упомянутого учета обязательны те отношения, которые в данный момент установлены тарифными положениями". Наличные запасы средств производства и предметов потребления X. Креве предлагал оценить по ценам довоенного времени, деленным на стоимость одного часа труда до войны и помно
женным на "коэффициент ухудшения условий производства" (с. 57). Такую операцию пришлось бы произвести один раз при переходе к новому методу учета, который после этого мог бы уже вступить в полную силу. Примерная расценка состояла бы из числа трудочасов, соответствующих затрате труда в текущем производстве, плюс число трудочасов, соответствующих затрате материала, плюс еще число трудочасов, соответствующих накладным расходам, слагающимся из оплаты служащих, "разных расходов" и амортизации имущества; к этому надлежало бы прибавить некоторое число трудочасов на "содержание местного совнархоза", на покрытие общегосударственных расходов, на образование государственных фондов и на расходы по распределению (транспорт, распределительные учреждения) (с.58).
Самое распределение должно совершаться в порядке выдачи рабочим удостоверений на известное число трудочасов, причем держатель удостоверений имел бы право получить в распределительном органе любые предметы соответствующей ценности. Предприятие получало бы от совета народного хозяйства количество средств производства, соответствующее ценности — в трудочасах, — сделанных им готовых изделий. "Фонды", о которых говорилось выше, должны были предусматривать накопление для расширенного воспроизводства, и этим разрешался вопрос о накоплении и капитальных затратах. "Итак,— заканчивал X. Креве изложение принципиальных основ своего проекта,— необходимо ввести учет трудовой ценности предметов, установив устойчивую единицу ценности, и организовать Комиссариат распределения и снабжения, как орган, хранящий и распределяющий материальные ценности социалистического государства и призванный ввести необходимую хозяйственность в новую систему производства и распределения. Этим будет вбит последний кол в разлагающийся труп капиталистического хозяйства России" (с. 66).
Как же оценить этот проект? Мы совершенно оставляем в стороне вопрос о возможных технических затруднениях при его осуществлении и вопрос о том, что первые мероприятия автор проекта намечал довольно грубо, в чем он и сам давал себе отчет. Ибо, каковы бы ни были технические трудности, например, по исчислению тех дополнительных трудочасов, которые должны были входить в калькуляцию для покрытия общегосударственных расходов для создания фонда расширенного воспроизводства, — нет основания предполагать, что в течение ряда лет их нельзя было бы преодолеть. Но осуществление схемы связано было бы и с более глубокими затруднениями".
“Трудовая ценность предмета, — гласит основной тезис проекта,— заключается в количестве человеческой трудовой энергии, затраченной целесообразно на производство"... (курсив наш). "Основной единицей трудовой ценности считается 1 час простого неквалифицированного общественно необходимого труда"... (курсив наш). Вопрос о том, какая затрата является "целесообразной" и какой труд "общественно необходимым" в условиях товарно-денежного хозяйства, разрешается, как известно, на рынке. Рынок не оплачивает того труда, который он "не считает" целесообразным, т.е. общественно-необходимым, или оплачивает его лишь в той мере, в какой признает его
целесообразным. Реакция рынка и приспособление к ней производства, т.е. соответствующее перераспределение средств производства и рабочих сил, происходит не гладко, но все ж таки оно имеет место. Цена, в которой рынок выражает свою реакцию, является в условиях товарно-денежного хозяйства основным регулятором и показателем целесообразности затрат. В той системе, для которой X. Креве предлагал свою схему, не было присущего товарно-денежному хозяйству способа установления "целесообразности" затрат и, следовательно, определения "общественно необходимого труда". Но как-нибудь мера целесообразности должна быть устанавливаема в рационально построенном хозяйстве. В изложенном проекте нет соображений по этому вопросу. Каким может быть его решение и какова ценность возможного в пределах описанной схемы решения, на этом мы остановимся в дальнейшем, так как наряду с предложением X. Креве были формулированы другие проекты, в которых имелись попытки разрешить этот вопрос.
Далее следует отметить, что по схеме X. Креве предполагается отчисление на расширение производства некоторой части всего народного дохода в порядке введения в калькуляцию дополнительного числа трудочасов. Это означает следующее. Если действительная затрата составляет 10 трудочасов, а на цели расширения производства считалось бы необходимым обращать 10% всего народного дохода, то предмет должен оцениваться не в 10, а в 11, или точнее в 11,1, трудочасов. Принцип трудового учета этим однако по существу не нарушается, так как относительная ценность двух продуктов все же точно соответствовала бы относительным затратам труда, при условии, конечно, что эти дополнительные начисления к действительным затратам были бы всюду одинаковы. Вместе с тем ясно, что эти начисления были бы пропорциональны сумме трудовых затрат в текущем производстве плюс амортизируемой части продуктов предшествующего производства, т.е. оборудования, сырья и проч., а не пропорциональны ценности всех имеющихся в предприятии средств производства, ибо в противном случае эти начисления как бы соответствовали "проценту на капитал" и принцип определения ценности по количеству затраченного труда был бы нарушен. Относительные ценности продуктов при таком методе ценностного счета должны были бы быть существенно иными, чем были бы меновые отношения в условиях капиталистического хозяйства. Продукты, производимые в отраслях производства с "высоким органическим строением капитала" (если пользоваться понятием, которое Маркс применял к отношениям капиталистического хозяйства) были бы "дешевле", а прочие продукты были бы "дороже". Это повело бы, вероятно, к новому распределению производительных сил. К вопросу о целесообразности такого перераспределения мы также возвратимся в связи с рассмотрением других аналогичных предложений.
Труды "рабочей группы Валютной подкомиссии НКФ", если судить по той их части, которая опубликована в т. I работ Института экономических исследований НКФ ("Денежное обращение и кредит в России и за границей". Т. I, 1914 — 1921 гг. Петроград — Москва, 1922) не прибавляют много существенного к тем точкам зрения, которые изложены выше и в некоторых отношениях дают даже меньше, чем пос
ледние. В указанном томе опубликован доклад К. Ф. Шмелева "Основные вопросы учета в государственном хозяйстве пролетариата" (с.371) с двумя приложениями: проектом декрета СНК "о трудовой единице учета в государственном хозяйстве РСФСР", составленным С. Г. Стру- милиным и одобренным "рабочей группой", и "Положением о трудовой единице учета в государственном хозяйстве РСФСР", составленным К. Ф. Шмелевым и одобренным лишь в первой своей части, так как дальше "рабочая группа" Валютной подкомиссии НКФ не успела его рассмотреть.
Проект декрета должен был объявить, что в РСФСР "устанавливается для всех отраслей государственного хозяйства и управления трудовая единица учета" и что это делается в целях "сведения всего многообразия материального учета в различных единицах измерения к единству ценностного (по общественно необходимым трудовым затратам учета". “За единицу трудового учета, — гласил далее проект, — принимается средняя продукция одного нормального дня простого труда при нормальной его напряженности для данного рода работы. Означенной трудовой единице учета присваивается наименование "тред". На Совет Труда и Обороны возлагается... выработка и установление... (1) правил приведения сложного труда к простому, (2) выраженного в тредах нормального прейскуранта трудовых расценок всех хозяйственных благ и услуг, подлежащих учету, и (3) порядка периодического, по мере надобности, пересмотра этих правил и прейскурантов". Проект "положения" несколько иначе определял трудовую единицу учета и устанавливал по сравнению с проектом декрета некоторые подробности, но не выяснял, как должна будет разрешаться в новых условиях та проблема установления меры общественно необходимого труда, которая в условиях товарно-денежного хозяйства разрешается рынком, каков будет порядок накопления и распределения и как он будет связан с порядком учета. Схема, изложенная X. Креве на страницах "Народного хозяйства", давала в этом отношении хотя и недостаточно, но все же несколько больше.
Глубже к этим же проблемам подошел С. Г. Струмилин в своей работе о "проблемах трудового учета”, написанной в октябре 1920 г. и перепечатанной в сборнике его статей "Проблемы экономики труда" (М., 1925).
С. Г. Струмилин исходил из того, что "рубль, уже не может служить мерилом ценности. Но отсюда вытекает лишь то, что мы должны найти другое мерцало ценности, а вовсе не то, что мы вообще можем упразднить это понятие и обойти без всякой оценки. Отпала лишь одна из исторических форм выражения ценности, но образующий ценность фактор — трудовые затраты — не только сохраняет все свое значение, но даже неизмеримо увеличивает его в трудовом обществе. Учет трудовых затрат в прошлом для равномерного распределения их в будущем, т.е. учет трудовой ценности всех производимых благ для составления единого хозяйственного плана, становится здесь более настоятельным, чем когда-либо" (с. 202, 203). Но С.Г. Струмилин не ограничивается этим утверждением. Ссылаясь на слова Маркса, что при построении хозяйственного плана в социалистическом обществе "время, отводимое
на производство различных предметов, будет определяться их общественной полезностью", он переходит к анализу этой стороны явления.
“В самом общем виде,— продолжает С.Г. Струмилин, — проблема хозяйственного плана, это проблема о наивыгоднейшем использовании производительных сил общества. Конкретно дело сводится к разрешению математической задачи о том, какое распределение производительных ресурсов страны может обеспечить максимум удовлетворения потребностей при минимуме трудовых затрат" (с. 209). "Для измерения полезности у нас нет инструментов"... Но в отношении общественной полезности в отличие от индивидуальной С.Г. Струмилин считает задачу разрешимой, во-первых, потому, что она представляет "довольно устойчивую величину", и, во-вторых, потому, что с точки зрения общественной полезности "на первом плане остается лишь общая для всех благ способность удовлетворить известную долю общественных потребностей. С этой точки зрения все хозяйственные блага принципиально сравнимы и соизмеримы" (с.211). Что касается измерения изменений этой величины, то эта задача разрешается тем, что "полезность единицы какого-либо блага является определенной функцией его количества". Так как закон этой функции не достаточно изучен, то С.Г. Струмилин предлагает принять "в качестве рабочей гипотезы, или первого приближения к этому закону... что при возрастании средств удовлетворения в геометрической прогрессии степень насыщения или, говоря вообще, удовлетворенности ими возрастает лишь в арифметической прогрессии" (с.211). Отсюда следует, "что каждая новая единица труда, затрачиваемая в производстве, дает все меньшую добавочную полезность. Значит, должен наступить момент, когда новая прибавка труда даст результат, уже не окупающий своей полезностью затраченных усилий (курсив мой. — JI. Ю.). Это и будет естественный хозяйственный предел расширения производства при данном уровне продуктивности труда. С другой стороны, поскольку нам нужны различные блага, мы на основании той же зависимости сможем определить наивыгоднейшую пропорцию распределения своих усилий в различных производствах".
Прежде чем продолжать изложение, отметим здесь — ибо мы не имеем в виду возвращаться к этому историко-догматическому вопросу,— что ход мыслей, переданных в последнем абзаце, теснейшим образом примыкает к тому, что было написано по вопросу о полезности рядом писателей, среди которых особенно следует, как известно, отметить Госсена, Менгера, Вальра, Джевонса, Маршалла. Формула Дже- вонса, которую он выражает в словах "труд будет затрачиваться до тех пор, пока приращение полезности от какого-либо приложения его в точности сбалансирует приращение усилия" ("labour will be carried on until the increment of utility from any of the employments just balances the increment of pain", W.S. Stanley Jevons, "The theory of political economy", ed, London, 1911) почти буквально воспроизведена у С.Г. Струмили- на. Правда, Джевонс имеет в виду индивидуальные полезности, а С.Г. Струмилин — общественные. Но последние едва ли слагаются из чего-либо иного, кроме индивидуальных полезностей, причем насыщение общественной потребности при увеличении количества потребляе
мых благ едва ли происходит вследствие иной причины, кроме насыщения индивидуальных потребностей. Давнишние идеи так называемой школы предельной полезности (и притом даже в более наивном, психологическом ее варианте) лежат целиком в воспроизведенных выше соображениях.
Дальнейшие соображения С. Г. Струмилина могут быть изложены кратко. "Карточная система" распределения, — писал он,— это плод милитаризма и нищеты и рано или поздно она должна будет уступить свое место свободе выбора средств потребления". "Допустим, что у каждого из нас имеется заборная книжка, в которой ежемесячно нам открывается кредит на известную сумму единиц трудовой ценности, а в общественных магазинах все продукты снабжены ярлыками с трудовой их расценкой, и вы в праве забирать их свободно, пока не исчерпаете своего кредита". "Конечно, в социалистическом обществе не потребуется денег в современном смысле этого слова. Не будет там и меновой ценности. И все же в качестве регулятора распределения благ там не обойтись... без похожих как две капли воды, на старые цены трудовых расценок. С той лишь разницей, что расценки эти будут происходить не на рынке — за спиной производителя, а на его глазах, за станком, в мастерской". Об единице измерения С. Г. Струмилин высказывался здесь так же, как в том проекте декрета, который упомянут был выше.
Критерием степени рациональности затрат в этом построении в конечном счете сделана полезность хозяйственных благ. Ибо распределение труда по различным линиям производства имеется в виду регулировать с таким расчетом, чтобы полезный эффект его затраты по всем линиям был одинаков. Иначе дело, конечно, и не может быть поставлено и здесь повторяется мысль, которая получила уже широкое распространение в экономической литературе последнего столетия. Однако от принципа необходимо перейти к практическому его проведению. В условиях товарно-денежного хозяйства процесс приспособления затрат к потребностям совершается на рынке. С. Г. Струмилин полагает, что в социалистическими хозяйстве та же задача может быть разрешена исследованием строения бюджетов, выведением на основании соответствующих материалов коэффициентов сравнительного значения различных потребностей и изучением вопроса о том, как изменяется полезность в зависимости от изменения количества благ, служащих к удовлетворению соответствующей потребности. Попытки построения кривых или "уравнений спроса" на основании эмпирического материала уже давно делаются в экономической литературе и не исключено, что при более обильном и специально собираемом с этой целью материале, особенно в условиях такой социальной системы, в которой потребности и способы их удовлетворения были бы чрезвычайно нивелированы, — не исключено, что при наличии этих условий можно было бы получить ряд уравнений, которые позволили бы до известной степени предусмотреть, насколько расширится потребление продукта при том или ином его удешевлении и обратно. Состояние самих товарных складов социалистического государства все же должно было бы решать вопрос в последней инстанции, ибо именно оно показывало бы во всякое время, насколько формулы предусмо
трели верно действительный спрос потребителей (при постулированной С.Г. Струмилиным свободе потребления, конечно): "бестоварье" заставило бы расширить производство, а "затовариванье" — сократить его, что, конечно, отразилось бы на себестоимости. Восстановление равновесия было бы результатом комбинированного изменения размеров производства и оценок.
Эта часть механизма напоминала бы, по-видимому, некоторые части механизма товарно-денежного хозяйства. Следуя очень строго тем принципам, которые изложены нами по схеме С.Г. Струмилина, соответствующий орган социалистического государства, правда, не мог бы или не должен был бы менять "трудовые расценки", "похожие как две капли воды на старые цены", в зависимости от усиления или ослабления требований потребителей на тот или другой продукт, ибо трудовая оценка зависит от условий производства и могла бы измениться лишь с изменением этих условий. Соответствующий орган при строго принципиальном отношении должен был бы восстанавливать равновесие на указанном участке только путем приспособления размеров производства к спросу. Он мог бы менять оценку лишь после того, как изменение размеров производства отразилось бы на высоте себестоимости предмета. Но если бы наш орган нарушил чистоту принципиальной позиции, то он мог бы достигнуть более быстрого восстановления равновесия путем повышения или понижения расценки. Правда, последняя перестала бы быть тогда строго трудовой, но она могла бы колебаться в ту или другую сторону около последней. Метод изменения расценок под влиянием усиленного спроса вытекал бы из желания достигнуть быстрейшего приспособления "предложения" к "спросу" (при свободном потреблении имелось бы полное основание говорить о спросе и предложении в отношении предметов потребления). Но мы должны признать, что в этом не было бы ничего безусловно обязательного. Разрывы между спросом и предложением могли бы существовать в течение некоторого времени в отношении того или другого продукта. Однако в том случае, если бы они были длительны и касались бы немалого количества продуктов, они сорвали бы самую систему свободного потребления и заставили бы заменить ее пайковой системой: порядок, при коем оценки не приспособляются достаточно быстро к изменяющимся условиям спроса и предложения, всегда таит в себе такую опасность.
Как бы то ни было, понятие общественно необходимого или целесообразно затрачиваемого труда при этом варианте трудового учета не висит уже в воздухе, ибо схема С.Г. Струмилина имеет в виду "урегулировать производство... в согласии со спросом и таким образом обеспечить всем и каждому возможный максимум удовлетворения потребностей" (с. 216). Общественно необходимым окажется при такой постановке вопроса лишь тот труд, который затрачен в соответствии с разрешением этой задачи. Установление того, является ли в данной отрасли промышленности и на данном предприятии труд данной предельной группы рабочих или данного рабочего определенной работоспособности и квалификации общественно необходимым, сможет быть решено по признаку, хотя и не совпадающему с нынешним признаком рентабельности, но аналогичному этому последнему. Вопрос будет разрешен
на основании того, как велика будет при использовании труда этой предельной группы себестоимость продукта, и будут ли потребители приобретать этот продукт при такой его себестоимости в том количестве, в каком он производится. Может быть, "формулы”, которые имеет в виду С. Г. Струмилин, позволят предусмотреть это и решить вопрос достаточно безошибочно, не доводя дело до перепроизводства или недопроизводства. Может быть, вопрос будет разрешаться эмпирически, путем нащупывания результатов, и тогда будут иметь место колебания, напоминающие те, которые имеют место в товарно-денежном хозяйстве. При принципиальной постановке вопроса это несущественно. Не существенно в данной постановке вопроса и то, насколько гибка будет описываемая система в отношении приспособления предложения к спросу. Эта гибкость зависела бы от столь сложного комплекса обстоятельств, что она могла бы оказаться и выше и ниже той, которая наблюдается в условиях капиталистического хозяйства, и едва ли есть возможность произнести об этом какое-либо достаточно обоснованное суждение.
Если под систему учета подводится то основание, которое выдвинул в своем построении С. Г. Струмилин, если, говоря общепринятой терминологией, она опирается на кривые спроса, то в этой части концы сводятся с концами и предлагается построение, в котором нет ничего невозможного. "Общественные магазины", о которых идет речь, выполняют в описанной схеме обычные функции розничного рынка. Остается то глубоко важное отличие, что оценки на этом рынке устанавливаются исключительно на основании трудовых затрат. К этому вопросу мы сейчас и перейдем. Здесь отметим только, что при существовании спроса со стороны потребителей и при необходимости приспособления к нему производства не может не существовать и спрос со стороны отдельных производственных организаций и между ними необходимы расчеты для того, чтобы определить степень "хозяйственности" в работе каждой из них. Эти расчеты могут происходить в форме книжных записей или как-либо иначе. Но их, конечно, пришлось бы производить в той же единице, в которой оценены были бы и предметы потребления.
Теперь об этой единице. С.Г. Струмилин писал: "В качестве единицы трудовой ценности я предлагаю принять ценность продукта труда одного нормального работника, первого тарифного разряда при выполнении им нормы выработки на 100%". X. Креве заявлял: "Основной единицей трудовой ценности считается один час простого неквалифицированного общественно необходимого труда при выполнении 100% нормы". У К.Ф. Шмелева формулировка гласила: "За единицу измерения труда принимается один нормальный день рабочего первого тарифного разряда при выполнении им нормы выработки или задания в 100%... Стоимость изделий или услуг учреждения или предприятия слагается из выраженных в тредах затрат живого труда в нем на эти изделия или услуги и трудовой стоимости потребленных средств производства". Эти определения не совсем тождественны, но различия между ними касаются таких пунктов, которые с точки зрения интересующих нас проблем имеют мало значения. Во всех этих определениях, как и во всех изложенных выше схемах, для нас важно то, в чем все они схо
дятся. А сходятся они в том, что при оценке отдельных предметов должны иметь значение лишь непосредственная затрата труда, затрата материалов и амортизация орудий производства, но не должно иметь значение то, что Маркс называет “органическое строение капитала”. Положим для простоты рассуждения, что амортизация некоторой части орудий производства столь ничтожна, что ею можно пренебречь. Тогда с указанной точки зрения на оценку продукта не влияет то обстоятельство, много ли используется в данной отрасли хозяйства этих средств производства или мало. Другими словами, в калькуляцию не вводится то, что в иных хозяйственных условиях носит название процент на капитал.
Рассмотрим последовательно, возможно и целесообразно ли это.
На вопрос о возможности следует ответить утвердительно. Само собой разумеется, что такой способ ценностного счета требует перераспределения средств производства по сравнению с тем их распределением, которое имеет место при условии калькуляции современного типа. Чтобы представить себе это, достаточно вспомнить содержание девятой главы второго отдела т. Ill (1, 3) "Капитала" К. Маркса, озаглавленной "Образование общей или средней нормы прибыли и превращение ценностей товаров в цены производства" и десятой главы, озаглавленной "Уравнение средней нормы прибыли посредством конкуренции", где показано, как с точки зрения трудовой теории ценности прибавочная ценность перераспределяется пропорционально капиталам, вложенным в отдельные отрасли производства, и как вследствие выравнивания нормы прибыли товары обмениваются не пропорционально затраченным на производство их количествам труда, а пропорционально "издержкам производства" предприятий, покрывающим заработную плату и прибыль: "...капитал извлекается из отрасли с более низкой нормой прибыли и устремляется в другие, которые приносят более высокую прибыль. Посредством такой постоянной эмиграции и иммиграции, посредством своего распределения между различными сферами производства, смотря по тому, где норма прибыли падает, и где повышается, капитал осуществляет такое отношение между спросом и предложением, что в различных сферах производства создается одна и та же средняя прибыль, и благодаря этому ценности превращаются в цены производства” ("Капитал", т. III, ч.1, под редакцией Базарова и Степанова. М., 1907, с.172, 173: я пишу "ценность", а не "стоимость", как говорится в переводе; курсив мой. — Л.Ю.).
Само собой разумеется, что в случае установления учета по чисто трудовому принципу необходимо было бы осуществить новое отношение между спросом и предложением. Цены или то, что будет соответствовать им, согласно заданию будут пропорциональны для каждого продукта трудовым затратам, т. е. они в одних случаях будут выше, а в других случаях ниже, чем в условиях капиталистического хозяйства. Следовательно для приспособления предложения к спросу необходимо будет в одних случаях уменьшить производство, а в других случаях расширить его. Такое перераспределение средств производства в переходное время не должно было бы вовсе означать перераспределение тех орудий и материалов, которые уже имеются налицо. Достаточно было
бы, чтобы новые капитальные вложения совершались в соответствии с новым принципом. В каком бы порядке ни совершалось накопление по схеме ли X. Креве или по какой-либо иной — раз средства для расширенного воспроизводства находились бы в распоряжении государства, оно могло бы распределить их между различными отраслями хозяйства так, чтобы осуществилось искомое (при новых "ценах") соотношение между спросом и предложением и в новых условиях установилось необходимое всякой экономической системе хозяйственное равновесие. Нетрудно усмотреть, что эта "реэмиграция" и "реиммиграция" — хотя бы в указанном условном смысле — должна будет совершаться в направлении усиления средств производства в отраслях промышленности, с "высоким органическим строением капитала", т. е. в тех, в которых в отношении к капиталу занято сравнительно мало рабочих сил, ибо в условиях капиталистического хозяйства именно здесь с точки зрения трудовых оценок цены относительно высоки и, следовательно, здесь при переходе к трудовым оценкам они должны будут быть снижены; при сниженных же оценках для полного покрытия спроса понадобится большее количество продуктов. Такое приспособление производства к новому методу оценок и к соответствующему изменению спроса может оказаться довольно сложным и потребовать длительного периода времени, но, повторяем, нам не кажется, чтобы оно было невозможно, раз вся та доля национального дохода, которая обращается на расширение производства, находится в полном распоряжении государства, и государство затрачивает ее так, как оно хочет это сделать. Нужно только, чтобы последнее условие действительно было осуществлено. Едва ли все сказанное могло бы быть поэтому проведено в жизнь при существовании вне сектора государственного хозяйства еще и сколько сколько-нибудь значительного сектора частного хозяйства.
Но вопрос о возможности не совпадает с вопросом о целесообразности. И нам кажется сомнительным, чтобы государственное хозяйство что-либо выиграло от перехода к тому методу учета, который описан выше на основании предложений, сделанных в 1919 — 1921 гг. X. Креве, Валютной подкомиссией при НКФ, С.Г. Струмилиным и др. Мы думаем, напротив, что эти предложения и в обстановке социалистического хозяйства имели бы неблагоприятные последствия. То обстоятельство, что самый крупный из социалистических мыслителей, К. Маркс, анализировал социальные отношения в капиталистическом обществе с точки зрения затраты труда на производство товаров, само по себе не может служить основанием к тому, чтобы положить этот принцип описания капиталистического хозяйства в основу хозяйственной практики совершенно иной социально-экономической системы. Борьба рабочего класса против капиталистической системы происходит ведь не потому, что товары обмениваются пропорционально "издержкам производства", а не "трудовым ценностям", т. е. не потому, что вся масса прибыли "перераспределяется" пропорционально затраченным в отдельных отраслях производства капиталам, а потому, что эта прибыль поступает в распоряжение владельцев капитала. Цель этой борьбы заключается не в том, чтобы не было "перераспределения" всей массы прибыли между
капиталистами и чтобы продукты расценивались пропорционально затратам труда, а в том, чтобы вообще не было присвоения "прибавочного продукта" владельцами средств производства. Даже из описания и критики капиталистической системы К. Маркса поэтому не вытекает необходимость того решения вопроса о порядке оценки хозяйственных благ в социалистическом хозяйстве, которое приводит к учету продукции в тредах и к соответствующему ее распределению.
С. Г. Струмилин мотивировал свое построение следующим соображением: “...человек не имеет основания “экономизировать” что-ли- бо, кроме своего труда. Материя и энергия природы, потребляемые нами в процессе производства, сами по себе не уничтожаемы и неистощимы. Их экономить, поскольку они достаются нам даром, не стоит. Если же для использования их мы вынуждены затратить свой труд, то мерой этих затрат, и только их, мы и оценим соответствующие материальные блага или источники механической энергии" ("Проблемы экономики труда", с. 220). Едва ли указание на "неистощимость" правильно даже с естественно научной точки зрения. И весь ход мыслей во всяком случае неправилен с точки зрения экономической. Возьмем один из многочисленных примеров. Мы не можем не "экономизировать" площади в центре города, потому что таких площадей имеется ограниченное количество. Поэтому мы должны хозяйственно оценивать ее, хотя создание ее и не стоило труда. Правда, можно утверждать, что мы оцениваем ее именно потому, что расположение ее позволяет нам сберечь труд, необходимый на переходы и переезды. Но это не меняет сущности дела. Если предмет нам нужен, но его в нашем распоряжении нет, то для получения его мы затратим труд. Но если он есть, то мы тем не менее будем ценить его, хотя бы мы труда на него не затратили. Мы "экономизируем" таким образом нефтеносные земли, залежи руды, участки земли, отличающиеся какими-либо преимуществами по сравнению с теми, которые имеются в неограниченном количестве, и т. п. Государственное хозяйство не может не "экономизировать" этих предметов и в отношении к ним аргументация С. Г. Струмилина, изложенная выше, очевидно, не верна. Можно было бы только утверждать, что государство должно оценивать эти предметы в меру той экономии труда, которая получается благодаря их существованию. Однако это вопрос особый и правильность такого утверждения нисколько не колебала бы того положения, что эти предметы приходится оценивать и что распоряжаться ими нужно экономно.
Но как оценивать? Как производить оценку тех благ и, в частности, тех средств производства, которые сами являются продуктом труда? Последние-то "экономизировать" во всяком случае необходимо. Будет ли соблюдена достаточная экономия в отношении их в том случае, когда при оценке продукта, произведенного при помощи этих средств производства, на последний будет перенесена только амортизация средств производства без начисления некоторого процента на полную их ценность. Мы полагаем, что не будет. Накопление дает и, вероятно, всегда будет давать меньшие ресурсы для расширения хозяйства, чем те, которые могли бы быть еще целесообразно использованы. Распределение этих ресурсов между отдельными отраслями про
изводства (при условии сосредоточения накопления в руках государства и государственного распоряжения накоплением) возможно произвести так, чтобы равновесие между спросом и предложением достигалось при оценке продуктов по одним трудовым затратам. Однако не только ничем не доказано, что это будет наиболее рациональное распределение, а имеются все основания полагать, что оно было бы мало рационально. Такой метод оценки игнорировал бы, что средства производства, имеясь в ограниченном количестве, должны быть администрируемы на основании особого режима экономии. Для установления такого режима недостаточна оценка, обеспечивающая их воспроизводство, а требуется нечто большее. Начисление процентов представляло бы и в условиях социалистического хозяйства такую гарантию, являющуюся одновременно и методом накопления, так как начисления создавали бы фонд для расширенного воспроизводства. Начисление процентов легче и правильнее, чем какой-либо другой порядок, позволило бы направлять вновь накопляемые средства производства в те отрасли хозяйства и предприятия, в которых мог бы быть получен наибольший хозяйственный эффект.
При ограниченном количестве средств производства и при ограниченном накоплении вопрос о направлении новых производительных сил в ту или другую отрасль хозяйства имеет первостепенное значение. Как разрешить эту хозяйственную проблему, если не только стремиться к тому, чтобы осуществить в хозяйстве какое-либо равновесие, а добиваться того, чтобы это было равновесие, обеспечивающее наибольший эффект в отношении удовлетворения потребностей общества? Как найти показатель меры этого удовлетворения, который мог бы служить компасом для органа устанавливающего производственный план? Та схема, о которой мы говорили до сих пор, такого показателя не дает. Она, как сказано было выше, сводит концы с концами, но в ней нет ничего доказывающего, что ее метод является лучшим с точки зрения возможно более полного удовлетворения потребностей.
Уверенность в том, что эта задача разрешена, существовала бы только в том случае, если бы государство направляло принадлежащие ему средства производства в те отрасли хозяйства, за продукты которых оно могло бы получить от потребителей наибольшую плату в тех ценностных единицах, в которых потребители рассчитывались бы с государством. Ибо готовность больше "заплатить" и есть указатель того, что данный продукт потребителю больше всего нужен. Лишь в том случае, если бы государство, взявши за исходную позицию какую-либо систему оценок, стало строить производственный план и план новых капитальных затрат с таким расчетом, чтобы получить от новых затрат максимальный ценностный эффект, лишь в этом случае оно вступило бы на путь отыскания того распределения производительных сил, которое дало бы с точки зрения потребностей всего общества наибольшие результаты. Но тогда оно стало бы затрачивать средства производства по возможности там, где результат производства мог бы покрыть не только первоначальную оценку этих средств производства, но и дать сверх этого еще излишек. Возможность получения тако
го излишка покоилась бы на том, что средства производства имелись бы в ограниченном количестве. Этот-то излишек и составлял бы тог- да"процент" на произведенные государством капитальные (по нынешней терминологии) затраты. Введение его в калькуляцию и готовность потребителей принять эту калькуляцию означали бы, что государство направляет производительные силы, находящиеся в его распоряжении, по руслу максимальной эффективности затрат, конечным критерием которой было бы производство благ наибольшей общественной полезности.
Эта постановка вопроса, конечно, ни в какой мере не исключает стремления к снижению стоимости продуктов. Наоборот, только при таком использовании производительных сил возможно было бы построение рационального плана производства, т.е. достижение максимальных результатов с наименьшей из всех возможных затрат.
С точки зрения "права на полный продукт труда отдельного рабочего можно было бы привести аргументы в пользу учета продуктов по одним трудовым затратам. Однако во всяком обществе отдельный участник производственного процесса может получить лишь часть продукта, ибо другая часть должна пойти на общегосударственные расходы и на производство средств производства. Часть продукта труда всегда будет обращена на накопление. А если это верно, то не видно, почему в процессе оценки эта доля, присваиваемая обществом в целом, должна быть исчисляема так, как это намечается, например, у X. Креве, а не пропорционально затратам средств производства, т. е. аналогично тому, как в капиталистическом хозяйстве начисляется процент на капитал. Только реминисценции о том, что процент на капитал в капиталистическом хозяйстве образует классовый доход, могли бы служить психологическим основанием для отказа от такого способа калькуляции. Рациональных оснований для такого отказа не имеется.
Резюмируем то, что сказано выше, и дополним попутно приведенные выводы еще несколькими указаниями. "Энергетическая" схема, предложенная М. Смит и С. Клепиковым, действительного отношения к вопросу об учете хозяйственного значения продуктов и средств производства не имеет. Она так и осталась сырым наброском. Не были разработаны ни все предпосылки этой схемы, ни все вытекающие из нее выводы. Они и не могли быть разработаны потому, что серьезная попытка продумать эти предложения до конца показала бы, что в них нет элементов ни для учета полезности хозяйственных благ с точки зрения потребностей тех людей, для которых эти блага производятся, ни для учета совокупности всех затрат, имеющих значение для того общества, которое занимается производством и стремится рационально руководить им. Эта схема стоит совершенно особняком в литературе вопроса. О ней приходится упомянуть лишь потому, что она была высказана, но ее нельзя включить в разряд предложений, формулировавших мыслимые решения вопроса,
поставленного жизнью в эпоху первой попытки построения социалистического хозяйства на обширной общественной основе. Действительный интерес представляют прочие предложения, изложенные выше и примыкающие в различных своих частях к тем точкам зрения, которые были высказаны по вопросу о формах учета в социалистическом хозяйстве и в мировой литературе. Классифицировать эти предложения можно с разных точек зрения и по различным признакам: это вопрос целесообразности. Нам представляется наиболее удобным разделить их на две группы: схемы, отказывающиеся от установления единого ценностного принципа, и схемы, остающиеся при едином ценностном принципе. С этой классификацией не совпадает другая, имеющая в виду с одной стороны схемы, основанные на свободном потреблении, и с другой стороны, схемы, исходящие из связанного потребления, т. е. из распределения продуктов между потребителями не по свободному выбору последних, а по системе выдачи каждому определенного пайка. Схема учета без единого ценностного измерителя, по-видимому, возможна только при одновременном существовании "пайкового" распределения продуктов, но схема, сохраняющая единый ценностный измеритель, может существовать при различных системах распределения, хотя содержание и смысл ее при свободном и при связанном потреблении будут совершенно различны. То, что представил в своей работе А. В. Чаянов, есть попытка построения обширного общественного хозяйства, как хозяйства чисто натурального. Натуральному хозяйству соответствует натуральный учет. Недостатки натурального или материального учета достаточно известны. Возражения против него, исходящие из того, что при нем отсутствует возможность соизмерения разнообразных затрат между собой и всех затрат, вместе взятых, с их результатами, остаются в силе и после того, что было высказано в пользу своего проекта А. В. Чаяновым или в пользу аналогичного проекта Отто Нейратом. Но указания А. В. Чаянова на возможность применения частных измерителей в отдельных производствах правильны, и хотя остается неясным, как могло бы быть поставлено рационально, т. е. наиболее производительно, все народное хозяйство в целом, но можно признать, что частные измерители позволили бы рационализировать отдельные части общественного хозяйства. Почему связанное потребление должно сопутствовать организации общественного хозяйства этого типа, кажется, ясно само собой. Потребитель может свободно выбирать либо в том случае, если количество всех благ неограниченно и ему вообще предоставлено потреблять все, что он хочет (но схема А. В. Чаянова не построена на этом предположении), либо в том случае, если он располагает покупательной силой, выраженной в каких-то единицах и в соответствующих единицах оценены те продукты, между которыми потребитель должен осуществить свой выбор (но при схеме чисто натурального учета такой оценки не существует).
Мы отметили выше в нескольких словах то отношение к этой схеме, которое, на наш взгляд, может быть высказано о ней при условии соблюдения научной осторожности. Она мыслима в том отношении, что в ней нет внутреннего, логического противоречия. Она не обес
печивает рационального ведения хозяйства в том смысле, в каком принято понимать хозяйственный рационализм, вкладывая даже очень широкое содержание в это понятие. Но она не исключает роста накопления и производительности труда, если даже и не гарантирует того, что прогресс этот будет вполне измерим. Она мыслима, хотя и представляется крайне мало вероятным, чтобы она когда-нибудь получила осуществление. Схемы, ищущие единого принципа учета, или оценки хозяйственных благ, могут сочетаться, как сказано выше, с обоими формами потребления: связанной (пайковой) и свободной. При связанном потреблении размеры производства определялись бы не характером и объемом всегда несколько подвижного потребительского спроса, а целиком и твердо государственным планом, который, будучи планом производства, вместе с тем был бы и планом потребления. Но какой- либо учет по единому для народного хозяйства принципу был бы возможен и был бы полезен, ибо он освободил бы от необходимости разрешения тех сложнейших проблем, которые встают в обширном натуральном хозяйстве, отказывающемся от единства учета. Поскольку стихийный спрос не оказывал бы влияния на размеры и характер как потребления, так и производства, самый учет элементов производства носил бы условный характер и его можно было бы произвольно построить на основании того или иного принципа. Мы полагаем, что возможен был бы чисто трудовой учет с сравнительной оценкой различных видов труда по шкале (тарифу), установленной государственной властью. Но возможен был бы и учет на основании расценок, преемственно примыкающих к тем ценам, которые существовали бы в период перехода к новой системе общественного хозяйства от предшествующей ей формы товарно-денежного хозяйства. Цены превратились бы в производственные расценки, в которые государственная власть могла бы вносить поправки и изменения по мере того, как изменялись бы технические условия производства в отдельных отраслях хозяйства. При изобретении, положим, новых прядильных машин, государство могло бы и даже должно было бы изменить оценку пряжи и вслед за тем оценку всех тех продуктов, при изготовлении которых затрачивается пряжа. Государство могло бы принимать во внимание при расценке продукта процент на затраченные средства производства, и это было бы целесообразно, как мы пытались показать в тех рассуждениях, которые изложены выше. Но оно могло бы и не делать этого. Оно было бы свободно в выборе того или другого принципа оценки потому, что хозяйственное равновесие в системе дано было бы единством декретируемого плана производства и потребления. Схемы, построенные на начале связанного потребления, являются схемами безденежного хозяйства в точном и в полном смысле слова. При связанном потреблении не только нет обмена и процесса оценки в том смысле, в каком они существуют в условиях товарно-денежного хозяйства, но нет ничего даже отдаленно напоминающего их. Нет, следовательно, нужды в деньгах какого бы то ни было, хотя бы и глубоко модифицированного, вида, и нет места для денег. Если хозяйство будет построено на этом принципе, то категория денег будет пол
ностью изжита. Хозяйство эпохи военного коммунизма развивалось в этом направлении. Наркомпрод распределял по пайкам и в принципе по единому плану. Если часть предложений, изложенных выше, все же исходила из предпосылки, что социалистическое общество следует построить на принципе свободного потребления, то это происходило потому, что система пайкового распределения или "казарменного" социализма казалась нежелательной и неприемлемой. Но отказ от этой системы означал на наш взгляд и отказ от безденежного хозяйства, по крайней мере в строгом смысле слова. При свободном потреблении существует спрос и должна существовать та форма, в которой он может найти свое выражение. Для того чтобы потребление было действительно свободным в государственно-организованном хозяйстве, т. е. для того чтобы потребитель мог выбирать те или другие продукты из всего, что производится в данном обществе, в его распоряжении должны иметься платежные средства, а последние должны быть выражены в каких-либо ценностных единицах и в тех же единицах должны быть оценены продукты, среди которых потребитель производит свой выбор. Форма платежных средств совершенно безразлична. Они могли бы быть даже отчеканены из золота, но только было бы бесполезно изготовлять их из такого дорогого материала. Это могут быть какие-либо талоны, какие-либо расчетные знаки, записи в книгах специально организованного для расчетов учреждения, заборные книжки, с чеками, без чеков и т.п. Важно только, чтобы платежные средства были налицо и чтобы потребители располагали ими. Предвидеть возможный порядок получения этих платежных средств не мудрено. Потребитель вследствие своего участия в производстве или вследствие каких-либо других оснований должен будет получить известные суммы платежных средств, которыми, согласно сделанного допущения, он и будет свободно распоряжаться.
Должны ли существовать расчеты аналогичные тем, которые будут в этом случае происходить между потребителем и государством, также и между отдельными государственными организациями, занимающимися производством, транспортом и т.п.? Едва ли можно было бы представить какие либо соображения в пользу отрицательного решения этого вопроса. Правда, при строжайшей централизации управления всем производством, дело расчетов могло бы быть подвергнуто очень большому упрощению. Но, во-первых, вопрос о пределах централизации разрешается в зависимости от рациональности различных организационных форм, и никто не в состоянии предусмотреть, какова была бы разумная степень централизации на различных стадиях развития социалистического хозяйства. И во-вторых, хотя бы в целях учета, расчеты между отдельными частями производственного аппарата всегда оказались бы необходимыми. Рациональность построения всего общественного хозяйства в целом требовала бы, чтобы все расчеты совершались на основании одной и той же единицы, которая и была бы ценностной единицей для данного общества. Техника расчетов могла бы быть различной в разных частях хозяйства.
Такие различия существуют и в пределах капиталистической хозяйственной системы. Мы старались выше показать, что ценностной единицей мог бы быть "трудочас", или "трудодень", или "тред", как говорили в 1920 г. Единицу эту — как и всухую ценностную единицу — пришлось бы определить условно, например, так, как это сделано было в цитированных выше проектах. Условно можно было бы установить и соотношение между различными видами труда. В капиталистическом хозяйстве расценка рабочих различной квалификации совершается на рынке и отражает в течение коротких промежутков времени соотношение между спросом и предложением, а в течение длительных промежутков времени отражает также условия подготовки этих рабочих сил. В социалистическом хозяйстве дело обстояло бы в этой области иначе. Государство было бы гораздо свободней в установлении шкалы сравнительных оценок. Довольно свободное регламентирование в этой области составляло бы, как показывает даже и исторический опыт, вполне осуществимый хозяйственный прием. Применение трудовой единицы мы назвали возможным в том смысле, что и при этом условии вполне осуществимо взаимное приспособление производства (предложения) и спроса и установление хозяйственного равновесия. Доказательства были приведены выше.
Но мы не думаем, чтобы этот метод был единственно возможен в социалистическом обществе, т. е. необходим, и мы полагаем, что он был бы нецелесообразен. При ограниченности средств производства и необходимости сокращать потребление для накопления, наиболее целесообразное распределение производительных сил, т. е. такое их распределение, которое гарантировало бы наиболее полное удовлетворение потребностей всего общества, было бы обеспечено лини, в том случае, если бы в калькуляцию вводилось то, что соответствовало бы проценту на капитал. Ценностная единица все равно оставалась бы условной. Могла бы быть взята та единица, которую новое общество унаследовало бы от старого. Она могла бы быть и изменена, однако лишь с условием сохранения преемственной связи с последней. Государство выплачивало бы определенное количество таких единиц всем лицам, участвующим в производственном процессе и всем тем, которых оно обязано было бы содержать, и оно знало бы, как велико получаемое ими реальное вознаграждение, так как оно знало бы цены своих продуктов. В состав этих цен включался бы процент на ценность средств производства, и таким образом, создавался бы фонд (весь или не весь, ибо наряду с этим могло бы сохраниться какое-либо обложение) для расширенного воспроизводства. При таком методе было бы достигнуто экономически целесообразное распределение средств производства между различными хозяйственными назначениями и не было бы нужды совершать то огромное перераспределение и те значительные переоценки, которых потребовал бы переход к чисто трудовому учету.
Этот метод, будучи на наш взгляд, более целесообразен при всех условиях, совершенно неизбежен при условии сохранения в народном
хозяйстве некоторого числа частных хозяйств или при построении социалистической системы в одной стране и сохранении ее торговых сношений с другими странами. Ибо трудно было бы провести в одном хозяйственном секторе специальную (трудовую) систему учета в то время, как в окружающей среде доминировал бы принцип издержек производства, от которого частное хозяйство отказаться не может. Платежные средства социалистического общества существенно отличились бы от денег капиталистической эпохи. Они лишь в самой ничтожной степени оставались бы орудием накопления. Но они были бы мерилом ценности — или могли бы быть мерилом ценности, если за таковой не принять по изложенным соображениям тред. Они были бы, хотя бы и в ограниченной сфере, орудием обмена, что вытекает из того, что они были бы платежным средством. Степень сужения этой сферы могла бы быть весьма различной, но мы не рассматриваем того случая, когда в пределе она стала бы приближаться к нулю, ибо это означало бы уже переход от данной хозяйственной формы к какой- либо иной. Эти платежные средства выполняли бы таким образом, хотя и в ограниченном уже объеме, некоторые существенные функции денег. Нет никакого основания настаивать на том, чтобы за ними сохранялось название денег, и можно привести серьезные соображения в пользу изменения термина. Но следует вместе с тем подчеркнуть, что описываемая система хозяйства была бы "безденежной" лишь в условном смысле слова. В ней были бы цены, или по крайней мере явления, "как капля воды на другую" похожие на цены, были бы платежные средства, во многих отношениях напоминающие деньги, был бы свободный выбор продуктов потребителями, т. е. спрос, и была бы необходимость поддерживать равновесие между спросом и предложением, либо в порядке изменения цен, либо в порядке изменения размеров производства, либо, что всего правильнее, путем как приспособления цен, так и приспособления производства. Но только при сосредоточенном в руках государства управлении производством, и при распоряжении государства всеми материальными ресурсами страны, стихийный элемент в хозяйстве играл бы сравнительно скромную роль, а плановые элементы управления приобрели бы доминирующее значение. Количественные изменения в этой области были бы столь велики, что "количество перешло бы в качество”, и, несмотря на сохранение элементов денежного хозяйства, вся система стала бы вполне своеобразной, тем более что социальные отношения в обществе стали бы совершенно иными, чем в условиях капиталистического строя. Социалистическое хозяйство мыслимо в качестве системы безденежного хозяйства с единым принципом учета или без единого принципа учета, но, во всяком случае, лишь при условии связанного потребления. Мыслимо не значит целесообразно и не значит даже возможно, ибо для того, чтобы мыслимое стало возможным в обществе, необходимо, чтобы достаточные социальные силы пожелали его осуществить. Едва ли однако, какие-либо социальные силы заинтересованы в построении хозяйственной системы, основанной на пайковом распределении, если только на этот путь не толкает военная обстановка, по
добная той, которая вызвала к жизни систему военного коммунизма. Вне этой обстановки социалистическое хозяйство может быть денежным хозяйством и именно в такой форме его скорее всего и следует представлять себе в качестве рационально построенной хозяйственной системы. Чем больше будет сосредоточение в распоряжении государства средств производства и чем полнее в связи с этим будет проводиться плановое управление хозяйством, тем меньше в нем останется общественно-стихийных процессов и тем ограниченнее будут одновременно становиться функции денег. Если изменится их роль в хозяйстве, то в какой-нибудь момент потребуется и новое их определение. Но кое-что весьма существенное должно сохраниться, особенно в том случае, если не произойдет перехода к учету ценности по одним затратам труда, а будет вестись тот ценностный счет, который принимает во внимание ограниченность средств производства и необходимость такого их использования, при коем достигается максимальное удовлетворение потребностей общества.
Эпоха военного коммунизма не осуществила ни одной из изложенных выше систем. Следующая же эпоха, к описанию которой мы перейдем в дальнейших главах, вышла за пределы этих схем, не только отказавшись от принципа пайкового распределения, но создав условия, в которых оказалось необходимым восстановление денежной системы по образцу тех, которые существуют в капиталистических странах, хотя и с некоторыми немаловажными отклонениями от этих образцов. Новая эпоха ограничила сферу распоряжения государства материальными ресурсами республики, допустив существование частного хозяйства (прежде всего крестьянского, но также и торгового и промышленного) наряду с государственным, приступила к восстановлению связи с мировым хозяйством и пошла на значительное уменьшение степени централизации управления даже и государственными предприятиями. Все это связано было с возвращением к товарно-денежным формам хозяйства и с необходимостью радикального пересмотра государственной денежной политики.
Еще по теме Глава II ПРОБЛЕМА БЕЗДЕНЕЖНОГО ХОЗЯЙСТВА:
- 2. Экономические идеи Программы
- Глава 5 НЭП - КУРС НА СОЗДАНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ экономики
- СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА БОЛЬШЕВИЗМА (МАРТ—НОЯБРЬ 1918 г.)
- Д.В. Мурзин, Н.Ю. Мурзина НОВАЦИЯ В РОССИЙСКОМ ДОГОВОРНОМ ПРАВЕ
- 2. Экономические идеи Программы
- Глава 5 НЭП - КУРС НА СОЗДАНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ экономики
- ОБЩИЙ КОНТУР СИСТЕМЫ
- Глава I ДЕНЕЖНАЯ ПОЛИТИКА ЭПОХИ ВОЕННОГО КОММУНИЗМА
- Глава II ПРОБЛЕМА БЕЗДЕНЕЖНОГО ХОЗЯЙСТВА
- Глава III НОВАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА И ВОССТАНОВЛЕНИЕ ФИНАНСОВОГО ХОЗЯЙСТВА
- Глава У ПОИСКИ МЕРИЛА ЦЕННОСТИ
- РЕФОРМА 1924 ГОДА И НОВАЯ СИСТЕМА ДЕНЕЖНОГО ОБРАЩЕНИЯ
- Советская Россия.
- 1 ПРИЧИНЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОССИИ. СОСТАВ, ЦЕЛИ И ЗАДАЧИ ПРОТИВОБОРСТВУЮЩИХ СИЛ.